Чистая книга: незаконченный роман Абрамов Федор
К чистоте надо вернуться.
РодничкиПока есть искусство, пока есть Махоньки, Лизы, которые несут в себе всю историю, Россия не пропадет.
Она пустит свои корни заново. Как зерно, которое пролежало в сосудах глиняных три тысячи лет.
Лучшие люди должны управлять страной, стоять во главе жизни.Приложения
Савва и Олена
Типы девушек
1. Ставровка – Мария Александровна Толстомясая, неприглядная, лицо – как будто век не сыпала.
Но к чему Ставровке красота, стать, выходка? Кони, да лошади, да новый дом – что может быть их краше?
Да, по земле-то ступает толстощекая, с воротами в передних зубах девка, а люди-то видят коней, да лошадей, да новый дом.
2. Олена Копанева. Ее тоже подпирает сзади скотина (две лошади, да две коровы у Копаневых, да хлев овец). А поля-то?
И, однако, люди не думали о тылах Олены. Они любовались ею самой. Красота над всем возвышалась, над всем верх брала.
Второй ходила в хороводе Олена (первой «Ставровка»), а всем казалось – она хоровод ведет. Стать, выходка, взгляд, речь – глаз отвести нельзя.
А сама Олена? Понимала власть своей красоты над всеми? Понимала. Но она превыше всего блюла честь своего рода. И потом – гордость. Не хотела быть второй. Пущай, пущай впереди вышагивает Ставровка. Пускай тешится своим богатством. А на самом-то деле она впереди, на нее все смотрят.
И такой гордыней от нее несло, что парни и заглядываться на нее не смели. А о том, чтобы посватать… Один ставровский сын отважился на это. Богач. Но с изъяном. И потому Олена спокойно ждала осени, когда будет свадьба. Любви не было. Но такова воля матери. Да и великая честь войти в дом Ставровых.
«На нашем этаже про любовь не думают», – говаривала мать, хотя сама-то по любви во двор Ивана привела.
Любовь к Савве-икотнику пошатнула все устои, которыми держалась Олена.
3. Огнейка. Сама жизнь…
Савва и Иван Порохины
Савва – сила и прямота, смелость и бесстрашие. Все разрешал силой. Во всем полагался только на себя.
Иван – ум, хитрость, изворотливость и вместе с тем обаяние. Из тех, мимо кого нельзя пройти.
Любил и восхищался старшим братом, но рано понял, что не физическая сила правит миром. Иная сила, сила, основанная на богатстве, на деньгах.
Отношение к революционерам отрицательное – брата увлекли. А кроме того, был убежден, что жизнь делают не революционеры, большинство которых голодранцы, а люди дела – культурные, умелые. Отсюда интерес к земцам, к народнической интеллигенции. Рано понял, что ничего не добьешься, поставив к власти Антоху Чаусова и иже с ним.
Иван, как и брат, за преобразование жизни, но мирным путем.
Рассказы ссыльных о первой революции. Жестокость, разрушение. Влияние на Ивана какого-то ссыльного, разуверившегося в революции.
– Люди останутся те же, а значит, и жизнь та же.
Иван стыдится бедности, своего происхождения. Может быть, к матери является ночью, когда никто не видит.
Присматривается к сестре. Огнейка неловко чувствует себя под пристальным, оценивающим взглядом брата.
Иван очень похож на Савву. Утонченный вариант Саввы. Оба русоволосые, белокурые (с пепельным отливом).
Огнейка – в мать. Черноволосая, черноглазая. Бесхитростная. Несчастливая.
Мать хоть именем хотела оградить. Упросила отца Аникия.
Савва с Иваном едут в Ельчу
Подъезжают к Карпогорам. Чистое утро. Воскресенье. Перезвон колоколов. Семь или восемь церквей в долине, и каждая наяривает по-своему.
Братья Порохины
Савва сразу определил свой путь: революция! Ближе и дороже матери и братьев стали революционеры, причем революционеры крайнего толка – столько ненависти и злобы было в нем! И любовь тоже коту под хвост.
Иван, в отличие, от Саввы, человек более скрытный, замкнутый. У него – все внутри. Но путь крови его отталкивает. Не по нему – разрушать. Он – созидатель, делатель. И он очень любит жизнь, женщин. Кроме того, на него оказывают огромное влияние земцы.
Да, да, он тоже хочет общего блага. Ему мало набить карман. Но он рано понимает: без денег ничего не сделать. Деньги – это его орудия, рубанки, фуганки. А потому – разбогатеть.
Соревнование с братом. Кто больше сделает?
Царизм он тоже люто ненавидит. Но он хочет совместить путь общего обновления с собственными удовольствиями. (Человек живет один раз. Имеет ли он право на радости, на счастье?)
Иван терпит крушение.
Иван первый раз в Пинеге в церкви. Видит за свечным ящиком крепкого старика.
– Тише!
– Кто это?
– Это и есть сам Володин.
Володин торгует копеечными свечами. Богач, а копеечки, грошики считает. Почему? Ну, Божье дело справляет. Он староста. В церкви все равны. А из копеечки рубли складываются. Как из песчинок горы.
Побег ссыльных
Везде выставлены заставы. Но Савва – он взялся за организацию побега – перехитрил.
Главного политического ссыльного он замаскировал под большого священника, второго – под служку его, а сам – за седока.
А может, даже главу политссыльных замаскировал под настоятеля монастыря. Такой же черный.
(См. заметку в «Правде Севера» о Кобелеве, который помогал бежать из Пинеги Ворошилову.)
Помогает и Ефтя. Любит риск.
Вызревание плана: как провезти? Не 50 верст. 300. Везде заставы. Кто-то увидел – идет поп.
– Под попа замаскировать.
– Хорошо!
– Нет, догадаются. А потом, у нас всех попов знают.
– Идея! Под настоятеля.
– Настоятель на тройке ездит. А где она?
Нашли тройку.
Иван Порохин
У Володиных Необходим собирался определить его по счетной части. Кто-то другой: в мануфактурный магазин. Володин: в керосиновку и к рыбе. Пусть понюхает задворки дела. А сразу в красный ряд – голова закружится… Нет, нет, попытаем сперва на керосинке… В подвале.
Необходим стал подсчитывать выручку лавки с керосином: прибыль. За вторую неделю – снова прибыль. Секрет: мальчик красивый заявился. Одна барыня так и сказала: покажите ваше приобретение… Посмотрела и поручила принести керосин домой.
Сперва весь под влиянием Необходима. Сама покорность. Живет в общежитии.
Потом подвернулся на глаза жене Необходима (в лавке керосин брала). Посоветовала Необходиму взять к себе. Сирота. У нас детей нет – все повеселее будет.
Иван спасает жизнь хозяину во время ограбления и – в гору. Тут он показывает свой характер. И отворачивается от жены Необходима. Учительница, медсестра… Самый красивый продавец… Все валом… Полное доверие.
Как испытывал Володин Ивана? Подбрасывал в лавку пятачки, гривенники. Иван неизменно возвращал.
Возродить Север
Иван тяжело переживает арест Саввы. Все рушится. Где ссыльные? Возможно, даже погонят со службы.
Во время встречи братьев Савва интересуется, чем живет младший брат. Хватит, дескать, на Володиных работать, пока холуем не сделался. А может, ты уже не человек? И тут начинается спор.
Иван осторожно высказывается против революционного пути, против ссыльных.
– Так, значит, тебя перековали Володины? Тяжелой, тяжелой ценой мы заплатили за твой выход в люди.
– А вы чего хотите добиться? Ваш путь – разрушение. А мы – за жизнь. За возрождение.
– Кто это мы?
– Кто-кто? Люди, которые желают работать.
– Так, революционеры – бездельники? Знакомая песенка.
– Надо возродить Север. Земство.
Савва смеется.
– Возродить Север, чтобы богатеи еще больше раздулись? Нет, Иван, я за революцию. Ссыльные – по мне. Я всегда был за драку. С детства, как отец. А теперь у меня появились союзники. Я пойду с ними куда угодно. На каторгу. На плаху. Понял? Мы и Володины – враги на всю жизнь.
Иван робеет перед старшим братом. Раньше было все так ясно. А тут брат смял. И на время померкла мечта о возрождении Севера. Но затем она берет верх над всем.
– Мы докажем Савве.
Опять вырастают крылья, которые, было, подрезал Савва. Опять парение…
Огнейка
Огнейка чернявкой росла. Некрасивой. Укоряла мать: почто все красивые, а я нет. А потом развернулась в один год. Все ребята за ней.
Молва: мать наколдовала.
Во всем обвиняла мать, братьев, пожертвовавших ею ради своих «интересов». И мстила им. Как? Развратом.
Как Агния брата Ивана встретила
Приехал Иван с войны. Мать наказывает Огнее: приходи. Огнея не пришла. Тогда Иван идет сам.
Агния его встречает. Ругает. Это он загубил ейную жизнь и т. д.
– Нет врага у меня большего, чем ты. Хоть ты и брат родной. Сестру за деньги продал. Иуда и тот сестру свою не продал. Будь ты проклят.
А ведь брат был для нее превыше всего. Сказочный принц.
Агния и Юра
Встречаются они совершенно случайно.
Юра, посланный начальством, идет на Ежемень (Лаю. – Л. К. ). Идет по собственному почину. Посмотреть часовенку.
Огнейка увидела – кто там ходит? Что за чудак? Выходит.
– Юрий Александрович.
– По-моему, Агния.
Агния зовет к себе.
– А, новый блядун? – говорит дядя или свекор.
– Заткнись, рожа! – по привычке крикнула Огнейка и вдруг с испугом посмотрела на Юру, побледнела.
Юра начал протирать очки.
А может, Огнейка приводит к себе, угощает Юру, несет на стол всякой еды.
– Ешь. Худой ты.
И в это время заходит свекор.
– Опять блядуна привела.
– Заткнись, харя, – отвечает по привычке Огнейка и бледнеет.
Юра с испугом смотрит на нее: неужели это она? Та девочка? Потом берет ложку, начинает поспешно есть.
– Вкусно.
Лицо у Агнии мрачнеет. Бледное, как маска… Прекрасное. Юра хвалит еду, потом встает, мнется, преодолевая себя, улыбается:
– Ну мне пора. До свидания.
Подумав, он подает руку. Агния не берет. Она неподвижна.
– До свидания, – говорит еще раз Юра и уходит.
Агния слышит шаги – дверь, вторая. Видит, как он удаляется в монастырь.
Свекор напоминает о коровах. Удавиться? Утопиться? Ну, нет. Ах ты, очкарь проклятый. Чистенький! Барышню свою завел. А кабы твою барышню да на мое место? Посмотрела бы я на твою барышню.
Назавтра Агния идет в монастырь. Кривляется, заигрывает с мужиками – назло Юре. Он избегает ее, уходит в контору. Агнию увлекают красноармейцы. Она идет с ними. Но потом вдруг вспоминает, как Юра прошмыгнул мимо, будто не заметил. Это заело. Ах, не заметил. Постой. Агния заходит в канцелярию…
– Агния, зачем ты это?
И тут Агнию прорывает. Она его отчитывает:
– Вы революцию с братцем делали, за народ воевали, народные права отстаивали, а меня в то время пропивали. Меня в грязи волочили. Ногами топтали. Не любо, да? Чистенький! С барышнями спознался? В панталонах ходят. А брось, не рассказывай – те же суки. Ну, ну, закривился. Нелюбо? А мне любо было, как меня, глупую девчонку, под мужика бросили?
Кто-то из красноармейцев говорит:
– Брось ты эту стерву. Контрреволюционерка.
– Нет, ты постой, гад липучий. Не боюсь. Расстреляй. Хлопни. Думаешь, мне жизнь ваша нужна?
Кто-то другой:
– В тебе кулацкая натура заговорила. Брата позоришь.
– Какого брата?
– Да что вы, ей-богу, с ней связываетесь. У них все потаскухи.
– Агния, выйдем.
– А мне и здесь хорошо.
Юра дал знак остальным: мол, выйдите. Те выходят.
– Извините меня, Агния.
Агния плюнула.
– Дурак посолоный. Ничему ты не научился за свою жизнь. Все такой же блаженный. Ладно, оставайся со своими барышнями.
И уходит.
Потом Юра уезжает, снова приезжает. Может быть, принимает участие в обороне Земцова. Там его ранят.
Агния в это время в монастыре, в госпитале. И вот они снова встречаются. Юра тяжело больной. Приходит в себя – видит Агнию. Смущенно улыбается. Остриженный. Очков нет, безоружен.
– Ну вот, барышня счастливая, – говорит Агния и уходит.
Юра подзывает няню:
– Какое число?
– Такое-то. Две недели лежал без сознания.
– А кто же (он хотел сказать, кто же из-под меня всю грязь выгребал)… Кто за мной все это время ухаживал?
– Огнея тебя, парень, выпестовала. Она никого не подпускала. Тут у тебя на полу и спала.
Агнию он не видел день. Или два. Потом пришла Агния. Строгая.
– Агния, подсядь ко мне.
Потом как-то спрашивает о муже. Агния рассказывает. Потом они постепенно – товарищи. Вспоминают прошлое. Счастливые дни. Потом Юра уезжает на фронт. Или в монастыре остается. И, может быть, Агния помогает ему бежать. Или возвращается он с фронта во время отступления. Идет к Агнии. Через реку. Куда? Кокнут.
– Агния, мы отступаем.
Бледность покрыла лицо Агнии.
– Прощай, Юрий Александрович.
– Я не хочу с тобой прощаться. – Он замигал глазами. Волновался. – Геля, я… В общем… Будь моей женой…
– Женой… Я? – мучительно улыбнулась. – А как же та барышня?
– У меня нет барышни.
– Нету?
– Да…
– Охо-хо… Нет. Насовсем? На всю жизнь?
– Да…
А потом прощаются с матерью.
– Ну, дорогой зятелко… Одна у меня (смерть брата сблизила их). Все… А на дороге дочери не стану.
Едут.
– Геля, это преступно сейчас. Но я очень счастлив.
– И ты меня любишь?
– Мне кажется, я тебя любил всю жизнь.
– А как же барышня?…
– Прощай, Пинега! Увидимся ли?
Концовка
…Красные вышли на Выю. Шли трудно. Бои. Население не давало подвод… Но наконец-то прорвались.
И в тот день, когда падал на них снег (на Агнию и Юру), с того же неба падал снег на Анисимову. Ее в толпе гнали в Архангельск. Белые вступили. На плечи Анисимовой лег самый тяжелый груз.
20 февраля освободили Архангельск. Может быть, там сын Анисимовой старший… Идет на братскую могилу…
Махонька
Махонька и мир
Как увидела первый раз да удивилась красоте его, так с этим чувством удивления и жила до глубокой старости. Потому-то и всерьез иные не принимают, потому и Махонькой зовут (не за один рост).
Ладно, Бог с ним с пересудами. А она, выйдя на луг и оставшись одна, идет как ребенок. И видит то, чего нет кругом. Нет зайца, нет птиц – это в ненастный день, – она и своим воображением сделает их, родит. А то из сказки «вызовет».
От Махоньки пахло летними травами, солнцем, сказками, Русью, стариной.
Идет полем или лесом. Метель. Радуница чертей.
И вот Махонька вступает в борьбу с ними. Крестит. Словом своим их укрощает, отгоняет.
Для Махоньки все живое, для нее нет разницы между пнем и вороной. Поэтому она со всеми разговаривает, бранит их, поощряет, шутит, ласкает.
Нарочно? Вполне серьезно. А может, и играет? Что за жизнь без игры. Да и вообще разве жизнь – это не сплошная игра?
Махонька-язычницаНикого не боится. Со всеми в дружбе. А домового, лешего задабривает. Заходит по дороге в нежилой дом, если ночевать придется, в первую очередь задабривает домового.
– Полюби, дедушко, не изобидь.
Уходя из своего дома, оставляет еду домовому. Возвращаясь, допрашивает мышь, кота – как жили.
Огнейка и МахонькаОгнейка удивляется: где хранит все сказки и былины Махонька? Осматривает ее. И голова не больша.
– Дед рассказывал – сами липли. Я и не запоминала.Самая характерная черта – любознательность. Одно и то же быстро приедалось. Поэтому в попрошайничестве, в хождении по людям, в скитаниях по деревням находила даже усладу.
Раз заболела – две недели на своей печи лежала – извелась от тоски. Только и спасалась, когда старины пела.
Была дочь, но к дочери не чаще, чем к другим, заглядывала. Не лежало сердце. Да и муж был пьяница. Свою замужнюю жизнь вспоминала как тяжкий и нелепый сон. А когда умер муж – возрадовалась.
Нет, нет, не тяготилась она своей долей. Весело, любо было ей ходить по домам, просить кусочки. А будь она богатой, да ведь она и людей бы не видала. Все одно и то же – с тоски умрешь.
Махонька не кляла свою бедность, нищету. Нищета ей давала доступ к разным людям, к самым главным кладам на земле.
Когда муж умер, обрадовалась. А когда дочь замуж выдала – просто крылья выросли.
Махонька. К дневнику ЮрыЧеловек, который жил и сейчас и в прошлом. Единственный в своем роде человек.
Маленькая, с вехоть сама, старушонка несла в себе историю со времен Киевской Руси. И как несла! Темрюковна, Илья Муромец, Китай-город – все это было для нее живым. И все это она узнала впоследствии, приехав в Москву, в Белокаменную. Соединение в одном человеке прошлого (в живых лицах) и настоящего делало ее, конечно, особенной, во всем оригинальной.
За нормального человека ее не принимали. Над ней посмеивались. Не принимали всерьез, но и побаивались.
Она не дорожила тем, над чем тряслись другие. Золото, деньги. Нет, все это имело цену для нее. Не пренебрегала этим. Но в то же время мотала направо и налево. Привезла из Москвы много кое-чего – промотала за день.
– Эх, умному бы человеку эти деньги, – говорили люди.
Махонька (недаром ее звали Махонькой), она была и во взрослом измерении и в детском. С детьми чуть ли не в куклы играла. Всерьез. Да, с детьми всерьез. Обижалась, спорила и т. д. Но и дети ее полностью не принимали. Взрослый человек все-таки проглядывал в ней, брал свое. Вот так и болталась между двумя берегами, ни к одному не прибившись – ни к взрослому, ни к детскому. И между двумя берегами жизни. С одной стороны, жила преданиями старины, с другой стороны, здорово судила (хотя и со смешинкой) о современности, о нынешней жизни.
По образу жизни. Бескорыстна. Всю жизнь побирается. Святая. Праведница. А в то же время и нет: попов ни во что не ставит. С бесами знается. Доживший до наших дней скоморох… В общем – ни то, ни се. Ни взрослый, ни ребенок – ни по телу, ни по уму, ни праведница, ни слуга сатаны, ни умная, ни глупая, ни бездельница, но и ни работница. (Самое-то любимое занятие – песня да сказка, да скоморошина, да хаханьки.) И церковь не отталкивала. Как пчела мед собирала.
Лишь в житиях святых святым удается постигнуть язык тварей и зверей, трав.
Чистому надо быть как младшие братья, ребенком быть, чтобы постигнуть язык трав и бессловесной твари.
В искусстве кто это постиг? Коненков (мир нежити, леших, кикимор), Врубель (Пан), Нестеров.
А в слове?
Махонька в ЕльчеУ Щепоткиных заболела любимая дочка. Вызывали врача – не помогло. Из Архангельска выписывали.
Ваня или кто-то подает совет: позовите Махоньку, Махонька словом своим вылечит.
Махонька приходит. Со Щепоткиными натянутые отношения – не почитали. И может быть, не сразу идет. Не такой человек – свистнули и как собачонка побежала. Сама с рукавицу, а гордости воз.Была прирожденная артистка. Начнет с чинности, со строгости (напустит на себя строгость), а потом смешинка в рот попала, и заведется. Всех рассмешит. Начинает нехотя. Махонька, расскажи, Махонька, расскажи. Слово надо тянуть щипцами. А потом и заведется. А раз завелась – чуру не знает.
Дети обожали ее. Все у нее необычно, все… Вещи… Самовар – да и он живой, с душой. Лохань сердится. Рукомойник. Печь тоже с норовом. Ничто не сидит на месте, все двигается. У всех свой норов.
Образ мышления, восприятие мира, людей – от скоморохов (см. сказки Писахова).
В Махоньке всегда жила истовая хозяйка, которая хотела быть как все, и скоморох, поэт.
Возвратится домой из странствий – до слез обрадуется всему. С чугунком (самовара не было), с лоханкой, с печью здоровается и разговаривает со слезой, и дня два-три никуда из дому. А потом вдруг заскучает, потянет на люди. И вот уж забыла про дом Махонька. Праздники вещам устроит, помоет их, начистит – и вдрало.
В Махоньке, говорили, всегда уживалась правоверная крестьянка и странница, бродяга (цыганка). Бродягой она по своему духу была, не могла долго засиживаться на одном месте, как бы это было ни выгодно, как ни упрашивали.