В августе 79-го, или Back in the USSR Ахмаров Азат
– Да, и не думаю останавливаться – планирую еще не раз удивить «золотой миллиард», – похвастался я.
– Что это за выражение? – заинтересованно проговорил профессор. – Я такого не слышал!
– Да?.. – Я на долю секунды растерялся, подумав, что эта теория появилась, наверное, только в наше время. Но быстро ответил: – Ну, это выражение я прочитал где-то в прессе, оно означает совокупность населения богатых, высокоразвитых стран.
– Очень интересно.
– Но мы, собственно, по делу, – поспешил я сменить тему разговора. – Мы хотели показать вам фильм Сергея. Он разработал новую технологию съемки спецэффектов в кино – компьютерную графику. Уверяю вас, ничего подобного вы еще не видели!
– Не уверена, что в СССР индустрия даже официального кино хотя бы приближается к западным технологиям, – сказала Ольга и посмотрела на Сергея. – А вы, как я понимаю, свой фильм не на «Мосфильме» снимали?
– Нет, маленькая любительская студия «Луч». Продюсер Артур, а я режиссер, – с улыбкой ответил Сергей. – Начинающий, самодеятельный.
– Как только кто-то узнает, что я из семьи кинопродюсеров, сразу начинает предлагать сценарии, музыку для кино, рекомендовать талантливых актеров или режиссеров. Я боюсь вас разочаровать, но ничего достойного мне еще не предлагали ни разу! Мы, конечно, посмотрим фрагменты, но сразу предупреждаю: я ничего не обещаю, – честно призналась Ольга, снисходительно глядя на Сергея.
– Давайте не будем делать преждевременные выводы, вдруг потом вам будет неудобно, – заявил я довольно бесцеремонно. – Я уже удивлял вас несколько раз, но сейчас вас ждет самое сильное удивление!
– Вы, Артур, заинтриговали даже меня, кто не очень любит кино, – сказал Леопольд. – Ну, правда, Ольга, давай сначала посмотрим!..
– Хорошо, Артур, но только ради вас.
– Спасибо, госпожа Майер. Вы не пожалеете! Пока профессор разворачивал кресла к телевизору, я отвлекал Ольгу, чтобы она не заметила, как Сергей незаметно подключает ноутбук к большому телевизору Grundig, стоящему в комнате. Наконец «режиссер» включил видик, и по экрану поползли первые титры. Я этот фильм смотрел два раза; он был немного затянут, но мы его сократили до полутора часов, оставив самое интересное. Поочередно поглядывая то на экран, то на Ольгу и Леопольда, я с удовольствием наблюдал, как постепенно вытягивались от удивления их лица. Действительно, вид летающих фурий и потрясающе сделанных монстров красочно иллюстрировал возможности компьютерной графики нового века.
– Но как?! – Ольга показала, что хочет прервать просмотр и что-то спросить, но я попросил подождать с вопросами до конца фильма. Постепенно, к концу фильма, Ольга успокоилась, но выглядела по-прежнему пораженной.
– Я понимаю, что все эффекты рисованные, но, чтобы нарисовать с таким качеством такое количество рисунков, необходимо десять тысяч художников и пятьдесят лет работы! – сказала она после просмотра. – Даже у Лукаса в «Звездных войнах» было задействовано около двухсот рисовальщиков. Снять такой фильм в самодеятельной студии в Советском Союзе невозможно!
– Да, если бы не идея Сергея – автоматизировать процесс рисования с помощью компьютера, – попытался объяснить я.
– Видела я компьютеры, это же детская игрушка! – Ольга махнула рукой.
– Боюсь, что всех возможностей компьютера не знаю даже я, – признался Сергей и гордо добавил: – Хотя сегодня я – лучший компьютерщик на свете!
– После этого фильма я даже в шутку не могу назвать вас нескромным, – признался профессор, также сидевший в кресле все время просмотра, приоткрыв рот, подобно ковбою, впервые увидевшему «прибытие поезда» в синематографе.
– Я не сомневаюсь, что мой дядя Джон Майер, нынешний владелец кинокомпании, даже за небольшой процент возьмется за прокат этого шедевра по всему миру! Лукас умрет от зависти!.. А если Сергей согласен, дядя охотно примет его на работу и будет платить любой оклад! Хоть сто тысяч долларов!..
– Я тоже в этом не сомневаюсь, – остановил я не в меру разошедшуюся Ольгу. – Но наши планы немного шире! Да и есть большие проблемы. Во-первых, фильм сделан с качеством VHS и для большого экрана не пригоден. Во-вторых, Сергею некогда будет заниматься спецэффектами в вашей кинокомпании, так как мы планируем организовать массовое производство подобных компьютеров. Для этого нам и понадобится ваша помощь.
– А зачем производить массово аппараты, которые требуются только крупным кинокомпаниям? Ведь их не так уж и много? – с недоумением сказала Ольга.
– Вы не поняли, Ольга, – стал объяснять Сергей, – компьютерная графика – эта одна тысячная часть возможностей мощного компьютера! Его возможности неограниченны, это и наука, и производство, и обучение, и творчество! Через десять – пятнадцать лет. надеюсь, с нашей помощью. компьютер будет в каждой западной семье! А прибыль от выпуска компьютеров и программ к нему сравняется по прибыли от продажи алкоголя или нефти!
Ольга недоверчиво посмотрела на меня, и я утвердительно кивнул головой, – в наше время только корпорация «Майкрософт» при восьмидесяти тысячах сотрудниках имеет годовой оборот двенадцать миллиардов долларов и чистую прибыль восемь миллиардов!
Ольга переглянулась с мужем и деловито спросила:
– Хорошо, мы вам верим. Что от нас требуется, Артур?
– Мы хотим переехать на Запад, в США, но не хотим стать «врагами народа». Вы сможете найти нам американских фиктивных невест и организовать грин-карты?
Ольга подумала и ответила:
– Американских невест найти не проблема, грин-карты тоже не проблема. Это вопрос только ваших денег и наших связей. Но я боюсь, что вас, Артур, символ международного эстрадного успеха СССР во всем мире, за границу насовсем никто уже не выпустит. А если вы уедете нелегально, то вам придется прятаться от КГБ всю жизнь – они такого предательства вам не простят. Такие случаи уже были…
– Да, мне тоже так кажется, – согласился я. – А Сергей? Он простой, никому не известный инженер, на военном производстве не работал, в армии не служил. У него здесь ни семьи, ни квартиры.
– С ним проблем нет. Кстати, летом у вас будет Олимпиада, приедут тысячи гостей. Я уверена, что мы легко найдем ему «невесту» и организуем обустройство в США – нужны только деньги.
– Деньги будут, – уверенно сказал я. – Как вы думаете, Ольга, сколько может принести такой фильм только на видеокассетах?
– У нас не было такого прецедента, чтобы фильм без показа на широком экране продавался только на видеокассетах. Видеомагнитофонов в мире пока не так уж и много, хотя это сейчас самый ходовой товар. Обычно продажа видеофильмов приносит один миллион, в лучшем случае два. Но у вас суперфильм, который нельзя увидеть в кинотеатре. и это будет отличная реклама для производителей видеомагнитофонов. Не зная, что у вас нет широкоэкранного варианта, они за отказ показывать фильм на большом экране купят эксклюзивные права на ваш фильм по бешеной цене – не менее пяти миллионов долларов, а то и больше! И при этом не окажутся внакладе, так как видеомагнитофонов продается все больше, а прибыль от фильма будет расти с каждым годом!
– Вы сможете стать представителем нашей кинокомпании на Западе? – спросил я, глядя на Ольгу в упор. – Предположим, за… пять процентов?
– Если вы гарантируете, что никто не предъявит даже частичных прав на этот фильм – ни сценарист, ни композитор, ни Госкино…
– Никто, а в Госкино о фильме даже не знают! – заверил я. – Мы даже согласны убрать из титров все русские имена и название киностудии – пусть все думают, что фильм был создан небольшим филиалом Metro Goldwyn Mayer. Этот фильм ведь не опозорит вашу кинокомпанию?
– Не опозорит, конечно, – улыбаясь, сказала Ольга и добавила с подозрительностью: – Значит, с этим фильмом действительно что-то нечисто?
– Все чисто, – уверил я ее. Единственной проблемой могло стать то, что кто-то из актеров в фильме сам себя узнает. Но в основном они сильно загримированы, да и узнать себя в том, кто на двадцать восемь лет старше, маловероятно!
Подумав немного, я продолжил:
– На эти деньги Сергей построит в Силиконовой долине самый современный завод по производству компьютеров и откроет фирму по созданию программного обеспечения. Советую вам скупить побольше акций этого предприятия. Не пожалеете!
Мы обговорили подробности нашего соглашения, условия обустройства Сергея в США и по-дружески расстались. По дороге Сергей спросил:
– Ты же не отдашь мне ноутбук в США?
– Нет, – подтвердил я. – У тебя есть технические знания, а у меня их нет. Возьми все схемы, фотографии каждой платы, программы сбрось на скиммер. Я все-таки надеюсь выбираться иногда за границу, да и тебе не запретят въезд в СССР. Будет большая необходимость – сможешь приехать.
– Хорошо, тем более что начинать придется с более простых вариантов, типа «Пентиум-286»…
Глава 15
– Алло, это вы вчера на кухне анекдот про партию рассказывали?
– Да…
– Выходите, машинка подъехала.
К лету 1980 года я стал официальным советским миллионером – мои гонорары за песни, несмотря на все усилия ВААПа уменьшить их, в сумме составили более четырехсот пятидесяти тысяч рублей. А зарубежные отчисления в ВААП за мои песни за границей, несмотря на то что девяносто процентов забирала себе добрая Родина, составили кругленькую сумму – двести тысяч долларов. Что, исходя из рыночной стоимости доллара один к трем, составило шестьсот тысяч рубликов. Валюту, правда, мне выдавали чеками Внешторгбанка из расчета восемьдесят копеек за доллар, но реальную их цену знали все. Некоторое время меня пытались проверять финорганы и ОБХСС, но один мой звонок наверх Севрюку решил все проблемы.
У меня вышло два диска-гиганта за границей и еще два неофициальных магнитоальбома в Союзе, причем один из них «блатной», в исполнении уголовного барда Тимофея, которого я нашел поющим на Арбате. Он сидел на ящике из-под водки, весь в наколках и под гитару пел «Мурку» довольно приятным баритоном. Я поговорил с ним: у мужика не было ни работы, ни жилья, а из документов имелась только справка об освобождении. Пришлось привести его к себе и помочь с документами. Потом я снял ему комнату. В своей студии, которая, кстати, стала самой дорогой в стране, я записал с ним шестнадцать блатных песен – самых популярных хитов моего времени, а альбом почти бесплатно раздал по студиям звукозаписи. Через два месяца «Владимирский централ» и «Ушаночку» пели во всех тюрьмах и колониях нашей необъятной Родины.
Тимофей оказался благодарным человеком и честно отстегивал мне со всех своих неофициальных концертов пятьдесят процентов, тем более что за этим следил администратор, которого я к нему приставил «в помощь». Все были уверены, что Тимофей исполнял собственные песни, но признавать себя автором песен я ему запретил. Тиму называли голосом зоны, и даже самые известные воры в законе спешили первыми при встрече пожать руку знаменитому шансонье. А у меня благодаря этому не было проблем с уркаганами.
Второй подпольный альбом я записал с помощью малоизвестной рок-группы «Имени 1 апреля» с солистом Гошей Субботиным во главе. Группа репетировала в каком-то подвале, играя на самодельных инструментах, и не боялась никаких комиссий, так как терять им было нечего, а из комсомола их давно выперли. Я купил им хорошую аппаратуру, записал в студии самые известные песни популярных в 80-е рок-групп – «Кино», «Наутилус Помпилиус», «Аквариум» и других. Этот альбом, названный «Группа крови», я также слил по студиям звукозаписи, чем сделал Гошу Субботу (такой я придумал ему псевдоним) легендой рок-движения. На вопрос об авторстве Гоша честно отвечал, что автор песен не он, а один хороший человек, который не хочет, чтобы о нем узнали. Эту тему долго мусолили советские молодежные газеты, но тайна так и осталась нераскрытой.
Еще один, на этот раз официальный, альбом «Песни Артура Башкирцева в исполнении группы «Ласковый май»» я выпустил в мае 1980 года. Для этого пришлось специально отбирать в интернатах трех способных мальчишек. Они обладали симпатичной внешностью и неплохими детскими голосами. Ажиотаж группа вызвала не меньший, чем в 86-м! Правда, не было групп-близнецов и бешеных официальных гонораров, но за левые концерты «бедным сироткам» платили огромные деньги и дарили отличные подарки. Подарки я с помпой передаривал разным детским домам по всему Советскому Союзу. Это отлично работало на мой имидж «бывшего детдомовца» и «покровителя сирот», да и детей было жалко, а дарить им подарки приятно.
Счета за границей тоже увеличивались в геометрической прогрессии, и, по моим скромным подсчетам, мой капитал приблизился к цифре двенадцать миллионов марок. В Анапе, как мы и договаривались с Рустамом, была открыта с моей помощью самая большая и крутая дискотека на побережье, и уже в июне она приносила отличный доход.
Неплохо дела шли и в дискоклубе «Звезда»: цены на черном рынке даже за билет в общий зал доходили до пятидесяти рублей, а в предновогодние праздники даже до ста рублей! Чтобы отметить юбилей в стеклянном банкетном зале «Звезды», нужны были знакомые уровня не ниже министра, военное начальство было также о-о-о-чень довольно! Генерал Шевцов, хорошо понимая, что теперь меня в ЦДСА держит только привычка и удобное положение, не напрягал меня ничем, кроме просьб о банкетах в «Звезде» для своих знакомых. Теперь так называемый блат у меня был везде – от Сандуновских бань до ЦТ.
Глава 16
– Давай про спорт.
– Давай. У Ходорковского девять миллиардов долларов!
– А при чем тут спорт?
– Это абсолютный рекорд для закрытых помещений.
Приближалась московская Олимпиада, и однажды меня пригласил к себе начальник ЦДСА.
– Артур Керимович, – сказал он после приветствия, – Севрюк звонил, ему очень понравилась ваша песня про ласкового Мишу. И еще. Он просит предоставить на время Олимпиады «Звезду» под молодежный олимпийский центр. Да и ансамблю твоему придется бесплатно повыступать.
– Ну что ж, надо, так надо! – бодро сказал я, по-прежнему не собираясь ссориться со всемогущим партийным бонзой. – А вы, Василий Иванович, намекните ему про спорткомплекс «Олимпийский». Почему бы после игр не передать его Спортивному клубу армии? Мы бы открыли там еще один клуб – самый большой и лучший в Европе!
– Маловероятно, но попробовать можно, – кивнул генерал. – Уж очень много к Олимпиаде понастроили – всех московскому спорткомитету все равно не прокормить.
К Олимпиаде Москву вылизали и вычистили. Всех пьяниц и «ненадежных» лиц выселили за 101-й километр. Кстати, алкашей, имеющих прописку и квартиру в Москве, после игр обратно так и не вернули. Москвичам очень настойчиво рекомендовали переселиться на дачи. В столицу не пускали машины с иногородними номерами. Со всей страны свезли сотрудников милиции, которые патрулировали город в белых кителях, ведя больших собак на поводке, через каждые пятьсот метров. В магазинах появились импортные товары, и ассортимент удивлял даже москвичей!
Один капитан милиции, занимавшийся у меня в секции, рассказал, что Министерство внутренних дел пошло на экстраординарные меры по предотвращению преступлений. Незадолго до Олимпиады июльским утром оперативники МУРа проехались по квартирам и «хазам» и задержали двадцать самых известных воров в законе и криминальных авторитетов, которых доставили в машинах на Огарева, 6, в здание МВД СССР. Там с ними встретились министр Николай Щелоков и его первый заместитель Юрий Чурбанов, высказавшие требование «избавить столицу от нежелательных эксцессов в период Олимпиады». Эти пожелания были встречены присутствовавшими лицами с полным пониманием, после чего их на тех же машинах развезли по домам.
В Москву приехало много иностранных болельщиков, правда, в основном из соцстран. Все гостиницы были забиты битком. Иностранных спортсменов поселили в Олимпийской деревне и вывозили на автобусах на соревнования и экскурсии.
В это время на автомобильных рынках Москвы появилось много относительно недорогих и почти новых импортных автомобилей. Если раньше поставщиками таких машин были в основном моряки, то сейчас из Европы приехало множество иностранных туристов на автомобилях, от которых они выгодно избавлялись. Я попросил вездесущего Сашу Мильмана подобрать мне хорошую, солидную иномарку. Следить за своей «Волгой», у которой постоянно что-то не работало, мне надоело. Да и наглость таксистов достала: узнав меня в парике, они сразу же удваивали счетчик. И вообще, несолидно было мне, популярнейшему композитору, ездить в советских машинах и без шофера. Через два дня Мильман привез меня в какой-то подпольный гараж-сервис, в котором я с удивлением увидел белый Mercedes-Benz-126.
Этот автомобиль класса «S» и в 2008 году считается самым красивым седаном, выпущенным компанией «Мерседес». Дизайн его кузова, который знающие толк в солидной эстетике дипломаты и арабские шейхи почитают эталоном интеллигентности и «высокого стиля», разработал итальянец Бруно Сакко.
Кузов Mercedes-Benz-126 считается его лучшей работой. Подвеска этой машины сделана до того «неубиваемой», что большинство хозяев таких авто даже двадцать лет спустя после их покупки и эксплуатации ее состояние не считали нужным проверять! При этом, несмотря на довольно простую конструкцию, машина «плывет» над дорогой ничуть не хуже лимузинов с массой сложнейших устройств под днищем.
Автомобилю был всего год, и просили за него бешеные по тем временам деньги – сорок пять тысяч долларов. (К слову, двухкомнатная кооперативная квартира в районе Университета стоила в это время у черных маклеров двадцать пять тысяч долларов.) Поэтому официальную цену продажи пришлось занижать почти в три раза. «Мерседесы» в СССР, конечно, были, но такой новой моделью тогда никто не владел! Партийным начальникам иметь импортный автомобиль вообще запрещалось, а у советских звезд таких официальных денег не было или они их жалели.
Водителя я нашел себе сам – это был бывший тренер по самбо, пенсионер по прозвищу Саныч. Несмотря на сто двадцать кило веса и возраст, он все еще с легкостью гнул подковы. Родина забыла про него, несмотря на титул чемпиона Европы, и оставила с нищенской пенсией. Саныч очень любил автомобили и отлично в них разбирался, а в мою новую машину просто влюбился. Я бы не удивился, если бы он согласился водить такую машину даже без зарплаты, хотя триста рэ в месяц, которые я ему пообещал, были отличным заработком даже для профессора.
Двадцать шестого июля по Москве пронесся слух: вчера от сердечного приступа во сне умер Владимир Высоцкий. Я не помнил точную дату его смерти, но помнил, что похороны выльются в массовую демонстрацию всенародной любви к поэту и артисту. Меня сначала удивило, что при таком строгом режиме соблюдения безопасности МВД разрешило похороны, но потом понял, что запрет вылился бы во всенародные акции и беспорядки и испортил бы хорошую мину властям перед многочисленными иностранными гостями. Поэтому на похороны, которые состоялись 28 июля, даже в опустевшей Москве пришло больше народу, чем на похороны Сталина. Мы с Серегой купили на рынке цветы и приехали вместе со всем составом группы «Москва». Ребят и девчонок, конечно, узнавали, но никто за автографами не подходил – не та была ситуация. Вообще в очереди стояло много известных людей, особенно актеров. Из всех окон доносились слова песен Высоцкого, которые многие знали наизусть, – а ведь ни один из его текстов не был на тот момент напечатан. Известен Высоцкий был только благодаря многократно переписанным магнитным катушкам и своим ролям, особенно Жеглова.
Очередь из тех, кто хотел попрощаться с Высоцким, растянулась на пять километров вдоль набережной Яузы. Когда люди поняли, что старое здание Театра на Таганке не сможет пропустить всех желающих и их к гробу просто не пропустят, они стали просить стоящих впереди передать цветы в театр. Зрелище было потрясающим: река живых цветов!.. Несмотря на огромное скопление народа, давки не было. Какие-то люди в штатском шепотом говорили каждому, что надлежит делать. Стоя в толпе, я вдруг поймал себя на мысли о том, что масштаб личности Высоцкого многие начали осознавать только здесь, на его похоронах, увидев десятки тысяч людей, провожающих в последний путь Поэта.
Глава 17
– Девушка, вы ждали принца на белом коне?
– Ну.
– Вот я и пришел!
– Круто! А где принц?
Каждый вечер в клубе «Звезда» проходили мероприятия, посвященные какой-нибудь стране – участнице Олимпийских игр. Зал был битком набит иностранцами, спортсменами, журналистами и москвичами, которым посчастливилось достать по огромному блату пригласительный билет.
На одном из таких вечеров я и увидел Юлию. Даже мне, вконец избалованному красивыми девицами, она показалась совершенством – такой красоты мне ни разу не доводилось видеть! Высокая, смуглая, стройная и гибкая, как верба, с великолепной, будто лакированной черной копной волос до пояса и потрясающе красивым лицом с огромными черными глазами! Она сразу же обращала на себя внимание своей подвижностью, очаровательной непосредственностью, белозубой улыбкой и неуемной энергией!
Юлия и сама понимала, что нравится всем, и воспринимала восхищенные взгляды как ординарное явление. Даже женщинам, которые с завистью незаметно косились на нее, она дружелюбно улыбалась, как бы говоря: «Ну, вот такая я – я же не виновата!»
В общем, я влюбился. Да и немудрено: в Юлию влюбилась вся мужская половина зала – да и многие женщины, наверное, тоже! Она пришла с двумя кавалерами в шикарных белых костюмах. Я немного растерялся, но все-таки догадался подмигнуть своему опытному администратору, важному, как министр. Тут же оказалось, что в зале три места есть только за шестиместным столиком, где уже сидели мы с Серегой.
Я не любил находиться в VIP-зоне, чтобы меня, как рыбу в аквариуме, разглядывали посетители из зала, гадая, что это за важная шишка запросто сидит со звездами, – ведь не будешь каждый день приклеивать себе усы и носить парик. Мне нравилось быть в самой гуще народных масс, поэтому я всегда сидел за обычным шестиместным столиком в основном зале, откуда, правда, открывался хороший обзор.
Юлия оказалась журналисткой из «Работницы», а ее приятели работали журналистами в «Комсомольской правде». Мужчины вели себя как хозяева жизни и истинные представители «четвертой власти».
– Юлечка, представляете, здесь в меню американский виски и французское вино, а цена в рублях! Наверняка сейчас скажут, что только что виски закончился, – уверенно заявил блондин с тонким лицом и лермонтовскими усиками.
– Или официант вообще не подойдет! – поддержал его брюнет, у которого был нос с характерной горбинкой.
– Чтобы вызвать официанта, надо нажать зеленую кнопку в центре стола, – подсказал я.
– Интересно. – Брюнет нажал кнопку, и над столиком загорелась зеленая лампочка.
Я посмотрел на часы: Мильман клялся, что вышколенные им официанты должны подходить в течение двух минут после сигнала – иначе их штрафовали. Официант нарисовался через тридцать секунд – видимо, знал, что за столиком сидят друзья самого администратора. Я свою должность не афишировал даже перед персоналом клуба.
– Любезный, – по-купечески обратился к нему блондин, – как у нас насчет виски?
– Вам какой? У нас пять сортов, – ответил официант. Фраза напомнила мне про пиво из монолога Карцева «Склад».
Блондин явно не ожидал такого ответа и растерялся. Тут подал голос брюнет:
– «Белая лошадь» есть?
– Конечно. Вам со льдом? Сколько порций?
– Две со льдом, – ответил брюнет и обратился к красавице: – А вам что заказать, Юлечка?
– Какое-нибудь сладкое вино.
– Какое у вас есть сладкое французское вино? – Брюнет снова повернулся к официанту.
– Простите, но французы не делают сладких вин – только полусладкое шампанское, – с невозмутимым видом произнес официант.
– Я так и думал, – самоуверенно заявил блондин, – что у вас нет французского сладкого вина, а вот в пятницу в валютном баре в «России» мне его подали.
– А название, случайно, не запомнили? – съехидничал Сергей.
– Не помню точно… «Бордо», кажется… – с заминкой проговорил блондин.
– Неважно, – сказала Юля, выручая коллегу, – я хочу сладкого шампанского!
– Есть «Асти Мартини», итальянское, – предложил официант.
– Отлично, давайте бутылку! – сказал, махнув рукой, блондин.
– И фрукты. – Брюнет разглядел, что я и Сергей пили французский коньяк, ели осетрину, икру, креветки, французский коньяк и фрукты были самым скромным пунктом нашего заказа.
– Ребята, давайте познакомимся с соседями по столу, а то неудобно, – сказала девушка и первая с улыбкой протянула мне руку. – Юлия, журналист из «Работницы».
– Юра. Лев. «Комсомолка», – неохотно протянули руки журналисты.
– Артур, музыкант.
– Сергей, инженер.
Услышав, что мы не директора и не заведующие гастрономом, парни приободрились.
– Что, ребята, премию прогуливаете? – снисходительно-покровительственно спросил Лев, брюнет. – А как билеты достали, через профком?
– Да нет, по случаю купили – за три цены…
– А у нас задание. Главред сказал, что все газеты взахлеб «Звезду» хвалят и надо бы что-нибудь остренькое найти, для интриги, – сообщил Юра, блондин.
– Но в пределах разумного, – добавил Лев. – Слишком хорошо кто-то сверху здешних вояк прикрывает.
– Ну, «Комсомолке» всегда разрешались некоторые отклонения от курса, молодежи нравится, – сказал я, включаясь в разговор. – А у «Работницы», читал, вообще самый большой тираж в мире среди ежемесячников.
– Да? – с удивлением произнесла Юля. – Не знала. А откуда такие факты?
– Из Книги рекордов Гиннесса.
– А вы что, читаете по-английски? – снова удивилась Юля. – Ведь на русском языке эта книга не издается.
– Немного читаю. Ну, а вообще мне Сергей переводил, он свободно владеет языком.
– Ничего себе, у нас инженеры пошли, – театрально качая головой, проговорил Юра. – Языки знают, в «Звезде» шикуют!
– Это меня Артур сюда привел, – немного смущаясь, сказал Сергей. – Я вообще-то не любитель тусовок.
– Вообще-то тусовка на уголовной фене – это встреча воров, – блеснул эрудицией Лев.
Сергей смутился еще больше – он не ожидал, что это слово еще не вошло в обиход. Лев тем временем рассказал свежий анекдот про корреспондентов «Советского спорта», над которыми постоянно подшучивали журналисты всех остальных изданий.
Корреспондент «Советского спорта» берет интервью у боксера. Спрашивает: «А зачем вам голова?» Боксер отвечает: «Для адекватного восприятия окружающей действительности». «Чего-чего?» – с недоумением говорит корреспондент. «Да шучу я, шучу, – смеется боксер. – Ем я в нее!»
Слушая Льва, я подумал, что плохо знать много анекдотов: когда надо – не вспомнишь, когда другие рассказывают – не смешно.
В этот момент на сцену вышел конферансье и объявил о начале концертной программы.
– Интересно, кто из гостей сегодня будет выступать? – с явным интересом сказала Юля.
– Этого никто не знает. Такую информацию здесь держат в тайне, чтобы заинтриговать гостей, – пояснил Лев.
– Хорошо бы группу «Москва» живьем увидеть. Я их видела только по телевизору, – со вздохом произнесла Юлия.
– Сегодня будут выступать Юрий Антонов, «Синяя птица» и «Москва», – решив произвести впечатление на Юлю, сказал я.
– Откуда вы можете знать? – с иронией сказал Юра. – Мы слышали, что артистов до начала выступления никому не показывают – даже работникам «Звезды»! И никто из них не знает, кто будет выступать.
– Ну, не все, конечно. Директор и звукооператор знают.
– А вы что, директор? – недоверчиво улыбаясь, спросила Юля.
– Нет, но я с ним хорошо знаком, – ответил я.
– Хорошо, сейчас проверим. Смотрите, конферансье вскрывает конверт. – Лев указал на сцену.
На сцене ведущий программы действительно вскрывал специальный конверт. Через секунду он торжественно объявил:
– Первым гостем нашего клуба будет. Юрий Антонов и группа «Аракс»!!!
Под шум аплодисментов на сцене появился Антонов с музыкантами, и из динамиков зазвучала «Анастасия», его популярная песня. Обалдевшие журналисты, с удивлением поглядывая на меня, даже не обратили внимания на потрясающие световые эффекты. По-моему, я немного заинтриговал новых знакомых.
Не слушая слов замечательной песни, они засыпали меня вопросами, причем тон у них тут же изменился. Но я прервал этот поток, сказав, что «Анастасия» одна из моих любимых песен. Это, кстати, было правдой.
Все первое отделение журналисты пытались выведать у меня какую-нибудь информацию. Особенно их раззадорило появление ВИА «Синяя птица», так как те уже давно нигде не выступали. Я упрямо хранил молчание, хотя скрывать что-либо от умоляющих глаз Юлечки было сладким мучением. Немного отвлекло их начало выступления группы «Москва», и я успел шепнуть Мильману на ухо пару слов. Он кивнул и убежал за кулисы.
В конце концертной программы на сцену снова вышел конферансье и объявил:
– А последней в нашей концертной программе прозвучит новая песня композитора Артура Башкирцева, которую он посвятил замечательной девушке. Она, кстати, присутствует сегодня в нашем зале! Песня исполняется впервые!
Многие зрители стали оглядываться по сторонам, но после первых слов припева большинство посетителей, занимавших соседние с нами столики, стали посматривать на покрасневшую Юлю. Со сцены звучала песня «Джулия» группы «А-Студио», всего четыре дня назад записанная мной для группы «Москва», что оказалось очень кстати. Сказать, что Юра с Левой удивились – значит ничего не сказать! Они с раскрытыми ртами уставились на Юлю и не отрывали от нее взгляда, пока смущенная девушка шепотом не спросила: «А с чего вы взяли, что песня про меня? Не одна же Юля в зале?»
– Про вас, про вас. – Я посмотрел ей прямо в глаза.
– Конечно, про тебя, – хором сказали Юра с Левой, в отличие от Юли, ни о чем не подозревавшие, – слишком я сейчас не похож был на свой артистический образ.
Юлия же явно догадалась, с кем сидела за столиком, и, возможно, поэтому весь вечер танцевала только со мной, несмотря на обиды и возмущения коллег. Другие мужчины в зале, похоже, просто боялись приглашать на танец такую красавицу и только с завистью украдкой бросали взгляды на наш столик.
После окончания вечера я предложил журналистам подвезти их домой, причем Юле – серьезно, а остальным – из вежливости. Все охотно согласились. Когда они увидели мой автомобиль, возле которого, как всегда, толпились зеваки, их подозрения, что я не простой музыкант, подтвердились еще раз. Пришлось их разочаровать, сообщив, что машина не моя, а знакомого композитора.
– Уж не самого ли Башкирцева? – медленно проговорил Лев.
– Его, – не стал скрывать я – об этом автомобиле знало уже пол-Москвы.
– Слушайте, организуйте нам интервью с Башкирцевым! – Юра взял меня за руку. – А то у него какая-то тетка на телефоне сидит. всех отсылает.
– Не знаю, я уже Юле пообещал, – соврал я. – Вдруг вы на самом деле что-нибудь неприглядное про него накопаете?
– Что вы, Артур! Публикация материала – только после прочтения статьи самим Артуром Керимовичем!
– Да Юля уже почти все у меня про него выпытала!
– Стоп! – вдруг громко сказал Лев. – А у вас какое отчество? Не Керимович, случайно?
– Наконец-то дошло! – Юля хихикнула.
– Но подождите! – Юра замахал руками. – Башкирцев же усатый, пожилой, с седыми лохмами!
– За «пожилого» спасибо, конечно, – в шутку обиделся я. – Но раз уж вы меня раскусили, я дам вам интервью, но с условием: про мою настоящую внешность – никому!
– А зачем вам этот маскарад с усами? – спросил Юра. – Они же вас старят и не красят совсем.
– Ну и простак ты, Юра, – ответил за меня Сергей. – Представь себе, что бы было, если бы в зале увидели Башкирцева в знакомом всей стране виде. Вечер бы сорвался!
– А его бы на кусочки растеребили! – добавила Юля.
– Слушайте, – снова включился в разговор Сергей, который понял, что мне не хочется расставаться с Юлей, – а поехали к нам в гости. Там и возьмете свое интервью!
– Неудобно как-то ночью. Я не поеду. – стала отказываться Юля.
Но я поспешил сказать:
– Все нормально, мы живем одиноко, по-холостяцки, никому не помешаем. Только про наш адрес тоже молчок!
– А мы, кстати, знаем ваш адрес. Ваша квартира на Кировском, здесь недалеко, но там ремонт и никого, кроме ремонтников, не бывает! – признался Лева.
– А как вы узнали адрес? – с удивлением спросил Сергей.
– По прописке, да и связи в УВД имеются! – гордо ответил Юра.
Дело в том, что я квартиру уже выкупил и даже прописался там, но из-за ремонта туда еще не переехал, а жил на старой, съемной квартире. Со мной же жил и Сергей, у которого своего жилья не было – да он его и не собирался покупать в связи со скорым отъездом на ПМЖ.
– Не помогли вам ваши связи – мы живем в другом месте, – сказал я. – Сейчас узнаете, где именно.
Но Юля категорически отказалась ехать, хотя было видно, что поехать ей хочется. Мы отвезли ее домой, а сами успешно доехали до нашего дома и закатили мужскую пирушку с перерывами на интервью. «Комсомольцы» оказались нормальными, компанейскими парнями, а Юля. В Юлю я точно серьезно влюбился – причем общаясь всего один вечер. У нее был добрый, веселый нрав. К тому же она была прекрасно начитанна, свободно владела английским языком и французским. У меня создалось впечатление, что у нее вообще нет недостатков.
Утром, взяв у каждого из новых друзей номер телефона и адрес, с помощью Саныча я отправил всех по домам.
На следующий день я позвонил Юле на работу и спросил, как идет работа над статьей. Она ответила неожиданно сухим и официальным тоном, что работа идет по плану. Услышав мою просьбу о встрече вечером, она сказала, что скоро собирается замуж и что встречаться нам без особых причин нет смысла. Это был просто другой человек! Для меня, не знающего никогда отказов, это был сильнейший удар по самолюбию. Но что я мог поделать? Пришлось пока утереться. У меня оставалась надежда, что во время разговора по телефону рядом кто-то был. И еще оставалась моя убежденность, что любую женщину можно добиться, если сильно захочешь, – нужно только время, деньги и правильный подход. Я надеялся, что у меня все это есть.
Глава 18
Жить – хорошо, а хорошо жить лучше не здесь!
Через неделю после начала Олимпийских игр Сергей, как мы и договаривались ранее, позвонил Ольге, родственнице кинопродюсера Майера, и договорился о встрече. Я с Сергеем поехал на стадион «Лужники» якобы для того, чтобы посмотреть соревнования легкоатлетов. На самом деле Ольга должна была «случайно» познакомить Сергея с «невестой из США». Наши места на трибуне оказались рядом с местами американцев, и Сергей впервые увидел свою «избранницу» – довольно миленькую на лицо, но толстозадую девицу в джинсовом сарафане. «Невесту» звали Анна, и она даже немного говорила по-русски – была внучкой кого-то из белой эмиграции. Свои хлопоты она оценила в пять тысяч «зеленых» плюс, естественно, все расходы по пребыванию в стране и перелету в Союз и обратно. «Молодые» сели рядом и нежно ворковали, иногда прерываясь на аплодисменты: наш гимнаст Александр Дитятин в этот день завоевал одну из трех своих золотых медалей. Я с Ольгой обсуждал подробности ее первых переговоров с компаниями, выпускающими видеомагнитофоны и видеозаписи. Ознакомившись с фильмом, генералы от капитализма легко принимали наши нахальные условия, и по деньгам прибыль получалась даже больше, чем мы планировали в лучших своих мечтах. Права на выпуск фильма на видеокассетах должны были принести нам около восьми миллионов долларов. Доллар в 1980 году был гораздо увереннее, чем в 2008-м. Этого вполне должно хватить на приобретение новейшего оборудования для небольшого заводика.
После посещения «Лужников», само собой, мы направились продолжать «знакомство» в «Звезду», где сегодня отмечался День Болгарии. Во время Олимпиады мне некогда было ходить по соревнованиям, поэтому наше деловое свидание позволило мне хоть немного погрузиться в атмосферу этого воистину всенародного праздника. Я с неожиданным удовольствием дышал спортивным воздухом и вместе со всеми советскими людьми радовался нашим победам.
Наши современные журналисты, вспоминая об Олимпиаде, писали в основном о 101-м километре, необычно полных прилавках и пакетиках сока с трубочкой. А я действительно прочувствовал атмосферу народного единения, как бы это пафосно ни звучало. Не зря все-таки наши спортивные начальники тратились на меха для жен международных олимпийских функционеров, пробивая решение о проведении Олимпиады именно в Москве. Ведь изначально предполагалось, что Игры будут убыточными, – но государственный пиар важнее! Олимпиада-80 обернулась для Советского Союза не только нежданно наступившим на две недели в отдельно взятой столице коммунизмом. Игры стали настоящим праздником для всех, кто их посетил. Конечно, такое небывалое количество золотых (80!), серебряных (69!) и бронзовых (46!) медалей было завоевано в основном благодаря отсутствию спортсменов из капстран и наличию в нашей сборной спортсменов из союзных республик, но ведь и видов состязаний было меньше, чем в 2008 году (в Москве разыгрывалось всего 203 комплекта медалей, а в Пекине – 302).
В общем, мне все так понравилось, что я даже сподобился посетить третьего августа официальное закрытие Олимпиады.
Оформление так внезапно вспыхнувших чувств между Сергеем и гражданкой США Анной Шварц заняло, несмотря на все мои связи, целый месяц и стоило мне целую кучу подарков из «Березки». Правда, сведущие люди из очереди в ОВИРе, рассказали Сергею, что обычно эта процедура длится пять – семь месяцев даже без продажи квартиры. А квартиры продавать было нельзя, только менять – квартиры должны были отходить в собственность государства. Помогали «черные маклеры», но брали за услуги не меньше половины стоимости квартиры.
К счастью, у Сереги не было ни квартиры, ни работы, ни прописки, ни родственников. Даже в ЗАГСе не стали ждать положенного срока в связи с фиктивной справкой о беременности невесты и талоном на полное собрание Большой советской энциклопедии для заведующей. В результате через два месяца, в сентябре, Сергей с Анной уже гулял по знаменитой Стрип – главной улице Лас-Вегаса. В столицу игрового бизнеса они приехали не для того, чтобы поиграть в казино, а благодаря весьма либеральному законодательству штата Невада в отношении разводов. Не получив развода, свой бизнес Сергею в США начинать было нельзя. Если бы Анна узнала, что ее липовый муж миллионер, вряд ли она захотела бы так просто выполнить условия негласного договора.
Поэтому сразу же после получения Сергеем грин-карты они поехали в Лас-Вегас разводиться. Через пять лет после получения грин-карты Сергей мог стать полноценным американцем и даже получить избирательное право. Проблем с этим быть не должно, так как уже через неделю после развода на счету у господина Бабарыкина лежала кругленькая сумма в два миллиона долларов – первые перечисления видеомагнатов. А в США любят иметь много американцев-миллионеров.
Ольга была, конечно, не бедной женщиной, но возможность самой заработать пятьсот – семьсот тысяч долларов и доказать родственникам-миллионерам свою финансовую состоятельность заставляла ее лично помогать Сергею первые два-три месяца. Она ездила с ним на все переговоры, составляла договоры и помогла обустроиться в Сан-Хосе – самом крупном городе Силиконовой долины. А через полгода я с удивлением узнал, что Ольга и Сергей решили связать себя узами брака. Сергей регулярно сообщал мне о своих делах, о ходе строительства завода, но о личных отношениях с Ольгой ни разу даже не намекнул – видимо, стеснялся моей дружбы с Леопольдом, бывшим ее мужем. Правда, свою знаменитую фамилию она менять не стала и осталась Ольгой Майер.
У меня же на личном фронте все было очень плохо: других женщин, кроме Юли, я не хотел видеть, а она категорически отказывалась со мной встречаться, даже рукопись статьи обо мне прислала с курьером. Пришлось идти в обход. Для начала я с помощью того же Мильмана, который по моей просьбе «склеил» секретаршу из «Работницы» Аллочку, узнал все подробности жизни Юли.
У нее действительно был официальный жених – заместитель главного редактора «Работницы», некий Валерий Крылов – довольно солидный мужчина тридцати пяти лет, приятной наружности, член партии, с квартирой, машиной, дачей. Он был родственником главного редактора и знал Юлю с детства, так как они жили в одном доме на Арбате. Она жила вдвоем с больной матерью. Крылов всю жизнь опекал ее, доставал лекарства для матери, помог поступить Юле в МГУ и постоянно продвигал. Она чувствовала себя обязанной ему, хотя всячески пыталась казаться независимой. Как только Юля стала совершеннолетней, он стал предлагать ей выйти замуж, но она под всякими предлогами (надо закончить университет, надо закрепиться на работе и так далее) ему отказывала, всячески оттягивала сам момент свадьбы, хотя ни с кем никогда близко не встречалась.
Жених старательно оберегал ее от всяческих контактов с мужчинами, даже на интервью отпускал очень неохотно. После работы он сам отвозил ее домой на машине, поэтому встретить ее после работы, как я вначале планировал, было весьма проблематично. Тогда я попросил выяснить в районной поликлинике, чем болеет мама Юлии. Оказалось, что она много лет страдает тромбофлебитом. Поговорив с ее лечащим врачом, я понял суть проблемы. При этом виде болезни больному были противопоказаны любые резкие движения, потому что в любой момент со стенки глубокой вены бедра мог оторваться крупный тромб и, пройдя через полую вену, попасть в сердце или легкое и его закупорить. Такая ситуация называется «тромбоэмболия легкого» и в восьмидесяти процентах случаев грозит смертельным исходом. Поэтому мать Юлии уже много лет находилась на постельном режиме и даже не могла самостоятельно выходить на улицу.
Я позвонил Сергею в США, и он в свою очередь проконсультировался с американскими профессорами. Оказалось, что на Западе уже есть решение этой проблемы – так называемый кава-фильтр, маленький паучок из специального сплава, который через небольшой разрез вставлялся в полую вену (в районе живота), и оторвавшиеся крупные тромбы застревали в нем, как в ситечке. Тромбы находились в фильтре, пока их не размывало сильным кровяным потоком.
Проблема была в том, что в Москве не было пока оборудования для установки кава-фильтров, а Ангелина Дорофеевна (так зовут маму Юлии) была нетранспортабельна.
К счастью, оборудование для установки стоило относительно недорого – шестнадцать тысяч долларов плюс две тысячи за обучение специалиста. Для меня, из доходов которого каждый месяц только ВААП присваивало десять – пятнадцать тысяч долларов, это были копейки. Главврач Первой городской клиники им. Пирогова профессор Олег Рутковский был моим хорошим знакомым и принял мое предложение без раздумий. Шутка ли, американская технология, единственное оборудование в СССР, да еще так быстро! Через месяц, несмотря на препоны, чинимые советской бюрократией, в созданном флебологическом отделении уже делались первые операции. В первой десятке оперируемых, естественно, оказалась Ангелина Дорофеевна.
Операция – это, конечно, громко сказано. Процесс велся при местной анестезии и длился примерно полчаса. Используя рентгеновскую установку, врач вставлял сложенный кава-фильтр в вену через маленькое отверстие в предплечье и с помощью специального зонда доводил до полой вены и там разжимал. Пациент через час самостоятельно покидал операционную и через день наблюдений выписывался домой.
История с моим подарком широко освещалась в советской прессе и ТВ, в том числе и самой Юлией в «Работнице». Она, правда, не догадывалась, что было основной причиной, побудившей меня совершить этот благородный поступок. Но это недоразумение исправил профессор Рутковский через день после операции Ангелины Дорофеевны. Произошло это в отдельной палате, где находились Юля и ее мама.
– Большое спасибо вам, Олег Всеволодович, – сказала с волнением Юля. – Теперь моя мама сможет сама ходить…
– Подождите, Юля, – перебил ее профессор и посмотрел на ее маму. – Ангелина Дорофеевна, я должен рассказать кое-что важное. Правда, Артур Керимович просил меня молчать, но в глубине души, наверное, был бы не против. В общем, это я должен поблагодарить вас за оборудование и за новое отделение. Именно из-за вашего случая Артур Керимович заинтересовался проблемой тромбоэмболии, узнал о новой технологии, каким-то образом разыскал в США производителей кава-фильтров, оплатил оборудование и добился у Министерства здравоохранения быстрого открытия в нашей клинике флебологического отделения. – Профессор на секунду замолчал, повернулся к Юлии и продолжил: – Сначала я не догадывался об истинных мотивах его поступка, но, увидев вас, Юля. Я слышал, что вы избегаете встреч с ним. на мой взгляд, он заслуживает по меньшей мере благодарности.
– Но я же не знала!
– Теперь знаете. – Олег Всеволодович укоризненно посмотрел на Юлю и вышел из палаты.
На следующий день, утром, придя на студию, я с удивлением обнаружил там сидящую на диванчике Юлию.
– Артур Керимович! Я должна.
– Ничего ты не должна, это всего лишь деньги! Я не хочу, чтобы ты считала себя чем-то мне обязанной! – выдал я, хотя, конечно, был уверен в обратном. После чего сказал: – Я хорошо знаю твою ситуацию с женихом… Скажи, тебе нравится работать в «Работнице»?
– Не очень… Меня завалили бумажной работой, реальных заданий почти не дают, на интервью не отпускают. единственное интервью было с вами, – честно призналась Юля.
– А где бы ты хотела работать?
– Ну, если бы был выбор, то в «Комсомолке», наверное.