В августе 79-го, или Back in the USSR Ахмаров Азат
– Спасибо, мы сейчас подойдем снова. Идем, Артур.
Выйдя в коридор, я рассказал мальчику свою легенду:
– Артур, я двоюродный брат твоего папы, приехал из Москвы. Меня тоже зовут Артур – Артур Башкирцев. Мы, я и твой папа, поссорились в молодости, поэтому ты ни ему, ни маме ничего не говори, хорошо? А то отец расстроится.
– Хорошо… – неуверенно произнес Артур.
– А я сейчас в Москве очень важный, большой начальник. И я вам всем, и маме, и папе, и тебе, и твоему брату, хочу помочь. Только об этом никто, кроме тебя, знать не должен. Договорились?
– Договорились… Но чем вы нам помочь хотите? Мы ведь и так хорошо живем, не бедно.
– Да уж, квартира однокомнатная, машины нет, дачи нет!
– Дача есть! – возразил Артур.
– Ах да, есть уже дача. – Я вспомнил, как мы с отцом целое лето с помощью лебедки выкорчевывали на участке огромные пни. – Четыре сотки в лесу, в трех километрах от речки Бабки. Вот что тебе сейчас больше всего хотелось бы? Представь, что ты поймал золотую рыбку. Какие бы у тебя были бы три желания?
– Ну… во-первых, джинсы фирмовые, конечно. Во-вторых, велосипед – а то мой украли. А в третьих… чтобы отец не пил.
– Хорошо, скажи мне вот что. Если я подарю тебе, например, ножик. – Я достал из кармана и показал Артуру швейцарский раскладной нож с двенадцатью лезвиями.
– Ничего себе! – У него загорелись глаза. – Что, правда подарите?
– Подожди, не перебивай. Вот подарю я тебе ножик, ты его домой принесешь, а родители спросят: где взял? Что ты им скажешь – нашел или украл?
– Скажу, что нашел!
– А джинсы? А велосипед? Артур задумался.
– Вот то-то и оно! – сказал я. – Надо все по-умному сделать… Ты мне поможешь?
– Конечно, дядя Артур!.. А ножик можно себе оставить? Такого ни у кого в классе нет!
– Такого ни у кого и в Перми нет! Это же швейцарский армейский нож Victorinox Swiss Tool – с пожизненной гарантией! Бери! – Я протянул мальчику нож и добавил: – Ну, хорошо, подробнее потом поговорим, а сейчас идем к участковому.
Найдя пятнадцатый кабинет, я постучал, и мы сразу вошли.
– Здравствуйте, – сказал я и уверенно пожал руку не старому еще усатому капитану с хитрыми хохляцкими глазами. – Вы капитан Обметко?
– Здравствуйте. – Милиционер оглядел мой дорогой прикид и внутренне напрягся. – Я, а что?
– Я не начальство, просто работник культуры из Москвы, но я очень хочу помочь нашей милиции. У вас ведь участок большой?
– Большой. – Капитан медленно кивнул. – От Лумумбы до Ушинского.
– Вот! Участок большой, а вы все пешком, да пешком.
– Так не положен участковым транспорт. У нас только проезд бесплатный, в трамвае и в автобусе.
– Это же не то, вам свой нужен транспорт. Как насчет мотоцикла? В личное пользование?
– Какого мотоцикла? – с недоумением спросил участковый.
– Персонального. Ну, «Урал» там или «Минск». Что у вас в городе купить можно?
– В «Спорттоварах» «Минск» стоит. но лучше «Ява», – ответил Обметко, видимо, начиная понемногу понимать, к чему я клоню. – «Яву» на рынке можно взять – даже новую! Правда, с переплатой.
– Это ерунда. – Я небрежно махнул рукой. – Главное – чтобы мотоцикл был новый!
– А в чем ваша проблема? – Хитрый участковый теперь был весь во внимании.
– У меня племянник в сорок третьей школе учится. – Я показал на мальчика. – Вот он, Артур. В этой школе хулиганы завелись. Один сейчас у Марии Сергеевны сидит. Илья Мялицин, кличка – Муромец. Ну и пэтэушники всякие. Они там, возле школы, трутся, деньги у младших школьников отбирают, избивают их.
– Избивают?
– Да. Может, вы лично возьмете шефство над школой и персонально – над Артуром? Он вас информировать будет, кто, где и кого обижает, ведь заступиться там за ребят некому. Мялицину, по-моему, уже не место в школе, а пэтэушникам вообще нечего делать у школы. Я думаю, нужно будет иногда встретить ребят после уроков или во время перемены в туалет школьный зайти и припугнуть там всех – в общем, порядок навести в школе.
– Порядок это хорошо… – Капитан задумался и даже при этом усами зашевелил. – А что, дело хорошее, – сказал он после паузы, – давно пора взять шефство над школой. В плане предупреждения преступлений у нас ведь ничего не делается, а давно пора. это и начальству понравится. Короче говоря, завтра и зайду к директору. Ну, в смысле, заеду.
Я намек понял.
– Договорились. Завтра с утра – на рынок. А потом в школу, к директору.
– Отлично! – Капитан широко улыбнулся. – А сейчас зайдем к Марии Сергеевне. Посмотрю я на этого Муромца. и про остальных хулиганов выясню.
Я записал телефон Обметко, и мы все вместе пошли в инспекцию по делам несовершеннолетних, где обалдевшая инспекторша и Муромец узнали, что над 43-й школой берет шефство лично товарищ капитан. Он жестко взял Мялицина за вихор и, сурово глядя ему в глаза, проговорил:
– Ну что, допрыгался, говнюк? Я тебе покажу, как маленьких обирать и кулаками махать! Я с тобой нянчиться не собираюсь! Запомни – ты под особым контролем! Один залет, и ты у меня прямиком из школы в колонию для малолеток полетишь белым лебедем! Понятно?!
– П-понятно, – запинаясь, ответил не на шутку перетрусивший Илья.
– Так, а теперь говори, кто из твоих дружков сегодня у школы был?
Голос у капитана был такой, что стало ясно: он вытрясет из Муромца все, что нужно. Я решил, что Артуру незачем это наблюдать, и поспешил сказать:
– Ну, мы пойдем, пожалуй. До свидания.
Мы вышли из отделения и пошли по направлению к нашему с Артуром дому.
– Значит, так, – сказал я на ходу, – даю тебе первое задание. Походя узнай у мамы, кто в их управлении «Пермгеофизика» отвечает за распределение квартир, хотя бы фамилию. Понял?
– Понял.
– Дальше. Сегодня же выпроси у папы под любым предлогом денег – не меньше двух рублей. Чтобы мама тоже об этом знала.
– А зачем?
– Потом сразу же беги в ближайший магазин и покупай у кассирши на все деньги билеты разных лотерей, ДОСААФ, «Спринт» и других, причем постарайся, чтобы кассирша тебя запомнила. Задавай побольше глупых вопросов. Понятно? Не волнуйся, если все получится, как я запланировал, папа тебе сам джинсы купит и мопед. Ну, все, давай прощаться до завтра. – Я пожал руку себе-подростку и повернул к проезжей части, чтобы поймать такси.
Поздно ночью приехал из Москвы Саныч. Он успел поспать, хоть и недолго, поэтому на рынок мы поехали на «мерседесе». Но сначала, разумеется, заехали в участок за Обметко. Капитан, увидев машину, остолбенел.
– Ну ни фига себе! – медленно проговорил он. – «Мерседес»! Совсем как новый! У нас в городе такого ни у кого нет! Это кем же надо работать, чтобы такую машину можно было купить? Небось, ваш друг капитан дальнего плавания?
– Машина моя, Саныч работает у меня водителем и помогает во всем, – пояснил я.
– Теперь понятно, что вам «Яву» купить не накладнее будет, чем кулек семечек! – завистливо произнес участковый, поглаживая кожаную обшивку салона.
Мы сдуру заехали на авторынок и этим полностью заблокировали его работу. Вокруг нашего «мерседеса» тут же собралась такая толпа, что мы с Обметко с трудом сквозь нее протиснулись. Саныча оставили у машины – отвечать на многочисленные вопросы любопытных, а сами дошли до места, где продавались мотоциклы. Там рядами стояли потрепанные «Ижи», «Мински», «Уралы», были даже два трофейных немецких BMW. Владельцы чешских «Яв» важно стояли в стороне – эти мотоциклы хоть и стоили в магазине гораздо дороже советских – шестьсот пятьдесят рублей (отечественный «Ковровец» стоил двести пятьдесят рублей), но в свободной продаже найти их было очень сложно. Я, не теряя зря времени, подошел к самому новому красавцу с хромированными трубами. Ко мне нехотя приблизился владелец.
– Сколько просишь? – поинтересовался я ценой.
– Это «Ява-350», двухгоршковая, новая, сто двадцать км дает без проблем! Короче, восемьсот пятьдесят рэ.
– А вы знаете, что на рынке торговля новыми товарами запрещена? – К нам незаметно подкрался капитан; он был в форме, и владелец мотоцикла слегка стушевался.
– Ну, мотоцикл не совсем новый, триста пятьдесят км пробег, – проговорил он.
– А раз не новый, давай дешевле! – напирал на мужика Обметко. – У него нового госцена – шестьсот пятьдесят!
– Так я сам за столько купил! – оправдывался испуганный хозяин «Явы». – Ну, хорошо – семьсот пятьдесят!
– Ах ты, спекулянт! У меня зарплата сто восемьдесят! Ты что, хочешь, чтоб я на него год горбатился? – продолжал давить наглый участковый.
– Ну ладно, семьсот. только для вас, товарищ капитан. Но это край!
– Край, так край, – согласился довольный Обметко. – Показывай документы.
Расстроенный спекулянт достал документы, и через десять минут он и Обметко уже ехали в ГАИ переоформлять документы. Я же с Санычем отправился в школу. Там мы познакомились с молодым физруком Григорием Валетовым и также убедили его охранять Артура и других учеников младших и средних классов. Обошлось мне это гораздо дешевле – всего лишь в стоимость японской двухкассетной стереомагнитолы Sharp-800, купленной в комиссионном магазине. Большой, красивый, с яркими огоньками, магнитофон так понравился физруку, что тот поклялся каждую перемену заглядывать в школьный туалет – место сборища школьного хулиганья – и провожать Артура после уроков целых два квартала. Я рассказал Грише о сотрудничестве с милицией и попросил объединить усилия.
От Артура я узнал, что распределением квартир в управлении «Пермгеофизика» ведала председатель профкома – некая Мария Владиславовна Жукова. Приехав в управление, с помощью всемогущей коробки конфет «Рафаэлло» я выяснил у секретарши, что Жукова – немолодая, одинокая, но еще симпатичная женщина с неплохой фигурой. Ездит на новенькой зеленой «шестерке», которую оставляет возле места работы, здесь же, на улице Лодыгина.
После работы Мария Владиславовна обнаружила, что у ее красавицы проколоты сразу два колеса. Я с Санычем в этот момент «случайно» проезжал мимо. Мы остановились, и я спросил у женщины:
– Извините, вы, случайно, не знаете, где находится управление «Пермгеофизика»?
– Здесь, – ответила она и сказала в сердцах: – Проклятые хулиганы!
– Что?! – притворно оскорбился я.
– Это я не вам, извините. Какие-то обормоты прокололи мне два колеса сразу! Что делать, не представляю – у меня всего одна запаска!
– Да, проблема. – согласился я. – А где у вас ближайший шиномонтаж?
– На Моторостроителей, в автопарке.
– Саныч, вылезай! – Я махнул рукой своему помощнику. – Надо помочь симпатичной даме. Поменяй, пожалуйста, одно колесо, а второе сними и отвези в шиномонтаж, пусть по-быстрому все сделают. И сразу возвращайся сюда, а я пока постою здесь с… – Я посмотрел на женщину.
– Мария Владиславовна, – сказала она, краснея как маленькая девочка.
– А меня зовут Артур Керимович, работник культуры из Москвы, – представился я и добавил: – Вот, значит, Саныч, я с Марией Владиславовной здесь тебя ждать буду.
– Вы меня так выручите!.. – с волнением произнесла она. – Большое вам спасибо!
– Какой смысл ставить запаску, если колесо все равно ремонтировать надо? Я лучше сниму и отвезу в ремонт оба колеса, – предложил Саныч.
Я с ним согласился, предупредив:
– Только сумку мою оставь здесь – она на заднем сиденье.
– А вы по каким делам в «Пермгеофизику»? – спросила Мария Владиславовна, когда Саныч принялся за дело. – Кстати, вы из-за меня опоздали. Мы работаем до шести. Все, наверное, уже ушли.
– А вы тоже там работаете?
– Да, в профкоме.
– Неужели в профкоме? Вы-то мне, наверное, и сможете помочь, – слукавил я.
– А вы чем занимаетесь? Наверное, работаете в Министерстве культуры? У вас шикарная машина, я таких у нас ни разу не видела.
– Я композитор, фамилия моя Башкирцев.
– Как? Тот самый знаменитый Башкирцев? Но я видела его по телевизору, и вы совсем на него не похожи!
– Только вас, Мария Владиславовна, посвящу в свою тайну. Смотрите! – Я достал из сумки усы и парик, свои маскировочные причиндалы, и быстро надел их.
– Надо же! – Председательша всплеснула руками. – А я сначала вам не поверила, извините.
– Приходится маскироваться, иначе нельзя было бы на людях появиться.
– И как вас в нашу глушь занесло, Артур Керимович?
– Да вот, дела появились.
– А к нам, в «Пермгеофизику», что привело?
– Ну, об этом на улице неудобно говорить. Давайте дождемся Саныча, поставим вашу «Ладу» на стоянку, заедем в «Аэлиту» и там посидим, поговорим.
– Конечно. только там, наверное, мест нет.
– А я надену парик и усы, и пусть только попробуют не пустить!
– Да, я же забыла, кто вы… Жалко, мне же никто не поверит. А у вас, случайно, фотоаппарата нет?
– Случайно есть. – Я достал свой мобильник и сфотографировался вместе с ней. Показал. Она, конечно, удивленно ахнула при виде моментального фото, но огорчилась, что оно только на экране. Я ее успокоил, пообещал в Москве напечатать снимок на фотобумаге и прислать ей по почте, подумав: «Опять придется обычным фотиком с дисплея переснимать». После этого снял парик и усы и сложил в сумку.
Наконец приехал Саныч и поменял колеса. Жукова поставила машину на стоянку, и мы поехали к «Аэлите» – самому модному ресторану в Перми. Я не стал преображаться, просто сунул швейцару-охраннику десятку, и тут же нашелся свободный столик. Мы сделали заказ, закусили, выпили, поболтали. Мария Владиславовна оказалась неглупой женщиной, которая, правда, так обрадовалась общению со мной, что просто замучила меня вопросами о жизни московской богемы. Мы даже потанцевали под музыку местного ВИА. Тетенька от выпитого вина раскраснелась, но, как только я завел речь о деле, сразу сделалась серьезной.
– У меня в Перми родственники живут. Башкирцева Софья Александровна. Она в детском саду «Перм-геофизики» работает, старшей медсестрой.
– Башкирцева? Знаю, хороший работник.
– Хотел я за нее похлопотать. Она с мужем и двумя сыновьями в однокомнатной «хрущевке» много лет живет, а работник она хороший, вы сами это говорите. Нельзя ли им хотя бы трехкомнатную организовать? Если кого надо подмазать, без проблем, только скажите сколько?
Жукова задумалась, видимо, немного опасалась провокации – она ведь совсем меня не знала, – хотя известный композитор Башкирцев этим не стал заниматься.
– Очередь у нее еще, конечно, не подошла. – сказала после короткой паузы Мария Владиславовна. – Но она работает семь лет на одном месте, и стаж у нее большой. Попробовать можно. Я подниму вопрос на следующем же заседании профкома и с директором переговорю.
– А сколько благодарности? – Я выразительно потер друг о друга подушечки большого и указательного пальцев.
– Я думаю, трех тысяч хватит, – ответила она.
– У вас в сумочке конверт, а в нем пять тысяч, – сказал я. – Саныч положил, когда вы в туалет ходили.
– Зачем заранее-то? Вопрос ведь еще не решен.
– А я вам доверяю, Мария Владиславовна, вы ведь не последний человек в управлении!
– Ну, вообще-то, нам недавно главк две квартиры вне нормы выделил. Так что, я думаю, решим вопрос. – Жукова уверенно положила сумку на колени.
– Вот и хорошо! – Я улыбнулся. – Давайте выпьем за вашу красоту и ваши деловые качества!
Весь вечер председательша строила мне глазки и будто бы случайно прижималась ко мне упругой грудью во время танцев, но я делал вид, что не понимаю намеков, решив, что для нее и денег достаточно будет. Тогда она переключилась на Саныча – видимо, очень хотелось одинокой женщине мужской ласки и тепла. А где его взять председателю профкома? На работе нельзя, надо должности соответствовать, а тут приезжие, иногородние, солидные – никто не узнает, и никакого ущерба для авторитета. Саныч был совсем не против – Жукова ему понравилась. В итоге после ресторана он завез меня в гостиницу, а сам с новой знакомой уехал к ней ночевать.
На следующий день утром, а был четверг, я оставил у Центральной сберкассы Саныча. В четверг в газете «Труд» публиковались таблицы выигрышей государственных лотерей и лотереи «Спортлото» «6 из 49», и в эту сберкассу будут обращаться люди со всего города и даже со всей области с выигравшими билетами. Задача Саныча – вычислять владельцев билетов с крупными выигрышами и перекупать их, ссылаясь на долгие сроки и мороку при получении выигрыша (это действительно было правдой). Конкурентов – «покупателей» – отстранять. А конкуренты должны быть обязательно, так как этот способ официально отмыть неправедные доходы был очень распространенным в СССР.
Я оставил Санычу десять тысяч рублей, но надежда на максимальный выигрыш – автомобиль «Волга» – была очень маленькой, потому что по всей стране машину выигрывали всего пять – семь человек в неделю. «Волга» официально стоила восемь тысяч рублей, но на черном рынке за нее давали двадцать – двадцать пять тысяч, а столько стоила хорошая двухкомнатная кооперативная квартира в Москве. Максимальный выигрыш в «Спортлото» составлял десять тысяч рублей, но такие выигрыши тоже случались довольно редко.
Сам я подъехал к детскому садику «Золотая рыбка», где работала моя мама, чтобы посмотреть на нее хотя бы издалека. Близко подходить не решился – был риск, что мама меня узнает или что-нибудь заподозрит. Я увидел ее и своего младшего четырехлетнего брата на прогулке; мама была молодая и красивая. Я некоторое время наблюдал, как они гуляли, потом снова поехал в школу – проверить работу «охранников». Все было нормально: возле школы прогуливался приехавший на новенькой «Яве» капитан Обметко, а по коридору школы, у туалетов, патрулировал физрук. Я успокоился и съездил пообедать, а потом вернулся к Центральной сберкассе, чтобы подменить на обед Саныча. Но тот сам выбежал навстречу мне и взволнованно заговорил:
– Слушай, Артур, тут целая мафия! Кассир, «покупатели» и даже сержант-охранник – все в сговоре! Они чужих не подпускают вообще – меня сержант уже два раза из зала выводил! Правда, «крупняков» пока не было, в основном телевизоры, велосипеды да стиральные машины.
– Понял. Оставайся здесь, смотри, но на рожон не лезь – сейчас капитана привезу, – сказал я и снова поехал к школе. Там я объяснил ситуацию Обметко, и тот быстро прирулил за мной к сберкассе.
– Сержант, почему у вас в кассе посторонние? – нагло спросил у милиционера капитан, указав пальцем на толпу «покупателей». – Всех вывести из зала – и чтоб у входа тоже не стояли! Объявите им сегодня выходной!
Испуганный сержант, к счастью, не догадывался, что капитан – всего лишь участковый, и поэтому быстро освободил территорию от конкурентов. Кассирша изменения ситуации не заметила и поэтому продолжала пудрить мозги очередному колхознику, приехавшему с женой:
– Ждать выигрыша придется не менее полугода, да и обслуживать машину сейчас очень дорого. У вас в Сосновке ведь автосервиса нет? Может, вам лучше продать свой билет? Здесь, в зале, иногда спрашивают и хорошие деньги дают, причем сразу.
Я насторожил уши: неужели «Волга»? Бинго! Вот это удача! Мужик действительно выиграл машину и растерянно смотрел по сторонам. Я тут же подскочил к нему.
– Товарищ, я заслуженный работник культуры, всю жизнь мечтал о «Волге», – затараторил я. – Продайте мне билет! Зачем вам такая дорогая машина? На эти деньги можно «Жигули» купить или мотоцикл с коляской – и еще на новый дом со всей обстановкой останется! И нужно вам полгода ждать? Бюрократы замучают! Вот у меня и деньги с собой!
– Что, все восемь тысяч? – с удивлением проговорил колхозник.
– Почему восемь? Десять даю! Сразу же, смотрите! – Я достал из карманов десять пачек по сто сторублевок. – Давайте отойдем вот сюда, и ваша супруга лично пересчитает деньги.
Кассирша, увидев, что сработала не туда, попыталась вмешаться, но к кассе подошел Обметко, и женщина испуганно замолчала. Супруга колхозника обомлела, увидев такое количество денег. Может, она и ее муж понимали, что «Волга» стоит дороже, но десять пачек «живых» денег сейчас и сразу – довод более сильный. Она быстро схватила пачки и, судорожно слюнявя палец, стала пересчитывать купюры. В этот момент я подумал, что колхозникам повезло – «продавцы» кинули бы их как минимум наполовину!
Наконец они дважды пересчитали деньги, и супруга, все еще не веря своему счастью, завернула их в платок и прижала к груди. Я взял лотерейный билет, проверил его по газете, после чего с чувством пожал счастливым колхозникам руки, сказав:
– Если опасаетесь, вот милиционер, он может проводить вас до общественного транспорта или до такси.
– Нет, только не такси, – испуганно проговорила колхозница. – Это для нас дорого!
– Тогда на одиннадцатый трамвай – он как раз до автовокзала идет!
Дальше все получилось, как я и задумал. Артур принес свои билеты домой и признался отцу, что потратил деньги на лотерею – очень хотел выиграть велосипед. Отец, конечно, поругал сына, но все же решил проверить тиражную таблицу – не выкидывать же билеты просто так! Через пару минут в квартире номер 38 раздался радостный рев – это старший Башкирцев проверил счастливый билет, прятавшийся среди остальных, действительно купленных Артуром.
Счастливая семья тут же сообщила об удаче всем соседям и побежала в магазин за шампанским. Следует сказать, что одну бутылку в подарок получила обалдевшая кассирша из магазина, продавшая Артуру никчемные билеты. Она вначале попробовала удивиться, как билет из нового тиража выиграл в старом, но Артур вполголоса «напомнил» ей, что и в прошлом месяце покупал у нее лотерейные билеты. А получив бутылку шампанского, кассирша и сама припомнила этот факт.
Конечно, владельцев всех билетов, выигравших «Волгу», проверяли работники ОБХСС, особенно если машины выигрывали работники торговли или сервиса. Но сварщика или медсестру, работающую в детском саду, нелепо было обвинять в махинациях. Тем более школьника, ученика седьмого класса! Поэтому семья Башкирцевых без особых проблем и проверок всего через полгода получила новенькую «Волгу». Отец, не торопясь, успешно продал ее на рынке за двадцать четыре тысячи рублей, купил «Жигули», мопед, фирменные джинсы и новую мебель в новую трехкомнатную квартиру, недавно полученную от управления «Пермгеофизика».
С тех пор Артур часто звонил своему любимому дяде в Москву, рассказывал обо всех пермских новостях. Он знал, что если у кого-то из родственников появятся проблемы, то всемогущий Артур Керимович их тут же разрешит, даже не приезжая в Пермь.
Глава 21
Смерть сама по себе не страшна – страшно то, что это уже навсегда.
Вернувшись в Москву, я серьезно занялся раскруткой Юлии – записал с ней четыре песни и добился издания их фирмой «Мелодия» в виде миньона. Песни были хорошими: «Ксюша» из репертуара Апиной , «Свеча горела» и «Белая дверь» Пугачевой, «Фотография 9 на 12» из репертуара Аллегровой. Поэтому пластинка сразу стала дефицитной, а Юлии даже пришло приглашение на съемку для новогоднего «Голубого огонька» – самой популярной передачи в СССР. Песню для «Огонька» сняли еще в конце ноября. Юлия была счастлива: она постепенно становилась известной, ее часто приглашали на сборные концерты. Чтобы стать узнаваемой и суперпопулярной, ей оставалось только показаться на ТВ. Она с нетерпением ждала новогодней ночи, после которой стала бы полноценной советской звездочкой.
Она все дальше отдалялась от жениха – но и со мной пока не сближалась, хотя по Москве уже ходили слухи, что Башкирцев всюду продвигает свою молодую жену, правда, очень красивую. Крылов даже приехал ко мне, устроил при Юле безобразную сцену ревности и уехал, затаив на меня большой зуб. Это была его ошибка: Юле сцена очень не понравилась – она впервые увидела его злым и грубым. После этого об «обязательной» ее свадьбе с Валерием Крыловым я от Юли не слышал.
Все вроде бы шло отлично, но в начале декабря случилась беда. Поздно вечером после очередной репетиции (с Юлей уже некоторое время занимался вокалом один из самых известных педагогов Московской консерватории профессор Борисовский) Саныч сначала завез меня домой – я жил гораздо ближе к ЦДСА, – а потом, как обычно, повез домой Юлию. Он всегда провожал ее до квартиры. Она по-прежнему отказывалась оставаться ночевать у меня – хотя я не раз обещал ей, что не буду приставать (лукавил, конечно), а может, она боялась уже не меня, а себя.
За два квартала до ее дома, на повороте, в мой «мерседес» с второстепенной дороги врезался оранжевый «москвич», с целой компанией бухих грузин и пьяным молодым водителем за рулем. Саныч выскочил из машины и едва успел поймать за воротник убегающего шофера. Компания попыталась встать на его защиту и отбить родственника, но Саныч быстро раскидал их по сугробам, а виновника аварии посадил рядом с собой.
– Юлечка, ты не сбегаешь до телефона-автомата, здесь, за углом? – попросил он девушку после этого. – Надо позвонить в ГАИ, а я, видишь, отойти не могу, а то этот чучмек пьяный сбежит.
– Конечно, только у меня «двушки» нет.
– Вот, возьми. Если в ГАИ не дозвонишься, набери просто «02» и скажи, что в аварию попала машина Артура Башкирцева. В случае чего сошлись на генерал-майора милиции Хохрякова – быстрее забегают.
– Хорошо.
За ближайшим углом автомат оказался без трубки, и Юля побежала к другому, который находился в соседнем дворе. Саныч, подождав минут десять, забеспокоился, наконец догадался запереть грузина в багажник «мерседеса» и побежал искать девушку. Оббежал два квартала – Юли нигде не было. Он забежал к ней в подъезд и позвонил в квартиру – обеспокоенная мама ее тоже не видела. Тогда Саныч позвонил мне домой. Через сорок минут весь микрорайон оцепил поднятый по тревоге моим другом, генерал-майором Хохряковым, батальон патрульно-постовой службы.
Нашли ее через два часа в темном дворе за старыми гаражами. Она была задушена гитарной струной. Ее полураздетое тело было присыпано снегом, и нашли его только с помощью служебной собаки. На ней не было ее новой норковой шубки, которую я подарил буквально месяц назад, и золотых часиков «Чайка», подаренных ей в прошлом году Валерой.
– Грабителей было не меньше трех, по следам видно, – тихо говорил мне хмурый Хохряков, – может, четверо. Схватили у телефонной будки – девушка как раз в ГАИ звонила – и потащили за гаражи. Она, видимо, стала кричать, сильно сопротивлялась, тогда грабители накинули ей струну на шею. Изнасиловать не успели – только юбка чуть разорвана, – видимо, кто-то спугнул – наверное, Саныч, когда бегал по дворам, ее искал. Собака дошла по следу до автодороги и там его потеряла. Отпечатков нет, свидетелей пока тоже. Будем отрабатывать местную шпану – но эти со струной ходить вряд ли будут. Скорее всего напали не местные – специально на охоту вышли. В поиске задействованы лучшие сыщики Москвы, усиленную спецгруппу возглавил Владимир Калиниченко (самый удачливый следователь по особо важным делам при Прокуратуре СССР). Должны найти, потому что очень необычное орудие убийства, да и вещи слишком заметные – понесут на продажу и засветятся.
Не засветились. Убийцы, видимо, испугавшись масштаба поисков и поднятого шума, просто выбросили вещи в мусорный бак. Там их нашел дворник и попытался продать на рынке у Рижского вокзала. Дворника задержали, но у него было твердое алиби, и его пришлось отпустить. Но звон стоял на всю Москву! Поиском отморозков занимались все: и милиция, и бандиты. Оперативники шерстили всех, кто когда-либо сидел за ограбление или скупку награбленного. Внутренняя тюрьма, на Петровке, где находился МУР, была забита главарями мелких и крупных шаек Москвы. Обыски проходили везде, где только можно. Опера трясли всех своих информаторов, пытаясь найти хоть каплю нужной информации. Крупные московские воровские авторитеты тоже были в этом сильно заинтересованы – для них было важно как можно быстрее покончить с милицейским «шухером», мешающим им спокойно жить и работать. Также им хотелось выполнить многочисленные и настойчивые просьбы уважаемого в их кругах Тимофея. С этой стороны поиски велись даже интенсивнее, чем со стороны УВД, но также безуспешно.
Скорее всего, убийцы не состояли ни в одной известной организованной группировке, а работали на свой страх и риск. Следователь предположил, что они жили в Подмосковье и приезжали в столицу на охоту. Я объявил, что за любую достоверную информацию о преступлении любой человек получит совершенно анонимно десять тысяч рублей – такая сумма заинтересовала бы даже крупного авторитета или генерала. Сведений и доносов было очень много, но все это была одна шелуха. Следователь легко отделял ее от правды, так как информация о способе убийства была известна только мне и членам спецгруппы.
Через два дня на Ваганьковском кладбище состоялись похороны, во время которых Валерий, бывший жених Юли, опять устроил сцену: он во весь голос обвинил меня в смерти Юли, кричал, что я завлек ее в яркую жизнь эстрадной богемы и это привело ее к гибели. Коллеги Юли по журналу заставили его замолчать. Мать Юлии хотя и молчала – слишком многим она была мне обязана, – но взгляд ее мне тоже не понравился. Юля лежала в гробу, усыпанном цветами, – бледная, но красивая, как в жизни. Вот и все…
Поиски преступников интенсивно продолжались до конца декабря, но новогодние хлопоты как-то сами собой отодвинули их на второй план. В ночь на тридцать первое декабря в новогоднем «Голубом огоньке» должна была прозвучать песня в исполнении Юлии Пашковской «Белая дверь», а ее имя должно было быть обведено черной траурной рамкой, но руководство ЦТ, несмотря на мои настойчивые просьбы, отказалось помещать имя Юли в рамку – «чтобы не портить советским зрителям праздничного настроения.». По моей информации, причина была в другом: московские городские власти не хотели привлекать излишнего внимания людей к позорно высокому уровню уличной преступности в столице – ведь преступники так и не были пойманы! Но тут уже вмешались журналисты ЦТ, «Комсомолки» и «Работницы» – все-таки погибла их коллега, журналист, а в этой среде корпоративная этика даже во времена СССР была очень крепкая. Вмешался профком журналистов. Дело дошло до ЦК. В «Комсомольской правде» вышла большая статья под названием «Кто погасил звездочку?», текст которой сопровождала самая удачная фотография Юлии в траурной рамке.
«Девочка-ангел у кровати больной матери… Упорство и настойчивость в учебе. Достижения советской медицины… «Ты можешь ходить, мама!..» Успешная журналистка потрясающей красоты и обаяния. Мастер разглядел талант будущей певицы.
На самом взлете звездной карьеры… Первая пластинка – и сразу успех!.. Ужасная смерть в темном дворе. Дело взято под особый контроль. Следствие ведет следователь по особо важным делам при Прокуратуре СССР… Будет ли траурная рамка в передаче «Голубой огонек»?.. Цветы на Ваганьковском кладбище.»
Статья о судьбе Юли потрясла всю страну. Романтическая история жизни и смерти простой московской Золушки вызвала у людей бурю чувств и эмоций! Да что там говорить, даже у меня, отпетого циника из времени циников, во время чтения статьи невольно щипало в глазах.
Статья вызвала поистине народные волнения. Редакции газет и ЦТ завалили мешками писем, в МВД шли и шли телеграммы от коллективов предприятий с гневными требованиями найти и покарать преступников. Директора киностудий бились в Комитете по кинематографии за право снять художественный фильм о Юлии Пашковской. В очередях и переполненном общественном транспорте обсуждалась одна тема – разрешат власти траурную рамку или вообще не включат выступление Юли в передачу «Голубой огонек».
Наконец наступил новый, 1982 год. В новогоднюю ночь почти трезвая страна приникла к экранам телевизоров: «Голубой огонек» все ждали с особым чувством – никто не смотрел выступления артистов балета, и никого не смешили шутки юмористов. Песню Юлии редакторы поставили в самый конец передачи. «Белая дверь» сама по себе потрясающая песня, но когда страна видела, как ее исполняет удивительно красивая девушка, печальную судьбу которой уже знала, у всех зрителей по щекам текли слезы. Конечно, имя певицы было в траурной рамке – власти испугались волны народного возмущения.
Но после этих событий я практически потерял надежду на то, что отморозки действительно будут пойманы. Я считал, что из-за поднятого шума они наверняка забились в свои норы, как говорится, легли на дно, а может, вообще куда-нибудь уехали. Кстати, я позвонил следователю и предложил проверить, не пропали ли неожиданно или не уехали из дома где-нибудь в Подмосковье одновременно трое или больше молодых людей. Это было маловероятно, конечно, но мы цеплялись за любую возможность. Калиниченко, кстати, тоже был очень заинтересован в поимке ублюдков – для него это стало делом чести, да и возможность стать народным героем в случае удачи тоже вдохновляла. Он пообещал разослать запросы по всей области.
В проведении праздничных балов в «Звезде», которые, кстати, принесли мне рекордные доходы, я участвовал, разумеется, без особой охоты. Мои ребята, понимая, в каком я состоянии, старались меня не беспокоить без особых причин. Вследствие этого в первых числах января у меня неожиданно образовалось много свободного времени, чего не было уже очень давно. Я был действительно немного не в себе – Юлия была единственной девушкой, которая вызывала у меня такие сильные чувства, и все мои мысли были только об одном – поймать и отомстить! Шансов было очень мало – ни на милицию, ни на бандитов я уже не надеялся.
От безысходности мне пришла в голову дикая идея: я решил выйти на охоту сам – ловить ночью на «живца» всякую падаль. План был дурацким, но ни на что другое я в тот момент не был способен. Саныч, чувствующий себя виноватым в смерти Юлии, даже не стал ничего спрашивать – просто достал из багажника монтировку. В качестве «живца» я не мог использовать женщину, поэтому снова обратился к помощи безотказного Валентина. То ли он сильно нуждался в деньгах, то ли все еще надеялся на что-то, но согласился без раздумий. Я купил ему в комиссионке шикарную женскую шубу из чернобурки, итальянские высокие сапоги с тонким каблуком и кокетливую шляпку на соболином меху. Надев все это, накрашенный и напомаженный, Валя выглядел не хуже, чем голливудская красотка. Кажется, мы даже немного переборщили – такая девушка нелепо смотрелась бы в грязных московских двориках. Но мы все равно решили попробовать – понадеялись на темноту и тупость отморозков. Надежды оправдались. В первую же ночь на «наживку» клюнула шайка из четырех уродов.
Мы с Санычем, для начала вырубив их, затащили ублюдков в ближайший подвал на стройке и переломали им правые руки чуть ниже локтя, а затем устроили допрос с пристрастием: фамилии, адреса, где были в день убийства. Все ответы записывали на диктофон Sony для проверки их следователями. Допрашивали мы ворье, естественно, порознь, и если ответы не совпадали, ломали еще и левую руку. Я понимал, что это жестоко, что такими их сделала пресловутая советская действительность, но жалости не было, так как передо мной все еще стояло лицо мертвой Юли в гробу.
Первая шайка рассказала обо всех своих похождениях, в том числе о двенадцати ограблениях, о том, что и у кого они взяли, кому сдавали награбленное. Где они были четвертого декабря, в день убийства Юли, они вспомнили с трудом – и то только потому, что третьего декабря у одного из них был день рождения и на следующий день они все жутко болели и лечились «Жигулевским».
Мы приковали их ноги к ржавым трубам с помощью наручников и оставили так до приезда опергруппы, которую сами же и вызвали. Конечно, признания, добытые таким путем, не могут служить доказательством преступлений, но для оперативников, обладающих теперь подробной информацией об исполнителях, подробностях грабежей и местах сбыта награбленного, эта помощь станет хорошим подспорьем для дальнейшей раскрутки дел.
В эту же ночь Валентина еще дважды пытались ограбить и изнасиловать, и еще две шайки по очереди были допрошены с пристрастием в том же подвале – хорошо, что я запасся целой связкой наручников. Одну шайку из трех бандитов, которую мы взяли довольно далеко от стройки, даже пришлось везти до подвала на машине «Волга-универсал», взятой напрокат у знакомого фарцовщика.
Свою охоту мы продолжали почти две недели – днем отсыпались, а ночью выезжали в глухие отдаленные районы, как на работу, пока по Москве не поползли слухи. Кто говорил о банде садистов, избивающих честных граждан по ночам, кто рассказывал о группе вооруженных до зубов женщин, мстящим за свой позор, а кто-то уверял, что в УВД создана специальная секретная опергруппа, которая убивает ночных грабителей без суда и следствия. Речь шла уже о сотнях убитых бандитов.
Но, к сожалению, такой удачи, как в первую ночь, больше не случалось. В основном нам попадалась одна шайка, максимум две, а вскоре, напуганные упорными слухами, уличные бандиты совсем притихли, и наши дежурства вообще проходили безрезультатно. Хотя почему безрезультатно? Мы втроем, пусть и ненадолго, избавили огромный город от уличной преступности! Ну, не избавили, но хотя бы слегка ее придавили. Жаль, что такие методы не одобряются в «цивилизованном» обществе – мы же не трогали невиновных. Я убежден, что наши монтировки, подобно кошельку Жеглова, это отличное и реальное средство для борьбы с настоящими ублюдками.
У следователя Калиниченко на это счет была целая философия. Он задавался вопросом, почему человека, открыто и гордо называющего себя вором в законе, нельзя посадить в тюрьму без дополнительных доказательств? Он же сам признает себя вором! Калиниченко считал, что сажать воров в законе надо отдельно от «мужиков» и «молодняка», чтобы некому им было забивать головы своими блатными законами.
Пусть, говорил он, жрут друг друга, как пауки в банке! Если не захотят работать – в холодный карцер, чтобы умирали от болезней; если не умирают – в камеру к «петухам», они же сами придумали законы об «опущенных».
После разговора со следователем мне вспомнился фильм 2007 года о знаменитой соликамской (в Пермской области) колонии «Белый лебедь». Я подумал: а не может мое появление в этом времени как-то повлиять на создание этой зоны? Ведь именно в восьмидесятых годах там было организовано знаменитое ЕПКТ (единое помещение камерного типа), куда отправляли на перевоспитание воров в законе со всего Советского Союза. Через ЕПКТ прошло около четырех с половиной тысяч осужденных. В его стенах сложили «короны» сто тридцать «законников». Именно в «Белом лебеде» закончил свои дни легендарный вор в законе Вася Бриллиант. Собственно говоря, всесоюзную известность «Белый лебедь» приобрел именно потому, что в его стенах прессовали многих известных рецидивистов.
В фильме приводилось несколько версий того, откуда появилось столь пышное название у колонии. Согласно одной из версий, колония получила название «Белый лебедь» из-за того, что ворота этого учреждения украшают два лебедя (они и в 2008 году никуда не делись). По другой версии – из-за того, что в колонии все здания выстроены из белого кирпича и стены их якобы символизируют крылья белого лебедя. Третья версия была связана с известной легендой, гласившей, что если лебедь терял свою любимую, то приговаривал себя к одиночеству или к смерти. Сделав несколько кругов в небе над умершей возлюбленной, он стремительно падал вниз головой и разбивался о землю. Так вот, некоторые воры считали, что в стенах колонии они обретут свой последний приют, споют свою лебединую песню.
Как бы там ни было, а во времена работы ЕПКТ в колонии «Белый лебедь» уровень преступности в Советском Союзе был самым низким за всю историю страны!
Глава 22
Лаврентий Палыч, мы тут такой анекдот сочинили – полстраны пересажать можно!
Наконец нам надоело бесцельно рыскать по ночной Москве – дошло до того, что даже относительно безобидные дворовые хулиганы, напуганные слухами, шарахались от Вали как от чумы. Мы оставили свою затею, и я занялся обычными делами, которые накопились за время моего «отсутствия», к тому же начали происходить события, гораздо более важные, чем моя личная жизнь.
Утром двадцать пятого февраля мне позвонил полковник Баталов и шепотом сообщил, что завтра в девять часов нас будет ждать у себя сам Юрий Владимирович Андропов, серый кардинал СССР, шеф КГБ! Я был готов ко многому, но не к такому. Будущий глава страны лично хочет меня увидеть? Было страшно, но я почувствовал себя винтиком, от которого зависит движение стрелок часов на Спасской башне!
Встреча была действительно незабываемой. Сразу после обмена приветствиями Андропов заявил:
– Я про вас, Артур Керимович, узнал все, что возможно. И чем больше узнавал, тем больше удивлялся. Поговорим-ка без свидетелей. – Он выразительно посмотрел на полковника, и тот тут же выскользнул за дверь.
– Давай сразу договоримся, – переходя на «ты», сказал Андропов, – что разговаривать будем откровенно? – Он хитро сощурил глаза и добавил, огорошив меня: – Про твои счета в немецком банке, про сломанные руки, про приезд борцов из Анапы я знаю. Может, еще что-то есть, но и этого хватает, чтобы посадить тебя пожизненно, а то и расстрелять.
– Пожизненно не получится, – неожиданно для себя ляпнул я, ошарашенный и разозленный. – Через десять лет перестройка начнется! Всех политических выпустят!
– Ну, я подозревал, что с тобой все не так просто, – спокойно заметил Андропов. – Рассказывай!
Врать было уже рискованно, да и бесполезно, и я вкратце изложил Юрию Владимировичу историческую ситуацию на двадцать лет вперед. Он не поверил, хотя я привел много деталей и подробностей.
– Что-нибудь из твоего времени есть? Материальное?
– Часы вот. – Я снял с руки электронные часы Casio и передал Андропову.
Он нажал кнопку селектора и вызвал какого-то Селиванова. Им оказался седой подвижный мужчина в очках, на вид – типичный «ботаник».
– Это Карп Васильевич, начальник нашей технической службы, лучший специалист по спецтехнике, – сказал председатель КГБ. – Объясните ему возможности… новинки.
Я перечислил Селиванову функции электронных часов: записная книжка, калькулятор, время в двадцати четырех городах мира и так далее.
– Карп Васильевич, вы видели что-нибудь подобное? – Андропов внимательно посмотрел на него – действительно, поверить сразу в «гостя из будущего» было не просто, и он решил получить подтверждение его словам.
Карп Васильевич вертел часы так и сяк и даже снял заднюю крышку.
– Я знаю фирму Casio, – наконец сказал он, – и видел их последние суперразработки! Но эти часы обгоняют их минимум лет на пятнадцать – двадцать! Принцип хранения информации на магнитном носителе, правда, уже используется в компьютерах, у Apple например. Но здесь совсем другой принцип – видимо, электронный, да еще в таком миниатюрном виде. это потрясающе! А «космический» дизайн, оформление!.. Откуда это чудо, Юрий Владимирович? Неужели инопланетяне?
Селиванов продолжал любоваться часами и никак не решался вернуть их обратно.
– Да нет, люди работают, – неопределенно ответил Андропов. – А вы все еще «Голос Америки» заглушить не можете. В общем, так, Карп Васильевич, иди! Никаких часов ты здесь не видел, понятно?
– Понятно, – четко, но с видимым сожалением сказал Селиванов и вышел.
– А мне не очень, – проговорил Юрий Владимирович, еще явно сомневаясь. И это понятно – слишком уж фантастичная была новость.
– Подождите, у меня же еще наши деньги есть! И документы! – Как бы вдруг вспомнил я – про телефон и компьютер надо было умолчать, тем более что они хранились в сейфе студии. – Они у меня дома, в сейфе, в пакете!
– Какие такие наши? – с удивлением спросил Андропов.
– Российские, образца две тысячи пятого года. Разрешите, я сейчас привезу?
– Не надо, без тебя справятся. Давай ключи от квартиры и сейфа. Ты пока посиди здесь. – Он нажал кнопку селектора. – Горева ко мне!
Через минуту в кабинет вошел крупный мужчина в штатском.
– Андрей, езжай на квартиру к Артуру Керимовичу, – сказал ему председатель КГБ. – Привезешь пакет из сейфа. Самому содержимое не смотреть! Только быстро и тихо, без шума. Адрес возьмешь у Баталова.
Прошло сорок минут, проведенных в кабинете у Андропова в полном молчании – видимо, говорить он решил, только когда будет уверен на сто процентов в том, что я не лгу. А я в это время серьезно задумался, и что-то внутри у меня перемкнуло. Раньше мне, честно говоря, было плевать на положение в стране – все равно ничего изменить было нельзя. И одним из тех революционеров, которые протестуют, руками машут, а потом в тюрьмах сидят, я быть не собирался. Каждый народ имеет то правительство, какого он заслуживает, и если людям нравится, что их чморят, это их проблемы! Моя задача была – смотаться за бугор, подальше от этой страны дураков, чтобы в спокойствии и удобствах дождаться, когда она станет хотя бы немного похожей на нормальное государство. Но в последнее время, когда у меня появилась небольшая возможность ускорить этот процесс, и во мне заиграло чувство обиды. Я ведь жил в этой стране, среди людей, которые были моими знакомыми, друзьями или родственниками. И они вовсе не виноваты, что родились в СССР. Почему эти жирные, тупые иностранцы (насмотрелся я на них за границей!) имеют право ездить на хороших машинах, кушать нормальную еду, отдыхать на нормальных курортах, а мои родители и друзья – нет?! И уж если от меня будет хоть что-то зависеть – видал я в гробу эту заграницу и удобства!.. Короче говоря, я не в кабинете Андропова сразу из пофигиста превратился в патриота, но именно там (простите за напыщенность) почувствовал свое прикосновение к Истории!
Горев привез пакет, положил на стол и молча вышел. Юрий Владимирович открыл пакет и стал рассматривать содержимое: паспорт, деньги. Взяв в руки карточку Visa, он спросил:
– Что это?