666. Рождение зверя Хо И.
– На вот, комиссионные оставь себе.
– Ты такой милый зайчик. – Фея провела рукой по его голове и щеке.
От этого прикосновения по всему телу Кирилла прошла приятная волна. Беатриче положила чек в кармашек и взялась за тележку с грязной посудой.
– Пардон, мадемуазель, позвольте вам этого не позволять, – остановил ее Потемкин. – У тебя есть более важное задание, а это какая-нибудь Айгюль заберет.
– Ладно, пока. – Фея помахала рукой. – Через пару часов все принесу. Если что, ты теперь знаешь, как меня найти.
Она сдула с ладошки поцелуй и ушла. Потемкин зашел в номер, залез в бар, достал портсигар и снова вышел на балкон. Раскумарив косяк, он начал оглядывать окрестности. С этой точки открывалась великолепная панорама. За счет белоснежной поверхности здания создавалась иллюзия, будто он стоит на склоне ледника, плавно спускающегося к безбрежному океану. От основания горы его отделяли два нижних этажа. Вдоль подошвы тянулась полоса травяного газона, прорезанная дорожками. За ней следовала гряда пальм, в сени которых начинался песчаный пляж. Ближе к зданию в шахматном порядке стояли своеобразные шатры, покрытые развевающимися на ветру полупрозрачными балдахинами. За ними в некоторых местах торчали душевые кабинки, ближе к полосе прибоя виднелись шезлонги с зонтичными тентами и возвышался пост спасателей. Несколько в стороне, уже за пределами пляжа, далеко в океан уходил пирс, у которого покачивались прогулочные яхты и катера. Людей на пляже было немного. Они прохаживались или катались на сигвеях по дорожке, лежали в шезлонгах, кучковались вокруг круглых строений, раскиданных вдоль берега. Стоящие по окружности строений столики и суетящиеся, как пчелы возле улья, халдеи не оставляли сомнений в том, что это пляжные бары.
Несмотря на умиротворяющий пейзаж, Потемкин внезапно ощутил тревогу, подобно Дамоклу, в разгар пиршества заметившему висящий над его головой на конском волосе меч. Беспокойство было необъяснимо. На ощупь мир вокруг него был прочен, как монолит здания отеля. Это место представлялось пристанищем обеспеченных и знающих себе цену людей, способных побеспокоиться о собственной безопасности. Однако откуда-то из окружающего этот маленький и уютный мирок пространства, из лазури океана и синевы неба исходила скрытая угроза. Кирилл вдруг почувствовал себя маленькой букашкой, занесенной чьей-то неведомой, но могучей волей на этот остров. И этот кто-то сейчас с интересом рассматривал его через лупу, думая над тем, учинить ли с букашкой очередное развлечение или просто прихлопнуть, чтоб не мучалась.
Елисейский паноптикум
Затушив папиросу, Кирилл проследовал в ванную. Шампуни, гели для душа и прочая гигиеническая дребедень с маркировкой Eden была там в избытке. Приняв горячий душ, он намазался кремом для загара, зашел в спальню и открыл платяной шкаф. Там стояло несколько пар мягких кожаных сандалий и висели белые туники с красным подбоем, по которому бежала черная отельная символика. Ткань оказалась весьма необычной текстуры – непроницаемая и прочная, она была необыкновенно тонкой на ощупь. Вероятно, это был тот самый виссон, который в древности ценился на вес золота и технология изготовления которого затерялась в глубине веков. Надев тунику, Потемкин бросил взгляд в зеркало. Оттуда на него смотрел яркий представитель древнеримского нобилитета. Это был визуальный образ молодого аристократа Вечного города в современной культуре – в эпически-порнографическом кинополотне Тинто Брасса «Калигула», например. Какой-нибудь отпрыск императорской династии Юлиев-Клавдиев, происходящей конечно же от богини Венеры.
– Rubiconem transire. – Дурачась, Кирилл выкинул правую руку в приветствии: – Ave, Ceasar![46]
Проходя через гостиную, Потемкин усмотрел нечто, заставившее его притормозить. Один из фрагментов фрески на потолке явно не соответствовал творению Микеланджело, хотя и был мастерски стилизован под него. Он вдруг воскресил в памяти Потемкина сон трехдневной давности, в котором Кирилл видел покойного отца. Играя протуберанцами, красное солнце вставало над пустыней. Посреди барханов из пепла и щебня виднелись артефакты современной цивилизации – фонарные столбы, остовы зданий, покореженные рекламные конструкции. Подпирающий солнце огромный столб дыма вызывал ассоциации с ядерным грибом. Это придавало светилу вид устрашающий, но в то же время торжественный и даже надменный. «Видимо, какие-то новейшие вариации на тему конца времен», – подумал Кирилл и пошел дальше.
Найти площадку с лестницей и лифтами оказалось совсем несложно – стрелки Exit[47] быстро вывели его к нужному месту. Спустившись вниз, он с удивлением обнаружил, что здание не имеет фундамента. Оно как бы висело в воздухе – нулевой этаж, на котором он вышел из кабины, представлял собой пустое пространство. Его пронизывали лишь лестничные спуски и шахты лифтов. Сам же корпус стоял на массивных арочных опорах, как Останкинская телебашня. В принципе это было удачное архитектурное решение: таким образом, с любой точки пляжа можно было пройти сквозь дугу здания в глубь острова. С другой стороны, сама конструкция еще раз свидетельствовала о шаткости и иллюзорности всего сущего. У лифта стояло несколько бесхозных сигвеев, но Кирилл решил совершить пешую прогулку – благо пляж был в двух шагах. Дойдя до пальмовой рощицы, он застыл, как витязь на перепутье. Прямо по курсу шумел океан, слева виднелся запримеченный еще с балкона бар, справа стояли шатры. Поразмыслив, Потемкин свернул направо, решив полежать немного перед заплывом.
Шатер оказался весьма практичным сооружением. Он походил на круглую птичью клетку, только прутьев в ней было всего шесть, и не железных, а деревянных. Каркас сверху донизу накрывал тонкий полупрозрачный полог, который можно было легко откинуть. Раздвижная крыша и стоящие рядом пальмы обеспечивали тень. На деревянном полу располагалось несколько мягких тюфяков, низенький японский столик и полотенца. Кирилл слегка отодвинул полог, скинул одежду и опустился на лежак. Гуттаперчевое ложе приняло форму его тела. Он, наконец, совершенно расслабился. Московские ужасы остались где-то далеко позади, как сон, как другая жизнь. Мягкий бриз приносил аромат океана, в котором смешалась соль, жгучий йод и запахи обитателей глубин. Кирилл обратил внимание, что нигде, где он бывал до сих пор, этот аромат не был таким концентрированным. Шум прибоя дополняли шелестение пальм и отголоски смеха, синева тропического неба проглядывала сквозь трепещущую пелену шатра. Эта пелена как будто накрыла Потемкина. Глаза его начали слипаться, веки налились свинцом. Он бы, вероятно, так и уснул, если бы не почувствовал, что для полного счастья ему кое-чего не хватает. Кирилл нажал кнопку на браслете, и через минуту у порога шатра вырос халдей. Это был, как ни странно, Роланд.
– Приятно видеть вас вновь, сэр! – выпалил мулат, радостно улыбаясь.
– Мне тоже весьма приятно, Роланд.
– Все хорошо?
– Да, разумеется… За исключением пина-колады…
– Что с ней?
– Я ее почему-то не вижу здесь.
– Один момент, сэр!
– Спасибо, Роланд.
Провожая его взглядом, Кирилл повернулся на левый бок и заметил, что в соседнем шатре расположились две дамы, не слишком озабоченные отсутствием одежды. Судя по загару, они уже давно пребывали на курорте. Обеим было далеко за сорок, но тела их выглядели весьма и весьма ухоженными – видимо, над ними поколдовали те самые «лучшие косметологи и пластические хирурги», о которых говорила Беатриче. Одна, крашеная блондинка, повернула голову, и Потемкин легко узнал ее. Хотя фирменная, стилизованная под Лесю Украинку коса была расплетена, а длинные волосы просто собраны в хвост, в нескольких метрах от него находилась, несомненно, едва не состоявшаяся президентша Украины Юлия Тимошенко. Ее спутница – скуластая шатенка в прямоугольных очках – походила на школьную классную руководительницу. «Пьяная помятая пионервожатая», – подумал Кирилл, разглядывая ее огромные груди. Лицо шатенки было ему знакомо, но имя на ум не приходило. Дамы мило болтали о чем-то, но с такого расстояния разговора слышно не было – долетали лишь бессвязные обрывки фраз, в которых доминировало интернациональное слово fuck. При этом «училка» мягко поглаживала Тимошенко по животику. Кирилл обратил внимание, что браслеты у них зеленые. Пока он вспоминал, где мог видеть шатенку, улыбающийся Роланд принес ему коктейль. Потемкин благодарно кивнул, взял трубочку и начал смаковать кокосовое содержимое. «Настоящая пина-колада, – с удовлетворением отметил он. – Как на Карибах». Халдея между тем позвала парочка из соседнего шатра.
Кирилл с интересом наблюдал за ними. Тимошенко легла на живот, а ее подруга протянула Роланду какой-то флакон – видимо, с лосьоном для загара. Роланд вылил себе на ладонь маслянистую жидкость и начал втирать ее в лидера украинской оппозиции. Руки халдея не просто растирали, они ласкали Юлию по всей спине, поднимаясь вверх и опускаясь вниз. Соседка время от времени делала замечания, которые, судя по хихиканью обеих дам, были весьма сальными. Наконец, пройдясь от пяточек до пятой точки, Роланд начал массировать промежность Юлии. Тимошенко сначала покрутила ягодицами, потом резко развернулась и села. Роланд встал. Кирилл сначала подумал, что она сейчас пошлет его куда подальше. Однако Тимошенко, напротив, начала быстро расстегивать ему брюки. Сначала упали они, потом вниз съехали трусы, обнажив приличных размеров член. Тимошенко взяла член в руки, зачем-то подула, а потом начала обсасывать. Лицо Роланда расплылось в довольной улыбке – его приятель моментально встал по стойке смирно. Тимошенко на мгновение отвлеклась от процесса и начала рыться где-то между тюфяками. Достав оттуда маленький кружочек, она ртом нацепила презерватив на член Роланда и развернулась, подставляя ему свою нетерпеливую попу. Ее подруга сняла очки, наклонилась, облизала вход и подняла вверх большой палец: объект созрел. Как умелый робот-манипулятор, она взяла агрегат и осуществила стыковку. Роланд вошел в Тимошенко и начал ритмично двигаться, оглашая окрестности характерными шлепками. Оранжевая принцесса охала, периодически оборачивалась назад, облизывалась и хватала себя за грудь. Ее подружка поочередно ласкала то ее, то Роланда. Внезапно ее глаза встретились с глазами Потемкина. Шатенка задумалась, потом поднялась, кошачьей походкой зашла в его шатер и присела рядом. Кирилл развернулся и лег на спину. Она сверкнула взглядом, уцепив потемкинский член:
– May I say something in this… microphone?[48]
Кирилл и не думал возражать. Возбужденный зрелищем, он был уже сам в полной боевой готовности – его агрегат стоял, как александрийский столп. Дама наклонилась и начала нежно обрабатывать головку, проникая во все складочки, заглатывая член все глубже и глубже. Она делала это очень умело, если не сказать профессионально – то замедляясь, то ускоряясь, обхватывая его целиком или оставляя на мгновение, щекоча кончиком языка. Она не просто делала минет. Шатенка подходила к процессу творчески, поглаживая Кирилла по ногам, хватая за соски и сжимая ягодицы. Потемкин смотрел то на нее, то на сцену в соседнем шатре – Тимошенко уже перевернулась, и Роланд обхаживал ее сверху, положив ноги на свои плечи. Лицо Юлии подернулось истомой. Кирилл попытался ухватить свою партнершу за руку, предлагая ей сесть на него сверху. Она, однако, жестом отвергла его оферту. Ее жест означал: «Лежи, лови кайф, все и так хорошо». Массируя член рукой, она опустилась к корню, обсасывая мошонку. Возбуждение охватило Потемкина. Он начал дергаться, ощущая, как неотвратимо подкатывает сладкий шторм. Партнерша вновь обхватила губами головку. Послышался тихий звон, который смешивался с шумом прибоя и стонами Тимошенко. Колокольчик звенел все громче и громче. Юлия, извивающаяся под Роландом, затряслась и закричала. Шатенка выпустила член изо рта и доила его рукой, пристально рассматривая головку. Кирилл захрипел, мир вокруг него вспыхнул ослепительными красками. Его член побагровел, напрягся и плюнул несколькими миллионами мертвых кирилловичей прямо в лицо даме.
Некоторое время они молчали. Потемкин собирался с мыслями. Дама сняла указательным пальцем каплю с лица и положила на язык.
– M-m-m… I love this taste! – улыбнулась она и весьма официозно протянула Потемкину руку: – By the way, Sarah[49].
Она произнесла это на провинциальном американском. Англичанка, конечно же, сказала бы «Сара». У этой же получилось нечто вроде «Сэрра» с характерным гортанным «r». «Какая-нибудь деловая колбаса из Кентукки», – пронеслось в голове у Кирилла. Он отдышался и элегантно поцеловал ей пальчики.
– Между прочим, Кирилл. Ты откуда, Сара?
– Аляска. По-моему, это очевидно.
Сара, похоже, слегка обиделась оттого, что он ее не признал, а Потемкин тут же понял, кто перед ним. Ну конечно же, как он мог ее не узнать! Сара Пэйлин, экс-«Мисс Аляска», экс-губернатор Аляски и несостоявшаяся вице-президентша США, баллотировавшаяся против Обамы в паре с сенатором Маккейном. Кириллу надо было срочно исправлять оплошность.
– Я большой поклонник твоих политических талантов, – нашелся он. – Однако же мне никогда не приходило в голову, что на Аляске женщины начинают общаться с мужчиной только после секса с ним.
– Когда видишь хорошую дичь, надо сначала подстрелить ее, – усмехнулась Сара. – А съедобна она или нет, можно разобраться потом.
– Да ты отличный стрелок, поздравляю!
– А ты однозначно съедобен, – засмеялась Пэйлин. – Откуда приехал?
– Из Москвы.
– О! Моя подруга тоже из Украины.
– Это же очевидно, – улыбнулся Потемкин.
Он решил не поправлять Сару, которая спутала Россию с Украиной. Для американской политической элиты это было вполне естественно. Во всяком случае, этой страной два срока подряд управлял человек, который искренне считал, что Берлин находится в Центральной Америке, а дружеские отношения между США и Японией ничто не омрачает вот уже 150 лет.
– Я что-то тебя раньше не видела. Давно тут? – поинтересовалась Сара.
– Два часа назад приземлился в Пуант-Ларю. Как говорят у нас на Украине, с корабля на бал.
– Как это?
– Э-э-э… Ну это как с поля брани на прием к английской королеве. В грязных шмотках, пропахших порохом.
– Ой, миленький. – Сара умильно погладила его по ноге. – Может, пойдем купаться? Смоем твой порох…
– Отличная мысль! Это именно то, что я сам хотел предложить.
Они встали и пошли по деревянной дорожке, которая вела к океану. Потемкин с любопытством рассматривал группу голых людей, загорающих в шезлонгах. «Счастливые трусов не надевают», – подумал Кирилл. Они напоминали ему стадо тюленей, греющихся на солнышке. Особи мужского и женского пола ворочались, переползали с места на место, махали друг другу ластами. От тюленей они отличались только объемами – за редкими исключениями, местная публика хорошо следила за собой и выглядела не только поджаренной, но и поджарой. Некоторых из тех, кто лежал поблизости, Кирилл без труда идентифицировал, несмотря на панамы и солнцезащитные очки. Знаменитая вампирша Кейт Бекинсейл о чем-то мило ворковала с Кристи Уолтон – белокурой владелицей крупнейшей сети ритейла Walmart, оцениваемой в двадцать миллиардов долларов. Рядом с ними попивала воду из пластиковой бутылочки прекрасная Мара – бывшая фотомодель и министр по делам равных возможностей Италии Мара Карфанья. Говорят, своей головокружительной карьерой «самая сексапильная министр в мире» была обязана любвеобилию итальянского премьера Сильвио Берлускони. Хотя в принципе о карьере через постель принято говорить в отношении любой более-менее смазливой женщины, пробившейся на политический Олимп, к другой даме, также проводившей время на пляже, это вряд ли относилось. Кирилл заметил неувядающую Пенни Прицкер – чикагскую миллиардершу, владеющую сетью отелей «Хайат», которая была финансовым мозгом избирательной кампании Барака Обамы и чуть не стала министром торговли США. Она увлеченно беседовала с CEO российской ядерной энергетики, совсем уже лысым главой «Росатома» Сергеем Кириенко. Рядом с ними расположился слегка помятый Жан Саркози – сын и наследник президента Французской Республики. Потемкин вспомнил сценку, увиденную в просмотровой комнате у Порохова: яблоко от яблони недалеко укатилось.
Когда они достигли пенящейся кромки океана, он увидел, что навстречу им из пучины выходит смуглый, как финик, джентльмен лет пятидесяти с крючковатым носом и добрыми, улыбающимися глазами. Это был Лакшми Миттал – сталелитейный магнат и один из богатейших людей мира. Индус помахал рукой Саре и пошел по направлению к ней. Кирилл не был знаком с Митталом, и ему было совершенно параллельно, о чем они станут говорить с экс-мисс. Он разбежался и самозабвенно плюхнулся в объятия Посейдона. Волны мягко приняли его в свои объятия и, раскачивая, понесли. Кирилл ощутил давно забытую блаженную невесомость. Вода была не просто как парное молоко – перепад температур практически не ощущался. Потемкин перевернулся на спину и начал мощными гребками двигаться от берега. Потом он схватил побольше воздуха и нырнул, пытаясь достичь дна. Его окружал радужный волшебный мир, но разглядеть эту красоту незащищенными глазами было трудно. «Надо бы взять маску с трубкой, понырять», – пронеслось в голове у Потемкина. Вынырнув на поверхность, он обнаружил, что уже прилично отплыл. Сара барахталась где-то вдалеке на мелководье. «Да и хуй с ней. Посмотрим лучше, как там поживает Мадагаскар», – решил Кирилл и поплыл дальше.
Внезапно его охватила необъяснимая тревога. С очередной волной пришло чувство, которое он испытал, когда плыл по Москве-реке к берегу, спасаясь из горящего теплохода. Будто и сейчас какая-то сила может схватить его, совершенно беззащитного в водной стихии, и утянуть на дно. Он вдруг вспомнил про акул, которые должны водиться в этих широтах. Потемкин читал где-то, что на Сейшелах акулы на людей, как правило, не нападают. Но ведь на то они и правила, чтобы были исключения, и почему бы такому исключению не случиться именно с ним. В Шарм Эль Шейхе пару лет назад никому даже в самом страшном сне не привиделось бы, что местные акулы могут сожрать зазевавшегося туриста, а теперь всемирно известный курорт загибается из-за оттока отдыхающих. Кирилл резко развернулся и поплыл к пляжу. Однако чем сильнее он греб, тем дальше становился берег. «Течение, блядь, вот же я попал!» – Его охватила паника, пронизывающая тело холодом и сводящая судорогой конечности. Оставалось лишь надеяться, что спасатели с вышки заметят и придут на помощь. Но никакого движения на пляже не наблюдалось. Он уже совсем отчаялся, как вдруг ощутил, что невесть откуда взявшийся даже не теплый уже, а горячий поток подхватил его и понес вперед. Это течение Эль-Ниньо было не просто весьма кстати, оно было чудесно по своей природе. Кириллу почти не требовалось плыть – земля приближалась медленно, но неумолимо. Потемкин перевернулся на спину, раскинул руки. И тут перед ним распахнулось небо – бездонное синее небо, закрывающее собою все. Вокруг не было ничего, кроме неба. Он парил в нем, слушая океан, из глубин которого доносились какие-то загадочные звуки. Ничто не могло быть совершенней, чем бездна над его головой, в которой не видно никакого пятна, никакого изъяна. Это было не просто пространство между землей и космосом, заполненное смесью азота и кислорода. Безупречная синева дышала, она что-то говорила ему и манила к себе. Оттуда к нему шел какой-то тревожный сигнал. Потемкин приподнял голову, чтобы лучше расслышать его, но услышал совсем другое.
– Вау! Да ты великолепный пловец!
Это была, конечно, Сара. То, что она стояла рядом по грудь в воде, означало, что Кирилла принесло к берегу. Слегка покачиваясь, он тоже встал на ноги.
– До Майкла Фелпса мне далеко, дорогая, – заметил он, прочищая уши.
– А я видела тут Майкла, – засмеялась Пэйлин. – Если хочешь, можем устроить товарищеский заплыв.
– Надо же! Здесь столько интересных людей.
– Это как раз то самое место, где интересные люди встречаются.
Кирилл шутливо брызнул на нее водой от набегающей волны.
– А Мишель Обаму ты тут, случайно, не видела?
– Эти ниггеры выращивают свою марихуану на лужайке Белого дома, – презрительно усмехнулась Пэйлин. – Может, она тут и нарисуется, но попозже. Кстати, мы на пляж идем, сладенький?
– Конечно.
Они вылезли из воды и двинулись обратно к шатрам. В противоположном направлении, мурлыкая себе что-то под нос, прошла актриса Линдси Лохан. Enfant terrible[50] Голливуда была уже изрядно пьяна и тащила за окольцованную розовым браслетом руку очередную пассию. Та, впрочем, не особенно сопротивлялась. Посмотрев на шатры издалека, Кирилл сначала подумал, что Роланд до сих пор сидит с Тимошенко. Только уже подойдя ближе, он увидел, что место халдея занял Лакшми Миттал. Они с Юлией душевно болтали о чем-то, периодически прерывая разговор смехом.
– Бойцы вспоминали минувшие дни в «Криворожстали», где вместе рубились они, – произнес Потемкин по-русски.
– Что ты сказал? – спросила Сара.
– Так, ничего. Это по-нашему, по-украински.
– Пойдешь к нам? Мы тебя познакомим со старым другом.
Предложение было, конечно, заманчивое. Любой пиарщик дорого отдал бы, чтобы вот так, запросто, поболтать с Лакшми. Но эта буренка Кириллу уже порядком надоела. А общаться с Тимошенко ему не хотелось тем более. По крайней мере сейчас.
– Нет, Сара, извини. Мне хотелось бы осмотреть местные достопримечательности.
– Отлично! – не без досады улыбнулась Сара. – Какой там у тебя номер?
Кирилл показал ей браслет.
– Я тебя найду, красавчик. – Экс-губернаторша сделала руками жест, будто стреляет в него из ружья.
Помахав на прощание, она пошла к своим. «Лучшее доказательство теоремы об американском стиле знакомства, – отметил Потемкин. – Тем более, что более типичной американки, пожалуй, не сыщешь». Однако в том, что касается исследования острова, он сказал чистую правду: в нем и впрямь проснулся великий путешественник – Сенкевич, Тур Хейердал и Жак-Ив Кусто в одном флаконе. Он заглянул в свой шатер, обтерся полотенцем, накинул нехитрую одежку и отправился изучать Белу. По внутреннему плану следующим пунктом назначения были Елисейские поля. Маршрут к ним пролегал в обратном направлении – сквозь здание отеля. Около лифтов Потемкин остановился, раздумывая, не взять ли ему сигвей. Однако, во-первых, он не умел на нем ездить, а во-вторых, пешие прогулки еще никому не повредили. «В конце концов, никогда не поздно оседлать такую штуковину в другом месте», – решил он и двинулся дальше.
Выйдя во двор, Кирилл оказался в ухоженном саду, через который вели змеящиеся дорожки. Он сразу почувствовал перемену, точнее – услышал ее. На просторе пляжа царствовал бриз, и пения птиц вообще не было слышно. Здесь же на него со всех сторон полилось многоголосье пернатых, к которому примешивался треск цикад. Еще одним отличием был запах. Жаркий и соленый морской сквозняк сменился сладким нектаром, который сочился отовсюду. В этом букете была густо замешана вся местная флора: ананас и папайя, авокадо и карамбола, ваниль и какао, гвоздичные, перечные и кофейные деревья. Солнце пробивалось сквозь раскидистые лапы морских кокосовых пальм, питая кроны апельсинов и манго. Вдоль дорожки росли причудливые мускатники, чайные кустарники, бананы и цветы, невероятные по окраске. Потемкин шел, наслаждаясь этим щебетом, свистом, криками и гамом, которые сливались в волшебную симфонию. «Если здесь, в Эдемском саду, так хорошо, то что же у них в райских кущах? – задумался он. – Вот бы добраться туда сегодня».
Кирилл никогда не мог понять людей, прикипевших душой к безжизненным пространствам – льдам Арктики и Антарктики, вечной мерзлоте и выжженным пустыням. Он мог войти в положение тех, кто вынужден был находиться там в силу каких-то обстоятельств. Например, чукчей, которые родились в этих непригодных для жизни условиях, – они просто не знают, что бывают пригодные. Или военных, по долгу службы сидящих в наблюдательном пункте на какой-нибудь Земле Санникова и напевающих: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь», – они отдают себе отчет в том, что окружающая действительность далека от представлений о комфорте, но такова их судьба, таков приказ, и родина оценит их подвиг, обеспечив сносные условия для семьи на материке. Однако ведь было немало таких, кого в эти края влекло не просто любопытство, – они пленялись мертвыми просторами и готовы были проводить в экстремальной для нормального человека среде месяцы, годы, всю свою жизнь. «Видимо, – вдруг догадался Кирилл, – это такая форма суицида. Для всех этих полярников экспедиции и зимовки, смешная вязано-бородатая романтика – всего лишь способ уйти от реальности, разорвать пуповину, соединяющую с жизнью». Обдумывая свою неожиданную находку, Потемкин достиг внутренней оконечности Эдемского сада. Через какое-то время впереди забрезжил просвет. Кирилл прибавил шагу и вскоре вышел на более-менее открытое пространство.
Беатриче не зря нахваливала ему это место – перед ним открылся настоящий обитаемый оазис. Каскад водоемов, петляя, уходил на север. У лазурных лагун стояли беседки, укрытые пальмами, на солнце выходили мраморные купальные чаши, повсюду били искрящиеся фонтаны, охлаждая тропический жар. В их брызгах висели радуги. Сам по себе ландшафт умиротворял – вероятно, именно так представляли себе Елисейские поля во времена Пифагора. Кирилл оценил незаурядный замысел дизайнера: создать идеальное место, где человек мог бы отрешиться от всяческой суеты. Люди, нежащиеся на ложах около бассейнов, были весьма неординарны. Но контраст с пляжем заключался в том, что многие из здешней публики по натуре, возрасту или состоянию здоровья не соответствовали энергетике прибрежной полосы. Для них подобное беззаботно-ленивое времяпрепровождение было куда более органично. Среди тех, кого Потемкин мог без труда узнать, оказались властелины финансового мира – глава Федеральной резервной системы США Бен Бернанке и председатель правления Европейского центрального банка Жан-Клод Трише, бывший федеральный канцлер Германии Герхард Шредер, старенький владелец Louis Vuitton Бернар Арно, анонсированный Беатриче тенор Пласидо Доминго, а также самая влиятельная женщина в мире шоу-бинеса и, вероятно, самая влиятельная негритянка в мире вообще актриса и телеведущая Опра Уинфри, которую обмахивал опахалом совершенно голый юноша, чем-то отдаленно похожий на Кирилла. Судя по отсутствию браслета, это был халдей. Среди прочих именитых клиентов Потемкин успел разглядеть бывшего главу кабинета министров Японии Юкио Хатояму, женственного премьера Испании Хосе Луиса Родригеса Сапатеро, возлежавшего с каким-то мавром, и президента Колумбии Хуана Мануэля Сантоса, который что-то уверенно объяснял своей коллеге и соседке по континенту, неувядающей Кристине Киршнер. «Наверное, с поставками кокаина у них тут проблем нет», – с удовлетворением отметил Потемкин.
Впрочем, насчет недостатка энергетики у здешнего контингента он несколько поторопился. Следуя далее, Кирилл таки наткнулся на пикантную сцену. Чуть в стороне, в сени Эдемского сада, уже замеченная им ранее Леди Гага оседлала потенциального короля Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Вильгельма V – старшего внука королевы, принца Уэльского Уильяма. Стефани энергично отплясывала на нем, выколачивая из монаршей особы юношеские всхлипы. Рядом с нею на полусогнутых ногах стоял другой отпрыск Виндзоров – огненно-рыжий принц Гарри. Пыхтя, Генрих IX упорно пытался попасть в раскрытый рот скачущей на брате звезде своим эрегированным членом. Гага тоже ловила губами забавную игрушку, однако она все время предательски выскальзывала. Полюбовавшись этой почти семейной идиллией, Кирилл двинулся дальше. «Теория “стакана воды” в действии, – подумал он. – Инесса Арманд и Александра Коллонтай были бы счастливы». Размышляя над этим, Потемкин пришел к выводу, что, если бы эти выдающиеся деятельницы мирового коммунистического движения очутились на острове Бела, они наверняка подумали бы, что коммунизм победил и жертвы классовой борьбы были не напрасны. «В некотором смысле основоположники и основоположницы оказались правы, – заключил Потемкин. – Просто в формуле „от каждого по способностям – каждому по потребностям“ надо вывести за скобки слово „каждому“ и исключить революционный характер исторического развития. Тогда это место действительно можно назвать конечной точкой эволюции капитализма».
Как самонаводящаяся ракета, он захватил цель – бар, находившийся прямо по курсу. За ближним столиком мирно сидели создатели Google и Facebook Сергей Брин и Марк Цукерберг. Они играли в нарды, причем Брин явно проигрывал, потому что кипятился.
– Виски Lagavulin со льдом, пожалуйста, – обратился к бармену Кирилл. – И пару соленых огурцов.
Стоявший за стойкой Мао – судя по всему, китаец – некоторое время попереставлял бутылки и, наконец, извлек то самое, шестнадцатилетнее. Он аккуратненько выложил на тарелку огурцы с черемшой, поставил на барную стойку емкость для виски и нацедил туда немного из бутыли. Потемкин хотел было уже спросить про лед, но тут Мао подцепил железной лопаточкой кубик и виртуозно перебросил его из-за спины через плечо. Лед плюхнулся точно в стакан, даже не расплескав содержимое. Пораженный этим трюком, Кирилл зааплодировал. Мао с улыбкой поклонился.
– You are drinking Lagavulin?[51] – раздалось откуда-то справа.
Кирилл повернулся. Рядом с ним сидел, поглаживая флибустьерскую бородку, голливудский суперстар Джонни Депп. На нем была хлопчатая рубаха с длинными рукавами и, как ни странно, лапсердак. «В таком одеянии, пожалуй, жарковато, – подумал Потемкин. – Хотя, с другой стороны, хасиды и туркмены ходят в своих меховых шапках при плюс сорока и не парятся». Перед Джонни тоже стоял стакан виски. Судя по всему, это тоже был Lagavulin.
– Конечно, я всегда пью его, – ответил Кирилл.
– И всегда закусываешь солеными огурцами?
– Есть анекдот на эту тему.
– Какой же? – заинтересовался Джонни. – Может, за столик присядем?
Кирилл взял свой виски, огурцы и сел за свободный столик. Депп присоединился к нему.
– Два старых ковбоя сидят в салуне и попивают виски, – начал Потемкин, отхлебывая. – Тут дверь открывается, и в салун входит корова. Она проходит по полу, потом по стене, по потолку, подходит к бару и говорит: «Мне виски и соленый огурец!» Один ковбой говорит другому: «Все в жизни видел, но чтобы виски соленым огурцом закусывать – такое в первый раз! Докатились».
Джонни покатился со смеху, похлопывая себя по коленям.
– Джон. – Он протянул руку с красным браслетом.
– Кирилл, – сказал Потемкин, пожимая ее. – Мне кажется, я тебя где-то видел…
Он, конечно, прикалывался, делая вид, что не сразу опознал собеседника. На Джонни это произвело должный эффект – он проглотил наживку и резко оживился:
– Ты меня не узнал?
– Нет, если честно.
– Кино любишь?
– Да не очень-то, – поморщился Кирилл. – Смотря какое. Но где-то я тебя точно видел… Ты актер?
– Я Джон Кристофер Депп Второй, из Кентукки, – сказал Джонни.
– А я просто Кирилл Потемкин. – Кирилл привстал и отвесил поклон. – Из Москвы. Да, точно, ты актер! Ты играл Джека Воробья в фильме про пиратов.
Депп откинулся на стуле:
– Не самая удачная страница в моей карьере. В смысле сыграл-то я неплохо, но вот сам фильм мне никогда не нравился. Какой-то детский фикшн, почти мультик. Не «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», в общем.
Потемкин меланхолично пожал плечами:
– Отчего же. Этот фильм, при всей своей несерьезности, имел серьезные культурные и не очень культурные последствия. Мне так вообще иногда кажется, что твой Джек Воробей произвел на свет суданских пиратов. Во всяком случае, очень этому поспособствовал.
– Что за чушь! – возмутился Депп.
– Элементарно, Джон. Разве ты слышал что-нибудь о пиратстве в Аденском заливе до выхода в прокат детища Джерри Брукхаймера?
Джонни задумался.
– Нет, – честно признался он.
– То-то и оно. Ты показал, что человек, занимающийся морским разбоем – герой, – похлопал его по плечу Потемкин. – Весь из себя такой положительный и обаятельный. А плохие парни во главе с лордом Беккетом сидят в «Ост-Индской компании». Между тем парни-то на самом деле были не такими уж и плохими, если подходить к вопросу объективно.
– Никогда не думал о подобных последствиях моего ремесла, – сказал Джек Воробей, потягивая виски.
– Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. – Кирилл, как мог, перевел Джонни тютчевские строки.
Он поднял было бокал, как за его спиной раздался решительный женский голос:
– Who is talking about pirates here?[52]
Лицо Деппа расплылось в приветственной улыбке.
– Анна-Мария! Присаживайся, моя черная жемчужина. А с тобой, я вижу, самый хороший парень Соединенного Королевства. Вот кто должен был сыграть лорда Беккета!
Потемкин обернулся. У их столика стояла очаровательная мулатка Зои Салдана – атаманша Анна-Мария из «Проклятия “Черной Жемчужины”». Впрочем, гораздо большую известность она получила после исполнения главной женской роли в блокбастере Джеймса Кэмерона «Аватар». Нейтири была топлесс, голову ее украшала большая голубая шляпа, похожая на головной убор Незнайки. Актриса, в которой, помимо доминиканской и пуэрториканской, была намешана ирландская, ливийская и даже индийская кровь, держала под руку подтянутого лидера британских либерал-демократов, вице-премьера кабинета министров Ее Величества Ника Клегга. Парочка приземлилась по правую руку от Кирилла. Рядом тут же нарисовался Mao.
– Мартини с водкой, – заказал Клегг и добавил: – Взболтать, но не смешивать.
– Кайпиринью, – попросила Зои.
– А мне сигареты «Мальборо», пожалуйста, – сказал Кирилл.
– Ты сегодня какая-то не такая синяя, как обычно, – весело заметил Депп, обращаясь к Зои. – И где, кстати, твой замечательный хвост?
Салдана рассмеялась.
– Вот это и есть мой аватар, Джонни, – сказала она, притронувшись к грудям. – У нас на Пандоре тоже дают отпуск.
– Ясно, – усмехнулся Депп. – Позвольте представить вам моего друга Кирилла Потемкина.
– Зои, – улыбнулась Салдана.
– Николас, – представился Клегг. – Ты откуда, Кирилл?
– Из Третьего Рима, Николас.
– Это где? – удивился Ник.
– Тебе виднее, – подмигнул Потемкин. – Ты же на четверть русский.
– Что, серьезно? – Зои с удивлением посмотрела на своего кавалера.
– Есть такое, – подтвердил Клегг. – Мой прапрадедушка Игнатий Закревский был известным русским аристократом. Служил обер-прокурором правительствующего сената русской империи. Но нельзя путать «национальность» с «этничностью», – неожиданно взвился вице-премьер. – Мой отец наполовину русский, а мать – голландка. Но я британец. И более британец, чем этот бастард королевских кровей Дэвид Кэмерон!
Клегг артистично выпятил грудь. Кирилл оценил эту тираду и этот жест.
– Самое смешное, – сказал он, – что даже если Ник и его партнеры проиграют следующие выборы в палату общин, Соединенным Королевством все равно будет управлять человек с нашими корнями. Ведь дедушка Милибэнда служил в советской Красной армии.
Потемкин искусно опустил момент этнической принадлежности лидера лейбористов, употребив по отношению к его корням слово «наши», а не «русские». Все же назвать чистокровного еврея польского происхождения «русским» было бы слишком большой натяжкой. Факт же участия дедушки Милибэнда в гражданской войне в России на стороне советской власти был совершенно неоспорим. Джонни Депп расхохотался и хлопнул по столу:
– Это заговор!
– У меня такое ощущение, что нам всем лучше дружить с русскими, – произнесла Зои. – Особенно с такими симпатичными.
Кирилл почувствовал, как под столом ее ножка скользнула по его голени. В этот момент Мао принес напитки для Зои и Ника и услужливо помог прикурить Потемкину. Вице-премьер продегустировал свой коктейль.
– Не смешали, – удовлетворенно отметил он и повернулся к Потемкину: – Так что ты там насчет Третьего Рима? Расскажи, мы ждем.
– Старая история, Ник. После того как вечный город был разграблен вандалами, басилевсы Восточной империи объявили Константинополь правопреемником Рима. В середине пятнадцатого века столица Византии была захвачена турками, теперь это Стамбул. А потом русский царь Иван Третий женился на племяннице Константина, последнего императора, – Софье Палеолог. Тогда и возникла формула: «Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать!»
– Потрясающе! – воскликнула Салдана. – Ты чем, вообще, занимаешься, Кирилл?
– Связываюсь с общественностью и морочу ей голову.
– Ну, этим и я тоже занимаюсь! – воскликнул Депп. – Да и все мы, здесь сидящие. Ваше здоровье, коллеги!
Послышался звон бокалов.
– Между прочим, – выпив и закусив, заметил Потемкин, – есть еще одна примечательная деталь в той древней истории. Настоящее имя Софьи Палеолог – Зоя.
– Так это же может быть потрясающий фильм! – вскочил Депп. – Я могу сыграть царя Ивана, а Зои может сыграть Зою!
Кирилл прокашлялся:
– Прости, Джонни… Но Софья Палеолог была, как бы помягче сказать… белой, в общем.
– Да брось ты, Кирилл! – махнула рукой Зои. Она совершенно не обиделась. – Кому какая разница? В конце концов, можно меня подкрасить… В виртуальном смысле, конечно.
Некоторое время все молчали. Депп, похоже, мысленно примеривал на себя шапку Мономаха, а Салдана – увешанные жемчугами и драгоценными каменьями одежды русской царицы. Потемкин подозвал Мао и попросил принести ему еще виски. Депп поддержал эту тактическую инициативу.
– Кстати, Джонни, – сказал Клегг. – Хорошо, что я тебя встретил. Есть деловое предложение.
– Я же говорил, что ему надо было играть Беккета! – Джонни положил ногу на ногу. – Слушаю тебя со всевозрастающим вниманием, Ники.
Вице-премьер сосредоточился. Было видно, что он действительно собирается сказать что-то важное.
– Видишь ли, какое дело, Джон. – Вице-премьер тщательно подбирал слова. – Все мы видим, как стирается разница между вами, актерами, и нами, политиками. Началось все с Рейгана, потом был Шварценеггер. После того как Мэтт Дэймон стал губернатором Массачусетса, а Джо Байден сыграл Фирса в чеховском «Вишневом саду», – Клегг выразительно посмотрел на Потемкина, – это стало совершенно очевидно.
– Арни может запросто стать следующим хозяином Белого дома, – заметила Салдана.
– Конечно, – согласился Депп. – Если пройдут поправки к Конституции, это место ему гарантировано.
Джонни имел в виду конституционную реформу, которую затеяли наконец-то получившие большинство в обеих палатах Конгресса республиканцы. Главной поправкой, которую в прессе окрестили «поправкой Шварценеггера», была отмена ценза рождения. В случае ее принятия президентом США мог бы стать любой гражданин страны, вне зависимости от того, где он родился и когда им стал. Эту реформу поддержал Барак Обама – по слухам, в связи с тем, что его соперникам удалось-таки, наконец, раздобыть реальные, а не фальшивые, как у бертеров, документы, доказывающие, что он родился далеко за пределами Соединенных Штатов.
– Так вот, Джонни, – Клегг отпил из бокала, – есть вакансия, которую я хотел бы тебе предложить.
Все замерли.
– Генерал-губернатор Ямайки. Как тебе?
Это был неожиданный поворот. Депп схватил свой стакан, Зои охнула и уставилась на него, ожидая реакции. Клегг наслаждался произведенным эффектом.
– Какой охрененный пиар-ход! – восхитился Кирилл. – Джонни, ты должен немедленно согласиться! Это совершенно номинальная должность. Ничем особо заниматься не надо. Просто представляешь корону на острове, олицетворяешь, так сказать, ее присутствие. При этом можешь спокойно заниматься своими делами, играть в кино и все такое.
Депп задумался. Идея ему явно нравилась, но вот так просто сказать «да» было бы не комильфо.
– Но ведь я не гражданин Ямайки, – возразил он, почесывая голову. – И вообще, не имею никакого отношения к вашей королеве. В смысле подданства.
– Какие пустяки, право! – улыбнулся Ник. – Эти формальности мы уладим за неделю. Действующий генерал-губернатор Патрик Аллен – всего лишь старый божий одуванчик. Он занимает явно не свое место.
– Ты циничен, Ник! – Зои ткнула приятеля в бок.
– Реалистичен, – усмехнулся Клегг.
Депп задумался. Он встал, скинул свой лапсердак и повесил его на спинку стула.
– Что скажешь? – спросил он у Кирилла.
– Даже говорить не о чем. Ты должен сказать «да».
– Да, – сказал Джонни.
– Отлично! – обрадовался Ник, поднимая свой бокал. – Давайте выпьем за нового генерал-губернатора Ямайки!
Все вскочили с мест и выпили стоя. Потом сели, обдумывая мировую сенсацию.
– Я тебя что-то тут раньше не видела, – неожиданно сказала Салдана, обращаясь к Кириллу.
– Да я только прилетел сегодня.
– Первый раз? – поинтересовался Клегг.
– Ага.
– И как тебе эти Елисейские поля? – Зои обвела рукой вокруг.
– Похоже на Елисейский паноптикум.
– Паноптикум? В каком смысле?
– В смысле тюрьмы, которую сконструировал один английский философ, Джереми Бентам, – пояснил Потемкин. – Это было в конце XVIII века. Она устроена так, что стража может видеть всех заключенных, причем они сами не видят стражников и не знают, в какой именно момент за ними следят. Таким образом, создается иллюзия тотального контроля. Он называл это «невидимым всеведением» и «новым способом получения власти духа над духом».
– Забавная метафора, – заключил Депп.
– Скорее аллюзия. – Кирилл кивнул в сторону столика, располагавшегося в нескольких метрах от них. – Как вы думаете, кто там сидит? Ник-то уж точно должен знать.
За столиком, на который указывал Кирилл, расположился моложавый и загорелый лидер Косова Хашим Тачи с какой-то дамой. Потемкин отметил, что чертами лица, черной с проседью шевелюрой и подкрашенными глазами он смахивал на президента Южной Осетии Эдуарда Кокойты. Можно было даже подумать, что они если и не братья, то уж точно родственники. Впрочем, нечто родственное было и между полунезависмыми территориями, которые они возглавляли: оба государства возникли в результате кровавых попыток метрополий – Сербии и Грузии – восстановить контроль над мятежными провинциями. И оба получили вольницу благодаря протекторату больших конкурирующих империй. Евроатлантическая вступилась за Косово, Российская – за Южную Осетию.
– Это премьер-министр Косова, – как-то неуверенно предположил Клегг.
– Да, это его нынешняя должность. В этом качестве он спокойно разъезжает по цивилизованным странам, и его принимают на высшем уровне. Но во время войны на Балканах он был главным полевым командиром партизанской Армии освобождения Косова и имел кличку Змей. УЧК – это, если называть вещи своими именами, террористическая организация, которая, между прочим, имеет связи с Аль-Каидой и точно так же, как Аль-Каида, финансировалась за счет торговли героином, которую, как известно, в Европе контролируют косовские албанцы. А их «освободительная борьба» сводилась к этническим чисткам – массовым убийствам неалбанского населения – сербов и цыган.
– Этническими чистками занималась сербская армия диктатора Милошевича, – решительно возразил Клегг. – Наши войска защитили мирное население Косова от геноцида. Пусть даже ценой бомбардировок Белграда.
– Разумеется, защитили, – усмехнулся Потемкин. – И сейчас защищаете, спонсируете. Только там после такой защиты, за исключением нескольких анклавов на севере, не осталось ни одного неалбанца. Этнически чистая территория. Все сербские и цыганские деревни сожжены, из края бежали более трехсот тысяч человек. Отличная «гуманитарная интервенция», поздравляю! Более того, хочу вам должить, что верхушка УЧК, в том числе и присутствующий здесь Змей, поймана за руку на торговле органами замученных ими сербов. Этот факт официально подтвердила прокурор международного трибунала в Гааге Карла дель Понте и комиссия Совета Европы.
– Какой ужас! – вскрикнула Зои. – Ник, неужели это возможно? Почему?
– Дорогая, – взял ее за руку Клегг, – нельзя все мазать одним цветом. У каждого явления существует множество оттенков. Конечно, некоторые негативные проявления освободительной борьбы косоваров, о которых говорит Кирилл, имеют место быть, однако я считаю, что в целом наша политика на Балканах себя оправдала.
– И в Ираке конечно же тоже, – ехидно добавил Потемкин.
– А вот в этом случае мы имеем дело с катастрофической ошибкой, которую Тони Блэр никак не хочет признать.
– Где это вы видели политического деятеля, который признает свои ошибки, тем более катастрофические? – рассмеялся Джонни.
– У нас в России есть отличная притча, которая универсально описывает формулу власти, – сказал Кирилл. – Тебе, Джонни, и тебе, Ник, вероятно, будет интересно.
– Давай, выкладывай! – Депп облокотился на стол и подпер рукой голову.
– В некоем государстве один вполне демократически выбранный правитель стал стар и подобрал себе преемника. Когда преемника избрали на его место, он завел его к себе в кабинет, открыл секретный сейф, показал три конверта и сказал: «Если наступят плохие времена и народ отвернется от тебя, вскрывай их один за другим». Поначалу все было хорошо. Но прошло несколько лет, на страну обрушилось наводнение, и народ начал роптать. Тогда молодой правитель открыл сейф и вытащил первый конверт. Он раскрыл его и прочитал: «Вали все на меня». И он действительно начал все проблемы списывать на своего предшественника, который к тому же уже умер. Народ успокоился, но через какое-то время случилась засуха, и люди зароптали еще больше. Тогда правитель, уже в годах, открыл второй конверт. Там было написано: «Обещай всем все». Он выполнил это наставление, и народ опять успокоился. Наконец начался экономический кризис, народ совсем взбунтовался и потребовал отставки правителя. Тот с трудом открыл ржавый сейф, достал последний конверт и увидел: «Готовь три конверта».
Компания дружно рассмеялась.
– Очень поучительно! – сказал Депп, обращаясь к Клеггу. – Надеюсь, ваш генерал-губернатор оставит мне в наследство нечто более существенное.
Потемкин задумчиво посмотрел на свой стакан.
– Кстати, насчет Блэра. От действующего политика признания ошибок, конечно, не дождешься. Но Тони уже принадлежит истории. Мог бы и покаяться перед лицом вечности. Провал-то налицо. Особенно после всей этой позорной истории с оружием массового поражения у Саддама, которого никогда не было.
– Ну, это был всего лишь casus belli[53], – вздохнул вице-премьер. – Понятно же, что подоплека событий была совершенно иной. Кстати, вопреки расхожему мнению, я не думаю, что главным мотивом здесь была нефть. Нефть – это как бы сопутствующая добыча.
– Какая же тогда основная причина? – удивился Депп. – Я всегда был уверен, что Дик Чейни втравил своего начальника-имбецила в эту авантюру исключительно в интересах нефтяных компаний и своей фирмы Halliburton.
Клегг задумался.
– Вероятно, лет эдак через сто экспедиция в Ирак будет стоять в одном ряду с крестовыми походами. По сути, это и был крестовый поход. Очередной, но, видимо, не последний. Ты прав – американцы думали о нефти. Но участие нашего королевства в войне было обусловлено, скорее всего, другими причинами.
– Какими? – допытывался Джонни. – Какими «другими»?
– Они там что-то искали – не случайно же первым делом был опустошен древний Вавилон.
– Святой Грааль? – в шутку предположил Потемкин. – Но ведь ты – второй человек в Британии. Неужели это так сложно выяснить?
– Во-первых, третий, – возразил Клегг, – не надо забывать о Ее Величестве. Во-вторых, вокруг войны в пустыне слишком много загадок. Я уже год пытаюсь докопаться до истины, однако спецслужбы существуют сами по себе. Эта шкатулка так просто не открывается. И каждый раз, как я подбираю к ней ключ, у меня начинаются какие-нибудь неприятности.