Странный Томас Кунц Дин
– Я уверен, вы прекрасно держите равновесие, сэр.
– Сынок, звучит все это, как собачье дерьмо.
– Может, и звучит, сэр, но я говорю от чистого сердца.
Рассказывая о том, что я обнаружил в доме, я не упомянул ни о черной комнате, ни о «туристах», которые через нее проследовали: даже такой человек, как Уайатт Портер, симпатизирующий мне, с широким кругозором, станет скептиком, если обрушивать на него слишком уж много экзотических подробностей.
Когда я закончил, чиф спросил: «Что привлекает там твое внимание, сынок?»
– Сэр?
– Ты постоянно поглядываешь на бассейн.
– Это Элвис, – объяснил я. – Он как-то странно себя ведет.
– Элвис Пресли здесь? Сейчас? В моем доме?
– Он ходит по воде, взад-вперед, и жестикулирует.
– Жестикулирует?
– Это не грубые жесты, сэр, и они обращены не нам. Он, похоже, спорит сам с собой. Иногда я волнуюсь из-за него.
Вернулась Карла с первыми двумя гостями.
Практически приблизившийся к порогу тридцатилетия, Берн Эклс лишь два месяца тому назад поступил на службу в полицию Пико Мундо.
Лизетт Райнс, специалист по накладным ногтям, также была и заместителем менеджера в процветающем салоне красоты, принадлежащем Карле и расположенном на Оливковой улице, в двух кварталах от «Гриля».
Эти двое приехали не вместе, но я видел, что чиф и его жена решили взвалить на себя обязанности сводни.
Поскольку Эклс ничего не знал, и никогда бы не узнал, про мое шестое чувство, он не мог взять в толк, кто я, собственно, такой, и еще не решил, нравлюсь я ему или нет. А главное, он не мог понять, почему у чифа всегда, даже если дел выше крыши, находится для меня время.
После того как прибывшие гости получили по полному стакану, чиф попросил Эклса на несколько минут пойти с ним в его кабинет.
– Я свяжусь по компьютеру с центральной информационной системой ДТС[30], а ты сделаешь для меня несколько звонков. Нужно проверить одну странную пташку из Кампс Энда.
Шагая к дому рядом с чифом, Эклс дважды оглянулся на меня. Может, думал, что в его отсутствие я попытаюсь подкатиться к Лизетт Райнс.
Когда Карла вернулась на кухню, где готовила десерт, Лизетт уселась на стул, который только что занимал чиф. Двумя руками держала стакан с кокой, сдобренной апельсиновой водкой, пила маленькими глоточками, после каждого облизывала губы.
– Как тебе вкус? – спросил я.
– Похоже на подслащенную сахаром жидкость для мытья посуды. Но я иногда ощущаю недостаток энергии, а кофеин помогает ее восполнить.
Она пришла в желтых шортах и желтой же блузке с оборочками. Так что выглядела, как лимонное пирожное с белой глазурью-волосами.
– Как поживает мама, Одд?
– У нее все в порядке.
– Я так и думала. А отец?
– Собирается быстро разбогатеть.
– Каким образом на этот раз?
– Продавая недвижимость на Луне.
– И как можно ее купить?
– Ты платишь пятнадцать баксов и получаешь сертификат на владение одним квадратным футом лунной поверхности.
– Но ведь Луна не принадлежит твоему отцу, – в голосе Лизетт слышалась едва заметная нотка неодобрения.
Девушкой она была милой и не хотела никого обижать, даже если понимала, что человек поступает нехорошо.
– Не принадлежит, – согласился я. – Но он осознал, что Луна не принадлежит никому, вот и послал письмо в ООН, застолбив ее на свое имя. А на следующий день начал продавать лунную поверхность. Я слышал, ты стала заместителем управляющего.
– Это большая ответственность. С учетом того, что и профессионально я поднялась на следующую ступень.
– Ты больше не занимаешься ногтями?
– Конечно, занимаюсь. Но раньше я была только техником, а теперь сертифицированный художник по ногтям.
– Поздравляю. Это действительно что-то.
Мне понравилась ее застенчивая, но гордая улыбка.
– Для некоторых это пустяк, а для меня очень большой шаг вперед.
Элвис вернулся на лужайку, плюхнулся на стул напротив нас. Он опять плакал. Сквозь слезы улыбался Лизетт… или ее декольте. Даже после смерти Элвис любил женщин.
– У тебя с Броуэн все по-прежнему? – спросила она.
– Да. Нас может разлучить только смерть. У нас одинаковые родимые пятна.
– Я про это забыла.
– Она предпочитает, чтобы ее называли Сторми.
– Само собой.
– А как у тебя с патрульным Эклсом?
– О, мы только что познакомились. Похоже, приятный парень.
– Приятный. – Я поморщился. – Бедняга уже готов для тебя на все, не так ли?
– Два года назад я бы могла так сказать. Но в последнее время… Думаю, он приятный парень. Ты понимаешь?
– То есть могло быть и хуже.
– Это точно, – кивнула она. – Требуется время, чтобы осознать, как одиноко человеку в этом мире, а когда ты это понимаешь… будущее начинает страшить.
Элвиса, и так чем-то расстроенного, слова Лизетт просто добили. Слезы потекли из его глаз ручьем, он закрыл лицо руками.
Лизетт и я продолжали болтать, Элвис беззвучно рыдал, а тут появились еще четверо гостей.
Карла принесла поднос с закусками, когда вернулся чиф, сопровождаемый Эклсом. Увел меня к дальнему концу бассейна, где мы могли поговорить без посторонних.
– Робертсон приехал в город пять месяцев тому назад. Купил дом в Кампс Энде. Заплатил всю сумму, никаких закладных.
– Где он взял деньги?
– Унаследовал. Бонни Чен говорит, что он перебрался сюда из Сан-Диего после смерти матери. В свои тридцать четыре года он все еще жил с матерью.
Бонни Чен, риелторша, известная в Пико Мундо своими роскошными шляпками, должно быть, и продала дом Робертсону.
– Насколько я могу сказать на текущий момент, он совершенно чист, – продолжил чиф. – Его даже не штрафовали за нарушение правил дорожного движения.
– Вы могли бы разузнать, как умерла его мать.
– Я навожу справки. Но сейчас придраться к нему не за что.
– Все эти досье на убийц.
– Даже если бы я законным образом узнал, что он держит их у себя, досье эти можно истолковать как хобби или материал для подготовки книги. Ничего противозаконного в этом нет.
– Но ведь подозрительно.
Он пожал плечами.
– Если бы хватало одной подозрительности, мы бы все сидели в тюрьме.
– Но вы собираетесь установить за ним слежку?
– Только потому, что ты никогда не ошибался. Вечером пошлю туда кого-нибудь, возьму под колпак этого мистера Робертсона.
– Мне бы хотелось, чтобы этим дело не ограничилось.
– Сынок, мы в Соединенных Штатах Америки. Некоторые могут сказать, что попытка воспрепятствовать психопатам реализовать их потенциал противоречит Конституции.
Иногда чиф забавлял меня циничностью своих высказываний. Но не сегодня.
– Он – действительно очень плохой человек, сэр. Этот парень, когда перед моим мысленным взором возникает его лицо… по спине начинают бегать пауки.
– Мы будем следить за ним, сынок. Большего сделать не могу. Не могу просто поехать в Кампс Энд и застрелить его. – Чиф многозначительно посмотрел на меня. – И ты не можешь.
– Оружие меня пугает, – успокоил я его.
Чиф посмотрел на бассейн.
– Он сейчас ходит по воде?
– Нет, сэр, стоит рядом с Лизетт, заглядывает в вырез ее блузки и плачет.
– Там плакать не о чем. – Чиф подмигнул мне.
– Его слезы никак не связаны с Лизетт. Сегодня он в таком настроении.
– А что с ним такое? Элвис никогда не казался мне плаксой.
– Люди меняются, когда умирают. Это же травма. Время от времени такое на него находит, но я не знаю, в чем причина. Он не пытался мне объяснить.
Чифу определенно не нравился плачущий Элвис.
– Могу я что-нибудь для него сделать?
– Премного вам благодарен, сэр, но я сомневаюсь, чтобы кто-то мог ему помочь. Из того, что я понял, насколько я могу об этом судить… ему недостает матери, Глейдис, он хочет быть с ней.
– Если я не ошибаюсь, он очень любил свою мать, не так ли?
– Обожал ее.
– Она тоже мертва?
– Значительно дольше, чем он.
– Тогда они снова вместе, не так ли?
– Нет, пока он не хочет покидать этот мир. Она по другую сторону, а он застрял здесь.
– Так почему он не переберется туда?
– Иногда их держат важные незавершенные дела.
– Как малышку Пенни Каллисто, которая этим утром привела тебя к Харло Ландерсону?
– Да, сэр. Но случается, они слишком любят этот мир, чтобы с ним расстаться.
Чиф кивнул.
– В этом мире его тоже любили.
– Если б речь шла о незавершенном деле, у него было двадцать шесть лет, чтобы довести все до конца, – заметил я.
Чиф прищурился, глядя на Лизетт Райнс, пытаясь разглядеть хоть что-то свидетельствующее о присутствии рядом с ней призрака: дымку эктоплазмы, колебание воздуха, таинственное сияние.
– Второго такого нет.
– Это точно, сэр.
– Скажи ему, что мы всегда рады принять его у себя.
– Обязательно, сэр. Спасибо вам.
– Ты действительно не можешь остаться на обед?
– Благодарю вас, сэр, но у меня свидание.
– Уверен, что со Сторми.
– Да, сэр. Она – моя судьба.
– Умеешь ты находить слова, Одд. Должно быть, ей нравится, когда ты это говоришь: «Моя судьба».
– Мне нравится ей это говорить.
Чиф обнял меня за плечи и повел к воротам с северной стороны дома.
– Хорошая женщина – это лучшее, что может найти в жизни мужчина.
– Сторми больше, чем хорошая.
– Я просто счастлив за тебя, сынок. – Он отодвинул задвижку, открыл ворота. – Об этом Бобе Робертсоне не волнуйся. Мы будем следить за ним, но так, что он об этом не догадается. И если попытается сделать что-то противозаконное, тут же его возьмем.
– Я все равно буду волноваться. Он – очень плохой человек.
Когда я подошел к «Мустангу», Элвис уже ожидал меня на пассажирском сиденье.
Мертвым нет необходимости ходить пешком или ездить на автомобиле, чтобы попасть в нужное им место. А если уж они ходят или ездят, то мотив тут один – ностальгия.
По пути с лужайки до «Мустанга» он успел переодеться. Наряд из фильма «Голубые Гавайи» уступил место черным брюкам, твидовому пиджаку спортивного покроя, белой рубашке, черному галстуку и черному платочку в нагрудном кармане пиджака. Потом Терри Стэмбоу сказала мне, что так он одевался в некоторых эпизодах фильма «Это случилось на Всемирной ярмарке».
Отъезжая от дома Портеров, мы слушали «Не могу без тебя», одну из самых зажигательных песен Короля.
Элвис пальцами выбивал ритм на колене и покачивал головой, но слезы продолжали катиться по щекам.
Глава 15
В центральной части Пико Мундо, когда мы проезжали церковь, Элвис знаком показал, что хочет, чтобы я свернул к тротуару и остановился.
Когда я выполнил его просьбу, он протянул мне правую руку. Рукопожатие было настоящим и теплым, как и у Пенни Каллисто.
Но вместо того, чтобы потрясти мою руку, он сжал ее своими двумя. Может, просто благодарил, но вроде бы вкладывал в этот жест нечто большее.
Мне показалось, что он тревожится обо мне. Мягко сжал мою руку, пристально посмотрел на меня, во взгляде точно читалась озабоченность, снова сжал.
– Все нормально, – сказал я, хотя понятия не имел, правильная ли это реакция.
Он вылез из автомобиля, не открывая дверцы, просто оказался с другой стороны, и поднялся по ступенькам к церкви. Я наблюдал, пока он не прошел сквозь тяжелую дубовую дверь и не скрылся из виду.
Обедать со Сторми я собирался в восемь вечера, так что предстояло «убить» оставшееся время.
«Ищи себе занятие, – бывало, говорила бабушка Шугарс, – пусть даже это будет покер, драка, быстрые автомобили, потому что безделье несет с собой куда большие неприятности».
Даже и без совета бабушки я не мог поехать на место нашей встречи со Сторми и дожидаться ее там. Потому что пока все мои мысли занимал Боб Робинсон и его дьявольская картотека.
Отъехав от церкви, я позвонил П. Освальду Буну, весящему четыреста фунтов и с шестью пальцами на левой руке.
Маленький Оззи снял трубку на втором звонке.
– Одд, взорвалась моя прекрасная корова.
– Взорвалась?
– Бах! – ответил Маленький Оззи. – Только что в мире все хорошо, а в следующий момент твоя знаменитая корова разлетается на куски.
– Когда это произошло? Я ничего не слышал.
– Ровно два часа и двадцать шесть минут тому назад. Полицейские уже побывали здесь и уехали. Я уверен: даже они, привыкшие к варварству преступников, были шокированы случившимся.
– Я только что видел чифа Портера. Он об этом не упомянул.
– После того как они отбыли, даже им, многое повидавшим, несомненно, потребовалось пропустить стаканчик-другой, прежде чем писать рапорт.
– И как вы?
– Я не скорблю, это был бы перебор, но огорчен.
– Я знаю, как вы любили эту корову.
– Я любил эту корову, – подтвердил он.
– Я хотел заехать к вам, но, может, сейчас не самое удачное время.
– Это идеальное время, дорогой Одд. Нет ничего хуже, чем быть одному вечером того дня, когда взрывается твоя корова.
– Буду через несколько минут, – пообещал я.
Маленький Оззи живет в Джек Флетс, районе, который лет пятьдесят тому назад назывался Джек Рэббит Флетс, расположенном к западу и вниз по склону от исторического центра. Я понятия не имею, когда и куда подевался «Рэббит».
Когда живописный центр начал привлекать туристов в конце 1940-х годов, город пошел на то, чтобы усилить его привлекательность. Наименее фотогеничные заведения, скажем магазины рабочей одежды, покрышек, оружия, выдавили во Флетс.
Двадцать лет тому назад новенькие торговые центры поднялись на Грин-Мун-роуд и Джошуа-Три-хайвей. Они, конечно, оттянули покупателей от непрезентабельных магазинчиков Флетс.
Так что в последующие пятнадцать лет район Флетс значительно изменился. Старые торговые и промышленные здания шли на слом, их место занимали коттеджи, таунхаузы, многоквартирные дома.
Одним из первых, когда мало кто осознавал перспективность этого района, Маленький Оззи приобрел в Джек Флетс участок в один акр, на котором стояло здание давно закрывшегося ресторана. Здесь он и построил дом своей мечты.
Двухэтажную резиденцию с лифтом, широченными дверными проемами, прочными полами. Дом Оззи учитывает и габариты хозяина, и позволяет избежать неприятностей, грозящих чрезвычайно полным людям (Сторми боится, что со временем Оззи станет одним из них). Если Оззи для транспортировки в больницу или, не дай бог, в похоронное бюро потребуется подъемный кран и грузовик-платформа, стены ломать точно не придется.
Я припарковал «Мустанг» перед лишившимся коровы домом, и увиденное, пожалуй, потрясло меня даже больше, чем я ожидал.
Стоя под одной из терминалий, которые отбрасывали длинные тени в свете катящегося к западному горизонту солнца, я в ужасе смотрел на представшее перед моими глазами зрелище. На этой земле все в конце концов разрушается, но внезапные и преждевременные исчезновения тем не менее печалят.
Четыре ноги, куски разорванной головы и тела разбросало по лужайке перед домом, кустам, дорожке. Особо мрачное впечатление производило вымя, которое приземлилось на один из столбов забора из штакетника, накрыло его, как шапкой, да так и осталось висеть сосками вверх.
Черно-белая корова голштинской породы, размером с внедорожник, ранее стояла на двух стальных столбах высотой в двадцать футов каждый. А теперь на этом высоком насесте остался только коровий зад, который развернуло хвостом к улице и зевакам.
Под пластмассовой коровой когда-то висела вывеска ресторана, специализирующегося на стейках, который и стоял на участке, купленном Маленьким Оззи. Построив дом, Оззи вывеску не сохранил, оставил только здоровенную пластмассовую корову.
Оззи видел в этой корове не только украшение лужайки. Он воспринимал ее как произведение искусства.
Среди многих написанных им книг четыре были об искусстве, так что он знал, о чем говорит. Фактически, поскольку он – самый знаменитый житель Пико Мундо (во всяком случае, из ныне живущих) и, возможно, самый уважаемый, а еще и потому, что он одним из первых понял, что Джек Флетс превратится в респектабельный район, только ему и удалось уговорить городской строительный департамент сохранить корову как скульптуру.
По мере того как во Флетс росло количество жилых домов, некоторые соседи, не большинство, но самые крикливые, продолжали настаивать на сносе гигантской коровы, из эстетических соображений. Возможно, кто-то из них, ничего не добившись от чиновников муниципалитета, решил действовать самостоятельно и прибег к насилию.
Не без труда я пробрался через останки коровьего искусства, поднялся по ступенькам на крыльцо, но не успел позвонить в звонок, как дверь открылась и на пороге возник Оззи.
– До чего же жалкое деяние этого малообразованного дурака! Я утешаюсь лишь тем, что напоминаю себе: искусство – вечно, а критики – насекомые, живущие один день.
– Шекспир? – спросил я.
– Нет. Рэндалл Джаррелл[31]. Прекрасный поэт, ныне всеми забытый, потому что в современных университетах учат только самомнению и высасыванию из пальца.
– Я могу все это убрать, сэр.
– Ничего ты не уберешь! – воскликнул Оззи. – Пусть смотрят на руины неделю, месяц, эти «ядовитые змеи, радующиеся собственному шипению».
– Шекспир?
– Нет, нет. У. Б. Даниэль[32], о критиках. Со временем я, конечно, уберу все обломки, но зад этой прекрасной коровы останется здесь, будет моим ответом этим бросающим бомбы филистимлянам.
– Так это была бомба?
– Очень маленькая, подвешенная к скульптуре ночью, с таймером, который позволил этим «змеям, питающимся грязью и ядом» оказаться в момент взрыва далеко от места преступления. Это тоже не Шекспир. Вольтер, о критиках.
– Сэр, я немного тревожусь из-за вас.
– Не нужно тревожиться, юноша. Этим трусам едва достало смелости под покровом ночи подобраться к бедной пластмассовой корове, но они никогда не решатся встретиться лицом к лицу с толстяком, у которого такие бицепсы, как у меня.
– Я говорю не о них. Меня тревожит ваше кровяное давление.
Оззи пренебрежительно отмахнулся одной из своих огромных рук.
– Если б ты весил, сколько я, если б в твоей крови плавали молекулы холестерина размером с миниатюрные маршмэллоу[33], ты бы понимал, что время от времени необходимы приступы праведной ярости, чтобы избежать полной закупорки артерий. Праведная ярость и хорошее красное вино, лучшего лекарства не найти. Заходи, заходи. Я открою бутылку, и мы выпьем за уничтожение всех критиков, «этого мерзкого племени голодных аллигаторов».
– Шекспир? – спросил я.
– Ради всего святого, Одд, Бард – не единственный писатель, который прикладывал перо к бумаге.
– Но если я буду постоянно поминать его, – я прошел в дом, следуя за Оззи, – то рано или поздно попаду в десятку.
– С помощью этих жалких трюков тебе и удалось окончить среднюю школу?
– Да, сэр.
Оззи предложил мне устраиваться поудобнее в гостиной, а сам пошел за бутылкой «Роберт Мондави каберне совиньон». Вот я и остался наедине с Ужасным Честером.
Кот не толстый, но большой и бесстрашный. Я однажды видел, как агрессивная немецкая овчарка не решилась напасть на него, поскольку он и не думал обращаться в бегство.
Подозреваю, даже питбуль, готовый разорвать всех и вся, не стал бы набрасываться на Ужасного Честера, а отправился бы на поиски более легкой добычи. Как поступают крокодилы.
Шерсть у Ужасного Честера цвета созревшей тыквы, с черными отметинами. Глядя на оранжево-черный окрас его морды, возникает мысль, что он – хороший знакомец гремевшей в стародавние времена рок-группы «Кисс».
Лежа на подоконнике, глядя на лужайку перед домом, он с минуту делал вид, будто и не подозревает, что кто-то составляет ему компанию.
Меня такое положение более чем устраивало. Туфли, которые были на мне, он еще не пометил своей мочой, и я надеялся, что они с ней так и не познакомятся.
Наконец-то повернув голову, он удостоил меня пропитанным презрением взглядом. Презрения этого было так много, что я буквально слышал, как оно потоком выплескивается на пол. А потом Ужасный Честер вновь отвернулся к окну.
Взорвавшаяся корова, похоже, зачаровала его и настроила на философский лад. Возможно, он использовал уже восемь своих жизней и почувствовал холодок смертности.
Мебель в гостиной Оззи крепкая, массивная, удобная. Темно-синий персидский ковер на полу, гондурасские маски из красного дерева по стенам, бесчисленные полки с книгами создают атмосферу уюта.
Несмотря на опасность, которой подвергались мои туфли, я быстро расслабился. Ушла напряженность, не покидавшая меня с того самого момента, когда ранним утром я увидел Пенни Каллисто, дожидающуюся меня у лестницы.
Но не прошло и полминуты, как Ужасный Честер вновь заставил меня напрячься угрожающим, злобным шипением. Все коты умеют шипеть, но насыщенностью шипения и слышащейся в нем угрозой Честер может посоперничать с гремучими змеями и кобрами.
Что-то за окном очень ему не понравилось, раз уж он поднялся на все четыре лапы, выгнул спину, а шерсть у него встала дыбом.
И хотя я не был причиной его возбуждения, я сдвинулся на край кресла, чтобы при необходимости удрать из гостиной.
Честер зашипел снова, потом царапнул когтями стекло. От противного скрежета во мне все задрожало.
Внезапно я подумал, что вернулись подрывники, чтобы сбросить на землю упрямый коровий зад.
Когда Честер вновь царапнул стекло, я поднялся. Осторожно приблизился к окну. Не из страха, что стекло прошибет бутылка с «коктейлем Молотова». Просто не хотел, чтобы разъяренный кот неправильно истолковал мои мотивы.
На улице, у забора из штакетника, огораживающего дом, стоял Человек-гриб, Боб Робертсон.
Глава 16
Первым у меня возникло желание отпрянуть от окна. Но если Человек-гриб следил за мной, значит, каким-то образом узнал, что раньше я побывал в его доме в Кампс Энде. И желание укрыться от его глаз истолковал бы как доказательство моей вины.
Я остался у окна, довольный тем, что Ужасный Честер находится между мной и Робертсоном. Порадовало меня и другое: кот сразу же, даже на большом расстоянии, невзлюбил этого человека, подтвердив, что мое недоверие к нему небеспочвенно.
Читать бесплатно другие книги:
