Ночь Томаса Кунц Дин
— В каком смысле большое?
— Такое большое, что мир изменится.
— Если слишком часто смотреть новости, можно сойти с ума, — назидательно указал я.
— Я не про новостную галиматью. Ни про войну, ни про чуму, ни про воду, от которой развивается рак, ни про наступление нового ледникового периода.
— Тогда о каких изменениях вы говорите?
— О тех, которых никто не ожидает.
Я подумал о бескрайней белизне, через которую бежал с ретривером, но, если это был не только погодный феномен, но и какое-то знамение, я не знал, что оно предвещает.
— Я для тебя сделала еще не все.
— Спасибо, что подвезли.
— Меня выдернули из уютного дома не для того, чтобы поработать таксисткой. Что тебе нужно, дитя?
— Ничего, мэм. У меня все есть.
— Место, где переночевать?
— Оно у меня есть. Предоставлено работодателем. Большая спальня с окнами на океан.
— Адвокат?
— Ничего против них не имею, но мне он не нужен.
— Мне за тебя тревожно.
— Все у меня будет хорошо.
— Что-то тебе все-таки нужно. Я чувствую.
Принимая во внимание Хосса Шэкетта, Утгарда Ролфа и тех людей, которые работали с ними, я мог бы составить длинный список необходимого, включая и роту морских пехотинцев.
— Деньги? — спросила она.
— Нет, мэм.
— Пистолет? — голос звучал спокойно и серьезно.
Я замялся с ответом.
— Я не люблю пистолеты.
— Можно не любить пистолеты, но тебе он нужен.
Чувствуя, что и так сказал слишком много, я предпочел промолчать.
— Он в сумке, — добавила Бирди.
Я посмотрел на нее, но она не отрывала взгляда от ветрового стекла, за которым лучи фар запекали туманное тесто в кекс.
— Зачем вам пистолет? — спросил я.
— Старушка в наши отвратительные времена… она должна принимать меры предосторожности.
— Вы приобрели его на законных основаниях?
— Я выгляжу как клайдовская Бонни?
— Нет, мэм. Просто… если я им воспользуюсь, он приведет к вам.
— Я заявлю, что его украли.
— А если я ограблю с ним банк?
— Ты не ограбишь.
— Откуда такая уверенность? Вы совершенно меня не знаете.
— Дитя, ты меня слушал?
— Да, мэм.
— Что случилось с Нэнси Коулман?
— У нее обнаружили рак.
— А с Боуди Букером?
— Он собирался покончить с собой.
— Суитин Мэрдок?
— Спутался с плохой женщиной.
— Я могу назвать и других. Никому не требовалась помощь в ограблении банка. Просто хорошие люди попали в беду. Ты думаешь, я пришла с черной стороны?
— Ни в коем разе.
— Ты — хороший человек в беде. Я тебе доверяю.
— Это больше чем доверие.
— Возможно. Загляни в сумку.
Я заглянул. Достал пистолет.
— Без предохранителей, — пояснила она. — Спусковой крючок двойного действия. В обойме десять патронов. Ты знаешь, как им пользоваться?
— Да, мэм. Я — не бонниевский Клайд, но и ногу себе не прострелю.
Я подумал об Аннамарии, рассказывающей, что она не работает, что люди предоставляют ей бесплатное жилье и даже дают деньги, когда она не может без них обойтись.
А теперь мне дали пистолет, когда я более всего в нем нуждался.
В Магик-Бич происходило нечто большее, чем реализация плана по нелегальному ввозу в Соединенные Штаты атомных бомб, которому я пытался помешать.
Место это являло собой неподвижную точку во вращающемся мире, и эта ночь застыла между прошлым и будущим. Я чувствовал, здесь собираются две столь громадные силы, что я не мог себе их представить, да и боялся представлять.
Моя проклятая жизнь, моя благословенная жизнь, моя борьба с жестокой утратой и стремление к чуду зачастую казались мне бессмысленными передвижениями шарика в китайском бильярде, который по замысловатой траектории катится от столбика к столбику, от колокольчика к колокольчику, от воротец к воротцам.
Теперь же получалось, что чуть ли не с самого рождения меня целенаправленно вели к Магик-Бич, к тому моменту, когда я, полностью отдавая себе отчет в своих действиях, или взвалю на себя немыслимую ношу… или отойду в сторону. Я не знал, какой она окажется, но уже ощущал ее вес, по мере того как эта ноша опускалась на мои плечи, и момент принятия решения приближался.
Всё в свое время.
Бирди Хопкинс свернула к тротуару, вновь остановила «Кадиллак».
— Порт в одном квартале, — она указала вперед. — Может, последний отрезок пути… уж не знаю, к чему, тебе лучше пройти пешком?
— Я воспользуюсь пистолетом только для самозащиты.
— Если бы я в этом сомневалась, то и не дала бы его тебе.
— Или защищая невинную жизнь.
— Поторопись. Все, как ты и сказал.
— Что я сказал?
— Это больше чем доверие.
Туман, ночь, будущее навалились на окна.
— Мне нужна еще одна вещь.
— Только скажи.
— У вас есть мобильник?
Она достала мобильник из сумки, и я его взял.
— Когда будешь в безопасности, дашь мне знать?
— Да, мэм. Спасибо за все.
Я начал открывать дверь, замялся.
На глазах Бирди блестели слезы.
— Мэм, я напрасно пытался вас высмеять. То, что вы чувствуете, вызвано не выпусками новостей.
Она прикусила нижнюю губу.
— Грядет что-то большое. Я тоже это чувствую. И, думаю, чувствовал всю жизнь.
— Что? Дитя, что это?
— Не знаю. Такое большое, что изменяет мир… но, как вы и сказали, это изменение, которого никто не ожидает.
— Иногда мне так страшно, особенно ночью, и рядом нет Фреда, чтобы он меня успокоил.
— Вам нет необходимости бояться, Бирди Хопкинс. Такой женщине, как вы, нечего бояться.
Она потянулась ко мне. Я сжал ее руку.
— Береги себя.
Когда понял, что могу отпустить руку Бирди, вышел из седана и закрыл дверцу. Мобильник сунул в карман джинсов, пистолет — за пояс, прикрыл свитером.
Дошел до угла, миновал перекресток, направился к порту. Большой двигатель «Кадиллака» урчал в ночи, пока я не ушел от автомобиля так далеко, что более не мог его слышать.
Глава 33
Берега бухты, с юга и севера, полумесяцами сходились к узкому устью. На южном берегу, ближе к выходу в море, швартовался рыболовный флот, с тем чтобы по минимуму беспокоить горожан, проживающих неподалеку от порта, и не мешать частным судам.
Стоя на пристани, что тянулась вдоль северного полумесяца, я не мог видеть далекие траулеры, сейнеры, баркасы, скрытые от меня тысячами белых вуалей ночи. Однако каждые тридцать секунд оттуда доносился низкий, печальный рев сирены, установленной на оконечности южного волнолома у входа в бухту.
Здесь, на севере, бухта предлагала надежное укрытие от волн, которые в плохую погоду врывались в устье. Четыре сотни стоянок занимали главным образом прогулочные суда: яхты со свернутыми парусами, моторные яхты, скоростные катера. Длина самой большой яхты составляла шестьдесят футов, но основная масса судов такими габаритами похвастаться не могла.
Спускаясь по лестнице с набережной на пристань, я мог видеть лишь несколько ближайших судов, которые напоминали корабли-призраки, выплывающие из сна.
Лампы фонарей, установленных на пристани через равные промежутки, висели в тумане, напоминая ожерелье из сверкающих жемчужин, под ними блестели влагой доски пристани.
Я жадно ловил голоса, звуки шагов, но вроде бы ни у кого не возникало желания бродить по пристани в холодном тумане.
В некоторых из парусных яхт жили. Освещенные иллюминаторы напоминали монеты, золотые дублоны, которые мерцали, когда я проходил мимо, а потом растворялись в белизне.
Избегать света не составляло труда, поскольку туман лампы разгоняли только под собой. Я держался теней, мои кроссовки так тихо поскрипывали на мокрых досках, что я едва мог расслышать шум, который сам же и производил.
Море за пределами бухты весь день тянулось к берегу ленивыми волнами, а уж в бухте пришвартованные суда еле-еле покачивались на воде. Они потрескивали, иногда мягко постанывали, но качки не хватало даже для того, чтобы фалы стукались о металлические мачты.
Шагая, я медленно и глубоко вдыхал соленый воздух и, рассчитывая, что психический магнетизм приведет меня к заговорщикам, концентрировался на образах из сна. Красном небе. Красном приливе. Яростных отблесках пламени на песке.
На набережной над пристанью возвышалось здание Портового департамента, который подчинялся полиции города. Под ним несколько стоянок зарезервировали для кораблей департамента.
Здесь швартовались ярко-красные патрульные катера, которые, среди прочего, перехватывали суда, превышавшие установленный предел скорости, пять миль в час, на участке от устья бухты до пристани.
Из других трех судов только одно вызвало мой интерес — морской буксир, наполовину превосходящий в размерах тот, что работал только в порту. С него доносилось ритмичное тарахтение генератора. Светились многие иллюминаторы и большие окна рубки. Галогеновая лампа горела на стреле крана, установленного на длинной и низкой кормовой палубе. Горели и ходовые огни, словно буксир в скором времени намеревался выйти из порта.
Внезапный запах сигаретного дыма подсказал мне, что на пристани я не один. И по всему выходило, что человек этот находится рядом с буксиром.
Я отошел к каменной стене, подпиравшей набережную, укрылся за будкой с выкрашенными красным стенами. Цвет говорил о том, что в будке какое-то противопожарное оборудование.
Осторожно выглянув из-за угла будки, я увидел разрыв в ограждении пристани: широкий пандус вел к стоянке, где швартовался буксир.
Простояв пару минут, напрягая глаза, я разглядел часового, лишь когда он шевельнулся. Ранее он стоял, привалившись к ограждению пристани. Лампа над его головой не светилась, то ли перегорела, то ли разбилась, и разглядеть его в темноте и тумане, пока он не шевельнулся, не было никакой возможности.
В полицейском участке, когда Полтер-Фрэнк вышел из себя, Шэкетт, должно быть, подумал, что я, Гарри Лайм, федеральный агент-эспер, каким-то образом самолично сумел учинить такой вот погром и удрать.
С того знаменательного события не прошло и часа, так что заговорщики, скорее всего, разыскивали меня по всему городу, но при этом наверняка подозревали, что я сам могу прийти к ним. И вне всякого сомнения, они пребывали в панике: один мой телефонный звонок мог привести к тому, что Магик-Бич наводнят сотни агентов ФБР и других правоохранительных ведомств и набросятся на них до того, как эти негодяи успеют получить атомные бомбы и вывезти их из города.
Вероятно не желая отказаться от вновь обретенного богатства, они не отменили встречу, на которой намеревались заполучить смертоносный груз. Судя по приготовлениям на буксире, доставку бомб осуществляло какое-то другое судно, и где-то в море они собирались перегрузить их на буксир.
Теперь, когда я знал их намерения и вырвался на свободу, они, скорее всего, не решились бы возвращаться в порт с бомбами. И наверняка у них существовал запасной вариант, с выгрузкой бомб в каком-то другом месте. Получалось, что я мог помешать реализации их планов, лишь отплыв с ними на буксире.
Но на борт я сумел бы попасть, лишь убрав часового на пристани, и пока не мог сообразить, как это сделать без лишнего шума.
А кроме того, чтобы подобраться к нему, мне предстояло у него на глазах проскочить всю ширину пристани, и я не сомневался, что вооружен он лучше, чем я. И стрелял лучше. И дрался лучше. Превосходил меня и в силе, и в жестокости. Возможно, мастерски владел приемами кунг-фу. Блестяще бросал ножи и звездочки, запрятанные в разных местах на его мускулистом теле. А если бы я каким-то образом сумел лишить его всего этого оружия, он знал, как превратить в орудие убийства свой ботинок, что правый, что левый, для него это не имело значения.
И пока я лихорадочно искал способ отделаться от этого супермена, на кормовой палубе появился мужчина. Несмотря на туман, я смог разглядеть его расплывчатый силуэт благодаря яркой лампе на стреле палубного крана.
Он позвал какого-то Джекки, и оказалось, что Джекки — тот самый часовой, который стоял у пандуса, выжидая удобного момента, чтобы убить меня ботинком. Джекки вышел из тени и спустился по пандусу к пришвартованному буксиру.
Пригнувшись, я пересек пристань и занял то самое место в густой тени, где только что стоял часовой. Площадка под пандусом не освещалась, так что Джекки я увидел, лишь когда он поднимался по короткому трапу, который вел на низкую кормовую палубу буксира.
Он присоединился ко второму мужчине, стоявшему у крана, и вдвоем они занялись последними приготовлениями к отплытию, возможно, приносили котенка в жертву Вельзевулу, или что там еще делают плохиши, если хотят, чтобы в море с ними ничего не случилось.
В отличие от нижней площадки пандус, который к ней вел, освещался. Если бы я прыгнул с пристани в воду и попытался добраться до буксира вплавь, кто-нибудь на борту мог услышать всплеск, а потом проверить, а вдруг Гарри Лайм не только эспер, но его еще и пуля не берет.
Оба мужчины у крана стояли спиной ко мне.
Всё в свое время, вот и пришло время для безрассудного поступка.
Вытащив пистолет из-за пояса джинсов, я направился к проходу в ограждении. Смело спустился по пандусу, надеясь, что появись кто в этот момент на баке или на мостиковой палубе, он бы увидел только окутанную туманом фигуру и предположил, что я — один из них.
На другой стороне бухты сирена ревела, как доисторический бегемот, — последний из оставшихся на земле извещал всех о своем полнейшем одиночестве.
Я добрался до площадки, не подняв тревоги, и пересек ее, держа курс на трап. Кормовая палуба находилась так низко, что и с площадки я видел мужчин, которые продолжали разговор у крана.
Они по-прежнему стояли спиной ко мне, вот я и решился поставить ногу на трап. В отличие от пандуса он не являлся конструктивным элементом стоянки, был съемным, а потому раскачивался под ногами. И, как мне казалось, жутко скрипел. Тем не менее и на борт буксира я попал незамеченным.
От Джекки и его друга меня отделяло не больше двенадцати футов. Яркие лучи галогеновой лампы пробивали туман, и если бы они повернулись, то наверняка смогли бы определить, что я — чужак.
Быстрее всего я мог покинуть кормовую палубу, поднявшись по шести ступеням на бак. Лестница находилась справа от меня. Более высокую палубу полукругом охватывала какая-то постройка с иллюминаторами. Опытный матрос определенно знал, что это такое, но для меня все это оставалось такой же загадкой, как будуар женщины, увлекающейся рестлингом… и так же пугало.
Интуиция подсказала мне, что вероятность встречи с людьми уменьшится, если я спущусь вниз. Под лестницей я увидел дверь, которая, как я предположил, приведет меня в трюм. Я ее открыл, переступил порог и закрыл за собой, не получив пулю в спину.
За дверью находилась площадка винтовой лестницы. Она привела меня в узкий, с низким потолком коридор, с дверьми кают в стенах (две по одну руку, одна — по другую) и еще одной дверью в дальнем конце, которая, однако, располагалась достаточно далеко от носовой части.
Понятное дело, для вас это самый подходящий момент, чтобы задаться вопросом: «А какой же план у этого клоуна?»
Как обычно, плана у меня не было никакого. После того как все заканчивалось, стороннему наблюдателю могло показаться, что я действовал согласно продуманной до мельчайших подробностей стратегии, используя приемы, наработанные в десятках и сотнях успешно проведенных операций. На самом деле все решения я принимал в процессе, когда сердце выпрыгивало из груди, а кишечник грозил крупными неприятностями.
За долгие годы я убедился, что этот метод срабатывает хорошо. За исключением тех случаев, когда он не срабатывал.
Делая что-то, я узнавал, что надо делать. Идя куда-то, я узнавал, куда нужно идти. И понимал, что наступит день, когда, умирая, я узнаю, каково это — умирать, оставлять этот мир и надеяться попасть в страну света.
С пистолетом наготове, я шел по коридору, не обращая внимания на двери по правую и левую руку, за которыми могли поджидать как женщина, так и тигр, а мне ни с кем из них встречаться совершенно не хотелось. Я всегда просил одного — избавить меня от сюрпризов, хотя в этом мире, населенном шестью миллиардами душ, которые все до единой наделены свободной волей, а очень многим свойственна бесшабашность, сюрпризы неизбежны, но слишком редкие из них вызывают улыбку и поднимают настроение.
Открыв дверь в конце коридора, которая, как я и ожидал, легко повернулась на хорошо смазанных петлях, и порадовавшись тому, что не получил пулю в лицо, я переступил приподнятый над полом порог и попал в машинное отделение.
Оно являло собой гимн инженерному таланту человечества. Какие-то машины, множество труб, идеально вписанных в ограниченное пространство. И все, судя по тому, что я видел, поддерживалось в идеальном состоянии. Во всяком случае, чистоте могли бы позавидовать многие кухни. Везде свежая краска, ни единого ржавого пятна или пылинки.
Вероятно, не все сотрудники Портового департамента с головой ушли в планы по уничтожению цивилизации.
Войдя в машинное отделение, я не торопился закрывать за собой дверь, хотя вроде бы в помещении никого не было.
Все-таки я находился на буксире, а не на линкоре или миноносце, поэтому в машинном отделении не столкнулся с обаятельным, но грубоватым уоррен-офицером, американцем шотландского происхождения, руководящим мокрыми от пота рядовыми, которые (в промежутках между игрой в карты, прослушиванием аккордеона и скабрезными разговорами о девушках) имели дело с вышедшими из строя или перегревшимися котлами, лопнувшими от избыточного давления трубами и последствиями множества других кризисов. Никому не приходилось квартировать в здешнем машинном отделении, все механизмы которого и без этого работали как часы. Полагаю, именно поэтому в Голливуде не сняли ни одного фильма о Второй мировой войне, герои которого служили бы на буксире.
Когда я вошел, свет в машинном отделении уже горел, из чего я сделал вывод, что кто-то недавно здесь побывал и собирался вернуться.
И, уже собравшись поискать другое убежище, я услышал, как кто-то спускается по трапу, ведущему в коридор, и закрыл дверь.
Хотя оборудование размещалось достаточно плотно, инженеры помнили о необходимости ремонтно-профилактических работ. Поэтому я быстро запетлял по проходам, удаляясь от входной двери. К сожалению, даже в самом дальнем тупике не ощутил себя в полной безопасности.
Спрятавшись за скрытыми кожухами насосами и трубами, я не видел двери, но услышал, что она открылась и закрылась.
Кто-то вошел в машинное отделение и тут же остановился, вроде бы не собираясь что-либо делать. Двигатели еще не работали даже на холостых оборотах, и тишина в машинном отделении стояла такая, что я мог слышать любое перемещение и слово.
Как я и признался чифу Хоссу Шэкетту (когда страдал от амнезии и не мог вспомнить, что я — не Мэтт Деймон), на богатство воображения жаловаться мне не приходилось, и теперь оно разгулялось на полную катушку. Я представил себе, как незнакомец, войдя в машинное отделение в противогазе, готовится распылить в машинном отделении ядовитый газ, чтобы убить меня, как таракана.
Прежде чем я успел разукрасить этот сценарий яркими подробностями, дверь открылась еще раз и я услышал чей-то голос:
— Что с тобой произошло?
— Упал, — прорычал в ответ мой давний знакомец, Утгард Ролф.
— Откуда упал?
— С лестницы.
— С лестницы? Так сколько же там было ступеней?
— Я не считал.
— Чел, тебе крепко досталось.
Утгард закрыл за собой дверь.
— Планы переменились. Придется резать глотки.
Глава 34
В дальнем от меня конце машинного отделения, но гораздо ближе, чем мне хотелось, Утгард продолжил:
— Послушай, Джой, получив товар, в порт мы не вернемся.
— Нет? А почему?
— Есть один парень, он влез в наши дела.
— Какой парень? — спросил Джой.
— Федеральный агент.
— Ох, черт!
— Не ссы.
— Но мы держали все в таком секрете.
— Мы его найдем. Считай, что он мертв.
— Он здесь, в Магик-Бич? — в тревоге спросил Джой.
— А ты думаешь, я упал с лестницы в Вашингтоне?
— Этот парень и был лестницей?
— Не волнуйся из-за этого.
— Какой же он большой, если смог так отделать тебя?
— Ему досталось сильнее, чем мне.
Я едва подавил желание встать и вывести на чистую воду этого лгуна.
— Если мы не вернемся в порт, куда поплывем?
— Ты знаешь заброшенную шлюпочную мастерскую к югу от Рустер-Пойнт?
— Это нам подойдет.
— Конечно, подойдет. Там есть и причал, и подъезд, так что перегружать товар будет даже проще, чем в порту.
— Грузовики знают о новом месте?
— Они знают. Но есть одна проблема.
— Я понимаю, о чем ты.
— Нам нужны все пятеро, чтобы принять товар в море, но на берегу с разгрузкой управятся трое.
Когда я поднимался на борт, меня волновали два вопроса. Один касался численности команды буксира. Теперь я знал ответ: пятеро.
— Мы все равно собирались отделаться от тех двоих. Просто теперь отделаемся раньше, чем намечали.
Возможно, ссоры между заговорщиками и не было, как я подумал, когда нашел Сэма Уиттла, простреленного пять раз в ванне. Те, кто готовил операцию, скорее всего, изначально намеревались отделаться от мелкой сошки, которую рассматривали как наемную рабочую силу. Правда, в данном случае при увольнении полагалась пуля (или пули), а не выходное пособие.
— После того как мы загрузим товар, Бадди шлепнет Джекки. Я шлепну Хассана.
Имя Хассан стало для меня сюрпризом и разочарованием. Джекки, Джой, Бадди уже практически убедили меня, что команда Утгарда могла состоять из лас-вегасских комиков и последнего ее члена зовут Шекки.
С другой стороны, я получил частичный ответ на второй вопрос: что мне делать с командой? Теперь выходило, что мне будут противостоять трое, а не пятеро.
— Только не перерезай им глотки, — попросил Джой.
— Что?
— Для этого нужно входить в непосредственный контакт. Слишком опасно. Выстрели им в голову.
— Конечно, — согласился Утгард. — Мы их шлепнем. Я так и сказал.
— Сначала ты сказал, что собираешься резать глотки.
— Это всего лишь образное выражение.
— Ты так сказал, я подумал, что ты серьезно.
— Мы пустим им пулю в голову, — пообещал Утгард.
— В затылок.
— А куда еще? Что такое, Джой?
— Это самое правильное.
— Тут я с тобой полностью согласен.
— Они даже не поймут, что случилось.
— Это точно, — нетерпеливо вырвалось у Утгарда.
Мне лишь несколько раз удавалось подслушать плохишей, договаривающихся о том, как творить зло, и в каждом случае разговор получался таким же, как сейчас у Утгарда и Джоя. Тот, кто выбирает криминальную жизнь, чаще всего умом не блещет.