Ночь Томаса Кунц Дин
— Вы про Джейми, сына, которого у вас никогда не было?
— Про него. Что ж, если бы я женился на женщине, которую звали Коррина, у нас родился бы сын Джейми и я потерял бы его на войне, теперь я знаю, что бы я при этом чувствовал.
Он часто удивлял меня. В тот момент я удивил себя сам, потому что лишился дара речи.
Но уже обрел его вновь, когда вернулся к двери и поднял с пола пакет с деньгами.
— Я обязательно постараюсь вернуться, сэр.
— Все зовут меня Хатч.
— Да, сэр. Я приложу все силы. Чтобы вернуться, а когда вернусь, мы сходим в комиссионный магазин одежды.
Он прикусил губу и кивнул:
— Ладно. Хорошо. А теперь я возьму булочку.
— Съешьте одну и за меня.
— Прекрасно. Да. Действительно. Я возьму две.
Я переступил порог и закрыл дверь.
Ушел не сразу. Какое-то время постоял, благодаря судьбу, что в моей жизни, при всех ее ужасах, хватает и таких счастливых и трогательных моментов.
Глава 43
Сумка со взрывателями стала такой тяжелой, что мне понадобилось собрать в кулак все силы и волю, чтобы донести ее до гаража и положить в багажник «Мерседеса».
Я даже расстегнул «молнию» и при свете лампочки багажника убедился, что в сумке лежит только то, что я сам и положил в нее на борту буксира.
Выехал из гаража Хатча, надеясь, что психический магнетизм проведет меня сквозь туман к телефону-автомату, избежав столкновения с забором, фонарным столбом, припаркованным или движущимся автомобилем.
Укутанные туманом улицы казались такими же таинственными, как и прежде, и Хосс Шэкетт, возможно, кружил по ним в ярости и отчаянии, надеясь вернуть бомбы и все-таки взорвать четыре мегаполиса, или готовясь скрыться от органов правопорядка, или ища того, кто порушил тщательно продуманные планы.
И я, спасибо моему богатому воображению, не мог не тревожиться из-за чифа, потому что знал, просто знал: встретиться мне предстояло не с Хоссом Шэкеттом Славным, но с другим Хоссом Шэкеттом, который ел маленьких котят, а потом ковырял в зубах их косточками.
Обратная сторона психического магнетизма состояла в том, что иной раз он приводил меня прямо в руки того самого человека, встречи с которым я всячески старался избежать. И все потому, что мне не удавалось изгнать из головы мысли о нем, страх, что придется столкнуться с ним лицом к лицу. Но даже если я выталкивал этого человека из сознания, предательское подсознание продолжало волноваться из-за него. И тогда моего врага или притягивало ко мне (обратный психический магнетизм), или я сам приходил к нему, и обычно в крайне неудачный для себя момент.
Вот почему, сидя за рулем «Мерседеса», я, насколько мог, сосредоточился на телефоне-автомате. Где ты, где, телефон-автомат, телефон-автомат, телефон-автомат?
С тех пор как все обзавелись мобильниками, найти телефон-автомат стало не так-то просто. Со временем телефон превратится в управляемый голосом чип, вживленный где-то за челюстью и под ухом, и тогда мобильники станут таким же раритетом, как телефоны-автоматы, коих они так успешно выводят из повседневной жизни.
Те комментаторы, которые объясняют нам, в каком мы живем мире и как должны его воспринимать, наверняка назовут вживленные телефоны «прогрессом». И когда кто-нибудь из государственных служащих захочет поговорить с вами, он всегда будет знать, как добраться до вас, в силу уникальности номера вашего чипа, и где вы находитесь.
Такие телефоны-чипы, конечно же, станут шагом к Новой Цивилизации, где не будет бесконечных споров и утомительных дебатов, которые характеризуют наше современное общество, представляющееся многим нетерпеливым гражданам загнивающим и отжившим свое. Все это канет в Лету, и вас, возможно, напугают такие перемены, но те, кто смотрит в будущее и имеет возможность добиться общественного консенсуса, безусловно, уверены, что в конце концов вы полюбите ваш новый мир и поймете, что это рай на земле, поэтому никаких возражений слушать не будут.
Окутанный ослепляющим ночным туманом, гадая, не ждет ли меня судьба Самсона, которого лишили глаз и бросили в темницу в Газе, ведомый психическим магнетизмом, я свернул на стоянку дежурного магазина, где стоял телефон-автомат.
Поскольку я не хотел, чтобы мой звонок привел к мобильнику Бирди Хопкинс, для которой все могло закончиться серьезными неприятностями, я зашел в магазин, купил пузырек с таблетками аспирина и пепси, а также поменял пару долларов на монетки для телефона.
Отправив в рот две таблетки аспирина и запив их пепси, я набрал номер справочной и попросил найти мне телефоны ближайших отделений ФБР и Министерства внутренней безопасности.
Позвонил в отделение ФБР в Санта-Крузе и рассказал об атомных бомбах на борту океанского буксира, в настоящее время пришвартованного к берегу в каньоне Гекаты. Я порекомендовал незамедлительно связаться с Береговой гвардией, которая подтвердила бы, что такой буксир действительно находится в указанном мною месте, и предупредил, что чиф Хосс Шэкетт входит в число заговорщиков, собиравшихся ввезти в страну эти бомбы.
Агент, который снял трубку, поначалу говорил со мной как с озабоченным судьбой человечества гражданином, считающим, что все земляне должны носить шапочки из алюминиевой фольги, чтобы воспрепятствовать чтению наших мыслей инопланетянами.
Но по мере того, как он узнавал все больше подробностей, его интерес к моей истории начал возрастать. Он уже просто не мог от нее оторваться и, когда я собрался повесить трубку, пустил в ход все психологические трюки, имеющиеся в арсенале хорошего агента, дабы подольше задержать меня у телефона и выпытать детали, которые обеспечат мою идентификацию, убеждал в том, что Бюро готово поставить мне памятник в Вашингтоне, запечатлеть мою физиономию на почтовой марке и одарить семьюдесятью двумя девственницами по эту сторону рая.
Я повесил трубку и тем же манером, каким добрался до телефона-автомата, поехал к церкви преподобного Чарльза Морана, который не мог знать, что только благодаря мне он в эту самую ночь не убил жену и не покончил с собой.
Дом священника был отделен от церкви двором, заставленным абстрактными скульптурами, вероятно олицетворяющими вечные истины. Скульптуры эти несколько раз напугали меня до смерти, внезапно вырастая из тумана.
Я обошел церковь сзади, направляясь к тому углу, где находилась ризница. Нашел, что дверь заперта.
Предположив, что преподобный и его жена наслаждаются глубоким сном праведников, я воспользовался рукояткой пистолета Валонии, чтобы разбить одну из стеклянных панелей окна ризницы. Сунул в дыру руку, нащупал задвижку, открыл окно, влез в ризницу.
Включил фонарь, чтобы сориентироваться. Через открытую дверь прошел в алтарную часть церкви.
Зажигать верхний свет не стал, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание. На тот момент слишком уж много людей хотели со мной встретиться.
Висевшая над алтарем скульптура Большой Птицы, или Спасителя, или кого бы то ни было, не бросила на меня обвиняющий взгляд по причине отсутствия глаз.
Я спустился с алтарного возвышения, прошел через калитку в ограждении и направился к третьему ряду скамей, где оставил два бумажника, свой и Сэма Уиттла.
Бумажник Человека-фонаря мне не требовался, но вот мой очень даже бы сгодился, если б на шоссе «Мерседес» остановила дорожная полиция и попросила предъявить водительское удостоверение. Бумажники я нашел, свой сунул в карман, Уиттла оставил на месте.
И когда вернулся в центральный проход, вспыхнул свет.
В алтарной части, у двери в ризницу, стоял чиф Хосс Шэкетт.
Глава 44
Выглядел чиф Хосс Шэкетт неважно. Полтергейст в комнате для допросов аукнулся ему ободранным лбом, одним заплывшим глазом, синяком во всю левую щеку. Нос более не был прямым и гордым, как это бывает у каждого садистско-фашистского руководителя террористов. Теперь он напоминал розовый кабачок. И коротко стриженные волосы местами прилипли к черепу.
Кто-то, предположил я, должно быть, нашел мой бумажник, спрятанный между псалтырями, и решил, что я за ним обязательно вернусь.
Но первыми же словами чиф не оставил камня на камне от моей версии.
— Гарри. Гарри Лайм.
Получалось, он не узнал, что зовут меня Одд Томас.
— Добрый вечер, чиф, — поздоровался я, засовывая фонарь за пояс. — Отлично выглядите.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, правда, перед знаком вопроса добавил эпитет, отвратительный, но расхожий.
— Я надеялся, что у вас найдется еще один шоколадный батончик «Олмонд джой». Пожалел, что ранее не съел предложенную вами половину.
Он отошел на два шага от двери в ризницу, прихрамывая на левую ногу, потом остановился, вероятно не желая очень уж приближаться ко мне. Теперь нас разделяли сорок футов.
— Что случилось с буксиром? — спросил он.
— Это загадка, сэр?
— Что ты с ними сделал?
— С ними? Так буксиров один или два?
— На этот раз, умник, я не собираюсь играть с тобой в амнезию.
— У вас амнезия, сэр?
Правая рука чифа висела плетью, и я предположил, что и ей досталось от одного из предметов, поднятых в воздух мистером Синатрой.
Но он протянул руку ко мне, и я увидел, что она держит пистолет. Такой большой, что его вес грозил переломить запястье. Во всяком случае, руку мотало из стороны в сторону. На ствол чиф навернул глушитель.
Я вытащил из кармана пистолетик, конфискованный у Валонии в рубке буксира. С такого расстояния мог попасть в чифа только чудом.
— Мне нужны эти бомбы, — прорычал чиф. — Они мне нужны, и нужны немедленно.
— Вы уж не обижайтесь, сэр, но, вероятно, вам пора присоединиться к программе «Двенадцать шагов»,[43] чтобы избавиться от этой зависимости.
— Не провоцируй меня, парень. Мне нечего терять.
— Ох, чиф, вы недооцениваете себя. Вы по-прежнему можете потерять многое. Ваше высокомерие, самомнение, жадность, безумный блеск вершителя судеб мира в глазах…
Когда он выстрелил, его пистолет что-то едва слышно прошептал, словно Элмер Фадд[44] в одном из старых мультфильмов, пришепетывая, спросил: «Что такое?»
Хотя я не сомневался, что он хотел убить или ранить меня, пуля прошла достаточно далеко от цели, попала в спинку одной из скамей футах в шести от меня. Вероятно, полученные травмы как-то отразились на зоркости чифа.
Если Хатч предположил, что я проявил смелость, решившись сыграть Гарри Лайма, ему следовало бы увидеть мою попытку убедить чифа, что я — Супермен.
— Положите пистолет на пол, Шэкетт. Мне не хочется нанести урон церкви, воспользовавшись телекинезом, но, если вы не оставите мне выбора, я проделаю здесь то же самое, что и в вашем полицейском участке.
Мои слова произвели на него столь сильное впечатление, что он тщательно прицелился в меня и выстрелил вновь.
Я не отпрыгнул в сторону. Отчасти потому, что супермены никогда так не поступают, да и потом, страх перед пулей обесценил бы мою угрозу воспользоваться телекинезом. А кроме того, с меткостью у чифа было совсем плохо, и я боялся, что могу попасть под пулю, вместо того чтобы разминуться с ней.
Щепки полетели еще из одной скамьи.
— Даю вам последний шанс положить пистолет, — объявил я с уверенностью непобедимого человека в синем трико и красном плаще.
— Я не знаю, что произошло в той комнате. — Хосс Шэкетт прищурился, выцеливая третий выстрел. — Но если бы ты действительно мог все это проделать, то наверняка сумел бы освободиться от ножных кандалов. Ты не освободился, тебе пришлось ждать, пока я воспользуюсь ключом.
Непобедимый человек ответил бы на это пренебрежительным смешком. У меня бы не получилось, для этого требовалось пару лет обучаться актерскому мастерству. Пришлось обойтись словами.
— Любой ребенок увидел бы проколы в вашей логике.
Третья пуля поразила колонну центрального прохода за моей спиной, в каких-то шести дюймах справа от меня.
— Говоришь, любой ребенок? — Чиф целился вновь. — Так приведи его ко мне, я убью его после того, как покончу с тобой.
Когда он нажал на спусковой крючок, пистолет ничего не прошептал. Чиф предпринял вторую попытку, потом опустил пистолет. Левой рукой открыл карманчик на поясе, чтобы достать запасную обойму.
Я помчался к ограждению алтарной части. Перемахнул через него, взбежал на алтарное возвышение. С расстояния в двенадцать или пятнадцать футов всадил обойму дамского пистолета в живот и грудь чифа.
Как выяснилось, пистолет мне достался прекрасно отбалансированный, с минимальной отдачей, и ствол при каждом выстреле не слишком подбрасывало. Может, три или четыре пули пролетели мимо, но пять или шесть попали в цель. Я это видел.
Хосса Шэкетта отбросило к стене. Его тело вздрагивало при каждом попадании. И однако он не упал.
Застонал от боли, но я рассчитывал на крик и предсмертный хрип.
Демонстрируя склонность к театральности, которой я от него просто не ожидал, чиф разорвал форменную рубашку на груди, и я увидел сплющенные пули, напоминающие лужицы свинца, прилипшие к его пуленепробиваемому кевларовому жилету.
Шесть раз я попал в него, но даже не ранил.
Это было так несправедливо.
Если бы я знал, что он в кевларовом жилете, то целил бы в голову. Стрелял в тело, потому что оно гораздо больше. В голову можно и не попасть, особенно с расстояния в пятнадцать футов, если стрелок терпеть не может пистолеты, находится в состоянии крайнего стресса, да и в руках у него пистолетик, предназначенный для стрельбы в упор.
Чиф уже нашел снаряженную обойму. Вытащил из рукоятки своего пистолета пустую.
Я отбросил свой жалкий пистолетик, побежал в обратном направлении, вновь перепрыгнул через ограждение алтарной части, радуясь тому, что не зацепился за него ногой и не распластался на полу. Рванул по центральному проходу к нартексу.
Подумал, а не использовать ли вместо пуль псалтыри, но я любил церковное пение и с уважением относился к книгам, поэтому отказался от этой идеи.
Парадная дверь, через которую мы с золотистым ретривером заходили несколькими часами раньше, запиралась на ночь. И открыть ее мог только соответствующий ключ.
Из нартекса куда-то вели и две другие двери, но, насколько я помнил внешний вид церкви, через левую я мог попасть только на колокольню, которая являла собой вертикальный тупик.
Обернувшись, я увидел, что чиф Хосс Шэкетт уже открыл калитку в ограждении и, хромая, выходит из алтарной части в центральный проход. Выглядел он как капитан Ахав, твердо решивший добыть своего белого кита.
Так что путь у меня оставался только один. Я открыл правую дверь, включил свет и увидел перед собой крытую, вымощенную плитами известняка галерею, которая связывала церковь с какой-то пристройкой.
Стены украшали рисунки детей, все они изображали бородатого мужчину в белых одеждах, судя по нимбу, Иисуса. Сын Божий (умения юным художникам не хватало, но энтузиазм бил через край) занимался всякими разными делами, которые, насколько я помнил, не упоминались в Святом Писании.
Иисус, вскинув руки, превращал дождь бомб в цветы. Иисус, улыбаясь, грозил пальцем беременной женщине, которая собралась поднести ко рту бутылку с пивом. Иисус спасал белого медведя с плавучей льдины. Иисус направлял огнемет на ящики с надписью «СИГАРЕТЫ» по бокам.
В конце галереи, рядом с рисунком Иисуса, использующего свое умение творить чудеса для того, чтобы превратить булочки и пироги, лежащие на столе перед мальчиком-обжорой, в контейнеры с тофу, еще одна дверь привела меня в небольшой холл. За ним начинался коридор, который тянулся вдоль классных комнат, где занимались ученики воскресной школы.
Пройдя в коридор, я увидел дверь в его дальнем конце и побежал к ней с той же прытью, с какой Иисус выгонял бы из храма людей, работавших на компании, которые изготавливали одежду из полиэстера и других синтетических материалов.
Хотя и эта дверь была заперта, открыть ее не составляло труда: один, максимум два поворота барашка врезного замка, и все дела. У верхних стеклянных панелей двери клубился туман. Подсвеченный фонарем на крыльце, этот холодный туман представлялся мне более гостеприимным, чем тепло церкви, которое мне приходилось делить с чифом. Я уже собрался повернуть барашек, когда через одну из четырех стеклянных панелей на меня уставился койот, вставший на задние лапы, а передними упершийся в дверь.
Глава 45
Когда я наклонился поближе, чтобы понять, придется ли мне иметь дело с одиноким волком, образно говоря, или со стаей, койот оскалил острые, в пятнах, зубы. Зверь лизнул стекло, словно увидел во мне вкусное угощение, выставленное в торговом автомате, на покупку которого у него не хватало денег.
У самой земли в тумане ярко светились желтые глаза других койотов, которых было так много, что у меня не хватало ни времени, ни мужества, чтобы их пересчитать. Второй койот смело поднялся к двери и поставил на нее передние лапы, остальные толпились за спинами своих вожаков, на удивление молчаливые.
Ранее, в зеленой зоне у каньона Гекаты, Аннамария сказала мне, что угрожавшие нам койоты «только так выглядят». Она заявила им, что мы — не их добыча, что они должны уйти… и они ушли.
Хотя она говорила мне, что я могу их не бояться, что я должен проявить храбрость, я не чувствовал в себе той храбрости, которую демонстрировали койоты, решившиеся угрожать человеку, спрятавшемуся в воскресной школе.
Кроме того, Аннамария знала о них что-то такое, чего не знал я. И это знание делало ее храброй. Мне же отсутствие этого знания грозило смертью.
Торопливо попятившись от выходной двери, я шмыгнул в классную комнату и закрыл дверь со стеклянными панелями. Свет проникал в класс из коридора, и я встал рядом с дверью, в тени.
Прислушивался к шагам Хосса Шэкетта, но до моих ушей не доносилось ни звука.
Хотя обычно койоты исследуют те участки расползающейся цивилизации, которые граничат с каньонами и еще девственной природой, иногда отдельные особи рискуют проникнуть даже в центр маленького города. Колумбы своего вида.
Так далеко от привычной среды обитания раньше я видел лишь одного, в крайнем случае двух койотов. Но чтобы в тумане ждала целая стая… до этой ночи я бы сказал, что подобное — из области фантастики.
Но еще более удивляло не расстояние, на которое они удалились от каньонов и диких холмов, а их количество. Хотя несколькими часами раньше нам угрожала семья из шести койотов, они не перемещаются с места на место стаями.
Обычно койоты охотятся в одиночку, пока не спариваются, после этого охотятся парами. В их жизни бывают периоды, когда они охотятся семьями, родители с детенышами, пока последние не решают начать самостоятельную жизнь.
Самка койота приносит в помете от трех до двенадцати щенков. Некоторые рождаются мертвыми, другие могут умереть в первые дни. Большая семья включает восемь или десять особей.
Даже принимая во внимание обманчивость тумана и богатство моего воображения, я не сомневался, что у двери воскресной школы собралось как минимум двадцать койотов, а то и больше.
И если они, как говорила Аннамария, только так выглядели, то кем же они были на самом деле?
Но, кем бы они ни были, я полагал, что сыночек мамы Шэкетт опаснее всех койотов, которые бродили в эту ночь между Тихим океаном и Миссисипи. И меня очень нервировала абсолютная бесшумность его шагов.
Прикрыв рукой фонарь, я обследовал класс, в надежде найти какой-нибудь предмет, который смог бы сойти за оружие, хотя понимал, что класс воскресной школы мог предложить куда меньший выбор, чем арсенал или, если на то пошло, сумочка Берди Хопкинс. И пусть чифу порядком досталось в комнате для допросов, я сомневался, что смогу забросать его губками, которыми стирали мел с доски.
Мои поиски позволили обнаружить еще одну дверь, тоже со стеклянными панелями, прикрытыми виниловой шторкой. Как выяснилось, открывалась эта дверь в соседний класс. Вероятно, ею пользовались, когда одному учителю приходилось контролировать оба класса.
Я оставил эту дверь открытой и чтобы избежать лишнего скрипа, и чтобы обеспечить себе путь для отступления.
В каждом классе был стенной шкаф, в котором я мог спрятаться. Еще одним убежищем могла послужить ниша между двумя тумбами учительского стола.
Если бы Хосс Шэкетт провел тщательный обыск, а я подозревал, что так он и сделает, призвав на помощь одного или двух копов, то нашел бы меня и в шкафу, и под столом. Вопрос меня волновал только один: изобьет ли меня чиф дубинкой, а потом пристрелит, или пристрелит, а уж потом изобьет.
Поскольку вторая классная комната соединялась с третьей так же, как и с первой, я предполагал, что такие же двери есть и в остальных классах, то есть я мог вернуться в коридор у самого входа в пристройку и сбежать, оставив Шэкетта позади.
Что-то хрустнуло. Я выключил фонарь и замер.
Звук донесся издалека. Я не мог определить, то ли из коридора, то ли из классов, которые я миновал.
Я мог бы подойти к окнам и посмотреть, заделаны они намертво или открываются. Но знал, что за окном меня ждут те самые облизывающиеся койоты, приглашая пробежаться с ними по холмам. Так они заманивают домашних собак, для которых прогулка с койотами становилась последней в их жизни.
Какие-то мгновения я еще простоял столбом, потом решился, зажег фонарь, прикрывая его рукой, подошел к двери между этой классной комнатой и следующей.
Положил руку на ручку и вновь застыл.
То ли интуиция, то ли надпочечники, впрыскивающие мне в кровь невероятное количество адреналина, подсказывали мне, что Хосс Шэкетт ждет меня в соседнем классе. И не сидит за партой, а стоит в нескольких дюймах по другую сторону двери. И не просто стоит, а положил руку на ручку, точно так же, как и я.
С обеих сторон стеклянные панели были закрыты виниловыми шторками. И, если бы я отодвинул свою и заглянул под нее, то увидел бы только обратную сторону второй виниловой шторки… если бы чиф в это самое мгновение не решил отодвинуть шторку со своей стороны, и тогда мы бы уставились друг на друга.
В какой-то момент, когда тебя парализует страх, приходится решать, что лучше: сдвинуться с места любой ценой или оставаться неподвижным, пока не упадешь замертво из-за разрыва мочевого пузыря или не сойдешь с ума от ужаса. В такие моменты я всегда склонялся к первому варианту и не изменил своим правилам и теперь.
Повернул ручку, мягко открыл дверь и прошел в соседний класс. Хосс Шэкетт там меня не ждал.
Я, конечно, рассердился на себя, но не так чтобы очень. Даже таким людям, как я, одаренным сверхъестественными способностями, не так-то просто определить разницу между истинной интуицией и эффектом впрыска избыточного адреналина. Остается только пожать плечами и успокоиться тем, что надпочечники немного перестарались. Именно немного. Если бы они пошли вразнос, у мужчины могли начать расти волосы на ладонях, а из грудей закапало бы молоко.
Когда я углубился в класс на несколько шагов, тревожный звук повторился, заставив меня остановиться и, склонив голову, прислушаться. Аритмичное поскребывание доносилось из классов, которые я миновал, и из длинного коридора. Поначалу я совершенно не понимал, что это за звуки, потом они показались знакомыми, и наконец мне открылась истина: стук когтей по винилу. Койоты зашли в воскресную школу в поисках чего-нибудь вкусненького.
Шэкетт, должно быть, открыл дверь и случайно впустил их. Но, если он это сделал, почему не закричал, когда они устремились в дверь, почему не выстрелил, чтобы обратить их в бегство?
Если я правильно понимал, куда иду, дверь передо мной открывалась в небольшой холл на входе в коридор. Так оно и вышло.
Хотя от такой мысли благородством и не пахло, я надеялся, что койоты разорвали чифа на куски, когда вошли в открытую им дверь. Но я не услышал ни рычания хищников, ни душераздирающих воплей чифа и понял, что лелеял напрасные надежды.
Выйдя в холл, я сразу повернул налево и выскочил в крытую галерею между пристройкой и церковью. На ходу захлопнул дверь, но, оглянувшись, увидел, что собачка замка не зашла в паз, так что дверь вновь распахнулась.
С обеих сторон висели картины выставки «Что сделал бы Иисус», и я обратил внимание на одну, не замеченную мною, когда я направлялся в пристройку: Иисус на вертолете спасал телят с фермы, где их откармливали на убой.
Добравшись до двери в нартекс, я оглянулся и увидел, что койоты входят в галерею, помахивая хвостами, предвкушая сытную трапезу.
На этот раз я не только закрыл дверь, но и убедился, что собачка вошла в паз и дверь без поворота ручки не откроется.
Парадный вход в церковь оставался запертым. Я вернулся в центральный проход, поспешил к ограждению алтарной части, через которое перепрыгнул в недавнем прошлом.
Поскольку койоты не могли попасть в пристройку, где располагалась воскресная школа, сами по себе, а чиф не закричал в ужасе или агонии, пожираемый заживо, я предположил, что он открыл дверь койотам, дабы те помогли ему отыскать меня.
Но я ничего не мог понять. Даже если койоты были чем-то большим, а не просто койотами, они все равно оставались зверьми, а злобные чифы полиции были человеческими существами. Хищники животного мира и люди не образуют смешанные банды, в которых одни дополняют других. Даже в Калифорнии.
Вероятно, я что-то упускал. Но такое случалось со мной постоянно.
Открыв калитку, я прошел в алтарную часть церкви. Пусть и спешил, поздравил себя с тем, что быстро думал и действовал. Еще бы, койоты сейчас бродили по пристройке, а мне требовались считаные секунды для того, чтобы нырнуть в ризницу, выйти из нее и добраться до припаркованного на улице «Мерседеса».
В ризнице под моими ногами заскрипели осколки стекла, которое я выбил, чтобы попасть в нее. Вероятно, Хосс Шэкетт находился неподалеку, услышал шум и последовал за мной в церковь.
Почему он оказался неподалеку, я не знал, да и не хотел знать. Любопытство, как всем известно, до добра не доводит. Сейчас задача передо мной стояла другая: сесть в «Мерседес» и уехать до того, как чиф узнает, какой у меня автомобиль.
Я открыл дверь ризницы и вышел в туман. Сквозь него светились все окна в ранее темном доме священника, расположенном по другую сторону мощеного двора, уставленного скульптурами, при взгляде на которые кровь стыла в венах.
Вероятно, преподобного Чарльза Морана разбудил бедный прихожанин, у которого не нашлось брикетов торфа или высушенного навоза, чтобы растопить буржуйку этой сырой, холодной ночью.
Или закончилась овсянка, а по лавкам сидели шестеро голодных племянников и племянниц, с которыми он делил комнатушку, окнами выходящую на кладбище. Вот преподобный и выгружал в большую сумку прихожанина содержимое своего холодильника и доставал из кладовой ящик с бутылками минеральной воды.
Чем бы ни занимался в столь поздний час Чарльз Моран, я исходил из того, что не мое это дело, и решительно направился к улице, но передумал, увидев легион желтых глаз, появившихся из тумана на моем пути. Поскольку в церковь я вернуться не мог, ближайшим и единственным убежищем становился дом священника. Вот я и решил спросить у преподобного, а не нужен ли ему помощник в богоугодном деле избавления прихожанина от свалившихся на него забот.
Возможно, койотов скульптуры пугали ничуть не меньше, чем людей, поэтому они сбавили шаг, а может, я воспользовался запасами энергии, которые, сам того не зная, приберегал именно для таких случаев, но вместе того, чтобы бежать следом, эти кузены волков решили обойти меня с флангов и встретить у парадной двери дома священника, уже надев слюнявчики.
Но я не зря принадлежу к самому разумному виду живых существ Земли, а потому изменил курс и помчался к заднему крыльцу дома священника, надеясь попасть туда до того, как койоты сообразят, что к чему.
Они продолжали бежать сквозь ночь в тишине, что меня очень удивляло. Обычно на охоте койоты издавали леденящий кровь вой.
Взбегая на крыльцо, я почувствовал, что молчаливые хищники разгадали мой маневр и затеяли соревнование, кто первым вцепится мне в зад.
Конечно же, я не располагал временем, чтобы постучаться и представиться должным образом. Повернул ручку и облегченно выдохнул, обнаружив, что дверь не заперта.
Глава 46
Очутившись в доме священника, я запер дверь на замок, в надежде что ключа у койотов не было. С чувством глубокого удовлетворения отметил, что лаза для домашних любимцев в двери нет.
Холодильник украшала коллекция декоративных магнитов со светскими, а не духовными надписями. На одном я прочитал: «КАЖДЫЙ ДЕНЬ — ПЕРВЫЙ В НАШЕЙ ЖИЗНИ».
Я не знал, что мне делать теперь.
Обычная для меня ситуация.
Хосс Шэкетт мог идти к преподобному Морану, когда услышал, как я разбиваю окно в ризнице. Вот и теперь он мог появиться здесь в любой момент.
Более злобный, чем всегда, встревоженный, отчаявшийся, чиф мог все-таки решить, что должен убить священника, который присутствовал при моем аресте.
Учитывая события, которые произошли после моего ареста и полностью порушили планы чифа, в убийстве преподобного Морана смысла более не было. Но таким социопатам, как чиф, просто нравилось убивать. Он год за годом мог выдавать себя за нормального человека, а потом наступал момент, когда открывал истинное лицо.
С намерением найти священника и предупредить о грозящей опасности я покинул кухню и услышал разговаривающих людей. Крался от комнаты к комнате, пока не добрался до полуоткрытой двери в кабинет, расположенный рядом с прихожей. Остановился, узнав голос Чарльза Морана.
— Господь с нами, Мелани.
Женщина рассмеялась. Мелодичным голоском, напоминающим пение птиц.
— Чарли, дорогой, Господь всегда с нами. Давай.
— Не знаю, стоит ли.
— Иисус тоже пил, Чарли.
Они чокнулись, а я, после короткого колебания, толкнул дверь и вошел в кабинет.
Преподобный Моран стоял у стола, в чинос, светло-коричневой водолазке и пиджаке спортивного покроя.
Он перевел взгляд со стакана на меня, и его глаза широко раскрылись.
— Тодд.
— Я пришел не для того, чтобы причинить вам вред, — заверил я его.
Рядом с ним стояла симпатичная женщина, правда, с прической, какие были в моде двадцатью годами раньше.
— Миссис Моран? — спросил я, а когда она кивнула, добавил: — Не бойтесь.
К моему изумлению, преподобный Моран выхватил пистолет из-под пиджака и, к еще большему моему изумлению, застрелил жену.
Тут же направил пистолет на меня.
— Первый раз наливала она. И предложила, что наливать по второй должен я.
Я посмотрел на этикетку «Лорд Калверт».[45]
«Господь с нами, Мелани».
«Чарли, дорогой, Господь всегда с нами».[46]
— И пока я наливал виски, она выхватила бы пистолет из-под блейзера и убила меня.
— Но… Она? Вы? Ваша жена?
— Восемнадцать лет. Вот почему я вижу ее насквозь.
— Мертвая. Посмотрите. Мертвая. Почему?
— Поскольку все лопнуло, денег для двоих не хватало.
— Но… Вы? Церковь? Иисус?
— Мне будет недоставать церкви. И паствы.
— Бомбы? Вы? Участвовали в этом?
Чиф Хосс Шэкетт объявил о своем присутствии и излечил меня от бессвязной речи, ударив широкой ладонью по затылку, да так, что я упал рядом с мертвой женщиной.
Когда я перекатился на спину и посмотрел вверх, чиф нависал надо мной, как гора, с розовым носом-кабачком.
— Ты знал, что он в этом участвовал, говнюк. Потому-то первым делом пришел к нему, все разнюхивая.
Вечером я добрался до церкви с собакой, сквозь необычно густой туман, который был больше чем туманом и казался мне предвестником тотального уничтожения.
И действительно, если мои странствия вслепую с золотистым ретривером следовало рассматривать как предзнаменование, тогда получалось, что я таки нашел место, где мог узнать правду.
Шэкетт нацелил на меня пистолет.
— Никаких фортелей.
— Само собой, — ответил я, глядя на него снизу вверх. В ушах еще звенело.
— Убей его, — подал голос Моран.
— Никакой летающей мебели, — предупредил меня Шэкетт.
— Никакой, сэр, разумеется, никакой.