Ночь Томаса Кунц Дин
Однако этот рыжеголовый вел себя так, словно, уложив чифа, он не только проявил безрассудную смелость, но и имел на это полное право. И его гнилые зубы не являлись свидетельством низкого статуса. Возможно, он считал, что так модно.
— Вам обязательно целиться мне в голову?
— Ты бы предпочел, чтобы я целился тебе в грудь?
— Да. Если на то пошло, да.
— Ты умрешь в любом случае.
— Но во втором я буду более симпатичным трупом.
— Калибр у пистолета большой.
— Если собираетесь меня убить, не тяните с этим.
— Я не говорил, что собираюсь тебя убить.
— Вы не собираетесь меня убить?
— Скорее всего, убью. Но… как знать?
— Так чего вы от меня хотите? — спросил я.
— Во-первых, хочу с тобой поговорить.
— Из этого ничего хорошего не выходит.
— Присядь.
— Что?.. Здесь?
— На диван.
— Я не могу говорить рядом с мертвецами.
— Они не будут тебя прерывать.
— Я серьезно. Боюсь их до смерти.
— Ты мне не груби.
— Вы просто меня не слушаете.
— Это несправедливо. Я слушаю. Я умею слушать.
— Меня вы не слушали.
— Ты говоришь, как моя жена. Вот это меня заинтересовало.
— У вас есть жена?
— Я ее обожаю.
— Как ее зовут?
— Только не смейся, когда я тебе скажу.
— Я не в том настроении, чтобы смеяться, сэр. Он пристально всматривался в меня, ища хоть намек на улыбку.
Размеры его пистолета внушали уважение. Не вызывало сомнений, что калибр очень и очень большой.
— Ее зовут Фредди.
— Милое имя.
— Милое, в смысле смешное?
— Нет, милое, в смысле очаровательное.
— Она — не мускулистая женщина.
— Имя ничего такого не предполагает, — заверил я его.
— Она очень женственная.
— Фредди — это сокращение от Фредерики.
Он уставился на меня, переваривая новую для него информацию.
— Ты в этом уверен? — наконец спросил он.
— Абсолютно. Фредерика, Фредди.
— Фредерика — милое женское имя.
— Именно об этом я и толкую.
— Но родители называли ее только Фредди.
Я пожал плечами:
— Родители. Так что вы собираетесь делать?
Он пристально всматривался в меня.
Я же избегал встретиться взглядом с его зубами.
— Пожалуй, мы можем поговорить на кухне, — в итоге решил он.
— На кухне вы не оставили мертвых людей? — полюбопытствовал я.
— Не нашел там никого, чтобы убить.
— Тогда кухня очень даже подойдет.
Глава 47
Рыжеголовый и я сели друг против друга за кухонный стол. Он по-прежнему держал меня на мушке, но уже не столь агрессивно.
Указал на один из декоративных магнитов на передней панели холодильника.
— Что вот это значит… «Я жаловался, что у меня нет башмаков, пока не встретил человека без ног».
— Понятия не имею. Полагаю, обуви у преподобного Морана хватало.
— Каким образом у человека может не быть ног?
— Допустим, кто-то их отрезал.
— Такое может случиться, — кивнул он. — Моран всегда меня раздражал. Я всегда считал, что нечего ему делать в этом проекте.
— А как он туда попал? — спросил я. — Священник. Церковь. Иисус. Атомный терроризм. Не понимаю.
— Он был Эм-эм-о-ди-ви, — ответил рыжеголовый.
— Что такое Эм-эм-о-ди-ви? — спросил я.
— Международная межконфессиональная организация доброй воли. Он ее основал.
— Теперь я знаю меньше, чем раньше.
— Он ездил по всему свету, проповедуя мир.
— И теперь посмотрите, какой он готовил нам рай.
— Знаешь, я думаю, ты — забавный парень.
— Мне это уже говорили. Обычно направив на меня пистолет.
— Он вел переговоры со странами, где притесняли христиан.
— Хотел, чтобы притеснений прибавилось?
— Разумеется, Морану приходилось вести переговоры с притеснителями.
— Готов спорить, переговорщиками они были жесткими.
— В процессе ему удалось наладить контакты с важными людьми.
— Вы про диктаторов, бандитов и безумных мулл.
— Именно. Со многими он подружился. И в какой-то момент понял, что занят безнадежным делом.
— Проповедуя добрую волю.
— Да. Он устал, разочаровался, впал в депрессию. Каждый год в этих странах убивали полмиллиона христиан. Ему за это время удавалось спасти от силы пятерых. Он из тех людей, которые обязательно должны бороться за какую-то идею, ему хотелось найти ту, что могла привести к успеху, и он ее нашел.
— Позвольте догадаться… собственное благополучие?
— Эм-эм-о-ди-ви, как благотворительная организация, имела безупречную репутацию. И стала идеальным каналом для отмывания средств, сначала для государств-изгоев… потом для террористов. Одно вело к другому.
— И в итоге привело к пуле в голову.
— Ты его убил? — спросил он.
— Нет. Нет. Шэкетт.
— Ты убил миссис Моран?
— Нет-нет. Ее убил преподобный Моран.
— Так здесь ты никого не убивал?
— Никого, — подтвердил я.
— Но не на борту буксира.
— Я полз, чтобы он мог ходить. Я ходил, чтобы он мог летать.
Рыжеголовый нахмурился.
— И что это значит?
— Понятия не имею. Только что прочитал на холодильнике.
Он облизал почерневшие, рассыпающиеся зубы, при этом поморщился.
— Гарри… тебя действительно зовут Гарри?
— Ну, уж точно не Тодд.
— Знаешь, почему я до сих пор не убил тебя, Гарри?
— Я не давал повода? — с надеждой спросил я.
— Во-первых, на нас с братом возложена серьезная ответственность.
— Сходство поразительное. Вы — однояйцевые близнецы?
— В текущей операции мы представляем страну, которая поставила бомбы.
— У вас будет полное право продать права на создание фильма.
— Чтобы спасти собственную шкуру, нам придется представить им идеальную версию, правдоподобную до мелочей.
— Да, конечно. До мелочей. Что ж, тут есть над чем поработать.
— Если ты будешь сотрудничать с нами по части этих мелочей, мне не придется убивать тебя. Есть и другой аспект.
— Другой аспект есть всегда.
Он окинул меня озорным, расчетливым взглядом.
— Я подслушивал, стоя у двери в кабинет, до того, как ты увидел меня.
— Ваши работодатели не зря платят вам хорошие деньги.
— И кое-что из услышанного заинтриговало меня. Таблетки, Гарри.
— Ой-ей-ей.
— Я всегда ищу возможность испытать что-нибудь новенькое.
— А я — нет. В эти вечер и ночь наиспытывался.
Я бы не удивился, если б в этот момент в дверях появился койот с пистолетом и застрелил бы рыжеголового. Тогда бы мы и увидели, сколь долго я смогу оставаться в живых, поддерживая такой вот разговор.
— Мой брат не прикасается к наркотикам, — сообщил он.
— В любой семье обязательно найдется такой человек.
— У меня возникла небольшая проблема с метамфетамином.
— Это печально.
— Но я уже вылечился.
— Это хорошо.
— Балуюсь героином, но в меру.
— Это главное условие. Не перебирать.
Он наклонился ко мне. Я ждал, что от его дыхания начнет шелушиться пластик.
— Это правда? — прошептал он. — Таблетки, от которых, как и говорил Шэкетт, у человека появляются сверхъестественные способности?
— Это сверхсекретная государственная разработка.
— Америка — удивительная страна, не правда ли?
— У меня пузырек в машине. Их невозможно отличить от аспирина.
— Знаешь другую причину, по которой я еще не убил тебя, Гарри?
— Теряюсь в догадках.
— Ты ни разу не посмотрел на мои зубы.
— Ваши зубы? А что с вашими зубами?
Он широко улыбнулся.
— И что? — я вроде бы и не понял. — У некоторых людей вообще нет зубов.
— Ты очень тактичный человек, знаешь ли.
Я пожал плечами.
— Это так, Гарри. Люди могут быть такими жестокими.
— Можешь мне не рассказывать. Знаю по себе.
— Ты? Ты же симпатичный парень.
— Да, грех жаловаться. Но я не о себе. У меня тоже есть брат. Может, вы слышали, как я рассказывал о нем Шэкетту.
— Нет, должно быть, пришел позже.
— Мой брат, у него парализованы ноги.
— Случай, чел, это ужасно.
— И он слеп на один глаз.
— Теперь я понимаю, как ты научился состраданию.
— Учение далось мне нелегко.
— Знаешь, что я собираюсь сделать? Вытащу все зубы и заменю их на импланты.
— Ух ты.
— Ради Фредди.
— Любовь заставляет мир вертеться. Но все же…
— Они делают наркоз. Это безболезненно.
— Надеюсь, что это правда.
— Если врач солжет, потом я его убью.
Он рассмеялся, и я рассмеялся и выстрелил в него под столом из пистолета миссис Моран.
Рыжеголовый машинально тоже нажал на спусковой крючок, пуля просвистела мимо моей головы, я достал пистолет миссис Моран и уже над столом всадил в рыжеголового две пули.
Он чуть не свалился назад вместе со стулом, но потом упал на стол, мертвый, как Линкольн, но не столь великий, а пистолет вывалился из его руки на пол.
Какое-то время я просто сидел, не мог подняться, меня трясло. И я так замерз, что дыхание, наверное, срывалось с губ изморозью.
Когда рыжеголовый застрелил чифа, я отпрянул, и мне удалось упасть на жену священника лицом вниз.
Преподобный не ошибся: под блейзером оказался пистолет в плечевой кобуре.
Наконец я поднялся из-за стола. Подошел к раковине, положил пистолет на разделочный столик.
Включил горячую воду. Сполоснул лицо. Никак не мог согреться. Замерзал.
Какое-то время спустя понял, что мою руки. Вероятно, мою давно. И воду пустил такую горячую, что кожа стала ярко-красной.
Глава 48
Хотя мне не хотелось вновь прикасаться к пистолету Мелани Моран, я буквально услышал, как Судьба кричит мне, что я должен учиться на собственном опыте. И текущий урок, который я только что усвоил, состоял в следующем: никогда не заходи в дом священника без оружия.
В гостиной, пока свободной от трупов, я воспользовался телефоном, чтобы позвонить в санта-крузское отделение Министерства внутренней безопасности. Номер мне дали в справочной, куда я звонил из телефона-автомата у дежурного магазина.
Мой звонок принял скучающий младший агент, который прекратил зевать, едва я представился тем парнем, который подогнал к берегу буксир с четырьмя атомными бомбами, в бухте, образовавшейся у выхода к морю каньона Гекаты.
Они уже слышали об этом, вызвали из Лос-Анджелеса подкрепление, и он выразил надежду, что у меня нет желания поговорить с прессой.
Я заверил его, что такого желания у меня нет, если на то пошло, мне не хотелось говорить и с ним, потому что в последнее время я только говорю, говорю и говорю и разговорами сыт по горло. Потом сообщил ему, что взрыватели от четырех бомб будут в кожаной сумке, которую они найдут в контейнере для сбора одежды Армии спасения, что стоит на углу Мемориал-Парк-авеню и Хайклифф-драйв.
— Я рассказал ФБР про буксир, а вам рассказываю про взрыватели, потому что полностью не доверяю ни одному ведомству, — объяснил я. — И вам советую не доверять полиции Магик-Бич.
Положив трубку, я прошел к парадной двери и выглянул через одно из боковых окон, расположенных по обе стороны двери. Койотов не увидел и покинул дом.
За моей спиной зазвонил телефон. То ли молодой агент забыл задать какой-то вопрос, то ли какая-нибудь компания хочет предложить воспользоваться ее услугами и купить что-то очень нужное.
Когда же добрался до ступенек, стая материализовалась передо мной, словно туман являлся не состоянием атмосферы, а служил порталом, который переносил койотов с далеких материковых холмов в прибрежную ночь. Легионы сверкающих желтых глаз светились в темноте.
Я попытался вспомнить слова Аннамарии, произнесенные ею в зеленой зоне у каньона Гекаты, которые оказались столь эффективным оружием в противостоянии с койотами.
— Вам здесь делать нечего.
Я спускался по ступенькам, а койоты и не думали отступать.
— Остальной мир ваш… но не это место в настоящий момент.
Я ступил с последней ступеньки на дорожку. Койоты надвинулись на меня, некоторые негромко рычали, другие повизгивали, как бы говоря, что очень хочется есть.
От них шел запах мускуса, лугов и крови.
Я продолжал наступать на них.
— Я — не ваш. Теперь вы можете уходить.
Они определенно полагали, что я ошибаюсь, что я как раз их, что они видели в меню отведенную мне строчку, и не желали отступать, наоборот, напирали на меня.
Аннамария цитировала Шекспира: «Добродетель смела, а чистота бесстрашна».
— Я знаю, что вы только такими кажетесь, — сказал я койотам, — и я вас не боюсь, кем бы вы ни были.
Конечно, я лгал, но эта лживая фраза ничем не отличалась от других, которыми я потчевал чифа Хосса Шэкетта и его приспешников.
Один койот ухватил левую штанину моих джинсов, дернул.
— Теперь вы можете уходить, — повторил я строго, но спокойно, без дрожи в голосе, подражая Аннамарии.
Другой койот вцепился в правую штанину. Третий попробовал на зуб левую кроссовку.
Рычали они все агрессивнее.
Из тумана, разделяя мохнатые ряды, появился еще один койот, более высокий, с широкой грудью и большой головой.
Койоты общаются, особенно на охоте, посредством движений гибких и подвижных ушей, местоположением хвоста, используя другие части тела.
И пока вожак стаи шел ко мне, остальные койоты в точности повторяли перемещения его ушей и хвоста, словно он готовил их к атаке.
Я не остановился.
Хотя я озвучил все слова, которые произнесла в зеленой зоне Аннамария, ее рядом со мной не было, и по всему выходило, что этот фактор станет решающим в превращении койотов побежденных, убегающих, поджав хвост, в койотов победителей, вгрызающихся в мою шею.
Не так уж и давно, в Кирпичном районе, глубоко внутри меня тихий голос подсказал: «Прячься», когда из-за угла появился грузовик, принадлежащий Портовому департаменту. Теперь тот же голос произнес в голове другое слово: «Колокол».
Конечно же, они никак не могли отреагировать на этот серебряный колокольчик размером с наперсток, такой маленький, такой далекий от мира койотов, да еще и тусклый, совершенно неприметный в темноте.
Тем не менее, когда я вытащил его из-под футболки и положил на синеву свитера, в отличие от первых двух, без единого слова, вышитого на груди, взгляд вожака устремился к колокольчику, как и взгляды остальных.
— Остальной мир ваш… — повторил я, — но не это место в настоящий момент.
Вожак по-прежнему приближался, но некоторые койоты попятились от меня.
Приободренный, я обратился непосредственно к вожаку, скрестив с ним взгляд.
— Теперь вы можете уходить.
Он не отвел глаза, но остановился.