Дело Белки Даган Александр
– Я жду, курсант! – продолжал подначивать моего товарища Барс Мурзоевич. И что удивительно, Хан и не думал выражать по этому поводу каких-либо протестов.
– Волшебно-целительной силой обладают поцелуи сказочных принцев, царевичей и иногда рыцарей, благородного происхождения! – отрапортовал егерь, будто и впрямь находился на экзамене.
– Верно, Ханчик! Верно, дружочек! – вроде бы уже без издевки, принял ответ узбека ехидный котяра. – Когда все закончится, пойдешь в библиотеку и перечитаешь главу «Раз’Очаровывающие поцелуи». И имей в виду, я проверю! А теперь рассказывайте.
Переход от глумления над узбеком к последнему требованию кота оказался настолько резким, а голос животного зазвучал настолько строго и по-деловому, что я в начале даже решил, будто в прихожую вошел кто-то еще. Однако, перед нами сидел все тот же огромный кот. Только теперь он был весьма суров и предельно серьезен, если не сказать мрачен. А еще Барс Мурзоевич стал ритмично постукивать по полу своим роскошным черным с белой опушкой на конце хвостом, что у всех котов, с которыми я имел дело ранее, свидетельствовало о крайней степени недовольства и раздражения. Наш с Ханом рассказ затянулся весьма надолго, что неудивительно, учитывая, сколько событий мы пережили за одну неполную неделю. Начав свой допрос в прихожей, Барс Мурзоевич вскоре милостиво позволил нам переместиться на кухню и даже подкормил нас кое-чем из рыбных деликатесов, которые он в качестве гостинцев привез из отпуска для остальных членов общества.
Признаюсь, что сперва я с большой опаской отнесся к съестным дарам своего нового волшебного знакомого. Причиной тому были и зловредная трапеза Куберы и мнимое лекарство, подсунутое мне когда-то логопедом. Однако, увидев, с каким энтузиазмом Хан уплетает копченого омуля, заедая его кусками вяленого муксуна и соленой нельмы, я решил, что подношение кота вполне достойно доверия. Барс Мурзоевич, кстати, тоже не преминул заглотить пару рыбьих тушек, оставив от них только чистенькие шипастые скелеты. Так что, к концу нашего повествования, описываемая сцена смотрелась уже не как доклад молодых сотрудников старшему товарищу, а больше напоминала мирный обмен занимательными байками за щедро накрытым обеденным столом. Этому способствовало и то, что кот также счел нужным поделиться историей своего отпуска. Он не стал скрывать, что его самого также удивил тот факт, что ему была предоставлена целая неделя отдыха, причем в тот момент, когда практически весь состав российского отделения общества отбыл в командировку. Но долгие годы службы – более ста лет, куда уж дольше – приучили ученого стражника не отказываться от таких подарков. Этот подход был мне вполне понятен. Если руководящее указание обрекает вас на сверхурочную работу и прочие неприятности, то его почти наверняка никто не отменит. А вот если вас угораздит спросить: правильно ли вы все поняли насчет нежданно свалившейся премии или отгула? – то тут уж, как пить дать, окажется, что шеф имел в виду что-то совсем другое и, скорее всего, весьма для вас нежелательное.
– А вы не подскажите, кто известил вас об отпуске? – осторожно спросил я, чувствуя, что ответ на этот вопрос может приоткрыть нам завесу, за которой все еще скрывался организатор похищения белки.
– Ну, вообще-то, до сегодняшнего дня я думал, что Велес, – ответил явно озадаченный складывающейся картиной кот. – Правда, как я теперь понимаю, в этом тоже есть определенная странность.
– Какая? – подключился к разговору узбек, который после того, как мы не смогли разбудить Диму, вел себя весьма вяло.
– Он прислал мне кагана! – сообщил Барс Мурзоевич.
Судя по реакции егеря, я понял, что в этом событии было и впрямь что-то вопиющее. Но что именно?
– Видишь ли, Левчик! – начал кот, который, похоже, стал считать меня за своего, что немедленно сказалось в прибавлении к моему имени его любимого суффикса. – Каган у нас птичка, а я хоть и цивилизованный, но все ж таки кот.
– Скажете то же – птичка! – неожиданно возмутился егерь. – Вещая птица! Редчайший вид! А вы только на моей памяти уже двоих съели!
– Да! Съел! – обиделся Барс Мурзоевич. – Но ведь не нарочно. Ты вот сам, помнишь, как тяжело курить бросал? Притом, что курение – это всего-навсего привычка. А у меня инстинкт! Охотничий!
– Иными словами вы и этого свидетеля слопали? – бесцеремонно прервал я перепалку кота с егерем.
– Свидетеля чего? – удивился зверь.
– Обвинения! С этой формулировкой я, прямо скажем, погорячился, что сразу же стало явно по тому, как сверкнули выдвинувшиеся из глубокого меха кошачьих лап кривые когти.
– Левчик, – чуть ли не мурлыкая, обратился ко мне Барс Мурзоевич, однако, эти обманчиво сладкие переливы его голоса прозвучали пострашнее иного рычания. – А ты уверен, что вышел ростом меня обвинять.
– Барс Мурзоевич, он не хотел! – неожиданно поспешил встать на мою защиту Алихан.
– Вы же сами слышали, сколько ему за последнее время испытать довелось, видимо, еще не оправился, не подумал толком…
– Сами вы не подумали! – обиделся я. – Лучше сопоставьте факты! Большая часть защитников отправляется в командировку. В тот же момент вам, Барс Мурзоевич, ни с того ни с сего дают неделю отпуска. Точнее, как теперь выясняется, вас попросту спроваживают от дуба, чтобы без помех похитить Кощееву смерть. Сразу после этого Кощей нападает на нашу слабо защищенную штаб-квартиру. Причем делает это, во-первых, не по своей воле, а, во-вторых, при помощи меча-кладенца, который до тех пор хранился на нашем складе.
– Ханчик, ты хочешь что-то сказать? – спросил Барс Мурзоевич узбека, который мрачнел с каждым произнесенным мной словом.
– Дом был хорошо защищен! – сурово заявил егерь. Я уже собрался возразить, что похищение белки говорит об обратном, однако кот меня опередил:
– Хорошо-то хорошо, но, видимо, недостаточно! Тем более, что Левчик говорит не об этом, а о том, что кто-то организовал все происшедшее, так сказать, изнутри.
– Совершенно верно! – обрадовался я неожиданной поддержке, хоть и хвостатого, но, тем не менее, ученого собеседника.
– Не может быть! – взвился Алихан. – Барс Мурзоевмч, ну, Лев-то, понятно, человек новый, но вы же всех наших знаете…
– Знаю, Ханчик, знаю… – задумчиво протянул кот, и, зажмурившись, сладко потянулся. Егерь сразу же, торжествуя, взглянул на меня, расценив зевок мохнатого ветерана общества, как знак полного спокойствия в каждом из его членов. Мне же, наоборот, показалось, что если бы Барс Мурзоевич закончил предложение, оно бы звучало так: «В том числе, Ханчик, я знаю о них много такого, что тебе не понравится!» Как оказалось, я не ошибся:
– Ребятки, давайте уточним кое-какие детали, – после небольшой паузы обратился к нам кот. – Как выглядели орехи, которые вы нашли в беличьей кладовой?
– Вот так! – буркнул узбек и сунул под нос стражу дуба свой небольшой коричневый кулак. Несмотря на грубость этого жеста, ответ можно было считать исчерпывающим. И размер, и форма, и даже цвет найденного нами сокровища по виду вполне совпадали с кулачком егеря.
– А что на счет скорлупы? – продолжил допытываться Васильев-младший. – Прочная? Я вспомнил сильнейший удар, которым мы разбили орех о дерево.
– Прочнее не бывает! Даже не представляю, как Белка с ними справляется. Разве что у нее вставная челюсть из победита.
– Да нет, – усмехнулся кот. – Зубки у нее вполне натуральные. Просто свои орехи она разгрызает свежими, а тем, что вы нашли, похоже, был не один год.
– Постойте! – вмешался егерь. – Но ведь ее только сейчас похитили.
– Верно! – согласился Барс Мурзоевич. – И я, кажется, знаю почему! Мы с Алиханом невольно подались вперед, словно наклон спины, мог повлиять на улучшение нашего слуха. Кот явно заметил, какой эффект произвели на нас его слова, но вместо того чтобы поделиться столь ценной для нас информацией, вдруг занялся вылизываем своей правой лапы. Учитывая размер конечности, процесс мог затянуться надолго. Однако зверя это не только не смущало, казалось, он, наоборот, смакует терзающее нас нетерпение. «Ну же! Не томи!» – так и хотелось крикнуть мне. Но я чувствовал – понукать зверя абсолютно бесполезно. Барс Мурзоевич уже неоднократно продемонстрировал любовь театральным эффектам, и сейчас он не столько занимался гигиеной, сколько подготавливал публику к очередной сцене.
Наконец-то, господин Васильев-Шестой-Младший удостоил нас мимолетным взглядом и, видимо, решив, что мы уже вполне дозрели, поднялся со своего места. Я едва не застонал. Дело в том, что сначала мне показалось, что кот в духе поведения остальных членов общества откажется давать какие-либо пояснения по поводу своего открытия, а просто выйдет за дверь. Как знать, возможно, если бы мы общались с ним один на один, он так бы и поступил. Однако, кроме меня, на кухне был еще и Хан, поэтому Барс Мурзоевич все же счел нужным рассказать нам то, что ему было известно:
– Орехам, которые вы нашли, скорее всего чуть больше десяти лет. Я с самого начался удивился, когда ты, Левчик, сказал, что твой изумруд смог пробить Переход в Лысогорке. Камень найденный всего неделю назад, да еще пролежавший большую часть этого времени в скорлупе, такой мощи накопить бы попросту не успел. Фейерверк, конечно, тоже мог бы выйти неслабый, и воронка бы осталась с бассейн «Москва». Да только большая яма, это еще не портал. Есть и еще одна причина, по которой до нынешних белочкиных кладовых вам было не добраться…
– Какая? – с видом пытливого ученика, изнывающего от жажды знаний, спросил узбек.
Вот только артист в Барсе Мурзоевиче оказался куда сильнее учителя. Вместо того, чтобы поощрить слушателя за разумный вопрос, он прервал повествование и наградил егеря долгим укоризненным взглядом. Впрочем, несмотря на это, я не сомневался, что страж дуба скорее играет, чем на самом деле сердится. Моя уверенность основывалась на том, что знакомя нас со своими выкладками, он не стоял на месте, а зачем-то пытался ходить кругами, то и дело натыкаясь на кухонные столы и стулья. Далеко не сразу до меня дошло, что его круговые движения являются не прихотью, а всего лишь частью описанного Александром Сергеевичем ритуала: «Пойдет направо, песнь заводит! Налево – сказки говорит!» Иными словами, Кот Ученый, действительно, рассказывал нам сказку, а по сему, несмотря ни на что, упорно пытался кружить против часовой стрелки.
– Итак, причина! – продолжил Барс Мурзоевич свое повествование так же неожиданно, как до того прервался. – Исходя из вашего рассказа, и, предположив, что Кощей рассказал Левчику правду, я делаю вывод, что вы оказались на «той стороне» примерно на час позже нашего славного бухгалтера. Более того, вы попали практически в то же самое место, где ее выпустили. Почему же ваши пути разошлись? Кот снова сделал паузу, на сей раз, делая вид, что ожидает ответа. Однако, ни наученный горьким опытом егерь, ни я не рискнули перебивать рассказчика. Судя по мелькнувшей на морде зверя улыбке, он остался этим вполне доволен и не заставил нас долго ждать ответа на свой риторический вопрос:
– А произошло это потому, что вся ваша команда, высадившись на той стороне, немедленно пустилась в плавание по Реке Времени. Таким образом, не только вы, уважаемые Ханчик и Левчик, но также и Василисочка с Дурачком и прочими защитничками, просто физически не могли более пересечься с нашей милой Белочкой. «Ну, конечно!» – осенило меня. Белка попросту осталась в прошлом, и все добытые ею камни тоже. Открытие, подаренное нам котом, было столь существенным, что я даже потихоньку смирился с его уже ставшей надоедать привычкой к уменьшительно-ласкательному «чка», «чик» и «чок». В конце концов, даже Эйнштейн, говорят, изрядно коверкал английский язык, и все же его лекции в Принстоне менее ценными от этого не стали. Что же касается лекции, которую читал нам Барс Мурзоевич, сейчас она представлялась мне даже более важной, чем Общая Теория Относительности.
– Хорошо! А что же за орехи нашли мы с Неудачником? – снова вторгся в рассказ стража узбек, отчего кот приобрел такой несчастный вид, словно на его роскошный хвост наехал шеститонный гусеничный асфальтоукладчик. Впрочем, на сей раз это
была всего лишь мимолетная гримаса, а не полноценное представление. Видимо, Барс Мирзоевич сделал скидку на плохое настроение егеря.
– Остатки прошлых запасов. Раз в десять лет Белочка получает лицензию на «Сбор урожая». На самом деле название это не совсем точное, потому как сами орехи и находящиеся в них камни ей даром не нужны.
– Неужели?! – изумился я, пытаясь представить существо, которое откажется от дармовых драгоценных камней размером в тысячу карат и более.
– Можешь мне поверить, – снисходительно усмехнулся, зверь. – Для Белочки эти камушки не более, чем приданое. После того, как она собирает их достаточное количество, к ней начинают стекаться самцы, с одним из которых она вступает в счастливый, но кратковременный брак. Собственно, может, потому и счастливый, что кратковременный.
– Однако, – протянул я, удивляясь тому, как все причудливо устроено в волшебном мире. На нашей стороне, насколько мне известно, все происходит как раз наоборот. Добрая половина женских особей ищет не материальные ценности, а самца, который может их обеспечить. По крайней мере, на этом был основан мой собственный брак. Между тем, егеря больше озаботил вопрос десятилетнего беличьего целибата.
– Бедная Белочка, – искренне пожалел он похищенную сослуживицу. – Теперь я понимаю, отчего она всегда такая сердитая. Я бы тоже на стенку лез, если бы мой брачный сезон случался один раз в столько лет.
– Бедная – не то слово! – поддержал коллегу наш мохнатый учебник магической природы. – Тем более, что на самом деле мужики ей нужны гораздо чаще.
– Так в чем же дело? – удивился я. – Отпускали бы ее почаще, и все! Или вам нравится иметь бухгалтера-стерву? Похоже, на счет стервы я попал в точку. Барс Мурзоевич даже головой покачал при этом замечании. Видимо, было, что вспомнить. Впрочем, развивать тему не стал, а просто объяснил, как сложилась нынешняя ситуация:
– До начала прошлого века все примерно так и было. Белочка наша тогда и моложе была, и любвеобильна, прямо скажем, не в меру. При этом на службе в обществе она еще не состояла. Так что попросту заглядывала к нам, пропуск на «ту сторону» выправляла, и только ее и видели. Вот на этих своих адюльтерах, она и погорела. Кто-то из беглых колдунов ее выследил, на привязь посадил и стал найденные ею камушки на черном рынке сбывать. Было это примерно в двадцатые годы. Время по стране, сами понимаете, смутное. Нас тоже, естественно, зацепило. А тут какая-то белка. Мы даже не сразу ее пропажу и заметили. Спасибо Велесу – вот что значит бог – вовремя сообразил, что весь тогдашний всплеск колдовских бесчинств чем-то питаться должен. А уж после того, как мы у десятка оборотней камушки изъяли, тогда и вовсе все на свои места стало. Однако, саму Белочку мы после этого еще долго найти не могли. Собственно, по правде говоря, в тот раз ее не мы, а вэчекисты вызволили. Нам же разве что удалось ее от срока отмазать – доказать, что не по своему злому умыслу действовала, а под давлением. Суд это учел, но свободу ей в полной мере предоставлять отказался. Оно, в общем, и понятно. Выпустить зверя – дело нехитрое, а как проследить, чтобы он снова в беду не попал? Не всех же природа, как нас с Сереньким наградила, кого клыками, а кого клыками и интеллектом. Про интеллект кот сказал с таким пафосом и значением, что я не сомневался, речь он ведет именно о себе, а никак не о нашем завхозе и сослуживце. Интересно, какого мнения придерживается на этот счет сам Серый. Впрочем, волк был далеко, а Барс Мурзоевич рядом, так что дискуссия об умственном превосходстве одного над другим могла и подождать.
– И что же вы в результате решили? – задал вопрос узбек, напомнив, мне, что не стоит по пустякам отвлекаться от такого важного рассказа.
– Решили не мы, а суд! – важно поправил егеря кот. – Белочке был предоставлен выбор: либо она отправляется под надзор ВЧК, либо к нам.
– И она, конечно, выбрала вас! – догадался я.
– Вовсе нет! – очередной раз сумел удивить меня котяра. – Белочка была так благодарна вэчекистам за чудесное спасение, что предпочла оказаться под их защитой. Собственно, мы тоже не возражали. До тех пор, пока в один из дней она не пришла в наш тогдашний Дом. Сам я этого явления не видел, но Дурачок говорил, что зрелище было душераздирающее. Рассказы тоже звучали страшно. Начать с того, что вэчекисты решили заставить Белку размножаться.
– Секундочку, – вставил я. – Но она как будто была и сама не прочь этим заняться…
– Без сомнения! – подтвердил Барс Мурзоевич. – Но, как и любое живое создание, Белочка предпочитала, чтобы это произошло естественно. Дело в том, что ее вид крайне редко приносит потомство. Это и понятно. Драгоценных камней никогда не бывает много, а если белки разыщут их все, то как вести половую жизнь?! Таким образом, рождение новой беличьей самки практически означает весьма скорый конец для ее матери. Однако, вэчекистов проблемы волшебной экологии не беспокоили.
Наоборот, они хотели организовать чуть ли не промышленную добычу изумрудов с «той стороны». И для этого были готовы даже пойти на искусственное оплодотворение. В результате состоялся еще один суд, на котором Белочка выбрала в качестве опекунов уже нас. Впрочем, Волшебная Комиссия также сказала на нем свое слово. Во-первых, Белочке было разрешено спариваться не чаще одного раза в течение десяти лет. Во-вторых, нас обязали ставить ВЧК в известность обо всех наших акциях, дабы обеспечить лучший контроль за безопасностью «той стороны» от этой, а этой от «той». Иными словами, с этого и началась открытая конфронтация наших организаций. Рассказ Барса Мурзоевича оставил во мне смутные ощущения. Будь я поклонником Фейда, он, возможно, был бы воспринят мной иначе. Но мне как-то претит мысль о том, что наши половые органы являются по совместительству и основной навигационной системой, которая определяет любое движение во времени и пространстве. Между тем, история, поведанная котом, весьма напоминала романы Александра Дюма-отца, будучи чем-то вроде судьбоносного коктейля из секса, политики и вероломства. Для полноты сходства в нем не хватало разве что ярко выраженного благородного героя, но и он вряд ли смог бы исправить сложившуюся ситуацию.
– А сколько лет прошло с последнего… – я замялся, подыскивая нужное слово. – М-м… Бракосочетания Белки?
– Почти одиннадцать! Мы с Ханом удивленно переглянулись, словно проверяя, что произошло: оговорился ли кот, или мы сами ослышались.
– Все так, ребяточки! – отреагировал на наше смущение страж дуба. – Именно одиннадцать. У нас тут за последний год случилась пара-тройка проколов… Ханчик при последнем даже присутствовал… Узбек выразительно покачал головой, что вероятно означало: «Так присутствовал, что до сих пор страшно!», – а я сразу вспомнил слова Ивана, которыми он встретил меня, когда я первый раз входил в Дом.
– Это вы случайно не про тот прокол говорите, когда вам фениксы предыдущий Дом сожгли?
– Если бы только Дом… – вздохнул кот. – Там по соседству еще и вещевой рынок оказался. Так они ему тоже последний день Помпеи устроили. Два дня полыхал.
Хорошо еще, что менты все на криминальные разборки списали. Короче натворили дел, а в результате и нас чуть не закрыли. Спасло только то, что мы все ж таки одна из старейших волшебных организаций. Тем не менее, пришлось на время расследования большую часть операций прекратить, контролеров к себе допустить, половину питомника распустить.
– Барс-ага, а Белка-то тут при чем? – подал голос узбек.
– Белочка? Белочка, конечно, ни при чем! Но и ей дорогу на «ту сторону» временно закрыли. Велес попытался, было, вступиться. С инспекторами разговаривал, со следователями. Василисочка говорила, даже до судьи добрался. Но все впустую. Оно и понятно: что, спрашивается, может сделать какой-то древний бог с супер современной бюрократической системой?
– Таким образом, – попытался я сделать вывод на основе полученной от кота информации. – Кто-то затеял большую магическую пакость. И для этого ждал очередного похода Белки по мужикам. Тогда ее можно было бы отследить, камни отнять и использовать по назначению.
– Хорошо рассуждаешь! Продолжай! – поддержал меня Васильев-Шестой-Младший.
– Однако, случилось нечто непредвиденное. А именно, Белке запретили визит на ту сторону, и вероятнее всего надолго. В результате у злоумышленника не осталось другого выхода, как организовать похищение.
– Точно! – согласился кот. – Скорее всего, так дела и обстоят. Молодец, Левчик. Жму лапу.
– И кто же этот…?! – далее шла совершенно невоспроизводимая тирада на узбекском, и которой я в силу службы в армии разобрал пару слов, но перевод их за давностью лет забыл. Да он и не требовался. Понятно, что егеря интересовало имя гада, подложившего обществу свинью, веренее укравшего у него Белку, но как раз этого-то мы, по-прежнему, и не знали.
ГЛАВА 21
Болтать с Барсом Мурзоевичем было весьма приятно. Я бы с удовольствием продолжил заниматься этим и дальше, но кот неожиданно свернул, пошедшее по второму кругу гадание на тему «Похитители белок – кто они? Личности. Цели. Задачи.» Объявив нам с узбеком, что утро вечера мудренее, он сказал, что в виду критического положения спать мы останемся в Штаб-квартире, более того, прямо здесь – на кухне. Хан не возражал. Да и я, в общем-то, тоже. Ждать меня никто не ждал. Рыбок, которых следовало бы покормить, или цветов, которые надо полить, у меня не было. Зато они были в Обществе. Поэтому Кот и егерь отправились проведать местный зверинец, а мне было велено помыть посуду и, наконец, перетащить из прихожей Дмитрия. Счастливчик мирно дремал на ковре и, судя по безмятежному выражению лица, видел какие-то очень приятные сны. Это отчасти притупило мое чувство вины, за то, что я случайно ткнул его Спящей Красавицей. Более того, мне даже подумалось, что в этом инциденте тоже проявилось своеобразное везение Димы. Лежит себе, наслаждается заслуженным отдыхом, а мы тут сидим и гадаем, кто, да зачем украл нашего бухгалтера-грызуна, и чем все это закончится. При этом самое печальное, что ни я, ни Хан, ни даже великий энциклопедический ум – Барс Мурзоевич – никак не можем повлиять на сложившуюся ситуацию.
Докантовав блаженно улыбающегося Дмитрия до кухни, я переключился на мытье чашек. Увы, это нехитрое занятие тоже стало поводом к еще одному витку крайне неприятных размышлений. Мне в руки попался стакан в мельхиоровом подстаканнике, принадлежавший Ивану, что в свою очередь не могло не напомнить наш последний с ним разговор. Честно говоря, тогдашняя отповедь Дурака так сильно на меня подействовала, что я дал себе слово, добравшись до Москвы, немедленно расстаться с Обществом и забыть все произошедшие со мной как страшный сон. Последующая драка на ковре, сумасшедшая посадка с пролетом через чердачное окно и встреча с Ученым Котом, на какое-то время вытеснили из моей головы это решение. Однако, теперь, сжимая в руке стакан своего обидчика, я пытался понять, а не будет ли правильнее всего послать к лешему все эти чудеса, опасности, а главное, людей, которые меня ни в грош не ставят, и вернуться к своей скромной деятельности ночного бомбилы. В конце концов, ну, его эти приключения. С развитием компьютерной графики магических превращений и на экране кинотеатров хватает. Зарплата в Обществе, правда, вкусная, но и без нее на кусок хлеба у меня заработать получится. На бутылку пива после работы – тоже. А самое существенное, что у себя в жигуле я снова стану таким же полноправным хозяином, как королева Елизавета в Букингемском Дворце. Там мне не придется терпеть издевки женщины-лягушки, чей стервозный характер уже не раз наталкивал меня на мысль, откуда в русском языке взялся знаменитый оборот «жаба давит»! Там я не буду беспокоиться, что обо мне думает некий Иван, давным-давно переживший свои сказки, но таки и не удосужившийся превратиться из Дурака в Царевича. Там мне не грозит ничье предательство, а самым большим обманом окажется попытка какого-нибудь наглого пассажира не заплатить за проезд. «Иными словами, не пора мне вернуться к нормальной жизни?» – спросил я самого себя и уже почти дал ответ, когда на кухню, шумно обсуждая какое-то прои шествие, ввалились Барс Мурзоевич и Хан, несший охапку одеял и спальных мешков.
– Левчик, – чуть ли с порога заорал кот. – Ну, ничего себе! Что ж ты, дружочек, о таких важных вещах умалчиваешь? Я озадаченно посмотрел на зверя.
– Нет, он еще и не понимает! Ханчик, ты что там возишься? Иди сюда!
Егерь, который начал было расстилать на ковре одеяла, побросал их и направился к коту.
– Может, вы все же скажете, о чем я умолчал? – повысил я голос на кота, что было, конечно, больше результатом моих недавних рассуждений, а никак не его поведения.
– Скажу, скажу! – не обратив внимания на мой резкий тон, ответил Барс Мурзоевич и вытащил из буфета старинный угловатый штоф толстого зеленоватого стекла, до половины наполненной какой-то прозрачной жидкостью.
– Барс-ага, наконец-то, понял, что мы из реки времени напились, – улыбаясь, сказал узбек.
– А как понял-то? – тихонько поинтересовался я у узбека, пользуясь тем, что зверь отвлекся, занимаясь какими-то своими делами.
– Когда корм задавали, меня одна зверюга за руку хватануть хотела. Пришлось ускориться.
– Ах, вот оно что! – наконец, сообразил я, почему Барс Мурзоевич заинтересовался нашими приключениями на водах «той стороны». Тем временем, кот весьма ловко выдернул когтями из штофа притертую стеклянную пробку, после чего щедро полил свою правую лапу водкой. О том, что это был именно русский народный напиток, я немедленно догадался по характерному запаху, поплывшему по кухне от кошачьего меха.
– Ну-с, ребятки, – почти ласково обратился к нам Барс Мурзоевич: – Кто первый будет сдавать анализы?
– Давайте я, – предложил узбек, протягивая коту руку. Похоже, егеря ничуть не страшила предстоящая вивисекция.
– Я аккуратно, – пообещал зверь и неуловимым движением огромного когтя кольнул моего приятеля в палец. Смотрелось это, прямо скажем, жутковато. С тем же успехом анализ крови можно было брать при помощи остро отточенной косы или шашлычного шампура. Однако, пришлось отдать должное коту, он виртуозно умел управляться с подаренным ему природой арсеналом холодного оружия. Порез, а вернее даже не порез, а всего-навсего сочащийся кровью прокол на пальце Али был весьма и весьма малых размеров.
– Отлично! – подвел Барс Мурзоевич итог первой части операции. – Левочка, теперь ты. После того, как и мой палец окропился красным, Васильев-младший показал нам с узбеком на аккуратненький домик настенных часов с кукушкой, висевших с правой стороны от буфета:
– А сейчас, ребяточки, – попросил Кот. – Каждый по очереди капает немного своей кровушки на крышу. Вперед. Первым к часам направился опять-таки Хан.
– Куда купать-то? – уточнил он, взобравшись на стул и поднеся окровавленный палец к часам.
– В трубу! – ответил Барс Мурзоевич, внимательно наблюдая за действиями егеря. Алихан кивнул и стряхнул каплю крови в торчавшую из крыши ходиков имитацию печной трубы. Эффект оказался весьма впечатляющим. Домик тряхнуло, будто внутрь попала не кровь, а как минимум парочка светошумовых гранат. После чего стрелки стали стремительно вращаться по циферблату. Вдруг они остановились, и в верхней части ходиков открылась малюсенькая дверца, из которой, как ошпаренный мужик из бани, вылетела обалдевшая кукушка.
– Ку-ку-ку-ку-ку-ку! – непрерывно орала сбрендившая механическая птичка, снуя взад и вперед, словно ее привязали к затвору стреляющего длинными очередями пулемета.
– С ума сойти! – воскликнул Барс Мурзоевич, наблюдая за мучениями несчастной кукушки. – Ханчик, дружочек, сколько же ты времени-то напился?! Вопрос был явно риторическим, поэтому узбек не стал на него отвечать, а просто слез со стула. Уступая мне место около часов. Я полез наверх. На сей раз капать в трубу не имело смысла. Обессилившее пернатое создание и так находилось снаружи ходиков, бессильно обвиснув на своем шестке. Когда я поднес к нему руку, оно обречено подняло глаза к моему пальцу с тоской следя за сползающей к нему капле крови.
– Ну, что медлим, Левчик? – нетерпеливо полюбопытствовал Кот Ученый, отчего мне показалось, что он не столько интересуется процентным содержанием времени в моем организме, сколько согласно своей кошачьей природе хочет еще раз полюбоваться тем, как будут трепыхаться бедная кукушка. Если это и было правдой, то в моем случае Барса Мурзоевича постигло горькое разочарование. Вопреки ожиданиям моя кровь не произвела на птичку никакого впечатления. Получив ее порцию на голову, механическое пернатое даже не вздрогнуло.
– Завод кончился? – поинтересовался узбек.
– Кончился! – подтвердил Васильев-младший. – У Левчика. Как ни странно, эта информация меня огорчила. Только-только я освоился с тем, что теперь и я обладаю некими магическими возможностями, как оказалось, что они уже напрочь выветрились из моего организма.
– Не переживай! – подбодрил меня Кот. – Дольше проживешь.
– А я? – насторожился егерь.
– А ты меньше, – разведя лапами, сообщил Хану Васильев-младший. С тем нам с егерем и было предложено располагаться на ночлег.
– А вы как же? – поинтересовался я, будучи почти уверен, что Кот Ученый возложит на себя охрану нашего с Али сна. В принципе меня это больше чем устраивало. В конце концов, кому как ни матерому ночному хищнику стоять на страже, пока мы – простые смертные – будем восстанавливать свои, подорванные бесконечными магическими приключениями.
– Я на пост! – с легким оттенком сожаления в голосе подтвердил мои предположения Барс Мурзоевич.
– Может, по очереди? – предложил Хан.
– Да, действительно! Давайте так: первые два часа вы, потом я, потом Хан или наоборот! Я почти не сомневался в том, что Кот откажется от нашего предложения. Однако, воспитание не позволяло мне просто так завалить спать, хотя бы не попытавшись взять на себя часть хлопотных обязанностей по обеспечению общей безопасности, тем более, после того, как узбек первым высказался на эту тему.
– Так и поступим! – неожиданно согласился с нашей инициативой Васильев-младший.
– Только чередоваться будете вы вдвоем!
– Как вдвоем!? – чуть ли не хором спросили мы с узбеком.
– Очень просто, – ухмыльнулся Кот. – Мой пост на цепи, у дуба. А вы здесь дежурьте! Утром зайду! Не знаю, почему, но у меня возникло ощущение, что нас с Ханом ловко провели. Узбек, видимо, придерживался того же мнения, так как попытался напомнить Васильеву-младшему, что главное сокровище Битцевского дерева, а именно яйцо с Кощеевой смертью уже украдено.
– Да неужели? – ехидно поинтересовался Кот. – А десяток килограмм золота, значит, не в счет? И, вообще, ребятки, не вам рассуждать, что там подлежит моей охране, что нет. С тем довольный собой зверь покинул кухню, оставив нас с Ханом недоуменно хлопать друг на друга глазами. Впрочем, хлопать было, пожалуй, сильно сказано.
Лично мои глаза уже явственно слипались, словно каждое из моих век густо смазали ПВА или чем покрепче. Узбек выглядел немногим бодрее, и, тем не менее, он великодушно попытался взять на себя первую часть ночного бдения. Однако, не мог же я позволить своему напарнику проявить большее благородство, чем то, каким обладал я сам. В результате, мы стали бросать жребий. Сперва, я предложил сделать это по-простому – на кулаках, но после того как мы с Ханом дважды выбросили по «камню», а на третий раз оба выкинули «ножницы», было решено воспользоваться монеткой. Узбек не возражал, но предупредил, что денег у него нет, вообще. У меня с мелочью тоже оказалось негусто. Более того, самой крупной завалявшейся в моем кошельке монеткой были жалкие потускневшие пятьдесят копеек. Впрочем, проблемой была не сама мизерная сумма, а то, что будучи подброшенным малюсенький металлический кружочек мгновенно исчез из нашего поля зрения, и о том, что он где-то приземлился мы могли судить лишь по затихшему где-то в глубине темной кухни звяканью. Поняв, что искать капризную денежку бесполезно, я, наконец, смирился и сказал, что готов спать первым, после чего завалился под бок посапывающему на ковре Счастливчику и через мгновение отключился. Увы, сморивший меня сон выдался чрезвычайно беспокойным. Я, вообще, редко вижу сны. Но в этот раз меня, похоже, все-таки посетил андерсоновский Оле Лукое, однако крутил он надо мной не цветной зонтик и даже не цветной, а некий зонтичный и без сомнений галлюциногенный гриб.
Сперва, мне снилось, что пол кухни раскачивается и виляет подо мной из стороны в сторону, будто кто-то запустил штаб-квартиру общества по рельсам невероятных в своих размерах американских горок. Впрочем, подобные шалости моего вестибулярного аппарата, вероятнее всего, объяснилось недавними полетами на ковре. Зато потом мне привиделся настоящий ночной кошмар, а точнее недавний допрос в кабинете Логопеда.
– Признавайся! – требовал злобный врач, где ты спрятал беличьи изумруды.
– Нигде! – отвечал я. – Нет у меня никаких изумрудов.
– А вот это мы сейчас проверим! – шипел мне в лица Логопед.
После чего я вдруг понял, что шипит вовсе даже и не он, а баллончик с сывороткой правды имени Пинокьо, направленный мне прямо в лицо. Клубы едкой аэрозольной жидкости заполнили мои ноздри и глаза, а когда я прохихался, прокашлялся и стер слезы передо мной вместо Логопеда оказался Вий, странным образом напоминающий мою бывшую жену. Рядом с Виеподобной любимой хлопотала моя бывшая же теща, которая своим обычным противным и въедливым, как циркулярная пила голосом, увещевала:
– Посмотри, Леночка! Посмотри на этого обормота. Ты видишь, что он из себя представляет? Не видишь?! Сейчас я подниму тебе веки…
Однако, помощи тещи не понадобилось. Глаза Ленки открылись сами собой, и я узнал ее коронный укоризненный взгляд. Испытав его на себе, даже Папа Римский мог бы почувствовать себя самым что ни на есть безнадежным грешником. Я же и вовсе ронял свою самооценку до уровня самых глубоких станций московского метрополитена.
– Леночка, ну зачем ты так? – обратился я к супруге, которая неожиданно позеленела и обрела черты Василисы.
– Так надо, – шепотом ответила царевна-лягушка и почему-то подалась мне навстречу. Я попытался отступить назад, но оказалось, что я снова привязан к стулу. Между тем, женщина-амфибия уже обвила своими холодными скользкими руками мою шею и, вытянув зеленоватые губы трубочкой, тянулась к моему лицу. «Сейчас она меня поцелует, и я стану лягушкой!» – мелькнуло в моем мозгу. Но почему-то вместо того, чтобы попытаться отвернуться или на худой конец сжать зубы, я сам двинулся навстречу Василисе и нежно-нежно ее поцеловал.
– Офонарел?! – рявкнула на меня царевна, разом превратившись из Прекрасной в Премудрую, и тут я очнулся. Обычно, я довольно долго прихожу в себя после сна, но этот раз оказался исключением. Открыв глаза, я с ужасом понял, что оказался в объятиях штатного Счастливчика нашего Общества. Осознав, куда привел меня злосчастный ночной кошмар, я в панике отпрянул от Дмитрия, который, наоборот, попытался потянуться за мной следом. Похоже, его собственные сновидения были не так ужасны, и я мог только порадоваться, что волшебство Спящей Красавицы не позволило ему очнуться и осознать, что здесь недавно происходило. Оставалось лишь убедиться, что Алихан также не был свидетелем нашего грехопадения. Я оглядел кухню и с радостью понял, что узбека в ней нет. Вероятно, он отправился совершать очередной обход дома, мне же следовало попытаться еще немного поспать, иначе к утру моя голова грозила стать такой же громоздкой и неподъемной, как камень, который Сизиф безуспешно пытался затолкать на гору. Я снова улегся на ковер, на сей раз предусмотрительно устроившись подальше от Дмитрия, и закрыл глаза. Однако, это ни к чему не привело. Крепкий здоровый сон больше не желал осенять меня своим нежным невесомым крылом. Пришлось считать овечек. «Одна овечка! Две овечки! Три овечки!» – мысленно проговаривал я переставляя кудрявых парнокопытных из правого полушария головного мозга в левое. Овечки попались покладистые, и вскоре их накопилось столько, что я запросто мог прикупить на них в монгольских степях парочку юных жен, конечно, при условии, что монголы согласятся принять вместо живого воображаемое стадо. Увлекшись этой мыслью, я уже представил себе, как юные раскосые красавицы превращают мою съемную конуру в подобие уютной кочевой юрты. Как они мило и забавно ведут себя, осваивая такие блага современной цивилизации, как душ, туалет и газовая плита. И, наконец, мне привиделась чудесная картина того, как мы возлежим на полу среди матрасов, одеял, шкур и подушек, знакомя друг друга с национальными традициями в области межполовой коммуникации. Именно так я узнал, что одна из моих лучших половинок – вернее, четвертинок, поскольку жен в моих видениях было сразу две – восхитительно целуется. Нежно, самозабвенно, я бы даже сказал трепетно. А вторая… Вторая непонятно как снова оказалась Дмитрием! «Да что же это такое!» – в голос завопил я, одновременно отплевываясь, и вскакивая с ковра. Причина моего негодования была проста. Как видно, счет баранов дал свои результаты, и мои грезы о браке с наследницами Чингисхана стали частью очередного сна. Ну, а поцелуй со Счастливчиком был ничем иным, как отвратительным пробуждением. Единственным, что меня хоть отчасти утешило, было то, что не я во сне подползал к Дмитрию, а все-таки он ко мне. Так или иначе, но теперь Хану предстояло испытать на себе, насколько неразборчив в своих сонных вожделениях наш спящий друг, а мне было пора заступать на пост. Оставалось лишь предупредить егеря, что он может смело отправляться спать. Тем более, что после двух попыток отдохнуть рядом с Дмитрием, я понял: иногда, для того чтобы спать с кем-то, действительно, требуется недюжинная смелость.
Покинув кухню, я отправился на поиски Алихана. Только теперь, оказавшись в штаб-квартире ночью, да еще и после всех моих приключений, я понял, что моя давешняя прогулка здесь же в компании с Серым вовсе не была такой уж страшной. Бродить по коридорам Общества в одиночку оказалось гораздо страшнее. Электрическое освещение бесконечных галерей и переходов явно относилось к началу двадцатого века. Мало того, в какой-то момент у меня возникло ощущение, что частью оно было даже не электрическим. Тусклые лампочки, призванные освещать мой путь, встречались так же редко, как собственные зубы во рту профессионального боксера, и расставались со светом не менее неохотно, чем московское солнце в пасмурный ноябрьский день. Остается предположить, что мои невезучие тапки, обладали встроенным прибором кошачьего ночного видения. Иначе мне сложно объяснить, как такой неудачник, как я, мог нигде не споткнуться, не упасть, не сломать ногу или хотя бы не ушибить пальцы. В том, что пол штаб-квартиры располагал к подобным травмам, сомневаться не приходилось. Я то и дело ощущал подошвами выбитые со своих мест паркетины, либо наоборот вздувшиеся под ногами крутые бугры, наводящие на мысль о том, что поперек коридора тот тут, то там зачем-то были установлены уже ставшие обычные на городских улицах, но непонятно для чего используемые в квартире «лежачие полицейские». К прочим особенностям полового ландшафта паркет еще и жутко скрипел, верещал и взвизгивал. Чуть ли не каждый второй шаг сопровождался таким звуком, будто то ли наступил хвост павлина, то ли активировал систему сигнализации Государственной Третьяковской Галереи. А если учесть, что акустика высоких сводчатых коридоров не уступала Кельнскому Кафедральному Собору, каждый такой звук не только не затихал, а наоборот набирался силы, мощи и отправлялся бродить туда-сюда по всем помещениям Общества. Было бы логично предположить, что этот шум дойдет и до ушей егеря. Однако, он почему-то не спешил показываться мне навстречу. Между тем, я довольно быстро обошел уже известную мне территорию Дома, а пускаться на поиски новых географических открытий без поддержки Пинты, Ниньи и Санта Марии мне как-то не улыбалось. Наконец, оказавшись где-то в районе зверинца, я решился немного поорать:
– Хан! – завопил я в непроглядную тьму очередного, кажущегося совершенно бесконечным прохода-тоннеля. – Хан, это я – Лев! Ты где? Ау!!!
– Ау-у-у-у-у-у-у! – раздалось в ответ из-за ближайшей двери.
Однако исходили эти звуки явно не из человеческого горла. Так мог выть оборотень, которого в полнолуние, когда так хочется погулять, попрыгать, побегать, покусаться, приковали наручниками к батарее. За другими дверьми тоже наметилось какое-то недоброе шевеление, и даже тот факт, что зверей вроде бы недавно кормили, не прибавил мне реши мости лезть в этот коридор. Помнится до нашего окончательного разрыва иоя бывшая называла меня «сладким». Кто знает, вдруг обитатели местных клеток согласятся с ней и решат, что я долгожданный десерт, прилагающийся к их позднему ужину? С другой стороны, мне уже начало казаться, что и сам Хан стал чьим-то десертом. Другого объяснения его отсутствию я найти не мог. Между тем, на моем попечении все еще оставался любвеобильный Счастливчик, который, похоже, и во сне был готов поиметь кого угодно. Но вот защитится в таком виде от кого бы то ни было, он мог вряд ли. Поэтому я решил вернуться к Диме, забаррикадироваться с ним на кухне и дождаться рассвета. С тем я и поспешил обратно, однако по дороге наткнулся на уже знакомую мне дверь Черного Хода, которая на самом деле вела на «другую сторону». Сама дверь была в полном порядке. Она, по-прежнему, выглядела мощной, надежной, непреодолимо железной и словно вопрошающей: «Эй вы! У кого есть лишний ящик тротила? Хотите проверить меня на прочность?!» Тем не менее, что-то в ней показалось мне очень неправильным. Вот только что именно? Я остановился, пригляделся и, похолодев понял: все засовы, крюки, щеколды и цепи, делающие эту дверь такой неприступной открыты!
ГЛАВА 22
Итак, загадка исчезновения узбека оказалась раскрыта. Как следовало из записки, которую я разглядел в щели под одним из засовов, егерь отправился спасать кобру от ее волшебного хозяина. Это был честный, мужественный и весьма глупый поступок. Ровно такой же, который теперь предстояло совершить мне. Не стану скрывать, я совершенно не хотел лезть на «другую сторону». Более того, у меня не было не малейшей уверенности, что мое участие в операции по освобождению волшебного пресмыкающегося, пойдет хоть кому-нибудь на пользу. Однако, при этом я прекрасно понимал, если с Ханом что-то случится, мне еще долгие годы будет очень стыдно из-за того, что в минуту кризиса я поступил, как разумный человек, оставшись сторожить штаб-квартиру и сон Счастливчика, вместо того чтобы героически сгинуть в схватке с древним индийским божеством богатства, процветания и прочего финансового благополучия. Иными словами, мной двигала не столько забота о егере, сколько беспокойство о собственном душевном комфорте, в жертву которому я был готов принести и свой сомнительный долг перед Обществом, и здравый смысл и главное личную физическую безопасность.
Понимая, что моя решимость может улетучиться в один момент, а также, помня о том, что Хан опережает меня, как минимум на несколько часов, я постарался, чтобы мои собственные сборы, заняли, как можно меньше времени. Поэтому я не стал бродить по комнатам, кабинетам и кладовым Дома, а, наоборот, выскочил на улицу к своей драгоценной, вероятно, уже изрядно застоявшейся машинке. Внешне моя тачка выглядела, как всегда, но я был уверен, что она очень рада моему появлению, и если бы я повернул кольцо, то наверняка увидел, как Жигуль радостно виляет мне задним бампером. К сожалению, светлый момент нашей встречи был омрачен необходимостью торопиться. Я повернул ключ, втопил педаль в пол, и через секунду Жигуль, в баке которого, по всей видимости, еще оставалось некое количество разбавленного живой водой бензина, пулей летел к ближайшему известному мне в этом районе ночному магазинчику. Аванс, полученный от Серого все еще оставался при мне, так при закупке продуктов я не скупился. Сырокопченая колбаса, сушенные кальмары, пара плиток горького шоколада и десяток упаковок сухарей плотно улеглись в извлеченном из багажника рюкзачке. Туда же отправились четыре пластиковые бутылки воды и одна стеклянная с эликсиром храбрости от одного известного ликероводочного завода. Не скажу, чтобы этот ассортимент был самой вкусной и, тем более, самой здоровой пищей, но я уже убедился, что с холодильниками на «той стороне» плоховато, равно как и с возможностью, спокойно, не торопясь, что-то приготовить. Поэтому закупленные припасы отвечали не моим требовательным вкусам, а всего-навсего трем принципам: максимальная калорийность, максимальный срок хранения, минимальный вес. Вернувшись к зданию Общества, я покопался в багажнике и укомплектовал свой походный набор спальником, подсевшим фонарем и тупым перочинным ножом. Конечно, у меня был соблазн порыться в экспонатах разоренного музея, но я еще не забыл свои приключения с Мечом-кладенцом, который по идее призван укладывать врагов, а вместо этого чуть не разделал меня самого. Поэтому от попыток раздобыть волшебное оружие я благоразумно отказался. Впрочем, кое-какая идейка насчет того, как использовать уже известную мне магию в свою пользу у меня была, но для этого мне предстояло пройти через Черный Ход. И вот я снова оказался у его бронированной двери. «Идтить or not идтить?!» – в который раз задал я себе позаимствованный у Гамлета вопрос, и, боясь, что в этот раз ответ окажется более правильным, чем ранее принятое решение, я повернул кольцо и шагнул наружу. На «той стороне» тоже была ночь, но здесь она выглядела по истине сказочной. Никакого мрака и настороженной тишины, столь свойственных обычному сумрачному лесу. Наоборот! Я словно оказался в какой-то невероятно прекрасной и в то же время правдоподобной декорации, построенной для съемок детского фильма про фей, эльфов и лепреконов. Едва ли не каждая травинка, растущая вокруг тропы сбегавшей к ручью, была со вкусом подсвечена нежным зеленовато-серебристым сиянием. То же можно было сказать и о кронах высящихся вокруг деревьев.
Сама же Река Времени в этот дивный ночной час стала рекой жидкого переливающегося по камням света. Пение, которое она при этом издавала было столь восхитительным, что я как будто даже различил в нем дуэт Фредди Меркури и Монсерат Кабалье, распевающих свой бессмертный, как этот лес, хит «Барселона». Единственным, что вернуло меня к реальности, была светящаяся цепочка человеческих следов, оставшихся там, где чьи-то ноги, вероятнее всего Хана, примяли волшебную траву. В каждую из этих вмятин, как вода в лужу, натек неизвестно откуда возникающий магический свет. К сожалению, буквально метров через двадцать-двадцать пять полянка заканчивалась, и далее путь Хана лежал по плотной хорошо утоптанной лесной тропе. Чтобы отыскать следы на такой поверхности мне следовало родиться Дерсу Узалой, а еще лучше Винету сыном Инчучуна. Я же являюсь исключительно городским следопытом. Мое дело отыскать заправку в незнакомом районе и определить на запах насколько давно почила курица-гриль из ближайшей палатки. Я могу определить проулок, где залег в засаду дикий гаишник, и ускользнуть от уличного коммивояжера. В лесу, а тем более в лесу на «той стороне» все эти навыки так же необходимы, как Большая Советская Энциклопедия в походе по Горному Алтаю. Однако, природная сообразительность жителя мегаполиса была применима и в этих нестандартных условиях. Отогнав от себя назойливое чувство прекрасного, я, наконец, прекратил восхищаться чудесами волшебной иллюминации и подошел к Реке Времени. Задуманный мной трюк был весьма опасен, но сталкиваться со здешними обитателями, не имея никакого магического козыря в рукаве, было еще опаснее. Поэтому я извлек из-за пазухи раскладной металлический стаканчик, из которого в обычных обстоятельствах предпочитал принимать водку, а в более удачные дни еще и коньячок, зачерпнул в емкость немного жидкого времени и влил его в свое судорожно сжимающееся от страха горло. Странное дело, но до тех пор, пока я не знал, что именно течет в этой реке, я спокойно сплавлялся по ней, а потом даже окунался в ее воды с головой. Теперь же, сделав всего один полноценный глоток из своей раскладной посудины, я нервничал и прислушивался к своим ощущениям, как барышня, собравшаяся, наконец-то, расстаться со своей девственностью и по сему напряженно ожидающая, когда же ей таки станет больно. Больно мне не стало, поэтому я решился выпить еще один стаканчик, а потом еще, и еще. А потом… Потом неожиданно наступил рассвет. Я пришел в себя все там же на берегу реки, оттого что меня усиленно трясли из стороны в сторону. Открыв глаза, я увидел перед собой озабоченного Счастливчика. Дмитрий выглядел, как безутешный врач-ординатор, полчаса назад оравший на все приемное отделение: «Разряд! Мы его теряем!» – а теперь обречено сообщающей медсестре точное время, в сколько именно меня таки потеряли. То, что я ни с того ни с сего ожил, не столько обрадовало, сколько несказанно удивило штатного Счастливчика общества, который как раз замахнулся, чтобы отвесить мне могучую, якобы способную привести меня в чувство пощечину. На мой взгляд, таким ударом можно было скорее снести мне голову, поэтому я предпочел не ждать, пока ладонь Димы впечатается в мою левую щеку, после чего мне согласно заповедям христианства придется подставить ему правую. Вместо этого я быстренько стряхнул с себя одну его руку, которой он держал меня за грудки, и еще быстрее ушел из-под второй. Счастливчик, даже ойкнуть не успел, как я стоял за его спиной, а сам он, потеряв опору, растянулся на берегу Реки Времени. Не знаю, что подумал о случившемся Дмитрий, зато я испытал законную гордость, понимая, что мой фокус сработал. Возможно, выпитое время и сократило общую продолжительность моей жизни, зато я снова приобрел столь ценную способность ускоряться, которая мне уже не раз пригождалась в столкновении со всевозможными противниками. Между тем, пока я тащился от собственной изобретательности, несчастный Дима ползал на четвереньках, раз за разом обшаривая руками клочок берега, где только что лежала моя тушка.
– Лев! Лев, – где ты?! – жалобно восклицал он при этом, отчего я впервые подумал, что, возможно, защитники вовсе не такие уж бессердечные ребята, как мне показалось раньше.
– Здесь я! У тебя за спиной! Дима юлой крутанулся вокруг своей оси и уставился на меня с таким трепетом и восторгом, словно я и есть тот мессия, явления которого уже столько тысячелетий ждут все добропорядочные иудеи в Иерусалиме.
– Слава Богу! – ты цел, закатив глаза, объявил сам себе Дмитрий. – Ты не представляешь, как ты меня напугал. Ну, с этим-то я как раз готов был поспорить. За последнюю неделю меня столько раз по всякому пугали, что на этот счет мое воображение работало лучше, чем у Билла Гейтса, когда он рассуждает: на чем бы еще сделать бабок! Однако, Счастливчика мои возражения явно не интересовали. Чувствовалось, что парень перенервничал и не успокоится, пока ему не дадут излить все свои печали и треволнения. К счастью, поводов к ним у Дмитрия было немного. Он довольно сбивчиво описал, как проснулся и с удивлением обнаружил, что в Доме никого нет. Как, обыскивая помещение за помещением, в какой-то момент так же, как и я, наткнулся на отрытую дверь черного хода. Как решил следовать за нами и буквально через пару десятков метров наткнулся на мое бесчувственное тело. Он так и не понял, что именно со мной случилось, но теперь, когда я очнулся, он ждет подробного рассказа о том, что произошло со мной и Ханом, почему он так надолго вырубился после нашей схватки на ковре, и, наконец, как мы с узбеком могли бросить его в отключке на кухне Дома. Я вполуха слушал Счастливчика, а сам думал о том, есть ли какой-то способ убедиться, что передо мной действительно находится член Общества Защиты Волшебных Животных по имени Дмитрий, или это какой-то волшебный морок, подосланный, чтобы сорвать мою спасательную миссию. С одной стороны никто из моих новообретенных недоброжелателей не мог знать, что я появлюсь на «той стороне» именно в этот час и именно в этом месте. А по сему у Дмитрия было очень много шансов оказаться тем, кем он выглядел. Но с другой стороны я точно знал, что настоящий Счастливчик сейчас должен спать в помещении Штаб-квартиры, потому как сам Кот Ученый Барс Мурзоевич Васильев-Шестой-Младший подтвердил, что разбудить Дмитрия может лишь поцелуй особы благородного происхождения. «Если ты и впрямь Дима…» – думал я про себя. «Кто ж тебя в таком разе облобызал?» Не знаю, к чему бы привели меня мои размышления. Не исключено, что я попросту еще раз ткнул бы Счастливчика, а возможно и не Счастливчика вовсе, а некого Лжедмитрия «Спящей красавицей», но тут он сказал нечто, что как нельзя лучше свидетельствовало в пользу его подлинности.
– Еще одно, Лев… Прежде, чем ты начнешь отвечать на мои вопросы… Не знаю, что тебе сказал Иван, когда мы расставались, но мне он велел передать, что на самом деле так не думает.
– Что? – невольно переспросил я.
– Ну, он специально наговорил тебе каких-то гадостей, чтобы ты его не доставал и согласился улететь с нами в Москву. А когда мы добрались бы до Дома, Иван Иванович хотел, чтобы ты знал: он не считает тебя катастрофой и ошибкой, а, наоборот, видит в тебе вполне перспективного защитника!
– Черт тебя дери! – выругался я. – Что ж ты раньше молчал! Слова Ивана, переданные Дмитрием, едва не выдавили из моих глаз пару скупых мужских слез. Да что там пару?! Если бы рядом не было Счастливчика, я бы расплакался, как образцовая гламурная барышня при виде смазливого личика Леонардо ди Каприо, которое вслед за «Титаником» погружается в толщу вод Атлантического океана.
– Вперед! – рявкнул я, чтобы хоть как-то скрыть обуявшие меня сентименты. – У нас еще есть шанс помочь Хану.
– А что с ним? – немедленно отозвался Дима, которого с узбеком, как я уже не раз убеждался, связывали чуть ли не братские чувства.
– Расскажу по дороге! – ответил я, набрасывая на плечи рюкзак, и, не глядя более на Дмитрия, направляясь в гущу волшебного леса.
Счастливчик не заставил себя ждать, и вскоре мы вдвоем дружно трамбовали хвою и мох, рискнувшие нарушить границы извилистой лесной тропы. Выслушав мой рассказ, про наше возвращение, про встречу с Котом и про исчезновение узбека Дима стал смотреть на меня как-то по-новому. Не понимая, что значат эти продолжительные многозначительные взгляды, которыми Счастливчик сканировал мою персону, я напрямую спросил у него, что они означают, потому что еще немного, и у меня возникнет чувство, что из человека я превратился в какую-нибудь древнюю редкость, входящую в экспозицию Пушкинского музея, а то и Эрмитажа.
– Так ты и есть редкость! – вполне искренне отозвался на мой вопрос Дмитрий.
– Здрасте, приехали! – огрызнулся я. – Редкий дурак, ты хочешь сказать?!
– Ничего подобного! Как ты не понимаешь?! Ты же принц!
– Кто?!
– Принц! В крайнем случае, рыцарь! Тут уже я в свою очередь пристально посмотрел на Дмитрия. Похоже, что Счастливчик говорил абсолютно искренне, что в принципе не спасало положения. Потому что, если он не издевался, то это означало, что от всего пережитого у парня явно съехала крыша.
– Дима, дружище, посмотри на меня, – осторожно начал я приводить своего спутника в чувство. – Какой из меня на фиг принц! Я таксист-частник, в прошлом инженер, теперь вот еще и «Знамя провала», то есть неудачник. Понимаешь?
– Понимаю, – согласился Дмитрий. – Но поцеловал-то меня именно ты!
– Ты что сдурел? – обозлился я. – С какой стати мне тебя целовать?!
– Да ладно-ладно, не кипятись. Мало ли чего во сне не бывает?!
– С тобой, может быть! – жестко, вбивая слова как гвозди, произнес я. – А со мной ничего подобного быть не могло, и не было.
– Понятно! – подвел итог Дмитрий. – Ты законченный гомофоб.
– Ну, знаешь!.. – возмутился я, хотя прекрасно понимал, что Счастливчик прав. Ничем иным, как гомофобией, мой отказ признать очевидное, объяснить было нельзя. Однако, Дмитрий, похоже, не собирался угоманиваться.
– Ну-ка, где у тебя эта «Спящая красавица»?
– Зачем тебе?
– Ну, должен же я посмотреть на веретено, которым ты меня чуть не отправил в нокаут лет на сто.
– Я не нарочно…
– Да-да. Ты это уже говорил. Так где оно? Я нехотя извлек из кармана алюминиевую гильзу с надписью «Romeo y Julieta».
Расставаться с таким мощным оружием, как «Спящая красавица» мне не улыбалось, но ткнуть ею еще кого-нибудь, а то и себя самого, было бы совсем глупо. Поэтому во время своего визита в ночной супермаркет я кроме всего прочего купил еще и толстенную дорогую сигару. Сама она так и осталась лежать в припаркованном возле Общества Жигуле. Зато ее металлическая оболочка послужила прекрасным футляром для трофейного веретена, добытого у ВЧКистов. Счастливчик аккуратно отвинтил красную крышечку и заглянул в серебристое нутро гильзы.
– Вот оно, значит, какое… – задумчиво протянул он, разглядывая спрятанное внутри острие костяного веретена.
– Какое есть! – ответил я, пожав плечами, и все еще не понимая, чем вызван неожиданный интерес Счастливчика к усыпившей его «красавице». – Ну, что насмотрелся? Я потянулся к Диме, чтобы забрать у него опасный предмет, но сделал шаг назад.
– Ладно, Лева, сейчас мы узнаем, кто из нас прав.
– В каком смысле? – насторожился я, заметив задорный и в то же время слегка сумасшедший блеск в глаза Счастливчика.
– В прямом, мой принц! – усмехнулся Дмитрий. – Надеюсь, вы не откажетесь поцеловать меня еще раз?!
– Стой! – заорал я, но было уже поздно. Дмитрий перевернул футляр из-под сигары и, протянув раскрытую ладонь, подставил ее под высунувшееся острию сонного веретена.
Похоже, свежая водичка из Реки Времени пошла мне впрок. Я ускорился, да еще как. Мир по сравнению со мной любимым остановился так резко, что я чуть не рухнул наземь, как пассажир неожиданно затормозившего автобуса. Не двигалось ничего: ни листики на деревьях, ни комары в воздухе, ни капля пота, набухшая и собравшаяся двинуться в свой путь по лбу Счастливчика. Только подлая «Спящая красавица» медленно выползала из алюминиевой трубки со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты, показавшей свою заостренную башку из мрачной бетонной шахты. И все же, каким бы быстрым я не стал, мне не удалось остановить веретено раньше, чем оно ткнулось в руку Дмитрия. Падал Счастливчик медленно. Даже не падал, а слегка кренился набок, как человеческое подобие знаменитой Пизанской башни. Будь на то моя воля, я бы раз десять… Да что там десять?! Все сто раз успел бы подхватить его и аккуратно положить на густой мягкий мох, как раз на случай такого идиотского поступка подстеленный под окружающими нас соснами. Но нахлынувшая ярость помешала мне совершить этот человеколюбивый поступок.
– Кретин! Идиот! Придурок! – раз за разом орал я на своего спутника, который, тем временем, уже градусов на тридцать отклонился от вертикальной оси и продолжал ленивое движение к поверхности нашей родной планеты. К тому времени, когда поток моих ругательств иссяк, голове Счастливчика оставалось еще примерно полметра до столкновения с землей. Где-то тогда же я понял, что мне не избежать поцелуя с этим упрямцем, возомнившим меня кем-то вроде сказочного рыцаря в белых доспехах. А раз так, то я решил сделать так, чтобы и его падение не прошло абсолютно бесследно и безболезненно. Не дожидаясь, пока полет Счастливчика завершится и он успокоится на мягком лесном дерне, я стремительно согнулся и, поморщившись, чмокнул его в губы. Мой расчет оказался верен. Раз я сам ускорен, то и мой спасительный поцелуй, подаренный Дмитрию, оказал на него практически мгновенное действие. Иными словами, упал Счастливчик, уже окончательно проснувшись. Я к тому моменту также вышел из волшебной гипер скорости, что позволило мне в полной мере насладиться зрелищем того, как Дмитрий грохнулся на землю, охнул, скорчился, после чего сел и стал потирать многочисленные ушибленные при падении части своего тела. Опавшая хвоя, мох и прочая подножная растительность оказались достаточно толстой подушкой безопасности, чтобы Счастливчик не получил каких-либо серьезных повреждений, но, глядя на то, как он морщится, я понял, что парню все-таки неплохо досталось. Впрочем, как выяснилось, гораздо больше физических неудобств, его донимала мысль о том, что эксперимент, призванный доказать наличие у меня голубой крови, потерпел полное фиаско.
– Ничего не понимаю! – удивлялся Дмитрий, осматривая подобранное с земли веретено. – Я же, вроде, почувствовал, как оно меня укололо, и голова даже начала отключаться, а потом вдруг «бах-трах» и влетаю мордой прямо в иголки… Может, еще раз попробовать.
– Не надо! – вмешался я в мыслительный процесс Счастливчика и, понимая, что рано или поздно его опять потянет повторить свой дурацкий опыт, признался: – Не переживай! Все сработало. Ты уснул, а я тебя поцеловал. Так что можешь успокоиться и называть меня Ваше Высочество.
– Почему?
– Ты же сам сказал, что я принц.
– Ну, да! Принц. Правда, может быть, что не принц, а рыцарь.
– Нет проблем! Называй меня сэр. Так даже лучше. Ну, что идим?
– Куда? Я опешил. Мало того, что Счастливчик нас все время задерживает, так у него от злоупотребления «Спящей Красавицей», похоже, еще и провалы в памяти начались.
– Я же тебе говорил. Нам надо Хана выручить!
– Это я помню. Я просто хотел узнать, почему мы именно в эту сторону идем?
Вопрос Димы поставил меня в тупик. Я знал, что двигаюсь в верном направлении. Но это было какое-то неосознанное, я бы сказал шестое, а то и шестнадцатое, чувство. Что-то эдакое в покалывании больших пальцев ног, направлении волосков на руках, в неявном легком свечении, которое улавливали мои глаза где-то там впереди, куда меня так тянуло. Вот только как объяснить все это Счастливчику?
– Да, Левка, повезло тебе, что я с тобой иду! – по-своему, истолковав, мою заминку объявил Счастливчик, выковыривая что-то из своей походной укладки. Только в этот момент я сообразил, что экипировка Дмитрия и впрямь могла оказаться весьма полезной. Я-то взял с собой исключительно обычные заурядные вещи реального мира, а он, вероятнее всего мог прихватить в путь, кой-какие магические приблуды из имущества защитников, которые мне были вовсе неизвестны. С другой стороны, само заявление о том, что путешествие в его компании непременно принесет нам удачу, показалось мне слегка самонадеянным. Спору не было, Дмитрий наша «Синяя птица», «Счастливое число семь» и «Неожиданный квартальный бонус» в одном лице, но я же как-никак «Знамя провала». А если верить, школьному курсу арифметики минус на плюс дает все тот же минус. Тем не менее в этот конкретный раз Димка, похоже, и впрямь мог нас выручить. Из глубин своего рюкзака он извлек уже встречавшийся мне ранее навигационный прибор общества, а именно – клубок, шерстяной, обыкновенный. Правда, тот, которым когда-то воспользовался я, носил тревожную красную окраску, а этот никакой цветовой индикации не имел. Зато к его свободному концу была привязана какая-то клеенчатая книжица с неизвестным гербом на обложке – птицей на фоне то ли восходящего, то ли садящегося солнца в обрамлении снопа пшеницы с правой стороны и вязанки хлопка с левой.
– Что это за хрень? – скептически поинтересовался я.
– Паспорт Алихана! – с самодовольной ухмылкой ответил Дима. – Других его вещей у меня под рукой не оказалось.
– Чудесно! А паспорт-то тебе его зачем? Собираешься волшебным ментам для опознания предъявлять.
– Да нет же! Какой ты недогадливый. Это… – объяснил Дмитрий, тряхнув у меня перед носом клубком. – Нитка искатель. Привязываешь на один конец имущество того, кого хочешь найти, бросаешь клубок на землю, и он сам его ищет.
– Здорово! А так можно только людей искать?
– Нет, конечно!
– Например, Иван с его помощью всегда телефонную трубку ищет. Привяжет кончик к базе и бегает по всему дому. Ну, что готов?
– Готов! – подтвердил, подумав про себя, что надо как-нибудь будет проверить этот клубок на поисках бабок. В конце концов, почему нет?
Тем временем, Счастливчик принял позу игрока в боулинг, разбежался по тропинке и запустил клубок в гущу леса. Нитяной шар стукнулся об землю, подпрыгнул, завис, а потом метнулся куда-то в чащу по одной ему ведомой траектории.
– Есть! – радостно заявил Счастливчик. – Взял след. Я хотел уточнить, уверен ли он в том, что это след именно Хана, но не успел. Нить с подвешенным на ней паспортом, которую Дима для верности несколько раз обмотал вокруг запястья, натянулась и рывком сдернула заоравшего от неожиданности Счастливчика с тропинки. Секунды не прошло, как мой удачливый спутник напрочь пропал из глаз, и о том, где он находится, я мог судить только по его периодически раздающимся воплям, треску кустарника и глухим ударам немаленького Диминого тела о встречные стволы деревьев. Впрочем, все эти звуки удалялись так быстро, что мне оставалось только как можно быстрее поспешить следом.
ГЛАВА 23
Я, задыхаясь, мчался по лесу. Конечно, можно было и ускориться, и перейти на легкий прогулочный шаг. Но, во-первых, я помнил, что каждое такое ускорение отнимает довольно много сил. А, во-вторых, у меня не было ни малейшего представления, на сколько часов существования в сверхскоростном режиме хватит выпитого мной времени. Однажды, я уже не смог справиться с Логопедом из-за того, что в самый неподходящий момент мои благоприобретенные способности неожиданно оказались благопотерянными. В этот раз я не собирался допускать подобную ошибку, поэтому преследовал Дмитрия, как обычный смертный: через силу, с трудом, с отдышкой и с матюками. Хорошо хоть выслеживать его в этой чащобе не приходилось, поскольку там, где Нитка-искатель протаскивала Счастливчика, оставалась широкая прекрасно видимая борозда, отлично отмаркированная по краям повисшими на обломанных кустах клочками его пестрой одежды. Время от времени Счастливчик и сам подавал голос. Причем орал до тех пор, пока мне становилось проще ответить, чем слушать его надрывные призывы и завывания. Я бы отзывался и раньше, но с моими габаритами не так-то просто трусить по лесу, да еще и перекликаться с напарником, которой все время забывает, что мне надо беречь дыхание. При этом, не скажу, чтобы я завидовал его способу перемещения. В конце концов, то, как путешествовал Дмитрий, весьма напоминало катание на водных лыжах. Вот только никаких лыж на Счастливчике не было, а тяга, за которую он цеплялся, волокла его, отнюдь, не по глади озера, а по пересеченной местности, изобилующей корявыми пнями, растопыренными во все стороны корягами и очень колючими елками. Таким образом, я совсем не удивился тому, что в скором времени Дима начал помечать пройденный им путь потерянной поклажей и амуницией. Сперва мне пришлось остановиться, чтобы подобрать его кроссовок. Потом я подхватил с еловой ветки его бандану.
Однако на исходе второго часа нашего пешего «Кэмел троффи» Дмитрий изволил обронить спальник. Никаких сомнений в том, что эта вещь относилась к имуществу общества, у меня не было. Я сам провел половину ночи, укрываясь точно таким же спальным мешком. Иными словами, у меня просто не было другого выхода, как подобрать столь необходимый в пути предмет. Однако, сам факт того, что теперь мне придется волочь на себе еще и это барахло, окончательно переполнил бездонную чашу моего терпения. По сему я решил ее выплеснуть, остановился и долго с чувством высказывал ближайшему кусту, что именно я думаю о нашем дорогом Счастливчике, который где-то за этим кустом скрылся. Не знаю, что при этом испытывало политое моей руганью растение, но мне самому значительно полегчало. Я скинул рюкзачок, нашарил в нем упаковку кальмаров и твердо вознамерился утопить их в большом количестве запасенной мной пресной воды. Но хотя я и скакал почти два часа по лесу не хуже чем призовая лошадь, еще и есть, стоя, подобно этому животному, я не собирался. Тем более, что теперь у меня на руках был спальный мешок Дмитрия, который в упакованном виде, ничем не отличался от компактного мягкого пуфика. Выбрав подходящую сосенку, которая должна была послужить удобной спинкой для моего импровизированного седалища, я пристроил между корней спальник и плавно водрузил на него свою утомленную беготней задницу. Однако вместо блаженного чувства расслабления всего организма, сладкого нытья в усталых нижних конечностях, и покоя в верхних, и испытал жесточайший стресс. Стоило мне откинуться на сосну, как где-то внутри меня что-то хрустнуло, после чего я ощутил самую кошмарную из доселе случавшихся со мной болей, пронзившую меня от крестца до шеи вверх, и от него же до пяток вниз. Большинство граждан на земле считает, что остеохондроз – это болезнь. Ничего подобного. Остеохондроз – это подлый удар в спину человеческого организма. В ответ на это предательство моего собственного позвоночника, я заорал так, что если ранее еще хоть одна волшебная тварь не была в курсе мое повторного визита на «ту сторону», теперь ни у кого не было в этом ни малейшего сомнения. Правда, это не означало, что сейчас все, кому не лень кинутся снимать скальп с моей дурной головы, которая в очередной раз не дала покоя моим же ногам.
Однако, если бы у кого-то и возникло такое желание, я мог бы в лучшем случае стать свидетелем своих собственных похорон. Стоило мне хоть немного шевельнуться, как адская пытка возвращалась снова и снова. Мало того, не менее мучительным было еще и то, что я напрочь не представлял, что мне теперь делать. Счастливчика унесло взбесившимся клубком. Хан и вовсе не знал, что я отправился ему помогать. Не говоря уж об Иване и Арине Родионовне, которые тоже теоретически находились где-то в этом лесу, но, занимаясь спасением целого волшебного мира, даже если бы могли, вряд ли пришли бы на помощь жалкому неудачнику, который так искал приключения на свою задницу, что нашел смещение позвоночного диска в пояснично-крестцовом отделе. Подкалывая, и издеваясь над собой в таком роде, я все же попытался мало-помалу ползти в ту сторону, откуда в последний раз слышал голос Счастливчика. Можно было, конечно, и просто двинуться обратно. Но надежды на то, что ресурсов моего организма хватит на то, чтобы вернуться в Штаб-квартиру у меня не было, а на то, что Дмитрий рано или поздно остановится и станет меня искать была. По сему выбранный маршрут показался мне самым логичным, хотя и не самым легким. Только в эти трудные минуты я, наконец-то, оценил, каким же на самом деле героическим человеком был Алексей Мересьев, подвиг которого так усердно вдалбливали в мою голову в годы школьной учебы. Заодно мне вспомнился персонаж рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни». Тот мужик, хотя и не был мужественным советским летчиком, но тоже причесал своим брюхом значительный кусок Аляски, а в довершение еще и голыми руками придушил злобного серого волка. Иными словами, мне было на кого равняться, а уж придушить кого-нибудь я, тем более, был совсем не против. В особенности это относилось к узбеку, чье чувство долга перед пресмыкающейся ядовитой тварью привело к тому, что теперь я тоже вынужден ползать и, неровен, час начну вырабатывать свой собственный смертоносный яд. Мои недобрые размышления были прерваны знакомым тягуче-вкрадчивым голосом:
– Крадемся, Левушка? Или просто приспичило отдохнуть? Одновременно с вопросом прямо передо мной откуда-то сверху плавно стекла громадная черная клякса, которая шмякнувшись о землю превратилась в добрейшего Барса Мурзоевича Васильева-Шестого-Младшего. Впрочем, на счет добрейшего я несколько погорячился. С трудом вывернув голову, чтобы посмотреть на Кота, я понял, что ничего хорошего от него ждать не приходится.
– И это так, значится, вы ребятки выполнили мое поручение? – с трудом сдерживая гнев, поинтересовался высокоученный зверь. – Кому было сказано: сидеть на кухне и сторожить Дом?!
– Как смогли, так и выполнили! – по-хамски, буркнул я в ответ, не потому, конечно, что чувствовал себя правым, а исключительно в силу того, что когда зад горит, то как-то не до формальной вежливости.
– Где Хан? – строго вопросил Страж Дуба, и, несмотря на боль, я отметил, что Кот в первый раз на моей памяти упомянул имя узбека, не прибавив к нему уменьшительно-ласкательного суффикса.
– Не знаю!
– Дмитрий?
– Не знаю!
– А куда ты, в таком случае ползешь? Я замялся…
– Тоже не знаешь?
– Предполагаю!
– Уже лучше, – кивнул Кот. – И последний вопрос: ты не будешь сильно возражать, если я выдерну иголку, торчащую у тебя из задницы?
– Чего?
– Ничего! Расслабься! Я еще только пытался осознать, что именно мне сказал Кот, как зверь одной могучей лапой впечатал меня в землю, а второй произвел какую-то манипуляцию где-то чуть пониже мой спины. Как же я взвыл! Думаю, случись рядом Соловей Разбойник, даже у него бы от этого вопля перепонки полопались. А еще хорошо, что мох, в котором утопало мое лицо, оказался по большей части весьма сырым, иначе искры, сыпанувшие у меня из глаз, непременно стали бы причиной значительного лесного пожара. Правда следом за искрами из них потекли еще и слезы, но это было уже позже, когда острая, потрясшая меня до самого основания боль постепенно пошла на убыль.
– Занятно, очень занятно, – донесся до меня откуда-то из иной реальности задумчивый голос Барса Мурзоевича. – Молодой человек, у вас в роду, часом персон благородного происхождения не числилось?
Читать бесплатно другие книги:
