Запретный район Маршалл Майкл

– А это безопасно?

– Думаю, да.

– Подождать и посмотреть, да? – спросил он и улыбнулся.

Глава 13

Монстры существуют.

Действительно существуют.

Я проснулся от странных звуков. С одной стороны раздавалось ритмичное поскрипывание и потрескивание каких-то насекомых и карканье ворон, а с другой – явные, безошибочно угадываемые звуки рвоты. Кого-то здорово тошнило. Я открыл глаза и убедился, что уже ясный день и что чудовищно, угрожающе жарко.

Сев, я убедился также, что все мои ощущения, за исключением одного, можно свести к общему знаменателю. Мы находились в джунглях, только джунгли были какие-то странные. Последнее же ощущение, которое я сперва исключил, оказалось просто правильным. Примерно в пяти ярдах от меня, спрятавшись за мощным ветвистым деревом, мучился и тяжко страдал Элкленд. Я остался сидеть на месте, дожидаясь, когда он закончит свои излияния. Никому не по нраву быть в центре внимания, когда его выворачивает наизнанку.

Пару минут спустя он пришел и сел в нескольких футах от меня. Все его лицо было абсолютно зеленого цвета, исключая пятна пурпурно-лилового оттенка вокруг глаз и рта. Глаза покраснели. Он поглядел на меня и слабо улыбнулся.

– Полагаю, вы не в силах магическим образом создать чашечку кофе или что-нибудь еще, а?

Я покачал головой. Такое невозможно. Бог свидетель, я пытался, но безуспешно.

– Вы спали?

– О, да! – сказал он. – Отлично поспал. Но потом, примерно полчаса назад, я проснулся, поняв, что через пару секунд просто взорвусь, и с того момента был крайне занят, как вы, вероятно, слышали.

– А теперь как вы себя чувствуете?

– Ужасно. Старк, там есть небольшой водоем, вон там. Я там немного умылся. И увидел свое отражение.

Я кивнул.

– Ага. У вас отличный камуфляж для джунглей.

– Что со мною происходит?

– Вы заболеваете.

– Нет, правда… Давайте, Старк, говорите же! Уже пора выдавать мне информацию не в час по чайной ложке, а более крупными порциями. – Голос его звучал твердо, но он все равно был испуган.

– Встаньте, – сказал я. Он встал, и я тоже поднялся, чтобы более внимательно рассмотреть его лицо. Если не считать обесцвечивания кожи, он держался совсем неплохо, по большей части потому, что мне удалось дотащить его сюда, прежде чем дело зашло слишком далеко. Ему все еще становилось хуже и хуже, но уже не так быстро. На лице было заметно два пятна, где кожа выглядела немного размягчившейся, но это было все. Элкленд неловко передернулся.

– Если бы вы не оказались здесь, ваша кожа была бы все тех же цветов, что и прежде, что и всегда. Вы бы просто выглядели так, словно долго-долго болели. Теперешний ее цвет сам по себе ничего не означает, это просто показатель, нечто вроде индикатора уровня оставшейся в вас энергии.

– Так что же на самом деле происходит?

– Пошли, – скомандовал я.

– Старк!

– Я все объясню, но пока надо идти. Вы помните, нам ведь надо кое-куда попасть?

Элкленд неохотно пошел рядом со мной, и мы двинулись в путь, обходя ближайшие заросли.

– Какие-то совершенно фантастические джунгли, – заметил я.

Так оно и было. Они скорее напоминали джунгли из какой-нибудь детской книжки: огромные живописные деревья с опутанными лианами ветвями, высокие и массивные папоротники с широкими листьями, протянувшимися низко над землей, но между ними пролегала хорошо видимая тропинка, местами освещаемая столбами солнечного света, насквозь пропитанными поблескивающей влагой. В густых кронах наверху, высоко над головой, каркали и ухали какие-то экзотические птицы, выводя свои мелодии на фоне качающегося ритма, в котором работала группа насекомых.

Но самым странным здесь были цвета и оттенки. Я сорвал лист с ближайшего папоротника и поднес его поближе к глазам. Его края были не ровные, а слегка зазубренные. Сам лист состоял из маленьких квадратиков разного цвета, но взятых с очень скромной палитры. На расстоянии это создавало эффект постепенно переходящих друг в друга разных оттенков зеленого, но вблизи можно было рассмотреть, что эти оттенки состоят из нескольких четких оттенков зеленого, смешанных с синим и желтым. Из того, что было видно, когда я оглядывался вокруг, я насчитал, что в наличии здесь имеется двести пятьдесят шесть разных цветов.

Дорожка была в основном коричневых тонов с редкими черными пятнами и иногда белыми, а также ярко насыщенными цветными квадратиками, видимыми совершенно четко, даже не нагибаясь. Дальше было все то же самое: меняющиеся и перемещающиеся пятна интенсивно-голубого высоко вверху, над деревьями – они являли собой смесь темно-синего, зелено-голубого и белого, а когда в нескольких ярдах перед нами через тропинку перелетела птичка, очень похожая на австралийского попугая, она тоже оказалась окрашена так же, словно вся состояла из цветных квадратиков. Квадратики были очень маленькие, неважно, насколько далеко от вас находился данный объект. Фактура неба была ничуть не тоньше фактуры тропинки. Вообще-то, чем ближе располагался объект, тем более нежными казались его цвета, потому что квадратики были меньше по отношению к размеру самого объекта.

И все это представлялось чем-то вроде компьютерной графики в трех измерениях, и тем не менее листья были теплыми, а стволы мощными и твердыми, а подсохшая грязь у нас под ногами разлеталась в стороны, когда мы топали дальше по тропинке. Очень странное и причудливое место.

Некоторое время мы брели по этой тропинке в полном молчании, занятые разглядыванием того, что нам попадалось. Довольно скоро цвета начали терять свою странность: джунгли в конце концов были вполне реалистично жаркими и влажными, а я был уверен, что Элкленд в любом случае никогда в жизни не бывал в настоящих джунглях. По мере нашего продвижения вперед растительность становилась все гуще и гуще, наступая на тропинку, а кроны над головой пропускали вниз все меньше и меньше света. И вскоре мы уже протискивались сквозь густые заросли папоротников, оказавшись в темно-зеленом и гнетуще-влажном полумраке. Можно было, конечно, отнести тот факт, что джунгли становились все более непроходимыми, на счет путаницы в голове Элкленда, его беспокойства и замешательства, поэтому я решил заговорить, пока обстановочка не стала еще хуже.

– Что вам вообще известно о снах? – спросил я его.

– Немногое, – неохотно ответил он. Действующие Деятели очень не любят признаваться в том, что чего-то не знают. В Центре они никогда в этом не признаются. Они просто сразу принимают вид истинных экспертов, знающих о данном предмете все, но тут же поспешно убегают прочь, чтобы разузнать об этом предмете как можно больше, пока их не успели уличить в невежестве. Здесь такой вариант явно не проходил.

– Да никто о них, вообще-то, ничего толком не знает, особенно те, кто считает, что знает. Давным-давно люди считали, что это видения, предсказания. Потом стали считать, что это отражение подсознания, кипящего под поверхностью. – Тут мне пришлось на некоторое время остановиться и сосредоточиться на том, чтобы убрать с дороги ветви особенно разлапистого папоротника. Но когда я с ним наконец справился, тропинка отнюдь не стала выглядеть лучше, а растительность над головами была теперь настолько густой, что мы уже двигались в каком-то туманно-сумеречном, мрачном коридоре.

Еще через несколько ярдов мы вынуждены были остановиться, не в силах идти дальше. Я обернулся к Элкленду и увидел, что путь, которым мы сюда добрались, теперь тоже закрыт, заблокирован: тропа вся заросла зеленью. Мы застряли и теперь стояли на одном квадратном ярде еще свободного пространства, пялясь в залитые потом лица друг друга.

– Может, здесь где-нибудь есть дорожка посвободнее? – спросил Элкленд, раздраженно раздавив клопа, севшего ему на лицо. Хотя клоп состоял из мелких квадратиков черного и серого цвета, кровавое пятно, оставшееся на его месте, было очень даже настоящим.

– Нет. И вот на что обратите теперь особое внимание. – Мне необходимо было освободить его от всех ненужных мыслей, иначе нам будет дьявольски трудно выбраться из этих джунглей. – На то, до какой степени они оказались правы. Сны – это рефлексия. Отражение реальности. Одновременно, как вы сами видите, они также и сама реальность. Когда вы видите сон, вы приходите сюда. Это то место, где они происходят.

– А это место останется на месте, если никому не снится никаких снов?

– Да. И в этом-то все и дело, – добавил я, довольный его догадливостью. – Джимленд существует всегда. Он такой, какой есть, и отчасти это потому, что сны имеют место, происходят здесь. Но сны, которые видят люди, тоже оформили это место, придали ему его нынешние формы. Такое вот взаимовлияние, взаимное воздействие.

– Хорошо, – сказал он и кивнул. – Пока что я вас понимаю.

Я оглянулся назад и увидел, что хотя сзади путь был заблокирован, впереди, кажется, стало немного светлее.

– Сны существуют и действуют не только у вас в мозгу, – продолжал я. – Они существуют и на самом деле, они – часть вас самого. Как воспоминания, они создают вас, каким вы по большей части являетесь, помните вы их или нет. И, опять-таки, здесь тоже имеет место взаимное воздействие.

– Верно.

– Если с какой-то частью вашего тела происходит что-то не то, если какие-то клетки начинают беситься или по какой-то причине выходят из строя, вы заболеваете.

– А если что-то становится не так с вашими снами, вы тоже заболеваете.

– Браво, вам десять очков.

– Старк, с этими ветвистыми штуками происходит что-то необыкновенное. Там, позади нас, кажется, снова открылась дорога.

Я поглядел туда. Да, он был прав. Это была довольно-таки каменистая тропа, высоко, нам по грудь заросшая перепутанными ветвями, но это все же была тропа.

– Вообще-то, во сне вы никого не можете просто так убить, – сказал я, медленно продвигаясь назад по этой тропе. – Вы не можете ничего такого сделать, чтобы кто-то умер во сне. – Еще одна ложь, но он-то об этом не знает, да к тому же это почти что истинная правда.

– Это радует.

– Но вы можете вызвать их смерть.

– Ох!

– Вы можете как-то затесаться среди их снов и все их перемешать, спутать, исказить и переиначить, заразить болезнью. И тогда этот человек заболеет и умрет.

– Именно это и случилось со мною?

– Ага.

– И кто это со мною сделал? Я хочу сказать, кто в самом деле этим занимался?

– Никто, – ответил я.

– Ох, да ладно вам, Старк! Это должен быть кто-то, конкретный человек, а на свете не слишком много таких, кто на это способен. Выбор должен быть очень невелик.

– Но так оно и есть. На свете не осталось больше таких людей, кто способен на подобные штучки. Не считая меня. Был еще один, но его убили восемь лет назад. Я остался такой один. Это просто сбой в системе, случайное, произвольное Нечто.

Тут со мной произошло что-то, что случается крайне редко. Я эмоционально возбудился. Я развернулся в ту сторону, откуда мы пришли, и быстро пошел в том направлении. Теперь, когда Элкленд вернулся в состав команды – в смысле понимания того, что происходит, – идти стало значительно легче, хотя мы проходили через чрезвычайно густой участок джунглей, и это еще мягко сказано. Потом я увидел впереди нечто вроде небольшой полянки и направился к ней. Мне было чудовищно жарко, я страшно устал, мне все это до смерти осточертело, мне хотелось только сесть и хоть немного посидеть одному. Я не желал более ничего объяснять, тащить кого-то на себе и вообще о чем-либо думать. Особенно думать хоть о чем-то.

– Старк, погодите! – крикнул позади Элкленд, стараясь догнать меня. Проблема с этими приступами моего дурного настроения в том, что они кончаются, едва успев начаться. К тому моменту, когда мой собеседник начинает понимать, что я разозлился, я уже ни на что не злюсь. Да и все мои настроения нынче меняются точно так же, даже хорошие.

Я продолжал идти как ни в чем не бывало, давая себе время еще немного успокоиться. Я как раз понял, что в последние пару дней как раз пребывал в скверном настроении, с момента поездки на монопоезде из Цветного в Истидж. Проблема в том, что никогда никто не знает всего на свете. Даже вы, мистер «Там точно не было никакой банды». Я вам еще этого не говорил, так что вам этого не понять. Но я вам скажу, если это будет иметь прямое отношение к делу. Я могу это сделать в любом случае, но вы вряд ли это поймете. И еще менее вероятно, что вас это как-то озаботит.

Как часто такое случается, когда вы пытаетесь с кем-то поговорить о чем-то, что имеет для вас огромное значение, пытаетесь заставить его увидеть и понять то, что уже увидели и поняли вы сами! И как часто все это кончается тем, что вы ощущаете лишь горечь поражения и презрение к тем, кто заставил вас понять, что ваша боль вообще не имеет никакого смысла и веса.

Вспомните, что вы ощущали, когда расстались с кем-то, а потом пытались с ним связаться, передать ему то, что вы чувствуете, потому что вам нужно было высказать эти слова, нужно почувствовать, ощутить, что кто-то понимает, как вы разозлены и напуганы. Проблема в том, что никто и никогда этого понять не в силах. «Да в море еще полным-полно рыбы!» – ответят вам. Или: «Да тебе без них даже лучше будет!» Или: «Может, тебе еще картофельных чипсов?» Никогда они вас по-настоящему не понимают и не поймут, потому что их не было там, с вами, не было рядом каждый день, каждый час. Они не знают, как все происходило, как все это на вас повлияло, как изменило вас, не понимают, как это воздействовало на структуру вашего мира. Они никогда не поймут, что некто, кто заставил вас плохо себя почувствовать, может оказаться единственным в мире человеком, в котором вы более всего нуждаетесь. Они не понимают историю, не разбираются в прошлом, не знают, какие такие столпы памяти вас поддерживают. И в конечном итоге они недостаточно хорошо знают вас самого, да и никогда не смогут узнать. Каждый одинок в собственном мире, потому что у каждого из нас своя жизнь, и все они совершенно разные. Вы можете писать людям письма, показывать им фотографии, но они никогда не приедут навестить вас туда, где вы живете.

Разве только если вы их любите. Но тогда они просто могут ее сжечь, эту любовь.

Я сидел на полянке и поджидал Элкленда. И услышал какой-то звук в отдалении. Я еще не был уверен, но мне показалось, что это очень похоже на рык тигра, и я обрадовался, когда взъерошенный Деятель наконец выбрался туда, где я сидел. Выглядел он таким же разгоряченным и потным, каким я ощущал себя, и, приближаясь, разглядывал меня с некоторой настороженностью.

– Вы простите меня, если я что-то такое сказал, что вас расстроило, – сказал он с сокрушенным видом.

– Это не ваша вина. Просто вы случайно задели незажившую рану, вот и все. Как вы себя чувствуете?

Он плюхнулся на землю рядом со мной.

– Устал. Очень жарко. Нам надо оставаться в этих джунглях или, может, можно найти какое-нибудь другое место, где-нибудь на лугу?

– Может. Но не думаю, что следует. Единственный способ выяснить, что именно причиняет вам все эти неприятности, это идти по следу. А вы ведь именно это видели в кошмаре, когда спали у меня в квартире, а с тех пор вам ничего не снилось, не так ли?

– Да, так.

– Тогда это ближайшая точка к тому, где это нечто располагается.

– А что вы пытаетесь отыскать?

– Что угодно. Ничего конкретного. – Я пожал плечами. – Что попадется на глаза. Остановите меня, если я, на ваш взгляд, стану употреблять слишком точные и конкретные термины.

– Понятно, – сказал он. – Подождать и посмотреть.

Я шлепнул его по спине и встал.

– Кажется, вы начинаете проникаться и осваиваться.

В середине дня мы все еще топали, пробираясь сквозь джунгли. Элкленд с виду совсем неплохо переносил это, но сам я чувствовал себя совершенно выжатым и сомневался, что он чувствует себя хотя бы так же, как я. Некоторое время мой Деятель экспериментировал со своим пиджаком, сняв его, но я объяснил ему, что вся хитрость, связанная с этими джунглями, заключается в том, что в них всегда жарко, вне зависимости от того, что на вас надето. Тот факт, что он немедленно проникся этим, кажется, демонстрировал, что он в конечном итоге все-таки врубился в ситуацию и понял, как тут все работает.

В середине дня мы сделали перерыв на ланч. В свертке, что вручила Элкленду жена фермера, оказалось достаточно жратвы, чтобы мы до отказа набили животы. Помимо этого перерыва мы только и делали, что топали и топали сквозь заросли, так что я лучше избавлю вас от подробностей: мы шли, потом снова шли, после чего шли опять. Вот и все, вполне достаточно для общего представления. Единственным чуть отличным аспектом этой нашей ходьбы стало то, что тропинка теперь шла гораздо ниже, в лощине, где по обе стороны от нас уходили вверх наклонные берега. Отличным, но не слишком возбуждающим интерес.

Я уже начал подумывать, что эти джунгли будут неумолимо тянуться до бесконечности: все то же самое, ничего нового или необычного. Но тут Элкленд указал на что-то впереди:

– Что это?

Первое, что пришло мне в голову, это «Еще более густые заросли, чтоб им пусто было, не так ли?», но при более близком рассмотрении я понял, что он имел в виду. Я подошел поближе к этим ветвистым кущам и отодвинул несколько веток в сторону.

– Это стена, – сказал я, потому что это была именно стена. В правый берег был встроен, врезан кусок стены. Он был сложен из серых каменных блоков и выглядел очень древним, вроде реликта цивилизации инков. Я говорю «серых», хотя, конечно же, блоки состояли из искрящейся смеси черного, серого, синего и белого.

– Да, стена, – сказал Элкленд, отирая потный лоб грязноватой рукой. – Слава богу, мне попался такой опытный и бывалый проводник.

– А что еще тут можно сказать? Стена. Пошли дальше.

Чуть дальше мы обнаружили еще один такой же кусок стены, а еще дальше впереди заметили, что растительность в отдалении вроде как редеет, словно джунгли расступаются. Если я не заблуждался, следующий этап наших приключений будет проходить впереди, на равнине, о чем и сообщил Элкленду.

– Вот и хорошо. Мне уже эти джунгли начали немного надоедать, – ответил он, припечатывая еще одного клопа. Они, кажется, здорово на него накинулись. Эти клопы на меня вроде как не обращают особого внимания: в их насекомом царстве старкозависимых, видимо, держат в узде. А вот Элкленд для них – лакомая цель, так сказать, допаз для насекомых.

Внезапно раздался какой-то звук, и мы стремительно развернулись на месте и уставились в ту сторону, откуда пришли.

– Что это было?

– Думаю, тигр, – ответил я. Звук раздался снова, до его источника было с полмили. – Ага, точно. Тигр.

– Это ведь не слишком, э-э-э, идеальный вариант, не так ли?

– Нет. Хотя интересный. Слушайте. – Когда тигр рыкнул еще раз, сомнений уже не оставалось. Рык был каждый раз точно такой же, словно оцифрованный обрывок звуковой дорожки. – Вполне соответствует антуражу, мне кажется. Оцифрованный тигр в битовом массиве джунглей.

– А его оцифрованные зубы на чьем-нибудь горле – это хорошо или плохо? – спросил Элкленд, пристально вглядываясь в ту сторону, откуда донесся этот рык.

– Вероятно, плохо. Вот я и предлагаю – на сей раз не нужно «подождать и посмотреть».

Мы поспешно двинулись дальше по тропинке, и когда услышали этот рык в следующий раз, он раздался гораздо дальше от нас, чем раньше. Тигр, кажется, продвигался в противоположном направлении, что было хорошо. Элкленд явно испытывал облегчение. Я не открывал шампанское, ничего подобного, но чувствовал себя тоже очень неплохо.

В течение последующих минут тридцати деревья вокруг нас ощутимо поредели. Вверху над головами теперь было почти столько же неба, сколько зелени, а стена справа от нас превратилась в непрерывный массив серого. Сама тропинка последнюю милю или около того шла немного вверх, медленно выводя нас все выше. Оглядываясь назад, я убедился, что эти джунгли являют собой гигантскую чашу сплошной зелени, этакий огромный чан, к бортику которого мы как раз подходили.

Деревьев вокруг становилось все меньше, и вдруг оказалось, что мы теперь шагаем просто по влажному лесу, а не по джунглям. Земля тоже была менее заросшая, сквозь ползучие растения виднелись участки красноватой почвы. Впереди, ярдах в пятидесяти от нас, виднелся какой-то скальный выступ, вроде как фиксирующий границу джунглей, и мы направились прямо к нему. Последний отрезок пути оказался весьма крутым, и к тому времени, когда мы добрались до верха, оба тяжело дышали.

Но дело того стоило. Перед нами расстилалась равнина, плоская и невыразительная, без каких-либо выделяющихся особенностей, если не считать редких кустов и чахлых низкорослых деревьев. В дальнем ее конце, в миле или около того от нас, вверх вздымалась гряда серых скал, наполовину закрывая небо.

Что еще важнее, на равнине стояло здание. Прямо на противоположной стороне, прилепленный к скалам, возвышался замок, возведенный на колонне, сложенной полностью из красного кирпича. Это основание было, наверное, ярдов двадцати в поперечнике, мощная такая колонна, взлетающая вверх примерно на двести метров и сильно расширяющаяся кверху, чтобы должным образом поддерживать замок. Более тонкие колонны, метра два в диаметре, возвышались в четырех углах верхней ее части. Над самой высокой башней замка развевался белый треугольный флаг. Мы остановились, дрожа от усталости, и уставились на замок, пораженно улыбаясь.

– Фантастическое строение, – задыхаясь, произнес Элкленд. – Но мне нравится.

– Это хорошее место, доброе, – сказал я. – Нам повезло. Выскочили. Еще раз.

– Вы знаете, чье оно?

– Нет. Но они меня узнают. Пошли.

Тут прямо позади нас раздался громкий страшный рев.

– Вот дерьмо! – в унисон воскликнули мы, резко оборачиваясь.

Сзади ничего не было.

– Откуда это?

– Не знаю.

Прижавшись спиной к спине, мы медленно повернулись, описав полный круг и пристально глядя в кусты.

– Старк!

– Ш-ш-ш!

Мы перестали крутиться и прислушались. Лишь шуршание сухих листьев говорило нам, что тигр все еще там, где-то в кустах.

– Как он сюда попал?

– Тихо. Ш-ш-ш.

Тигр рыкнул снова, звук исходил из густых зарослей папоротника слева от тропинки. Джунгли снова разрастались вокруг этого места, и быстро: опушка была сейчас всего в десяти ярдах от нас, и всякий раз, когда мы поворачивались в ту сторону, заросли становились все гуще и гуще. Еще один рык, и мы повернулись лицом в ту сторону, встав плечом к плечу.

– И что будем делать?

– Не знаю. Нет, знаю: медленно идем назад, к опушке джунглей.

Сперва мне показалось, что сейчас упадет ночь, потому что из яркого солнечного света мы снова оказались в очень туманном зеленом месиве, но, поглядев вверх, я убедился, что небо снова заслонили ветки деревьев и лианы. Мы все быстрее продвигались назад, но и джунгли не отставали, сдвигаясь и густея вокруг нас. И хотя мы производили немалый шум, продираясь сквозь заросли, шуршание листьев впереди было более чем громкое, а рык, когда мы подошли ближе, стал оглушительным.

– Дрянь дело, – сказал я. – Это не срабатывает. Может, придется действовать по Плану Б.

– То есть?

– Как обычно. Бежать прочь.

– Лично мне это вполне подходит.

Мы одновременно развернулись и бросились бежать.

И тут перед нами возник тигр, самый огромный из всех, каких я когда-либо видел. Ну ладно, не так уж много я их видел, но обычные средние размеры таких зверей мне прекрасно известны, это, так сказать, стандартный, средний размерчик. А вот этот был отнюдь не средний. Это был сущий гигант, очень похожий на восемнадцатиколесный тяжелый грузовик. Его спина возвышалась над землей на пять футов, челюсти были шириной с фут и полны зубов, что вполне могло привести в отчаяние. Его шкура была похожа на ковер из сплошных оранжевых, черных и белых полос. Цвета были все такие же оцифрованные – это, конечно, звучит очень мило, но отнюдь не успокаивает. Это вам не компьютерная графика. Нам было хорошо слышно, как он дышит.

– О господи! – тихо сказал Элкленд, демонстрируя похвальную сдержанность.

Тигр зарычал – и этот потрясающий рык заполнил все джунгли, заполнил весь мир. Я положил руку на плечо Элкленда. Сперва мне показалось, что он стряхнул ее, но потом я понял, что это просто по причине того, что он весь трясется.

– Назад, – тихо сказал я, глядя на тигра и пытаясь определить, что он намерен делать. Дикие животные, особенно вот такие жутко кровожадные типы, несколько непредсказуемы в своем поведении. Они предупреждений не делают, повестку дня заранее не оглашают, они просто действуют, и действуют немедленно. Мы сделали пару небольших, очень осторожных и медленных шагов назад. Тигр сделал один шаг вперед, снова густо зарычав.

– Мать твою!

– Я не думаю, что у вас имеется План В, не так ли?

– Нет, сейчас не имеется.

– Жаль.

Тигр снова рыкнул и сделал еще один шаг вперед. До него теперь было ярда три – дистанция, которую он легко мог преодолеть одним прыжком. Я говорю это, потому что тигр начал приседать на задние лапы, напрягая мышцы – он готовился атаковать. Как далеко он может прыгнуть, казалось в этот момент очень важным и гораздо более относящимся к делу, нежели что-либо другое, о чем я мог сейчас подумать. И тут Элкленд вдруг сказал:

– Эй, кыса, иди сюда.

– Простите? – невольно сказал я, поворачиваясь к нему. Действующий Деятель, все еще трясясь, протянул вперед, навстречу тигру, дрожащую руку, а его почти совершенно зеленое лицо передергивалось от страха.

– Иди ко мне, кыса. Хорошая кыса.

Я оглянулся на тигра и поразился, увидев, что этот зверюга выглядит столь же обескураженным подобным развитием событий, как и я. Он все еще оставался в полуприседе, чуть поводил спиной, готовый к нападению, но тело напряглось и застыло.

– Ко мне, кыса, ко мне.

Тигр еще секунду смотрел на него, потом вдруг сел, аккуратно положив передние лапы прямо перед собой, и склонил голову набок, глядя на нас.

– Хорошо придумали, – сказал я, очень впечатленный всем этим. – Как вы это придумали?

– Да просто вскочило в голову, – прошептал Элкленд. – Ну, и что теперь?

Я сделал один осторожный, просто микроскопический шаг вперед. Тигр сидел как сидел, с любопытством нас рассматривая.

– Проблема в том, – сказал я, – что нам надо бы оказаться по ту сторону от него. Хоть он вроде как и расслабился…

Тут я замолчал и уставился, пораженный. Тигр не просто сидел смирно. Он был мертв.

– Ох, нет, – простонал Элкленд. – Нет, только не это…

А у тигра уже остекленели глаза, они ничего не видели, а его тело тряслось и вздрагивало. Дрожь становилась все сильнее, потом глаза вылезли из орбит, один сразу за другим, на нос потекла кровь и слизь. Красная кровоточащая плоть так и поперла из глазниц, словно вытягиваемая невидимыми крючками, по всему телу вдруг вскрылись зияющие раны, из которых толчками забила кровь, кожа лопалась от непонятного внутреннего давления.

– Он сейчас… – провыл Элкленд. – Он сейчас лопнет…

Внезапно шкура тигра взорвалась и расползлась на части, и настоящая башня сплошного мяса вырвалась из нее вверх, трясущаяся и дрожащая. Она остановилась, достигнув высоты футов в пятнадцать, гротескная, огромная, в сотню раз больше, чем могло бы поместиться в шкуре тигра, она вся пульсировала и исторгала кровь, дергалась, пытаясь в полной тишине принять какую-то форму.

Ночь упала практически мгновенно, полная темнота повсюду, исключая место перед нами, где происходящая метаморфоза отбрасывала жидкий оранжевый отсвет на несколько ярдов вокруг. Ничего оцифрованного тут больше нет, безнадежно подумал я. Это все совершенно реально, в любом смысле. И тут поднялся шум.

– Пошли! – выкрикнул я и ухватил Элкленда, который замер на месте, пораженный ужасом.

– Не могу! Не могу!

– Да нет, можете! Быстрее, пока хуже не стало!

Грубой силой я заставил его оборвать корни и потащил мимо этой горы кровавой плоти. Какая-то шальная, похожая на веревку мышца выскочила из мяса, когда мы проходили мимо, и исходящий от нее жар и запах ударили мне в нос, словно заточенный карандаш, вонзившийся в ноздрю. Элкленд споткнулся в темноте о куст и упал, и я рывком поднял его обратно на ноги.

Я толкал его перед собой, а шум где-то позади нас все нарастал, это был какой-то оглушающий, вибрирующий вой. Мы пробежали с десяток ярдов, спотыкаясь и пролетая несколько шагов зараз, когда звук достиг пика и взорвался, перейдя в рев, по сравнению с которым рык тигра казался бы ничтожным писком, и от него у нас задрожали, завибрировали кости и голова. Элкленд стонал и бормотал что-то неразборчивое, цепляясь ногой за ногу, а его тело, казалось, разваливалось на ходу, и его части, словно свободно связанные друг с другом, дергались и валились в разные стороны.

Все, он кончился. Действующего Деятеля из породы «я-все-могу» больше не было, он исчез, как будто никогда и не существовал вовсе. Элкленд снова превратился в ребенка, в обуянного ужасом пятилетнего детеныша в теле шестидесятилетнего мужчины. Я схватил его за руку и забросил ее себе на шею. Держа за кисть и обняв другой рукой за спину, я потащил его вперед, насколько хватало сил, чувствуя, как мышцы спины напрягаются и тянутся. Рев раздался снова, и на этот раз – трудно в это поверить – он звучал еще громче. Он теперь был везде: позади и вокруг нас, он был внутри нас. Сгибаясь под весом Элкленда, я кое-как поднял и вывернул голову и посмотрел вдаль. В темноте я разглядел замок, причудливо подсвеченный прожекторами снизу, с желтыми пятнами света над поддерживающей его колонной. Он смотрелся сейчас скорее как водонапорная башня, имеющая историческое и архитектурное значение, как некий городской монстр, и я потащил нас дальше, как можно быстрее, напрягая все силы.

Но это было очень медленное продвижение, а замок был еще так далеко! Потом, внезапно, ярдах в пяти перед нами что-то вспыхнуло, осветив тропу яростным ядовито-красным светом, и этот свет, я точно это знал, исходил из дыр в теле того создания, что было позади нас.

– Я ничего не мог сделать, – пробормотал Элкленд. Голова у него моталась, дергалась вверх-вниз, а я все бежал и тащил его. – Не мог я это остановить.

Он не мне это говорил. Позади слышался нарастающий шум, это создание приближалось. Страшный, вселяющий ужас шум. Тот факт, что это был легкий шелест и шорох, тогда как должен был быть сотрясающим землю топотом, делал его еще хуже. Тащить на себе Элкленда становилось все труднее и труднее: он в этом процессе не участвовал, только бормотал, что это не его вина, повторял это снова и снова. Это было так же, как тащить на себе тяжелый мешок с кирпичами, которые не желают двигаться с вами дальше, с кирпичами, которые даже не знают, что вы их тащите. Зарослей впереди нас я не видел, пока не стало слишком поздно. Мы наткнулись на них, споткнулись и полетели куда-то вперед и упали, растянувшись на земле и уткнувшись лицом в твердую каменистую землю. Я тотчас вскочил на ноги, со всей доступной быстротой, чувствуя, как по щеке течет кровь. И оглянулся назад.

Нет, вам этого не понять. И у меня нет никакой надежды, что мне удастся заставить вас увидеть то, что увидел я. Припомните, как это бывало, когда вам было пять и вам приснился дурной сон. Припомните, как вы проснулись и заорали, призывая мамочку, что заставило вас вопить и визжать, срывая глотку, пока в коридоре не зажегся свет и вы не услышали ее шаги, шелестящие по паркету коридора по направлению к вашей двери. Припомните, как вы себя чувствовали, – как будто у вас сердечко вот-вот остановится, как будто вы описались и обкакались, как будто все ваше тело сжалось и застыло и обратилось в камень, в ледяной камень.

Оно было тридцати футов высотой. Оно скакало галопом, как лошадь, но медленно, отвратительно медленно. У него не было шкуры, одни только перекрученные мускулы, которые терлись друг о друга, растягиваясь и сокращаясь, лопаясь и снова соединяясь в одно целое. Создавалось также впечатление, что на нем сидит некий всадник, но это было не так. На его спине просто ворочался некий мокрый красный силуэт, и он вертелся, извивался и дергался и плевался, силуэт, который был трепещущими останками всех тех, кто обижал вас, когда вы были слишком юны, чтобы это запомнить. Это был тот подонок из парка и отчим, злобный дворник и вечно потный дядюшка – все они были вбиты, вмазаны в одно целое и мертвы, но все еще двигались, вырастая в размерах и крутясь, ставшие в смерти безумными, неслись с ревом, от которого у вас огнем жгло внутри черепа и выжигало то, что вы выстроили, чтобы прикрыть память о ваших горестях и несчастьях.

И это было очень скверно.

Я наклонился и ухватил Элкленда за пиджак, вздернув его на ноги, а затем потащил, погнал его снова вперед, собрав все силы, что у меня еще оставались, и вложив их в последний бросок, в последнюю попытку удрать. Далеко впереди раскачивались огни замка, все еще невозможно далеко, а позади раздавался шорох и хруст, который не становился громче, хотя по-прежнему приближался. Я попытался сфокусировать зрение на огнях впереди, попытался представить, что они притягивают нас к себе, попытался пустить себя вплавь по образовавшемуся каналу и тащить за собой Элкленда. Но потом замок мигнул, моргнул и отпрыгнул назад, дальше от нас на добрую сотню ярдов. Пока мы бежали, он снова мигнул, придерживаясь того же ритма, а потом, набирая темп, отпрыгивая все дальше и дальше назад, уходил от нас на все большее расстояние, как бы я ни старался, ни напрягался. Земля под ногами теперь превратилась в глубокую жидкую грязь, и мои ботинки уже набрали на себя по нескольку фунтов этой дряни. С неимоверными усилиями я вытаскивал ноги из липкого месива, и делать это становилось все труднее и труднее, а замок по-прежнему все отпрыгивал и отскакивал назад, пока его огни не оказались в миле от нас, потом в двух милях, потом в сотне миль.

Я взял себя в руки и снова оглянулся назад. Это гнусное существо приближалось, было уже гораздо ближе, чем прежде, мы не убегали, не отдалялись от него. Сбоку были все те же кусты, уже тридцать секунд все те же. Мы не двигались, неважно, с какой скоростью я бежал, а в замке, теперь уже за тысячу миль от нас, гасли огни.

– Элкленд! – заорал я прямо ему в ухо, все еще волоча его вперед. Он продолжал что-то бормотать, с каждым шагом все тяжелее повисая на мне, а лилово-пурпурные пятна на его лице продолжали заметно расползаться, клетка за клеткой. Я снова заорал на него и изо всех сил дал пощечину.

– Я не виноват! – завизжал он, и эти его слова внезапно прорезались сквозь его бормотанье. – Я не мог ей помочь!

– Элкленд! Мы сейчас повернем назад!

– НЕТ!

– Да! Так нужно! Доверьтесь мне!

– Не могу!

– Вы должны! Надо обратиться к нему лицом к лицу, иначе оно пожрет вас!

– Нет!

Он плакал, слезы потоками лились по его лицу, и мне очень не хотелось делать с ним такое, но я знал, что должен сделать именно так.

– Да! – Я резко остановился, сдернул его руку с плеча и развернулся назад. Шорох и похрустывание внезапно сделались громче, теперь это был скребущий, царапающий звук, словно железом по стеклу или как попытка открыть замок-молнию дрожащими руками и в отчаянной спешке. Я снова увидел этого монстра и, едва понимая, что делаю, начал блевать. Попытался развернуть Элкленда, но он застыл в своем ужасе на месте, прочно застыл, как камень. Монстр заревел, и у меня из носу хлынула кровь, пятная землю.

– Повернитесь, Элкленд, черт бы вас взял! – заорал я ему. – Повернитесь же!

У каждого имеется такой особый запас сил, запас, который можно найти, когда иных альтернатив не существует и придумать еще что-то невозможно. Я собрал этот запас и обратил его на Элкленда, рывком развернул его, крича, чтобы он посмотрел, но он плотно зажмурил глаза, да еще и с силой зажал их стиснутыми кулаками. Я кинулся ему за спину, просунул руки сзади ему под мышки, силой отжал его кулаки от лица, а монстр уже жег мне лицо своей близостью и своей вонью. Я закрыл глаза и всадил пальцы Элкленду в глазницы, со всей силой всадил.

– ВЗГЛЯНИТЕ ЖЕ НА НЕГО!

Ответом мне было молчание.

Я открыл глаза. Оно исчезло.

Передо мной стоял Элкленд, закрыв лицо руками, и плакал. Я едва мог его разглядеть, потому что теперь тут не было никакого источника света: сияние исчезло вместе с монстром.

Я протянул руку, чтобы коснуться его плеча, но он отшвырнул ее, и я отступил на шаг назад и опустил голову, тяжело дыша, вдруг поняв, сколько связок и мышц я успел себе порвать, как я пропитался потом, как меня трясет и как мне хочется домой к мамочке.

Я обернулся, поглядел на замок. Он был всего в четырех сотнях ярдов от нас, и прожектора горели по-прежнему, посылая вверх, вдоль кирпичных колонн мощные потоки света. Откинув голову назад, я уставился в ночное небо, туда, куда били лучи прожекторов.

Элкленд стоял напряженно и неподвижно, как статуя, его раскачивало от рыданий, таких незаметных и таких интенсивных, что их и заметить-то было невозможно. Но в данный момент я ничем не мог ему помочь.

Можете говорить что угодно насчет курения, что это скверная привычка, что курение убивает. Знаю я все это, слыхал не раз. И все, что могу сказать в ответ, – это то, что иной раз все эти предупреждения не имеют ровно никакого значения. Если бы я не был заядлым курильщиком, этот момент был бы самым подходящим, чтобы начать смолить. Только вот где здесь, черт побери, можно купить сигарет?!

Глава 14

Пять минут спустя самая худшая часть грозы закончилась. Элкленд все еще стоял спиной ко мне, но теперь был не так напряжен и, судя по его виду, уже не так сильно старался взять себя в руки одним только усилием воли. Он упер руки в боки и слегка осел, расслабился, опустил голову. Я закурил еще одну сигарету из последних оставшихся, сожалея, что у меня нет таких, чтобы были в ярд длиной.

Ничего другого мне по-прежнему делать не оставалось. Вряд ли стоит сочувствовать парню, обнимать его за плечи, когда он только что прошел сквозь такое. Сказать «Эй, расслабься»? Не годится. Монстры в Джимленде все персонального типа. Я пытался вам это объяснить, как-то интерпретировать доступным способом. Монстр, это чудовище, ничего не значило для меня самого, оно даже могло не иметь никакого отношения и к тому, что чувствовал сам Элкленд. Это был монстр Элкленда, а вам ни за что не понять до конца боль и страдания кого-то другого. Когда человек видит нечто в этом же роде, когда у него кишки выворачиваются наизнанку, ему вовсе не нужны утешения кого-то постороннего. Они для него ничего не значат.

Мозг человека как пруд с водой: все время, пока вы растете и стареете, идет дождь, пруд наполняется, становится глубже и выглядит совсем спокойным; лишь иногда какая-то шальная мысль или импульс показывают, насколько он глубок, но это случается редко.

Но внизу, в самой глубине, прямо у дна – там может что-то лежать: нечто, что умерло давным-давно, нечто сгнившее и разложившееся, и оно противоречит первому впечатлению от спокойной поверхности этого пруда. Элкленд только что видел пузыри, поднимающиеся со дна, почувствовал запах разложения, а когда такое случается, вам вовсе не нужно, чтобы кто-то подходил к вам слишком близко, не то они могут тоже учуять этот запах.

Посему вместо утешений я занялся собственными делами и устало вытащил на поверхность мысли о следующем этапе наших похождений. Всегда ведь впереди имеется этот следующий этап, каким бы он ни был, и я как раз такой человек, который всегда об этом размышляет.

В любой другой день, в любое другое время замок, стоящий на незначительном расстоянии от нас, показался бы весьма странным и таинственным. Сегодня же, сейчас он выглядел как неплохое местечко для проживания. Его нижняя колоннообразная часть тянулась строго вертикально вверх на пару сотен футов и, хотя была сложена из кирпича, выглядела так, как будто ей уже несколько сотен, даже тысяч лет.

Сверху на ней, подобно птичьему гнезду, простирался сам замковый комплекс. Он широко расходился в стороны, нависая над краями центральной колонны, и это означало, что нам придется воспользоваться одной из четырех более тонких угловых колонн. Они были не слишком толстыми и большими, и мне подумалось, что мы, вероятно, сумеем взобраться по одной из них наверх. На равнине, где мы сейчас стояли, было абсолютно тихо, сверху до нас не долетало ни звука, но все огни горели, и это означало, что кто-то был дома. Я лишь надеялся, что они не причинят нам никаких неприятностей. Дополнительные беды и несчастья, побочные порции неприятностей нам сейчас были совершенно не нужны.

Сзади раздался какой-то тихий звук, и я медленно обернулся. Элкленд снова кашлянул и тоже повернулся. Он не встречался со мной взглядом, да и потом, еще с полчаса, не предпринимал подобных попыток, а в положении его опущенных плеч читался стыд, который он не мог выразить никак иначе. Правда, его лицо выглядело несколько лучше. Это произошло после того, как он посмотрел на монстра, так что это явление временное. А вообще он выглядел усталым, он выглядел старым. Через минуту он заговорил:

– Вы знаете, что делаете, не так ли?

Я ничего не ответил.

– Я всегда считал, что вся эта болтовня насчет того, что надо посмотреть несчастью прямо в лицо, просто вздор. Выдумки доморощенных психологов-теоретиков.

Я опять ничего не ответил – по целому ряду причин.

– Как бы то ни было, спасибо вам. – И он пожал плечами.

– Кушайте на здоровье. Готовы идти дальше?

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Кристина Барретт умна, талантлива, красива и точно знает, чего хочет от жизни. Она полностью отдаетс...
В двадцать четыре года хорошенькая Мелани Саундфест наконец встретила мужчину своей мечты. Счастлива...
Элисон Эпплберри по прозвищу Ягодка о любви не думает совсем. Печальный пример матери, отдавшей свое...
Дэниэл Эверетт, вице-президент косметической компании, безумно влюблен в свою коллегу, великолепную ...
Шесть столетий назад норвежская красавица Ингебьерг прибыла в Англию, чтобы выйти замуж за родственн...
У скромного бухгалтера Джейн Торп есть сводная сестра Анабелла – автор популярных любовных романов. ...