Дочь палача и черный монах Пётч Оливер
– Августин Боненмайр собственной персоной. Я видел, как его преподобие и эти двое спускались по лестнице. Ха! – Он снова ухмыльнулся, так что показались черные пеньки зубов. – Видимо, повез их к палачу Штайнгадена, а ты так и будешь носиться со своими веревками! Неплохую денежку упустил ты. – Он принялся загибать короткие, толстые пальцы. – Щипцы, потом дыба, дальше их, наверное, повесят, колесуют и только затем сожгут. Или, может, сварят в масле? В общем и целом ты…
Но палач его уже не слышал. Он шагал по дороге на Штайнгаден.
От сарая напротив гостиницы отделились две тени и двинулись вслед за Куизлем. Эти люди в униформе ландскнехтов были обеспокоены. Более того, впервые за долгое время они начинали понемногу паниковать. Лекарь и рыжеволосая женщина каким-то образом от них ускользнули, они потеряли одного своего в драке с этим проклятым монахом, и вся их маскировка пошла теперь псу под хвост! Похоже, надежда теперь оставалась только на этого огромного, неповоротливого палача.
Надвинув на лица широкополые шляпы, они смешались с причитавшими до сих пор августинцами и рабочими и последовали за палачом, который шагал по запруженной санями и повозками дороге в сторону леса.
Быть может, и он доведет их до цели.
Августин Боненмайр закрыл дверь и жестом велел Симону сесть. Лекарь безвольно плюхнулся на скамью. Он был настолько шокирован, что на некоторое время потерял дар речи и расширенными от ужаса глазами разглядывал черного монаха. Тот прислонился к двери и поигрывал кинжалом. Губы Натанаэля скривились в тонкой улыбке, и золотой крест на цепи, словно маятник, раскачивался из стороны в сторону.
Настоятель опустился напротив Симона и Бенедикты, молитвенно сложил руки и поджал губы. В очках и с седыми волосами он походил на сочувствующего учителя, который как раз собирался задать ученикам головомойку, хотя и сам был от нее не в восторге.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – начал он. – Но, очевидно, сам Господь избрал вас для этой роли.
Настоятель снял очки и снова принялся протирать стекла. При этом он избегал смотреть в глаза Симону или Бенедикте.
– Вы действительно привели нас к сокровищу тамплиеров, и христианский мир за это вечно будет вам признателен. Но вы же понимаете, что оставлять вас в живых слишком рискованно. Никто не должен узнать, что сокровище сотни лет находилось в руках еретиков. И то, что мы добились его ценой крови… – Он осуждающе оглянулся на брата Натанаэля. – Что ж, это более чем прискорбно. Нехорошо будет, если подобные обстоятельства всплывут на поверхность. В общем и целом…
– Вы всё это время знали! – перебил его Симон, который снова обрел способность говорить. – Мы с самого начала были всего лишь вашими бездумными слугами, которые приведут вас к сокровищу. В тот раз вы намеренно показали нам здесь договор о продаже, чтобы мы сами во все разбирались!
Настоятель, словно извиняясь, развел руками.
– Я знал, что вы умны и любопытны, Симон Фронвизер. Вместе с палачом вы отыскали вход в крипту и не раз уже доказали, что соображаете быстрее многих других. Вы, как молодой пес, ищущий кость, вынюхиваете и шарите в каждом углу. Я это оценил. – Он снисходительно улыбнулся. – Когда вы приехали в Штайнгаден, сначала я не хотел показывать вам документ. Но потом подумал: почему бы не позволить псу откопать кость? Мои собратья постоянно держались поблизости от вас. Вот только палач был для меня слишком опасен. Поэтому я позаботился о том, чтобы он занимался другими делами.
Симон тяжело вздохнул.
– Так это вы поручили секретарю Лехнеру, чтобы он отправил Куизля выслеживать разбойников!
– Не совсем так. Но результат превзошел всякие ожидания, так ведь? – Настоятель довольно взглянул на них сквозь теперь уже кристально чистые стекла очков. – Разбойники на эшафоте, сокровище у нас в руках, да и город еще немного заработал.
Теперь, похоже, и Бенедикта оправилась от потрясения.
– И на похороны моего брата вы… – сказала она и гневно уставилась на настоятеля. – Вы явились только для того, чтобы проверить, насколько мы продвинулись в поисках. А на брата моего вам было плевать!
Боненмайр взглянул на нее чуть ли не с грустью.
– Вовсе не так. Смерть вашего брата, как я уже говорил, крайне прискорбна. Я хотел оказать ему последние почести, он это заслужил, – настоятель улыбнулся. – Кроме того, я решил, что смогу немного отвлечь Симона от наших деяний, сделав главной подозреваемой сестру Коппмейера.
Бенедикта вскочила, словно хотела вцепиться настоятелю в горло.
– Вы – проклятый…
Симон усадил ее на стул, прежде чем брат Натанаэль успел шагнуть к ней с занесенным кинжалом.
– Интрига вам почти удалась, – заметил лекарь, убедившись, что Бенедикта успокоилась. – Какое-то время я действительно подозревал, что Бенедикта отравила собственного брата. Я и предположить не мог, что за убийством стоит настоятель Штайнгадена!
Боненмайр сокрушенно покачал головой.
– Приказ устранить пастора церкви Святого Лоренца как опасного свидетеля поступил из Аугсбурга, с самого верха. Не от меня! Когда Андреас Коппмейер во время ремонта обнаружил крипту, он написал письмо епископу. Только так мы узнали, что сокровище объявилось вновь. Я бы, наверное, выбрал иной путь. Но епископ счел за лучшее обеспечить полное молчание. Коппмейер был хорошим священником, но, к сожалению, любил сболтнуть лишнего. Слишком велика была опасность, что и другие узнают об этой тайне. Все-таки Коппмейер и сестру успел в нее посвятить. Нам пришлось положить конец этому безобразию. Поймите же!
– И кто за всем этим стоит? – спросил Симон сиплым голосом. – Епископ? Или есть кто-то еще?
Боненмайр тихо засмеялся. Его глаза холодными бриллиантами сверкнули за стеклами очков.
– Нас много. По всем христианским землям, от простых монахов и вплоть до епископов. Наших имен не знает даже папа, однако мы занимаем высшие посты в Ватикане. Мы боремся против распространения ереси и оберегаем ценности христианства от разрушения. Слишком долго мы наблюдали, как лютеране, кальвинисты, цвинглиане, гуситы и кто там еще оскверняли наши святыни и реликвии! – Он вскочил и принялся расхаживать вдоль полок, заставленных книгами и пергаментами. – Это отребье! Они ссылаются на Десять первых заповедей, но на самом-то деле являются не более чем кучкой преступников! Эти сатанисты переплавляют священное золото в монеты, топчут алтари и сжигают мощи наших святых!
Лицо его стало багрово-красным, а очки начали запотевать. Боненмайр закрыл глаза и медленно выдохнул, в конце концов на губах его снова заиграла улыбка.
– То, что мы так неожиданно получили известие о величайшем сокровище христианства, да к тому же в письме простодушного пастора, есть божественное знамение. Господь хочет, чтобы мы в скором времени вступили в величайшую священную войну. Сокровище здесь! Прямо перед глазами! – Боненмайр остановился и воздел руки к небу. – Оно украсит нашу церковь. В Штайнгаден хлынут наконец толпы паломников! Здесь, в Пфаффенвинкеле, возникнет второй Сантьяго-де-Компостела! Я уже получил от епископа согласие, что здесь будет храниться по меньшей мере часть сокровища.
Настоятель вытянул руку в благословении и с улыбкой приблизился к Симону и Бенедикте.
– Вы помогли нам снова найти его и вернуть в лоно церкви, – прошептал он. – И заслужили этим вечное признание. Я уверен, Господь присмотрел для вас особое место на небесах.
– По мне, так хоть в ад отправляйтесь, я на небеса пока еще не собираюсь! – крикнула Бенедикта и устремилась к выходу.
Она распахнула дверь, бросилась наружу и врезалась в двух кряжистых послушников, которые все еще дежурили у выхода. В плечо ее вцепились крепкие пальцы Натанаэля, и монах втащил Бенедикту обратно в библиотеку. Он царапнул ее кинжалом по горлу, и по шее женщины стекла тонкая струйка крови.
– Вы позволите?.. – спросил Натанаэль, но настоятель покачал головой.
– Не сейчас. Сначала я хочу получить сокровище. Оставим их здесь, в библиотеке. Окно слишком узкое, чтобы сбежать, а на двери крепкий замок. Займемся ими позже.
Симон предпринял последнюю отчаянную попытку.
– Послушайте, ваше преподобие! Вы совершаете ошибку. Нас хватятся. Палач Шонгау наверняка уже ищет нас…
– Палач Шонгау? – перебил его Боненмайр и тихо засмеялся. – Не думаю. Никто не знает, что вы здесь. А если даже ищет… – Он сделал вид, что задумался. – Как знать, может, я передам вас августинцам Роттенбуха. Тогда Куизль сможет вас колесовать и четвертовать. Справедливое наказание за осквернение мощей святого Фелициана, не думаете?
– Мы можем молчать! – воскликнула Бенедикта. – Что касается сокровищ тамплиеров, забирайте деньги себе. Нам они все равно не нужны, слишком много на них крови.
– Деньги? Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами? – Настоятель взглянул на них с изумлением и сокрушенно покачал головой. – А я-то считал вас умнее. Вы меня разочаровываете.
Покачивая головой, Боненмайр вместе с братом Натанаэлем вышел из библиотеки. Дверь с грохотом захлопнулась на замок, и Симон с Бенедиктой уставились на высоченные полки, заставленные пыльными книгами, фолиантами и пергаментными свитками.
Моя могила, подумал Симон.
Он задумался о том, что значило последнее замечание настоятеля.
Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами?..
Что-то в его сознании рвалось наружу. Симон вдруг уверился, что на руках у него теперь были все части головоломки. Осталось лишь правильно собрать их воедино.
Второй Сантьяго-де-Компостела… толпы паломников в Штайнгадене… сокровище христианства…
– Ну конечно! Вот она, разгадка!
Лекарь вскочил и принялся шарить по бесчисленным полкам в поисках нужной книги.
Если уж ему суждено умереть, то он решил хотя бы узнать, за что.
Едва ли не сразу за пределами Роттенбуха Куизль почувствовал, что за ним следят. Он свернул с широкой дороги и двинулся по узкой тропинке, о которой знали лишь немногие посвященные. И все же палач был не один.
Сначала возникло знакомое чувство между лопатками; к нему прибавился тихий шорох в ветвях, а с деревьев, которых палач не задевал, то и дело срывались небольшие горсти снега. Все вместе пробудило инстинкты Куизля; люди за его спиной были хороши – но недостаточно.
Палач резко свернул с дорожки, двинулся к сухим засыпанным снегом кустам ежевики и скрылся в зарослях. Перед ним открылась звериная тропа, незаметная снаружи. Якоб притаился между кустами и замер. Годы, проведенные в лесу за охотой или в поисках трав, научили его сливаться с окружающей природой. Если благоприятствовал ветер, палач мог таким образом подпустить к себе вплотную косулю и ребром ладони сломать ей шею.
По шороху Куизль понял, что мужчины приближались к нему. Они двигались почти бесшумно, и только тихие шаги выдавали, что один из них вошел в заросли, а второй двинулся в обход. Значит, он сможет достать их по очереди, одного за другим. Палач ухмыльнулся.
Небольшое преимущество…
Куизль стиснул полированную дубинку, с которой никогда не расставался, и стал дожидаться, когда мимо него проберется первый мужчина. Наконец он его увидел. Незнакомец крался, пригнувшись, по звериной тропе и внимательно осматривался по сторонам; в правой руке он держал заряженный пистолет. Широкополая шляпа с перьями и яркий сюртук под изношенным плащом выдавали в нем бывшего солдата. Бородатого ветерана, закаленного в бесчисленных боях и наделенного силой и хитроумием человека, с малых лет привыкшего к смерти. Такого, каким был и сам Куизль.
Палач дождался, когда ландскнехт пройдет мимо него, и ударил его по руке дубинкой.
Человек оказался проворным. В последний момент он, вероятно, уловил краем глаза движение сбоку. Солдат, выругавшись, откатился в сторону и одновременно направил пистолет в сторону палача. Тишину разорвал выстрел, Куизль почувствовал жгучую боль в щеке, но задумываться об этом не было времени. Он с грозным рыком бросился на противника, который отбросил бесполезный теперь пистолет и выхватил шпагу. Однако густые заросли не давали ему толком ударить, он несколько раз попытался уколоть палача, а потом выпрыгнул из кустов. Куизль в последний раз успел врезать ему по лопатке, прежде чем солдат скрылся из виду.
Палач выругался. Все его преимущество пошло прахом – теперь оба солдата стояли снаружи, а он, как загнанный в теснину кабан, сидел в своем укрытии. Якоб слышал, как они пыхтели перед зарослями, сквозь ветви виднелись их силуэты. По раздавшемуся щелчку Куизль понял, что один из них взвел арбалет, а второй, похоже, заново набивал пистолет порохом.
Нужно выходить. Иначе они расстреляют меня, как бешеную псину…
Не задумываясь больше ни на секунду, Куизль зарычал и рванулся из кустов. С окровавленным лицом, в рваном, забрызганном грязью плаще, он в это мгновение действительно походил на разъяренного кабана. От его страшного крика солдаты на секунду оцепенели, и эта секунда замешательства вышла Якобу на руку. Человек с пистолетом отбросил оружие и судорожно потянулся за шпагой. Второй не успел толком поднять арбалет, и болт с визгом полетел в землю и застрял в сапоге палача, что разозлило Куизля еще больше. Он налетел на них и врезал дубинкой одному из разбойников в живот. Тот согнулся, словно поваленное дерево. Палач размахнулся и обрушил дубинку на голову противника. Раздался треск, словно кто-то расколол лесной орех.
Куизль повернулся ко второму разбойнику. Тот, размахивая шпагой, пытался удержать палача на расстоянии. Клинок со свистом рассекал воздух, солдат метался в разные стороны, колол шпагой и снова отскакивал. Одним из таких выпадов он задел плечо Якоба и разорвал ему плащ, однако палач вовремя увернулся. Когда разбойник замахнулся для очередного удара, палач внезапно пригнулся, поднырнул под шпагу и оказался прямо перед противником.
– Проклятый ублюдок, больше тебе не водить меня за нос.
Куизль влепил ему две столь увесистые оплеухи, что бедняга, словно мешок соломы, рухнул на землю.
Через некоторое время незнакомец очнулся, связанный по рукам и ногам; голова его раскалывалась от боли. В нескольких шагах от себя он увидел Куизля, сидевшего перед небольшим костром. Языки пламени отбрасывали на палача красноватые тени. По лицу его широким ручьем текла кровь: Куизль стиснул зубы и зашивал рану на щеке.
Заметив взгляд пленника, палач ухмыльнулся.
– Неплохой будет шрам, – сказал он. – Но это ничто по сравнению с теми шрамами, которые получишь ты, если не выложишь все как есть.
Он едва заметно кивнул в сторону костра. Пленник покосился на огонь, и взгляд его остановился на огромном охотничьем ноже, клинок которого докрасна раскалился среди углей.
И разбойник решил говорить.
Магдалена бежала по темному коридору прочь от подземной часовни. Ей попалось несколько ступеней, проход поднимался немного вверх. Внезапно она выбежала к перекрестку и резко остановилась – вправо и влево от основного коридора уходили низкие туннели. Во мраке мерцал слабый свет факелов.
Где она оказалась? Какой проход выбрать?
Неожиданно девушка решила свернуть налево. Проход изгибался и всего через несколько шагов выводил в каменную келью, выложенную грубо вытесанными блоками. Комната имела почти идеально квадратную форму, по стенам ее тоже горели факелы, а в центре стояли два саркофага. На надгробных плитах изображены были рыцари с мечами и в полных латах. Магдалена осторожно приблизилась к тяжеленным гробам.
Может, ее держали в очередной усыпальнице тамплиеров?
Она обнаружила мраморную табличку, установленную внизу у надгробия, только когда ударилась об нее ступней. Магдалена тихо выругалась и попрыгала на одной ноге. Когда боль наконец стихла, она не без труда перевела витиевато украшенную надпись на довольно устаревшей форме латинского.
Под этой доской покоятся бесценные останки великого и могущественного князя Баварии Вельфа Шестого и его не менее добродетельного сына, Вельфа Седьмого.
Магдалена задержала дыхание. Очевидно, она находилась в усыпальнице Вельфов – могущественного рода, который, насколько она знала, в давние времена правил Баварией. Следовательно, часовня, где ее держали, была здешней надгробной капеллой! Вот только Магдалена понятия не имела, где располагалась усыпальница Вельфов. В Мюнхене? Или в Нюрнберге?
А может… в Аугсбурге?
Только теперь девушка обратила внимание на тихий гул, шепот и пение, подобное тому, какое она слышала под собором Аугсбурга. После того как ее глаза привыкли к темноте, она смогла различить слабый проблеск под потолком. Свет падал в щель, образованную вокруг прямоугольной плиты. Оттуда же проникали голоса. У Магдалены бешено заколотилось сердце. В считаных метрах над ней были люди, которые могли ей помочь! Вероятно, монашеский хор; или прихожане тянули прощальную песнь во время мессы. Магдалена собралась уже позвать на помощь, но потом вдруг остереглась.
Что, если над ней очередное собрание этих безумцев? Тайная встреча ордена фанатиков и убийц, во главе которого стоял епископ Аугсбурга…
Магдалена решила пока помолчать и проверить для начала остальные проходы.
Вернувшись к перекрестку, она впервые услышала шум.
Со стороны часовни доносился едва уловимый шорох, словно там что-то шаркало и скреблось. Магдалену охватил ужас. Брат Якобус разве не умер? Или, может, это его призрак, который теперь следовал за ней? Магдалена встряхнула головой, как после кошмарного сна.
Тебе уже призраки мерещатся, вот и все…
В этот раз она выбрала правый туннель. После нескольких изгибов тот вывел ее к витой лестнице, которая чуть ли не отвесно взвинчивалась вверх. Позади нее снова послышался шорох. Магдалена решила не обращать на него внимания и, перескакивая по нескольку ступенек зараз, взбежала по лестнице.
Наверху та упиралась в дощатую стену.
Снова тупик? Магдалена встала и прислушалась. Снова раздался этот шорох, теперь она слышала его вполне отчетливо. Внизу что-то взбиралось по лестнице, переползало, шаркало и прерывисто сопело, словно крупное, грузное животное. Магдалена в отчаянии прижалась к стене, за которой слышались приглушенные голоса. Постучаться? Позвать на помощь?
Еще ни разу в жизни дочь палача не испытывала такого ужаса. Впереди ее, вероятно, поджидали эти безумцы, а сзади взбиралось по лестнице нечто сопящее и ползучее. Полная отчаяния, она съежилась и прижалась к стене, словно в ней могла спрятаться.
Что-то затрещало.
Стена начала со скрежетом заваливаться вперед, и Магдалена под оглушительный грохот провалилась в находившуюся по соседству комнату. С потолка посыпались щепки и прямоугольной формы обломки.
Когда пыль наконец улеглась и Магдалена подняла голову, она не знала даже, плакать ей или смеяться.
– Ради всего святого, что вы там делаете?
Бенедикта в недоумении наблюдала, как Симон расхаживал вдоль бесконечных полок, взгляд его скользил по бесчисленным томам монастырской библиотеки.
– Я ищу книгу.
– Ну замечательно! Настоятель Штайнгадена ставит нас перед выбором, быть нам зарезанными его прислужником или же лезть в петлю к палачу Шонгау, а господин лекарь ищет какую-то книгу!
Симон остановился на мгновение.
– Не какую-то книгу, а вполне определенную. У меня есть одно предположение. Если мы выясним наконец, что, собственно, этот настоятель разыскивает, то у нас хотя бы появится возможность… А, вот она! – Он вытянул с одной из нижних полок пухлый том в кожаном переплете. – Я знал, что в монастыре, подобном этому, должна быть такая книга. Теперь посмотрим, прав ли я…
Бенедикта с любопытством заглянула ему через плечо.
– Могу я узнать, что вы ищете?
Симон принялся торопливо перелистывать страницы.
– Это учение об истории Животворящего креста, «De Sancta Cruce» иезуита Франсиско де Борхи. В библиотеке Якоба Шреефогля тоже есть такая книга. Я уверен, здесь мы сможем найти что-нибудь…
Он открыл следующую страницу, и взору их предстали всевозможные кресты. Бенедикта узнала византийский крест, косой андреевский крест и восьмиконечный мальтийский крест. Нашелся среди них даже крест тамплиеров. В самом низу нарисован был еще один. Увидев его, Бенедикта затаила дыхание.
На кресте две поперечины. Верхняя перекладина короче нижней. Крест оказался в точности таким, какой носил на цепи брат Натанаэль и которым было украшено кольцо настоятеля.
– Крест Каравака, – прошептал Симон. – Известный также как Патриарший или Испанский. Верхняя поперечина олицетворяет табличку с надписью INRI[37] с креста, на котором распяли Иисуса. Его носят архиепископы. По преданию, когда-то во время сражения с маврами его спустили с небес два ангела.
Бенедикта взволнованно закивала.
– Наверняка это и есть символ их странного братства. Но почему?
Губы Симона растянулись в ухмылке.
– А теперь-то и начинается самое интересное! В истинном кресте Каравака содержится, как известно, частица с креста Иисуса. Я задался вопросом, с чего бы их ордену выбирать такой вот опознавательный знак. И пришел к выводу, что объяснение может быть только одно…
– Они ищут распятие Иисуса, – выдохнула Бенедикта. – Конечно! Настоятель и его молодчики разыскивают Животворящий крест! Величайшее сокровище христианства! Никакого золота, серебра или драгоценностей… а всего лишь чертов трухлявый крест… – По лицу ее пробежала тень разочарования. – Насколько я знаю, есть сотни таких вот частиц, взятых якобы со Святого креста. В каждой деревенской часовне имеется такая щепка, из них целый город выстроить можно! И этот бесполезный крест – лишь один из многих… – Она вздохнула. – Только время впустую потратили.
Симон покачал головой и открыл следующую страницу.
– Не думаю. Я уже листал эту книгу у Шреефоглей, и одно место мне особенно запомнилось. Взгляните…
Он указал на отрывок текста с иллюстрацией и зачитал хриплым голосом:
– Елена, мать императора Константина, нашла Животворящий крест и велела выставить его в Иерусалиме. Но крест выкрали Сасаниды, и прошло много лет, прежде чем его снова вернули в святой город. С тех пор крест брали с собой в каждую битву с неверными, и существовал особый отряд, должный оберегать эту могущественную святыню от новых посягательств…
– Тамплиеры! – воскликнула Бенедикта. – Этот крест и есть сокровище тамплиеров!.. – Она задумалась. – Но с чего вы решили, что наш крест настоящий? Не исключено, что это просто две трухлявые дощечки, которые ничем не отличаются от других подделок.
Симон перевернул еще одну страницу. Им открылось яркое изображение: два рыцаря вступали в битву верхом на одном коне, а далеко впереди кто-то нес перед воинами большой крест. Лекарь кивнул на изображение.
– Битва при Хаттине, – прошептал он. – Крест брали и туда. В том сражении, в 1187 году, сарацинский правитель Саладин одержал победу над армией крестоносцев. Погибли десятки тысяч христиан, и среди них смерть нашли сотни тамплиеров. С пленников живьем сдирали кожу…
Откуда-то послышался стук. Симон замолчал, но звук больше не повторялся, и после секундного замешательства лекарь заговорил дальше.
– С битвой при Хаттине начался упадок империи крестоносцев. В том же году пал Иерусалим. Но хуже всего было то, что в том сражении христиане утратили Святой крест! Говорят, тамплиеры закопали его во время битвы в песок, чтобы потом забрать. Но крест так и не нашли.
– И вы думаете, что тамплиеры его где-то спрятали? – спросила Бенедикта.
– Я так не думаю, я это знаю. – Симон широко улыбнулся. – Вот уже несколько дней я гадаю, где же слышал имя магистра Фридриха Вильдграфа. Теперь, когда речь зашла о Животворящем кресте, я вдруг вспомнил.
– И? – спросила Бенедикта. – Говорите же!
Симон удовлетворенно захлопнул толстый фолиант и вынул из-под сюртука маленькую книжку о тамплиерах, которую ему одолжил Якоб Шреефогль.
– В книге Вильгельма фон Зеллинга тоже упоминается битва при Хаттине, – прошептал он и стал перелистывать грязные, испещренные каракулями страницы. – Всего лишь заметка на полях, прежде я не обращал на нее никакого внимания. В ней указаны некоторые имена сражавшихся. Как в любой армии есть знаменосец, так же и у тамплиеров был особый человек, который нес Святой крест.
Он заулыбался и намеренно выдержал долгую паузу.
– В битве при Хаттине этим человеком был некий Карл Вильдграф. На что угодно готов поспорить, что Фридрих Вильдграф – его прямой потомок.
Мгновением позже раздался скрежет, и на них рухнул стеллаж. Симон уставился на хлынувшую на него волну книг, затем в лоб ему врезался особо увесистый том, и лекарь повалился на пол. На него продолжали сыпаться книги, пока мир вокруг не погрузился во мрак вперемешку с буквами.
Магдалена пробралась через внезапно открывшийся проход и, вытянув вперед руки, ринулась в неизвестность. Вокруг гремело, скрежетало, и что-то падало с приглушенным шумом. Когда она снова открыла глаза, взору ее предстала просторная комната, заставленная книжными стеллажами. Один из них обвалился вместе с содержимым и освободил таким образом проход. Пыль осела густым облаком на пол, и за ней посреди комнаты показалась гора из сваленных книг.
Гора эта шевелилась.
Магдалена схватила книгу потяжелее и приготовилась к самому худшему. Кто бы ни вылез из этой кучи, она уж точно отправит его на тот свет «Симпозиумом» Платона.
Из груды книг показались две головы. Магдалена зажмурилась и снова открыла глаза.
Я сплю… Мне все это снится…
Из книжной кучи выбрались Бенедикта и как мел бледный Симон. По лицу лекаря со лба стекал тонкий ручеек крови. Оба они, покрытые пылью, гипсом и кусочками пергамента, выглядели так, словно восстали из мертвых.
«Симпозиум» выскользнул у Магдалены из рук, колени ее подогнулись, и она схватилась за полку рядом. Когда Симон наконец разглядел в проходе дочку палача, у него отвисла челюсть.
Долгое время все трое молчали.
– Ты?.. – в конце концов выдавил из себя Симон.
Магдалена с трудом выпрямилась, окинула их гневным взглядом и, скрестив руки, встала перед горой.
– Да, я. И что, скажи на милость, ты делаешь здесь с этой стервой?
Магдалена пережила плен и отравление, ее, словно живого покойника, возили в гробу, она спасалась по коридорам от полоумного монаха. Вся ее жизнь в эти дни состояла из разрозненных отрезков. И бледный, покрытый кусками пергамента Симон стал единственно реальным видением, представшим перед ней за последнее время. Она позабыла все пережитые страхи и срывала на лекаре и Бенедикте накопившуюся злобу.
– Что вы здесь делаете, я спрашиваю?! – бушевала она. – Один раз стоит уйти из дома, а он уже развлекается у меня за спиной с этой смазливой девкой из Ландсберга!
– Магдалена, – тихо и насколько мог примирительно проговорил Симон. – Бенедикта не смазливая девка, и мы здесь не развлекаемся, а совсем наоборот. Нас заперли в библиотеке Штайнгадена, мы осквернили святые реликвии, и в скором времени нас либо зарежут, либо колесует твой отец. Поэтому скажи лучше, что ты здесь делаешь!
Голос Симона становился все громче. Магдалена смотрела на него расширенными глазами, и услышанное нехотя пробивалось в ее сознание.
– Библиотека… Штайнгадена?
Бенедикта кивнула.
– Мы заперты в монастыре Штайнгадена. – Она кивнула на проход за спиной Магдалены. – Но, судя по всему, у нас теперь есть хотя бы путь к спасению. Надо как можно скорее…
– Подождите минутку, – окликнул ее Симон. – Вы же видите, ей нужно немного успокоиться. К тому же неплохо узнать, что нас там ждет.
Лекарь шагнул к Магдалене и сжал ее руку. Он почувствовал ее бешеный пульс; дрожь, охватившая все ее тело, отступала очень неохотно.
Магдалена села на кучу книг, медленно вздохнула и начала рассказывать.
14
Якоб Куизль стремительными шагами мчался к монастырю. Солдат быстро ему во всем сознался, так что палачу не пришлось полосовать ему спину раскаленным ножом. Он выжег на правой щеке разбойника виселицу, наградил пинком под зад и отправил на все четыре стороны. Тело второго солдата с проломленным черепом палач оставил животным на растерзание.
Куизль еще раз обдумал все то, о чем срывающимся голосом и выкатив от ужаса глаза рассказал ему пленник у костра. Палач, в общем-то, и так уже знал обо всем по сведениям, полученным от бургомистра и Шеллера. Оставались неясными лишь некоторые детали, однако теперь все сложилось в единую картину. Куизль перешел на бег. Симону грозила опасность; необходимо предупредить этого умника лекаря, и как можно скорее! Оставалось только надеяться, что еще не слишком поздно.
Обходя по узкой дороге застрявшие в мокром снегу повозки и обгоняя закутанных прохожих, Куизль ломал голову над тем, что же такого могло произойти в Роттенбухе и какую роль при этом сыграли Симон с Бенедиктой. Каким образом настоятель умудрился их оттуда забрать? Роттенбух не относился к общине премонстрантов. Если лекарь и торговка повинны в каком-либо преступлении, то их вплоть до самого процесса следовало держать там. Но этот Боненмайр, очевидно, некоторым образом все же сумел настоять на своем.
Куизль преодолел последний перелесок и вышел наконец к монастырю Штайнгадена. Вокруг уже сгустились сумерки, с вечернего неба мягкими хлопьями сыпал снег. Так же, как и в Роттенбухе, у стен монастыря высились строительные леса с подъемниками, в вырытых всюду котлованах до самых краев лежал снег. Лишь изредка навстречу палачу попадались одинокие каноники, погруженные в молитву, в белых туниках они были практически не различимы за снежной завесой. Премонстранты спешили на вечерню, о которой возвещал низкий колокольный звон.
Из-за прошедшей снежной бури строительство, похоже, стояло уже несколько дней. Взглянув на голые стропила будущей гостиницы, Куизль понял, что Симон и Бенедикта, если они вообще были здесь, разместились в самом монастыре. Он решил постучаться в ворота: возможно, келарь сможет рассказать ему больше.
Куизль уже двинулся к высокому оштукатуренному строению, и в это мгновение всего в нескольких шагах справа отворилась дверь одного из флигелей. Оттуда вышли несколько человек, едва различимых в густом снегу.
Палач замер, чтобы пропустить процессию на некотором расстоянии от себя. Он прищурил глаза, но в сумерках едва смог разглядеть проходивших мимо него людей. Впереди, как ему показалось, шел Августин Боненмайр – Куизль узнал его по пурпурному поясу, который выдавал в нем настоятеля. В отличие от всех остальных на нем была белая шляпа, которую он придерживал рукой от ветра. Следовавшие за ним двое широкоплечих монахов тоже одеты были как премонстранты. А вот третий кутался в черную рясу с капюшоном. Он шел легкой, пружинистой походкой; под тканью, несмотря на его низкий рост, проглядывали крепкие мускулы. Своей манерой двигаться и при этом внимательно озираться по сторонам он напоминал палачу хорька.
Крайне злобного и очень опасного хорька, подумал Куизль.
От его наметанного глаза не укрылось, что человек этот проводил свою жизнь не только за молитвами и переписыванием книг.
В тот миг, когда черный монах проходил всего в нескольких шагах от палача, он вдруг обратился сиплым голосом к настоятелю:
– Надо было убрать их. Этот лекарь тот еще хитрец, он везде лазейку найдет. И эта баба…
– Помолчи, – перебил его Августин Боненмайр. – Лучше обрати свое сердце к величайшему сокровищу христиан. Совсем скоро мы встанем перед ним. Все остальное может подождать.
Куизль вздрогнул. Он узнал голос монаха! Он слышал его тогда, в крипте под церковью Святого Лоренца, этот необычный сиплый хрип с чужеземным акцентом. Слышал совсем немного, но и этого хватило, чтобы он навсегда врезался в память.
Куизль попытался слиться с окружающей обстановкой и сгорбился за снежным заносом. Но палач был слишком высоким, и его широкополая шляпа осталась на виду. Внезапно одетый в черное монах развернулся в его сторону. Он, казалось, замер на одном месте и сквозь снеговую завесу сверлил палача взглядом. Куизль медленно отвернулся в сторону и понадеялся, что монах видел его так же плохо.
Шаги по скрипучему снегу начали отдаляться, голоса стали затихать и в конце концов совсем смолкли.
Куизль подождал несколько мгновений и затем двинулся вслед за группой. Его плащ покрывал тонкий слой снега, потому монахи не заметили белого, едва различимого гиганта, который, бесшумно ступая, следовал за ними во тьме.
Когда Магдалена закончила свой рассказ, на несколько мгновений повисла тишина.
– Чтобы епископ Аугсбурга был предводителем тайного братства, которое шагает по трупам и расхищает святыни… – Симон покачал головой. – Да ко всему прочему настоятель Штайнгадена в числе его приспешников… В это не поверит ни один суд в мире! – Он оглянулся на маленькое зарешеченное окошко, за которым уже сгустились сумерки. – Да и пусть их, нам все равно недолго осталось. Боненмайр, небось, уже в часовне и претворяет в жизнь свою величайшую мечту. А потом этот монах учинит над нами быструю расправу…
Лекарь в двух словах рассказал Магдалене о том, что им удалось выяснить. В итоге он указал на каменную арку, которая обнаружилась за обвалившимся стеллажом.
– Это, видимо, старый потайной ход, ведущий к склепу Вельфов. Его, судя по всему, давно уже никто не использует. Там наверняка должен быть еще один выход, иначе тот монах не смог бы каждый день приносить тебе еду.
Он взглянул на Магдалену и кивнул на проход.
– И ты думаешь, там что-то прячется?
Магдалена кивнула и еще раз посмотрела на проход в стене. Оттуда в комнату задувал холодный спертый воздух. Еще видны были несколько ступеней витой лестницы, а дальше все окутывал мрак.
– Да пускай там хоть сам сатана шастает, – проговорила Бенедикта. – Нам придется спускаться. Иного выхода у нас нет! – Она вынула из-под одежды маленький пистолет и принялась набивать его порохом. – По крайней мере, благочестивый настоятель не стал заглядывать мне под юбку. Так у нас есть хоть возможность выстрелить.
Она усмехнулась и направила заряженный пистолет на Магдалену, прежде чем снова спрятать его под одежду.
Симон шагнул к проходу и заглянул в глубину.
– Там внизу есть факелы? Ничего не могу разглядеть.
Магдалена встала рядом с ним.
– Странно, – пробормотала она. – Вообще, хотя бы один факел отсюда должен быть виден. Они на равных промежутках торчали в стене. Кто-то их, значит, затушил…
– Или их задул ветер, – сказала Бенедикта и огляделась вокруг. – Как бы то ни было, нужно на всякий случай взять несколько из них.
Она ухватила пару книг потолще.
– Что вы задумали? – воскликнул Симон. – Вы же не собираетесь…
– Этим страницам сотни лет, они превосходно будут гореть, – перебила его Бенедикта. – Если держать за корешок, то получится замечательный факел.
Симон в ужасе показал на книгу в руках Бенедикты.
– Но это же «Исповедь» Августина! Да еще с комментариями! Грешно сжигать такую книгу!
Бенедикта бросила ему труд объемом в сотни страниц, а сама взяла еще четыре книги.
– Этого должно хватить. Вы, конечно, можете пробираться в темноте, пока кто-нибудь сзади не перережет вам глотку. – Она шагнула к проходу. – А теперь за мной. Пока настоятель не вернулся.
В следующее мгновение Бенедикта скрылась во тьме.
У Августина Боненмайра нервы были на пределе. Он в очередной раз сорвал с носа очки и принялся яростно их протирать.
– Он должен быть здесь! Ищите дальше! – Настоятель прищурил маленькие глазки, словно мог таким образом лучше ориентироваться в темноте. – Крест где-то у нас под ногами!
Вместе с братом Натанаэлем и послушниками Йоханнесом и Лотаром его преподобие отправился прямиком из библиотеки в часовню Святого Иоанна на поиски каких-нибудь указаний, потайной комнаты – чего угодно, что привело бы их к Святому кресту. И вот они уже целый час простукивали стены и разыскивали хоть какой-то знак, но до сих пор натыкались лишь на холодные стены. Августин Боненмайр еще раз огляделся по сторонам, силясь понять, что они сделали не так.
Часовня представляла собой небольшое, возведенное из песчаника строение с алтарем Девы Марии у восточной стены. Круглая форма часовни, придававшая ей сходство с замковой башней, должна была напоминать о храме Гроба Господня в Иерусалиме. Над входом, между Богородицей и Иоанном Крестителем, восседал Христос. Возле двери притаились на каменных плитах два льва.
И больше в часовне ничего не было. С уст Боненмайра сорвалось тихое проклятие.
Под его руководством монахи уже пытались сдвинуть фигуры святых и приподнять плиты со львами. Они простучали все стены и осмотрели полы в поисках потайных дверей или люков. Проверили даже сводчатый потолок часовни.
И теперь начали все с самого начала.
Настоятель кричал и ругался, пинал по алтарю, но и это ничем не помогало. Часовня Святого Иоанна надежно хранила свою тайну.
– Наследие тамплиеров под кровом Крестителя в могиле Христа, – взволнованно прошептал Боненмайр. – Решение к загадке здесь! Должно быть здесь, в этой часовне! Эти проклятые тамплиеры…
Он прикусил губу и медленно выдохнул.
– Мы сломаем пол, – сказал он наконец.
Брат Йоханнес прекратил простукивать стены и уставился на настоятеля.
– Но как, ваше преподобие? – вскричал он. – Это же святое место!
– Это место есть тайник проклятого тамплиерского отребья! – прорычал Боненмайр. – Я не позволю больше этим еретикам водить меня за нос, не бывать этому на моей земле! Мы сломаем пол. Несите кирки, сейчас же!