Вопросительные знаки в «Царском деле» Жук Юрий

От автора

Бесконечные споры вокруг трагической гибели Царской Семьи[1] будоражат общественное мнение на протяжении вот уже более двадцати лет. То есть приблизительно с того момента, когда газета «Московские новости» под заголовком «Земля выдала тайну» опубликовала на своих страницах интервью с известным писателем-кинодраматургом Г. Т. Рябовым. Человеком, который на страницах широкой печати впервые поведал миру о том, как ещё в 1979 году на месте Cтарой коптяковской дороги лично им, А. Н. Авдониным, М. С. Кочуровым и его товарищами была обнаружена так называемая тайная «царская могила».

Поначалу эта статья не стала достоянием широкой общественности, так как упомянутое издание не пользовалось особой популярностью. Но постепенно интерес к этой теме всё более рос и ширился, чему в немалой степени способствовали публикации ещё одного известного писателя-драматурга – Э. С. Радзинского, который в 1990 году под заголовком «Расстрел в Екатеринбурге» опубликовал на страницах нескольких номеров «Огонька» отрывки из своей, тогда ещё только готовящейся к выходу, книги «Господи… спаси и усмири Россию! Николай II. Жизнь и смерть».

С падением тоталитарного коммунистического режима и приходом в нашу страну свежего ветра перемен в виде демократических преобразований немалая часть российского общества всерьёз заинтересовалась обстоятельствами трагической гибели Царской Семьи. А после того как в 1991 году состоялось официальное вскрытие «царской могилы», появилась масса статей, каждая из которых толковала это обстоятельство на свой лад. Суть же их, как правило, сводилась лишь к одному: чьи всё же кости были изъяты из этой могилы – «царские» или нет?

Разумеется, сторонников версии, что извлечённые из могилы костные останки оказались не «царскими», было намного больше. Ну, ещё бы! Ведь Г. Т. Рябов был в своё время человеком, в некоторой степени близким к бывшему Министру внутренних дел Н. А. Щёлокову. А точнее – являлся его помощником по вопросам кинематографии и искусства, да ещё и носил звание «Заслуженного работника МВД СССР». И как раз именно он заявил впервые о «царской могиле». А раз так, то – ату его! Уж он-то точно и есть тот самый «засланный казачок»! Ибо, бесспорно, действуя по заданию вездесущего КГБ, он сотоварищи претворил в жизнь одну из самых грандиозных афер ХХ века, а именно – подбросив в безымянную могилу несколько «царских или схожих с ними костей» (как только додумались до подобных идиотских формулировок!), объявил её той самой «тайной царской могилой»!

Разумеется, любой здравомыслящий человек не поверит в эту чушь. Но ведь нашлось много последователей, разделяющих такую точку зрения, искренне уверенных в том, что могила сия – не что иное, как грандиозная фальсификация НКВД–КГБ!

И закрутилось! И понеслось! Профессиональные историки, просто любители и, конечно же, вездесущие журналисты начали на все лады подвергать сомнению подлинность останков убиенной Царской Семьи! А посему, какие только «сенсационные» версии не выходили из-под их перьев!

Здесь и повторение стародавней «журналистской утки» об отрубленных головах Венценосной Семьи, попавшей ещё в 20-е годы минувшего столетия в западную печать благодаря циркулирующим в эмигрантской среде слухам и рассказам бывшего монаха-расстриги Илиодора (С. М. Труфанова), якобы видевшим эти головы в Кремле, где они некоторое время хранились в заспиртованном виде. (А ведущие популярной некогда программы «Взгляд» впоследствии даже утверждали, что непосредственно у В. И. Ленина в сейфе!)

Не меньший интерес у российского читателя вызвала и «научно подтверждённая» версия рижского историка А. Н. Грянника о, якобы, спасшейся чудом Царской Чете, окончившей свои дни на Кавказе под фамилией Берёзкины. А когда не получилось с «Берёзкиными», то подобно чёртику из табакерки появилась некая Наталья Петровна Билиходзе, объявившая себя Великой Княжной Анастасией Николаевной! И даже, как будто бы, от своего имени написавшая книгу с громким названием «Я – Анастасия Романова», вышедшую спустя семь лет после её смерти!

А сколько сумятицы внёс бывший ведущий корреспондент газеты «Правда» А. П. Мурзин, написавший в своё время книгу «Целина», автором которой многие до сих пор продолжают считать «дорогого Леонида Ильича»! А ведь именно с его – А. П. Мурзина – подачи на страницах «Комсомольской правды» были опубликованы предоставленные им «сенсационные материалы» в виде открытого письма Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II, озаглавленного «О чём рассказал перед смертью цареубийца Ермаков». Суть же рассказа А. П. Мурзина сводилась к тому, что в марте 1952 года ему и его товарищу (в то время студентам факультета журналистики УрГУ) ровно за месяц до своей кончины цареубийца П. З. Ермаков раскрыл во всех деталях «страшную тайну» уничтожения тел Царской Семьи. И что, якобы, именно во время этих минут откровения, Пётр Захарович пояснил то, о чём молчал долгие годы – лично им были сожжены три трупа: Государя, Наследника Цесаревича и Великой Княжны Анастасии Николаевны. Правда, жгли их, как было также заявлено, по приказу Ф. И. Голощёкина «безголовыми», поскольку последний, будучи по профессии зубным техником, объяснил, что, дескать, зубы не горят… Со слов того же П. З. Ермакова выходило, что отрубленные накануне головы «куда-то забрал» П. Л. Войков. А то, что при сожжении тел не было видно дыма и огня, он объяснил тем, что трупы жгли недалеко от деревни Коптяки, жители которой всегда занимались углежжением… И что вот на этих-то углях «…мы и жгли. Поливали бензином и жгли»…

А что же тогда говорить о многочисленных пережёвываниях одной и той же версии «жидомасонского заговора», вследствие которого, якобы, Царская Семья и была убита? И это несмотря на то, что всех лиц еврейского происхождения, имеющих прямое отношение к убийству и сокрытию тел (имеются в виду непосредственные руководители и исполнители низового звена), было всего трое: Ф. И. Голощёкин, Я. М. Юровский и И. И. Родзинский. Однако доподлинно известно, что Шая-Ицка Исаакович (Филипп Иванович) Голощёкин, хотя и был иудеем, но, подобно многим сынам израилевым, рано вступившим на путь революционной борьбы, никогда не тяготел к вере своих предков. В свою очередь, Янкель Хаимович (Яков Михайлович) Юровский ещё в 1903 году, будучи в Германии, изменил вере отцов, приняв лютеранство, и сделал это для того, чтобы не иметь трений с местной общиной из-за его сожительства с замужней женщиной, супруг которой в то время отбывал наказание за уголовное преступление. А вот с Исаем (Исайей) Иделевичем Родзинским дело и вовсе приняло интересный оборот! Его отец Идель Абрамович был Земским Врачом, которому удалось достичь серьёзных результатов в борьбе с инфекционными болезнями. Став со временем выкрестом, он за свою подвижническую деятельность был Высочайше пожалован двумя орденами: Св. Станислава 3-й степени и Св. Анны 3-й степени. А поскольку награждение вторым из упомянутых орденов автоматически причислило его к дворянскому сословию (Личному Дворянству), то, как знать, – не случись в России Октябрьского переворота 1917 года, весьма возможно, что его сын Исайя вполне мог бы впоследствии стать уже Потомственным Дворянином! В силу сказанного, жизненные пути всей этой троицы в предреволюционный период (как бы кому ни хотелось притянуть их, что называется, за уши к участию в мифическом «жидомасонском заговоре») тем более не стыкуются с заведомо отведёнными им ролями неких эмиссаров Всемирного Сиона, присланных специально в Екатеринбург для выполнения там особой миссии по «принесению в жертву Православного Царя».

Нельзя также не сказать и о так называемых «каббалистических знаках», обнаруженных следствием в той самой комнате нижнего этажа дома Ипатьева, где произошло убийство Царской Семьи, о которых написана масса всевозможного материала. С подачи английского журналиста Р. Вильтона, волею судеб ставшего ближайшим помощником следователя Н. А. Соколова, имевшиеся на стенах почеркушки (пробы пера) некоторые исследователи с маниакальным буквально упорством продолжают выдавать за некие секретные знаки, напрямую связанные с так называемым «ритуальным убийством Царской Семьи». И подобное положение вещей длится вот уже более девяти десятилетий! Причём новый, так сказать, современный, виток таковым измышлениям задал историк П. В. Мультатули, являющийся правнуком Старшего Повара Высочайшего Двора И. М. Харитонова, принявшего мученическую смерть в доме Ипатьева вместе с Царской Семьёй и другими верными слугами. Получив за свой труд «Свидетельствуя о Христе до смерти» благодарственное письмо от Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II и, как следствие сего, – одобрение отдельных высокопоставленных представителей РПЦ, он сумел развить потрясающую по своему размаху деятельность, вылившуюся в конечном итоге в написание не одной сотни страниц, посвящённых уже давно всем набившей оскомину теме «ритуального убийства». И надо сказать, что П. В. Мультатули далеко не одинок в своих измышлениях. Этой же самой версии «ритуального убийства» придерживаются такие известные современные историки и исследователи, как В. И. Корн (настоящая фамилия Корненко), М. В. Момот, Л. Е. Болотин, Ю. Г. Григорьев (настоящая фамилия Айдаш) и др., также сделавшие немало для того, чтобы направить общественное мнение по пути недоверия Правительственной комиссии и исключительно ради собственного пиара внести дополнительный диссонанс в и без того весьма сложную тему изучения обстоятельств гибели Царской Семьи.

Эстафету вышеупомянутых лиц подхватили ещё более «продвинутые» исследователи, ярким примером которых может считаться некий автор, пожелавший остаться неизвестным. Выложив свою статью «Чёрная месса революции» на сайте «Провидение», он даже пожурил П. В. Мультатули за то, что последний, уделив в своей книге слишком много внимания «отметанию возможных обвинений в антисемитизме (…), не очень разобрался в самом ритуале»… И надо сказать, что версия этого анонима переплюнула, что называется, всех и вся… Ведь согласно ей, известный американский банкир еврейского происхождения Якоб Генрих Шифф послал Я. М. Свердлову приказ об уничтожении Царской Семьи и направил специальных людей, которые должны были бы осуществить «ритуал». В свою очередь, Я. М. Свердлов «передаёт приказ Юровскому, обязав его выполнить всё в точности – в частности, увести поварёнка и обязательно дождаться прибытия специальных людей». Автор также считает, что наряду с членами расстрельной команды, которые имели в своём распоряжении «стволы: наганы, кольт и пистолеты американского производства» (уже одни эти слова: «стволы» и «пистолеты американского производства» – говорят сами за себя!), в убийстве Царской Семьи принимали участие и «раввины (!!!), у которых были ритуальные ножи. (…) Ножи эти по форме совпадали с трёхгранным штыком русской винтовки». (Заметь, читатель, не с четырёхгранным, каковым на самом деле была оснащена трёхлинейная винтовка образца 1891/1910 г.г., состоявшая на вооружении Императорской Русской Армии до 1917 года, а с трёхгранным штыком к пехотным кремнёво-капсюльным ружьям начала XVIII – середины XIX века! А это, в свою очередь, ещё один, весьма яркий штришок, показывающий уровень компетенции данного автора!) Однако описание самого убийства Царской Семьи этим автором превосходит, что называется, все ожидания:

«Убийцы сразу же стали стрелять по ногам жертв. Это было нужно для того, чтобы привести жертвы в состояние шока, лишить их способности к активному сопротивлению (некоторые пули прошли мимо, некоторые навылет – так образовались следы выстрелов на восточной стене).

Вероятно, стреляли только четверо из присутствующих убийц – раввины не стреляли.

Когда жертвы попадали на пол, Юровскому и остальным троим потребовалось проверить, у всех ли имеются ранения и кое-кого, кто слишком активно шевелился, – дострелить в мягкие части тела (стреляли сверху вниз, по лежащим людям, стремясь ни в коем случае не повредить жизненно важных органов и головы – так появились следы пуль на полу), затем жертвам заклеили или заткнули рты: “И смерть их … пусть будет при заткнутом рте, как у животных, которые умирают без голоса и речи”.

Этим, по-видимому, объясняется тот факт, что никто из свидетелей впоследствии не упоминал криков жертв, и даже описание крика Демидовой выглядело так, как будто свидетели сами его не слышали, а описывали с чьих-то слов.

Потом жертвы потребовалось привести в вертикальное положение (согласно экспертизе в деле Бейлиса, жертва должна умирать в вертикальном положении). Но поскольку жертв было много, и по большей части это были взрослые дородные люди, убийцы решили в особо тяжёлых случаях усаживать жертву на стул и держать вертикально верхнюю часть туловища.

Начали с Государя: раввины нанесли ему требуемое количество ударов и выточили кровь, потом перешли к Государыне. Государыня успела схватиться рукой за икону, которую носила на груди, – удар ритуального клинка, направленный в её сердце, заодно рассёк ей палец. Потом перешли к Наследнику, потом – к Царским Дочерям.

И тут убийц ждал первый сюрприз: у девушек оказались те самые “брильянтовые” лифчики, которые потом представлялись Юровским как некие “бронежилеты”.

Мультатули убедительно обосновывает, что зашитые в слои ваты брильянты не только не могли бы предохранить тело от выстрелов, но наоборот, были дополнительным поражающим фактором.

А вот если бы удары наносились ножом, который держали в руке, – тогда вполне вероятно, что, натолкнувшись на твёрдое препятствие, лезвие могло пройти криво и порезать кожу. Возможно, именно этим и объясняются найденные впоследствии в открытой шахте куски человеческой кожи. Таким образом, с Царскими Дочерьми пришлось возиться дольше и больше, чем предполагалось».

Так вот как, оказывается, была убита Царская Семья: в положении сидя, связанная, да ещё и с заклеенными ртами! А мы-то, наивные, считали, что это преступление было совершено не столь изощрённым способом… И если говорить честно, то становится весьма обидно, что эта и ей подобная шизофрения (другого слова здесь просто не найти!) по-прежнему продолжает вызывать в нашем обществе определённый интерес, многие годы держась на исконно-традиционном российском недоверии к официальной власти и, как следствие сего, к Правительственной комиссии, выводы которой поставили окончательную точку в деле обретения и идентификации останков Царской Семьи.

Однако более всего обидно за то, что своеобразный клин между официальным следствием и выводами упомянутой комиссии, если так можно выразиться, вбивают некоторые представители РПЦ. А это, в свою очередь, создаёт самую благоприятную почву для распространения всяческих, абсолютно лишённых здравого смысла домыслов, высказываемых отдельными исследователями.

Поначалу Синодальная Комиссия РПЦ по канонизации святых поставила перед Правительственной комиссией десять вопросов, которые, по моему мнению, можно было бы сравнить с небезызвестными в своё время «десятью сталинскими ударами». А получив вполне исчерпывающие ответы на таковые, сочла их недостаточно удовлетворительными и стала проводить собственные расследования, привлекая к ним людей, порой, совершенно некомпетентных…

Дело дошло до абсурда: при появлении первых лиц РПЦ в Петропавловском Соборе Санкт-Петербурга, двери Екатерининского придела закрывают… Точно такая же картина наблюдалась и при захоронении в стенах этого собора останков Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны, доставленных из Дании в Россию в сентябре 2006 года. И при всём при этом митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (В. С. Котляров) ни разу (!) не разрешил проведение богослужений в этом церковном приделе. То есть, получается парадокс – в тысячах храмов превозносятся молитвы во славу Царственных Страстотерпцев, а непосредственно к самим Святым Мощам Венценосной Семьи со стороны РПЦ наблюдается, мягко говоря, полное безразличие!

Но и это ещё не всё. Зачем-то понадобилось засыпать шахту, расположенную сейчас на территории монастыря «Ганина яма», в которой в июле 1918 года состоялось первоначальное «захоронение» Царской Семьи, хотя таковая уже сама по себе являлась святыней. Я уже не говорю про бывшую «царскую могилу» на участке Старой Коптяковской дороги, из которой в 1991 году были извлечены останки Царственных Мучеников. Побывав последний раз на этом месте в конце июля 2011 года, я был поражён степенью запустения – сломанная лавочка, мусор, пустые пластиковые бутылки и засохшие гвоздики на мостике из шпал…

(И, тем не менее, именно это место, отведённое в законном порядке под «Мемориал Романовых», – откуда, кстати говоря, исходя из официальной позиции РПЦ, группой «Авдонина-Рябова» были извлечены «лже-останки», – вдруг почему-то стало сферой жизненно важных интересов Екатеринбургской епархии. Посему, с целью организации на территории прилегающего к нему «Железнодорожного лесного парка» (куда, безусловно, вошёл бы и один из его исторических участков – «Мостоотряд № 72», ранее именуемый, как «Поросёнков лог») руководители оной пожелали возвести храмовый комплекс с магазинами, пунктами питания и православным кладбищем.

Проведя соответствующую работу, екатеринбургским батюшкам удалось без особого труда в ноябре 2009 года заключить с Правительством Свердловской области договор аренды земельного участка площадью в 15 га сроком на 49 лет с суммой аренды в 8 тысяч рублей в год! Однако решение это получило широкую огласку и вызвало взрыв недовольства среди местных учёных-археологов, историков, краеведов, а также некоторой части общественности Екатеринбурга. И это справедливо, поскольку на сегодняшний день «Мемориал Романовых» – одно из немногих уцелевших мест, связанных с Царской Семьёй, сохранившихся на Урале в первозданном виде.

А так как никакие уговоры и разъяснения по поводу экологической опасности, а, главное, – нарушения облика этого исторического участка лесопарковой зоны не оказывали на местных первоиерархов никакого воздействия, Зам. Генерального директора НП «Центр по охране и использованию памятников истории и культуры Свердловской области» А. Григорьев понял, что данный вопрос может быть решён только в установленном законом порядке. Справедливо полагая, что будущие строительные работы, в первую очередь, смогут нанести непоправимый вред непосредственно самому «Мемориалу Романовых», он обратился в Уставной Суд Свердловской области, решение которого было беспрецедентным для российского судопроизводства – высшая судебная инстанция Среднего Урала приняла сторону истца, не дав свершиться очередному святотатству!)

Зато в монастыре «Ганина яма» в то же самое время жизнь шла, что называется, полным ходом: прибывали паломники, свадебные кортежи, автобусы с туристами, автомобили с местными жителями, бойко шла распродажа сувениров с царской символикой, работали буфет и столовая со всякой снедью. Не знаю, как у других, а лично у меня создалось впечатление, что я находился не в божьей обители, а на какой-то бурлящей народом ярмарке, где для полноты картины не хватает лишь торговцев шашлыками… В то же самое время у Поклонного Креста близ бывшей шахты молодой гид, явно в соответствии с полученными им указаниями, «во всех деталях» объяснял собравшимся, как были разрублены на части тела Святых Мучеников и впоследствии сожжены, подобно костям царя Едомского…

Исторические «перлы» несколько другого толка (но в рамках официальной позиции РПЦ) мне удалось также слышать и из уст женщины-гида, ведущей своё повествование перед Поклонным Крестом, установленном рядом с местом нахождения бывшей Верхне-Синячихинской шахты близ Алапаевска. (Сейчас это территория Алапаевского мужского монастыря Новомучеников Российских.) Так вот (не знаю, сознательно или от незнания сути излагаемого ей вопроса), она в весьма красноречивых выражениях рассказывала присутствующим о том, как накануне убийства Князей Романовых, последние были ограблены, что называется, до нитки, после чего при них остались лишь одни нательные крестики… И хотя этот рассказ также никоим образом не соответствовал реальной действительности, в последнее время, видимо, стало в порядке вещей делать подобные безответственные заявления перед широкой аудиторией, углубляя тем самым пропасть между истиной и формируемым таким образом «общественным мнением»! А меж тем, кое-кому должны быть хорошо известны слова, сказанные Св. Александром Невским своей дружине: «Не в силе Бог, а в правде!». (Эти же самые слова написаны в виде эпитафии на могильном кресте следователя Н. А. Соколова, похороненного во французском городе Сальбри!)

И, тем не менее, посещая это святое место, вы всякий раз можете услышать рассказ о песнопениях, доносившихся из шахты, чуть ли не спустя сутки, как туда были сброшены несчастные жертвы. И это, заметьте, после того, как каждой из жертв был предварительно нанесён сильнейший удар обухом топора в височную область головы, принёсший травму, несовместимую с жизнью!

Не менее популярен и рассказ о том, как, находясь в чреве шахты, Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна перевязывала своим апостольником голову кому-то из раненных князей. И как потом, по извлечении из шахты тел убиенных, благоухали лишь тела Великой Княгини и её Крестовой Сестры Варвары Яковлевой, а все остальные, якобы, были подвержены тлену… Однако и это, так называемое, «свидетельство» – не более чем фантазия, широко поддержанная ещё в 1918–1919 годах некоторыми священнослужителями и народной молвой. На деле же, тела этих двух женщин, находясь в той же самой среде, что и тела всех остальных, точно так же были подвергнуты гнилостным изменениям, свидетельством чему является беспристрастный документ в виде Протокола и заключения медико-милицейского осмотра от 26 октября 1918 года.

Впрочем, этот список исторических несоответствий можно продолжать до бесконечности…

Теперь о данной работе. Её название «Вопросительные знаки в “Царском Деле”» не случайно, поскольку она знакомит читателя с наиболее спорными вопросами так называемого «Царского Дела», которые ранее либо вовсе не освещались, либо трактовались, как правило, некоторыми исследователями, исключительно в рамках следствия 1918–1919 годов, то есть без учёта вновь открытых обстоятельств. Взявшись за написание данной книги, автор постарался осветить в ней лишь некоторую часть этих самых спорных вопросов, вызывающих общественный интерес. Ибо освещение таковых в полном объёме в отдельно взятом труде, да ещё и одним автором, практически невозможно. Как невозможно, впрочем, было бы одному человеку ответить на те самые пресловутые десять вопросов, поставленных Синодальной комиссией РПЦ перед следствием и Правительственной комиссией, для чего понадобилось бы написание целой книги за авторством, как минимум, нескольких учёных мужей. Поэтому материал, предложенный на суд читателя в этой работе, затрагивает лишь некоторые из упомянутых вопросов, которые, на взгляд автора, являются важнейшими и которые, соответственно, находятся в сфере его компетенции.

Следует также обратить внимание читателя на то, что книга снабжена многочисленными иллюстрациями, немалая часть которых публикуется впервые.

Подводя итог всему сказанному, автор искренне надеется, что ознакомившись с этой книгой, читатель всерьёз задумается над тем, насколько непростыми и порой спорными могут быть кажущиеся незыблемыми и давно известными «постулаты» «Царского дела», безусловно требующие самого тщательного изучения.

Глава 1

Почему Британский Лев не пришёл на помощь Двуглавому Орлу? (Планы союзников по спасению Царской Семьи)

События Февральской революции и отречение от Российского Престола Государя Императора Николая II не было полной неожиданностью для международного сообщества.

Но любая революция – это, прежде всего, политическая ситуация с непредсказуемыми последствиями, которые, в свою очередь, создают немыслимое количество проблем. Так случилось и с русской революцией 1917 года, которая быстро доказала всему миру, что она не собирается развиваться по чьему-либо сценарию. Помимо политических обстоятельств, Германия, союзники и Япония, а также несколько других наций, всё ещё имели некоторые связи с Царём. Одни – были связаны союзническими обязательствами, другие – родственными узами, третьи – и тем, и другим.

После произошедших в феврале 1917 года революционных событий большинство правительств на Западе выражало надежду, что, захватившее власть новое Временное Правительство, останется верным союзническому долгу и заставит русскую военную машину действовать в своих интересах более решительно. И действительно, возглавивший Кабинет Министров Князь Г. Е. Львов был сторонником продолжения войны с Германией, что в немалой степени успокоило опасения общественности союзных России государств, большая часть которой поддалась на провокацию в виде необоснованного слуха, что Государь Император Николай II может подписать сепаратный мир с Германией. Но для германского правительства революция 1917 года в том виде, в каком она произошла, не предвещала ничего, кроме поражения в войне. К тому же Германия имела свои собственные планы относительно России, в которых не отводилось места для Временного Правительства.

Но в то самое время, когда Германия при активной поддержке большевистских лидеров изо всех сил пыталась свергнуть Временное Правительство, многие британские и американские официальные лица наивно верили, что новое правительство России ведёт её курсом просвещения и демократии[2].

В действительности же революция в России была сделана при помощи не только германских, но и американских денег. Однако отсюда отнюдь не следует, что эти деньги были деньгами правительства Северо-Американских Соединённых Штатов (САСШ).

Существует также неподтвержденная версия, что международное банковское сообщество, включавшее в числе прочих Банковские дома Куна и Леба в Америке и Ротшильда в Германии, оказало значительную поддержку усилиям большевиков в России. Ведь свергнутый царский режим в России долго преследовал евреев, и возможность поквитаться с ним, нанести ему смертельный удар, могла приветствоваться некоторыми банкирами еврейского происхождения в Соединённых Штатах. Так, американский банкир еврейского происхождения Якоб Шифф из Банка «Кун энд Леб», очевидно, имел личные причины для поддержки свержения царя. Поскольку Лейба Троцкий (Л. Д. Бронштейн), предположительно, во время своего пребывания в Америке находился в компании Я. Шиффа, некоторые историки, не имея, правда, тому доказательств, не без основания считают, что банкир персонально финансировал «демона революции». Но одно совершенно точно – Я. Шифф поддерживал Временное Правительство в 1917 году[3].

Немного ранее Я. Шифф играл значительную роль в финансировании успешных японских военных усилий против России в 1904 и 1905 годах. А в 1915 году, когда лорд Руфус Даниэль Исаакс Ридинг – последний британский посол в САСШ – пытался собрать заём для сил Антанты в Америке, Я. Шифф внёс вклад при условии, что ни одного цента из этих денег не пойдет в Царскую Россию. Но задуманное сработало в обратную сторону, поскольку Р. Ридинг (который также был еврейского происхождения) не потерпел никаких условий, которые исключали бы союзников. А когда об этом узнала широкая общественность, Я. Шифф подвергся сильным атакам в прессе и был «окрещён» сторонником Германии. И хотя нельзя исключить возможность того, что Я. Шифф изначально поддерживал революцию, но уже в конце 1917 года можно было увидеть, что многие представители еврейского истеблишмента предлагали свою поддержку в свержении большевистского правительства.

В связи с этим следует отметить, что президент Вудро Вильсон был выбран американцами на платформе, которая обещала стране, что Северо-Американские Соединённые Штаты будут всегда сохранять свою позицию изоляции и при любых условиях находиться вне театра военных действий Первой мировой войны. Но пока Америка выжидала, один из ближайших советников президента В. Вильсона – Чарльз Крейн – на основе своей долгой дружбы с лидерами пришедшего к власти Временного Правительства начал призывать президента изменить курс американской политики по отношению к России. Мотивом к этому послужило свержение Царского режима и «воцарение» демократического правительства, союзнические отношения с которым могли для САСШ открыть путь для вступления в войну на стороне другого, уже не автократического, а демократического правительства.

Чарльз Крейн был промышленником, миллионером и владельцем концерна «Крейн пламбинг» в Чикаго. Относясь весьма критично к проводимому Царским правительством политическому курсу в отношении Америки, он считался человеком, одним из наиболее знающих русские дела. После событий Февральской революции президент В. Вильсон предложил Ч. Крейну занять место американского посланника в России, но последний отказался по личным мотивам. Однако это обстоятельство не помешало ему стать «зодчим» русской политики В. Вильсона. От имени президента Ч. Крейн выбрал на роль посланника в Россию Джорджа Т. Мери из Сан-Франциско, а его помощником – профессора Самуила Харпера.

Таким образом, Ч. Крейн вскоре стал одним из тех людей, которые помогли спроектировать повторное избрание В. Вильсона, а когда Д. Мери ушел в отставку, Ч. Крейн снова «сосватал» на это место будущего посла Дэвида Френсиса из Сан-Луиса, кандидатура которого впоследствии была утверждена В. Вильсоном.

С Россией, по которой Ч. Крейн считался специалистом, он впервые познакомился в 1888 году, находясь в гостях у своего кузена Томаса Смита – сына его родственника по материнской линии, который жил в Москве и был близок ко Двору. (В своих письмах из Москвы Ч. Крейн выражал интерес ко многим сторонам русской жизни.) Столицу Российской Империи Санкт-Петербург Ч. Крейн впервые посетил в 1894 году, остановившись в Гранд-отеле «Европа». (Именно там завязались его первые знакомства с приближенными ко Двору людьми, связи с которыми он тогда называл «близостью к внутреннему кругу Царя и Царицы».) Примерно в это же время началась его дружба с Графом Я. Н. Ростовцевым, Заведующим Канцелярией Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны и Её Личным Секретарём. С годами эта дружба крепла, что в конечном итоге привело к тому, что в верхних эшелонах власти Ч. Крейна стали считать одним из ближайших друзей России.

Наряду с влиянием этого человека крепло и его материальное положение. Так, во время строительства Транссибирской железной дороги, начатого в 1891 году, Ч. Крейн был ответственным за переговоры по подписанию контракта на разработку и поставки пневматических тормозов для вагонов между компаниями «Крейн Компани» и «Вестингауз». А в разгар Русско-японской войны Ч. Крейн убедил руководство компании «Вестингауз» выделить значительные средства на организацию госпиталя для раненых и больных воинов под покровительством Государыни Императрицы Александры Фёдоровны.

Во время своих более чем двадцати поездок в Россию с 1888-го и вплоть до революции 1917 года, Ч. Крейн также имел знакомства с некоторыми из членов будущего Временного Правительства: Г. Е. Львовым, А. И. Гучковым и др. Прямое подтверждение этому – знакомство с письмами Ч. Крейна за 1916–1917 годы, из которых становится ясно, что лидеры Февральской революции пользовались его поддержкой. А, благодаря его близости к президенту В. Вильсону, – и фактической поддержкой правительства САСШ. Поэтому нисколько не удивительно, что после отречения Государя Императора Николая II и захвата власти Временным Правительством, один из протеже Ч. Крейна – Дэвид Френсис – примчался признавать последнее, позволяя, таким образом, САСШ стать первой страной, установившей дипломатические отношения с новой Россией. А вскоре за «дебютом» САСШ последовала и Великобритания.

Подобно В. Вильсону, Ч. Крейн стоял за концепцию самоопределения нации. Но в конце 1917 года ситуация в России не казалась такой простой, как в конце 1916-го и начале 1917-го, когда все верили, что Россия под новым руководством Временного Правительства стояла на пути к демократии и продолжению войны с Германией и Австро-Венгрией в полном объёме. Изначально также считалось, что в случае если это правительство потерпит фиаско, отрекшийся Государь и Его Августейшая Супруга могут быть снова восстановлены на Российском Престоле как конституционные монархи, либо, в противном случае, спокойно уехать в Англию.

* * *

Но если и существовал город, где падение Российской Монархии само по себе могло ожидаться с огромным страхом, так это был Лондон. И не только потому, что Государь Император Николай II был преданным союзником Антанты в войне против Германии. Просто Он и Государыня Императрица Александра Фёдоровна оказались связаны с Великобританией целой сетью родственных уз, поскольку оба Они для Короля Георга V были двоюродными братом и сестрой.

Мать Георга V, Королева Александра, была родной сестрой Августейшей Матери Государя Императора Николая II Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны, что превращало Королеву Александру в тетю царя. Отец Георга V, Король Эдуард VII, был братом матери Государыни Императрицы Александры Фёдоровны, что, в свою очередь, делало его дядей Императрицы. А, кроме того, сестра Эдуарда VII, Королева Виктория, была замужем за Королем Фридрихом III Прусским, что делало мать Русской Императрицы, герцогиню Алису Гессенскую, тётей её сына Кайзера Вильгельма II. И, наконец, Августейшая Мать Государя Императора Николая II, Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна, была сестрой Королевы-Матери Александры, тёти германского кайзера.

Как видно из сказанного, переплетение родственных уз европейской и российской монархических семей было весьма значительным. Но когда их страны столкнулись, Англия и Германия не захотели считаться с этими столь тесными связями.

Однако, прежде чем перейти к описанию происходивших далее событий, думается, следует пояснить некоторые обстоятельства, предшествующие таковым.

После подписания Манифеста об отречении уже бывший Государь Император Николай II направился в находившуюся в Могилеве Ставку Верховного Главнокомандующего, куда Он прибыл 3/16 марта 1917 года для прощания с войсками. Вероятнее всего, в первый день Его пребывания в Ставке в некоторых головах и зародилась мысль о необходимости временного отъезда Царской Семьи из России в Великобританию. Изначально таковая, вероятнее всего, принадлежит Начальнику Штаба Ставки Верховного Главнокомандования Генерал-Адъютанту М. В. Алексееву, а не генералу Д. Х. Вильямсу – главе Английской военной миссии при Ставке[4] – и уж, конечно, не Временному Правительству.

Обсудив этот вопрос с Государем и приняв от Него на сей счёт собственноручную записку, генерал М. В. Алексеев уже 4/17 марта 1917 года направил на имя Министра-Председателя Временного Правительства князя Г. Е. Львова телеграмму за № 54, в которой отразил три главных требования экс-Императора: «Отказавшись от Престола, Император просит моего сношения с Вами по следующим вопросам. Первое. Разрешить беспрепятственный проезд Его с сопровождающими лицами в Царское Село, где находится Его больная Семья. Второе. Обеспечить безопасное пребывание Его и Семьи с теми же лицами в Царском Селе до выздоровления Детей. Третье. Предоставить и обеспечить беспрепятственный проезд Ему и Его Семье до Романова на Мурмане с теми же лицами…». А от себя лично генерал М. В. Алексеев настоятельно ходатайствовал «… о скорейшем решении правительства указанных вопросов, что особенно важно для Штаба Верховного Главнокомандующего, как и для самого отрекшегося Императора»[5]. Ответа не последовало.

В этот же день к генералу М. В. Алексееву обратились начальники военных миссий со следующим заявлением:

«Дорогой генерал Алексеев!

Мы, начальники Союзных Военных Миссий, предлагаем, – при условии, что по Вашему мнению, правительство на это условие согласится и что будет принято решение о отъезде Его Величества в Царское Село, – сопровождать его до Царского Села.

Мы полагаем, что это является нашим долгом, ввиду тех отношений, которые существовали между нами и Государем Императором, когда Его Величество был Верховным Главнокомандующим, и что долг этот будет признан правительством.

При указанных условиях мы просим Вас содействовать этой поездке.

Примите, дорогой генерал, наш искренний привет.

Хенбри, Вильямс, Жанен, Коанда, Ромен, барон де Риккель»[6].

В своём ответном послании, адресованном английскому генералу Д. Х. Вильямсу, Генерал-Адъютант М. В. Алексеев сообщал, что: «… эта поездка неудобна. Мне придётся сноситься с Временным Правительством, что может вызвать задержку отъезда Государя Императора».

Обеспокоенный задержкой ответа, генерал М. В. Алексеев уже на следующий день (5/18 марта 1917 г.) дублирует ранее поданную телеграмму, адресуя её уже на два имени: Министра-Председателя Временного Правительства князя Г. Е. Львова и Председателя Государственной Думы М. В. Родзянко: «В дополнение своей телеграммы от 4 марта № 54 очень прошу ускорить разрешение поставленных вопросов и одновременно командировать представителей для сопровождения поездов отрекшегося императора до места назначения».

Наконец 6/19 марта 1917 года от Временного Правительства был получен долгожданный ответ:

«Его Императорскому Величеству.

Шифрованная телеграмма Председателя Совета Министров князя Львова Генерал-Адъютанту Алексееву из Петрограда от 6 марта 1917 года.

Временное Правительство разрешает все три вопроса утвердительно; примет все меры, имеющиеся [в] его распоряжении: обеспечить беспрепятственный проезд [в] Царское Село, пребывание [в] Царском Селе и проезд до Романова – [на] Мурмане. № 938

Министр-председатель князь ЛьвовВерно: Генерал-Лейтенант Лукомский».

То есть, как и подтвердили все дальнейшие события, Временное Правительство с самого начала не желало видеть отрекшегося Императора, проживающим со Своей Семьёй в Крыму.

Но день 6/19 марта 1917 года был ознаменован ещё одним важным событием – телеграммой Короля Георга V, отправленной в Могилёв на имя генерала Д. Х. Вильямса с последующей передачей отрекшемуся Государю[7]:

«События последней недели меня глубоко взволновали. Я думаю постоянно о тебе и остаюсь всегда верным и преданным другом, каким ты знаешь, я был и раньше».

Но известно также и то, что Д. Ллойд Джордж, узнав о падении Российской Монархии, воскликнул с радостью: «Одна из целей войны, для Англии, наконец, достигнута!»

И, наконец, в этот же день Министр Иностранных Дел Временного Правительства П. Н. Милюков встретился с английским посланником Джорджем Бьюкененом[8][9], у которого поинтересовался, как Британия воспримет отъезд Царской Семьи из России к берегам туманного Альбиона, надеясь, что у Великобритании на этот счёт есть какой-то план. Но поскольку никаких таких планов не существовало вовсе, обескураженный Д. Бьюкенен смог лишь ответить П. Н. Милюкову, что он сейчас же поднимет этот вопрос перед Министерством иностранных дел в Лондоне.

На следующий день (7/20 марта) Д. Бьюкенен вновь встретился с П. Н. Милюковым и в ходе состоявшейся беседы спросил последнего, соответствуют ли правде сообщения прессы о том, что бывший Царь арестован. Зная истинное положение вещей, П. Н. Милюков, тем не менее, решил солгать, ответив, что данная информация не совсем правильна, так как бывший Император будет доставлен в Царское Село не под арестом, а в сопровождении соответствующего эскорта, назначенного генералом М. В. Алексеевым.

Описывая эти дни на страницах сборника «Издалека», находившийся в эмиграции А. Ф. Керенский, вспоминал, что 7/20 марта он был в Москве и выступал на заседании Московского Совдепа. Отвечая там на яростные выкрики с мест: «Смерть царю!», «Казните царя!», – он сказал: «Этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное Правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьёй будет отправлен за границу, в Англию. Я сам довезу его до Мурманска».

8/21 марта Д. Бьюкенен телеграфирует в Лондон вторично, сообщая при этом, что П. Н. Милюков «… очень хотел бы, чтобы Его Величество покинул Россию» и «был бы рад, если бы Английский король и английское правительство предложили бы Царю убежище в Англии»[10].

На сей раз ответ пришёл быстро. В этот же день Министр иностранных дел Великобритании лорд Артур Бальфур сообщил, что его правительство ещё не подготовило приглашение Русскому Царю и, может быть, было бы лучше, если бы он подумал о том, чтобы направиться в Данию или Швейцарию. То есть на тот день это означало официальную позицию Лондона!

В самой же Англии отношение к отрекшемуся Императору было весьма противоречивым. Мировая революция витала в воздухе, и антимонархические чувства всё усиливались. Поэтому переговоры относительно безопасного проезда Царской Семьи Романовых в Англию затягивались. Не следует также забывать, что коалиционное правительство под руководством Премьер-министра Великобритании сэра Дэвида Ллойд Джорджа имело основания быть обеспокоенным предоставлением убежища родственникам короля Георга. При этом под угрозой забастовок социалистически настроенных рабочих, способных остановить предприятия промышленности, Д. Ллойд Джордж не мог действовать открыто.

Опасения Д. Ллойд Джорджа сочетались также с сомнениями самой Британской королевской семьи. Ведь в своё время гражданская война в Англии привела к отсутствию монарха на протяжении почти 10 лет, а более новые события французской революции (а теперь и неприятности самой Царской Семьи) наглядно продемонстрировали, сколь хрупкой в быстро изменяющейся политической ситуации может стать монархическая структура, даже существующая в течение более трехсот лет. Так что король Георг V нисколько не сомневался в том, что любая монархия может быть очень быстро свергнута с престола, примером чему стала Россия, в которой всего несколько лет назад прошли помпезные торжества по случаю 300-летия Российского Императорского Дома Романовых. Поэтому, несколько забегая вперёд, можно сказать, что едва начавшиеся переговоры относительно отправки Царской Семьи в Великобританию, можно сказать, заглохли, не успев начаться. Но об этом чуть далее.

Впрочем, нельзя также утверждать и то, что судьба Царской Семьи была столь уж безразлична для Британской Королевской Семьи. Так, личное беспокойство о Ней Королевы-Матери Александры впервые проявилось в официальных записях, когда Министр иностранных дел Великобритании Артур Джеймс Бальфур написал меморандум личному секретарю королевы сэру Артуру Дэвидсону относительно аспекта, который, быть может, и не приходил в голову королю Георгу.

Своей сестре – Вдовствующей Императрице Марии Фёдоровне – Королева-Мать посылала слова поддержки, что не могло не обеспокоить как британское, так и русское правительство. А сэр А. Бальфур впоследствии даже напишет, что: «Правительство очень оценило бы, если бы не возникло мнения, что из Англии не оказывается влияние с целью восстановить императорский режим».

Проблема заключалась в том, что если Исполком Петроградского Совдепа посчитал бы, что зарубежные государства вмешиваются в ситуацию и поддерживают старый режим, то англо-русский союз и продолжение войны Россией могли быть уничтожены взрывом народного гнева. А это грозило стать ни с чем не сравнимой катастрофой. В связи с этим сэр А. Бальфур признавал, что:

«Безопасность всей Императорской Семьи зависит в значительной степени от строжайшего и очень аккуратного предотвращения какой-либо формы вмешательства или выражения мнения Англии, особенно королем, королевой или королевой Александрой. Даже простейшие послания с выражением симпатии могут быть легко искажены, и рассматриваться с политической точки зрения».

И для этого имелись веские основания. Ведь в тот день, когда Государь прибыл в Ставку, Исполком Петроградского Совдепа, учитывая требования, выдвинутые на многочисленных митингах и собраниях, включил в повестку дня от 3 марта 1917 года вопрос «Об аресте Николая и прочих членов династии Романовых». В ходе продолжительного и бурного обсуждения было дословно следующее постановление:

«Слушали: Об аресте Николая и прочих членов династии Романовых.

Постановлено:

1). Довести до сведения Рабочих Депутатов, что Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских депутатов постановил арестовать династию Романовых и предложить Временному Правительству произвести арест совместно с Советом Рабочих Депутатов. В случае же отказа запросить, как отнесётся Временное Правительство, если Исполнительный Комитет сам произведёт арест. Ответ Временного Правительства обсудить вторично в заседании Исполнительного Комитета».

Специальные же пункты этого постановления касались ареста Великих Князей Михаила Александровича и Николая Николаевича. А, кроме того, в нем указывалось особо, что: «Арест женщин из Дома Романовых производить постепенно, в зависимости от роли каждой в деятельности старой власти». Производство и организацию этих арестов поручалось разработать Военной Комиссии Петросовета, а само постановление Председатель Исполкома Петросовета меньшевик Н. С. Чхеидзе довел до сведения Временного Правительства.

6/19 марта 1917 года на своем заседании Исполком Петроградского Совдепа заслушал заявление Н. С. Чхеидзе по результатам его переговоров с Временным Правительством относительно «… ареста дома Романовых». Н. С. Чхеидзе доложил, что какого-либо окончательного ответа по этому вопросу Временное Правительство не дало, сообщив также о поступившем от генерала М. В. Алексеева заявлении, сделанном от имени Николая Романова, о желании того прибыть в Царское Село. Результатом же этого заседания было постановление «О принятии мер к аресту Николая Романова».

Узнав о таком «либеральном» решении Исполкома, не отвечающем агрессивным настроениям революционных масс, 85 членов Петросовета 7/20 марта 1917 года сделали своему Исполнительному Комитету в ультимативной форме заявление, в котором предлагали последнему потребовать от Временного Правительства принятия безотлагательных и самых решительных мер «к сосредоточению всех членов дома Романовых в одном определённом пункте под надёжной охраной Народной Революционной Армии».

Под сильным нажимом Петросовета, а также не желая выступать в роли «спасителей монархии», предающих интересы революции, Временное Правительство было вынуждено рассмотреть в этот же день вопрос «О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги» и постановить:

1) Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишёнными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село.

2) Поручить генералу Михаилу Васильевичу Алексееву предоставить для охраны отрекшегося императора наряд в распоряжение командированных в Могилёв членов Государственной Думы: Александра Александровича Бубликова, Василия Михайловича Вершинина, Семёна Фёдоровича Грибунина и Савелия Андреевича Калинина.

3) Обязать членов Государственной Думы, командируемых для сопровождения отрекшегося императора из Могилёва в Царское Село, представить письменный доклад о выполненном ими поручении.

4) Обнародовать настоящее постановление.

Выполнение же постановления об аресте Государыни Императрицы Александры Фёдоровны было поручено Командующему войсками Петроградского военного Округа Генерал-Лейтенанту Л. Г. Корнилову, знаменитому своим побегом из австро-венгерского плена.

8/21 марта Генерал Л. Г. Корнилов приехал в Царское Село и, расставив часовых в Александровском Дворце и парке, объявил Императрице, что Она находится под арестом. И хотя эта мера была предпринята под нажимом Исполкома Петросовета, однако в действительности таковая обеспечивала безопасность Царской Семьи, ибо Царскосельский гарнизон к тому времени стал вести себя дерзко и угрожающе. А, кроме того (как вспоминал впоследствии Гофмаршал Высочайшего Двора Граф П. К. Бенкендорф), он посоветовал Государыне при первой же возможности перевезти семью в Романов на Мурмане, чтобы оттуда отправиться в Англию.

Реакция Лондона была быстрой. Получив запрос Д. Бьюкенена, 9/22 марта 1917 года Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж, министр финансов Бонар Лоу, личный секретарь короля Георга V лорд Стэмфордхем и директор Министерства иностранных дел лорд Хардинг провели беседу, итогом которой стало решение предложить отрекшемуся Государю и Его Семье политическое убежище в Англии до окончания войны.

В тот же самый день Министр иностранных дел А. Бальфур отправил в Санкт-Петербург телеграмму, уведомлявшую Д. Бьюкенена о принятом решении, в которой говорилось:

«В ответ на просьбу русского правительства Его Величества охотно предлагают Императору и Императрице убежище в Англии на время войны и надеются, что они воспользуются им. (…) По дальнейшем рассуждении было решено, что для Императора было бы предпочтительней приехать во время войны в Англию, чем в какую-либо иную страну, граничащую с Германией. Возникли опасения, как бы под влиянием Императрицы пребывание в Дании или Швейцарии не стало средоточием интриги, и что в руках мятежных русских генералов Император может стать главой контрреволюции. Это сыграет на руку Германии и создаст риск, которого следует избежать любой ценой».

В телеграмме также уведомлялось и о том, что, передавая об этом решении Временному Правительству, сэр Джордж должен подчеркнуть особо, что это предложение является лишь ответом на его запрос.

Но как бы там ни было, приглашение было сделано, и казалось, теперь всё было готово для того, чтобы Государь и Его Семья могли отправиться в почётное изгнание в Англию. Но судьбе было угодно распорядиться по-своему.

Однако при всём при этом нельзя также забывать и о том, что принимая данное решение, английское правительство нисколько почти не сомневалось в том, что депортируя Царскую Семью в Великобританию, Временное Правительство сделает это быстро и без проволочек.

«Мы полагаемся на то, – говорил, обращаясь к П. Н. Милюкову, Д. Бьюкенен, – что Временное Правительство примет необходимые меры к охране Императорской Семьи», а затем «выразил надежду, что приготовления к отъезду Их Величеств в порт Романов будут сделаны без проволочки. Мы полагаемся, что если с Нею случится какое-либо несчастье, то правительство будет дискредитировано в глазах цивилизованного мира».

Следующая встреча П. Н. Милюкова с Д. Бьюкененом состоялась 13/26 марта 1917 года, во время которой он сообщил, что Государь и Его Семья ещё ничего не знают о проектируемом путешествии, поскольку это несколько преждевременно. А в качестве аргументации в пользу данного положения вещей пояснил, что для этого необходимы, как минимум, два момента: во-первых, преодоление сопротивления Петроградского Совета, а также полное выздоровление переболевших корью Августейших Детей, так как: «Их Величества ни в коем случае не могут выехать прежде, чем Их Дети не оправятся». Таким образом, дело затягивалось.

По прошествии лет Д. Бьюкенен вспоминал:

«Я не раз получал заверения, что нет никаких оснований беспокоиться за Императора, и нам не оставалось ничего более делать. Мы предложили убежище Императору по просьбе Временного Правительства, но так как противодействие Совета, которое оно напрасно надеялось преодолеть, становилось всё сильнее[11], то оно не отважилось принять на себя ответственность за отъезд Императора и отступило от своей первоначальной позиции. И мы должны были считаться с нашими экстремистами, и для нас было невозможно взять на себя инициативу, не будучи заподозренными в побочных мотивах. Сверх того, нам было бесполезно настаивать на разрешении Императору въехать в Англию, когда рабочие угрожали разобрать рельсы впереди его поезда. Мы не могли предпринять никаких мер к Его охране по пути в порт Романов. Эта обязанность лежала на Временном Правительстве. Но так как оно не было хозяином в собственном доме, то весь проект, в конце концов, отпал».

В свою очередь, находясь в эмиграции, А. Ф. Керенский в одном из интервью так объяснял причины произошедшего:

«Что же касается эвакуации царской семьи, то мы решили отправить их через Мурманск и Лондон. В марте 1917 года получили согласие британского правительства, но в июле, когда всё было готово для проезда поезда до Мурманска и министр иностранных дел Терещенко отправил в Лондон телеграмму с просьбой выслать корабль для встречи царской семьи, посол Великобритании получил от Ллойд Джорджа ясный ответ: британское правительство, к сожалению, не может принять царскую семью в качестве гостей во время войны».

Так почему же так изменились настроение британского правительства и позиция Георга V? А вот почему.

Вызванное войной напряжение в обществе привело многие страны Европы к критической точке. Колоссальный масштаб потерь, дефицит, ведущий к потенциальному голоду, и увеличивающаяся бесцельность войны создавали благоприятную почву для массовых беспорядков.

Весной 1917 года эти беспорядки распространились по всей Европе. Своего кризиса они достигли в России, но и правители, и массы других стран Европы знали, что ни одно государство не могло надеяться на продолжение войны без поддержки народа. Британия же, как держава, не в большей степени, чем прочие страны, обладала иммунитетом по отношению к этой тенденции, которая установилась в Европе. В связи с этим обстоятельством Начальник Королевского Генерального штаба Великобритании генерал сэр Уильям Робертсон писал главнокомандующему союзническими войсками Франции маршалу сэру Дугласу Хейгу:

«Я боюсь, что мы не можем уйти от того факта, что в стране существует определенное волнение, которое частично является результатом русской революции. Последнее время были очень серьезные забастовки, и еще остается очень много недовольства».

И это было правдой, так как не менее значимые волнения стали происходить в стране, куда должен был прибыть бывший русский Император и Его Семья.

В то же самое время Король Георг V получал много писем, протестующих против идеи приезда Царской Семьи в Англию, в связи с чем его собственные дурные предчувствия только увеличивались. В результате Георг V в конце марта 1917 года повелел своему личному секретарю лорду Стэмфордхему написать Министру иностранных дел лорду А. Бальфуру письмо, суть которого сводилась к следующему:

«Король много размышлял о предложении своего правительства о предоставлении убежища бывшему Императору Всероссийскому Николаю II и Его Семье; Короля также не оставляет мысль, целесообразно ли это, – “не только по причине опасности путешествия, но принимая во внимание также обыкновенную целесообразность”; поэтому Король и просит своего министра посоветоваться по этому вопросу с Премьер-министром».

2 апреля 1917 года Министр иностранных дел лорд А. Бальфур ответил Королю Георгу V, что отозвать назад официальное приглашение британского правительства уже невозможно, посему правительство Его Величества надеется на то, что Король Георг V не изменит своего первоначального намерения пригласить экс-Императора и Его Семью. Поначалу Король Георг V смирился с этим решением, но уже 6 апреля он, опять-таки через своего секретаря, обратился к лорду А. Бальфуру, и причём дважды, поскольку именно в этот промежуток времени он получил письма от двух лордов, в которых говорилось о растущем среди английской общественности недовольстве тем, что Романовы могут оказаться в Англии.

Но вот что интересно. Уже в первом письме к лорду А. Бальфуру Король Георг V подчёркивал, что он постоянно думает о том, каким образом экс-Император и Его Семья должны прибыть в Англию. (Недовольство общественности было бы действительно неприятно для Королевской семьи, равно как и то, что английский народ мог подумать, что именно он – Король Георг V – является инициатором приглашения своего кузена.) Поэтому король желает, чтобы было рассмотрено «иное решение, касающееся будущего места проживания Их Императорских Величеств». В постскриптуме же к этому письму он подчеркнул особо, что не Король, а его правительство пригласило Царскую Семью…

Во втором же своём письме к лорду А. Бальфуру от 6/19 апреля Король Георг V уже более решительно подошёл к сути данной проблемы, а именно – просил обратить внимание премьер-министра на то, что пребывание Царя в Англии «…могло бы скомпрометировать положение Короля и Королевы».

Обсуждая данную ситуацию в Кабинете министров, Д. Ллойд Джордж, видимо желавший услужить своему монарху, выдвинул Его требования от своего имени, а также скрыл сам факт давления, оказываемого на него и лорда А. Бальфура Королем Георгом V. Позиция монарха, озвученная в сделанном Д. Ллойд Джорджем заявлении, полностью совпадала с мнением левоориентированных министров, также протестовавших против того, чтобы Русский Царь и Его Семья прибыли бы в Англию.

«Российская Империя, – говорил Д. Ллойд Джордж в своём выступлении, вопреки реальности, – это неспособный к плаванию корабль. Каркас прогнил и команда не лучше. Капитан мог ставить паруса только в штиль (…) А Царь был всего лишь короной без головы»[12].

Результат же этой политической интриги немедленно нашёл своё отражение в Петрограде – английский посланник Д. Бьюкенен был проинструктирован о том, что сопротивление приезду Царской Семьи на берега туманного Альбиона стало настолько сильным, что Англия должна получить право «…отозвать обратно ранее данное согласие на предложение русского правительства»[13]. А вскоре после этого Д. Бьюкенен получил ещё одну инструкцию – более не затрагивать эту тему в отношениях с русским правительством, и при очередной встрече с П. Н. Милюковым заявил, что Правительство Его Величества больше не хочет «настаивать» на отъезде Царской Семьи в Англию, а вместо этого британское правительство предлагает, чтобы Царь и Его Семья выехали бы во Францию.

15 апреля Д. Бьюкенен ответил лорду А. Бальфуру, что он совершенно согласен с новым планом. Но британский посланник в Париже лорд Френсис Берти не разделял точку зрения последнего, считая, что пребывание отрекшегося Императора во Франции также крайне нежелательно, о чём сообщил в телеграмме лорду А. Бальфуру:

«Я не верю, что бывшего Царя и Его Семью ожидает здесь тёплый приём. (…) Царицу они не только по рождению, но и по сути относят к проклятым бошам. Она, как Вам известно, сделала всё для достижения соглашения с Германией. Её считают преступницей или душевнобольной, а бывшего Царя – преступником, в то же время полностью находящимся у Неё под каблуком и делающим то, что Она внушает.

Искренне Ваш Берти».

Но, несмотря на это, Посланник и Полномочный Министр России в Лиссабоне П. С. Боткин (родной брат убитого в Екатеринбурге Е. С. Боткина) непрерывно просил французское правительство предоставить царю политическое убежище и тем самым спасти ему жизнь. Его первое обращение к французскому правительству датировано 12/25 июня 1917 года, а последнее – 20 июня/2 июля 1918 года, то есть непосредственно перед убийством Государя и Его Семьи. Но все его попытки были тщетны[14].

И, тем не менее, обмен письмами между королевскими родственниками продолжался. 9/22 апреля 1917 года Д. Бьюкенен сказал лорду А. Бальфуру:

«Я не вижу причины, почему я не могу переадресовывать письма, которые я получаю, членам Императорской Семьи и родственникам в Англию, поскольку это не может скомпрометировать правительство, если получающие письма будут предупреждены о том, что необходимо хранить эти письма в секрете».

Но, несмотря на внешне кажущуюся видимость поддержки близких родственных отношений между королевскими и императорскими домами, здесь всё же нельзя не отметить один весьма интересный факт. В июле 1917 года король Георг V объявил, что изменяет название династии с германской Саксен-Кобург-Готской на Виндзорскую. А это более чем наглядно указывает на то, что изменение фамилии и противодействие приезду Царской Семьи в Англию – не что иное, как неуклюжая попытка Короля Георга V дистанцироваться от своих Августейших родственников.

Все эти межродственные интриги и закулисные политические игры Короля Георга V и Кабинета министров Его Величества привели к тому, что, как уже говорилось ранее, находящийся в Петрограде Д. Бьюкенен оказался в весьма неудобном положении. И, в конце концов, для большинства политиков стало очевидно, что, принимая Царскую Семью в Англии, можно поставить под угрозу не только самое сердце английской демократии (выражавшееся в данном случае в политике невмешательства в дела страны-союзницы), а также и саму английскую монархию. И именно поэтому Король Георг V через членов своего Кабинета Министров сумел, всё-таки, добиться отзыва ранее данного предложения. Однако есть, всё же, большая разница между публичным отзывом официального предложения убежища, данного правительством Великобритании, и персональным отказом «кузена Джорджи», который является всего лишь главой союзной нации. И, добившись желаемого, Король Георг V, как и прежде, продолжет проявлять беспокойство судьбой императорской семьи в кругу своих ближайших родственников. А хранящаяся в фонде № 601 (Николай II, император 1868–1918) Государственного архива РФ переписка Государя с Его английским кузеном (Королем Георгом V) за означенный период – только лишнее подтверждение этому.

В отличие же от личной переписки, официальные бумаги указывают нам на совсем другую картину. Между тем временем, когда поступило предложение о предоставлении бывшему Императору и Его Семье политического убежища в Англии, и трагической екатеринбургской ночью 4/17 июля 1918 года, Царь и Его Семья лишь дважды упоминаются в существующих записях общения между Королём Георгом V и его министрами. Одна из них относится к лету 1917 года, когда Георг V спросил у Форин Офиса: правда ли, что Николай II был переведён в Тобольск?[15] А другая – к маю 1918 года, в которой Он делает свой запрос в МИД Великобритании с просьбой проверить, насколько хорошо обращаются с Царской Семьёй.

Однако рыцарское поведение Короля Георга V в деле оказания помощи другим Своим родственникам в период с 1917 по 1922 год никак не укладывается в рамки неуклонно проводимой Им собственной линии в деле «спасения Царской Семьи», что в свою очередь позволяет предположить, что в данном случае имела место ещё какая-то скрытая причина. Ведь шутка ли сказать, Государь Император Николай II был не только его кузеном, но еще и Фельдмаршалом Королевской Британской Армии, жезл которого генерал Пэджет и лорд Пэмброк вручили Ему в Ставке всего лишь в феврале 1916 года. А раз так, то Король Георг V уж тем более должен был приложить все усилия для того, чтобы спасти не только Своего Августейшего родственника, но и человека, имевшего в английской армии наивысший воинский чин. Так что, английский король не был человеком чести? Но все остальные факты как раз говорят об обратном. Ведь Король Георг V по меньшей мере трижды распространял свою защиту на суверенов, которые были гораздо более отдалены от Него и к тому же находились с Ним в менее родственной связи, нежели экс-Император и Его Августейшая Супруга. Так, например, Он согласился на секретный план союзников спасти Румынскую Королевскую Семью, когда ей угрожало пленение в ходе наступления германских армий зимой 1917 года. А ещё личная защита Георга V простиралась даже на монархов, которые во время войны были его врагами, – как, например, в случае с Австро-Венгерским Императором Карлом в 1919 году. После свержения монархии в этой стране бывший монарх Карл и Его Семья жили в одной из австрийских провинций и находились, прямо скажем, в состоянии постоянной физической опасности, поскольку группы дезертировавших с фронта солдат бывшей Австро-Венгерской армии бродили в окрестностях этих мест. По приказу Короля Георга V к Карлу и Его Семье был направлен один из английских офицеров, который выполнял функции личного телохранителя, а также оказал существенную помощь в деле отъезда бывших венценосных особ из новой Австрийской республики.

А немногим ранее, в 1918 году, Король Георг V пытался увезти от опасности Свою тётю – Вдовствующую Императрицу Марию Фёдоровну (Мать Государя Императора Николая II), которая большую часть этого года прожила в Крыму. Правда, англичан чуть было не опередили германские войска, оккупировавшие немногим ранее Крым и прибывшие туда как раз в тот момент, когда весной 1918 года представители Ялтинского Совдепа пытались насильно захватить Дюльберских пленников. Во избежание дальнейших недоразумений 1 ноября 1918 года Главнокомандующий Королевского Британского Средиземноморского Флота вице-адмирал Калторп получил от Адмиралтейства письмо следующего содержания:

«ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЕКРЕТНО. Его Королевское Величество очень озабочено тем, что должны быть предприняты шаги для защиты Вдовствующей Императрицы России и Её Семьи в случае, если германская гвардия отойдет. Считается, что до сих пор они защищали персону Ея Величества».

Вследствие этого Разведуправлением Королевского Британского Средиземноморского Флота в спешном порядке были разработаны планы для некой ночной миссии. В ранние утренние часы 21 ноября 1918 года командор Королевских Британских ВМФ Тертл и русский капитан 2-го ранга Коростовцев с борта английского королевского судна «Трибун» высадились на русский берег. Вскоре они были приняты Вдовствующей Императрицей, но, в соответствии с отчётом командора Тертла, Её Императорское Величество отказалась покинуть Крым и, несомненно, была очень оптимистична относительно ситуации в целом. Так, в частности, она верила, что Её Августейший Сын – экс-Император Николай II – жив. Отказав этим своим спасителям, Вдовствующая Императрица отказалась уехать и с другим потенциальным спасителем – английским полковником Джо Бойлом – канадским миллионером и авантюристом по натуре, ранее спасшим Румынскую Королевскую Семью и надеявшемся убедить Её покинуть Россию в этом ноябре. Но когда Вдовствующая Императрица всё же согласилась уехать в 1919 году, Она вместе со всеми Своими оказавшимися в Крыму родственниками, а также верными слугами, не пожелавшими покинуть своих прежних хозяев в трудный для них час, поднялась на борт британского дредноута «Мальборо», который и доставил их на Мальту, где располагалась одна из английских военно-морских баз[16].

Какие-либо письменные свидетельства о том, что Король Георг V консультировался с английским правительством по вопросам помощи Вдовствующей Императрице, на сегодняшний день неизвестны или не сохранились. Поэтому нельзя исключить возможности того, что Он был готов действовать и без санкции своего правительства, если бы Ему представилась такая возможность. А зная то, что Король Георг V именно так поступил в 1922 году (когда уже другой Его кузен – князь Андрей Греческий, сторонник одной из фракций, которую поддерживал Ллойд Джордж во время катастрофического вторжения в Турцию, стоял перед лицом смерти от рук греческих революционеров), эта версия принимает более четкие очертания. Не ставя в известность своё правительство, король просто взял и послал крейсер «Калипсо» в Афины, в результате чего князь Андрей Греческий был спасён.

Так что, с учётом личного участия Короля Георга V в оказании помощи другим Его родственникам, даже сегодня трудно поверить в то, что Он полностью отстранился от Своего участия в деле помощи Своему кузену и Его Семье, не пошевелив для этого даже пальцем…

Ответ на этот вопрос появился значительно позже. Д. Ллойд Джордж, МИД Англии, да и лично сам Д. Бьюкенен, спустя совсем короткое время, минувшее после произошедшей трагедии, в своих мемуарах всячески отрицали тот факт, что британское правительство и Король Георг V изменили своему первоначальному обещанию. Но в 1932 году дочь Д. Бьюкенена рассказала, что её отец сфальсифицировал свои воспоминания, чтобы сохранить в тайне то, что произошло в реальной действительности. А причина была проста – МИД Англии угрожало лишить его пенсиона в том случае, если он расскажет правду о том, каким образом британское правительство предало Русского Царя и Его Семью.

Вслед за ней, в 1935 году проговорился и личный секретарь Короля Георга V Гарольд Николсон, который рассказал, что в связи с этим делом король получал так много угроз, что, в конце концов, потерял мужество и предал своего кузена. А главное, что всё это с недавнего времени подтверждается рассекреченными архивами МИД Великобритании.

Но вернёмся в 1917 год. Вспоминая о тех днях, А. Ф. Керенский задает вопрос – кто был по-настоящему в ответе за отказ предоставления убежища в Англии? Он утверждает, что Министр иностранных дел М. И. Терещенко[17] получил доставленное ему послом Бьюкененом в конце июня или в начале июля 1917 года письмо именно по этому поводу. Он предполагает, что письмо содержало отказ от предоставления убежища вследствие «исключительно соображений внутренней политики». А. Ф. Керенский указывал также, что в этом письме было сказано следующее: «Премьер-министр не мог посоветовать Его Величеству предложить гостеприимство людям, чьи прогерманские симпатии были хорошо известны». И по утверждению того же А. Ф. Керенского, в результате отказа Англии Министр-председатель князь Г. Е. Львов поручил ему провести новые подготовительные мероприятия для удаления Царской Семьи в безопасное место.

И ещё. Ведя переговоры с Д. Бьюкененом, М. И. Терещенко был ознакомлен с письмом Короля Георга V, направленным ему через Его секретаря, в котором:

«Его Величество со своей стороны выражал сомнение, благоразумно ли было бы в настоящее время направлять в Англию Царскую Семью, учитывая не только рискованность в военное время путешествия, которое Ей предстоит совершить, но и в не меньшей степени – из более широких соображений национальной безопасности».

Теперь, конечно же, не вызывает сомнений тот факт, что довод насчёт «рискованности» переезда Царской Семьи был формальной отговоркой. И, тем не менее, М. И. Терещенко через датского посланника в Петрограде Харальда Скавениуса обратился к кайзеровскому правительству с секретным запросом – может ли Временное Правительство рассчитывать на безопасность бывшего Царя и Его Семьи, если Они будут отправлены морским путём в одну из западноевропейских стран? Ответ через Копенгаген пришёл в течение считанных дней:

«Императорское правительство считает своим долгом заверить, что ни одна боевая единица германского военно-морского флота не позволит себе напасть на какое бы то ни было судно, на палубе которого будет находиться Русский Император и Его Семья».

А теперь, на основании всего сказанного, немного забежим вперёд, чтобы подвести краткие итоги. Соучастниками убийства Царской Семьи в 1918 году можно было бы признать многих, но к их числу следует отнести и тех, кто своей пассивностью, нерешительностью или своим нежеланием что-либо делать, а также зависимостью от условностей или политической конъюнктуры в той или иной степени способствовал этой трагедии. И винить в этом следует не только марионеточное Временное Правительство, но также и английское, и французское правительства. А среди последних в первую очередь – английского Короля Георга V, поскольку Ему собственный статус оказался выше жизни Его двоюродного брата. А возмущённый настрой среди левоориентированных политиков и идеологов в этих двух странах не может служить личным оправданием того, чтобы предать даже не Государя, а просто человека и его семью – людей абсолютно безвинных, а кроме того, стоявших во главе союзнического государства, которое, кстати сказать, во исполнение союзнического долга, ради помощи Англии и Франции в войне с Германией, поставило на карту своё собственное существование.

И первым результатом сего явилась отправка Царской Семьи и верных слуг в далёкий Тобольск, откуда продолжится Их крестный путь восхождения на Уральскую Голгофу.

Но история, тем не менее, всё же донесла до нас косвенные указания на то, что Королём Георгом V были предприняты некоторые шаги к спасению Царской Семьи после Её ссылки в Тобольск и которые Он продолжал делать даже тогда, когда власть в России полностью перешла в руки большевиков.

* * *

Не меньшее беспокойство о дальнейшей судьбе России и безопасности Николая II выражала и Япония, которая незадолго до событий Февральской смуты подписала с Россией секретный договор. Суть его состояла в том, что обе страны обещали друг другу взаимную помощь и важные железнодорожные концессии, имея в виду в том числе и Китайско-Восточную железную дорогу – главную артерию русско-японских торговых путей. В свете этого соглашения, а также с учётом всех прочих связанных с ним обстоятельств, японское правительство было сильно обеспокоено произошедшими в России изменениями и, прежде всего, свержением Царского правительства, что, в свою очередь, могло привести к нарушению ранее достигнутых с Россией договорённостей. И именно поэтому оно со своей стороны заняло выжидательную позицию в вопросе официального признания Временного Правительства в качестве новой российской власти.

Наряду с этим, Япония также имела и другую проблему морального свойства, которая своими историческими корнями уходила в глубь времен. То есть в то время, когда бывший Наследник Цесаревич Николай Александрович посетил страну Восходящего Солнца. Совершая прогулку по городу Оцу 11 мая 1891 года, он был подвержен нападению со стороны одного из полицейских – Сандзо Цуду – в результате чего получил ранение головы. И хотя рана оказалась не столь уж серьёзной, она, всё же, оставила на время свой след величиной около десяти сантиметров на лбу и правой теменной части головы Наследника. Узнав об этом происшествии, Микадо Мутсохито был очень обескуражен, – наряду с глубокими связями, которые чувствуют между собой все монархи мира, такое грубое нарушение правил японского этикета вызвало у него ощущение сильной личной моральной ответственности за судьбу отрекшегося Государя.

* * *

Дальнейшие события, происходившие в России, выявили множество проблем самого разного характера, вследствие чего высшее руководство союзников быстро пришло к заключению, что безопасность Царской Семьи необходимо взять в свои руки. А поскольку Король Георг V и Кайзер Вильгельм II были оба вовлечены в эту войну и, к тому же, связаны между собой и Русским Императорским Домом Романовых самым близким родством, у союзных держав возникла мысль о необходимости начала секретных действий, направленных на спасение Царской Семьи. Но при этом надо было действовать так, чтобы глав стран-союзниц, а также стран, придерживающихся нейтралитета, впоследствии нельзя было обвинить в том, что свои семейные узы они ставят выше интересов собственных стран.

Наряду с этим нельзя забывать, что у таких стран, как САСШ, Япония и Франция, также существовали причины (от политических до личных), чтобы быть заинтересованными в спасении Царской Семьи. Так, американский президент В. Вильсон имел в отношении России далеко идущие торгово-экономические планы и поэтому всячески способствовал тайной деятельности своего «специалиста по России» Ч. Крейна, который, после отказа англичан, уже начинал развивать свою деятельность по спасению Царской Семьи из сибирской ссылки. У японского Микадо Иосихито, как уже говорилось ранее, также имелись основания, чтобы стремиться защитить царя. Интересы же Франции тоже были очень велики, поскольку российские займы составляли значительную часть её внешнего долга. А более 50 % французских держателей в это время имели царские боны. Тем не менее, для любого из союзников, равно как и для Японии, открытая поддержка означала бы огромное количество сложных политических проблем, равных политическому самоубийству. А всякого рода пропаганда, которая в то время столь эффективно велась против Государя и Государыни, делала любую открытую поддержку Царя и Его Семьи почти невозможной. Поэтому, чтобы вырвать Романовых из сибирской ссылки при сложившейся тогда политической ситуации в России и за её пределами, требовалась осторожность и особый расчёт. И единственный возможный метод сделать это заключался в привлечении секретных служб, которые могли рассматриваться тогда как средства тайного влияния.

Из всего сказанного следует, что международное сообщество испытывало растущую обеспокоенность относительно будущего России, а некоторые его слои – и относительно будущего Царской Семьи, так как события в России развивались с огромной скоростью. Но целая серия совпадений осенью и зимой 1917 года, нужные люди на нужных местах, а также некоторые говорящие сами за себя документы и переписка, постепенно наводили на мысль о том, что судьба Государя и Его Семьи – хорошо подготовленный заговор, организованный большим кругом самых влиятельных лиц.

На первых порах для находившегося под арестом в Царском Селе Государя и Его Семьи особой опасности не существовало. Но, начиная с июля 1917 года, стали возникать некоторые осложнения, которые вызвали беспокойство ряда глав союзнических государств. А. Ф. Керенский, занявший пост Министра-Председателя Временного Правительства, практически стал действовать на руку большевикам, а значит, и Германии. Например, попросив помощи у Исполкома Петросовета, он тем самым вовлёк большевиков в официальную политическую деятельность. А освободив из тюрьмы большевистских лидеров (которые, как он считал, с помощью вооружённых петроградских рабочих смогут дать достойный отпор «корниловской контрреволюции»), он тем самым лишь ускорил крах Временного Правительства и приход к власти большевиков.

Ещё до конца не понимая, что власть окончательно ускользает из рук, возглавляемое А. Ф. Керенским Временное Правительство, принимает решение отправить бывшего Императора и Его Семью в далёкий сибирский город Тобольск, революционные настроения в котором были весьма и весьма далеки от тех, которые царили в Петрограде и Москве. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и тихой жизни Царской Семьи в тобольской ссылке вместе с произошедшим в октябре 1917 года большевистским переворотом приходит конец.

Однако приход к власти большевиков означал перемены не только в жизни Царской Семьи, но и внёс свои коррективы в положение союзников. Например, оно значительно осложнилось после того, как Германия послала в Гельсингфорс (Хельсинки) дивизию под командой графа фон дер Гольца. (Эта акция имела своей целью помочь барону Карлу Густаву Маннергейму завоевать независимость Финляндии от Советской России.) Но главное намерение Германии заключалось в том, чтобы, перейдя финскую границу, использовать русские арктические порты Романов на Мурмане (с марта 1917 г. город Романов на Мурмане переименован в Мурманск) и Архангельск в качестве своих баз для подводного флота. И оттуда в дальнейшем вести подводную войну против своего главного противника – Англии. Поэтому провозглашение Финляндией своей независимости 6 декабря 1917 года привело в полный шок союзные страны, так как им теперь стало ясно, что в этой ситуации Германия сможет переместить свои войска на запад, чтобы далее сражаться с Англией и Францией. А это, в свою очередь, могло серьёзно помешать планам Антанты по освобождению Царской Семьи.

Обеспокоенный таким ходом событий, в декабре 1917 года во Франции был собран Высший военный Совет союзников. Четыре державы: Великобритания, Франция, Италия и САСШ – поручили этому Совету общую координацию стратегии победы в войне. Для чего постоянные военные представители, избранные из числа генералов каждой из союзных армий, должны были собираться дважды в неделю. И одним из первых шагов этого коллегиального органа был внесённый на его рассмотрение вопрос о признании автономной армии из числа тысяч чехословацких солдат, содержащихся в сибирских лагерях в качестве военнопленных Австро-Венгерской армии. Суть же его состояла в том, чтобы после успешных переговоров об их освобождении 40 000 этих солдат могли бы покинуть Советскую Россию, чтобы в дальнейшем присоединиться к союзническим войскам во Франции с целью участия в боях на Западном фронте. (Этот важный шаг впоследствии окажется одним из поворотных моментов в истории Гражданской войны в России и будет назван «Мятеж чехословацкого корпуса».)

Но, вместе с тем, британский Премьер-министр Д. Ллойд Джордж и генерал Генри Хью Вилльсон верили, что война в целом может быть выиграна не только на Западном фронте, но и где-нибудь в другом месте, например в Галлиполи или Дарданеллах. И поэтому они проводили идею интервенции в Россию куда более агрессивно, нежели французский генерал Максим Вейган, или итальянский генерал граф Луижи Кардона, или даже американский генерал-лейтенант Таскер Блисс.

В целом же их мнение состояло в следующем:

«Британцы обладают жемчужиной – Индией, которую необходимо охранять, и они будут охранять ее с такой же яростью, как родные острова. Они знали, что случившееся в Москве повлияло на Бухару, а что повлияло на Бухару – повлияло на Бомбей. Британцы хотели сместить большевиков, которые призывали к всемирной пролетарской революции. В конце 1917 года британцы начали финансировать и поставлять оружие в неограниченных количествах казакам в Закавказье и антибольшевистским армиям, которые были мобилизованы на Дону и в Южной России».

Но любая интервенция стоит денег. А именно денег-то и не было у сил контрреволюции в России. Из хода дальнейшего развития событий хорошо известно, что британцы и другие союзники уже сразу после Октябрьского переворота 1917 года пытались создать условия, которые привели бы к свержению большевистского режима, поскольку имели серьёзные финансовые причины, чтобы сделать это. Ведь уже, начиная с середины декабря 1917 года, советское правительство не раз говорило о своём отказе платить странам Антанты по долгам его предшественников. А это, в свою очередь, не могло не вызвать большой обеспокоенности союзников – ведь в этот баланс были заложены огромные военные долги Царского правительства различным нациям, а также и значительные долги Временного Правительства.

Как указано в «Atlas of the First World War», к июлю 1917 года Россия была должна: Великобритании – 2 760 000 000 фунтов, Франции – 760 000 000 $, Северо-Американским Соединённым Штатам – 280 000 000 $, Италии – 100 000 000 $, Японии – 100 000 000 $ в валюте того времени.

Вместе с этим, большое количество вооружения и техники были уже отгружены для России по заказам Царского и Временного Правительств, вследствие чего колоссальные площади складских помещений простаивали без использования, оказавшиеся забитыми этими заказами. А огромные суммы, подлежащие получению, числились в активах, которые вот-вот должны были превратиться в обязательства, отражённые в финансовых документах промышленных гигантов, работающих в САСШ, Британии, Франции и даже Японии…

Но в случае успеха планов союзников по свержению власти большевиков сразу же вставал вопрос – кто же будет править Россией?

А так как этот вопрос был, прямо скажем, риторическим, то некоторые представители правительств союзнических государств решили на самом высоком уровне, что Царь и Его Семья должны быть освобождены, после чего переведены в убежище, расположенное в северной части России, где и ожидать окончания войны. Ведь может же случиться так, что в одно прекрасное время возникнут условия для рассмотрения вопроса о восстановлении монархии в России. И хотя, вероятнее всего, в форме конституционной монархии, но непременно во главе с верным союзническому долгу Государем Императором Николаем II.

Забегая немного вперёд, можно сказать, что это обстоятельство имело как прямые, так и косвенные доказательства. Так, к примеру, это подтверждается запиской, которую позже ещё один из выдвиженцев и друзей Ч. Крейна – американский посланник в Китае Пол Райнш – направил в Государственный департамент. Вероятнее всего, в ней П. Райнш отвечал на запрос Государственного департамента САСШ относительно политической атмосферы и возможности восстановления монархии на отдельных частях территории России:

«Отчет относительно монархических настроений в Забайкалье, Сибири и Уральском регионе. Резюме отчетов по данному вопросу всех консульских сотрудников под моим руководством.

Екатеринбургский регион. 80 % жителей не будут против монархии (…)

Челябинский регион. По общему мнению, есть серьезные настроения в пользу монархии, особенно среди крестьян, которые устали от беспорядка (…) никто в Челябинском регионе не хочет возврата царизма, поскольку все понимают, что Россия уже переросла этот рубеж, но есть определенно очень большой и растущий слой людей, которые рассматривают конституционную монархию с либеральными тенденциями как единственное средство сохранения сильной и единой России в настоящем состоянии образования и развития (…)

Омский регион. Все слои, которые обладают достаточным интеллектом, чтобы думать о проблемах управления страной, считают, что спасение России заключается в конституционной монархии. Они не верят, однако, что время перемен уже пришло (…)

Новониколаевский регион. Некоторые крестьяне высказываются в пользу монархии. Большинство армейских офицеров за монархию. Русская церковь продолжает быть сторонницей монархии (…)

Иркутский регион. Вероятно, около 60 % населения за конституционную монархию. Это связано с провалом Керенского и большевиков (…)

Либеральные лидеры, которые приветствовали революцию два года назад, уже не проявляют такого энтузиазма, а контакты с большевиками заставляют их вести себя так, словно они проснулись после ночного кошмара».

Получивший для ознакомления копию этой записки из Государственного Департамента американский консул в Иркутске Эрнст Харрис направил сей документ обратно П. Райншу, но со своими комментариями, в которых он, в частности, указывал, что может пройти от шести месяцев до двух лет, прежде чем какая-либо монархия может быть установлена в России, но он не хочет рассуждать о том, как долго она удержится. Но одним из наиболее замечательных аспектов этого отчёта является то, что он был направлен из Омска, в котором Э. Харрис находился в то время вместе с Верховным Правителем Адмиралом А. В. Колчаком – человеком, много сделавшим для того, чтобы следствие по делу об убийстве членов Российского Императорского Дома Романовых проводилось бы с максимальной тщательностью.

В связи с планируемым союзниками пребыванием Царской Семьи в одном из северных районов России было бы небезынтересным заглянуть в значительной степени нетронутые архивы компании «Гудзонов залив» (Виннипег, Канада). Эта компания, как в конце 1917 года, так и в настоящее время, является одной из наиболее старых компаний-операторов в мире. Во время Первой мировой войны компания «Гудзонов залив» была агентом по закупкам для Франции, России и Румынии, хотя её штаб-квартира и находилась в Лондоне на Лайм-стрит.

Так вот, в архивах этой компании находится один из следов, косвенно указывающий на попытку спасения Царской Семьи из тобольской ссылки. А именно – есть непосредственные доказательства того, что для бывшего Государя и Его Семьи была построена резиденция, где Они должны были временно проживать. А дело было так.

В конце ноября 1917 года Чарльз Крейн покидает Россию и направляется в Англию через Францию. В одном из писем своему сыну, Ричарду Крейну, секретарю Государственного секретаря САСШ Роберта Лэнсинга, он писал, что направляется в Англию, где должен получить почту, которая находится на попечении сэра Кортни Ильберта – клерка в Палате общин в Вестминстерском дворце. Но именно в то самое время, когда Ч. Крейн находился в Англии (что с большой натяжкой можно назвать случайным совпадением!), началась работа по строительству весьма интересного дома в северной части России, сборка и конструкция которого находились под патронажем компании «Гудзонов залив».

Сборка этого загадочного дома началась в Архангельске, но в дальнейшем его планировалось перевезти и установить в конце ноября 1917 года в Мурманске. Все расходы по этому строительству оплачивало Британское Адмиралтейство, что само по себе наводит на мысль, что он действительно был предназначен в качестве безопасного жилья для Царской Семьи. А ещё одним аргументом в пользу этого соображения (если вспомнить уверенность Вдовствующей Императрицы в том, что Семья Ея Сына вывезена из Тобольска и находится где-то в северной части России) говорит то, что его установка планировалась на значительном расстоянии от Тобольска и Екатеринбурга. И, кроме того, – в порту, который впоследствии был занят союзническими войсками.

Существование этого дома также подтверждает и телеграмма, посланная в октябре 1918 года из Британского Адмиралтейства в Архангельск:

«Получено от мистера Брауда от имени Мурманского научно-промышленного общества предложение [о постройке] здания на земле компании „Двид“ около Британского консульства в Мурманске, которое раньше предназначалось для покойного царя, а теперь предлагается генералу Пуну или адмиралу Кенту. Здание завершено с нагревательными и осветительными приборами и так далее и сейчас находится на попечении инженеров, воздвигнувших его».

Но хотя приведённая здесь телеграмма и указывает на то, что это здание предназначается для упомянутых лиц, его фактическое назначение очевидно без всяких слов. И подтверждение этому – документы архива компании «Гудзонов залив», которые, в свою очередь, указывают на то, что сие не было его изначальным назначением в то время, когда оно собиралось в Мурманске в конце 1917 года. (Часть расходов на строительство некоторых конструкций и внутренних коммуникаций этого дома должна была быть выплачена российской инженерной компании «Брюсов и Макаров».) А ещё архивные документы упомянутой компании говорят также о том, что по окончании строительства (сборки) данное строение должно быть снабжено всем необходимым: посудой, пищей, кроватями, одеялами и так далее, в количестве семь штук. (А это уже интересно!) Кроме того, при сдаче этого дома был предусмотрен дополнительный список на семь человек, включавший продукты питания и предметы роскоши, который, по мнению эксперта компании «Гудзонов залив» Барбары Кельсон, очень сильно отличался от обычных поставок того периода.

В дополнение к сказанному следует также отметить, что Британское Адмиралтейство не только платило за строительство, но и оплачивало все расходы, связанные с обстановкой и снабжением. Весьма симптоматично и то, что большинство телеграмм того времени указывали, что это сооружение предполагалось использовать в качестве здания для рабочих компании «Гудзонов залив», что ещё интереснее, поскольку за всю историю Адмиралтейства не было случая, чтобы оно платило за снабжение или за квартиры работников компании «Гудзонов залив». В общем, такие финансовые трансакции и приготовления вряд ли объяснимы для столь удалённого места, как Мурманск, чем-нибудь другим! (Разве что союзники хотели обеспечить возможность тайного выезда из России Царской Семьи через её северные ворота – Мурманск.)

Но тайна дома, «предназначенного для покойного царя», стала ещё более интригующей в 1975 году после публикации книги секретаря Премьер-министра Д. Ллойд Джорджа под названием «Жизнь с Ллойд Джорджем, дневник Сильвестра 1931–1945». В ней он рассказывает, что Король Георг V выражал значительную озабоченность по поводу предполагаемой публикации книги своего бывшего премьера о событиях в России во время Первой мировой войны. И, как утверждает мистер Сильвестр, Король Георг V подверг некоторые части означенной книги личной цензуре, запретив ему писать о резиденции для Государя, построенной в Романове на Мурмане (Мурманске). Более того, Король настаивал, чтобы вообще вся глава о британских действиях на севере России была исключена. Так что, весьма и весьма похоже на то, что дом, упоминаемый в сохранившихся архивах компании «Гудзонов залив», был частью плана по перемещению Царской Семьи из Тобольска в Мурманск.

Не вызывает также сомнения и то, что советник В. Вильсона по России Чарльз Крейн также был связан с общими планами по свержению большевиков и освобождению Царской Семьи из заточения. Ведь прежде чем ехать в Англию, он, как обычно, остановился в доме своего давнего друга, уже упомянутого ранее, Графа Я. Н. Ростовцева.

В течение предыдущих месяцев лета 1917 года Ч. Крейн посетил Киев, где он встречался с двумя лицами, которые впоследствии будут играть важную роль в событиях 1918 года, – своим давним другом Томашом Масариком (будущим Президентом Чехословакии, который вскоре станет мужем дочери Ч. Крейна и который будет вести переговоры об освобождении чешских солдат) и Генералом от Кавалерии А. М. Калединым, которого впоследствии будут финансировать банки союзных государств и на которого ими возлагались большие надежды[18][19].

Участвуя в финансировании генерала А. М. Каледина, а значит, и генерала М. В. Алексеева, из собственных средств, Ч. Крейн также стал специальным уполномоченным САСШ в банковской схеме, которая была предложена в Англии и включала скрытый план спасения Царя и размещения Его Семьи в безопасном месте до тех пор, пока не станет ясен исход войны[20].

Но если соединить то, что нам стало известно из архивов компании «Гудзонов залив», с тем, о чём писалось ранее, можно предположить, что объектом банковской схемы было не только создание финансовой инфраструктуры, позволяющей на промежуточный период отделить Сибирь от Европейской России (которая в значительной степени была под контролем большевиков) – до тех пор, пока Россия вновь не стабилизирует своё положение после падения большевиков. Но это был также и путь для спасения Государя, который в определённый момент смог бы вернуться к утраченной власти.

В результате финансовой помощи, которая, как ожидалось, будет поступать по разработанной банковской схеме, американский консул в Москве Де Витт Пул уже в середине января 1918 года констатировал факт, что тайные приготовления к тому, «чтобы противостоять атакам большевиков в необходимый момент в Москве и других городах», идут своим ходом.

Упомянутая банковская схема и сотрудники компании «Гудзонов залив» работали совместно. А тот факт, что компания была не только поставщиком русского правительства, но и французских войск, а также работала в Лондоне, делало её идеальным исполнителем платежей для ведения тайных операций в Северной России, в том числе и для строительства дома в Мурманске. И, как видно из приведённой ранее телеграммы Эрнста Харриса, планы создания Конституционной Монархии не были заброшены и при надлежащих условиях могли бы привести к её реставрации в России.

В конце 1917 года союзников охватило ощущение срочности. После осознания истинного смысла плана большевиков с их огромными долгами перед многочисленными корпорациями союзников и в связи с угрозой, что большевики договорятся с Германией и выйдут из войны, союзники начали консолидировать свои планы.

27 декабря 1917 года самые большие опасения союзников оправдались – Советская власть официально отказалась от всех иностранных долгов. Но к тому времени союзные государства уже начали предпринимать необходимые шаги, чтобы не потерпеть колоссальной финансовой катастрофы, вызванной потерей русского Восточного фронта.

Последние дни декабря Ч. Крейн неоднократно встречался с В. Вильсоном, обсуждая с ним, как усовершенствовать американскую стратегию по отношению к новой России. Развитие двойной политики продолжалось. Англия, как могла, инициировала свой проект спасения Царской Семьи, но для этого ей нужна была поддержка других западных правительств. А для успешной реализации такового необходимо было держать эти планы в секрете. На поверхности же предполагалась политика общения с большевиками через неофициальных агентов. Но эти действия британских дипломатов были всего лишь дипломатической ширмой, так как подобный ход был запланирован заранее, чтобы отвлечь большевиков от истинных намерений этой двойной политики. А, кроме того, Англия надеялась использовать в качестве своего дипломатического партнера САСШ, политический капитал которых, облачённый в мантию демократического идеализма, мог оказаться весьма полезным в этой двойной игре, затеянной для того, чтобы отвести подозрения большевиков, которым британцы объясняли любой свой контакт с Белыми армиями на Украине или казаками на Юге как «вынужденную необходимость».

Другой путь отражал истинные цели английской банковской схемы, которая должна была финансировать казаков и кавказцев, подкупить персов, преследуя лишь одно – сбросить большевиков. Но и Америка, не менее, чем Англия, была в этом заинтересована, в силу чего также оказывала им свою посильную финансовую помощь, выражавшуюся, как правило, в виде взяток их вождям. Вместе с тем, правительство Д. Ллойд Джорджа не хотело выступать против Советской власти, что называется, «с открытым забралом», стремясь избежать в глазах общественного мнения «…обвинений, насколько это будет возможно, что мы готовимся к войне с большевиками и таким образом надеемся повлиять на советский режим, заставить его сопротивляться Германии в Северной России».

Ознакомившись с планом англичан, В. Вильсон написал, что он считает их предложение разумным, но не хочет «подкупать персов»[21]. Но, вместе с тем, В. Вильсона постоянно терзали сомнения по поводу того, как строить свою политику в России с учётом публично объявленной политики невмешательства по отношению к этой стране. Ночью 11 декабря 1917 года он встретился с Государственным секретарём Робертом Лэнсингом, который похвалил русских генералов А. М. Каледина, М. В. Алексеева, А. А. Брусилова и Л. Г. Корнилова, а также «силу движения Каледина». Получив позитивную реакцию, Р. Лэнсинг уже на следующий день встретился с министром финансов и главой секретной службы САСШ Мак Аду[22].

Мак Аду согласился с необходимостью оказания финансовой помощи генералу А. М. Каледину, кандидатура которого была выбрана Ч. Крейном для свержения власти большевиков, после чего В. Вильсон собственноручно написал на полученной от Р. Лэнсинга телеграмме (в ней говорилось о поддержке генерала А. М. Каледина на Юге России): «Я полностью одобряю это».