Вопросительные знаки в «Царском деле» Жук Юрий

Рассказывая о трагической гибели Царской Семьи, многие авторы, вплоть до настоящего времени, причисляют к Её убийцам людей, которые либо не имели к этому преступлению никакого отношения, либо вообще являются вымышленными персонажами.

Первую путаницу в это дело внес Генерал-Лейтенант М. К. Дитерихс, который в своей книге «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале» написал, что:

«Из русских палачей известна фамилия одного – Кабанов. (…) Из пяти палачей нерусских известны фамилии трех: латыш Лякс, мадьяр Вархат и Рудольф Лашер. Называли еще фамилию латыша Берзина, но утверждать, что таковой был в составе внутренней охраны – нельзя»[209].

Но если генералу М. К. Дитерихсу было всё же простительно допустить в этом вопросе некоторые ошибки (ибо он, в отличие от современных исследователей, опирался лишь на имевшиеся в его распоряжении материалы Следственного Производства), то некоторым современным исследователям оные непростительны, так как каждый из них имел непосредственную возможность ознакомления с документами и прочими источниками куда в большем количестве, анализ которых, безусловно, позволил бы им сделать более точные выводы.

Но, к сожалению, этого не произошло. И сейчас именно этими самыми «исследователями» убийцы Царской Семьи поделены на две условные группы.

К первой из них относят С. П. Ваганова, Костоусова, кого-то из братьев Партиных (вот только не уточняя, кого, всё же, именно: Алексея или Николая?), Ф. Н. Лукоянова и даже… отсутствующего в то время в Екатеринбурге П. Д. Хохрякова.

А ко второй, как правило, причисляют мифических бывших венгерских военнопленных, списки которых приводит И. Л. Мейер (правильно: Иоганн Людвиг Майер! – Ю. Ж.) в своих «воспоминаниях» «Как погибла царская семья».

И чтобы не быть голословным, автор позволит себе привести некоторые выдержки из ранее написанных работ по этой теме.

Из книги Г. Б. Зайцева «Романовы в Екатеринбурге»:

«Ясно, и как стояли палачи: справа у южной стенки, напротив Николая II, стоял Юровский. Левее него Никулин. Еще левее у северной стенки в ряд стояло четверо «латышей», а за ними еще трое. У дверей западной стенки кроме трех оставшихся «латышей» стояли Медведев, который, похоже, на время расстрела уходил. За ним, уже в прихожей, стоял любопытный Окулов, оставивший свой пост и Стрекотин. Справа от двери у западной стенки стояли Ермаков, Ваганов, Войков, Голощекин, Белобородов, Костоусов, Лукоянов и, возможно, Хохряков. У последнего опыта убийства тоже хватало, так что он вряд ли пропустил такой случай»[210].

А уже известный читателю уральский исследователь «царской темы» доктор исторических наук И. Ф. Плотников в своей книге «Правда истории. Гибель Царской Семьи» прямо заявляет о том, что, наряду с бесспорными для него фигурантами этого дела: Я. М. Юровским, Г. П. Никулиным, М. А. Медведевым (Кудриным), П. З. Ермаковым, С. П. Вагановым (которого М. К. Дитерихс, якобы, перепутал с А. Е. Костоусовым), А. Г. Кабановым и П. С. Медведевым, участие в этом убийстве, возможно, принимали также и «латыши»: В. Н. Нетребин и Я. М. Цалмс.

Годами же ранее, писатель-исследователь доктор экономических наук О. А. Платонов в своей первой книге, посвящённой теме гибели Членов Дома Романовых на Урале, – «Убийство Царской Семьи» поддержал «иностранную» версию И. Л. Майера:

«Теперь иностранные наемные убийцы. Их в галерее семеро:

• Андреас Вергази;

• Ласло Горват;

• Виктор Гринфельд;

• Имре Надь;

• Эмил Фекете;

• Анзелм Фишер;

• Изидор Эдельштейн.

Иностранные наемники старательно отрабатывают свой паек. А после убийства первыми принимаются грабить трупы»[211].

А далее указанный автор, поверив в бредни И. Л. Майера, вопрошает:

«Большой вопрос о дальнейшей судьбе этих наемных убийц. Куда они делись, почему никто из них не оставил воспоминаний? Не исключено, что их товарищи-чекисты тогда сами устранили, по крайней мере, пятерых. В окрестностях “Ганиной ямы” были обнаружены трупы пяти мужчин, носивших австрийскую военную форму»[212].

Таким образом, в большинстве случаев в качестве убийц приводятся либо фамилии «признанных» убийц (Я. М. Юровского, Г. П. Никулина, П. З. Ермакова и пр.), либо упомянутые ранее мифические «латыши».

Не желая затевать полемику по этому поводу, хочу лишь заметить, что уважаемый мной, ныне покойный Георгий Борисович Зайцев (проделавший в отличие от других авторов большую аналитическую работу), к сожалению, не увидел некоторых очевидных фактов.

Так, к примеру, Помощник коменданта ДОН Г. П. Никулин, которого А. А. Стрекотин в своих воспоминаниях по ошибке называет «Окуловым», из-за таковой предстаёт у него в виде двух совершенно разных людей. Но если его версию о присутствии П. Л. Войкова и Ф. Н. Лукоянова среди палачей ещё можно объяснить ссылкой на «рассказ Войкова» в изложении Г. З. Беседовского , то уж присутствие в качестве оных Ф. И. Голощёкина и А. Г. Белобородова – явный перебор…

Говорить же об участии в убийстве Царской Семьи В. Н. Нетребина и П. Д. Хохрякова, вообще, неуместно. Поскольку первый, хотя и назвал свои воспоминания «Воспоминания участника расстрела Романовых Нетребина Виктора Никифоровича», не говорит в них ни слова о своём личном участии в этой акции. А, значит, из всего сказанного им можно сделать вывод, что он был всего лишь свидетелем этой драмы.

А второй – ещё 12 (25) июня 1918 года во главе отряда в 300 человек отбыл на поезде в сторону Тюмени, откуда должен был начать порученную ему «Карательную экспедицию тобольского направления», из которой он, как известно, не возвратился, будучи убитым в бою за станцию «Крутиха» Режского участка Екатеринбургской Восточной магистрали.

Не менее интересны выводы и П. В. Мультатули, который в своей книге «Свидетельствуя о Христе до смерти» посвящает вопросу о цареубийцах целый раздел одной из её глав, в котором много размышляет на эту тему. Однако каких-либо конкретных выводов не делает, считая, что некий «посланец из Москвы(…) привез с собой команду убийц».

Так кто же на самом деле был в числе убийц и кто среди перечисленных лиц лишь в дальнейшем, что называется, «примазывался» к числу таковых?

На взгляд автора настоящего издания совершенно очевидным является тот факт, что ни А. Г. Белобородов, ни Ф. И. Голощёкин, ни П. И. Войков участия в этом убийстве не принимали. Равно как не принимали в нём участия П. С. Медведев, С. П. Ваганов и прочие лица типа «Партина», «Костоусова» и уж, тем более, П. Д. Хохрякова.

В настоящий момент не вызывает сомнения, что непосредственными участниками убийства Царской Семьи и Её верных слуг были: П. З. Ермаков, А. Г. Кабанов, Г. П. Никулин, М. А Медведев (Кудрин) и Я. М. Юровский. То есть – пять человек. А далее начинаются расхождения, о которых уже говорилось ранее.

О том, кто и как попал в число убийц, будет рассказано немногим позже, а сейчас с большой долей вероятности можно говорить о том, что таковых было всё же восемь человек, а именно:

1. Бройд С. А. – сотрудник УОЧК;

2. Ермаков П. З. – Военный Комиссар 4-го Района Екатеринбурга;

3. Кабанов А. Г. – Начальник пулемётной команды ДОН, сотрудник УОЧК;

4. Медведев (Кудрин) М. А. – Член Коллегии УОЧК;

5. Медведев П. С. – Начальник караула;

6. Никулин Г. П. – Помощник Коменданта ДОН;

7. Паруп А. Т. (А. Я. Биркенфельд) – сотрудник УОЧК;

8. Юровский Я. М. – Комендант ДОН.

А косвенным доказательством сему – стенограмма записи беседы с Г. П. Никулиным:

М. М. МЕДВЕДЕВ (сын М. А. Медведева (Кудрина)):

– Значит, в расстреле принимали участие восемь человек?

Г. П. НИКУЛИН:

– Да.

(Последующие слова Г. П. Никулина разобрать не удалось ввиду того, что он произнес таковые в некотором удалении от микрофона. Вероятнее всего, М. М. МЕДВЕДЕВ еще раз спрашивал у Г. П. Никулина о запомнившихся ему участниках расстрела Царской Семьи.)

– Вот, шестерых я помню, а двух не помню.

М. М. МЕДВЕДЕВ:

– Хорошо. [Назовите, кого помните.]

Г. П. НИКУЛИН

– Фамилии?

М. М. МЕДВЕДЕВ (обращаясь к Д. П. Морозову и Г. П. Никулину):

– Можно еще раз [повторить], вот, эти фамилии [и] отчества?

Д. П. МОРОЗОВ (Начальник Секретной части радиокомитета):

– [А] он еще их помнит?

М. М. МЕДВЕДЕВ:

– [И] не только фамилии.

Г. П. НИКУЛИН:

– Якова Михайловича (Я. М. Юровского. – Ю. Ж.) помню.

Д. П. Морозов констатирует:

– Яков Михайлович Юровский.

Г. П. НИКУЛИН

– Михаила Александровича (М. А. Медведева (Кудрина). – – Ю. Ж.) помню. Себя помню. А остальных не помню. [Да, ещё] Павла Медведева помню.

Д. П. МОРОЗОВ

– Хорошо.

Г. П. НИКУЛИН

– [Ещё] Ивана (Алексея. – Ю. Ж.) Кабанова помню.

Д. П. МОРОЗОВ

– А, вот видите, – Иван.

Г. П. НИКУЛИН

– Если он только принимал участие. Да, кажется, он принимал. [Еще] Ермаков. Отчества [его я] не помню, звать только помню, как. Петр его звать»[213].

Итак, Г. П. Никулин не запомнил фамилии только двух участников убийства. Что не удивительно, поскольку с этими людьми он мог мало общаться по делам службы. Или мог вовсе не общаться. Но М. М. Медведев утверждает со слов отца, что в ночь убийства в доме Ипатьева присутствовали С. А. Бройдт и А. Т. Паруп (А. Биркенфельд). Причём, эту информацию он письменно подтвердил 31 августа 1993 года на оборотной стороне стенограммы записи беседы с Г. П. Никулиным, хранящейся в РГАСПИ:

«В ЧК работал Сергей Бройдо (его звали в просторечии Серёжка Бройд[214]). Арнольд Биркенфельд пришbёл в дом Ипатьева 16 июля под вечер с Ермаковым, Михаилом Медведевым (Кудриным) и Юровским. (Арнольд жил на квартире у Юровского.)

Сергей работал позднее в Вятской ЧК у Медведева (Кудрина). А Арнольд – оставлен в Екатеринбурге для подпольной работы в Иркутске, где его арестовали колчаковцы, как и Карла Ильмера (чекист УральОблЧК)»[215].

Это же самое обстоятельство косвенно подтверждает и П. З. Ермаков, в своих воспоминаниях «Расстрел бывшего царя», отрывок из которого приводится ниже с сохранением орфографии подлинника:

«получил постановление 16 июля 8 часов вечера сам прибыл [с] двумя товарищами и др. латышем (вполне возможно, что именно этим латышом был А. Я. Биркенфельд. – Ю. Ж.), который служил в моем отряде, карательном отделе. прибыл [в] 10 часов в дом особого назначения, вскоре пришла мая машина малого типа грузовая»[216].

Конечно, воспоминания П. З. Ермакова сплошь лживы и не отражают в полной мере подлинности происходящего, и особенно в той их части, в которой он постарался значительно преувеличить свою собственную роль. Зато в другой их части, которая, по его мнению, была не столь уж существенной, нет-нет да и проскакивает описание событий, похожее на правду.

И косвенное подтверждение этому – информация, полученная мной в разговоре с ныне покойным профессором Ю. А. Бурановым, который сообщил, что в начале 90-х годов имел возможность ознакомиться с показаниями П. З. Ермакова, которые тот в 1945 году давал сотрудниками УМГБ по Свердловской области. (В то время органы МГБ проводили проверку деятельности М. А. Медведева (Кудрина) в годы Гражданской войны.) Так вот, в них он этого латыша называл – «Ян»[217].

Безусловно, читатель, достаточно хорошо разбирающийся в «царской теме», может предположить, что этим Яном мог быть кто-нибудь из этнических латышей, состоящих во внутренней охране Дома Особого Назначения. (Например, Я. М. Цалмс или ещё кто-нибудь другой.) Однако, учитывая тот факт, что вплоть до самого расстрела никто из «латышей» никуда не отлучался из дома Ипатьева, становится более вероятным предположение, что именно этим самым «Яном» вполне мог быть А. Т. Паруп, который именно в описываемый период проживал в Екатеринбурге под именем Арнольда Янова (Яновича) Биркенфельда. И хотя, будучи сотрудником Уральского Областной ЧК, он никак не мог служить под началом П. З. Ермакова, уже сама по себе схожесть имени «Ян» и отчества «Янович» не может не навести на некоторые размышления…

И хотя сам А. Т. Паруп в написанной им в июле 1932 года автобиографии не упоминает о факте своего личного участия в убийстве Царской Семьи, он, тем не менее, и не отрицает таковой, свидетельством чему является «образовавшийся пробел» в тексте этого документа:

«С момента провозглашения советской власти [и] до чешского переворота в июне 1918 г. работал членом коллегии Продов. Торг. Отд. Восточ. Сибири.

Во время чешского переворота в Сибири находился в Москве.

Осенью 1918 г. Штабом Восточно-Уральской дивизии был командирован через фронт для восстановления связи с Сибирскими организациями»[218].

А это, в свою очередь, вкупе со всеми остальными приведёнными здесь обстоятельствами даёт нам ещё один повод для того, чтобы с немалой долей вероятности предположить возможное участие А. Я. Биркенфельда в рассматриваемом преступлении…

Так кто же были на самом деле эти люди, поднявшие руку на Помазанника Божьего и экс-Императора?

Сергей Александрович Бройдт

Первым в приведённом ранее списке цареубийц стоит сотрудник Уральской Областной ЧК С. А. Бройд, о жизненном пути которого до июля 1918 года автор имеет самые незначительные сведения. А именно:

Сергей Александрович Бройдт родился 20 ноября 1893 года в г. Сумы Харьковской губернии. По национальности – русский. По своей сословной принадлежности – мещанин. К 1918 году имел незаконченное среднее образование. Член РСДРП с 1916 года. В 1918 году – сотрудник Уральской Областной Чрезвычайной Комиссии[219].

Участие же его самого в расстреле Царской Семьи пока что весьма предположительно. Хотя и не безосновательно. Ибо по информации, полученной автором от М. М. Медведева, стало известно, что С. А. Бройд прибыл в дом Ипатьева накануне убийства вместе с П. З. Ермаковым и Ф. И. Голощёкиным на автомашине[220]. Причём, как лицо, исполняющее в тот день при последнем обязанности то ли шофёра, то ли личного телохранителя. А, может быть, и того, и другого одновременно, после чего из-за нехватки людей был включён Я. М. Юровским в число исполнителей и принял участие в расстреле.

Пётр Захарович Ермаков

Следующим в этом списке числится Военный Комиссар 4-го района Резерва Красной Армии г. Екатеринбурга П. З. Ермаков.

Пётр Захарович Ермаков родился 1 (13) декабря 1884 года в поселке Верх-Исетского завода. По национальности – русский. По своей сословной принадлежности – крестьянин.

Ещё в юные годы Пётр поступает на Верх-Исетский завод (ВИЗ) – сначала в качестве писаря заводской конторы, а затем – ученика слесаря, выучившись на которого продолжает свою трудовую деятельность по избранной специальности.

С 1905 года Пётр Ермаков начинает посещать организованный на ВИЗ нелегальный кружок, занятии в котором проходят под непосредственным наблюдением К. Т. Новгородцевой.

В 1906 году он вступает в РСДРП, членство в которой как в прямом, так и в переносном смысле выводит его на «большую дорогу» – прикрываясь политической ширмой экспроприации, П. З. Ермаков, сколотив банду подобных себе «борцов за народное счастье», начинает промышлять убийствами, разбоями и грабежами в своём родном уезде.

В 1907 году П. З. Ермаков зверским образом расправляется со своим товарищем по партии Николаем Ериным (по кличке «Летний»), который был уличён в сотрудничестве с жандармами. Арестовывается по подозрению в убийстве, но уже весной 1908 года за отсутствием улик оказывается на свободе.

По выходе из Екатеринбургского Тюремного Замка (Тюрьмы № 1, в которой содержались уголовные преступники) П. З. Ермаков становится членом подпольного Екатеринбургского Комитета РСДРП, который переводит его на нелегальное положение.

В бытность его нелегалом, П. З. Ермакову отводится роль одного из руководителей боевиков, главной задачей которых по-прежнему остаются экспроприации или, как их ещё называли, – «эксы». Самой громкой из таковых, в которой ему довелось участвовать, стала экспроприация Заводской кассы в пользу Уральского Комитета РСДРП, в ходе которой было убито 6 человек и захвачено 12 400 рублей. (Большая часть этих денег пошла на закупку оружия, доставляемого на Урал из-за рубежа.)

Во время провала Уральской партийной конференции (в результате ареста её делегатов в марте 1909 года), П. З. Ермаков вновь арестовывается и после годового тюремного заключения этапируется в ссылку, которую отбывает в городе Вельске Вологодской губернии.

По истечении срока ссылки в 1912 году П. З. Ермаков возвращается в Екатеринбург. Но поступить вновь на ВИЗ для него становится проблематичным – как лицо неблагонадёжное, он числится в чёрных списках. Однако со временем ему всё же удаётся найти работу в качестве агента по продаже в рассрочку швейных машин известной Компании «Зингер», которая даёт ему возможность посещать многие квартиры, в числе которых были и конспиративные. Но помимо этой работы, у бойкого коммивояжёра было и другое дело – он разносил денежную помощь семьям политзаключённых.

Скопив некоторый капитал, П. З. Ермаков оставляет работу агента и открывает в Опалихе (так назывался в то время один из жилых районов ВИЗ) собственное дело – фотоателье. Но довольно скоро заведение П. З. Ермакова привлекает внимание местной полиции, посему он быстро свернув своё дело, уезжает в Кунгур, где некоторое время работает в частном фотоателье Д. Долгушева, а затем слесарем на паровой мельнице.

Возвратившись летом 1917 года в Екатеринбург и выдавая себя за политкаторжанина, П. З. Ермаков принимает активное участие в формировании красногвардейских отрядов Екатеринбурга, к 4-му Району которого тогда относился Верх-Исетский завод[221], а по окончании формирования отряда Красной Гвардии в своём родном посёлке избирается его командиром.

Сразу же после Октябрьского переворота П. З. Ермаков становится одним из самых активных большевистских деятелей в посёлке ВИЗ, поскольку ещё с весны 1917 года состоит членом Районного и Городского Комитетов РСДРП(б), а также возглавляет в своём районе Земельный Комитет ВИЗ.

В конце декабря 1917 года П. З. Ермаков во главе Сводного отряда Красной Гвардии города Екатеринбурга направляется на так называемый Дутовский фронт, где участвует в боевых операциях.

В феврале 1918 года П. З. Ермакова вместе с его отрядом (именуемым теперь как 1-й Сводный Революционный отряд) отзывают в Екатеринбург и бросают на новый участок работы, суть которого заключается в проведении карательных экспедиций местного значения.

Весной этого же года П. З. Ермаков во главе своего отряда вновь направляется на Дутовский фронт, где вступает в командование 2-й Уральской Дружиной, сформированной из рабочих-добровольцев 4-го Района Резерва Красной Армии.

Участвуя в боях на Челябинском направлении, П. З. Ермаков получает пулевое ранение в живот и до конца апреля 1918 года находится на лечении в госпитале города Троица, после чего переводится в один из екатеринбургских стационаров.

В мае 1918 года он назначается Военным Комиссаром 4-го района Резерва Красной Армии города Екатеринбурга – на должность, которая позволяла ему проявить себя с должным размахом.

Как Военный Комиссар Верх-Исетского завода, П. З. Ермаков имел в своём непосредственном подчинении специальный отряд красногвардейцев численностью в 19 человек. А его ближайшим помощником на то время становится бывший балтийский матрос С. П. Ваганов[222].

Выписавшись из госпиталя в начале июня 1918 года, П. З. Ермаков вступает в командование отрядом, участвующим в подавлении Верх-Исетского восстания, после чего направляется в Невьянск с аналогичной задачей.

И посему нет ничего удивительного в том, что именно этот человек был отобран партийным руководством Урала в качестве «достойного кандидата» в команду палачей-добровольцев, изъявивших желание участвовать в расстреле Царской Семьи в качестве представителя РККА.

Алексей Георгиевич Кабанов

Третьим в списке цареубийц идёт Начальник пулемётной команды Дома Особого Назначения А. Г. Кабанов, принявший участие в этом убийстве исключительно по собственной инициативе, в нарушение своих должностных инструкций и несмотря на запрет.

Алексей Георгиевич Кабанов родился 15 октября 1890 года в деревне Гримино Ржевского уезда Тверской губернии. По национальности – русский. По своей сословной принадлежности – крестьянин.

Свою трудовую деятельность Алексей Кабанов начал с 13 лет. Работал пастухом, а затем был определён учеником к плотнику.

По достижении 18 лет А. Г. Кабанов окончательно порывает с деревней и переезжает на жительство в Петроград, где, начиная с 1908 года, работает плотником у разных подрядчиков, занимающихся строительством. В марте следующего года он устраивается плотником на Завод С. С. Щетинина, который в это же самое время начинает специализироваться на выпуске аэропланов. Вплоть до 1911 года А. Г. Кабанов работает по этой специальности, а затем овладевает смежной с ней профессией столяра.

Именно на этом заводе А. Г. Кабанов впервые знакомится с членами местной большевистской организации и со временем начинает выполнять отдельные партийные поручения: собирать средства среди рабочих завода для улучшения жизни политических ссыльных и заключённых, распространять большевистскую печать и нелегальную литературу.

В июле 1911 года на заводе вспыхнула стихийная забастовка, после которой многие рабочие получили расчёт. Не миновала чаша сия и А. Г. Кабанова, который за участие в ней был также уволен и взят под гласный надзор полиции.

Как политически неблагонадёжный элемент, А. Г. Кабанов уже не мог устроиться на какое-либо крупное государственное или частное производство, посему вплоть до ноября 1914 года был вынужден перебиваться случайными заработками: летом в качестве сезонного рабочего-столяра, а зимой – по этой же специальности в различных мелких мастерских.

В ноябре 1914 года А. Г. Кабанов Петроградским по воинской повинности Присутствием принимается на военную службу, которую начинает в 333-й Пешей Дружине, расквартированной в то время Гельсингфорсе. (Ныне – Хельсинки.)

В апреле 1915 года он вместе с другими солдатами 1911, 1912 и 1913 годов призыва переводится в Петроград. Во время пребывания в этом городе А. Г. Кабанов при посредстве проживающего там же своего старшего брата Михаила вновь связывается с большевистским подпольем города, по заданию которого ведёт большевистскую агитацию среди солдат и занимается распространением всякого рода прокламаций.

В июне этого же года, дружина, в которой проходил службу А. Г. Кабанов, направляется вновь в Финляндию, где в городе Тамирфорсе из неё формируют 423-й Лужский Пехотный полк, в 3-ю роту которого был зачислен А. Г. Кабанов.

В 1916 году А. Г. Кабанов направляется в город Николайштадт, где проходит обучение в Учебной Пулемётной Команде, после чего зачисляется в штат одного из блиндированных (броневых) поездов, базирующихся в городе Улеаборге.

В дни Февральской смуты А. Г. Кабанов ведёт активную антиправительственную деятельность и уже 3 марта 1917 года избирается Председателем Солдатского Комитета Улеаборгского гарнизона. Пробыв совсем недолго в новой должности, он делегируется в Николайштадт, где приступает к обязанностям делегата Полкового Комитета 423-го Лужского Пехотного полка.

По его предложению этот Полковой Комитет принимает решение о демобилизации из армии всех лиц старше 35 лет, а также слабых здоровьем, для выполнения чего была создана специальная комиссия, в состав которой вошёл и А. Г. Кабанов. И, как видно, не зря – 27 мая 1917 года Постановлением Военно-Врачебной Комиссии 423-го Лужского Пехотного полка он навсегда освобождается от воинской повинности и отбывает к себе на родину в Тверскую губернию.

Прибыв в родную деревню, он ведёт большевистскую агитацию среди местного населения, призывая своих земляков сформировать волостной Совдеп. Это ему удаётся, и уже в июле 1917 года А. Г. Кабанов становится его председателем.

Однако приближающийся вместе с весной 1918 года голод, а также открытое недовольство местного населения работой волостного Совдепа заставляют его в спешном порядке покинуть свой пост и выехать в Екатеринбург, где в то время проживал его старший брат Михаил. Прибыв в столицу «Красного Урала» 20 апреля 1918 года, А. Г. Кабанов по его рекомендации в тот же день поступает на работу в только что созданную УОЧК, а ещё через несколько дней записывается в члены РКП(б).

Выполняя поначалу различные мелкие поручения, он вскоре обращает на себя внимание руководства, которое со временем поручает ему вести негласное наблюдение за домом инженера Н. Н. Ипатьева.

В конце мая 1918 года А. Г. Кабанов в числе других сотрудников УОЧК (П. М. Гольдфарба и Н. Я. Гринфельда) осуществляет конвоирование в Алапаевск высланных ранее в Екатеринбург Членов Российского Императорского Дома Романовых.

Зарекомендовав себя, таким образом, с наилучшей стороны, он в начале июля 1918 года отбирается Я. М. Юровским в Команду особой охраны ДОН и назначается Начальником её Пулемётной команды.

Михаил Александрович Медведев (Кудрин)

Четвёртым человеком в списке цареубийц числится Член Коллегии Уральской Областной ЧК М. А. Медведев (Кудрин).

Михаил Александрович Медведев (Кудрин) родился 30 сентября 1891 года в деревне Дедюхино Сарапульского уезда Пермской губернии. По национальности – русский. По своей сословной принадлежности – крестьянин.

В 1895 году семья Кудриных переезжает в село Изгар, где его отец нанимается на работу к помещику Жукову в качестве механика по обслуживанию паровых сельскохозяйственных машин.

Михаил Кудрин начинает своё образование в местной церковно-приходской школе, занятия в которой он посещает до 1900 года. В 1900 году Кудрины переезжают в Чистополь, где Михаил Кудрин продолжает своё образование в Чистопольской школе ремесленных учеников, но после окончания 2-го класса из-за тяжёлого материального положения семьи вынужден бросить учёбу. Некоторое время он работает в частной мастерской И. А. Михайлова, а затем, в 1908 году, перебирается на жительство в Пермь.

В Перми М. А. Кудрин устраивается на электростанцию Пермского Губернского Земства, а затем переходит на работу в Слесарные мастерские нефтяного склада Компании «Альфред Нобель». Однако и на этом месте он долго не задерживается и вскоре устраивается масленщиком на буксирный пароход «Зырянин», принадлежавший Волжско-Камской Пароходной Компании.

С началом весны 1910 года М. А. Кудрин берёт расчёт и возвращается в Пермь, куда к тому времени переезжают его отец и младший брат Сергей. По рекомендации своего отца он устраивается в механическую мастерскую, обслуживающую строительство Лесопильного Завода Е. А. Балашевой, где тот работает слесарем.

В сентябре 1911 года он решает уехать подальше от Перми и вместе с административно-ссыльным Микадзе убывает водным путём сначала в Астрахань, а затем в Баку.

Устроившись слесарем на расположенный там бакинский филиал Жигулёвского Пивоваренного Завода, он тут же вступает в «Союз непромышленных рабочих», который представлял собой почти идеальную форму прикрытия для местных большевиков. В свою очередь, членство в этом союзе помогло М. А. Кудрину – почти сразу же он смог устроиться на работу в машинную команду экипажа наливного парохода «Юпитер», осуществлявшего каботажные рейсы по Каспию.

Не ранее лета 1912 года М. А. Кудрин становится членом Бакинской 1-й городской группы РСДРП, во главе которой стоит его бывший товарищ по Чистопольской школе ремесленных учеников Г. И. Мясников, проживающий в Баку под именем Нестора Попова. (Впоследствии Г. И. Мясников стал печально известен как организатор убийства Великого Князя Михаила Александровича). Сразу же после вступления в РСДРП М. А. Кудрин, что называется, с головой уходит в партийную работу, в ходе которой сводит самое близкое знакомство с некоторыми из членов указанной группы, проживающими в городе на нелегальном положении.

В этом же году М. А. Кудрин входит в состав нелегального «Профессионального Союза Моряков Каспийского Торгового Флота», изначально созданного местными большевиками для координации своей деятельности среди экипажей судов, базирующихся в Бакинском порту.

В ночь на 19 февраля 1914 года М. А. Кудрин был впервые арестован полицией вместе с целой группой бакинских большевиков, после чего он вплоть до июня 1916 года в качестве подследственного поочередно содержится в двух бакинских тюрьмах: Баиловской и Шемахинской.

В мае 1916 года Предварительное Следствие по делу Бакинской 1-й городской группы РСДРП было в основном закончено. 2 и 3 июня состоялось заседание Выездной Сессии Тифлисской Судебной Палаты, по приговору которой Михаил Кудрин был осуждён на 2,5 года крепости. Однако с зачётом срока предварительного заключения он уже 1 сентября 1916 года вышел на свободу.

После своего освобождения он решает уехать из города. Наладив связь с действующим в городе большевистским подпольем, он смог раздобыть паспорт на имя Михаила Сидорова, благодаря которому (теперь уже как настоящий революционер) переходит на нелегальное положение.

В сентябре 1916 года М. А. Кудрин навсегда покидает гостеприимный Кавказ и с фальшивыми документами направляется в Пермь, где почти сразу же находит себе работу на только что открывшемся в этом городе Сернокислотном и суперфосфатном заводе Пермского и Вятского губернских Земств и Министерства Земледелия.

Однако на этом предприятии он долго не задерживается, так как по-прежнему не имеет надёжной связи с местными большевиками, а трудоустройство и проживание под чужой фамилией в городе, где его хорошо знали в рабочей среде, не могло принести ничего хорошего. Понимая, что он в любой момент может быть выдан полиции, М. А. Кудрин осенью этого же года уезжает в Иркутск, где также на нелегальном положении проживал вместе со своей женой Анной его бывший бакинский товарищ Август Берце.

Войдя в круг иркутских большевиков, М. А. Кудрин с их помощью обзаводится новыми документами, согласно которым он теперь выдаёт себя за Михаила Александровича Медведева, происходящего из крестьян Ичерской волости Киренского уезда.

С первых дней Февральской Смуты М. А. Медведев (Кудрин) оказывается в самой гуще событий. Испытывая революционный подъём, он сразу же принимает на себя роль одного из организаторов уличных шествий и связанных с ними беспорядков, возглавляя на виду у всех колонны демонстрантов с красным флагом в руках.

По мере нарастания революционного противостояния законной власти М. А. Медведев (Кудрин) записывается в Иркутскую боевую дружину и участвует в разоружении чинов полиции и жандармерии.

С переходом всей полноты власти к Временному Правительству и ввиду наметившейся тенденции к спаду в Иркутске революционных преобразований, М. А. Медведев (Кудрин) в мае 1917 года уезжает в Красноярск. Не найдя там для себя работы, он перебирается в село Крутоярка Ачинского Округа Енисейской губернии, где устраивается слесарем-электромонтёром на небольшой маслобойный завод, расположенный в находящемся неподалёку селе Алтат. В этом селе он знакомится с дочерью местного крестьянина Устиньей Арефьевой, к которой через некоторое время сватается.

Получив согласие на брак, молодые летом 1917 года уезжают жить в Екатеринбург, куда новоиспечённого жениха давно и настойчиво приглашает ещё один его товарищ по бакинскому подполью – А. Т. Паруп, проживавший там некоторое время под именем А. Я. Биркенфельда. По прибытии в столицу «Красного Урала» М. А. Медведев (Кудрин) устраивается на должность дежурного у щита (диспетчера центрального пульта) городской электростанции.

С образованием в городе фабрично-заводских комитетов и различных профессиональных союзов на электростанции, где работает М. А. Медведев (Кудрин), также образуется свой рабочий комитет (Комитет Рабочего Контроля), относящийся к екатеринбургскому «Союзу металлистов» и возглавляемый в то время небезызвестным впоследствии А. А. Андреевым. В составе этого Комитета М. А. Медведев (Кудрин) выполняет обязанности секретаря. Однако уже вскоре по рекомендации Районного Комитета РСДРП он избирается на место его председателя.

С первых дней формирования отрядов Красной Гвардии Екатеринбурга (работа по организации которых начала проводиться ещё в сентябре-октябре 1917 года) М. А. Медведев (Кудрин) вступает в один из них рядовым бойцом и вскоре заслуживает себе репутацию человека, способного ради выполнения поставленной задачи на самые решительные действия.

Рвение молодого большевика, стремящегося доказать всем и вся свою личную преданность делу революции на любом поприще, не было оставлено без внимания. И вскоре после Октябрьского переворота М. А. Медведев (Кудрин) назначается на должность Секретаря Городского Отдела Труда, действующего при Совете рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Екатеринбурга.

В конце ноября 1917 года М. А. Медведев (Кудрин) переводится на работу в Реквизиционную Комиссию, состоящую при Екатеринбургской Городской Думе.

В феврале 1918 года Военный Отдел Екатеринбургского Городского Совета был преобразован в Екатеринбургскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, председателем которой был назначен известный уфимский боевик М. И. Ефремов по кличке «Финн», занимавший до этого весьма скромную должность Разъездного агитатора Екатеринбургского Губернского Комитета РСДРП.

Работать в Екатеринбургской ЧК М. А. Медведев (Кудрин) начинает в качестве сотрудника для поручений, должность которого давала ему определённые полномочия.