Политическая лингвистика Чудинов Анатолий
Красивая метафора нередко воспринимается как прозрачная загадка: понять автора нетрудно, но доставляет удовольствие само декодирование смысла. Ср.: Путин… подковал и поставил в стойло иноходцев-губернаторов, назначив над ними семь строгих конюхов, но те лузгают семечки, а иноходцы прогрызают стены конюшни… Он разгромил две виртуальные империи – ОРТ и НТВ. Прогнал под дождь нашкодившего от возбуждения Доренко и вырвал клыки саблезубому тигру Киселеву, вставив ему в челюсти клочки промокашки, но вся русофобская тля, как и прежде, облепила экраны (А. Проханов).
Употребление новых слов по уже существующим моделям часто создает в тексте оптимальное соотношение стандарта (использование модели) и экспрессии (различные виды оживления метафоры), привлекает внимание адресата к способу выражения мысли, которая воспринимается как более яркая и значимая. Это особенно относится к постсоветской политической речи. В качестве разновидностей рассматриваемой функции можно выделить изобразительную и экспрессивную.
Заканчивая обзор, подчеркнем, что рассмотренные функции метафоры и особенно их варианты лишь относительно автономны, в конкретных текстах они тесно переплетаются между собой. Нет сомнений в том, что в зависимости от ситуации значимость той или иной функции метафоры может возрастать или уменьшаться, но у нас пока нет инструмента для точного количественного определения соотношения рассматриваемых функций в конкретном тексте.
1. По каким признакам различаются традиционная и когнитивная теории метафоры?
2. Почему Дж. Лакофф считает, что метафора – это не средство украшения речи, а способ мышления? Можно ли при когнитивном подходе считать, что метафоры действительно украшают текст?
3. В чем состоят различия между коммуникативной и когнитивной функциями метафоры?
4. Какие разновидности коммуникативной функции рассмотрены в настоящем разделе?
5. В какой мере метафора может усиливать воздействие текста на читателя? Какие разновидности прагматической функции рассмотрены в данном разделе?
6. В какой коммуникативной сфере (научной, художественной, деловой и др.) особенно значима эстетическая функция метафоры? В каких жанрах политической речи эта функция наиболее значима?
Метафорическая модель и ее компоненты
Теории метафорического моделирования и описанию конкретных метафорических моделей посвящено множество специальных публикаций, причем особенно активно это направление развивается в конце ХХ – начале XXI в. Представляемый ниже вариант теории метафорического моделирования восходит к ставшей уже классической монографии Джорджа Лакоффа и Марка Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» (впервые опубликована на английском языке в 1980 г.). Развитие этой теории на материале отечественных политических текстов представлено в публикациях А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова, И.М. Кобозевой, Т.Г. Скребцовой, Ю.Б. Феденевой, А.П. Чудинова и других исследователей.
Система метафорических моделей – это важная часть национальной языковой картины мира, национальной ментальности, она тесно связана с историей соответствующего народа и современной социально-политической ситуацией.
Метафорическая модель – это существующая и/или складывающаяся в сознании носителей языка схема связи между понятийными сферами, которую можно представить определенной формулой: «Х – это Y». Примером могут служить метафорические модели, представляемые следующими формулами: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – это ВОЙНА; ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ КАМПАНИЯ – это ПУТЕШЕСТВИЕ; ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕСУРСЫ – это ДЕНЬГИ. Отношение между компонентами формулы понимается не как прямое отождествление, а как подобие. Соответственно формула «Х – это Y» обозначает, что ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
метафорически уподобляется ВОЙНЕ. В соответствии с названной формулой система фреймов (слотов, концептов) одной ментальной сферы (сферы-источника) служит основой для моделирования ментальной системы другой сферы (сферы-магнита). При таком моделировании в сфере-магните обычно сохраняется и эмотивный потенциал, характерный для концептов сферы-источника, что создает широкие возможности воздействия на эмоционально-волевую сферу адресата в процессе коммуникативной деятельности.
В соответствии со сложившейся традицией для описания метафорической модели (по другой терминологии – модели метафоры) хотя бы по минимальной схеме должны быть охарактеризованы ее следующие признаки:
1. Исходная понятийная область (в других терминах – ментальная сфера-источник, сфера-донор, откуда-сфера, сигнификативная зона, источник метафорической экспансии, область источника), т. е. понятийная область, к которой относятся неметафорические смыслы охватываемых моделью единиц. Во многих случаях существует возможность указать не только исходную понятийную область, но и ее отдельные участки, служащие источником метафорической экспансии.
2. Новая понятийная область (в других терминах – ментальная сфера-магнит, сфера-мишень, куда-сфера, денотативная зона, рецепиентная сфера, направление метафорической экспансии, область цели), т. е. понятийная область, к которой относятся метафорические смыслы соответствующих модели единиц. Нередко есть возможность указать не только понятийную область-магнит, но и ее отдельные участки, притягивающие соответствующие метафоры.
3. Относящиеся к данной модели фреймы, каждый из которых понимается как фрагмент наивной языковой картины мира. Эти фреймы изначально структурируют исходную концептуальную сферу (сферу-источник), а в метафорических смыслах служат для нетрадиционной ментальной категоризации сферы-магнита. В данном случае фрейм – это единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия и содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия. Фреймы организуют наше понимание мира в целом, это своего рода структура данных для представления стереотипной ситуации.
Нередко система фреймов предстает как своего рода когнитивный динамический сценарий, отражающий представления о типичной последовательности развертывания модели. Например, характерная для политической коммуникации метафорическая модель с исходной ментальной сферой «болезнь» предполагает следующий сценарий развертывания: заболевание – выявление симптомов – определение диагноза – лечение – уход за больным – выздоровление.
4. Составляющие каждый фрейм типовые слоты, т. е. элементы ситуации, которые составляют какую-то часть фрейма, какой-то аспект его конкретизации. Например, фрейм «вооружение» включает такие слоты, как «огнестрельное оружие», «холодное оружие», «боевая техника», «боеприпасы», «средства защиты от оружия и маскировки» и др.
При характеристике составляющих слота, его частей употребляют термин «концепт»; для обозначения этих концептов чаще всего используются слова естественного языка. Концепты отражают представления о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания. Концепт в отличие от лексической единицы (слова) – это единица сознания, ментального лексикона. Совокупность всех существующих в национальном сознании концептов образует концептуальную систему, которая подразделяется на ряд концептуальных (понятийных) сфер и подсфер.
5. Компонент, который связывает первичные (в сфере-источнике) и метафорические (в сфере-магните) смыслы охватываемых данной моделью единиц. Например, при анализе метафорической модели ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – это ВОЙНА необходимо определить, какие признаки позволяют метафорически сближать указанные сферы, чем именно политическая деятельность может напоминать войну, почему понятийная структура сферы-источника оказывается подходящей для обозначения элементов в сфере-магните.
6. Дискурсивная характеристика модели, т. е. типичные для соответствующих метафор концептуальные векторы, ведущие эмотивные характеристики, прагматический потенциал модели, ее взаимосвязи с существующей политической ситуацией, конкретными политическими событиями, политическими взглядами и интенциями субъектов коммуникации и др.
7. Продуктивность модели, т. е. способность к развертыванию и типовые направления развертывания в тексте и дискурсе. При необходимости можно вычислить и частотность использования соответствующих модели метафор, сопоставить частотность различных моделей с учетом стилистических, жанровых и иных признаков текста.
Название модели всегда включает два компонента: сферу-источник и сферу-мишень (например, ПОЛИТИКА – это СПОРТ). В отдельных случаях используются и описательные названия моделей (например, политическая метафора с исходной понятийной сферой «СПОРТ»). Между соответствующими модели метафорами устанавливаются отношения на сигнификативном (уровень понятий), денотативном (область объектов метафорического осмысления) и экспрессивном уровнях.
Целенаправленный анализ функционирующих в политической сфере метафорических моделей способствует выявлению тенденций развития политического дискурса и помогает определить степень влияния изменений социально-экономического характера на функционирование языка.
Важная проблема, возникающая при систематизации метафорических моделей, – это избрание основания для классификации.
Во-первых, за основу для систематизации можно взять исходную понятийную сферу (сферу-источник метафорической экспансии) и выделить, например, следующий ряд однотипных моделей:
1) ПОЛИТИКА – это ЗДАНИЕ (дом);
2) ПОЛИТИКА – это МЕХАНИЗМ;
3) ПОЛИТИКА – это ЖИВОЙ ОРГАНИЗМ;
4) ПОЛИТИКА – это РАСТЕНИЕ.
При необходимости за основу для классификации можно взять не понятийную сферу-источник, а лишь ее отдельные фреймы. Например, в понятийном поле «Политика» выделяются следующие фреймы: субъекты политической деятельности (политические лидеры, политические активисты, избиратели и др.), политические организации, политические институты (парламент, правительство, муниципальные органы власти), политическая деятельность, отношения между субъектами политической деятельности и т. п. Взяв за основу первый из названных фреймов, можно выделить следующий ряд однотипных моделей:
1) ПОЛИТИК – это ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЖИВОТНОГО МИРА (медведь, волк, лев, крокодил, баран и т. п.);
2) ПОЛИТИК – это СПОРТСМЕН (боксер, шахматист, лидер, аутсайдер, тренер команды и т. п.);
3) ПОЛИТИК – это ЧАСТИ ЖИВОГО ОРГАНИЗМА (голова, сердце, рука, глаза и др.);
4) ПОЛИТИК – это ВОЕННОСЛУЖАЩИЙ (рядовой или генерал, разведчик, кавалерист, главнокомандующий и др.).
Соответственно отношения между субъектами политической деятельности (людьми и организациями) – это война, игра, отношения в животном мире, спортивное состязание, театр, отношения в феодальной иерархии, отношения в семье и т. п.
За основу для классификации можно взять и сферу метафорического притяжения (сферу-мишень) и на этой основе выделить, например, следующий ряд однотипных моделей:
1) ПОЛИТИКА – это ЗДАНИЕ (дом);
2) ЭКОНОМИКА – это ЗДАНИЕ (дом);
3) ЮРИСПРУДЕНЦИЯ – это ЗДАНИЕ (дом);
4) РЕЛИГИЯ – это ЗДАНИЕ (дом).
Еще одна классификация моделей учитывает те компоненты, которые связывают первичные и вторичные значения охватываемых соответствующими моделями слов. Сюда относятся такие типовые смыслы, как «причина и следствие», «главное и второстепенное», «руководитель и подчиненный», «сильный и слабый» и т. п. Например, для выражения причинно-следственных отношений может метафорически использоваться лексика родства (мать и дочь; сын и отец, рождать), лексика из понятийной сферы «Растения» (семена и урожай, корни и плоды). Для обозначения отношений управления можно использовать лексику из понятийных сфер «Механизмы» (руль, рычаги, тормоз), «Человек и части его тела» (голова, мозг и ноги, руки), «Животный мир» (наездник и лошадь, вожжи, узда), «Театр» (дирижер, режиссер, суфлер, марионетка, кукловод), «Преступный мир» (пахан, шестерка, авторитет, киллер).
Для познания закономерностей метафорического моделирования действительности могут быть значимы результаты анализа каждого из рассмотренных выше типов моделей.
Вторая важная проблема, встающая при выборе параметров классификации метафорических моделей, – это определение состава понятийных сфер, способных служить источником или мишенью для метафорической экспансии. При определении таких сфер следует учитывать, что создаваемая человеком картина мира изначально антропоцентрична: этот мир строится разумом человека, который концептуализирует политические реалии, опираясь на свои представления о соотношении индивида и мира. Метафора реализует представления о человеке как о центре мира.
В связи с этим было выделено и охарактеризовано четыре широких разряда моделей политической метафоры. В каждом из этих разрядов обнаруживается несколько наиболее типичных моделей. Эти модели дают относительно полное представление о специфике соответствующего разряда. Содержание основных разрядов современной русской политической метафоры лет может быть обобщено следующим образом.
1. АНТРОПОМОРФНАЯ МЕТАФОРА. Как известно, Бог создал человека по своему образу и подобию. Возможно, именно этим можно объяснить тот факт, что Человек также моделирует политическую реальность исключительно по своему подобию, что позволяет метафорически представлять сложные и далекие от повседневности политические понятия как простые и хорошо известные реалии. При исследовании этого разряда анализируются концепты, относящиеся к исходным понятийным сферам «Анатомия», «Физиология», «Болезни», «Семья» и т. п.
2. ПРИРОДОМОРФНАЯ МЕТАФОРА. Живая и неживая природа издавна служит человеку своего рода моделью, в соответствии с которой он представляет социальную, в том числе политическую, реальность, создавая таким образом языковую картину политического мира. Источниками метафорической экспансии в данном случае служат понятийные сферы «Мир животных», «Мир растений», «Мир неживой природы», т. е. политические реалии осознаются в концептах мира окружающей человека природы.
3. СОЦИОМОРФНАЯ МЕТАФОРА. Различные составляющие социальной картины мира постоянно взаимодействуют между собой в человеческом сознании. Поэтому мир политики постоянно метафорически моделируется по образцу других сфер социальной деятельности человека. Рассматриваемый разряд политических метафор включает такие понятийные сферы-источники, как «Преступность», «Война», «Театр (зрелищные искусства)», «Экономика», «Игра и спорт».
4. АРТЕФАКТНАЯ МЕТАФОРА. Бог создал мир и человека, но человек посчитал созданный Богом мир недостаточно комфортным и продолжил созидательную деятельность. Человек реализует себя в создаваемых им вещах – артефактах. Именно по аналогии с артефактами люди метафорически моделируют и политическую сферу, представляя ее компоненты как «Механизмы», «Дом (здание)», «Мир компьютеров», «Инструменты», «Домашнюю утварь» и др.
Названные выше разряды метафор можно схематично представить следующим образом: «Человек как центр мироздания», «Человек и природа», «Человек и общество», «Человек и результаты его труда».
Важно подчеркнуть, что в основе каждой понятийной сферы лежит концептуализация человеком себя и мира в процессе когнитивной деятельности. Именно поэтому выделяется, например, понятийный разряд «Человек и природа», а не категория (или семантическое поле) «Природа». В соответствии с представлениями когнитивной лингвистики в основе метафоры лежат не значения слов и не объективно существующие категории, а сформировавшиеся в сознании человека концепты. Эти концепты содержат представления человека о свойствах самого человека и окружающего его мира. Всякий концепт является не изолированной единицей, а частью домена (ментального пространства, понятийной сферы). Домены образуют тот фон, из которого выделяется концепт. Концепты, как и домены в целом, отражают не научную картину мира, а обыденные (наивные) представления человека о мире.
Специальные наблюдения показывают, что в основе абсолютного большинства политических метафор лежит именно обыденная картина мира, наивные представления, которые отнюдь не примитивны, как может показаться; больше того, во многих случаях подобные представления не менее сложны и интересны, чем научные. Эти наивные представления отражают опыт освоения мира десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в познании национального менталитета.
При рассмотрении типичных свойств метафорических моделей можно обнаружить, что такие модели способны взаимодействовать друг с другом. Существующая в дискурсе метафорическая картина мира – это своего рода система метафорических полей, свойства которой во многом аналогичны свойствам системы лексико-семантических полей. Необходимо выделить следующие наиболее важные для нашего описания свойства метафорических моделей.
1. Иерархическое устройство. В лексико-семантической системе традиционно выделяются иерархические организованные объединения: поля подразделяются на подполя, внутри этих подполей выделяются лексико-семантические группы, которые, в свою очередь, подразделяются на подгруппы, в составе которых могут выделяться отдельные парадигмы, и т. п. Подобные отношения можно обнаружить и между моделями. Например, метафорическая модель с исходной понятийной сферой «дом (строение)» может рассматриваться как часть более широкой модели с исходной семантической сферой «Населенный пункт» (город, деревня и т. п.), в составе которой выделяются разнообразные названия инфраструктуры (дом, мост, улица, переулок и т. п.). С другой стороны, в составе модели с исходной понятийной сферой «дом (строение)» может быть выделена своего рода «подмодель» с исходной понятийной сферой «кухня».
2. Пересекаемость (диффузность, взаимопересечение) метафорических моделей. Исследователи лексико-семантических полей неоднократно отмечали такое свойство, как пересекаемость указанных полей, а также подполей и групп в их составе. Практика показала, что между смежными лексико-семантическими объединениями крайне сложно выделить отчетливую границу, очень часто обнаруживаются компоненты, которые по тем или иным основаниям можно отнести сразу к двум смежным полям.
Аналогичные факты наблюдаются и при изучении метафорических моделей. Нередко один и тот же метафорический образ может рассматриваться как одновременно принадлежащий различным метафорическим моделям. Например, метафорические обозначения, связанные с исходной понятийной сферой «приготовление пищи», можно рассматривать и как относящиеся к понятийной сфере «кухня» (а «кухню» рассматривать как часть «дома»), но вполне возможно и отнесение метафорических обозначений «приготовление пищи» к обширной семантической сфере «Созидание, изготовление». При несколько ином подходе метафоры, связанные со сферой «дом», могут быть отнесены и к метафорической модели «ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ – это ЭЛЕМЕНТЫ
ИНФРАСТРУКТУРЫ», которой соответствуют и метафоры, опирающиеся на такие слоты, как «мост», «улица», «тротуар», «парк», «туннель» и т. п.
3. Полевая организация метафорической модели. В лексико-семантических объединениях традиционно выделяются центр, ядро, приядерная зона, ближняя периферия, дальняя периферия. Сходные феномены можно выделить и в составе метафорической модели. Например, при анализе метафорической модели «дом (строение)» можно выделить метафорические словоупотребления, которые наиболее ярко выражают типичные свойства модели, относятся к ее центру, а также словоупотребления, которые относятся к периферии исследуемого материала. В частности, метафоры, связанные с переосмыслением функций стен, окон, дверей, крыши, несомненно, относятся к наиболее типичным проявлениям модели, к центральной зоне относятся и метафорическое переосмысление образов спальни, кабинета, коридора или кухни. С другой стороны, словоупотребления, метафорически переосмысливающие процесс приготовления пищи, если и относятся к модели «дом (строение)», то только к самой дальней его периферии.
В целом рассмотренный выше материал показывает, что возможны различные методики систематизации и описания метафорических моделей, которые, в свою очередь, могут выделяться по разным основаниям. При конкретном описании отдельных метафорических моделей необходимо учитывать такие их свойства, как иерархичность структуры, пересекаемость и полевая организация.
1. Что такое метафорическая модель? Из каких составляющих она состоит?
2. Объясните различия между фреймом, слотом и концептом как составляющими метафорической модели.
3. Какие четыре основные сферы выделяются при классификации метафорических моделей? Приведите примеры моделей, которые относятся к каждой из этих сфер.
4. Охарактеризуйте ведущие свойства метафорических моделей, используемых в политической коммуникации.
5. Чем можно объяснить широкое использование военных метафор в современной политической коммуникации?
Криминальная метафора в политической коммуникации
Одной из наиболее активных метафорических моделей в политической речи последнего десятилетия стало представление современной российской действительности как преступного мира, где нет места гуманистическим отношениям. По-видимому, это связано, в частности, с тем, что на смену прежним социальным заблуждениям об отмирании преступности в мире побеждающего социализма в нашем обществе все шире распространяется миф о всемогуществе преступного мира, о преступлении как единственном средстве добиться справедливости и даже просто выжить, о России как стране преступников.
Иногда создается впечатление, что сейчас ни один стремящийся к успеху политический деятель или журналист уже не может обойтись без уголовной метафоры или хотя бы уголовного жаргона. Даже президент России позволяет себе на встрече с лидером Великобритании цитировать высказывание о «козлах» и говорит о необходимости «мочить» террористов «в сортире». Видимо, пора разобраться, насколько широко проникла уголовная метафора в российский политический язык, выяснить причины, по которым современная российская реальность все чаще метафорически моделируется именно как преступный мир, и попытаться предугадать, к чему это может привести.
Следует отметить, что криминальная метафора достаточно традиционна для российской политической речи: например, в советской прессе политических противников правящей элиты (троцкистов, зиновьевцев, позднее – диссидентов) постоянно называли уголовниками, бандитами, гнусной шайкой, однако никогда ранее в СМИ не было такого разгула криминальных образов. Специалисты отмечают, что в российской ментальности сформировалось совершенно недоступное пониманию иностранцев отношение к справедливости, закону и его нарушителям. Многие граждане проявляют удивительную снисходительность к преступникам, ищут и находят для них всевозможные оправдания, искренне считают, что в «этой стране» невозможно жить в гармонии с законами, поскольку давно известно, что строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения.
При детальном рассмотрении метафорической модели «Россия – это преступное сообщество» легко выделяются следующие фреймы и слоты.
1. Фрейм «Преступники и их специализация»
При анализе этого не структурированного на слоты фрейма оказывается, что в современном политическом дискурсе граждане России постоянно метафорически (т. е. без каких-либо юридических оснований) представляются как гангстеры, уголовники, шпана, грабители, жулье, джентльмены удачи, киллеры и проститутки, наперсточники и шулеры, бандиты и рэкетиры. Ср.: Аграрная фракция – это политические мошенники (В. Жириновский); В воскресенье Лужков с Примаковым предстали перед телезрителями вновь в роли убийц и душегубов – на этот раз свободы слова (Е. Егорова); Вполне естественно, что уход крупного разбойника от власти, уход Ельцина, порождал ожидания и надежды на перемены (В. Чикин).
Прагматические смыслы, формируемые метафорами этой группы, можно сформулировать следующим образом: российская элита состоит из людей, презирающих законы, готовых пойти на все ради собственной выгоды.
2. Фрейм «Преступные сообщества и их структура»
Слот 2.1. Преступные сообщества
В российской политической жизни трудно выжить в одиночку. Для более эффективной деятельности наши соотечественники объединяются в банды, шайки, мафиозные «семьи», «кланы» и «команды», члены которых оказывают посильную помощь друг другу и вместе борются с конкурентами. Ср.:
Мы никогда не простим и проклинаем ту бесовскую шайку, которая своей жирной задницей села на шею России (Завещание не сдавшихся защитников Белого дома, 1993); Банда Ельцина прячет на Кавказе концы в воду (В. Анпилов); Якобы прибыль, получаемая из России, шла не только в карман Пакколи, на прокорм «семьи» и кредитку Ельцину, а в основном тратилась на косовских албанцев (А. Хинштейн).
Слот 2.2. Иерархические отношения в преступных сообществах
Внутри преступных сообществ, организуемых российскими политиками, существуют иерархические отношения: глава банды – пахан или крестный отец, уважаемый человек – авторитет, «вор в законе» или просто вор, на низшей ступени социальной лестницы находятся шестерки. К этому же слоту следует отнести концепт «подельники» – в преступном жаргоне так называют людей, вместе совершивших преступление. Ср.:
А. Батурин – член мафиозной семьи Лужкова, его шестерка (Н. Доренко); Суть проблемы изъяснила принадлежащая Гусинскому радиостанция: «Мы имеем дело с актом государственного бандитизма, нами правят паханы – пальцы веером, сопли пузырем» (М. Соколов); Как бы многим премьер не был обязан Березовскому своим восхождением, он – буквально в первые же недели своего президентства – вынужден будет отмежеваться от своего крестного отца (В. Костиков); Развал СССР объясняют не тем, что это государственное образование себя полностью изжило, а тем, что Ельцин и его «подельники» перегрелись в беловежской бане, выпили лишнего (Ю. Черняков); Собчак – крестный отец города (А. Соснов).
Типичные прагматические смыслы метафор этой группы – у власти (в государстве, в его регионах, на отдельных предприятиях и т. п.) находится преступное сообщество, которое иерархически структурировано.
3. Фрейм «Быт «братвы» и ее профессиональная деятельность»
Слоты этого фрейма позволяют выявить типичные метафорические представления о деятельности наших сколько-нибудь примечательных соотечественников. В этой сфере разграничиваются быт братвы и ее профессиональная деятельность, отношения с «лохами», в роли которых нередко оказываются и государственные структуры.
Слот 3.1. Профессиональная деятельность
Наиболее полно обычную профессиональную деятельность членов «семей» и «команд» представляют такие концепты, как ограбить, изнасиловать, убить, пристрелить, прихватизировать, украсть, отмыть, шулерские махинации, беспредел, террор, геноцид, рэкет и т. п. Впрочем, деятельность государственных структур нередко очень похожа на занятия «братвы». Ср.:
Шеф /Б.Н. Ельцин/ всегда мне жаловался, как бессовестно Юмашев его ограбил, выпустив первую книжку (А. Коржаков); Новый директор оказался зрелым мастером, прекрасно владевшим этими шулерскими махинациями (Н. Горшенин); Сможет ли новый президент остановить беспредел на высших этажах власти (А. Фадеев); Многие сотрудники спецслужб держат «крыши» коммерсантам, но Рушайло и Качур пошли дальше – они узаконили «крышевание» (А. Хинштейн); В протоколе, подписанном министром Лесиным, государство фактически рекетирует бизнесмена Гусинского: он «сдает» НТВ, а взамен получает освобождение от уголовного дела (А. Угланов, К. Сергеев).
Слот 3.2. Быт и взаимоотношения
Преступные «семьи» и «команды» – это особый мир со своим языком и своими представлениями об этикете, долге и справедливости. Братаны «ботают по фене», «живут в законе», «ловят кайф». Паханам приходится не столько самим воровать и грабить, сколько поддерживать «порядок» в преступном мире, т. е. «разводить» (улаживать недоразумения, выступать в роли арбитра), «смотреть за общаком», наказывать тех, кто «крысятничает» (ворует у своих), много «гонит» (обманывает братву), «стучит» (доносит) или иным образом поступает «не по понятиям». Этим же занимаются и многие политики. Ср.:
В российскую элиту пришли – в основном – распальцовщики, разводящие, чисто конкретные, ничего не читавшие и ничего не смотревшие (если не считать смотрения за общаком) (А. Архангельский, Г. Бовт, Ю. Богомолов); Необходимо поднимать зарплату и во властных структурах: нищие чиновники начинают крысятничать (С. Петухов); Нынешние выборы были рекордными по числу жалоб, оппоненты активно «стучали» в избиркомы друг на друга (С. Поршаков).
Типовые прагматические смыслы подобных метафор – действия властей жестоки, эгоистичны, часто бессмысленны и наносят значительный ущерб обществу; такое поведение противоречит фундаментальным ценностям российского общества.
Слот 3.3. Жилье, экипировка и орудия деятельности преступников
К данному слоту относятся такие подгруппы концептов, как «жилье, место сбора преступников» (притон, блатхата, малина), «орудия совершения преступлений» (кастет, отмычка, яд, бомба, шулерские наперстки и др.) и «экипировка» (перчатки, маска и т. д.). Эти номинации в политических текстах метафорически используются при описании разнообразных действий нефизического характера. Ср.: Проблемы НТВ всегда решались одним и тем же способом – при помощи информационной заточки (О. Добродеев); Хотя есть смысл проследить, как действует паралитический яд пропаганды (А. Ципко); Новый Мавроди уже готовит шулерские наперстки, предвкушая доходы от лохов (А. Зуев).
Метафорические употребления, соответствующие рассматриваемому фрейму, характеризуют отношения внутри политической элиты как особый мир со своими законами и своей моралью. Соответственно как преступные характеризуются методы и инструменты политической и экономической деятельности и вся эта деятельность в целом. Внушается представление о бессмысленности честной борьбы в стране, где никто не уважает общечеловеческие моральные нормы и даже законы.
4. Фрейм «Жертвы преступников и иные законопослушные граждане»
К этому фрейму относятся слот «жертвы преступников» (его составляют концепты лох, заложник и терпила) и слот «не имеющие отношения к преступникам люди» (фраера). По представлениям преступного мира, все эти люди не достойны даже сочувствия. Приведем несколько примеров: Тогда наша страна будет гарантирована от опасности вновь стать заложницей властных амбиций Президента и его ближнего окружения (Ю. Скуратов); Народ опять держат за лохов, доверяющих политическим наперсточникам (Н. Андреев); Если делить, то пахан это делает гораздо лучше, чем ученый, почитавший какие-то книжки. – Т. е. пахан это делает лучше, чем фраер? (В. Найшуль, М. Леонтьев).
Типичные прагматические смыслы данного фрейма сводятся к тому, что в нашей стране люди, не ставшие преступниками, удивительно глупы и доверчивы, поскольку все их более сообразительные соотечественники уже давно перестали уважать законы.
5. Фрейм «Места лишения свободы и их обитатели» Слот 5.1. Места лишения свободы
Составляющие данный слот концепты обычно используются для наименования-характеристики нашей страны. Можно сказать, что эти слова – своего рода контекстуальные синонимы для слова Россия или каких-то частей России: Гулаг, лагерь, зона, тюрьма, тюремная камера, концлагерь. Ср.: Лидеры «агрогулага» не забыли пообещать поддержку фермерам (С. Разин); И как бы ни пытались гайдары, чубайсы и прочие, кто ненавидит все русское, советское, народное, загнать нас в ширпотребовский, интеллектуально-бытовой концлагерь, у них ничего не выйдет (Г. Зюганов). Слот 5.2. Обитатели мест лишения свободы Если Россия – это большая зона, тюрьма, то для обозначения ее граждан (содержащихся в местах лишения свободы) лучше всего подходят слова «зэки» и «лагерники», которые, впрочем, иногда бывают и бесконвойными. В некоторых случаях их могут даже реабилитировать. Ср.: Бывший ельцинский пресс-секретарь, переметнувшийся на сторону «Отечества», сейчас реабилитирован (Е. Салина); А вот публика… По-моему, с ними произошел «зэковский» синдром. Им очень хотелось обратно в зону, им хотелось кнута (И. Ильин).
Подобные словоупотребления формируют прагматический смысл «Россия – это страна диктатуры, ее граждане несвободны и смирились с этим, у них ущербная психология».
Слот 5.3. Быт в местах лишения свободы
Рассматриваемый слот – это своего рода метафорическое представление повседневной жизни граждан нашей страны. В составе фрейма можно разграничить слоты «жилище» (камера, решетка), «питание» (баланда, пайка), «предметы быта» (нары, параша и т. п.), «одежда» (телага, кирзачи), «предметы, ограничивающие перемещение заключенного» (оковы, кандалы) и др. Ср.: Регионы должны зарабатывать, а не ждать «пайку», которую будет раздавать правительство (А. Горков); Нет смысла пробивать головой стену камеры (Г. Горин); Россия освободится от оков ельцинизма (В. Петухов); Можно прогнозировать отлучение олигарха от кремлевского двора, чтобы он не стал «кандалами» на ногах своего хозяина (Т. Нетреба).
Характерные прагматические смыслы – ужасающие условия жизни народа: уравниловка, бедность, наказуемость инициативы, неумение пользоваться свободой и генетическая память о ГУЛАГе.
6. Фрейм «Милиция и охрана»
Данный фрейм вполне естественно вписывается в рассматриваемую модель: если существуют преступники, если существуют места лишения свободы, то существуют и люди, которые должны оберегать покой честных граждан от преступников и следить за порядком в местах «не столь отдаленных». К тому же в России «ельцинской поры», как и в старые времена, была весьма распространена «ротация», в соответствии с правилами которой «охранники» и «охраняемые» периодически меняются местами (примером могут служить аресты министра юстиции Ковалев, главы КГБ Крючкова, ряда генеральных прокуроров страны и т. п.).
Слоты анализируемого фрейма обычно используются для обозначения государственных служащих, а также людей, положительно отзывающихся о России, ее лидерах и государственной власти. Как известно, государственных служащих в России чаще всего презрительно именуют «бюрократы», противопоставляя тем самым государственную службу честному труду, демократическим нормам, образу жизни порядочного человека. Вместе с тем для обозначения «бюрократов» постоянно используются и элементы рассматриваемой метафорической модели. Это прежде всего слоты «Охрана» (конвоиры, вертухаи, надсмотрщики, «Верные Русланы», охранники) и «Милиция, сотрудники, предупреждающие преступления и отыскивающие преступников» (сыщики, секьюрити, сторожа, чекисты).
Ср.: Лидеры партий, когда требуют солидарного голосования, действуют, как надсмотрщики (С. Петухов); Газета областной администрации напечатала призыв завалить Кремль требованиями отозвать своего надзирателя (Р. Ахметов); Сейчас каждый олигарх завел по Верному Руслану в виде телекиллера и собственную секьюрити (А. Зуев); Руцкой придумал для области уникальную систему: он совмещал функции пахана и конвоира (В. Дубов).
В целом анализ рассматриваемой модели свидетельствует о ее высоком прагматическом потенциале. Соответствующие модели метафоры подчеркивают типовые прагматические смыслы «преступность» и «иерархичность» современного общества, «несамостоятельность» многих политических деятелей. Показательно, что эта модель практически всегда несет негативную оценку действительности, особо выделяя отсутствие в стране свободы, нравственную ущербность и вик-тимное самосознание русского народа, который безропотно мирится со своим положением, а на выборах отдает предпочтение законченным негодяям.
Криминальная метафора пронизана концептуальными векторами тревожности, опасности, агрессивности, противоестественности существующего положения дел, резкого противопоставления «своих» и «чужих», что, видимо, отвечает потребностям современной политической речи. Можно предположить, одна из причин активизации данной модели – это реальное обострение криминальной обстановки, что отражается в народном сознании: давно замечено, что находящиеся в центре общественного сознания явления становятся источником метафорической экспансии. Вместе с тем активное использование в речи «криминальной метафоры» (как и едва ли не смакование в средствах массовой информации картин реальных преступлений), несомненно, влияет на общественную оценку ситуации в стране, внушает мысль о том, что общество действительно пронизано криминальными связями и отношениями, что в России преступление – это норма, а подобные умонастроения опосредованно могут сказываться на уровне преступности в обществе.
1. Чем можно объяснить столь широкое использование криминальных образов в современной российской политической коммуникации?
2. Какие фреймы выделяются в составе рассматриваемой модели? Охарактеризуйте слоты одного из этих фреймов.
3. Насколько криминальная метафора соответствует традициям отечественной политической коммуникации?
4. Как связаны между собой в текстах криминальная метафора и лексико-фразеологические средства блатного жаргона?
Глава 7
Политическая метафора в тексте
В предшествующем разделе рассматривались закономерности метафорического моделирования в общем континууме современной политической коммуникации. Наша следующая задача – рассмотрение роли концептуальной метафоры в организации конкретных речевых произведений.
При исследовании текста важную роль играет анализ текстовых категорий. Для настоящего исследования наиболее важными параметрами текста как коммуникативной единицы являются категории цельности (целостности) и связности. Целостность текста ориентирована на план содержания, на смысл, она обусловлена законами восприятия текста, т. е. стремлением читателя соединить все компоненты текста в единое целое. Категория целостности отражает восприятие текста адресатом. Читатель воспринимает текст как некоторое единство, хотя и не всегда до конца осознает причины такого восприятия. Существующая в том или ином тексте система концептуальных метафор может способствовать восприятию данного текста как определенного единства.
Связность текста – это взаимодействие его элементов, которое позволяет читателю воспринимать отдельные части текста как взаимодействующие между собой. Традиционно к числу средств связи текста относят лексические и синонимические повторы, местоименные замены, дублирование некоторых грамматических признаков. К числу обеспечивающих связность текста элементов языка во многих случаях относится и система метафор: как показывают даже предварительные наблюдения, метафоры в политических текстах обычно представляют собой не случайный набор абсолютно автономных элементов, а своего рода систему. Организующим стержнем этой системы становится та или иная метафорическая модель.
Развернутая концептуальная метафора (параллельно с другими средствами) способна обеспечивать связность и цельность текста, она усиливает эстетическую значимость и прагматический потенциал текста, акцентирует его смысловое и эмоциональное единство. Политические тексты часто организованы таким способом, что в них ясно ощущается доминирование какой-то одной метафорической модели (или ряда взаимосвязанных моделей). В этом случае в тексте обнаруживается значительное число взаимодействующих метафор, соответствующих этой модели. И эта система метафор способствует восприятию текста как определенного единства, она связывает отдельные части текста в единое целое.
Развертывание метафорической модели в политическом тексте
Способность к развертыванию в тексте – важнейшее свойство концептуальной метафоры. Так, если в тексте появляется та или иная концептуальная метафора (например, «политическая деятельность – это война»), то можно ожидать ее развертывания по самым разнообразным фреймам. Политические войны, как и настоящие боевые действия, ведутся по определенным законам, в них есть победители и побежденные, каждая армия иерархически организована, в ее составе выделяются батальоны, полки, дивизии и другие структурные подразделения, участники боев имеют разнообразные воинские специальности (диверсанты, разведчики, пехотинцы и др.), в штабах разрабатывается стратегия и тактика военных действий, участники боевых действий атакуют и защищаются, они применяют различные виды вооружений и т. д. Примером такого развертывания модели в пределах относительно небольшого фрагмента текста может служить следующий фрагмент из опубликованной в газете «Известия» статьи М. Соколова:
Представьте себе армию, где вовсе нет младших офицеров, где старшие офицеры проводят все время в грызне между собой, пришельцы со стороны соглашаются поступать на службу лишь в чине не меньше генерал-лейтенанта, где на время скоротечных перестрелок спешно нанимают немного ландскнехтов, а бодрый главнокомандующий все время орет: «Вперед, чудо-богатыри!». Эта победоносная армия – наша нормальная российская партия.
В пределах последующего текста статьи продолжается развертывание концептуальной метафоры ПАРТИЯ – это АРМИЯ. В более объемном тексте нередко обнаруживается взаимодействие метафорических моделей с однотипными сферами-источниками, сферами-мишенями и концептуальными векторами.
Рассмотрим наиболее типичные виды развертывания метафорических моделей.
1. Развертывание в тексте одной доминирующей модели. При подобной организации текста в нем преобладают метафоры, относящиеся к одной модели (а иногда даже – к одному фрейму). Эти метафоры организуют текст, служат средством связи его частей, обеспечивающим целостность восприятия. Такие модели можно назвать доминантными для соответствующего текста.
В качестве примера рассмотрим особенности развертывания метафор из сферы-источника «Мучения и смерть» в статье Александра Проханова «Березовскому выгодна смерть ТВ-6», опубликованной в газете «Аргументы и факты». Метафорический образ, заданный уже в самом заголовке, развертывается в тексте: автор воспринимает «смерть» телеканала ТВ-6 как очередной шаг к политической смерти его владельца. Соответствующие метафоры выделены в тексте курсивом. Ср.:
Березовскому выгодна смерть ТВ-6
Мне не жалко журналистов ТВ-6. Если они и жертвы, то жертвы собственного снобизма. Никакой свободы слова внутри корпорации быть не может – это блеф. Звезды ТВ-6 были скальпелями, зажимами и пинцетами в руках олигархов – сначала Гусинского, потом Березовского. Информационным спецназом, готовым служить щедрому хозяину. Миф об их «святости» и «непреклонности», достойных Джордано Бруно, лопнул в тот миг, когда они поддались искушению сменить суверена. Киселев предал Березовского и пошел к Лесину искать компромисс. Пожелав уцелеть, команда ТВ-6 пренебрегла образом мучеников свободы слова. А в нем заключался их единственный иммунитет – их боялись сжечь, думая, что святые не горят. Но чары рассеялись, и их тут же вышвырнули вон.
Я думаю, что большая часть команды вернется на нТв. Вернется Сорокина – пластичная, обожающая кокетничать с мужчинами, демонстрируя свое либидо. Может быть, вернется сам Киселев. Посмотрите на судьбу Доренко – другой креатуры Березовского.
Это были щипцы, один конец которых держал в руках Борис Абрамович, а на другом с хрустом лопались такие большие орехи, как Примаков и Лужков. Но сегодня Доренко неизвестен. Он лег под ту же могильную плиту, под которой лежит Невзоров. Это некрополь Березовского. Он, словно античная богиня, превращает талантливых журналистов в трупы.
Новый Троцкий. Березовскому выгодна смерть ТВ-6, Он понимал, что канал не удержать, но сделал все, чтобы эпатировать публику и власть. Дело в том, что над ним занесен меч правосудия – олигарха могут схватить через интерпол и привезти в кандалах в «Лефортово». И уже бы схватили, будь Борис Абрамович просто жуликом, обокравшим страну через «Аэрофлот». Но теперь он политический изгнанник, мученик, новый Троцкий – это гарантирует ему свободу и финансовую активность на Западе. Смерть ТВ-6 удачно легла на скандал, вызванный его обвинениями в адрес ФСБ. Люди подумают: ага, Березовский знает правду о роли спецслужб во взрывах домов. Потому Путин его и удалил.
На самом деле для Путина было невыносимо оставаться «креатурой Березовского». Эту пуповину, сотканную из разных влияний, из компромата, ему надо было так или иначе оборвать.
Есть гипотеза, что Березовский и Гусинский связаны с западными разведками. Но их роли изначально различались. Они словно два брата, рожденные разными матерями. Гусинский – более осторожный, бархатный: барин, режиссер. Березовский – отважный политик. Он привык рисковать, наслаждаться опасностью. Гусинский ходил в ермолке, делал ставку на мировое еврейство. Березовский выбрал позицию националиста, патриота России, ради этого, наверное, и крестился.
Что их объединяет, так это неправедно нажитый капитал. С чего начинал Гусинский – с приватизации задарма огромных кусков московской недвижимости, накачки «Мост-банка» бюджетными деньгами. Березовский создавал капитал на аферах «ЛОГОВАЗа», «АВВЫ». Потом были «Сибнефть», «Аэрофлот»… По правде, в России вообще не было праведного капитала. Но Гусинского и особенно Березовского, в отличие от собратьев по бизнесу, погубила претензия на власть. Более тихие олигархи уцелели, и пример этих двоих их многому научил…
«Ху из мистер Березовский?» У Бориса Абрамовича печальная судьба. Он не уничтожен, но оставлен медленно умирать. Он будет дергаться, как лягушка, но не та, что взбила масло в кувшине с молоком, а лягушка, пришпиленная к лабораторному столу. Возможно, он сумеет подпортить имидж президента на Западе, но не сильно. За то, что Путин пустил американцев на аэродромы Средней Азии, ему многое готовы простить: и дело Пасько, и закрытие ТВ-6. Он дорог миру не меньше Горбачева и Ельцина. А кто такой
Березовский? Думаю, этот вопрос вслед за Путиным скоро начнут задавать и на Западе.
Метафоры из понятийной сферы «смерть» в данном тексте постоянно взаимодействуют с криминальными образами (занесен меч провосудия, могут схватить через интерпол и в кандалах привезти в «Лефортово, жулик, обокравший страну через «Аэрофлот», приватизация задарма огромных кусков московской недвижимости, аферы «ЛОГОВАЗа», «АВВЫ» и др.). Эпизодически в тексте встречаются метафоры, восходящие и к другим понятийным сферам: родство (словно два брата, собратья по бизнесу), игра (блеф), религия (святость и непорочность, античная богиня), однако все эти образы и количественно, и по их роли в организации текста значительно уступают метафорам, относящимся к доминантной модели.
В корреспонденции В. Костикова («Аргументы и факты») отношения между прессой и властью метафорически представлены как отношения между собакой и человеком, т. е. доминирующую роль занимает зооморфная метафора, точнее – лишь один развернутый метафорический образ, который задается уже в заголовке.
Пресса и власть: кто кого покусает?
Список претензий журналистов к власти велик: утрата обратной связи с обществом, ограничение доступа к информации, неумение «держать удар критики», склонность к самовосхвалению и к вранью.
Журналисты, к ноге!
Но самая большая опасность – это стремление монополизировать средства массовой информации. «На шею журналистов надевают строгий ошейник, и это напоминает команду коммунистов: «Журналисты, к ноге!» – говорит главный редактор «Общей газеты» Егор Яковлев.
«Дурному примеру могут последовать в регионах», – предупреждает известный телеведущий Владимир Познер. Представители региональных газет прямо говорили о том, что «губернаторы сидят на свободе прессы, как баба на мешке с картошкой».
Правда, велика и «обратная почта» претензий. В большинстве частных газет пренебрегают правилами профессиональной этики: служением правде, ответственностью перед обществом. В итоге доверие населения к журналистам падает с каждым годом и сегодня не превышает 40 %. Одна из причин – монополизация прессы крупным бизнесом. В результате у нас столько «объективных» точек зрения, сколько олигархов. Во всем виноваты олигархи?
«Деградация СМИ, – считает президент Наиональной ассоциации телерадиовещателей Эдуард Сагалаев, – началась в 1996 г., когда Б. Ельцина не выбрали, а фактически назначили на узком совещании 12 олигархов. Для выполнения этой задачи олигархи «подрядили», а затем и развратили российские СМИ». Сегодня они стали инструментом сведения счетов олигархов друг с другом, с властью и власти с олигархами. Отсюда и стилистика «покусывания» и компромата. Такое впечатление, что ряд изданий каждый день вызывает Путина на дуэль. «А больше и писать не о чем», – простодушно признался шеф-редактор «Коммерсанта» А. Васильев. Но власти, естественно, не нравится, когда ей – по выражению одного из участников дискуссии – «постоянно писают на сапог». И для самозащиты у нее есть свои крупнокалиберные «обрезы» – прокуратура, налоговая полиция, силовые органы. Между тем нелюбовь власти к свободной прессе – это полбеды. Беда в том, что свободная пресса не нужна и олигархам.
Олигархический бизнес тоже не заинтересован в прозрачности и открытости. Олигархам нужны не свободные журналисты, а лоббисты, отмывальщики, а в экстремальных ситуациях (выборы, передел собственности) – «информационные киллеры».
Нет любви – и не надо
Несколько раз звучал вопрос: почему население не вышло на защиту ТВ-6? Е. Киселев пояснил: «Это страх перед властью». Едва ли это так. Люди не воспринимают олигархические СМИ как голос общества. Для них ТВ-6 – это «закулисье» Гусинского-Березовского-Киселева.
И еще: конфликт власти и СМИ усугубляется и оттого, что журналисты слишком буквально воспринимают лозунг о «четвертой власти». Как и власть, они хотят, чтобы их пылко любили и не замечали недостатков. Но ни власть, ни СМИ не нужно любить. И главное, не нужно питать иллюзий, что они смогут договориться. Если они договорятся жить «по понятиям» (как это было при коммунистах), то для российской демократии это будет конец. В идеале власть должна управлять, а пресса от лица общества – ее контролировать, быть «сторожевым псом демократии». Пока это не получается. Наш «пес» во многих случаях лишь писает на сапоги власти.
Легко заметить яркие признаки доминирующего положения рассматриваемой модели в тексте: «собачьи» метафоры активно используются во всех трех основных частях корреспонденции, такая метафора открывает публикацию (в заголовке) и она же по существу ее заканчивает, используются разнообразные концепты (на сторожевого пса пытаются надеть ошейник, ему дают команду «К ноге», но непослушная собака отваживается кусать хозяина и пачкать ему сапоги). На этом фоне как менее значимые воспринимаются метафоры, соответствующие другим моделям (крупнокалиберные «обрезы», информационные киллеры, жить «по понятиям», отмывальщики, закулисье и др.). Вместе с тем показательно, что в статье нет других зооморфных образов – развертывается только один компонент указанной модели.
2. Параллельное развертывание в тексте двух-трех моделей. В этом случае в составе текста происходит развертывание метафор, принадлежащих к нескольким параллельным или оппозиционным моделям. Рассмотрим в качестве примера такого метафорического сценария статью С. Чугаева, опубликованную в газете «Комсомольская правда». Две доминантные модели, организующие этот текст, – спортивная и военная метафоры – представлены уже в заголовке.
Зюганова вновь хотят выставить «в финале» против Путина, или Зачем Кремлю «красная угроза»?
Яростные политические баталии, сотрясавшие Госдуму всю нынешнюю неделю, завершились. Пейзаж после битвы выглядит так: коммунисты лишились в парламенте всех руководящих и ключевых постов. При этом они потеряли контроль не только над экономическим и законодательным блоками, но и, что более важно, над аппаратом палаты. «В живых» остался лишь спикер Геннадий Селезнев, чье влияние (особенно после его безуспешных звонков Путину и, по сути, безрезультатной встречи с ним) минимизировано. Теперь настало время подвести итоги сражения и выяснить, кому они выгодны.
Кремль (а ни для кого не секрет, что процесс был инициирован оттуда), безусловно, выиграл. Коммунисты лишились возможности блокировать инициативы исполнительной власти. Кроме того, коммунисты больше не смогут беззастенчиво использовать Думу в качестве бесплатного партийного и предвыборного штабов.
Но, с другой стороны, Дума и до переворота была вполне управляемой, а спикер Геннадий Селезнев – совершенно лояльной фигурой (не говоря уж о его профессионализме). Однако, несмотря на это, Кремль стал действовать резко и жестко. Почти, как справедливо заметил Зюганов, в духе раннего Ельцина. При том что отличительной особенностью Путина как раз является проведение осторожной, взвешенной политики.
Такой неожиданный и крутой маневр, скорее всего, свидетельствует о том, что политстратеги в Кремле и на Старой площади преследуют более значимую, чем просто укрепление в парламенте позиций центристов, цель.
А такая цель – единственная. Нынешнему президенту на предвыборном татами нужен достойный спарринг-партнер. Иначе победа будет выглядеть неубедительной. Особенно в глазах зарубежных зрителей. Зюганов на эту роль подходил бы идеально. Да вот беда, за последние годы перестал быть страшным, утратил агрессивность, потерял форму…
Не исключено, что кремлевский демарш в Думе и задумывался как сильная допинговая инъекция для коммунистов. И эта инъекция сработала. Зюганов вновь бодр: ушел в жесткую оппозицию, грозится на майские праздники вывести на улицы тысячи своих сторонников. Что и требовалось.
Похоже, авторы думского переворота смогли убить двух зайцев. И парламент расчистили, чтобы быстрее прокатывать через него нужные законопроекты, и предпосылки для красивой победы Путина на выборах создали.
Простым же россиянам в этой ситуации, вполне вероятно, светит стать зрителями, участниками (вольными или невольными) многих захватывающих событий в духе 1993 г. Но все закончится хорошо. По крайней мере, хотелось бы надеяться.
Первая половина рассматриваемой публикации насыщена военными метафорами (баталия, битва, остаться в живых, итоги сражения и др.). Во второй части статьи заметно активизируется спортивная метафора: будущая избирательная кампания моделируется как поединок В. Путина и Г. Зюганова на спортивном ковре (татами), причем организаторы схватки озабочены тем, чтобы для большей зрелищности схватки лидер коммунистов был в хорошей спортивной форме, для чего в полном соответствии с нравами современного спорта предполагается использовать допинг. Основой для взаимодействия рассматриваемых моделей служит тот факт, что обе они отличаются яркими концептуальными векторами соперничества и агрессивности; показательно, что такие концепты, как победа, атака, противник, маневры, типичны как для военной, так и для спортивной метафоры.
3. Использование в тексте разнообразных моделей. В этом случае анализ метафорической системы текста не позволяет выделить доминирующие модели: автор использует разнообразные метафоры, но ни одна модель не воспринимается как ведущая: активно реализующаяся в различных разделах текста с использованием разнообразных фреймов. Примером значительного количества используемых метафорических моделей без выделения какой-либо доминантной для всего текста может служить статья А. Колесниченко, Л. Пивоваровой и А. Цепляева, опубликованная в еженедельнике «Аргументы и факты».
Олигархи под катком
За последние два года взаимоотношения власти и крупного бизнеса кардинально изменились. Первая половина 90-х вошла в историю России как эпоха «большого хапка» и появления олигархов. Их вырастила сама власть как «экономическую дубинку» в борьбе с коммунистами, чей реванш казался тогда неизбежным.
Брак по расчету
На кого мог опереться Кремль, чтобы переломить ситуацию? Больше половины губернаторов симпатизировали левым. Да и в армии и в спецслужбах, обессиленных за годы реформ, «обломавшихся» в Чечне, тлело глухое недовольство. В общем, президент мог положиться прежде всего на «акул» бизнеса, по зюгановской терминологии – «семибанкирщину»: А. Смоленского, В. Гусинского, Б. Березовского, П. Авена, М. Фридмана, В. Потанина, М. Ходорковского. Им было что терять, поэтому «денежные мешки» не скупились на поддержку власти. А власть в знак благодарности закрыла глаза на грехи спасителей, позволяя им «доить» госказну. По разным оценкам, за годы реформ из страны было вывезено не менее 300 миллиардов долларов.
«Жулики!» – указывали на олигархов пальцем коммунисты. Бывшие кооператоры, фарцовщики, инженеры, комсомольские работники на заре рынка превратились в изворотливых авантюристов и отчаянных сорвиголов. Они на каждом шагу обходили закон, но разве можно было играть по-честному с государством, которое само десятки лет обманывало своих граждан.
Мучительный развод
С тех пор страна стала другой. Закончилась массовая приватизация, пошли на убыль разборки и заказные убийства. Приняты налоговые законы. Промышленность начала медленно подниматься на ноги.
А что же олигархи? Мавр сделал свое дело и должен уйти. Еще в эпоху позднего Б. Ельцина власть стала тяготиться чрезмерной зависимостью от капитала, стесняться «порочащих связей». С приходом В. Путина олигархов не только «равноудалили» от Кремля, но и заставили делиться. Например, на одной из первых встреч с предпринимателями президент «выбил» из них 1,5 млрд руб. на социальные программы для военнослужащих. Некоторых для острастки припугнули Генпрокуратурой – вроде В. Алекперова и В. Потанина, некоторые построились с полунамека – Р. Абрамович, М. Ходорковский, О. Дерипаска. И только В. Гусинский с Б. Березовским не уяснили новую «политику партии и правительства» и стали изгнанниками.
Соратник Бориса Абрамовича по партии «Либеральная Россия» Сергей Юшенков считает, что олигархи окончательно потеряли самостоятельность. «Их встречи с генпрокурором, президентом больше похожи на акты почетной капитуляции, чем на равноправный диалог. Олигархи знают, к чему может привести бунт, – власть тут же найдет доказательства «связей с Бен Ладеном» и другой компромат».
Кстати, один из влиятельных при Б. Ельцине магнат, а ныне скромный хозяин одного из северо-восточных регионов так объяснил ситуацию в родном для себя цехе: «Самое обидное, что олигархи сами наезжают друг на друга ради того, чтобы понравиться власти. Они действуют по принципу: «Я его покусаю – меня не тронут». Именно так выглядит драка Алекперова с Березовским за ТВ-6».
Так можно ли говорить, что эра олигархии кончилась? В самом деле, никто из бизнес-элиты больше не осмеливается открывать ногой двери кремлевских кабинетов, диктовать тексты указов. «Отношения бизнеса и власти стали более цивилизованными, – считает Александр Лившиц, зам. гендиректора компании «Русский алюминий». Появились понятные и открытые каналы взаимодействия». Примечательно, что вчерашние олигархи теперь заклинают журналистов больше не называть их этим словом. Другие времена – другие понятия. Но дело не просто в замене терминологии. Свои интересы бизнесмены привыкают лоббировать не «под кремлевским ковром», а через Госдуму, Совет Федерации, РСПП, Совет предпринимателей при премьер-министре.
Очевидно, что отношения власти и капитала не будут гладкими. Конфликт интересов остается. Крупный бизнес всегда хочет стать крупнее, отдавая государству минимум доходов. Государство, которому вечно нечем кормить врачей, учителей и военных, будет «прессовать» финансовых воротил, требуя от них законной «десятины».
Задача сторон – найти компромисс. Чем кончается беспредел «семибанкирщины», мы знаем по опыту 90-х. К чему ведет силовое закручивание гаек, тоже известно – к съеживанию инвестиций и дефициту. Уголовные дела против топ-менеджеров ведущих компаний, попытки все национализировать едва ли подстегнут рост экономики. Но и капитаны бизнеса должны понять – симпатии власти не вырастут на пустом месте. Надо, как говаривал А. Лившиц, «делиться» – вкладывать сверхприбыли в свою экономику, а не в кипрские офшоры, помогать решать социальные проблемы. Почему бы, например, крупному бизнесу не сброситься на борьбу с беспризорностью, о которой столько говорят? Путь из «халявщиков» в партнеры нелегок. Но и другие дороги – в СИЗО или в заграничную ссылку – еще хуже.
Заголовок рассматриваемой статьи («Олигархи под катком») задает метафорическую картину физического воздействия на неугодного человека. Соответствующие метафоры действительно встречаются в основном тексте (экономическая дубинка, силовое закручивание гаек, прессовать, наезжают друг на друга, я его покусаю, президент выбил полтора миллиарда рублей), но их роль в данном тексте не является доминирующей: это лишь одна из целого ряда моделей.
Шрифтовые выделения, обозначающие начало двух основных разделов основной части, создают метафорическую картину заключения и расторжения брака (брак по расчету, мучительный развод), однако в тексте нет других метафор этой группы: «заявленная» в сильной позиции модель не получила дальнейшего развития.
Можно выделить и другие повторяющиеся в тексте метафорические образы. Так, для обозначения взаимодействия власти и ее оппонентов в ряде случаев используются милитарные образы (реванш, акты почетной капитуляции, построиться, бунт, связи с Бен Ладеном), зооморфные метафоры (акулы бизнеса, доить госказну), криминальные метафоры (жулики, разборки, дорога в СИЗО, драка), а также образы, восходящие к иным сферам (капитаны бизнеса, семибанкирщина, играть с государством, обходить закон, магнат, родной цех, законная «десятина» и др.). Однако ни одна из названных моделей не может считаться занимающей доминирующее положение.
Важно подчеркнуть, что для хорошего текста характерно взаимодействие в той или иной степени близких моделей, поскольку «совмещение метафорических моделей, противопоставленных друг другу (не имеющих общих следствий или обладающих очень отдаленными следствиями), оживляет метафору, но и одновременно превращает ее в стилистический монстр» (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов 1994. С. ХХ). Например, по наблюдениям А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова, плохо сочетаются (особенно в пределах одного предложения) механистическая и органистическая метафора, метафорические модели пути и игры. Как правило, удачно сочетаются метафорические модели, принадлежащие к одной исходной субсфере (например, фитоморфные, зооморфные и антропоморфные образы, относящиеся к органистической метафоре) или с однотипным прагматическим потенциалом (например, одинаково агрессивные по своей природе криминальные и милитарные метафоры).
Итак, проведенное исследование позволило выделить три основных вида развертывания концептуальной метафоры: в первом случае большинство метафор в тексте относится к одной и той же модели, во втором случае в тексте параллельно развертывается две-три ведущие модели, в третьем случае в тексте невозможно выделить доминирующие модели. Следует отметить также, что единая доминантная модель, как правило, выделяется в относительно небольших по размеру текстах. Чем больше текст, тем выше вероятность того, что в нем взаимодействует несколько метафорических моделей, причем та или иная модель нередко проявляется как доминантная лишь в пределах какого-то фрагмента этого текста.
1. Объясните, что такое развертывание метафорической модели в тексте.
2. Какие три вида использования метафор в политическом тексте рассмотрены в настоящей главе?
3. Какие метафорические модели могут удачно взаимодействовать при их параллельном развертывании в тексте?
4. Возможны ли случаи, когда в первой половине текста развертывается одна метафорическая модель, а во второй половине текста на первый план выходит совсем иная метафорическая модель?
5. Каково соотношение сознательности и непроизвольности при отборе автором метафор и их развертывании в тексте?
Акцентирование метафоры в политическом тексте
Усилению значимости метафоры в тексте способствует ее использование в условиях максимального «текстового напряжения», в ситуации, когда эта метафора привлекает особое внимание адресата.
Самая сильная (привлекающая максимальное внимание читателей) позиция в тексте – это заголовок. Рассмотрим несколько примеров, в которых использованная в заголовке метафора нередко предопределяет доминантную для данного текста метафорическую модель.
«Торговая война отразится на нас» – статья А. Пономарева (Коммерсант), рассказывающая о противоречиях между Россией и США в области экспорта и импорта продуктов сельского хозяйства и металлургии; милитарная метафора заголовка последовательно развертывается в тексте, где американские производители представлены как захватчики, оккупанты российских прилавков, с которыми в смертельной схватке бьются отечественные производители, мечтающие не только дать отпор, но и захватить удобные плацдармы на вражеской территории.
«Новобрачные при смерти» — статья А. Кокшарова (журнал «Эксперт»), в которой последовательно развертывается метафорический образ «Объединение компаний – это брак», обозначающий компании перед объединением как жених и невеста, после объединения – как новобрачные, у которых могут появиться дети; супругам приходится обзаводиться общим хозяйством и т. п.
«В ожидании реванша» – заголовок статьи П. Кирьяна (журнал «Эксперт»), где происходит активное развертывание концептуальной метафоры «Экономические отношения – это война».
«Путин вытаскивает малый бизнес из петли» (Аргументы и факты) – заголовок публикации А. Колесниченко, в которой активно используются образы болезни и возможной смерти российского малого бизнеса.
Для более полного рассмотрения факторов, способствующих усилению роли той или иной метафорической модели в тексте, рассмотрим статью А. Лившица, опубликованную в газете «Известия». Одна из доминантных для данной статьи моделей (педагогическая метафора) обнаруживается уже в заголовке статьи. Развертывание второй доминантной модели (образы, связанные с болезнью и лечением) начинается несколько позднее.
Пять уроков танго
Аргентинские реформаторы упорно держали фиксированный курс валюты. И это при слабой власти, плохом бюджете и больших долгах. Не удивительно, что начались финансовые конвульсии. Тогда стали просить помощь у МВФ. Ограничивать выдачу денег в банках. Резать бюджет. Устроили даже квазидефолт, обменяв обязательства объемом $50 миллиардов на бумаги с более низкой доходностью. Ничего не помогло. Судороги сменились комой. Последовал социальный взрыв. Люди вышли на улицы. Руководство ушло в отставку. А сменщики объявили фактический дефолт внешнему долгу. Предпочли ужасный конец ужасу без конца. Аргентина отмучилась. Но пока только от текущих долговых платежей. Песо уже поехал вниз. Где зацепится и когда – неизвестно. За девальвацией, к сожалению, последуют обрушение банковской системы и социальные неурядицы.
Как все это скажется на России? Да никак. Падение было затяжным, и мировые рынки успели «переварить» аргентинские неприятности. Котировки российских ценных бумаг уже нечувствительны к заморскому кризису. Есть ли в нем что-то поучительное? На первый взгляд, нет. Вроде бы все познали на собственном опыте в 1998 г. Поняли, что можно делать с финансами, а чего нельзя. Тем не менее, кое-какие уроки все же преподаны.
Урок первый — для переходной экономики нет ничего важнее сильной власти. У нас порой критикуют «техническое» правительство, выстроенных губернаторов, послушную Госдуму, сенаторов, сплотившихся в едином порыве. Властную вертикаль. Но ведь сколько лет ее строят – столько лет экономика находится в приличном состоянии. Факт. Никуда не денешься. А вот в Аргентине не было вертикали. Одна сплошная горизонталь. Упрямые реформаторы, игнорировавшие политические реальности и социальную обстановку. Мощная оппозиция, блокировавшая антикризисные законы. Региональные бароны, вытягивавшие деньги из бюджета страны. Сцепились друг с другом. И вместе покатились вниз. Конечно, сама по себе сильная власть еще не гарантирует процветание. А вот от кризиса может спасти.
Урок второй – какую бы реформу ни затеяли, не забывайте о социальном самочувствии. Аргентинским руководителям, видно, очень понравилось известное самооправдание МВФ. Мол, работа у нас неблагодарная. Поскольку даем горькие лекарства. Народ сердится. Зато потом, когда экономика поправится, народ скажет нам спасибо. В России тоже любят эти рассуждения. Особенно при повышении квартплаты, цен на электроэнергию, перевозки, газ, тепло, телефон. Прямо скажем: доля истины тут есть. При лечении экономики порой не обойтись без противных препаратов. Но если с ними перебор, люди перестают надеяться на будущее. Некогда. Потому что тошнит. Какое-то время люди терпят. А потом начинают проклинать власть, грабить магазины и даже занимаются рукоприкладством. Что мы и видели по телевизору.
Урок третий – быстрые либеральные реформы и политика фиксированного валютного курса способны привести как к успеху, так и к краху. Первый вариант возможен. Но только если в стране есть сильная власть и бездефицитный бюджет. Тогда у машины переходной экономики все четыре колеса. Может идти довольно быстро. И ничего с ней не случится. Бывает, правда, что колес-то всего два. А водитель все равно давит на газ. Тогда гонка становится безумной и заканчивается катастрофой. Так было в России в 1998 г. Так произошло в Аргентине. До конца цеплялись за руль, хотя уже видели, что впереди – стена. Не хватило мужества нажать на тормоз еще летом 2001 г. А зря. Был бы тот же дефолт. Но зато, вероятно, без народного бунта.
Урок четвертый – нельзя долго совмещать высокую инфляцию и стабильный валютный курс. Опасная комбинация. Лучше всего, конечно, сделать инфляцию низкой. «Подогнать» ее под устойчивый курс валюты. Что и пытались сделать в Аргентине. Не вышло. Пока не получается и у нас. Значит, надо двигать рубль вниз. Подстраивать под инфляцию. Иначе будут неприятности.
Читать бесплатно другие книги:
