Ожерелье императрицы Кузьмин Владимир

49

Такого долгого завтрака я и припомнить не могла. Понятное дело, за завтраком мы больше разговаривали, чем ели, но ведь и ели немало. На всех вдруг навалился дикий аппетит, да к тому же накануне никто из нас не поужинал – сил на это не осталось.

Месье Людовик, вынужденный заняться доставкой в арестантскую банды Умника, любезно всех нас поблагодарил и просил разойтись. Чтобы мы не мешались ему под ногами, хотя выразился он гораздо изысканнее.

Михаил, Владимир и дон Мигель сказали, что не смеют нас беспокоить после всего произошедшего, но что завтра прямо утром они желают получить с нас обещанную им награду за свои услуги, то есть рассказ обо всем случившемся.

Вернувшись домой, я не застала ни дедушки, ни маменьки, но нашла от них записку, из которой ровным счетом ничего не поняла, хоть и написана она была, кажется, самыми простыми и понятными русскими словами. Куда-то их всех пригласили, где-то они нас ждут… Я присела на край кровати, собравшись переодеться и… почувствовала, как меня заботливо укрывают одеялом.

– Где же вы так гуляли, что ты заснула в платье? – сказала маменька, я в ответ неопределенно махнула рукой и снова заснула.

Утром мы хоть и чувствовали себя слегка разбитыми, зато настроение улучшилось так, что я напевала все время, пока принимала ванну и одевалась.

– Михаил и Владимир пригласили нас позавтракать вместе, а то они завтра уезжают, – сообщила я.

– Странно, что вы приглашены на завтрак, а не на ужин, – проворчал дедушка. – Или ужин у вас вчера состоялся?

– Никакого ужина у нас не было, – честно ответила я. – Мы просто… прогуливались и заболтались. А вот на ужин мы приглашены все вместе! На шхуну «Арабелла»!

– Вот новости! – воскликнула мама. – Шхуна – это очень романтично, но не слишком понятно, кто нас на нее зовет?

– Ты его знаешь, это тот приятной наружности молодой мужчина, которому ты вручала приз за победу в рыцарском турнире. В твою честь проведенного! Он тоже завтра должен отплыть в Испанию. К тому же дон Мигель был на прощальном ужине в Друри-Лейн и желает принять всех нас с ответным, так сказать, визитом. Вот и пригласил нас на морскую прогулку и на ужин.

– И ты считаешь, что нам стоит это приглашение принять?

– Считаю. Капитан, он же хозяин шхуны, – очень достойный человек. И давний приятель бедного Алексея Юрьевича. Все, я убежала.

И вот мы сидели за столом, завтракали, а мы с Петей еще и рассказывали, что и как произошло, потому что наши друзья в подробности посвящены не были, так как нам было недосуг и к тому же имелись причины умолчать о некоторых мелочах. Ведь начни мы вчера хоть что-то разъяснять, обязательно всплыло бы то, о чем говорить нельзя или преждевременно.

Начали мы с рассказа про ожерелье императрицы Екатерины Великой, которое граф Никитин желал продать и истратить вырученные деньги на благие дела, но не успел. О ходе расследования его смерти, которое проводил Скотленд-Ярд, тоже рассказали, ну и о собственных догадках и плодах размышлений пришлось поведать, а то было бы совсем непонятно, отчего мы приехали в Ниццу.

– С месье Дюпоном мы познакомились еще по пути сюда, – сказал Петя, подцепляя вилкой кусок с тарелки. – Он оказался вором, но, как ни странно, в остальном его можно считать джентльменом.

– Встретились здесь мы случайно, – вступила в разговор я. Мы с Петей не сговаривались, что можно рассказывать начистоту, а о чем лучше промолчать. Мои слова о случайности встречи были правдой, а про то, как эта встреча и при каких обстоятельствах состоялась, говорить не стоило. Сейчас, по прошествии небольшого времени, наша прогулка по темным закоулкам стала казаться мне полным безумием. Ну отчего я была столь уверена, что на нас нападут грабители не слишком страшные и не очень умелые? Могли нарваться на Медузу с Гвоздем или Гнусавого Мишеля, с ними справиться было бы посложнее, а уж иметь с ними дело в дальнейшем нам и самим не захотелось бы.

– Да, здесь мы встретились случайно, – подтвердил Петя, – можно сказать, нам повезло. Дюпон считал себя в долгу перед нами за то, что мы не сдали его полиции, и хоть боялся, но стал нам помогать!

– Мы попросили его распространить в преступной среде слух о том, что поездом повезут большие ценности и есть люди, готовые указать на того, кто и когда их повезет. В этом и состоял наш план: подкинуть приманку, а после устроить засаду с помощью полиции, – вступила в разговор я, чтобы не заставлять Петю говорить с набитым ртом или чтобы слушателям не пришлось ждать слишком долго. – Но чуть позже поняли, что в ближайшее время Умник будет сидеть тише воды и ниже травы. Так что единственное, что могло и должно было его заинтересовать, – это содержимое сейфа графа Никитина.

– Можно спросить, отчего вы так решили? – спросил Михаил. – Я вот хоть и слышал ваш рассказ, никаких разумных догадок совсем не сделал.

– Петя, расскажите вы, я все же доем пирожное.

Последние дни моя голова работала очень напряженно, и, как всегда в таких случаях, меня неудержимо тянуло на сладкое. Вот и сейчас я доедала второе пирожное и запивала его горячим шоколадом.

– Все очень просто, господа, – стал объяснять Петя. – Умник же послал людей выведать у часовщика, что ему известно о сейфе.

– Ну, интерес этой жутковатой личности к сейфу понятен, – согласился Михаил. – Как мы поняли, он очень страстно к нему стремился. А вот отчего вы полагали, что этот Умник-разумник не отважится на столь привычный для него грабеж в поезде?

– Дело в том, что люди Умника сильно «перестарались» с несчастным часовщиком, и он разделался с ними с еще большей жестокостью, лишь бы замести следы, лишь бы не оставить ни единого свидетеля. Вот и выходило, что он очень боится и что только сейф его может вынудить вылезти из самой глубокой норы, куда он постарался забиться.

Я справилась с пирожным и продолжила:

– А вчера мы получили подтверждение, что наши догадки верны. Месье Дюпон сумел выйти на человека, который очень многое знал про Умника. Он оказывал тому мелкие услуги, да и в целом был мелким мошенником, а не закоренелым негодяем. Главное, он знал все места, где Умник мог спрятаться в этом городе. И он знал, что Умник послал своего человека в Лондон, чтобы еще раз сделать попытку выкрасть сейф. Собственно, этот человек, Дюпон назвал его Карлом, и организовывал эту поездку в Англию, использовав свои связи.

– И что же, он все это вам рассказал чистосердечно, из благих побуждений? – спросил Владимир.

– Нет, конечно, – ответил Петя. – Во-первых, он стал вполне обоснованно опасаться, что и его постигнет такая же участь, что постигла одного из его приятелей, который сунулся в дело с часовщиком.

– А во-вторых, месье Дюпон его банально подкупил.

– Совершенно верно. Деньги ему были очень нужны, без них он не мог скрыться. Правда, этот Карл пытался торговаться с нами, мы предложили тысячу франков, он попросил две. Мы пообещали три, но потребовали, чтобы он оказал нам и другие услуги. Не только рассказал, но и показал все. Тут он весьма надолго задумался и понял, что лучше синица в руках и целая голова на плечах, и решил ограничиться первоначальной суммой и подробным рассказом. После чего мы и расстались.

– Неужели вы поверили ему на слово и отпустили? – удивился Михаил.

Дон Мигель рассмеялся и сказал:

– Сеньорита Дарья и сеньор Петр ни за что не совершили бы подобной оплошности!

– Вообще-то, мы и сами догадались, что они глупостей делать не станут, – чуть обиделся Михаил, – просто я несколько неправильно сформулировал вопрос. И как вы поступили?

– Дон Мигель, расскажите, пожалуйста.

– Да что тут рассказывать? Они попросили меня подержать в трюме этого мошенника до завершения дела, то есть до проверки правдивости его информации.

– Он и сейчас у вас?

– Ну уж нет! Трюмы мне сегодня понадобились для груза. Так что мошенника я согласно договоренности отпустил на все четыре стороны. Зато остальных троих передал в руки правосудия.

– Так! Нам об этом не рассказывали!

– Да все очень просто, – вздохнул Петя. – Едва Дюпон стал распускать слухи про нечто ценное, что способно заинтересовать самого бельгийца, как тут же нашлись три глупых типа, которые посчитали, раз Умник сейчас где-то далеко, то пожива вполне может достаться и им. Они устроили для нас засаду.

– Я пытался оказать содействие, – сказал дон Мигель, – но нужды в том никакой не было. Сеньорита и сеньор очень ловко обезоружили бандитов.

– Ну подобное мы и сами видели, так что можем себе представить! – с некоторым оттенком гордости сказал Владимир. – Но откуда они узнали, где вас искать? Неужели ваш хваленый Дюпон дал слабину и навел их на вас?

– Навел, но не по слабости характера, а намеренно, – заступилась я за воришку. – Перед этим Дюпон сумел вытащить из их револьвера патроны, так что угроза была минимальной, а оставлять их гулять без присмотра не стоило. Мало ли, чего они могли наболтать?

– Да, все порываюсь спросить, – поинтересовался Владимир, – а те патроны, что мы для вас вчера готовили, пригодились?

Накануне мы обратились к Владимиру и Михаилу с просьбой, которая их очень озадачила. Мы попросили их купить в магазине револьверные патроны нескольких определенных калибров и марок и сделать их безвредными, неспособными стрелять. Михаил сказал, что для этого достаточно высыпать из них порох, а пули вставить обратно. И это можно проделать настолько аккуратно, что никто и не заметит, а чтобы вес не отличался, вместо пороха можно всыпать чуть-чуть песка. Для чего нам понадобились такие патроны, рассказывать у нас не было времени, день у нас и так состоял из сплошной беготни, встреч и разговоров, составлений и уточнений планов. Но в целом Михаил и Владимир и сами догадались, потому что еще до этого мы рассказывали им о проделке Дюпона с подвыпившим на турнире стрелком. Кстати, до вчерашнего дня о нашем с ним знакомстве они не знали, поэтому историю нашу сочли за выдумку. Но вчера стали о многом догадываться.

– Очень пригодились, спасибо вам огромное! – поблагодарил офицеров Петя. – Среди местных воров мало кто не держал зла на Умника и его людей, слишком им от них доставалось разных притеснений, буквально все только и мечтали от них избавиться. Так что многие из них согласились оказать помощь и подменить патроны, и проделали это очень умело, никто ничего и не заподозрил. Я вот с удивлением когда-то узнал, что карманники считаются аристократами среди воров. А тут убедился, что их умения и ловкость сродни высокому мастерству. Так что ваши патроны пришлись весьма кстати и были применены с пользой для дела.

– То-то я удивлялся, что вчера вечером никакого толкового сопротивления не было! – воскликнул дон Мигель. – Лишь двое из дюжины бандитов начали стрелять.

– Одного вы очень ловко заставили прекратить это делать, – сказал Михаил. – Взяли и прострелили ему руку.

– А второго точно так же обезвредили вы.

– Не я. Я-то как раз промахнулся и едва сам не получил пулю, но Володя успел меня прикрыть.

– Надеюсь, полиция к нам претензий не предъявит за это членовредительство, – с не очень искренним смехом спросил Владимир.

– Ну что вы, вы же оказывали содействие полиции по просьбе самого комиссара! – успокоил их Петя.

– Ох, никак не могу понять, как он мог на это согласиться, – покачал укоризненно головой Михаил.

– На что, Михаил? – уточнил Владимир, – На наше участие в операции? Так у него людей не хватало.

– Нет, я поражен, что он согласился на участие Даши и Пети!

По взглядам Владимира и дона Мигеля мы догадались, что и они очень уж осуждают комиссара Лагранжа за его едва ли не преступную беспечность по отношению к нам. Пришлось сознаваться, что месье Лагранж здесь ни при чем.

– По правде сказать, – начала я несколько смущенно, ведь речь шла не об уловке против преступников, а об обмане начальника полиции, – он никакого согласия на наше участие не давал. Мы ему рассказали все, кроме одного…

– Договаривайте, Дарья Владимировна, договаривайте, – потребовал Владимир.

– Кроме того, что уже получили приглашение встретиться с Умником.

– А как же тогда у вас оказалась эта крыса? – не поверил Михаил. – Вы же нам рассказывали, что она любимица комиссара, он всегда носит ее с собой. Разве не он ее вам дал?

– Не ее, а его. Анри Наваррский – мужчина. Настоящий мужчина! И настоящий полицейский. Я его попросту похитила. Месье Людовик, услышав наш рассказ о планах Умника и с энтузиазмом занявшись подготовкой операции, посчитал, что мы вновь стали праздными отдыхающими, и попросил нас отвезти Анри к нему домой. Он полагал, что вечером нужды в нем не будет, а ему было не до того. И тут мне показалось, что нам-то его помощь будет как нельзя кстати. Мы уже знали, что за спиной Умника последнее время прячется глухонемой телохранитель. И если все остальное мы продумали до мелочей, то он для нас оставался загадкой. И тут я вспомнила, как Карл сказал, что этот бесстрашный в целом человек очень боится мышей. Его детство прошло в жутких трущобах, кишевших крысами, которые не раз его кусали, а он не мог даже позвать на помощь. Вот у него и остался страх. А Анри оказался еще и настоящим бойцом! Обученным, ловким и бесстрашным!

– И способным залезть в любую щель, – кивнул Михаил…

– Или в штаны к бандиту, – высказал недосказанное более щепетильным Михаилом Владимир.

– Сеньоры! – воскликнул дон Мигель. – Мы все время отвлекаемся, то уходим в сторону, то забегаем вперед.

– Хорошо, – согласилась я за всех. – Сейчас опять станем рассказывать по порядку. Про то, что Карл рассказал нам очень много ценного, мы уже говорили. Но мы решили все его слова проверить, а заодно подготовиться к встрече с Умником, сделать все, что было возможным и в наших силах, чтобы опасности никакой не было.

– Мальчишки, которых привлек Дюпон, оказались способны пролезть в любую щель не хуже Генриха Наваррского. Мы с их помощью нарисовали планы всех тех нор, которыми пользовался Умник, чтобы спрятаться. Проверили все подходы, узнали о том, откуда лучше следить, оставаясь незамеченными. Сумели обезоружить многих бандитов, подменив патроны, и все такое. Кое-где эти мальчишки умудрились даже спрятать для нас оружие.

– Даже так? И какое, если не секрет? – заинтересовался дон Мигель, за минуту до этого жаловавшийся, что все мы отвлекаемся на второстепенные детали и уводим разговор в сторону. – Карабины или револьверы?

– Вообще-то, Дарья Владимировна умеет стрелять не хуже вашего, так что ваша ирония неуместна! – вдруг обиделся на этот вопрос Петя.

– Вы меня вновь удивили, и я вынужден просить прощения за дружескую насмешку, – извинился дон Мигель. – Но все равно очень интересно, какое оружие для вас приготовили?

– Ножи, – ответил Петя и вдруг смутился и дальше пояснил как-то невнятно: – Они это сами придумали, ну спрятать для нас ножи, с чего-то вдруг решили, что нам они могут пригодиться.

– Неужели они ошиблись, и ножи были бы вам совсем не нужны? – засмеялся дон Мигель. – Мне вот после всего, что я о вас вчера и сегодня узнал и услышал, а кое-что увидел собственными глазами, уже кажется, что и ножи вы в руках держать умеете. Или я ошибся?

Вместо ответа я подмигнула Пете и столовые ножи замелькали в наших руках.

– Ох, Даша! – только и сказал Михаил.

– А я бы не прочь такому трюку научиться, – заявил Владимир. – Жаль, что времени уже нет.

– Раз наш ответ всех удовлетворил, то мы продолжим. Еще благодаря нашим помощника нам удалось разузнать очень немало про многих из преступников сверх того, что рассказал Карл.

– Вот со всеми этими собранными сведениями, – подхватил Петя, – мы и пошли к комиссару Лагранжу и все это ему рассказали. Даже не стали скрывать, откуда нам все известно.

– Получалось, что комиссару, – продолжила я, – чтобы схватить Умника, нужно было устроить сразу три засады! К тому же он не мог оставить без охраны помощника часовщика. Людей ему катастрофически недоставало! То есть не просто полицейских, а опытных и надежных людей.

– Вот мы и подумали о вас, – сказал Петя, – решили, что вы все и являетесь проверенными и опытными. Пусть у каждого из вас свой опыт, не полицейский.

– И нам пришлось согласиться исполнить вашу просьбу, даже ничего толком не понимая, – закивал в ответ Владимир.

– И мы вам за это очень благодарны!

– Но как вам удалось угадать, куда вас повезут? – спросил Михаил. – Ведь берлог у Умника было три, но мы оказались в самом нужном месте. Согласитесь, дон Мигель, нам всем было бы весьма обидно быть где-то еще, где не произошло ровным счетом ничего интересного.

– Соглашаюсь.

– Ну одну из этих берлог комиссар Лагранж решил, как он выразился, засветить, – пояснила я. – Людей действительно не хватало, а одна из таких берлог Умника располагалась в небольшой гостинице, а по сути, в притоне для воров. Недаром ее хозяйку зовут Кривая Берта. Там попросту устроили облаву, вполне обычное дело. То есть напугать этим Умника было невозможно, но вчера он туда точно не потащился бы.

– Все равно оставалось два места.

– В том доме, где мы вчера были, – продолжил разъяснения Петя, – мальчишки, посланные на разведку, видели, как в одной из комнат вешают на стену занавеску.

– И что с того?

– Они очень наблюдательны и почти все сметливы. Им показалось странным вешать вещь, от которой никакого проку, если за ней не спрятать кого-то или что-то. А про глухонемого телохранителя мы уже знали.

– Нет, вот когда вы рассказываете, все выглядит просто и очевидно, – вздохнул Владимир. – Как вам это удается?

– Сама не знаю, – пожала я плечами. – Если начинаешь думать, то само получается. Тут главное – помнить все детали разом и чтобы каждая из них оказалась на своем месте в той картине, которую ты рисуешь в своем воображении. Но это, собственно, все. То есть мы закончили.

– Ну уж нет! – возразил против такого поворота Владимир. – А самое интересное? Как вы получили приглашение от этого негодяя? Как вас привезли в тот дом? О чем шел столь долгий разговор, что успели подъехать и комиссар с помощником, а все мы извелись и уже готовы были кинуться на штурм.

– Во-первых, комиссар Лагранж очень умен и не дал бы вам шуметь раньше времени. Он понял, что раз мы сами туда приехали в добровольном порядке, значит, знаем, как вести разговор, и желаем получить нужные всем нам сведения. Во-вторых, я ему намекнула. Ну, сказала кое-что при прощании так, что сразу он вряд ли это понял, но потом мог догадаться.

– Ох, Дарья Владимировна! Неужели вы думаете, что мы сможем догадаться?

– Вы думаете, что я тяну время? Нисколечко. Я скорее смущаюсь это сказать, потому что сейчас это кажется глупым.

– Да уж говорите, просим вас.

– Ну вот, теперь вы подумаете, что я кокетничала. – Я, кажется, и в самом деле была смущена, хоть и не слишком понимала отчего. – Расставаясь с комиссаром, я сказала, что счастлива была познакомиться с таким приятным мужчиной и замечательным полицейским. И что теперь точно буду знать, как только мне понадобится помощь, мне достаточно крикнуть: «Полиция, на помощь!»

– Ясно, – кивнул Владимир. – Комиссар хоть и очень нервничал, но не давал никому ничего предпринимать. Ждал вашего знака! Он действительно понял, что вы явились туда не просто так и что без вашего зова на помощь нельзя вмешиваться. Но когда раздался звон разбитого в окне стекла, он натурально перепугался.

– И тут мы услышали ваш голос! Право, Дарья Владимировна, этак спокойно на помощь не зовут! – сделал мне замечание Михаил.

– Так я вас хотела успокоить, подумала, если буду кричать спокойно…

– Вообще-то, мы очень надеялись, что на помощь станет звать Умник, – засмеялся Петя. – Но он потерял дар речи задолго до того, как стукнулся о подоконник.

– Э-э-э… Ну не били же вы его? Тогда как сумели довести до такого состояния?

– Просто когда он рассказал нам все, что мы желали услышать, он решил, что и мы станем ему все рассказывать. А Даша заявила ему, что передумала. Он схватил револьвер и стал нажимать на курок. Да только без толку.

– Тут всякий бы онемел, – согласился Владимир.

– Ну да. Особенно с учетом того, что его гигант-телохранитель вдруг принялся выплясывать странный танец. Умник же не мог видеть, что у него в штанах сидит Анри со всеми своими неимоверно остренькими зубками! Пришлось мне разбить окно, чтобы не возиться, открывая его, а Даше пришлось звать на помощь!

– А мы за вас жутко боялись, – сказал Михаил и даже зябко передернул плечами. – Правда, когда двое бандитов вышли на крыльцо, мы все немного успокоились. Нам было известно, ведь наблюдение выставили загодя, что в доме должно быть четверо бандитов. Так что против вас оставалось всего двое, для вас это пустяки.

– Кстати, они сами ушли или вы их сумели выдворить? – спросил дон Мигель.

– Нам было важно добиться от Умника признания в убийстве графа, чтобы иметь возможность свидетельствовать против него в суде, если это понадобится, конечно. Он сделал это спокойно, потому что не намеревался нас отпускать и оттого что верил: мы обещали ему рассказать, где же спрятано то, что ему так сильно нужно. Но мы рассказывать при посторонних отказались, и Умник спровадил двоих своих бандитов куда подальше. Ведь у него оставался еще глухонемой, а уж вдвоем с нами справиться ему не должно было составить труда.

– Как же жестоко он ошибся! – вновь рассмеялся Владимир. – Боюсь, что от него полиции и сегодня немного толку, ведь вчера он валялся совершенно неподвижно.

– И не только он!

– А немой вообще не скоро придет в себя после переживаний!

– Господа! Вы нас сейчас так захвалите, что мы станем задирать носы.

50

Приглашение на ужин на борту шхуны комиссара и его помощника с супругами было для меня и для Пети полной неожиданностью.

Дон Мигель это заметил и счел необходимым объясниться.

– Перед французским законом я чист, как те стеклышки, из которых изготовлено похищенное мною ожерелье. И мануфактура, мною закупленная и погруженная на борт, совершенно законна. Я, правда, не решил еще провозить ее в Испанию через таможню или поступить как обычно, но комиссара Лагранжа это ни с какой стороны не задевает. А вот то, что мы вчера вместе под пулями были, для нас обоих важно. Ну и как мне было поступить?

– Дон Мигель, не станем скрывать, если поначалу, пока мы не узнали вас лучше, вы казались нам не слишком благородным человеком, то сейчас мы свое мнение круто изменили. И любой ваш поступок считаем разумным. Единственное, что могу сказать помимо этого… если вы вдруг окажетесь в тюрьме – ведь такое исключить нельзя? – мы будем очень о вас переживать.

– Обещаю не попадаться! – шутливо сказал дон Мигель. – А если сказать серьезно, то знаете, что вчера на меня произвело самое сильное впечатление?

– Не знаю. Но уж наверное не перестрелка!

– То, что этот ваш прославленный карманник Дюпон решил поступить на службу в полицию!

– Ох! Кто же его возьмет?

– Может, и возьмут. Комиссар сказал, что парнишка он толковый и его опыт, ежели развернуть этот опыт и познания в нужном направлении, могут быть очень полезны. Но как правильно подступиться к этому вопросу, он пока не придумал. Более всего, вернее, он сам сказал, что это единственное, что его смущает, так это, что Дюпон ни при каких раскладах не станет ловить или выдавать своих бывших дружков.

– А с другой стороны, он очень даже неплохо и именно с их помощью станет отлавливать тех, кто по-настоящему опасен. Хотя для полицейского это, конечно же, очень неправильно – к одним преступникам одно отношение, к другим – другое.

– Придется комиссару принять к себе сразу всех мелких воришек и жуликов! – пошутил Петя. – Я другого выхода не вижу.

Прогулка вдоль живописного Лазурного Берега доставила всем несказанное удовольствие. Поначалу я очень боялась разоблачения наших подвигов перед дедушкой, перед маменькой и Александром Сергеевичем, потому что месье Людовик между делом шепнул мне, что придумал способ, как нас наказать за обман, за самовольное вмешательство в дела полиции, за то, что мы подвергали себя и других ненужной опасности… в общем, грехов за нами числилось множество, про некоторые мы даже и не подумали. Сказал все это комиссар, глядя в сторону моей маменьки, и намек этот был очень прозрачным.

Но тут его отвлекли. Он некоторое время беседовал с Михаилом и Владимиром. Потом выяснилось, что Генрих Наваррский умеет не только сражаться с бандитами и пить вино из рюмки, но способен показывать забавные трюки.

– А отчего его назвали в честь Генриха IV? – поинтересовалась маменька.

– Прошу простить, но… скажем, будь мы с ним испанцами, как наш гостеприимный хозяин, я бы, пожалуй, назвал его Доном Жуаном.

– Да? – рассмеялась маменька. – Я, конечно, не могу в точности сказать, кто из этих двоих, Дон Жуан или Генрих Наваррский, был большим покорителем дамских сердец, но поскольку Анри настоящий француз, как и его хозяин, то соглашусь, что имя выбрано верно.

«Настоящие французы», то есть комиссар и его хвостатый полицейский, вновь улучили минутку остаться со мной и с Петей наедине, и один из них сказал:

– Так и быть, не стану свою угрозу исполнять. Как настоящий француз – не станете же вы спорить с вашей маменькой, что мы настоящие французы? – я просто не могу поступить так, что виноваты одни, а наказаны будут и другие. Я имею в виду ваших родителей, которые, пусть и задним числом, но станут очень сильно переживать, а я не желаю этого. Но в следующий раз…

– Мы больше не будем… – жалобно протянули мы.

– А вот это мы еще посмотрим!

– Была у нас с Владимиром дикая мысль – перед отъездом устроить такую попойку с местными знакомцами, чтобы в поезд нас загрузили в бессознательном состоянии и чтобы дорога до России пролетела для нас единым мигом.

– Но мы счастливы, что вы развеяли нашу скуку и не дали совершить очередную глупость.

– А вы их много здесь совершили? – полюбопытствовала я.

– Предостаточно! Вот что нам мешало вместо игры в карты, от которой уже в гарнизоне на нас нападала икота, вместо каждодневных вечеринок и прочего безобразия, взять и нанять яхту и совершить вот такую прогулку?!

– Такую бы не вышло, – поддержал Михаила Владимир, – но все равно мысль правильная.

– Жаль, что она вам поздно в голову пришла.

– Жаль. Вот ведь странно. Вы еще совсем юные люди. Даже мы с Владимиром рядом с вами можем считать себя, пусть и с некоторой натяжкой, стариками, но мы при вас вроде и сами становимся детьми…

– Это с одной стороны, а с другой – вы заставляете нас взрослеть.

Вечером в гостинице меня поджидало письмо из Швейцарии. Я довольно точно могла предположить его содержание в той части, где давались ответы на мои вопросы, с уже найденными нами ответами, но очень ему обрадовалась. И уж более бескорыстно, чем получи я его раньше, когда слишком многое оставалось неизвестным, ведь тогда мне больше нужны были ответы, а не само письмо.

Сергей и Лариса писали, что познакомились с графом Никитиным, когда он пришел к ним с просьбой сделать оценку своей семейной реликвии. Что он попросил их изготовить качественную копию, которую хотел оставить себе на память и которую не жалко будет «забрать с собой в могилу». Но при получении копии сказал, смеясь, что и ее он с собой не потащит, а подарит одному неблагодарному, но милому его сердцу приятелю.

А дальше шло много всего личного.

51

Отъезд Владимира и Михаила в Москву и дальше к месту службы поверг нас с Петей в самую настоящую тоску. Пусть Пете предстояло уехать не столь далеко, как этим молодым офицерам, но разница была невелика. Если мы станем жить в Москве, то нас будет разделять целая неделя пути. А если в Петербурге, то еще больше. Телеграммы нынче доходят очень быстро, но разве в телеграммах возможно высказать то, что тебя волнует. Даже письма не умеют заменить… да хотя бы простого понимания, что близкий тебе человек и в самом деле близок, пусть его вот сейчас нету, но стоит пройти совсем чуть-чуть, и ты его сможешь увидеть.

– Ничего! – сказал Петя. – Вот закончу гимназию и приеду учиться в университет. В Москву или в Петербург.

– Вас сочтут непатриотичным по отношению к родному городу! В Томске прекрасный университет.

– Но у нас нет нужного факультета! Я, конечно, еще не решил, на кого мне учиться, но точно знаю, что нужного факультета у нас нет.

Мы почти непрестанно обсуждали эту тему, даже о последних бурных событиях перестали вспоминать. О них нам напомнил комиссар Лагранж. Едва мы его увидели, как подумали, это очень ведь странно, что он нас совсем не теребил, не вызывал на допросы.

– Несказанно рад вас видеть! – заявил месье Людовик. – Вам поклон от моей супруги!

– И ей обязательно передайте поклон от нас.

– Вы, наверное, подумали, что я забыл о вас?

– Нет, мы так не думали.

– Мы только удивлялись, что наша встреча с вами все время откладывается.

– Ну я же пообещал вам не беспокоить мадам Ирэн и месье Александра с месье Афанасием. Вот и не посылал вам повесток явиться в комиссариат для проведения допроса.

– Месье Людовик, не томите нас! Как идет расследование? Вам удалось доказать виновность Огюста Лемье?

– Вас же прежде всего интересует его виновность в убийстве графа Никитина в Лондоне?

– Да, так оно и есть. Но это не значит, что мы равнодушны к прочим его преступлениям или не желаем, чтобы он и за них понес ответ.

– Не сомневаюсь. Так вот, некоторое время он просто молчал, и лишь самые неоспоримые факты заставляли его делать признания в несущественных преступлениях. После того как заговорили его сообщники, он не смог отвертеться и вынужден был признать свою непосредственную причастность к убийству трех уголовников, и что именно он посылал их к часовщику Севинье. Тут и найденная Анри обертка от шоколада с его отпечатком пальца сыграла свою роль. По большому счету после этого он должен был бы признаться во всем, да он и признался, наговорил такого, о чем мы понятия не имели. Но едва разговор заходил про графа Никитина, как он терял дар речи. Я уж собрался звать вас, чтобы вы на очной ставке сказали ему в лицо, что слышали его признание и готовы повторить это в суде. Хотя очень надеялся, что в суд вас вызывать нужды не будет, ну да не в этом дело. В конце концов я вскипел и сказал, что раз ему не по нраву иметь дело со мной, раз он отпирается от совершенно очевидно, то я готов передать его кому угодно, и пусть с ним там разбираются. И тут он очень сильно испугался! Не понимаю, чего ему было бояться, ведь смертный приговор ему уже гарантирован?

– А вы не можете нам повторить дословно ту фразу, после которой он испугался?

– Дословно вряд ли, я действительно был в запале, но суть могу припомнить в точности. Я сказал, что готов отдать его хоть англичанам, хоть русским, хоть немцам…

– Понятно! – воскликнул Петя.

– Вы хотите сказать, что он боится вас?

– А что вас так удивляет? – переспросила я.

– Интересно, и за кого же он вас принимает, что так испугался?

– Этого мы не можем вам сказать, но он по неведомой причине очень боится русских.

Я поняла, что чуть не проговорилась, и неуклюже попыталась выкрутиться. Дело в том, что о нашем разговоре с Умником мы рассказали месье комиссару почти все, не упомянув лишь об одном – о его признании, сделанном наедине с нами, о том, что все попытки заполучить злосчастный для него сейф были сделаны сначала по заказу агента германской разведки, а после под его сильным давлением. Сам факт связи Умника с германской разведкой нас не волновал ни капли. Но вот в тайну того, что находилось в сейфе, и того, чем занимался в последние месяцы своей жизни граф Алексей Юрьевич Никитин, мы никого посвящать не желали. Пусть нам самим это в точности было неизвестно, но факты наводили на вполне определенные выводы.

Граф Никитин служил в одном военном ведомстве вместе с моим отцом. Отец выполнял секретные поручения, о сути которых нам после его гибели побоялись даже намекнуть. Перед своим вторым путешествием граф предпринял попытку вернуться на службу. По словам Антона Петровича, эта попытка была неудачной, но, по его же словам, граф однажды вернулся в приподнятом настроении и велел собираться в новое путешествие. И вел он себя в нем не так, как в первом. Посещал наши посольства, много больше времени проводил без Антона Петровича, жил в странных для путешественника местах, имел дело с контрабандистами. Наконец, в какой-то момент он счел необходимым обзавестись сейфом с секретным отделением, в котором прежде нужды не испытывал. Изготовление фальшивого ожерелья объяснялось очень просто. Но вот приобретение сейфа в эту версию никак не укладывалось, ведь подлинное ожерелье продолжал хранить Антон Петрович. Ну и самое главное – интерес к его содержимому со стороны германской разведки!

Тут хочешь или нет, но решишь, что второе путешествие в большей степени являлось выполнением секретных поручений, чем обычным вояжем. Так что привлекать внимание к этой теме нам страх до чего не хотелось. Тем более что была надежда, что и бельгиец станет об этом молчать, ведь он боялся своих немецких заказчиков. Он и молчал до последней минуты, пока месье комиссар не нашел к нему ключик, о котором сам не догадывался, но все равно, кажется, не сказал всего, не упомянул о своей связи с разведкой. И вот я сама чуть не проговорилась, хотя, возможно, мои опасения были излишними, и Умник не просто испугался, а выложил все до самого конца, и теперь недоговаривает уже комиссар Лагранж.

– Ладно, я как-нибудь обиняками заставлю его дать мне понять, боится он вас, мадемуазель, или русских в целом, если успею. Главное, что он признался в убийстве графа Никитина. Мы связались со Скотленд-Ярдом, все детали он изложил верно, и сомнений больше не осталось. Они, правда, запросили отпечатки его пальцев, но это уже формальность.

– Месье Людовик, вы вот сказали «если успеете», что вы имели в виду?

– Ах, опять я заболтался и не сказал главного.

Так я и поверила, что месье комиссар заболтался, это он нас заболтал так, что я едва не проговорилась, и, как мне кажется, стал если не догадываться кое о чем, то подозревать кое-что. Но отчего-то решил не развивать эту тему. Впрочем, если подумать, то у него, если он догадывается, есть веские причины ее не касаться. Близкие к тем, что вызывают страх у самого Умника, но не страхом вызванные, а теми последствиями, что могут ему грозить, если он доложит о своих подозрениях начальству.

– Так вот, – сказал комиссар, – я пришел встретиться с вами, чтобы спросить о ваших планах. Точнее, о дате вашего отъезда и о маршруте, который вы избрали. Если он пролегает через Париж, то постараюсь устроить все так, чтобы оказаться там вместе и одновременно с вами.

– Мы собирались уезжать через три-четыре дня, и именно через Париж. Это не самый короткий путь, но самый быстрый.

– Лучше через четыре дня, мадемуазель! – Месье Людовик посмотрел так жалобно и так просительно, сделал такую уморительную мину при этих словах, что мы рассмеялись.

– Хорошо.

– И вы не спрашиваете, в чем причина?

– Не спрашиваем.

– Тогда скажите мне, в чем она.

Я пожала плечами и принялась объяснять.

– Вы сказали, что связались со Скотленд-Ярдом?

– Да.

– Видимо, они попросили вас передать им месье Лемье?

– Тоже верно.

– И ваше начальство дало согласие. Почему оно согласилось, я не знаю, равно как и не знаю, будут ли судить Лемье за преступления, совершенные им здесь, или сочтут, что одного смертного приговора в Англии будет достаточно и не стоит тратить лишних усилий…

– О! Мадемуазель, вы знаете мое высокое начальство ничуть не хуже, чем я! Но продолжайте, прошу вас.