На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811-1917) Штутман Самуил

Государева записка

В октябре 1833 г. государь направил в Военное министерство «Высочайшие свои предположения о слиянии шестых батальонов с батальонами внутренней стражи»⁵³. Это весьма любопытный документ. В записке царя были названы четыре источника комплектования батальонов внутренней стражи, инвалидных и этапных команд:

«1. Из Армии людьми раненными и увечными от войны;

2. Из Армии людьми дряхлыми или увечными от болезней;

3. Из Армии же людьми, сделавшимися неспособными от последствий любострастной болезни или от оной изуродованными;

4. Недостаточными рекрутами и иногда наказанными по суду, во избежание далекой пересылки в гарнизоны ...».

Далее император размышляет над тем, как удешевить содержание гарнизонных батальонов вообще. Он считает, что «по мере сформирования запасных батальонов в которой-либо губернии гарнизонный батальон Внутренней стражи в оной упразднить, разделив всех людей 1-го и 2-го разрядов в оном бывших поровну во все запасные батальоны, в сей губернии иметься долженствующих».

Развивая эту идею, император разъясняет, как раскассировать остальной личный состав из этих батальонов. Возможно, его рассуждения были вызваны прошедшими польскими событиями, показавшими недостаточную подготовленность всей военно-охранительной системы к обеспечению внутренней безопасности империи в подобных случаях. Кроме того, требовалось более продуманное решение подготовки армейских резервов. Обе проблемы оказались взаимосвязанными, и необходимо было найти выход из создавшегося положения. Император предложил следующее.

Всех выслуживших 20 лет отправить в бессрочный отпуск, остальные вместе с теми, кто составляет 3-й разряд, будут кадрами запасных батальонов. Людей из 4-го разряда распределить на укомплектование этапных и уездных инвалидных команд. Подобная мера, по мнению Николая I, даст возможность распространить милость, дарованную армии сокращением срока военной службы до 20 лет, на гарнизонные войска, избежать расходов на содержание гарнизонных батальонов с их штабами и со временем вообще покончить с ними. В случае войны запасные батальоны пополнят армию, а неспособные офицеры и нижние чины будут оставлены в запасных ротах для несения службы в губерниях. Труднее оказалось преобразовать этапную службу. «Сколько я не думал, – писал государь, – как бы возможно было заменить этапные команды, конными или жандармскими, мысли мои не могли остановиться ни на одном удовлетворительном способе. Лучшим еще считаю разделить этапную службу на два рода: на караул при этапах и на препровождение; 1-ю службу должно возложить, во всяком случае, на 4-й разряд людей гарнизонных батальонов; 2-ю же желательно бы было возложить на кавалерийские команды из запасных батальонов, дав им простых крестьянских лошадей, вроде казачьих, и вооружение самое легкое и простое: пику, саблю и один пистолет; одежду им дать также простую, т.е. куртку с рейтузами серого простого сукна, фуражные шапки и шинель, и седло казачье. Но для поощрения к исправной службе назначить им за исправный провод каждого арестанта некоторую плату. Людей же сих сменять ежегодно».

Понятно стремление как-то преобразовать гарнизонную систему; это размышление об этапной службе свидетельствует о довольно полном представлении государя о всех ее сложностях и бедах. Государь предложил еще два варианта реформирования гарнизонных батальонов. Один из них «мог бы состоять в том, чтобы всех людей, подлежащих отпуску, уволить в оный на общем основании и на случай сбора запасных батальонов по военным обстоятельствам, собирать в гарнизоны отпускные». Николай I понимал сложность реализации подобного проекта: «Но при сем способе надо будет найти возможность кем заменить убыль людей в гарнизонных батальонах для исполнения обыкновенной службы; и не было бы уменьшения расходов от уничтожения штабов гарнизонных батальонов ожидаемого». Поэтому он предложил еще один более реалистичный путь реформы:

«Третий способ мог бы состоять в том, чтобы по числу запасных батальонов в каждой губернии разделить гарнизонный батальон, составяпри каждом запасном батальоне гарнизонную роту; сим способом, кроме одного ротного командира с помощником его, избегнем расхода содержания батальонного штаба гарнизонного батальона. Но будут затруднения с содержанием караула в губернском городе и весьма дробная служба по уездам и этапам, и от того затруднение в единстве надзора».

Весьма интересная записка. Она поставила военного министра в затруднительное положение⁵⁴. Неизвестно запрашивалось ли мнение командира Отдельного корпуса внутренней стражи по данному вопросу; не удалось пока разыскать и разработки военного министерства в связи с запиской царя (и были ли они?)

Отметим лишь, что коренная перестройка всего комплекса затронутых проблем произошла спустя 30 лет. Может быть, удалось убедить царя в преждевременности и неудобстве, а также дороговизне предлагаемых им мер. По для нас интересно, что Николай I, так же как и его предшественник, уделял внимание внутренней страже, довольно основательно вникал в положение дел в ней и даже сам разработал возможные варианты ее переустройства.

В приведенном рассуждении императора лишь однажды встречается упоминание жандармов в части их использования для сопровождения арестантов и при этом выражается сомнение в возможности такого применения жандармских команд. И в силу, очевидно, их малочисленности, и, наверно, из-за непопулярности жандармской службы в офицерской среде. И это несмотря на то, что жандармам в 1816 г. были присвоены преимущества старой гвардии, а в жандармском полку установлено двойное жалование⁵⁵.

В 1836 г., как отмечалось, жандармские формирования были выделены из ОКВС. С того времени две эти силы эволюционировали параллельно и независимо друг от друга. Жандармские формирования пользовались значительно большим вниманием самодержавной власти в части укомплектования надежным и физически крепким контингентом. Можно было пойти и дальше: укрупнить жандармские подразделения, переключить их для несения гарнизонной службы, упразднив при этом гарнизонные батальоны внутренней стражи. Но тогда пришлось бы изменить всю систему политического сыска в стране, сделать корпус жандармов чисто войсковой военно-полицейской силой. Это были бы охранные части, несущие внутреннюю службу и используемые для поддержания порядка и внутренней безопасности в стране. Дело, в конце концов, не в названии (жандармерия, внутренняя стража или, скажем, национальная гвардия), важно, чтобы это была надежная, хорошо организованная авторитетная сила, не противопоставляемая армии, со всеми правами и льготами военной службы. Неизбежно возникает другой вопрос: что делать с конвойной службой? Куда ее отнести: к МВД, Министерству юстиции или военному ведомству? Ниже мы постараемся показать историю создания конвойной стражи (см. гл. 3 настоящего исследования), осветить этапы ее развития и строительство конвойных команд.

Идеи о преобразовании корпуса внутренней стражи возникли, вопрос этот назревал, но в николаевскую эпоху коренным образом решен не был. Как не были решены и еще более важные проблемы военного строительства, омоложения и перевооружения армии, подготовки командных кадров и изменения системы обучения и воспитания личного состава. Все упиралось в тормозящий механизм пресловутой крепостнической системы.

Пока же пришлось принимать меры по укреплению ОКВС. Николай I принял в этом личное участие.

Во время своих вояжей император, как правило, осматривал местные батальоны и команды. Так, в октябре 1834 г. он осмотрел Нижегородский внутренний гарнизонный батальон, обратил внимание окружного генерала Мандрыки на обнаруженные непорядки; позже, после осмотра Курского батальона «был так милостив к корпусу внутренней стражи, что удостоил многих нижних чинов личным Высочайшим выбором в гренадеры и Армию»⁵⁶. В другом случае, осмотрев Ярославский, Костромской и Владимирский ВГБ, император увидел их в отличном состоянии и распорядился: тем, кто был на смотре, выдать по рублю, фунту говядины и по чарке вина (циркуляр штаба ОКВС № 92 от 29.X.1834 г.).

«На должную степень исправности»

Капцевич контактировал с шефом жандармов Бенкендорфом; информация, получаемая из этого ведомства, не раз становилась поводом для издания соответствующих приказов по ОКВС. Так, в приказе № 102 от 16 августа 1835 г., изданном в связи с получением сообщений о неблагополучном состоянии Роменской инвалидной команды 7-го округа ОКВС, Капцевич строго предупредил тех начальников, которые думают, «что они начальниками для того, чтобы жить, а не служить», особенную ответственность должен чувствовать начальник инвалидной команды, который «в уезде и городе стережет имущество государственное и преступников, и столько же службе полезен, сколько в отношении к дворянам предводитель дворянства в уезде, в отношении к крестьянам в уезде исправник, в отношении к гражданам городничий в городе»⁵⁷.

Капцевич принимает меры по улучшению питания и размещения солдат. Он поддерживает инициативу тех командиров, которые организуют огороды при частях, заботятся об увеличении артельных денег и употреблении их на добавочное провиантское довольствие. Например, в 1836 г. в Московском внутреннем гарнизоном батальоне на «вольных работах»было заработано 9047 руб. 5 коп., из которых 5975 руб. 77 коп. включено в солдатские артельные деньги, а 3071 руб. 28 коп. выдано на руки. В С.-Петербургском батальоне в том же году заработано таким же способом 10917 руб. 73 коп., из которых 4514 руб. «положены в солдатскую артель», а остальные 6403 руб. 73 коп. выданы на руки.

В январе 1837 г. окружной генерал 8-го округа генерал-майор Г.И. Катаржи доложил об усердии и старании командира Херсонского батальона майора Лагутинского, в результате чего из заработанных «на вольных работах в свободное от службы время» и сэкономленных от отопления казарм камышом 6737 руб. 60 3/4 коп. «положены в солдатскую артель на улучшение пищи» 5180 руб. 12 3/4 коп., остальные 1557 руб. 48 коп. выданы на руки нижним чинам⁵⁸. Одновременно командир ОКВС решительно борется со случаями злоупотребления в учете провианта. В 1-м округе внутренней стражи меры, приятые окружным генералом в отношении виновных в «перетребовании провианта», Капцевич признал недостаточными и велел удержать с них незаконно полученные суммы, «точно так, как сделал окружной генерал 6-го округа генерал-майор Мердер с бывшим командиром Московского батальона полковником Жаглевским, ротными командирами и с теми офицерами, которые были наряжены для счета и проверки комиссариатских и провиантских книг и не видели зла в излишнем истребовании провианта, ибо там открыто, что в течение 1834 и 1835 годов фальшиво востребовано провианта на значительную сумму»⁵⁹.

Капцевич беспощаден к тем командирам и начальникам, кто замешан и изобличен в коррупции, наживе за счет подчиненных, невнимателен к солдатам, не заботится о них, кто подменяет требовательность жестокостью, не замечает зла и несправедливости со стороны подчиненных офицеров. Его большой жизненный опыт, мысли и даже поучения, отраженные в организаторской и распорядительской деятельности, весьма интересны и для современного читателя. То, что он говорит в своих приказах о воинской службе, дисциплине, офицерских кадрах, звучит вполне современно и актуально. Приведем несколько примеров.

Во время очередного осмотра войск Капцевич в Чернигове обнаружил ветхие шинели на солдатах. Окружной генерал 9-го округа генерал-майор Левенгоф пояснил, что шинели носятся с 1830 г., а других нет. «Находя объяснение сие слабым, – пишет Капцевич, – ибо ближайшее начальство должно пещись и настаивать предоставленными ему мерами о своевременном удовлетворении, ...но отнюдь не допускать, дабы нижние чины были оборваны или бы имели безобразную одежду, под строгою ответственностью обязываю гг. батальонных командиров и окружных генералов употребить всемерное старание дабы на будущее время нижние чинывнутренней стражи, в особенности инвалиды, не были допускаемы до подобного безобразия в обмундировании, ибо сие убеждает меня, что ближайшие начальники очень мало обращают внимания на опрятность, необходимую для военного человека»⁶. В одном из циркуляров сообщается, что император 10 ноября 1838 г. при разводе караулов, где находилась рота С.-Петербургского внутреннего гарнизонного батальона, «приказал раздеться всем нижним чинам во фронт бывших и лично изволил осмотреть у них рубашки и онучи». «Если Его Императорское Величество, – заключает Капцевич, – сам изволит обращать внимание на опрятность в одежде, белье и обуви, как единственно прямое средство к сбережению здоровья нижних чинов, то я считаю себя в обязанности еще напомнить гг. батальонным и ротным командирам, инвалидным и этапным начальникам в точности исполнять циркулярное распоряжение по корпусу от 3 мая 1837 г. за № 6429» (где говорится о правилах пошива и осмотра обмундирования)⁶¹.

После осмотра Московского, Рязанского, Таганрогского и Херсонского батальонов и Перекопской инвалидной команды Капцевич обращает внимание па качество приготовления пиши п. вообще, на питание пиж них чинов. «Хлеб и квас, – говорится в циркуляре о результатах инспекторской поездки, – не везде хороши... Свежая пища, хорошо уквашенная капуста и бураки, квас и укислый черствый ржаной хлеб третъеводняшнего печения – есть самая здоровая пища, предохраняющая солдата от скорбутных болезней»⁶². В другом циркуляре, «О неустращивании нижних чинов наказанием», он запрещает запугивать солдат физическим воздействием, приводящим часто к самоубийству⁶³. Капцевич обращает внимание на служебную перегрузку людей из-за неравномерного укомплектования инвалидных команд, в результате чего инвалиды «стоят в карауле бессменно по трое и более суток», требует от батальонных командиров урегулировать этот вопрос⁶⁴.

Из-за того, что внутренняя стража имела множество обязанностей, число которых все время росло, Капцевич требует следить за расходом людей, не допускать нарушений в этом деле, поскольку это пагубно влияет на солдат, снижает дисциплину. Например, согласно ст. 877 Свода межевых законов, на внутреннюю стражу возлагалась обязанность выделять людей, «дабы к каждому уездному землемеру, назначенному в полевую работу, равно и губернскому землемеру, было откомандировываемо по два человека способных рядовых», а ст. 878 оговаривала при этом, что солдаты должны были использоваться только по межеванию земли. Но землемеры злоупотребляли этим правом и подолгу задерживали солдат. По жалобе командира ОКВС этим вопросом занимался даже Правительствующий Сенат⁶⁵.

Каждую треть года на основе присланных из батальонов и полков внутренней стражи сведений составлялась общая ведомость численности личного состава (нижних чинов), числа больных, умерших и бежавших. Данные эти анализировались, обобщались в приказах по ОКВС с выводами и решениями командира корпуса. В период командования ОКВС Капцевичем среднестатистические показатели заболеваемости, смертности и дезертирства в корпусе сравнительно благополучные. В середине 1833 г. по данным, полученным от 26 батальонов и четырех полков, из 22149 человек (нижних чинов) больных было 1403 (6,3 %), умерших 74 человека и бежавших 42. На июль 1837 г. на 32731 человека (нижних чинов) пришлось 1604 больных (5,2 %), 95 умерших и 149 бежавших⁶⁶. Сравнивая данные за 1833 и 1837 гг., командир ОКВС отмечает, что число больных, умерших и бежавших в корпусе не уменьшается, ставя на вид командирам Херсонского ВГБ, где на 760 человек 114 больных и 14 бежавших, и Кишиневского ВГБ, где на 816 человек 118 больных⁶⁷. Как правило, хуже дело обстояло с этими показателями в батальонах и командах, расположенных в южных губерниях. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда пойдет речь о последнем периоде существования ОКВС.

Капцевич практикует повторные инспекции батальонов с целью личной проверки результативности действий командиров. При проверке Черниговского батальона в августе 1836 г. он обнаруживает снова те же непорядки, которые были выявлены им при предыдущем осмотре. Он обвиняет должностных лиц в поверхностном отношении к инспекциям: «Нет, гг. батальонные командиры! Такого рода объезды нельзя и назвать смотрами, оные не только не приносят никакой пользы для службы, но, напротив, делают вред оной...»⁶⁸

В борьбе с пьянством Капцевич последователен и решителен. Особенно строго наказывает провинившихся офицеров. В отношении рядовых, замеченных в пристрастии к вину, требует контроля и надзора со стороны командиров, более внимательно и ответственно подходить при назначении в наряд или выборе для исполнения важного поручения.

В 1834 г. штаб ОКВС издает циркуляр «О правилах смотрения за нижними чинами ненадежного поведения», в котором предлагается составить списки нижних чинов, приверженных к пьянству, с отметкой где, у какого хозяина данный солдат квартирует. Второй экземпляр списка передается полицмейстеру или частному приставу для сведения, третий – дежурному по роте унтер-офицеру, который обязан проверить перед сном и несколько раз за ночь этих лиц, на месте ли они⁶⁹.

В связи с уведомлением, полученным от шефа жандармов графа Бенкендорфа о нетрезвом поведении рядового Петрова, отправленного с пакетом в Гродно, где он подрался с ямщиком, потерял фуражку и повредил пакет, Капцевич строго наказал командира жандармской команды, «который как ближайший начальник короче должен знать поведение подчиненных своих и не назначать для подобных командировок столь неблагонадежного жандарма»⁷⁰. Занимаясь устройством батальонов и команд, организацией службы и хозяйственной части, Капцевич разработал, ввел и внедрил целый свод правил, которые способствовали улучшению размещения, поднятию уровня службы, укреплению дисциплины и внесли свою лепту в систему подготовки офицерских кадров из унтер-офицеров.

Он вменил в обязанность штаб– и обер-офицерам поочередно находиться в батальонной квартире и быть «безотлучным помощником по фронтовой и гарнизонной частям батальонному своему командиру».

Он ввел в практику направлять офицеров в инвалидные команды на неделю с целью обучения личного состава. Офицеры, находящиеся в ротах, распределяются по отделениям и «будучи начальниками оных» занимаются фронтовой и гарнизонной службой, наблюдением за нравственностью нижних чинов, «заниматься вверенным ему отделением точно с таким же старанием, попечением и ответственностью, как и гг. ротные командиры». Окружные генералы и их помощники обязаны проверять реализацию этих установок.

Роты и команды разделяются на отделения и десятки. Рота – на четыре отделения, которые распределяются по полувзводно, команды разделяются по отделениям, «соображаясь с числом людей, так, что имеющие по списку 60 чел. и менее, должны состоять в одном отделении, имеющие более 60 и до 100 чел. должны делиться на два отделения, более 100 и до 150 чел. – на три отделения, более 150 и до 240 чел. – на четыре отделения, более 240 до 300 чел. – на пять отделений, и более 300 до 400 чел. – на шесть отделений. В инвалидных командах, где по увечьям и нездоровью буде таковых 20 человек и более, составить из них особое отделение под названием неспособного». Каждое отделение делится на десятки (в каждой не более 12 и не менее 8 человек). Расчет произвести так, чтобы на каждые 12 человек имелся один унтер-офицер. Вводился институт вице-унтер-офицеров. Выбор их должен производиться с особой тщательностью, так как «Его Императорского Величества милостью даруется при производстве унтер-офицера в офицеры право на личное дворянство». Поэтому Капцевич приказал отобрать из молодых и здоровых, ловких, твердо знающих службу и испытанных в нравственном отношении солдат, направить их в учебные команды при батальонах, где составить из них «команду приготовления унтер-офицеров». При этом Капцевич напомнил: «Надо начальникам твердо помнить, что рекрут, оставя отца, мать, жену, детей и всех сродников, идет на ГОСУДАРЕВУ службу, чтобы найти истинных отцов в своих начальниках, в которых он, как бы осиротелый, всю надежду свою полагает, и по сему кроткое, отеческое к ему участие отцов-начальников и учителей легко приохотит его к службе...»

В каждой роте предусматривалось иметь по 20 ефрейторов, из которых – четырех отделенных и 16 десяточных. Кроме того, в отделениях предлагалось старых, испытанных и заслуженных солдат в качестве дядек прикрепить к рекрутам и так называемым «порочным людям», освободив их (ветеранов) по возможности от городских караулов и командировок (на отделение один дядька, на роту – четыре).

Обращается внимание и на правильность подбора людей на службу (выделять с одного отделения).

Капцевич выразил уверенность, что при соблюдении изложенных правил «Корпус внутренней стражи будет поставлен на должную степень исправности»⁷¹.

Перечисленные меры действительно внесли новую струю в закосневшую воинскую жизнь корпуса, такая инициатива в тех условиях была довольно смелым решением. Нельзя не обратить на это внимание, тем более что нечто подобное применялось впоследствии и нечто похожее используется в современных условиях. Можно лишь предположить, что внедрение этих новшеств не обошлось без некоторой ломки привычных устоев и преодоления консервативных взглядов и привычек определенной части офицеров корпуса.

На период управления Капцевичем ОКВС пришлись вспышки эпидемических заболеваний, «холерные бунты» и связанные с ними карантинные мероприятия. Впервые возникает подобная служба в армии во время русско-турецкой войны. Обязанности по обеспечению карантина в полевых войсках исполняли коменданты корпусных квартир, корпусные гевальдигеры, обер-вагенмейстеры, военная полиция. Разработанное «Наставление для внутренней карантинной службы» (1828 г.) предусматривало организацию специальной «внутренней стражи» для локализации очагов вспышки эпидемий⁷². Сложнее обстояло дело, когда на почве эпидемий и грубости со стороны полиции возникали «холерные бунты». Учитывая это обстоятельство, Наставление в первой же статье требовало от стражников вежливого и тактичного обращения с населением: «Люди назначаемые в стражи к пассажирам, должны с оными обходиться сколь возможно ласково, не делая им ни малейшей грубости или огорчения, но не быть, однако же снисходительными к ним в случаях, требующих исполнения прямой их обязанности». Кордонную службу в этих случаях несли выделенные команды из ОКВС, взаимодействуя с полицией.

Но в экстраординарных случаях, когда на почве эпидемий и неуклонного применения карантинных мероприятий недовольство населения перерастало в бунты и восстания, для подавления и водворения порядка применялась вооруженная сила, в том числе и команды внутренней стражи. Были случаи отказа солдат исполнять приказ о применении оружия по бесчинствующей толпе. Так произошло в Тамбове осенью 1831 г., когда солдаты «Тамбовского гарнизонного батальона не выполнили приказа об открытии огня по безоружной толпе, полицейские попрятались, губернатор вынужден был бежать»⁷³. Подобного рода бунты произошли в самом С.-Петербурге (подавлены гвардейскими полками), в Московской, Тверской, Псковской и других губерниях. Не всегда они заканчивались без экзекуций. Так, команда в 15 человек, выделенная из Одоевской инвалидной команды на усмирение («приведение в повиновение») крестьян помещика Римского-Корсакова, не смогла убедить крестьян успокоиться, допустила грубые ошибки, вызвавшие еще большую ярость толпы, приведшую к применению оружия⁷⁴.

Подобные случаи не оставались без внимания со стороны командира ОКВС. Он тщательно разбирался в каждом случае. Применение оружия допускалось только с санкции гражданского начальства, несущего ответственность за подобные действия.

В 1835 г. Капцевич был произведен в генералы от артиллерии. За деятельность на посту командира ОКВС он был награжден орденами Св. Александра Невского с бриллиантами и Св. Владимира 1-й степ. Вследствие расстроенного здоровья он получил разрешение на продолжительный отпуск. Расстроено было и домашнее хозяйство. В заемном банке появился долг (52 тыс. рублей, занятых под залог дома); содержать 300 душ крестьян и управлять сданным ему в аренду казенным имением в Виленской губернии (награда за штурм Парижа в 1814 г.) стало невмоготу. К тому же срок аренды, уже дважды продлевавшийся на 12 лет, истекал в 1840 г. Капцевич решается обратиться непосредственно к царю с просьбой еще продлить аренду и выдать половину ее суммы. Письмо от царя попало к военному министру⁷⁵, а от него к министру государственных имуществ П.Д. Киселеву. Денег не хватало, и тогда Капцевич обратился с просьбой помочь избавиться ему от долга за счет запасного капитала ОКВС, который благодаря его усилиям и бережливости за семь лет с процентами составил 1 141 759 рублей⁷⁶. 29 марта 1840 г. император согласился погасить долг за счет резервного капитала банка⁷⁷. Однако воспользоваться царской милостью Капцевичу не пришлось. Он умер под Оренбургом в том же году, 3 июля⁷⁸.

Служака Рейбниц

В командование корпусом вступил генерал-лейтенант Карл Павлович Рейбниц (1777 – 1843). Ему было в это время 63 года. Может быть в Военном министерстве посчитали, что после энергичного Капцевича его достойным преемником должен стать не менее заслуженный, авторитетный боевой генерал. К тому же он был членом Военного совета с 1839 г⁷⁹.

Военную службу он начал в 1798 г. в Тобольском пехотном полку, в котором пробыл 16,5 лет, пройдя путь от подпрапорщика до полковника, командира этого же полка. В его составе он участвует в экспедиции на фрегате «Константин» и десанте в Голландии, в последующих боях и сражениях (1806, 1807, 1812, 1813, 1814, 1815 гг.), боевых столкновениях с французами (1799 гг.). Всего Рейбниц принимал участие в одиннадцати военных кампаниях, трижды был ранен, награжден девятью российскими орденами и двумя иностранными. Он отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау, где первый раз был ранен пулей в левый бок навылет, награжден «за оказанные в том же сражении отменные подвиги» золотым знаком отличия. В Отечественной войне 1812 года за умелое командование полком в боях под Смоленском получил чин подполковника, а за отличия в Бородинском сражении награжден орденом Св. Владимира 4-й степ. За отвагу в последующих боях (под Малоярославцем, Вязьмой, Красным) удостоен золотой шпаги с надписью «За храбрость» и ордена Св. Анны 2-й степ. За бои в следующем году произведен в полковники, награжден орденом Св. Анны 2-й степ., алмазами украшенным. В Лейпцигском сражении был ранен пулей в грудь, получил орден Св. Владимира 3-й степ., а от короля Прусского – военный орден «За заслуги». Участвует во взятии Парижа. С мая 1814 г. – шеф 4-го Егерского полка, с января 1819 г. командует бригадой 24-й пехотной дивизии, получает первый генеральский чин. Рейбниц был хорошим строевым командиром, любил солдат и заботился о них. Ему никто не покровительствовал в военной карьере, он не был богат, своим продвижением по службе обязан только себе.

В войнах он это доказывал своей храбростью и военными способностями, в мирное время на всех смотрах получал за отличное состояние вверенных ему частей высочайшее благоволение. 3 мая 1827 г. он назначается начальником 25-й пехотной дивизии. 22 сентября 1829 г. производится в генерал-лейтенанты. Командуя дивизией, участвовал в усмирении польского восстания, получил пулевое ранение в левое плечо. За польскую кампанию награжден орденом Св. Владимира 2-й степ. и польским знаком отличия «За военные достоинства» 2-й степ. С 1836 г. он командует 36-й пехотной дивизией. В том же году он был удостоен ордена Св. Анны 1-й степ., императорской короной украшенного⁸⁰.

Как старый и опытный генерал, Рейбниц продолжает дело своих предшественников. Первый подписанный им приказ датирован 2 мая 1840 г.. Он инспектирует батальоны и команды, выслушивает жалобы и претензии подчиненных, вникает в условия размещения, быта, служебную нагрузку, порядок несения службы, обучение нижних чинов. В одном из первых обобщающих приказов он писал:

«По вступлении моем в командование корпусом, признав нужным, прежде всего, произвести инспекцию хотя бы некоторым батальонам и командам, чтобы ближе познакомиться с их состоянием и обязанностями, я в настоящем году отправился сначала по тракту до г. Гродно, потом в Смоленск, и осмотрел в первый вояж 10-тъ батальонов, 40 инвалидных и этапных команд, две подвижные роты, а в последний – 6-ть батальонов и 44 инвалидных и этапных команд, и сравнивая их между собою в исправности, нахожу, что батальоны: С.-Петербургский, Рижский, Тульский, Митавский, Московский и Новгородский – в хорошем устройстве, но лучшими между ними есть С.-Петербургский и Тульский, затем Тверской, Калужский, Могилевский, Смоленский, Псковский, Витебский и Ревельский требуют еще некоторого улучшения, чтобы поравняться с первыми; а батальоны Гродненский, Виленский и Минский, в особенности последний, далеко отстали от прочих...»⁸¹

Далее, на огромном числе страниц замечаний, разъясняется, на что именно надо обратить внимание. За несколько месяцев до этого он отметил, что в 1829 г. в 381 инвалидной и этапной командах не было допущено упусков (непресеченных побегов) арестантов, в том числе в 88 командах, которые сопровождали тысячу и более человек. Рейбниц поощрил за это всех начальников отличившихся команд⁸². Он проявляет заботу о награждении нижних чинов знаками отличия Св. Анны и требует своевременного представления достойных, выслуживших 20 лет, «ибо знаки сии установлены, дабы возродить соревнования в нижних чинах к беспорочной службе и ревности»⁸³.

12 ноября 1840 г. он представил «для Высочайшего осмотра» собранных при С.-Петербургском ВГБ нижних чинов, ростом не менее два аршина семь вершков, которых император велел определить в гвардейские полки. (Практика выкачивания из ОКВС рослых и физически крепких солдат и унтер-офицеров продолжается, пополнение же по-прежнему идет из армии за счет неспособных и штрафованных.)

Для лучшей подготовки солдат он приказал периодически собирать в батальонные квартиры из каждой инвалидной команды по одному унтер-офицеру и одному ефрейтору для двухмесячного обучения «образцовым фронтовой и гарнизонной службам»⁸⁴.

В Таврическом батальоне по повелению императора сформированы два полубатальона с резервом для укомплектования батальонов Черноморской линии⁸⁵.

Рейбниц поддержал инициативу окружного генерала 8-го округа г.-м. Катаржи и командира Херсонского внутреннего гарнизонного батальона, создавших у себя школу на 40 человек для обучения нижних чинов грамоте, велел перенять этот опыт, чтобы можно было затем готовить грамотных унтер-офицеров. В программу обучения в школе входили: Закон Божий, чтение и правописание, арифметика («до дробей»), обязанности солдат «к долгу своему». Экзамены принимались в присутствии губернатора, коменданта, других военных и гражданских чинов⁸⁶.

Командующий ОКВС обратил серьезное внимание на накопление и использование артельных солдатских сумм. Еще Капцевич приказал расходовать их только по назначению, «не прикасаться» к ним. Рейбниц принял меры к «приращению» этих сумм. Предварительно он обследовал состояние «экономических солдатских денег» и отметил, что «суммы этой состоит весьма незначительное число», в некоторых батальонах «нет даже и ста рублей серебром». Рейбниц предписал «всеми возможными мерами стараться к умножению солдатский экономической суммы, извлекая даже пользу и из огородных овощей, остающихся от избытка в продовольствии нижних чинов, кои помещены в казармах или имеют кухни, где готовится им общая пища, через выгодную продажу оных, тем более что сумма эта идет на улучшение пищи самим же нижним чинам»... «Я вполне уверен, – заключает командующий, – что каждый попечительный начальник, пекущийся о благе своих подчиненных, всегда найдет возможность приискать средства к приобретению вольных заработков, чего легко может достигнуть, если вникнет и обратит самое ближайшее внимание к нуждам солдата и сим самым не поставят меня в необходимость впредь напоминать им о прямой их обязанности»⁸⁷.

8.VII. 1840 г. император утвердил Положение о запасном капитале внутренней стражи, который образуется из сбережений «при постройке рекрутского обмундирования», а также «из городских и земских повинностей», приращивается процентами в кредитных учреждениях, где он хранится, и расходуется для улучшения содержания чинов корпуса. Проценты используются на столовые деньги офицерам и мясные порции нижним чинам.

Это было значительным подспорьем в улучшении материального положения офицеров и, одновременно, стимулом их старания на службе (что делалось по спискам каждый год), и в снабжении солдат и унтер-офицеров дополнительными мясными продуктами⁸⁸. Распределением сумм, полученных от процентов запасного капитала, занимался корпусной штаб. Рейбниц контролировал этот процесс.

Рейбниц был сторонником казарменного расположения войск, отмечая преимущество такого вида расквартирования. Житье на обывательских квартирах расшатывало дисциплину и очень часто вело к ухудшению питания, болезням. Большое внимание он уделял служебной деятельности, организации сопровождения рекрутов и конвоирования арестантов.

Однажды во время инспектирования в г. Владимире Рейбниц обратил внимание на сопровождаемую штабс-капитаном партию малолетних евреев, найдя их плохо одетыми, изнуренными, больными. В пути до Владимира было оставлено пятеро больных, во владимирский лазарет попало 38 ребят. Рейбниц был возмущен. Он увидел причину этого в том, что партионный офицер «сложил с себя заботы о лучшем продовольствии рекрут, выдавал им на руки кормовые деньги и предоставил искать пищу по собственному их произволу». Многие по малолетству не смогли найти сытную еду, «ели что попало и расстроились в здоровье». Рейбниц приказал заменить офицера и в изданном по этому поводу циркуляре предупредил всех офицеров, чтобы не были равнодушными к рекрутским партиям, особенно из малолетних, назначать лучших солдат, «ибо каждый согласится, что ничего нет необходимее для детей и неопытного рекрута в дороге, как хороший дядька, могущий быть примером в опрятности и нравственности; могущий дать им доброе наставление и предусмотреть нужды их, так как партионному офицеру невозможно успеть во всем, но надобно, чтобы и конвойные его имели попечение о сбережении здоровья рекрут»⁸⁹. Как не вспомнить при этом жуткую картину, описанную А.И. Герценом в книге «Былое и думы»⁹⁰, про таких же малолеток-кантонистов, не выдерживавших длинной дороги и мрущих в пути. Рейбниц требовал от своих подчиненных гуманного отношения к рекрутам вообще и к малолетним рекрутам в особенности.

Как старый служака, Рейбниц старался максимально использовать возможности для военного образования солдат. Он требует «не упускать зимнее время» и заняться одиночным обучением «фронтовой службе» для «правильной пригонки мундирных и амуничных вещей». Для этих целей он велит батальонным командирам «собрать в батальонные квартиры определенное число нижних чинов и заняться их обучением по шеренгам, потом поротно, а офицеров и унтер-офицеров на восьмирядном учении приготовить твердо знать батальонный строй, по правилам рекрутской школы и по уставу пехотной службы, потом свести батальон для батальонного учения и в особенности обратить полное внимание на спокойствие в теле, полноту шага, как на тихом, равно и скором шагу, на живость и правильность ружейных приемов нижних чинов, и к осмотру... представить батальоны и команды твердо знающими фронтовую и гарнизонную службу, равно и обмундированными по изданным образцам, рекрут же обучить цельной стрельбе, первоначально холостыми, а после с боевыми патронами, наблюдая, чтобы они правильно прикладывались и метко прицеливались»⁹¹.

Судя по приказам, изданным в период командования ОКВС Рейбницем, он мало отдавал под суд провинившихся людей, однако число военно-судных и следственных дел, поступивших в Главное военно-судное управление (в генерал-аудиториат), не уменьшается, значит, это, в основном, были старые, только оформленные при его командовании дела.

В 1840 г. их накопилось 34 (из 101 дела), в 1841 г. – 33 (из 95), в 1842 г. – 47 (из 108). Рейбниц проявил себя заботливым начальником, по-отечески относился к солдатам и по-товарищески к офицерам. Этому научил его богатый фронтовой опыт. Придумывать что-то новое он, видимо, не намеревался, но очень старался вникнуть в жизнь своих подопечных, помочь им по мере возможности, чтобы как-то облегчить их нелегкую службу. О его заботе о подчиненных свидетельствует, к примеру, такой факт. В ноябре 1842 г. после очередного вояжа по российским просторам он подал рапорт военному министру генерал-лейтенанту А.И. Чернышеву с просьбой разрешить из приумноженных сумм запасного капитала корпуса выдать деньги на улучшение питания нижних чинов Тамбовского внутреннего гарнизонного батальона «по случаю в прошлом году в той губернии неурожая и дурного приварка от домохозяев по сему ими производимого». В столь же трудном положении находились и многие другие батальоны. Одновременно командующий ОКВС сообщил и о затруднительном положении, в котором оказался и корпусной штаб. За наем помещения, отопление и освещение ассигнуется 1142 руб. 85 5/4 коп., а расходуется до 3000 рублей (и тогда, оказывается, за все приходилось платить!). Он просит также отпустить 2000 рублей «на вспомоществование чиновникам корпусного штаба, чего они по усердной службе своей и недостаточному состоянию вполне заслуживают». Рейбниц просит выдать 177 штаб– и обер-офицерам ОКВС по 56 руб. 4 коп. за усердие и ревность к службе, а на удовлетворение порционного довольствия нижних чинов выделить 36 033 руб. Настойчивость Рейбница была вознаграждена. 24 ноября 1842 г. военный министр сообщил, что государь император повелел просимые деньги отпустить⁹².

Несмотря на старые раны, которые все больше дают о себе знать, Рейбниц добросовестно инспектирует подчиненные ему войска, находясь в командировках по пять месяцев в году. За короткое время командования ОКВС он оставил о себе добрую память. Особенно помнились усилия по улучшению размещения и питания нижних чинов. Для лечения больных корпуса специально разработан каталог необходимых медикаментов. Им были приняты меры в части подготовки унтер-офицеров для ОКВС.

В ноябре 1841 г. в связи с потребностями действующей армии сокращается ряд офицерских должностей (по три в батальонах и по одной в инвалидных командах), упразднен один из трех архангелогородских батальонов, высвободившийся личный состав направлен на Кавказ. Делается очередная попытка поднять качественный уровень состава корпуса. Рейбниц добивается принятия правила, согласно которому в ОКВС могут направляться из полевых войск нижние чины беспорочно прослужившие не менее 15 лет (указ от 20 ноября 1841 г.). Увеличена сумма прогонных денег окружным генералам для инспектирования.

Усердие его было замечено верховной властью. Император подписал грамоту, адресованную Рейбницу, следующего содержания: «Долговременная отлично-усердная служба и труды Ваши по званию командующего Отдельным корпусом внутренней стражи приобрели Вам право на особенное Наше благоволение. В ознаменование оного жалуем Вас кавалером ордена Св. Благоверного Великого Князя Александра Невского, знаки коего препровождая при сем, пребываем Императорскою Нашею милостию к Вам благосклонны. Николай»⁹³.

Рейбниц получил этот орден, внеся, как было положено, за него Капитулу российских императорских и царских орденов 180 рублей серебром. Удостоен он и ордена Белого Орла (за него надо было внести 150 рублей серебром).

Материальное положение генерал-лейтенанта, награжденного почти всеми российскими орденами и двумя иностранными, находилось чуть ли не в плачевном состоянии, хотя, казалось, по должности и чину он получал немалое содержание⁹⁴. Это видно по переписке Рейбница с Инспекторским департаментом Военного министерства.

Пошатнувшееся здоровье (сказывались болезни и последствия ранений) заставило его просить об отставке. 25 марта 1843 г. он был освобожден от командования ОКВС, но оставлен членом Военного совета. И все же вынужден обратиться к военному министру с просьбой об увеличении выплаты ему квартирных денег. Он имел на это формальное право, но ранее по скромности не претендовал. Просьбу удовлетворили⁹⁵. 10 октября 1843 г. ему пожалован чин генерала от инфантерии. Это было уже перед его кончиной. Почувствовав приближение смерти, он находит последние силы, чтобы обратиться к царю с просьбой позаботиться о его семье: «...Старец на смертном одре дерзает повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества последнюю убедительнейшую просьбу свою, дабы, умирая, оставить сей свет в полной надежде, что Ваше Императорское Величество не отринет ее...»⁹⁶. Он просил разрешить его жене и детям пользоваться еще в течение двенадцати лет дарованной ему арендой⁹⁷.

Разжалованный генерал

В 1843 г. в командование Отдельным корпусом внутренней стражи вступил генерал-лейтенант Александр Львович Тришатный (1785 – 1852). Происходил он из дворян Черниговской губернии. На военную службу определен в 1800 г. унтер-офицером в Кексгольмский пехотный полк. Через три года произведен в прапорщики, а затем 12 лет служил в Перновском пехотном полку, в составе которого участвовал в трех войнах: против шведов, французов и турок (1805 – 1809, 1812 – 1814, 1828 гг.). Трижды был ранен: в 1807 г. под Гейльсбергом пулей в правую ногу, в 1812 г. – в голову, контужен в Бородинском сражении, в 1813 г. под Бауценоле – ядром в левую ногу. В 1827 г. принял командование Невским пехотным полком и произведен в генерал-майоры. В дальнейшем состоял при начальнике 4-й пехотной дивизии (1827 – 1828 гг.), командовал 2-й бригадой этой же дивизии, а с 1829 г. ввиду расстроенного здоровья от ран находился на лечении и отдыхе в течение почти трех лет, будучи зачисленным по армии. В 1832 г. был назначен окружным генералом 2-го округа внутренней стражи, через два года стал начальником 16-й пехотной дивизии и вскоре произведен в генерал-лейтенанты⁹⁸. Его прочат на должность инспектора резервной пехоты, как знающего и опытного командира. Корпусной командир генерал-адъютант Нейдгард 20 января 1837 г. дает ему блестящую рекомендацию: «...Генерал-лейтенант Тришатный самый отличный, знающий службу и заботливый начальник дивизии. Внутренний порядок и устройство в полках, точное исполнение обязанностей каждого, одиночная выправка и вообще образование и обмундирование нижних чинов, попечение об их содержании и сохранении – суть предмета не только постоянной, но и весьма успешной его заботливости, чему представляются мне ежедневные примеры»⁹⁹. 26 января Тришатный назначается «исправляющим должность инспектора резервной пехоты», а на его место начальником 16-й пехотной дивизии – генерал-лейтенант Н.И. Гартунг, сменивший позднее его же на посту командующего ОКВС.

Трудно предположить, состоялось ли это назначение, если бы оно происходило чуть позже. Дело в том, что 24 июля т.г. глава известного всесильного ведомства генерал-адъютант А.Х. Бенкендорф конфиденциально направил военному министру графу А.И. Чернышеву «полученнную частным образом записку о неприличном обращении с подчиненными генерала Тришатного» следующего содержания:

«О генерале Тришатном носятся весьма невыгодные слухи. Говорят, что он несравненно строптивее предшественника своего генерал-лейтенанта Скобелева: он не только что вспыльчив в обращении с офицерами, но находит как будто бы пищу в оскорблении их; дерзость его простирается до того, что он называет их свиньями.

Не мудрено, что подобным обращением он выводит из терпения кого-либо из подчиненных и последствия могут быть взаимно гибельны. Недавно во Владимирской губернии умер израненный в кампаниях генерал Апостолов. Ускорение смерти относят к неудовольствию, причиненному ему генералом Гришатным накануне его смерти на смотру»¹⁰⁰.

Тришатного взял под защиту граф Клейнмихель, который счел нужным оповестить его об этом и даже послал ему упомянутую записку В письме за грифом «Секретно» от 4 августа 1827 г. говорилось:

«Милостивый государь Александр Львович!

По участию, которое я принимал и принимаю всегда в Вашем превосходительстве, поспешаю Вам сообщить дошедшие сведения с прилагаемой запиской насчет обхождения Вашего с подчиненными. Примите это сообщение знаком моего желания отогнать от Вас неприятные последствия, которые могут выразиться от неосторожных действий...»¹⁰¹

Тришатный в ответном письме пытается оправдаться, заверяя, что в отправлении возлагаемых на него обязанностей он строг, но строптивость, выходящая за пределы рассудка и приличия, не в его правилах. «В продолжении всей своей службы, – пишет он, – я постоянно пользовался не только доверием всех моих начальников, но и привязанностью моих подчиненных, как в военное, так и в мирное время». Наука обращения с людьми ему известна, а строгость была направлена на то, чтобы подтянуть батальоны резервных бригад, находившихся в плачевном состоянии («посему я настоятельно требовал и буду требовать...»). Слухи он отверг: « Черные, основанные на лжи и сплетнях слухи о смерти Апостолова были распущены в Нижнем Новгороде корпуса жандармов подполковником Бинютиным... и когда он сознался в своей неосторожности, то я объяснил ему, что обязанность жандармского штаб-офицера не распространять, а прекращать вредные сплетни...». Тришатный просит довести это до военного министра и государя, так как для него, Тришатного, «все богатство составляет добрая репутация и верная служба». «Не думаю, – заключает он, – чтобы правительство уполномочило всякого офицера корпуса жандармов по произволу касаться чести и чернить репутацию людей, обязанных доверием монарха и испытавших через долговременную службу непоколебимую преданность престолу»¹⁰².

Интересный факт, характеризующий взаимоотношения корпуса жандармов и армии. Видимо все же генерал Тришатный переступил грань требовательности, прибегнув к недозволенной грубости. Но если за это его слегка пожурил влиятельный граф Клейнмихель, благодаря заступничеству которого дело не имело неприятных последствий, то спустя 10 лет против него были выдвинуты настолько серьезные обвинения, что никакое высокое покровительство рассеять сгустившиеся тучи и отвести нависшую беду уже не могло...

Энергичность и твердость Тришатного, его организаторские способности, умение довести начатое дело до конца, репутация боевого и заслуженного военачальника, сильного и строгого, снискали ему известный авторитет в высших военных кругах. Когда открылась вакансия на главную должность в Отдельном корпусе внутренней стражи в 1843 г., то при выборе кандидатуры на этот пост были приняты во внимание многие положительные качества генерала Тришатного, его боевой и служебный опыт, требовательность, способность добиваться реализации принятых решений, знакомство со службой ОКВС, где он почти три года успешно выполнял обязанности окружного генерала.

Тришатный был назначен командующим ОКВС без освобождения от прежней должности. В приказах он себя именовал: «Командующий Отдельным корпусом внутренней стражи, Инспектор резервной пехоты». Обе должности в известной мере были сродни друг другу.

Новый начальник обращает внимание на размещение и обеспечение батальонов и команд, принимает меры по рациональной организации службы, укомплектованию корпуса, подтягиванию дисциплины, продолжая деятельность в этом направлении своих предшественников. Он делится в приказах своими впечатлениями от посещений войск, отмечает, что «нижние чины вовсе не приучены к солдатским разговорам и не умеют говорить с начальниками и отвечать из памятной книжки», «содержат себя нечисто и неряшливо, не умеют одевать галстухи, носят длинные волосы и разнообразно подстригают усы», находит «много воротников дурно вшитых и пригнанных по шеям». В другом приказе он требует от офицеров ужесточить проведение наказания шпицрутенами, «строго наблюдать, чтобы таковые производились без всякого послабления, за чем иметь неупустительное наблюдение». Объездив в 1844 г. 19 батальонов и множество команд, он вводит трехразрядную классификацию частей, исходя из оценок деятельности командиров по руководству ими: батальоны, где проявляется «исправность и заботливость начальников» – отнесены к 1-му разряду, где видна «готовность привести вверенные им части в желаемое состояние» – ко 2-му, где ощущается «беспечность и пренебрежение к своему долгу» – к 3-му. Стремится вызвать соревновательный дух в ОКВС.

Он следит, чтобы из запасного капитала корпуса отпускались суммы на улучшение питания нижних чинов и увеличение столовых денег офицерам, анализирует поступающие от батальонов ведомости о количестве больных, умерших и бежавших, отмечает лучшие по этим показателям батальоны и команды, наказывает командиров за упущения и халатность, особую строгость проявляет к начальникам команд за «упуски арестантов» («никогда не будут они представляемы к повышениям в чины и ни к другим каким-либо наградам»). Он беспощаден к офицерам, допустившим злоупотребления по службе и безнравственные поступки. В одном из приказов отмечает: «с прискорбием должен сказать, что беспрестанные происшествия в корпусе от безнравственности самих офицеров обратили особенное внимание Государя Императора и Его Величество, приписывая это к слабому управлению начальства, Высочайше повелеть соизволил принять противу сего должные меры». Тришатный требует от окружных генералов и батальонных командиров употребить все средства «к восстановлению порядка в корпусе и уничтожению безнравственности, рождающей происшествия, противные совести, чести и не могущие быть терпимы в благоустроенном войске»¹⁰³.

Особо провинившихся предает военному суду. Так, в марте 1845 г. к судебной ответственности были привлечены командир Рижского внутреннего гарнизонного батальона майор Маевский и прапорщик Ланьшин за то, что последний при сопровождении партии рекрутов «производил им нехорошую пищу и притом недостаточно противу рекрутского устава § 401 и собственного своего обязательства», а первый признан виновным в тесном размещении рекрутов в казармах, отправлении рекрутских партий без предварительного медицинского осмотра, в результате чего в них оказывалось много больных, в недостаточной закупке хлеба, невыдаче винных порций, и за то, что при этом учинялись «разные фальши и подлоги». Комбат был арестован на полтора года, с него взысканы деньги, а прапорщик разжалован в рядовые и лишен дворянского достоинства. Командир Минского батальона подполковник Фриде был предан военному суду за беспорядки и злоупотребления во вверенном ему батальоне. Прапорщик Симбирского батальона Иванов судим за то, что в сопровождаемой им партии рекрутов большое число их оказалось обмороженными¹⁰⁴.

Тришатный требовал, чтобы «ближайшее начальство строго преследовало безнравственных офицеров и не терпело таковых на службе», отмечая, что «окружные генералы и батальонные командиры слабо исполняют в этом отношении свой долг и не принимают должные меры к искоренению пьянства, буйства, ослушания, дерзости и вообще всякой безнравственности». Он понимает, что одними репрессивными средствами дела не поправить. Одним из важных элементов укрепления дисциплины, поднятия морального состояния корпуса считалось религиозное воспитание. С учетом того, что в корпусе служат люди разных вероисповеданий, ежегодно издаются приказы с перечислением православных, мусульманских и иудейских религиозных праздников, во время которых для отправления соответствующих обрядов людей освобождали от обязанностей службы. В одном из приказов говорилось: «По случаю наступившего великого поста, я подтверждаю приказ мой от 26 февраля 1845 г. за № 55-м, предписываю: гг. батальонным командирам, начальникам инвалидных и этапных команд строго наблюсти, дабы все состоящие в ведении их воинские чины исполняли долг свой по обряду вероисповедания каждого, отнюдь не дозволяя никому уклоняться от сей важной обязанности».

Строгость должна сочетаться с заботой о подчиненных, и об этом постоянно напоминает Тришатный, демонстрируя в своих многочисленных поездках этот важнейший принцип командования.

В августе 1846 г. во время осмотра ряда батальонов генерал Тришатный обратил внимание на «слабосильных, слабогрудых и слишком молодых» солдат, о сбережении здоровья которых не очень пекутся их командиры. Командующий ОКВС приказал выводить их на занятия без ранцев, пока не окрепнут, не обременять их службой и ученьем (не более одного часа в день и то без ружья), обеспечить, чтобы они имели «питательную пищу». Весьма показательный приказ, характеризующий отношение боевого генерала к солдату. Эта тема звучит во многих документах распорядительной деятельности Тришатного, в частности, в приказах, направленных на приращение запасного капитала ОКВС, улучшение питания нижних чинов. Он разрешил «для усиления экономической сметной суммы» отпускать солдат «ходить на вольные работы», но при этом запретил увольнять людей поодиночке, из-за чего «происходят разные беспорядки и люди отстают от солдатского дела и теряют воинский вид», потребовав отпускать лишь по несколько человек под надзором благонадежного унтер-офицера и притом подыскивать лишь «работы гуртовые и отнюдь не тяжелые и вредные для здоровья». В апрельском 1845 г. приказе генерал Тришатный с удовлетворением отмечал, что государь император одобрил его отчет о состоянии запасного капитала ОКВС: «Его Величеству приятно было видеть, что войска сего корпуса без всякого пособия со стороны Государственного казначейства получают на счет этого капитала улучшенное довольствие и, между тем, самый капитал постоянно и с каждым годом увеличивается».

Тришатный издал много приказов о поощрении солдат и унтер-офицеров за «человеколюбивые поступки», отличия на пожарах, при спасении людей, на службе, неоднократно представлял офицеров и генералов к наградам.

Заботясь о здоровье, питании, размещении, обучении и воспитании состава корпуса, Тришатный, разумеется, не упускал основное предназначение внутренней стражи и потому постоянно интересовался состоянием службы. В поле его деятельности входили вопросы обеспечения и улучшения караульной и конвойной службы, соответствующего обучения подчиненных, всеобъемлющий контроль за исполнением обязанностей по сопровождению рекрутских и арестантских партий, охране тюрем и выполнению других обязанностей гарнизонной службы, особенно выделение по распоряжению гражданских властей воинских команд для ликвидации возникавших беспорядков, усмирения крестьянских волнений.

Караульно-конвойная служба нуждалась в более четкой организации и регламентации. С этой целью при участии Тришатного и начальника корпусного штаба генерал-майора К.И. Зейферта была разработана «Инструкция о порядке препровождения арестантов и в карауле» (объявлена в приказе по ОКВС № 30 от 5 февраля 1845 г.). Она включала 120 статей, изложенных на 20 страницах типографского текста. Приказ предписывал ротным командирам и начальникам команд читать эту инструкцию «как при чтении нижним чинам по воскресным и праздничным дням военно-уголовных законов, согласно примечанию к 1-й статье 1-й книги 5-й части Свода военных постановлений, так и при наряде их в караул и в конвой». Наказания за нарушения караульной и конвойной службы установлены весьма суровые. Так, ст. 115 предусматривала: «Часовым на часах ружья из рук не выпускать, не садиться, табаку не курить, не нюхать, не напиваться пьяным, не пить, не есть, не спать, песен не петь, не свистеть, в разговоры с посторонними не входить, от постов далее восьми шагов не отдаляться, ночью в 50-ти шагах от себя окликивать; виновные в неисполнении сего наказываются прогнанием сквозь строй шпицрутенами». Такому же наказанию часовой подвергается, если у него «из-под часов что пропадет» (ст. 117). За принятие в карауле под каким-либо предлогом денег и подарков следует такое же наказание «с отсылкою в арестантские роты на срок или навсегда» (ст. 118)¹⁰⁵.

Нагрузка по службе в ОКВС все время увеличивается, что связано с возрастающими ходатайствами гражданских ведомств о выделении военной силы. Например, Комитет общества попечительного о тюрьмах в сентябре 1844 г. просил дать распоряжение о конвоировании арестантов для обработки и засева огородов, заведенных согласно «высочайшей воле» при всех тюремных замках с той целью, чтобы улучшить тюремные хозяйства и «доставить арестантам полезное занятие» (циркуляр МВД от 21 января 1844 г.). Приказом № 181 от 16 сентября 1844 г. Тришатный предписал выделять конвои по требованиям тюремных администраций.

При Тришатном произошли некоторые изменения в организационном устройстве ОКВС. На территории Царства Польского образован 10-й округ внутренней стражи, находившийся в оперативном подчинении главкома действующей армии. 31 декабря 1845 г. издан указ императора «О подчинении строевой части 10-го округа Корпуса внутренней стражи командиру сего корпуса», согласно которому в Варшаве учреждается особое управление этим округом во главе с окружным генералом, выбор которого, а также командиров батальонов и команд является прерогативой главкома, с правом инспектирования командиром ОКВС.

Штаб 5-го округа перемещен из Тамбова в Саратов для удобства управления и инспектирования (см. прим. 136 к гл. 2).

Приведенные факты свидетельствуют об активной и плодотворной деятельности генерала Тришатного на посту командующего ОКВС. Но он занимал и другую должность – инспектора резервной пехоты, и эта сфера деятельности имела для него драматические последствия.

Вдруг стало известно, что генерал-лейтенант А.Л. Тришатный, борец с недисциплинированностью, расхлябанностью, нечестностью и нечистоплотностью, порочностью и безнравственностью, сам оказался втянутым в судебный процесс, представ перед Генеральным военным судом...

21 февраля 1847 г. он издал приказ по Отдельному корпусу внутренней стражи, который был кратким и ничего тревожного не содержал:

«Высочайшим приказом, отданным в 21-й день настоящего месяца, поведено мне состоять по Армии.

Расставаясь с бывшим в команде моей Отдельным корпусом внутренней стражи, считаю долгом благодарить всех гг. окружных генералов, их помощников и батальонных командиров за содействие каждого по своей обязанности к приведению вверенных им частей в то устройство, в котором я оставляю оных; благодарю также дежурного штаб-офицера и всех чинов штаба за труды каждого по своей должности.

Генерал-лейтенант Тришатный»¹⁰⁶.

Освобождение генерала Тришатного от занимаемой должности было связано с назревающим крупным скандалом, который взбудоражил вскоре весь Петербург. Тришатный именовал себя командующим Отдельным корпусом внутренней стражи, а не командиром. По тогдашней терминологии это означало исполнение должности до утверждения в ней. Однако высочайшего приказа на этот счет не последовало в течение трех с половиной лет командования им ОКВС. Вместо утверждения пришло фактическое отрешение от должности, что было связано с деятельностью Тришатного в качестве инспектора резервной пехоты. Командующий Отдельным корпусом внутренней стражи сам был взят под стражу и помещен в Петропавловскую крепость. Там же вскоре оказались его жена и три дочери под охраной часовых из подвижной инвалидной роты № 26...

Главная причина судебного преследования генерала Тришатного, как видно из обнаруженного архивного дела, заключается в том, что в подведомственной ему, как инспектору резервной пехоты, резервной дивизии были вскрыты злоупотребления со стороны начальника ее генерал-лейтенанта Добрышина и подчиненных ему командиров бригад, приведшие к высокой смертности нижних чинов. Тришатного обвинили и судили «за непринятие строгих мер к прекращению замеченных им в той же дивизии важных беспорядков и беспечности со стороны ближайших начальников в сбережении здоровья нижних чинов, допущения таких же беспорядков по другим частям управления дивизии, неосновательное донесение по предмету, инспекторского смотра в 1846-м г. и за ложное донесение Военному министру о последствиях порученного ему по Высочайшему повелению исследования»...

Дело приняло широкий оборот, получило огласку и было воспринято общественностью как проявление коррупции в армии, из-за чего гибнут в мирное время солдаты. Отголоском этих событий и вызванного им общественного резонанса являются воспоминания российского деятеля и историка барона (впоследствии графа) М.А. Корфа, отрывок из записок которого приведем:

«Весною 1847 г. общее внимание петербургской публики занято было историею генерал-лейтенанта Тришатного, командира отдельного корпуса внутренней стражи и Александровского кавалера. По донесениям генерал-губернатора князя Воронцова, которые подтвердились исследованием на месте посланного отсюда генерал-адъютанта князя Суворова, Тришатный, вместе с подчиненным его окружным генералом Добрышиным, обвинялся в допущении разных непростительных беспорядков и, вместе, в действиях, дававших повод подозревать их в лихоимстве. Вследствие сего оба по высочайшей воле были удалены от должностей, с преданием военному суду, с содержанием в продолжение дела в крепости и с секвестрованием их имущества. Все это соответствовало порядку, законами предписанному, и Тришатный, как человек грубый, дерзкий и со своими подчиненными жестокий до свирепости, не возбуждал к себе лично никакого особенного сострадания; но в городе распространилось большое неудовольствие на суровость тех форм, с которыми для обнаружения не сокрыто ли Тришатным чего-нибудь, могущего служить к обеспечению казенного на нем взыскания, произведен был обыск в его квартире и даже над его женою и дочерьми. Многие порицали также, что военному суду, названному генеральным и составленному из всех наличных в Петербурге полных генералов под председательством председателя генерал-аудиториата князя Шаховского, велено было собираться в Георгиевский зал Зимнего дворца, т.е. с одной стороны, у подножия трона, от которого, говорили, надлежало бы исходить одним милостям, с другой – в той самой зале, которая служит главным театром празднеств при брачных церемониях в царском доме.

Особенное сочувствие возбуждала к себе несчастная семья Тришатного, которая сверх тягости постигшего ее удара, лишена была через секвестр имущества всех средств существования. Она состояла из жены, трех дочерей, фрейлин высочайшего двора, и двух сыновей, офицеров в гвардейской военной артиллерии, и первые уже намеревались снискивать себе хлеб занятиями в частных домах. Но милосердие государя, рассудившего, что обвиняемый не есть еще подсудимый, все исправило. Тришатному отвели в крепости пять или шесть заново отделанных и убранных комнат, в которые, сняв стоявший перед ними караул, перевели также жену его и дочерей и потом, во все продолжение суда, всю семью содержали на казенный счет и даже прислали для нее повара с придворной кухни.

Суд начался 26-го апреля и собирался каждую субботу. Тришатного и Добрышина перевозили через Неву из крепости во дворец к допросам, каждого в особом катере. Все члены заседали в парадной форме, т. е. в шитых мундирах и лентах. В продолжении суда государь однажды сказал князю Шаховскому: – Я очень рад, что председателем в этом деле ты. Ты старик, да и я уже не молод; мы остережемся, чтобы не запятнать нашей совести какою-нибудь лишнею строгостию, или опрометчивостию, потому, что и Тришатный старик, так чтобы нам не совестно было встретиться с ним на том свете.

Суд продолжался весьма долго и окончился, кажется, уже в августе, присуждением, обоих подсудимых наравне, к лишению чинов и знаков отличий и дворянства и к разжалованию в рядовые. Государь при конфирмации приговора, сделал в нем ту отмену, чтобы Тришатного, в уважение к прежней отличной службе, не лишать дворянства и, за раны, производить ему инвалидный оклад пенсии по прежнему чину, с разрешением жить, где пожелает...»¹⁰⁷.

В приведенном весьма любопытном описании, в основном, достоверном, автор допустил несколько неточностей. Добрышин не был окружным генералом (и, стало быть, к внутренней страже отношение не имел); у Тришатного было четыре дочери (две из них действительно были фрейлинами двора императрицы) и столько же сыновей (двое из них действительно служили офицерами). Семья с 17 апреля по 17 мая 1847 г. жила в Петропавловской крепости, на питание ее отпускалось 8 рублей серебром. О приговоре по данному делу вся армия была оповещена высочайшим приказом от 31 августа 1847 г.¹⁰⁸.

Имя Тришатного еще долго полоскали в литературе. Потом забыли и вспомнили о нем спустя много лет, когда к 100-летию Отечественной войны 1812 года в Москве был возведен Храм Христа Спасителя. Тогда в числе отличившихся участников победы над Наполеоном, чьи имена были запечатлены на стенах храма, значилось и имя Тришатного, майора Перновского пехотного полка. Провинился – разжаловали, орденов лишили (их было у него восемь и золотая шпага с надписью «За храбрость»), но из боевой летописи Русской армии его подвиги и боевые заслуги не вычеркнули.

Неутомимый Гартунг

24 марта 1847 г. по корпусу был издан следующий приказ: «Высочайшим приказом в 23-й день марта назначен я командиром Отдельного корпусавнутренней стражи и инспектором резервной пехоты, исключая Резервной дивизии Отдельного Кавказского корпуса. Вступив сего числа в командование корпусом, предписываю гг. окружным генералам и прочим начальникам по всему, до службы касающемуся, относиться ко мне.

Командир Отдельного корпуса внутренней страны,

Инспектор резервной пехоты генерал-лейтенант

Гартунг»¹⁰⁹.

Николай Иванович Гартунг родился в 1782 г. в семье генерал-майора, происходившего из дворян Тульской губернии (выходцев из Лифляндии). Получил хорошее по тому времени образование (как он писал, «Российской грамоте... Закону Божьему, арифметике, геометрии, языкам немецкому и французскому и рисовать обучался»). Службу начал после окончания 2-го кадетского корпуса прапорщиком Фанагорийского гренадерского полка, получившего впоследствии имя А.В. Суворова. Участник войн с Францией и Турцией. Под Аустерлицем 20 ноября 1803 г. получил первое ранение и первую награду – орден Св. Анны 3-й степ. Под Бородино 24 августа 1812 г. – второе ранение и орден Св. Анны 2-й степ. Затем было участие во множестве походов и боев. Отличился в Лейпцигском сражении, за что получил третью награду – орден Св. Владимира 4-й степ. с мечами и бантом. Участвовал в походе на Париж. В 1816 г. назначен командиром Московского гренадерского полка, через год произведен в полковники (в то время командовал 6-м карабинерным полком). Служба протекала для него благоприятно, что ни смотр – высочайшее благоволение или благодарение высшего начальства. В конце 1826 г. он произведен в генерал-майоры, направлен в 1-ю гренадерскую дивизию, затем получил под командование бригаду 2-й гренадерской дивизии, а еще через два года – резервную дивизию сначала 4-го, потом 6-го пехотных корпусов.

Он был энергичен, деятелен, хорошо знал службу, умел руководить людьми.

Его ценили. Сыпались награды. Семья Гартунгов владела имением в Тульской губернии, имея около сотни душ крепостных крестьян. В 1823 г. в вечное и потомственное владение добавляется 3 тыс. десятин земли на Кавказе.

Военный министр А.И. Чернышев характеризовал Гартунга как «самого отличного и имеющего все достоинства» генерала¹¹⁰. 22 марта 1822 г. Гартунг выполнил серьезное поручение начальства во время «беспокойств и возмущений» в Киевской и Волынской губерниях, за что и был пожалован кавалером ордена Св. Анны 1-й степ. короной украшенного. В 1836 г. он вознамерился оставить службу. Инспектор «всей поселенной кавалерии» генерал от кавалерии граф И.О. Витт, в чье ведение входила резервная дивизия Гартунга, препровождая рапорт последнего военному министру, писал, что «с увольнением Г. Гартунга служба потеряет в нем отличного генерала» и потому полагал бы уволить его в отпуск на полгода с сохранением содержания¹¹¹. Такое позволение пришло, больше того, высочайшим приказом Гартунг был произведен в генерал-лейтенанты. Значит, весьма его ценили. В 1837 г. он вступил в командование 16-й пехотной дивизией, спустя шесть лет принял 1-ю гренадерскую дивизию. В 1847 г. начался последний этап его военной деятельности – командование Отдельным корпусом внутренней стражи, длившееся 10 лет.

О деятельности Гартунга можно судить по обнаруженным в архиве некоторым его отчетам по инспектированию батальонов и команд ОКВС и докладам в Военное министерство, а также по тем изменениям в строительстве корпуса, которые произошли за время его командования. Главной заботой Гартунга, как и его предшественников, было так и оставшееся нереализованным улучшение качественного состава корпуса, что лежало в основе его служебной деятельности. В какой-то мере этому должно было способствовать введенное в 1848 г. Положение о неспособных нижних чинах, разделившее их на четыре разряда: к первому отнесены негодные к строевой службе в армейских частях, но пригодные для внутренней стражи; ко второму – неспособные к строю в гарнизонных батальонах, но могущие исполнять нестроевые обязанности; к третьему – больные, нуждающиеся в продолжительном отпуске; к четвертому – неспособные ни к какой службе и подлежащие увольнению вовсе с военной службы. Ясно, что нижние чины первых двух разрядов предназначались для внутренней стражи. Но в корпус попадали и отсеянные из армии вовсе не по здоровью. Это-то и снижало все время общий уровень состава внутренней стражи. Николаевская записка от 15 октября 1833 г., о которой шла речь выше, реализована не была.

К ОКВС в 1848 г. были причислены местные полицейские и пожарные команды, почти 10 лет они считались сверхштатными, пока опять не были переданы в ведение городничих.

Гартунг продолжил попытки своих предшественников, направленные на укрепление корпуса, усиление военного обучения. Страна стояла на пороге войны. Не до внутренней стражи было; армию пришлось укреплять и пополнять. В известной мере Гартунгу удалось подтянуть батальоны и команды. С этой целью почти ежегодно он совершал длительные инспекционные поездки. В 1849 г. Гартунг осмотрел гарнизонные батальоны 1-го, 6-го, 8-го, 9-го округов. Его проверка была тщательной и глубокой. Он обращает внимание на укомплектованность батальонов и команд, число больных и беглых, поведение нижних чинов, опрашивает местные власти и население об их претензиях и жалобах относительно солдат и офицеров внутренней стражи. Это уже новый подход по сравнению с прежним. Отчеты Гартунга позволяют получить более подробную информацию о состоянии корпуса в середине XIX в. в период венгерских событий, в канун и во время Крымской войны. Обобщая результаты смотра 1-го и 2-го округов, Гартунг отметил, что из батальонов для армии выделено 70 человек «самых опытных и знающих свое дело обер-офицеров и значительное число нижних чинов, лучших по поведению и фронтовому образованию, выбрано в подвижные запасные армейские полки №№ 10, 11, 12 и 18-й, в пешие артиллерийские бригады 2-й, 3-й и 4-й дивизий, на укомплектование полков 16-й и 18-й пехотных дивизий и в гвардейские кирасиры". При этом командир ОКВС отметил: «Гражданское начальство отозвалось о поведении нижних чинов очень одобрительно. Это отношу я к особенной заботливости батальонных командиров об удержании штрафованных и порочных нижних чинов от проступков»¹¹². Для обобщения результатов инспекций Гартунг, видимо, на основе своего прежнего опыта разработал весьма подробный вопросник, ответы на который давали исчерпывающее представление об осмотренных батальонах и командах. Помимо обычных сведений о количественном составе, состоянии вооружения, обмундирования, учетов (шнуровых книг), правильности довольствия и денежного содержания, размещении людей и т. д., имелись и такие вопросы: соблюдение воинской дисциплины, в должных ли пределах строгость командиров, не употребляются ли нижние чины в партикулярные услуги, не отягощаются ли излишними работами и караулами, обращение с жителями, претензии нижних чинов и какие для удовлетворения их сделаны распоряжения, устройство и содержание лазаретов, содержание в оных больных, старание и способности медицинских чиновников по части им вверенной, число и причины побегов, смертность среди нижних чинов и др. В то время свирепствовали цинга и холера, – и это надо учитывать, знакомясь с приводимыми в отчете данными (табл. 6)¹¹³.

Положение с заболеваемостью и смертностью в Русской армии становится фактором, вызывающим все большее беспокойство у военного руководства и самого императора. Одна из важных причин этого явления – слабость военно-медицинской службы. Если к концу царствования Александра I на 1,2 млн человек в армии по штату значилось 1213 врачей, то к концу правления Николая I при штатной положенности 2095 врачей в армии состояло 1862 врача (один врач на 629 воинов, а во время Крымской войны – один врач на 499 человек)¹¹⁴.

Императору регулярно докладывались данные о заболеваемости и смертности в войсках. 17 марта 1843 г. он делает выговоры ряду командиров полков «за непомерную смертность и значительные побеги нижних чинов»¹¹⁵. Нашумевшее дело Тришатного – Добрышина тоже было связано именно с высокой смертностью рекрутов в резервной дивизии Отдельного Кавказского корпуса. Смертность в армии была выше, чем среди населения. Смертность в ОКВС в 1841 – 1852 гг. (до Крымской войны) была, в среднем, такая же, как в полевых войсках, хотя в 10-м округе (располагался в Царстве Польском, состоял всего из двух батальонов) она была очень высокой, превосходя уровень смертности в других округах (расчет делается на 1000 человек) в 2-3 раза. Видимо это было связано с распространением эпидемий, недостаточным питанием и возрастным (ослабленным по здоровью) составом войск внутренней стражи. Для сравнения взят наиболее благополучный по климатическим условиям и эпидемической обстановке 3-й округ (Петрозаводский, Вологодский, Архангелогородские батальоны)¹¹⁶. После Крымской войны смертность в армии и в ОКВС значительно снизилась (см. таблицу в Сборнике сочинений офицеров Николаевской академии Генерального штаба, кн. 2. СПб., 1863).

Таблица 6

На период командования генерала Гартунга корпусом пришлась трудная пора: холера, война, крестьянские волнения. Комплектование ОКВС нижними чинами и пополнение офицерскими кадрами претерпевает некоторые изменения, но по-прежнему доставляет много хлопот и беспокойства командиру и штабу корпуса, окружным генералам и комбатам. Исключение по отбору людей сделано лишь в отношении укомплектования частей 10-го округа внутренней стражи на территории Царства Польского (увеличение численности инвалидных команд на 60 унтер-офицеров и 1050 рядовых, утверждение новых штатов и размеров жалования, введение в этих командах должности фельдфебеля и др.)¹¹⁷. Осуществляется передислокация некоторых батальонов, формирование на их месте новых (вместо Тверского батальона, отправленного в Финляндию и ставшего там линейным батальоном № 10, сформирован другой батальон; перевод Самарского ВГБ в Оренбург и переименование его в Оренбургский линейный батальон № 11, подчиненный командиру Отдельного Оренбургского корпуса)¹¹⁸. Произошло увеличение на одну роту Ковенского и Виленского ВГБ¹¹⁹.

Утверждены новые правила об увольнении из войск нижних чинов в отпуска и отставку (май 1856 г.)¹²⁰. Действует введенный институт начальников внутренней стражи ряда губерний. После Крымской войны сокращены штаты 47 ВГБ (кроме Нижегородского и Замосцского в Царстве Польском)¹²¹.

Обращено внимание на работу корпусного штаба и управленческого аппарата округов внутренней стражи, введены дополнительные должности. Однако коренного изменения принципов комплектования и постановки всего дела внутренней службы в империи не произошло. Снова (в который раз) Сенат по высочайшему повелению принимает закон о переводах нижних чинов за дурное поведение во внутреннюю стражу. Правда, в области религиозного воспитания воинов изменения были довольно существенные. В некоторых батальонах ОКВС появились штатные священники. Например, 10 октября 1855 г. издан указ о перемещении капелланов 6-го и 7-го округов ОКВС, первого – из Смоленска в Орел, второго – из Полтавы в Чернигов, «чтобы отсюда они делали свои объезды для исполнения духовных треб и чтобы следуемые им жалование, квартирные, прогонные и порционные деньги отпускались в новых местах жительства»¹²².

В тех батальонах, где имелись церкви, назначались штатные священники (например, в Курском батальоне)¹²³.

За этот период издано около 60 царских указов, касающихся ОКВС. Административно-распорядительная деятельность самого Гартунга была направлена на укрепление войск, дисциплины и порядка в них, повышение роли и ответственности командного состава, улучшение быта, питания, условий службы личного состава. Он показал себя хорошим организатором и воспитателем, заботливым командиром, умным, гуманным, справедливым. С апреля 1852 г. в связи с упразднением управлений резервной пехоты он освободился от своей второй должности и сосредоточился на основной обязанности по руководству ОКВС¹²⁴.

Гартунг строг, когда дело касается безнравственного поведения, издевательства над солдатами, нарушения законов и порядка службы. Чтобы оградить офицеров от неприятностей, связанных с заключением сделок на поставки предметов довольствия, императорским указом категорически запрещено это делать¹²⁵.

При нем наметилось некоторое снижение уровня преступности в ОКВС. Об этом можно судить по числу присланных на ревизию военно-судных и следственных дел, поступивших из ОКВС, по сравнению с делами, поступившими от других перечисленных выше формирований: в 1848 г. поступило 29 дел (из 56), в 1849 г. – 33 (из 112), в 1850 г. – 26 (из 90), в 1851 г. – 26 (из 91), в 1852 г. – 27 (из 84), в 1853 г. – 42 (из 111), в 1854 г. – 22 (изЮЗ), в 1855 г. – 18 (из 95), в 1856 г. – 22 (из 95), в 1857 г. (за первое полугодие) – 14 (из 58)¹²⁶. Интересно отметить, что в период Крымской войны преступность снизилась.

В приказах значится ощутимо меньшее количество случаев привлечения к судебной ответственности. Несколько изменился характер дел. Например, отдан под суд командир Воронежского батальона полковник Заславский «за употребление 4-х рядовых в собственные услуги, жестокое наказание нижних чинов розгами, барабанными палками и шомполами», штабс-капитан Ярославского батальона Устинов за растрату казенных денег и учиненные побои солдатам лишен чинов, орденов и назначен рядовым в действующую армию, капитан Могилевского батальона Петровский за вмешательство в дела местных жителей м. Дабино Чаусовского уезда, побои и самодурство предан военному суду¹²⁷.

В то же время он щедро поощряет офицеров за усердие, отсутствие в течение длительного времени в батальонах побегов нижних чинов. Начальник Масальской инвалидной команды поручик Иванов по ходатайству командира ОКВС награжден императором деньгами «за усердие, оказанное им при лечении больных холерой». Поощрены офицеры Саратовского ВГБ за то, что в течение последних трех лет, сопроводив 17 тыс. арестантов, конвои не допустили ни происшествий, ни побегов, напротив, за допущенные непорядки в Псковском и Житомирском батальонах наказаны окружные генералы: генерал-лейтенант Мандрыка (4-й округ) и генерал-майор Бабиков (7-й округ). Число бежавших солдат по всем округам достигало нескольких десятков человек и более в месяц, колеблясь в зависимости от времени года (зимой меньше, летом больше). Например, в июне 1850 г. их было 267 человек¹²⁸.

В декабре 1851 г. городничий г. Глазова от имени городского общества засвидетельствовал, что нижние чины местной инвалидной команды, не отличавшиеся раньше хорошим поведением, с назначением нового начальника подпоручика Диденко «держат себя отлично и по всем частям управления командой соблюдается примерный порядок». Гартунг поощрил офицера. Он вообще был поборником правильных взаимоотношений подчиненных ему войск с населением и интересовался мнением губернского и городского начальства на этот счет. В июле 1854 г. он поблагодарил полковника Юрасова за то, что его батальон в Петрозаводске содержится «в таком порядке, что успел приобрести общее к себе доверие и любовь жителей города»¹²⁹.

Гартунг не упускает возможности отметить мужество и благородство подчиненных, проявленные при спасении людей. Так, по его ходатайству только в мае 1852 г. император поощрил 19 человек, пожаловав две золотые и восемь серебряных медалей, 239 рублей серебром за похвальные и человеколюбивые поступки. Унтер-офицер 1-го Архангелогородского батальона Н. Чистяков и рядовой П. Никифоров награждены золотыми медалями «За спасение погибавших» и по 10 рублей серебром за спасение девяти крестьянок, унесенных в Белое море на оторвавшейся льдине в двух верстах от берега. В декабре т.г. за подобные подвиги награждены 14 человек. В июле 1854 г. награждены 19 человек, в том числе рядовой Л. Бретчанский за спасение тонувших в р. Оке двух малолетних детей, писарь Винницкой инвалидной команды М. Юрьев и рядовой Я. Матвеев за спасение при пожаре еврейского дома четверых взрослых и троих детей¹³⁰.

За это время приходилось не раз выделять команды для усмирения крестьянских волнений, которые принимали подчас крайние формы насилия и бесчинств доведенных до отчаяния помещичьим гнетом и несправедливостью со стороны властей людей. Гартунг требовал разумных и осторожных в этих случаях действий, сочетания силы и убеждения. В этом отношении показателен приказ по ОКВС № 196 от 30 октября 1852 г., о выделенной «для водворения порядка в Мариинском сельском обществе команды из Саратовского батальона, действия штабс-капитанов Онякова и Павлова, которые не только силою заставляли не повиновавшихся покориться, но с кротостью убеждали и вразумили их обратиться к законному долгу». Звучит, конечно, наивно, но Гартунг, как представитель исполнительной власти, вынужденный осуществлять и эту неприятную для него функцию, старался учить своих подчиненных находить благоразумные решения при подобных ситуациях. В другом случае (приказ № 221 от 2 декабря т. г.) он отмечает штабс-капитана Черниговского ВГБ, направленного с ротой в деревню Пекуровка усмирять неповинующихся крестьян помещиков Берковских, который «отличным своим усердием и благоразумной распорядительностью содействовал их приведению к повиновению»¹³¹.

Одной из важных обязанностей внутренней стражи оставалось сопровождение рекрутов с мест набора в пункты назначения, пешим порядком на огромные расстояния. Люди, непривычные к таким переходам, испытывали невероятные трудности, особенно, если попадались вороватые партионные офицеры, утаивавшие отпускаемые на питание казенные деньги. С этим злом велась постоянная борьба. Были приняты и другие меры, стимулировавшие заинтересованность должностных лиц в сохранении здоровья рекрутов в пути следования. 19 августа 1853 г. по ходатайству командира ОКВС генерала Гартунга вышел императорский указ о награждении партионных офицеров орденом Св. Анны 3-й степ. «за привод трех рекрутских партий, всех вообще партионных офицеров, получивших по случаю исправного привода этих партий денежные награды, считая таковые на сей конец денежным вспомоществованием для возмещения излишних издержек, понесенных офицерами при отводе партий»¹³². Гартунг обязательно отмечает в приказах таких офицеров. Прапорщик Вильга из Владимирского ВГБ привел без происшествий и потерь партию рекрутов для Балтийского флота (194 человека) и был удостоен благодарения со стороны известного мореплавателя, ученого-географа, командира Ревельского порта адмирала Литке, подполковник Белевич из Ярославского ВГБ привел без потерь партию рекрутов в крепость Свеаборг в количестве 158 человек и получил прекрасный отзыв от вице-адмирала Лермонтова (февраль 1852 г.), подпоручик Склевицкий из Саратовского ВГБ, приведший в г.Николаев 200 рекрутов, назначенных для Черноморского флота, пройдя 1503 версты и доставивший их «в здоровом и исправном виде», получил благодарность от командира ОКВС (май 1854 г.)¹³³.

За исправный привод рекрутов в С.-Петербург, предназначенных в гвардию, были награждены орденом Св. Анны 3-й степ. и деньгами семнадцать офицеров внутренней стражи (июль 1854 г.)¹³⁴.

По мере развития водных и железнодорожных перевозок совершенствуется и то, что называлось приводом рекрутских партий, о чем рассказывается в одном из воспоминаний партионного офицера¹³⁵.

Немало беспокойств доставляли условия размещения и быта войск внутренней стражи на местах. Простое перемещение в интересах службы окружной квартиры из одного города в другой вызывало неудовольствия местного градоначальства и губернаторов¹³⁶.

Гартунг, осмотрев летом 1850 г. ряд батальонов и команд, пришел к выводу о необходимости в первую очередь исправить положение с неблагополучным размещением этапных и инвалидных команд в Ярославской, Вятской, Пермской, Олонецкой, Архангельской и Вологодской губерниях. Он ссылается на то, что люди живут на обывательских квартирах, отдаленных от этапов, где они несут непосредственно службу, на расстоянии до восьми верст. Решение вопроса затянулось на много лет. В переписку были втянуты гражданские губернаторы, военный министр князь Чернышев, управляющий МВД С.С. Ланской и сам государь. Речь шла о постройке казарм для нижних чинов в Шенкурске, Мезени, Кеми, что было исполнено, и о размещении их в городах Ветлуге, Макарьеве, где решить этот вопрос «ввиду незначительности городских доходов и крайней бедности жителей» не удалось¹³⁷.

Положение с расквартированием войск и связанными с этим расходами требовало вмешательства высшей власти. 13 июля 1851 г. император утвердил Правила нового устройства земских повинностей, которые предусматривали (ст. 13, § 5, пп. А, Б) отпуск средств на устройство, освещение, отопление мест расположения команд и батальонов внутренней стражи, на улучшение питания нижних чинов, наем земель под лагеря и огороды. Батальонные командиры должны были входить в состав Комитетов земских повинностей (ст. 31)¹³⁸.

Однако проблемы с размещением этапных и инвалидных команд, внутренних гарнизонных батальонов быстро решить было невозможно. В каждом конкретном случае требовались дополнительные деньги; требовалось распоряжение Министерства финансов, чтобы включить соответствующие суммы в сметы земских повинностей губерний. На это уходили годы.

3. Внутренняя стража и Крымская война