Популярность. Дневник подростка-изгоя Вейдженен Майя ван

Учитывая мои проблемы с координацией, я решила воспользоваться этим советом. Мама прекрасно танцует, так что я обращаюсь за помощью к ней.

– С радостью, Майя.

Она улыбается и показывает мне движения, которым научилась на занятиях зумбой в тренажерном зале. Я отворачиваюсь и не поворачиваюсь обратно, пока она не прекращает.

– Сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы я так танцевала на людях. Что-то мне подсказывает, что папа меня убьет.

Она учит меня, как делать шаг под быструю музыку.

– Слушай ритм.

Броди смотрит на нас, держа в руках свое последнее творение из «ЛЕГО». Он чересчур подвижен, и научить его танцам нет никакой возможности. Он так увлеченно прыгает по комнате, что не замечает, что у каждой песни свой темп. С другой стороны, танцует он очень изобретательно. В этом ему не откажешь. Мама показывает, как двигать не только ногами, но и руками.

– Раскрепостись, чувствуй музыку.

Я чувствую только неловкость. Мы тренируемся еще несколько песен, а потом мама решает сменить подход.

– Ладно, давай разучим с тобой медленные танцы. Броди, положи правую руку ей на талию… нет же, другую правую. Вот так.

– Мам! У него глаза на уровне моей груди! Знала бы ты, как мне сейчас стыдно.

– Майя, – мама вздыхает и упирает руки в бедра, – рано или поздно тебе наверняка придется танцевать с парнем, который ниже ростом. Привыкай.

Я ворчу, но потом вспоминаю, что мне нужно разносить (уже поношенные) белые туфли на каблуке, купленные все в том же благотворительном магазине. Я бегу в свою комнату и переобуваюсь. Ходить в них тяжеловато, но они все равно неплохие. Я немного прохаживаюсь взад и вперед по коридору и уже не так боюсь навернуться на ровном месте. Хлопает входная дверь – пришел папа.

Когда я возвращаюсь в родительскую комнату, мама, папа, Броди и совершенно голенькая Наталия (не спрашивайте) встали в круг и танцуют, напевая «Single Ladies».

Вечернее платье… миниатюрные туфельки, искрящиеся украшения, аккуратные белые перчатки – эти вещи бережно разложены на твоей кровати. Верный знак, что важный вечер уже не за горами. В воздухе витает воодушевление, и слышен шелест бумажных салфеток. В ванной комнате туманно от пара – ты сияешь чистотой. Сложно поверить, что после такого длительного ожидания, этот день наконец настал.

Давние слова Бетти Корнелл и сегодня изумительно передают ситуацию.

Платье теперь висит в ванной и кажется почти угрожающим. Я мою волосы и стараюсь не смотреться в зеркало. И снова двойная доза шампуня, как и несколько месяцев назад. Я тру и тру кожу головы, пока волосы не перестают лосниться и не становятся мягкими и шелковистыми. Я выполаскиваю пену и игнорирую урчание в животе. Я снова на диете, а это значит, целую неделю я не притрагивалась к еде в перерывах между приемами пищи и совсем не ела сладкого.

Мама накручивает мне волосы, и теперь они аккуратными локонами спадают мне на плечи. Она шутливо замечает, что я совсем притихла, и говорит, что я красивая. Я улыбаюсь, но не нахожу себе места от страха. Мои сомнения так и норовят выползти наружу. Почему я не устроила вечеринку? Прийти на выпускной без пары, да еще и позвать людей «отрываться» вместе со мной, должно быть, в десять раз сложнее. И что, если никто из тех, кого я позвала, не придет? Что, если я там буду единственным человеком без пары?

Я умываюсь и закрываю поры кубиком льда. Беру пудру. Мама умоляет меня позволить ей накрасить мне глаза, и я разрешаю. Но совсем чуть-чуть, потому что так советовала Бетти. Я беру немного блеска для губ и откидываю мягкие локоны с лица.

Ну, вот и все.

Я бережно натягиваю на себя платье. Потом смотрюсь в зеркало.

И не узнаю себя.

В белых туфлях с округлым носком мои ноги кажутся куда длиннее и стройнее. Плечи и руки не выглядят некрасивыми или волосатыми, они кажутся тонкими и изящными. А платье! Прямое, без рукавов, с низким вырезом, из воздушного материала мерцающего бледно-голубого цвета. Каскадом оно спадает до самых колен, как водопад. Струящийся и сильный. Я кажусь себе стройной и в меру рельефной. Волосы ложатся на плечи изысканными локонами.

Я с улыбкой смотрю в глаза своему отражению. Во взгляде мне чудится намек на что-то незнакомое, чему я никак не могу дать название…

Броди взлетает по лестнице с пакетом в руках, выкрикивая бессвязные слова.

– Ма, я, она [вдох] она, написала [вдох] конверт, Бетти [вдох]!

Я со звериной жадностью выхватываю у него пакет и разрываю скотч. Так и есть, это от Бетти Корнелл.

Дорогая Майя,

Получила твое письмо и фотографию. Именно такой я тебя себе и представляла, когда читала твои письма…

Мои годы в средней школе… Я была совсем как ты и твои друзья, я боялась этого нового мира с его новыми законами, новыми учителями и огромным количеством новых учеников, из которых я почти никого не знала. Как и ты, я заставляла себя общаться со сверстниками, записывалась в разные секции…

Ты запомнишься людям тем, что помогла другим девочкам выбраться из своих раковин. Они не забудут твою доброту. Хорошая работа. Я с нетерпением жду рассказа о твоем выпускном и о жемчуге.

С любовью, Бетти Корнелл

Собираюсь на танцы

Я прижимаю письмо к груди, и внезапно мне уже не так страшно. Я не одна. Бетти Корнелл, женщина, изменившая мою жизнь, мысленно будет со мной, даже если больше никто не объявится.

В дверях снова возникает Броди, и я замечаю, что он промок до нитки.

– Что случилось? – спрашиваю я, не выпуская письма из рук.

– Мы с папой моем машину, чтобы доставить тебя на твои танцы с почтами.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Ты чудо.

– Это была папина идея, – он меряет меня взглядом и присвистывает: – Хорошо выглядишь. Как будто сама Бетти Корнелл приложила руку.

– Спасибо, Броди. За все.

Он улыбается и сбегает вниз по лестнице.

Я тянусь за очками, но решаю их оставить. Я вижу достаточно сносно и могу обойтись без них. И мне не нужно за ними прятаться.

Я застегиваю на шее жемчуг и накидываю на плечи тонкую белую шаль. Напоследок еще раз смотрюсь в зеркало и впервые в своей жизни чувствую себя… красивой.

Мама делает несколько фотографий и крепко меня обнимает. Из-за каблуков новых туфель особенно заметно, насколько я выше ее.

– Я люблю тебя, Майя. Что бы ни случилось, я тобой горжусь.

Она провожает меня к начищенному до блеска «Шевроле Малибу», и папа открывает передо мной дверцу. Пять минут – и я там, у школы. Папа улыбается мне и спрашивает, проводить ли меня внутрь.

– Если бы только я успел переодеться, тогда, может… – он оглядывает свою мешковатую рубашку и спортивные шорты. – Мне все кажется, что я мог бы еще чем-то помочь, понимаешь?

Я нежнейше люблю, когда он смущается.

– Папочка, ты помыл ради меня машину.

– Да-да, но все же… Если бы мы подождали чуть дольше, я бы мог зайти с тобой в школу.

– Я очень тебя люблю, но это я должна сделать одна.

Он кивает.

– Ладно. Перед моими первыми танцами родители тоже высадили меня у входа. Правда, я так нервничал, что меня стошнило по пути, и потом от меня пахло рвотой. Не думаю, что тебе предстоит это испытать, впрочем.

Чувствуя подступающую тошноту, я меняю тему.

– Может, все же стоило закатить большую вечеринку. Было бы легче, чем это. Мне нужно открыться для всех, и это так страшно.

– Как же быстро ты взрослеешь, – он улыбается. – Ты красавица, Майя. И ты правильно поступаешь, – он целует меня в щеку.

Я обнимаю его так крепко, что даже больно. И захлопываю дверцу.

Я направляюсь к столовой, навстречу своей судьбе.

Мерцающие красные и зеленые огни на сцене – единственное, что можно различить в темноте зала, пока глаза не привыкают к освещению. Музыка бьет по ушам, и я осторожно брожу на своих каблуках, не понимая толком, где нахожусь. Внезапно ко мне подбегает стайка девочек, которых я уговорила прийти и стать частью моей команды. Это художницы-готки.

– Я тебя даже не узнала, – говорит одна. – Выглядишь потрясно!

Я смеюсь от радости, что они все же пришли.

С улыбкой говорю им ответные комплименты. Осмотревшись, я вижу абсолютно пустой танцпол – никто не танцует.

Мы с девчонками немного разговариваем, и я прошу их потанцевать вместе со мной.

– Вот еще! Мы пойдем, когда все остальные пойдут.

– Я боюсь!

В этот момент сзади подбегают еще девочки, утягивают меня к себе и наперебой целую в щеку в знак приветствия.

Вскоре я соображаю, что это волейболистки, которые оставили на время своих парней в сторонке.

– Ого, Майя, отлично выглядишь!

– Вы тоже, – говорю я. – Не хотите потанцевать?

– НЕТ! Мы пойдем, когда народу будет побольше.

– Ясно, – говорю я. Собралось пока всего порядка двадцати человек. Я хожу среди ребят, предлагая всем потанцевать – со мной, со своими парами или без. Все отказываются. Я обхожу так целый круг, пока снова не возвращаюсь к готкам.

В этот момент я замечаю в сторонке одинокую девочку, она отбивает ногой ритм и подпевает словам песни. Я с ней не знакома, но узнаю в ней одну из многих незнакомок, кого я пригласила прийти вместе со мной.

Я беру ее за руку и тяну на танцпол. Она краснеет, но улыбается. Мы танцуем, первые и единственные. Я начинаю раскачиваться из стороны в сторону, двигая руками, как учила меня мама. Мы с ней кружимся и смеемся. К нам робко подтягиваются и остальные девушки, которых я приглашала потанцевать, и вместе мы образуем большой круг хохотушек. Я откалываюсь от группы, чтобы втащить в наш в круг еще больше людей. Поначалу все отнекиваются, но постепенно соглашаются. Парни видят, что их девушки танцуют со мной, и тоже присоединяются. Люди выползают на танцпол широким потоком. Я чувствую, как на пальцах ног набухают мозоли, но не обращаю внимания. Я думаю только о том, как впустить в этот круг всех присутствующих, я наслаждаюсь моментом.

Потом я замечаю одинокого мальчика, который сидит, уставившись в пол. Я повязываю шаль на плечах и думаю об ответах, которые ребята дали на мои вопросы.

Чтобы быть популярной, нужно общаться со всеми, сказала одна девочка. Я знаю, что такое оставаться в стороне. Я не хочу, чтобы о сегодняшнем вечере у кого-то сложилось плохое впечатление.

– Привет! – кричу я, потому что иначе ничего не слышно. – Хочешь потанцевать?

Он пожимает плечами и безразлично качает головой.

– Ну давай, – говорю я и беру его за руку. Он отталкивает меня.

– Нет.

Я отступаю назад.

– Ладно.

Похоже, не все к такому готовы.

Получив подобные ответы еще от нескольких парней, я возвращаюсь в круг. Мы танцуем с девочками, я вывожу их из тени под неоновые огни. Они смеются и болтают. Я получаю столько комплиментов, что сбиваюсь со счета.

Я возвращаюсь к готкам. Теперь уже они берут меня за руки и тащат танцевать. Кто-то хлопает мне по плечу.

– Я вот думаю, почему это моя пара танцует с другими людьми.

– КЕНЗИ! – кричу я и обнимаю ее так крепко, что она отступает назад. Мы хихикаем. – Ты пришла!

– Ну да, ты меня вроде как заставила, – говорит она, поправляя черную накидку на обнаженных плечах.

– Хорошо выглядишь, – говорю я.

Она делает шаг назад и разглядывает меня, склонив голову набок.

– Черт возьми, женщина, ты должна дать мне координаты этого секонд-хенда.

Я улыбаюсь так широко, что губы болят. Потом хватаю ее за руки.

– Ты что делаешь? – противится она. – Я не умею танцевать.

– Думаешь, я умею?

– Нет.

– Думаешь, есть разница?

– Ладно, – говорит она, и мы танцуем прямо под динамиками, тряся плечами. У меня никаких сомнений, что я оглохну.

Краешком глаза я вижу, что прибыла самая робкая девочка во всей школе. Оливия, член нашего клуба изгоев общества, стоит одна у края танцпола. Я спешу с ней поздороваться. Я приглашала ее присоединиться к нам сегодня, но не думала, что она действительно придет.

– Оливия, – зову я, подходя, – потанцуешь со мной?

Она прячет глаза и утыкает взгляд в пол. А потом кивает. Я улыбаюсь, беру ее за руку, и мы начинаем кружиться и смеяться, как будто никто и не смотрит на нас.

У меня в голове раздаются слова из письма Бетти Корнелл: «Ты запомнишься людям тем, что помогла другим девочкам выбраться из своих раковин. Они не забудут твою доброту. Хорошая работа».

Хорошая работа. Глядя, как улыбается и веселится Оливия, я начинаю в это верить.

Мы с Оливией и Кензи все танцуем и танцуем, пока музыка не обрывается посреди песни.

Директор берет в руки микрофон.

– Уже семь часов, ребята. Пора по домам. Хорошего вам лета и хорошей жизни. В следующем году мы с вами уже не увидимся.

Не спеша, словно просыпаясь от сновидения, мы выползаем в растворяющийся дневной свет. Я вспоминаю слова Бетти: «Прощаясь с кавалером, непременно скажи ему что ты хорошо провела время. Пусть он поймет, что тебе действительно понравилось ваше свидание. <…> Пусть он видит твою признательность».

Кензи обнимает меня.

– Спасибо огромное, что пришла, – говорю я. – Это безумно много для меня значит.

Мы с мамой отъезжаем от школы, и она спрашивает:

– Как все прошло?

Я думаю о тех, с кем я танцевала. Все мальчики и девочки, которых я вытащила на танцпол, делая их частью одной большой команды.

– Весело… – говорю я.

Но потом я вспоминаю всех, кого я приглашала, но кто так и не пришел. Мне не хватает их, я бы хотела, чтобы они были рядом и разделили с нами праздник.

–…И грустно, – я смотрю из окна на проезжающие мимо машины.

Придя домой, я расчесываю завитые локоны и снимаю макияж. Как ни странно, я все еще чувствую себя красивой. Не обворожительной, но красивой.

Я собираюсь выключить свет в ванной, как вдруг ловлю в отражении собственный взгляд. Несколько часов назад я не могла понять, что в нем кажется мне новым. Теперь это очевидно. Глубоко внутри своих темно-карих глаз я вижу то, чего там не было никогда прежде, – силу, отвагу, уверенность… и огонь.

Что бы ни произошло в будущем, страха больше не будет.

Последний школьный день подходит к концу. Последний раз мы с Кензи едем на автобусе домой и сидим друг рядом с другом. Жара и влажность почти невыносимые.

Она улыбается мне, но я вижу слезы в ее глазах. Вслух я говорю то, что на уме у нас обеих.

– Боже, как быстро все закончилось.

Она грустно смеется и кусает губы.

– Эй, – говорит она. – Дай-ка посмотрю, что тебе написали в школьном альбоме.

Я открываю книгу. Подписям тесно на полях, каждая страница пестрит ими. Впечатлившись, Кензи присвистывает.

– Кензи, ты когда-нибудь боишься, что о тебе все забудут? – спрашиваю я. – Просто я тут думала, и надеялась, что может быть, я не просто пережила среднюю школу, но и оставила какой-то… отпечаток.

Кензи приходит в голову идея.

– У тебя есть ручка?

– Да, – говорю я и достаю одну из рюкзака. Она выхватывает ее у меня и наклоняется к сиденью напротив. Открыв рот, я во все глаза наблюдаю за ней.

– Отвернись, Майя, не привлекай внимание! – она поджимает губы и сосредотачивается. – Вот и все! – она откидывается на спинку, любуясь своим шедевром. – Готово.

Я наклоняюсь и смотрю, что она написала.

М. В. & К. Х.

ДРУЗЬЯ НАВСЕГДА

Я смеюсь.

– Не ты одна сегодня портишь школьное имущество.

Она поднимает брови.

– В каком смысле?

– Я оставила надпись на стене в женском туалете. В одной из кабинок, чуть повыше «Пошла ты, Бритни».

– Нормально. Что именно ты написала?

– То, что, я надеюсь, достойно памяти.

Кензи кладет голову мне на плечо, и мы смотрим в окно на проезжающие мимо машины. У нас на лицах улыбки.

– Мы сделали это, – говорит она.

– Да, сделали, – шепчу я, мысленно возвращаясь к моей надписи в туалете – маленькой, незначительной, но в то же время подводящей итог всему, чему я научилась за этот год.

Настоящая популярность – это найти время полюбить окружающих, протянуть им руку и никогда не бояться первой выйти на танцпол.

НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ДЕВУШКУ С ЖЕМЧУГОМ НА ШЕЕ.

Последний совет популярности от Майи

Популярность – это больше, чем внешний вид. Это не одежда, не прическа и даже не твои вещи. Когда мы отказываемся от этих ярлыков, становится видно, насколько они на самом деле сиюминутны и мелки. Настоящая популярность – это доброта и открытость. Это то, кто ты и как относишься к людям.

То, что началось как занимательный социологический эксперимент, научило меня таким вещам, о которых я и не догадывалась.

Если я чувствовала себе популярной, то это всегда бывало в те моменты, когда я тянулась к другим людям. Я вспоминаю, как помогала Изабелле в нашей хоровой поездке, День святого Валентина, разные столы в столовой, выпускной. Если забыть о человеческом контакте, мы забудем, что такое настоящая популярность.

Верю ли я, что популярным может стать каждый? Несомненно.

Но это нелегко. Придется быть сильной. Придется любить людей такими, какие они есть. Если заглянуть глубже граций, перчаток и жемчуга, Бетти Корнелл уловила самую суть.

Быть может, ты спросишь, какое все это имеет отношение к популярности? Ответ в том, что популярность зависит от твоего умения находить общий язык с окружающими, с самыми разными людьми, и чем лучше ты научишься приспосабливаться к разным ситуациям, тем легче тебе будет заводить друзей. Ты обнаружишь, что приспосабливаться легче, когда ты хорошо владеешь собой. А единственный способ научиться владеть собой – это понять себя и познать себя, вывернуть себя наизнанку и обратно – как старый блокнот, из которого нужно вытряхнуть пыль и привести в порядок содержимое.

Мы многое можем изменить на этой планете (и в наших школах), если будем глубоко копать, искать лучшие свои качества, делиться своим светом и быть сопричастными. Если начать бояться того, что что-то может пойти не так, или трястись, что подумают другие, легко забыть о том, что на самом деле имеет значение.

Мир огромен, и в нем так не хватает теплоты. Представьте, что было бы, если бы мы все были по-настоящему популярны. Если бы все по-настоящему любили.

В этом году надо мной потешались и меня хвалили. Надо мной глумились и мне делали комплименты.

Меня куда-то не приглашали и куда-то приглашали. Но, пройдя через это все, мне посчастливилось узнать и испытать на себе, что на самом деле значит это неуловимое слово.

Я, Майя ван Вейдженен, стала популярной.