Влюбленные Браун Сандра

Карл кивнул и, прихрамывая, стал обходить автомобиль, чтобы сесть на переднее сиденье. Он был на половине пути, когда раздался какой-то громкий щелчок или хлопок. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это был выстрел. Как видно, полицейский, который валялся в луже крови под колесами своего автомобиля, не выпустил из рук пистолета и сумел выстрелить в ответ.

Это привело Карла в ярость. Выхватив свое оружие, он поковылял к лежащему полисмену и прижал ствол пистолета к его виску. Глядя в его округлившиеся от боли и ужаса глаза, Карл злобно улыбнулся:

— Передай привет дьяволу. Скажи ему, что тебя убил Карл Уингерт.

И спустил курок.

Неподвижное тело он так и оставил валяться рядом с полицейской машиной. Карл только постарался запомнить имя на бейдже, прикрепленном к форменной рубашке, да сорвал с пояса патрульного полицейскую рацию. К тому моменту, когда Карл вернулся к машине, Джереми уже запустил двигатель.

— Поезжай к мосту, — сказал ему Карл, садясь на пассажирское сиденье. — Только не торопись. Спокойнее.

Сам он прибавил громкость рации и некоторое время слушал переговоры полицейских. Когда же он услышал, что диспетчер вызывает патрульного, которого он только что убил, Карл сказал приглушенным голосом:

— У меня все спокойно. Жду дальнейших указаний.

После небольшой паузы диспетчер приказала ему двигаться в соседний район. Подтвердив получение, Карл выключил рацию.

— Мы успеем отъехать на несколько миль, прежде чем его хватятся, — сказал он с удовлетворением. Джереми не отозвался, и Карл повернулся к сыну. Лицо Джереми побелело и покрылось крупными каплями пота, но руки твердо лежали на руле.

— Господи! Ты ранен?!

Джереми оскалился в жуткой пародии на улыбку.

— Ерунда, пап. Это просто царапина.

* * *

— …На парковке позади брошенного офисного здания мы обнаружили тело патрульного из полицейского управления Саванны и его автомобиль. В него стреляли дважды; первая пуля попала в живот, вторая… — Такер покосился на Амелию, сидевшую рядом с Доусоном на коротком диванчике в приемном покое городской больницы. — В общем, вторая пуля оказалась смертельной, — закончил детектив, решив опустить травмирующие подробности. Амелия, однако, все равно поморщилась. Доусон никак не отреагировал. Он был слишком потрясен тем, что случилось с Хедли, и еще не успел полностью прийти в себя.

Детектив Уиллс, сидевший рядом с Такером, слегка откашлялся. При этом его выступающий кадык заходил под кожей вверх и вниз, и Доусон подумал, что он чем-то похож на старую черепаху: маленькая голова и тощая, морщинистая шея, которая торчит из слишком широкого воротника рубашки.

Подобные отвлеченные мысли были единственным способом выдержать колоссальное напряжение и остаться в здравом рассудке. Если бы Доусон начал думать о том, что случилось — о том, что пока он сидит здесь, Хедли, умирает в палате, — он бы точно сошел с ума: что-нибудь сломал или кого-нибудь убил.

Доусон и без того балансировал на грани помешательства — перейти эту грань ему мешало только то, что, когда вызванная кем-то «Скорая» примчалась к зданию тюремной канцелярии, Хедли был еще жив. Иногда Доусон думал, что крестный умер по пути в больницу или на операционном столе и что никто из врачей просто не осмелился сказать ему об этом. Он гнал от себя эти мысли, но они упорно возвращались. Доусон знал, что такое возможно, тем более что оба детектива держали себя с ним так, словно не доверяли его внешнему спокойствию и каждую минуту ожидали взрыва неконтролируемой ярости.

Уиллс снова откашлялся.

— Вы были правы, когда указали направление, откуда велся огонь…

— Я не зря провел девять месяцев в Афганистане, — резко ответил Доусон.

— В общем, благодаря вам мы знали, откуда следует начать поиски злоумышленников. Они заняли позицию на крыше заброшенного офисного здания.

— Они? — Доусон пристально уставился на помощника шерифа.

— На крыше мы нашли следы двух пар ботинок. И отпечатки на ручке входной двери. Они принадлежат Джереми Вессону. Это мы уже установили.

— Значит, с ним был Карл, — уверенно сказал Доусон. — Карл Уингерт.

— Этого мы не знаем, — возразил Такер.

— Зато я знаю! — Доусон крепко сжал кулаки. — Карл давно хотел поквитаться с Хедли!

После довольно-таки напряженной паузы Уиллс чуть заметно кивнул:

— Мы не знаем, кто из двоих нажал на спусковой крючок, но…

— Конечно, это был Джереми! — перебил Доусон. — Ведь он — снайпер-профессионал.

Уиллс кивнул.

— С этой позиции, имея в своем распоряжении современную винтовку с мощной оптикой, подготовленный стрелок, разумеется, мог бы… — Он оборвал себя на полуслове, решив не развивать мысль дальше в присутствии Амелии. Вместо этого Уиллс заговорил о другом: — Отпечатки, которые мы нашли…

— С их стороны это не было небрежностью или ошибкой, — снова перебил Доусон. — Просто им было наплевать, если кто-то вдруг узнает, что это были именно они. Карл, я думаю, даже хотел, чтобы убийство… чтобы покушение на жизнь Хедли приписали ему.

— Черт побери, Доусон, — вмешался Такер, — вы делаете умозаключения, которые…

Тут младший детектив довольно сильно толкнул напарника локтем, чтобы тот заткнулся. Будучи достаточно опытным полицейским, Уиллс прекрасно понимал, что сейчас любого неосторожного слова может оказаться достаточно, чтобы журналист взорвался, как пятисоткилограммовая бомба. Дергать спящего тигра за хвост Уиллс всегда считал как минимум неблагоразумным.

Выждав еще пару секунд, он продолжил:

— Погибший патрульный дежурил в заброшенной промышленной зоне, так как в последнее время там участились случаи вандализма. Вероятно, он застал преступников в тот момент, когда они собирались, так сказать, сделать ноги… — Уиллс слегка пожал костлявыми плечами. — Его рации мы так и не нашли. Это объясняет, как преступникам удалось уйти. Вероятно, они слушали переговоры на полицейской волне и выбирали безопасные пути отхода.

— Кроме того, мы понятия не имели, какую машину искать, — снова вмешался Такер. — Автомобиль, который Берни, то есть Карл, бросил на стоянке, все еще находится на прежнем месте.

Доусон наградил старшего детектива презрительным взглядом.

— Так вы наконец убедились, что Берни и Карл — одно и то же лицо? Мои поздравления, детектив. Вы делаете успехи!

К счастью, Такеру хватило соображения изобразить смущение, да и Амелия успела взять Доусона под локоть. Это помешало последнему броситься на детектива, который посмел усомниться в опыте и знаниях Хедли. Доусон, правда, все же произнес в адрес Такера несколько нелестных слов, но слышала их только Амелия.

Некоторое время назад Доусон пытался убедить ее вернуться на берег, к детям. Он знал, что там она будет в безопасности, однако ей не хотелось оставлять его одного, и в глубине души Доусон был этому рад. За последние часы он окончательно убедился, что не ошибся, когда утверждал, что у Амелии есть прочный внутренний стержень, который не позволяет ей склоняться перед обстоятельствами, какими бы тяжкими они ни были. Глядя на нее сейчас, Доусон и сам чувствовал себя сильнее. Пока она была рядом, он мог с легкостью выдержать все, что бы ни выпало на его долю в ближайшее время.

Амелия все же потратила минут пятнадцать, чтобы побеседовать по телефону с полицейскими, которые на протяжение всего дня присматривали за ее детьми. Как только выдалась минутка, она сообщила Доусону, что Хантер и Грант провели день в играх и забавах, а вскоре после ужина (на ужин была пицца — на большее полицейским просто не хватило воображения, но тут она была сама виновата, так как не оставила им готового обеда и никаких инструкций, ибо планировала вернуться раньше) счастливые и усталые отправились спать. Что не помешало им поинтересоваться, приедет ли «дядя Доусон», чтобы почитать им на ночь.

Полицейский, с которым разговаривала Амелия, также заверил ее, что дети нисколько не встревожены и даже не обратили внимания на охрану коттеджа, которая с наступлением вечера была удвоена по личному распоряжению Кнуца.

В целом этот разговор успокоил Амелию. Окончательно убедившись, что детям обеспечены должный уход и безопасность, она решила остаться в Саванне и поддержать Доусона. Журналист готов был разнести по камешку и здание Шерифской службы, и больницу. Она была уверена, что Доусон сумеет взять себя в руки, как только получит более или менее достоверные и полные сведения о состоянии здоровья Хедли. Правда, Доусон несколько раз говорил ей, что больше всего на свете боится, что его крестный может умереть, но Амелия отлично понимала, что на самом деле Доусона страшит неизвестность.

Что ж, ее она тоже пугала, и ничего удивительного тут не было.

Несколько раз Амелия пыталась поблагодарить Доусона за то, что он спас ей жизнь, но сделать это как следует ей каждый раз мешали подступающие эмоции. Тот, впрочем, все понял без лишних слов и ответил, что ей вовсе не нужно его благодарить и что он прекрасно понимает ее чувства.

Так ли было на самом деле? Амелия не знала. Зато она действительно понимала его состояние и его мысли. И когда страх за жизнь Хедли заставлял Доусона впадать в подавленное, угрюмое молчание, Амелия даже не пыталась утешить его пустыми словами и обещаниями. Вместо этого она делала все, чтобы выразить ему свое сочувствие взглядом, жестами, иногда прикосновениями. Каждый раз, когда Доусону хотелось что-то сказать, она слушала его так внимательно, словно впитывала сердцем каждое его слово, и он был тронут и благодарен ей за это.

Между тем из-за очевидной неприязни между Такером и Доусоном обязанность сообщить Амелии и журналисту последние новости взял на себя детектив Уиллс.

— В настоящее время, — сказал он, — все сомнения отброшены, настала пора решительных действий. Полиция Саванны совершенно официально разыскивает двух живых преступников: Карла Уингерта и Джереми Вессона. И не только Саванны… К розыскам привлечены правоохранительные агентства всех пяти прибрежных штатов. Операцию по поиску и нейтрализации Карла и Джереми возглавил Сесил Кнуц, и надо сказать, что он успел сделать очень многое. Служба береговой охраны выделила несколько вертолетов, которые уже сейчас патрулируют побережья. Завтра утром полицейские катера начнут прочесывать прибрежные реки и каналы. В район вызваны несколько опытных полицейских кинологов с собаками. Служба федеральных маршалов, полиция штатов, дорожная полиция — все правоохранительные подразделения действуют в усиленном режиме, так что уйти преступникам будет трудновато… — Тут Уиллс вздохнул и несколько раз дернул себя за мочку уха. — Но не все так гладко, как хотелось бы. Проблема заключается в том, — продолжил он после небольшой паузы, — что нам приходится контролировать слишком большую территорию. Мы даже не решили, откуда нам следует начать поиски. Когда Джереми Вессон был оштрафован за превышение скорости, он, по-видимому, предъявил поддельную водительскую лицензию. Во всяком случае, Отдел транспортных средств Южной Каролины никогда не выписывал штраф человеку с таким номером карточки социального страхования, как у Джереми. Никакие его родственники, которые проживали бы в заданном районе, нам тоже неизвестны — за исключением, естественно, мисс Нулан. Его старых знакомых по армейской службе мы уже опросили, но…

— С ними он выйдет на связь в последнюю очередь, — хмуро заметил Доусон. — Если вообще будет необходимость в контакте…

— Мы тоже так считали, но проверить все равно пришлось. Кроме того, как сказал Такер, мы не знаем ни марки, ни модели автомобиля, на котором они скрылись с места покушения.

— А как насчет следов покрышек?

— К сожалению, на парковке за офисным центром не осталось пригодных для идентификации следов. Ближайшие здания тоже не обжиты, так что никаких свидетелей мы не нашли и вряд ли найдем.

— А камеры видеонаблюдения?

— Их там почти не осталось, а те, что остались — отключены. Этот район был полностью заброшен, после того как там прекратилась всякая деловая активность.

— Но ведь на шоссе есть полицейские камеры, — не сдавался Доусон.

— Мы их проверили, но большинство фиксируют только номер машины, а не лицо водителя.

— А специальные видеокамеры безопасности на мостах? Те, которые ведут непрерывную съемку?

— Мы их проверяем, но это очень большая работа. На мостах очень интенсивное движение, машин много… Такая проверка потребует много времени.

Повисла долгая пауза, которую нарушил детектив Такер, спросивший Амелию, не сохранились ли у нее дубликаты кредитных карточек Джереми.

— У меня уже давно нет дубликатов, — ответила она. — Как только мы стали жить раздельно, каждый из нас открыл свой личный банковский счет.

Такер пожал плечами:

— Мы просто надеялись, что он воспользуется банкоматом или совершит какую-то покупку.

— Карл не настолько глуп, чтобы оставлять подобные следы! — резко заметил Доусон, и на этот раз Такер не сумел скрыть обиду.

— Вообще-то мы работаем, господин журналист… и делаем все, что можем.

— Это-то меня и беспокоит, — фыркнул Доусон. — Если бы вы с самого начала слушали, что говорит Хедли…

— В таком случае прошу простить меня за то, что я не счел возможным положиться на слова человека, который сорок лет впустую гонялся за Карлом Уингертом.

Доусон вскочил и даже протянул руки, словно собираясь вцепиться детективу в горло. Этим, наверное, дело и кончилось бы, если бы Амелия, ухватившись за край его рубашки, с силой не потянула Доусона назад. Потеряв равновесие, журналист с размаху упал обратно на диван. Он, правда, тут же попытался снова подняться, но в этот момент дверь комнаты ожидания отворилась, и на пороге появилась Ева Хедли.

— Ева!.. — Доусон все-таки поднялся и, оттолкнув детективов плечом, шагнул к ней навстречу. Крепко обняв крестную обеими руками, он зарылся лицом в ее седые волосы и прошептал: — Как хорошо, что ты приехала, Ева!.. Мы не должны его потерять! Просто не должны — и все!

Он долго обнимал ее, а она плакала, уткнувшись ему в грудь. К счастью, Ева обладала достаточно сильным характером и сумела взять себя в руки. Отстранив Доусона, она вытерла слезы и оглядела присутствующих.

— Полисмен, который встречал меня в аэропорту, сказал, что операция все еще продолжается. Это так?

Доусон посмотрел на часы.

— Его отвезли в операционную примерно три часа назад. С тех пор — никаких известий…

— Ты видел его перед тем, как его повезли на операцию?

Доусон покачал головой.

— Когда нам с Амелией разрешили уехать с места… с места покушения, его уже готовили к хирургическому вмешательству. — Обернувшись, он взял Амелию за руку и представил Еве.

— Поверьте, миссис Хедли, я от души вам сочувствую, — проговорила Амелия, прикусив нижнюю губу, чтобы она не дрожала. — Простите. Мне очень жаль, правда…

Ева мягко пожала ее свободную руку.

— Ты ни в чем не виновата.

— Но… мистер Хедли пытался поймать преступника, который собирался причинить вред мне и моей семье.

— Ну что ты, милая… Гэри начал гоняться за Карлом Уингертом еще до того, как ты появилась на свет.

Амелия слабо улыбнулась в ответ и жестом предложила Еве присесть. Когда та опустилась на диван, она спросила, не нужно ли ей что-нибудь, но Ева покачала головой и только похлопала ладонью по сиденью рядом с собой. Амелия села, и они о чем-то заговорили вполголоса.

Тем временем Уиллс сказал:

— Мы будем держать вас в курсе, мистер Скотт.

— Очень на это надеюсь.

— Мы тоже сожалеем, что агент Хедли… пострадал.

— Спасибо, — коротко ответил Доусон. На этот раз он обошелся без колкостей — детективы, в том числе Такер, сочувствуют ему и Хедли совершенно искренне, и он поблагодарил их еще раз, чуть более сердечно и тепло.

Потом детективы ушли. Видя, что Ева и Амелия продолжают о чем-то серьезно беседовать, Доусон вышел в коридор и, не обращая внимания на знаки и надписи, запрещавшие использование мобильных телефонов, набрал знакомый номер.

— Привет, Гленда… Нет, пока никаких новостей. Он все еще в операционной. А у тебя есть что-нибудь?..

Когда через пять минут Доусон дал отбой, то увидел высокого, жилистого человека в зеленом хирургическом халате, который только что вышел из двойной стеклянной двери в конце коридора. По-видимому, это был хирург или один из его ассистентов.

— Родственники мистера Хедли здесь? — спросил врач.

Доусон почувствовал, как его горло перехватило внезапной судорогой, но он все же умудрился кивнуть в направлении комнаты ожидания. Хирург направился туда, и Доусон поспешил следом, хотя ноги у него подгибались от страха и волнения. На пороге комнаты он постарался опередить врача, чтобы стоять рядом с Евой, когда тот объявит новости — какими бы они ни были.

— Прошу простить за ожидание, — сказал врач после того, как назвал свое имя и фамилию, — но мы очень не хотели спешить, чтобы не причинить мистеру Хедли еще больший вред и не повредить прилегающие к ране ткани и нервы. Пулю мы извлекли, сейчас мистер Хедли находится в послеоперационной палате… Нет, к нему пока нельзя, он еще не пришел в себя после наркоза. Опасность еще не миновала полностью, но для человека, который получил пулю между лопаткой и позвоночником, мистер Хедли отделался сравнительно легко. Состояние оценивается как тяжелое. Но думаю, в конце концов он поправится.

* * *

Хирург долго и подробно рассказывал о характере полученной Хедли раны и о мерах, которые потребовались, чтобы извлечь винтовочную пулю, однако его слова почти не доходили до сознания слушателей. Ева и Доусон поняли только одно: как только спадет опухоль травмированных тканей, вызванный ею частичный паралич плечевого пояса и верхних конечностей пройдет и раненый полностью восстановит двигательную способность.

Амелия тоже была рада слышать эти новости. Она понимала, что испытываемое ею облегчение не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуют Ева и Доусон, однако оно все же было значительным. Если бы Хедли умер, Амелия вряд ли сумела бы отнестись к этому спокойно, хотя Ева и пыталась убедить ее, что в случившемся она нисколько не виновата.

Радость, которую разделяли все трое, заставила их крепко обняться. Они то плакали, то смеялись и без конца благодарили врача за то, что он сделал. Наконец Доусон взял себя в руки. Точнее, он прибег к чисто мужскому способу справляться с событиями, вызывающими глубокие эмоциональные переживания, а именно — притворился, будто держит события под контролем и не позволяет им влиять на собственные мысли и поступки.

— Я знал, что он выживет, — заявил Доусон. — Хедли слишком упрям, чтобы погибнуть от какой-то дурацкой пули. Кроме того, я сомневаюсь, что крестный мог бы умереть, не прочтя мне предварительно последнюю лекцию о том, что я должен делать и как себя вести в его отсутствие.

Ева улыбнулась его словам, хотя — как и Амелия — видела его насквозь: за показной бравадой скрываются колоссальное облегчение и нежность к человеку, заменившему ему отца и ставшему ему самым близким другом. Она ничего не стала говорить, предоставив Доусону справляться с эмоциями так, как он считает нужным. Достав мобильный телефон, Ева позвонила в Лондон дочери, которая не спала, ожидая новостей об отце.

Примерно через полчаса пришедшая медсестра сказала Еве, что она может навестить своего раненого супруга в послеоперационном покое. Доусон официально родственником не считался, но Ева настояла, чтобы ему разрешили пойти с ней. Он не хотел оставлять Амелию в комнате ожидания одну, и сестра провела всех троих в палату, где в отгороженном ширмами углу стояла койка Хедли. Вокруг громоздилось самое разное медицинское оборудование, от которого к телу раненого тянулись разноцветные провода, шланги и трубочки. Хедли был в сознании; услышав, что кто-то вошел, он открыл глаза и, увидев Еву, проговорил ворчливо, хотя и несколько невнятно:

— А ты-то здесь откуда взялась?

Ева бережно взяла его за руку и, с трудом сдерживая слезы, поцеловала в лоб.

— Мне позвонили и сказали, что ты был настолько глуп, что подставился под пулю, — ответила она ему в тон. — Я проверила свое расписание, и оказалось, что как раз на сегодня у меня не запланировано никаких важных дел. И вот я здесь. Ты рад?

Глаза Хедли как-то подозрительно блеснули — в палате было не слишком светло, так что Доусон мог и ошибиться.

— Я-то рад, но если ты привезла с собой «Виагру» — можешь спустить ее в унитаз. Все равно я не могу даже рукой пошевелить.

Ева негромко рассмеялась.

— Врач сказал, что паралич скоро пройдет.

Слегка расфокусированный взгляд Хедли переместился на Доусона.

— Она врет?

— Нет. Так что с «Виагрой» я бы торопиться не стал. Скоро она тебе понадобится.

— Прекратите вы, оба!.. — воскликнула Ева, притворяясь возмущенной. — Что подумает о нас Амелия?!

Хедли посмотрел на молодую женщину. Мышцы шеи его не слушались, двигались только глаза, и Амелия подумала, что он, наверное, очень страдает от боли. Впрочем, она почти сразу сообразила, что ему наверняка сделали обезболивающий укол, и у нее немного отлегло от сердца.

Слегка запинаясь, Амелия произнесла несколько сочувственных фраз.

— Пустяки! — отозвался Хедли. Голос его звучал слабо, но интонации были прежние, боевые. — Я очень рад, что твой бывший муженек выстрелил в меня, а не в тебя.

— В нее он тоже стрелял, — сообщил Доусон. — Но промахнулся.

— Проклятье! — Хедли ненадолго прикрыл глаза.

— Доусон меня вовремя толкнул, — пояснила Амелия. — Он спас мне жизнь.

— Надеюсь, его схватили? — спросил Хедли, не открывая глаз.

— Только не надо сейчас говорит о делах, Гэри! — упрекнула его Ева, но старый агент не обратил на ее слова никакого внимания. С явным усилием разлепив веки, он пристально посмотрел на Доусона.

— Нет, — нехотя признался он. — Джереми все еще на свободе. Кстати, Такер утверждает, что на крыше был еще один человек. Он склонен считать, что это был Карл. Кажется, местные копы наконец-то поверили в его существование, а также в то, что он тесно связан с воскресшим из мертвых снайпером. Связан в том числе и родственными отношениями.

— Проклятье!.. — повторил Хедли. — Упустить такой шанс! Вы могли схватить сразу обоих.

— Еще одно слово о работе, Гэри, и я немедленно отсюда уезжаю! — решительно вмешалась Ева. — Клянусь, я так и сделаю!

Никто ей не поверил. С трудом улыбнувшись жене, Хедли сказал слабым голосом:

— Я чертовски рад, Ева, что в твоем плотном деловом расписании нашлось это небольшое «окошко» для меня. Если бы ты знала, как мне хочется тебя обнять!

При этих словах Доусон покосился на полупрозрачные ширмы-экраны, отгораживавшие койку Хедли от остальной комнаты и создававшие иллюзию некоторого уединения.

— Ладно, поправляйся скорее, — грубовато сказал он. — Мы с Амелией, пожалуй, пойдем, чтобы вы могли немного побыть вдвоем. А то нас, наверное, скоро всех отсюда прогонят.

— Куда это ты заторопился? — с подозрением осведомился Хедли.

— Никуда. Я просто сказал.

— Ты не крути, говори, в чем дело, — прищурился тот.

— Ну ладно, если тебе так нужно знать — я здорово проголодался. Целый день ничего не ел, кроме утренних пончиков, и все это по твоей милости. Теперь мне надо немного подкрепиться.

— Ну извини. Не хотел причинять тебе неудобства.

При этих словах Доусон посмотрел на Еву и подмигнул.

— Вот, он снова начинает ворчать. Это добрый знак. Теперь он точно поправится. — Он перевел взгляд на Хедли, и выражение его лица снова стало серьезным. — А если честно, ты здорово меня напугал, старина… Нас всех напугал. — Стараясь не потревожить капельницу, прикрепленную пластырем к сгибу локтя Хедли, Доусон взял его за руку и несильно пожал. — Выздоравливай скорее, и не ссорься с медсестрами. Побольше отдыхай, о’кей? Ты нам очень нужен.

Двое мужчин обменялись долгим, пристальным взглядом, все значение которого Амелия так и не смогла расшифровать. Доусон бережно опустил руку Хедли на покрывало и, приподняв пластиковую занавеску, махнул рукой Амелии.

— До встречи, старина!

Когда они вышли из палаты, Доусон огляделся и быстро прошел в самый конец больничного коридора.

— Сюда, — коротко сказал он, открывая дверь, ведущую на лестницу. Когда оба оказались на лестничной площадке, Доусон плотно закрыл дверь и с облегчением выдохнул.

— Старого лиса так просто не проведешь, — заметил он, качая головой.

— Он понял, что ты вовсе не голоден? — уточнила Амелия.

— Он понял, что это не основная причина, — поправил Доусон.

— В чем же тогда дело?

— Через пару минут мне нужно встретиться с Такером и Уиллсом. Они, наверное, уже ждут меня внизу.

— Зачем?

— Гленда по моей просьбе провела кое-какие исследования в Сети и, похоже, сумела накопать кое-что любопытное — такое, о чем нашим детективам следует знать.

— Кое-что любопытное? — переспросила Амелия. — Что же?

Доусон покачал головой.

— Я не слишком высоко ценю умственные способности этой парочки, в особенности Такера, но эту информацию я должен сообщить сначала им, а уж потом…

— Речь, вероятно, идет о «лесном домике», о котором говорил тебе Стронг?

Доусон только посмотрел на нее и снова покачал головой.

— Ты не хочешь поделиться со мной даже такой малостью? — удивилась Амелия. — А я-то думала, мы с тобой друзья… — Его молчание разочаровало ее неожиданно глубоко. Можно было подумать, Доусон ей не доверяет. Чего же он боится? Что она каким-то образом сообщит новости своему бывшему мужу? Или попытается опередить его и опубликовать эту информацию в газетах? Но ведь это же просто глупо, сердито подумала Амелия. Глупо и… нелепо.

И она отвернулас, стараясь не смотреть в его страдающие глаза.

— Я так и думал, что ты не поймешь, — проговорил Доусон после довольно продолжительной паузы.

— Ты прав, я… не понимаю.

— Но мне казалось…

Он бережно взял ее двумя пальцами за подбородок и заставил приподнять голову. Взглянув в его глаза, она увидела все, что хотела узнать, и даже больше.

— Тебе казалось правильно, — сказал он тихо. — Я… мы…

Его рука властно легла на ее затылок, а губы прижались к губам. Их поцелуй был таким же глубоким и страстным, как первый, и Амелия почувствовала, что кровь горячей волной разбежалась по всем уголкам ее тела. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Амелия обеими руками вцепилась в ворот его рубашки и приподнялась на цыпочки, а Доусон положил вторую руку ей на поясницу и плотнее прижал к себе.

Сколько продолжался этот горячий, бесконечно чувственный поцелуй, она не могла бы сказать. Скорее всего, он был совсем не долгим — во всяком случае, когда Доусон разжал свои объятия и слегка отстранился, ей показалось, что все закончилось очень быстро. Слишком быстро… От неожиданности она даже слегка пошатнулась и была вынуждена опереться спиной о стену. Когда Амелия окончательно опомнилась, Доусон уже успел спуститься на пару пролетов лестницы. На площадке он повернул и пропал из вида. На нее он так и не оглянулся.

Амелия еще несколько минут стояла, опираясь на стену и прижимая кончики пальцев к губам, в которых еще ощущались жар и покалывание. Она пыталась разобраться, что же только что между ними произошло. Воспроизводя в памяти недавнюю сцену, она вдруг сообразила, что они так и не сказали друг другу ни слова.

Что же осталось недосказанным и о чем они оба так упорно молчали?

Постояв еще пару минут, она покинула лестничную площадку и вернулась в коридор. Там она увидела Еву, которая о чем-то беседовала с сиделкой. Заметив Амелию, Ева закончила разговор и подошла к ней.

— Я просила по возможности увеличить Гэри дозу успокоительного. Он не хочет его принимать, а между тем…

— У него сильные боли?

— Нет. Просто он слишком возбужден, а ему это не полезно. Доусон пошел в буфет?

Внезапная перемена темы застала Амелию врасплох.

— Нет, — ответила она после секундной заминки. — Он сказал, что должен встретиться внизу с местными детективами. Женщина, которая работает в его журнале, нашла что-то… Что случилось? — спросила Амелия, заметив проступившее на лице Евы недоуменное выражение. — Что-нибудь не так?

— С детективами, которые были с нами в комнате ожидания? С мистером Такером и мистером, э-э-э… Уиллсом? — уточнила Ева.

— Да. А что?

— Я только что видела их в холле. Они беседовали с хирургом — что-то насчет предполагаемой траектории пули… Я в этом почти ничего не понимаю.

Амелия несколько секунд смотрела на Еву. Охваченная страшным предчувствием, она была не в силах выдавить ни звука. Потом она сорвалась с места и нетвердой рысцой побежала в том направлении, куда указывала Ева. Едва свернув за угол, она увидела врача и обоих полицейских, что-то оживленно обсуждавших. Уиллс заметил ее первым.

— Что с вами, мисс Нулан? — спросил он. — Что-нибудь случилось?

— А где Д-д-д… Доусон?

— Мистер Скотт? А разве он не с вами?

— Вы не встречались с ним внизу несколько минут назад? Он собирался сообщить вам какие-то важные сведения, которые Гленда нашла в… — По растерянному выражению на лицах Уиллса и Такера Амелия сразу поняла, что они понятия не имеют ни о какой встрече. Обернувшись к Еве, которая подошла сзади, она выпалила:

— Он мне солгал!

Ева покачала головой:

— Он лгал всем нам. И Гэри это понял.

ДНЕВНИК ФЛОРЫ ШТИММЕЛЬ

22 февраля 2007 г.

Я очень, очень, очень рада! Рада и счастлива! Джереми стал отцом! Маленький Хантер Эндрю Вессон (я, правда, думаю о нем как об Уингерте) появился на свет сегодня утром в четыре часа с минутами. Карл, разумеется, не запомнил точного времени — мужчины никогда не запоминают подобных вещей. Зато он сказал мне, что малыш весит семь фунтов и три унции[37]. Это очень, очень хорошо. Значит, он будет расти крепким и здоровеньким. К сожалению, я не могла взвесить новорожденного Джереми, но думаю, что он вряд ли весил меньше.

Джереми сам позвонил Карлу, чтобы сообщить новости. Вообще-то он не должен был этого делать без крайней необходимости. Звонить можно только в особых случаях — например, если кто-нибудь узнал про нашу хижину в лесу (Карл, например, очень боится, что о ней пронюхает отец Амелии, которого он называет старым хитрым сукиным сыном). Вот почему Карл почти сразу бросил трубку, но за ту минуту, что продолжался разговор, Джереми успел ему сообщить и рост, и вес, и время рождения малыша, и то, что Амелии пришлось делать кесарево. Но сейчас все хорошо, и мама, и малыш в полном порядке.

Карл, кажется, тоже доволен. Во всяком случае он сказал мне, что может быть — только МОЖЕТ БЫТЬ — он возьмет меня с собой, когда поедет в больницу. Нам, конечно, придется притвориться, будто мы приехали к кому-нибудь еще, да и ребенка нам, естественно, не дадут. Придется любоваться на него через стекло детского отделения, но это ничего! Я все равно жду этого с нетерпением, ведь это мой первый и единственный (пока, я надеюсь) внук!

Впрочем, я догадываюсь, что мои надежды вряд ли осуществятся. Карл не позволил мне поехать к Джереми ни на школьный выпускной, ни на окончание колледжа. Только раз я видела его в парадной форме морского пехотинца, когда он стоял в почетном карауле у знамени во время какого-то футбольного матча, да и то издалека. Карл сказал, что на футбол мы можем поехать, поскольку находиться в самой гуще пьяной, орущей толпы для нас вполне безопасно, но я-то, конечно, смотрела не на игру, а на Джереми.

О том, чтобы поехать к Джереми на свадьбу, я даже не мечтала — мне с самого начала было ясно, что Карл об этом даже слушать не захочет. Правда, мы могли бы припарковать машину напротив церкви, чтобы увидеть, как новобрачные выходят, но когда я только заикнулась об этом Карлу, он пнул меня ногой и сказал, что у меня на старости лет началось разжижение мозгов. Он был уверен, что на свадьбе дочери конгрессмена будет полным-полно легавых в штатском, которые нас мигом засекут — а я действительно об этом не подумала. Наверное, мои мозги действительно превратились в жидкое дерьмо.

Ха-ха-ха!.. Наверное, это смешно. А самое смешное заключается в том, что мои собственные отец и мать всегда мне так и говорили: мол, у тебя дерьмо вместо мозгов — и точка! Когда я подумала о сыночке Джереми, то снова о них вспомнила. Сегодня они стали прадедом и прабабкой — если живы, конечно, в чем я сомневаюсь. Если мама и отец еще живы, то теперь они, конечно, уже совсем старенькие.

За прошедшие годы я не раз спрашивала себя, следят ли они за моей жизнью. В самом деле, было бы забавно, если бы, пойдя, скажем, на почту, они увидели там полицейское объявление о розыске с моей фотографией. Интересно, гордились бы они тем, что я стала знаменитой, пусть даже я — знаменитая преступница, или папа просто покачал бы головой и проворчал: «Дерьмо вместо мозгов — и точка!»? Он всегда так говорил, если я совершала глупость или занималась чем-то, что ему казалось пустой тратой времени.

Я часто думаю, что я бы, наверное, не убежала из дома так рано, если бы они были ко мне чуточку добрее и не унижали меня, что бы я ни сделала. Мне и Карл-то понравился только потому, что с ним я чувствовала себя человеком, а вовсе не никчемной неумехой, уродиной и дурой. С ним я казалась себе гораздо умнее и красивее, чем в семье. Мне казалось — Карл меня уважает и ценит.

Конечно, это было давно. Теперь-то Карл знает, что я не так уж умна. Кроме того, мы все время от кого-то скрывались, жили в постоянном напряжении, переезжали из города в город (бывало, мы и двух недель не оставались на одном и том же месте). Из-за этого моя прежняя красота поблекла, ведь я не мога заботиться о себе как следует, и теперь Карл любит меня уже не так сильно.

Боже милостивый, ну откуда что берется?! Ведь я собиралась написать о свадьбе Джереми. Я так на нее и не попала — даже одним глазком не посмотрела на то, как Джереми выходит из церкви с молодой женой. Зато потом Карл принес мне газету со статьей, где все было очень подробно расписано, и я перечитывала ее снова и снова. Судя по этому описанию, свадебный прием был просто роскошным. Совсем как в сказке о принце и принцессе, а может, и еще лучше. Достаточно сказать, что на приеме играл настоящий, живой оркестр и все танцевали. Еще там было ужасно много красивых женщин, но Амелия выглядела лучше всех (в газете была ее фотография).

Правда, я уже тогда знала, что Амелия стала женой Джереми не случайно. У Карла был свой план, в котором ей предстояло сыграть важную роль (именно поэтому он так тщательно подбирал и обдумывал ее кандидатуру). Все равно мне кажется, что Джереми совсем не трудно быть мужем такой прелестной штучки, пусть он ее и не любит. Кроме того, он говорит, что она хорошо о нем заботится.

Порой мне кажется, что Джереми сам не заметил, как немножко влюбился в Амелию. Как-то раз, когда он навещал нас в нашей хижине, они с Карлом даже немного поссорились. Я сама слышала, как он выговаривал нашему сыну, мол, он ведет себя как классический влюбленный дурак, и от него только и слышно: Амелия то, Амелия сё… «Запомни, Джереми, — сказал ему Карл, — ваш брак — это вовсе не союз двух любящих сердец, как ты, наверное, вообразил. Это нечто совсем другое, и ты не должен забывать об этом ни на секунду!»

Думаю, что Джереми все равно забывает. Во всяком случае, он часто говорит об Амелии так, словно действительно ее любит. Например, когда Джереми в последний раз приезжал к нам сюда, он рассказывал о пикнике, который они устроили. Точнее, это Амелия устроила ему пикник в качестве подарка к годовщине их свадьбы. Она сама пожарила цыпленка и уложила в большую корзину для пикника (я видела такие в кино). В самый разгар пикника началась гроза, дождь лил как из ведра, но Джереми сказал — ливень ничего не испортил, потому что они не стали возвращаться домой, а только добежали до своей машины и съели цыпленка там.

Когда Джереми рассказывал эту историю, она звучала довольно смешно, но Карл не смеялся, нет! Напротив, он напомнил Джереми, что его жена — только часть их большого и важного плана и что лучше бы ему относиться к ней соответственно, если он не хочет в решающий момент все испортить.

После этого Джереми перестал смеяться и стал каким-то печальным. Я думаю — жена нравится ему гораздо больше, чем он готов показать отцу. Но у Карла есть… забыла, как это называется? Влияние, вот! Он пользуется таким сильным влиянием на Джереми, что тот готов для него на все, пусть даже к чему-то у него и не лежит сердце.

Хотела бы я знать, как он на самом деле относится к своему ребенку? Не что он говорит Карлу или мне, а что он чувствует? Сама я даже не знаю, чего бы мне хотелось больше — чтобы он любил своего новорожденного сына или чтобы был к нему безразличен.

Если Джереми любит малыша, ему будет очень трудно довести до конца их с Карлом план и оставить ребенка с Амелией. Я-то знаю, как это бывает… Когда кто-то или что-то разлучает тебя с твоим ребенком, ты чувствуешь себя так, словно у тебя вырвали половину сердца. Именно так я жила много-много лет, но… не знаю. Может, у мужчин все иначе? Надеюсь — хочу надеяться! — что иначе, потому что боль, которую в свое время испытала я, слишком сильна. Такого не пожелаешь и злейшему врагу — что уж говорить о своем собственном сыне?

А теперь у меня новая причина для беспокойства: Авганистан (не знаю точно, как пишется это слово). Джереми скоро отправляется туда, и я вижу — он рад снова вернуться на войну. Он прошел Ирак, но не получил ни единой царапины, хотя я видела по телевизору, как там опасно (эти бешеные арабы бросаются на наших мальчиков так, словно те отняли у них самое дорогое и не хотят отдавать). Слава богу, он вернулся домой целым и невредимым, и я была очень рада. Мне опять придется переживать за него — как он там, мой Джереми? Карл издевается и смеется над моими страхами. Он говорит, что Джереми его плоть и кровь — крутой парень и прирожденный убийца, который не испугается грязных талибов и не даст им себя подстрелить. Но я все равно волнуюсь. А то, что говорит мне Карл, я стараюсь не принимать близко к сердцу. По идее, я должна радоваться, что Джереми умеет о себе позаботиться. Но мне не слишком приятно думать, что мой сын, мой маленький малыш, умеет убивать с такой же легкостью и хладнокровием, что и его отец (правда, справедливости ради надо сказать, что за последние несколько лет Карл никого не убил, ни единого человека!).

Хотела бы я знать, каким вырастет маленький Хантер? Расскажет ли ему кто-нибудь обо мне? Назовет ли ему мое имя? Мне бы так хотелось подержать его на руках, прижать к груди… Неужели я прошу слишком многого? Наверное — да. Я знаю: этого никогда не случится.

Глава 23

Как и большинство людей, Доусон редко колебался, когда обстоятельства вынуждали его солгать. Как и большинство людей, он считал свою ложь вполне невинной — не обманом как таковым, а лишь средством, с помощью которого можно быстро и с наименьшими потерями добиться желаемого и при этом доставить меньше неприятных минут тому, кому эта ложь адресована. Как следствие, лживые слова легко слетали с его губ, почти не отягощая совести.

Страницы: «« ... 1718192021222324 »»

Читать бесплатно другие книги:

Государственные и муниципальные финансы. Шпаргалка...
Анализ финансовой отчетности. Шпаргалка...
Бюджетная система России. Шпаргалка...
Раньше Полина никогда не попадала в сомнительные ситуации! Но с тех пор как она пришла домой к своей...
Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – самый скандальный, самый противоречивый, самый несчастный и самый ...
Нет более опасной профессии, чем путешествие во времени, – незваный гость из будущего рискует не тол...