Влюбленные Браун Сандра
— Я понимаю. — Хедли кивнул. — Но твой бывший муженек оказался на редкость хитрой и изобретательной сволочью. В течение многих месяцев он успешно имитировал собственную смерть. Не удивлюсь, если выяснится, что в течение всего этого срока он незаметно следил за тобой изо дня в день, а ты ничего не замечала. Джереми Вессон хочет вернуть себе детей, и ради этого…
— Этого вы не знаете!
— Верно, не знаю, но я могу предполагать. Должна же быть какая-то причина, по которой он до сих пор остается в Джорджии, хотя для него это — дополнительный риск. Должна быть какая-то причина, которая заставила его убить совершенно незнакомую ему женщину. Объяснение, на мой взгляд, может быть, только одно: он хочет избавиться от тебя, потому что именно ты стоишь между ним и его детьми.
Это были жестокие слова, и Амелия невольно бросила взгляд на Доусона в поисках поддержки, но он только мрачно кивнул.
— Мое мнение тебе известно, — тихо сказал он.
Доусон действительно говорил ей что-то подобное, но тогда она отнеслась к его догадкам как к… к вымыслу журналиста, который привык во всем видеть новые сногсшибательные сюжеты для своих статей и репортажей. Но теперь то же самое сказал ей Хедли — опытный профессионал, агент ФБР с многолетним стажем.
Амелии стало страшно.
— Да, — повторил Хедли, — Джереми нужны его дети. Чтобы добраться до них, у него есть только один путь — уничтожить тебя.
— Не надо меня пугать! — проговорила она, но голос ее дрожал.
— Мы тебя не пугаем, но… но ты должна бояться, — сказал Доусон. — Потому что этот парень шутить не любит. А на что он способен, ты знаешь. Вспомни, как он поступил с Дарлен и как расправился со Стеф. Джереми Вессон хладнокровно убил двух беззащитных женщин. Не думаю, что у него дрогнет рука, когда понадобится прикончить и тебя. Вспомни, кто он такой. Вспомни, кем был его отец.
На мгновение Амелия мысленно вернулась к фотографии Карла Уингерта, которая так надолго приковала к себе ее внимание. Он был довольно красив, но в его чертах угадывалась какая-то запредельная, нездешняя жестокость. Потом она вспомнила, каким становилось лицо Джереми, когда он, напившись, устраивал очередной скандал. И хотя никакого физического сходства между отцом и сыном она по-прежнему не улавливала, сама сила ярости делала их похожими.
— Разумеется, я сделаю все, что смогу, — сказала она и вздохнула. — Хотя бы ради детей.
Хедли, казалось, был удовлетворен ее ответом.
— Если нам немного повезет, — сказал он, — Джереми совершит ошибку, которая его погубит. Он уже допустил промах, оставив свой отпечаток пальца на дождевике Стеф. Как и его отец… — Агент сухо усмехнулся. — Этот скользкий ублюдок не оставлял следов, пригодных для дактилоскопирования — к великому сожалению всех, кто пытался его поймать. Но в конце восьмидесятых при подрыве почтового грузовика Карл использовал самодельную бомбу. Он применил взрывчатку в первый и последний раз в жизни, так как обращался с ней не очень уверенно — об этом можно судить по тому, что его мина сработала, как только Карл ее поставил. Просто удивительно, как его самого не убило! Взрывом ему оторвало большой и указательный пальцы. А на одной из деталей часового механизма нам удалось обнаружить отчетливый отпечаток его среднего пальца. Мы так и не… Что случилось? — спросил Хедли, увидев, что Доусон и Амелия уставились на него во все глаза. — В чем дело?
— Сукин сын! — прошипел Доусон и вскочил так резко, что опрокинул стул, на котором сидел. — Чертов ублюдок!
— Да в чем дело-то?! — требовательно спросил фэбээровец.
— Пальцы… ему оторвало пальцы… — заикаясь от волнения проговорила Амелия. — На какой руке?
— На левой. А что?.. — Хедли ничего не понимал.
Амелия негромко ахнула и прикрыла рот рукой. Доусон ответил вместо нее:
— Это Берни, — сказал он мрачно.
Глава 18
— Ты даже не представляешь, как я рад избавиться от этих тряпок! Наконец-то с маскарадом покончено! — Карл стащил через голову ярко-розовую гавайскую рубаху, скомкал и швырнул в мусорную корзину. Потом он вынул из глаз цветные контактные линзы и облегченно вздохнул. — Терпеть не могу эти штуки. У меня от них глаза болят… — И он отправил линзы вслед за рубашкой.
Джереми достал из ржавого холодильника две бутылки пива, свернул пробки и протянул одну из бутылок отцу.
— Я ждал тебя только завтра вечером.
— Я тоже не собирался уезжать с острова раньше завтрашнего утра, но пришлось поторопиться. — Карл сменил шорты на брюки цвета хаки. — На берегу стало слишком горячо. — В нескольких словах он рассказал сыну о появлении детективов из Шерифской службы.
— Они ведь не тебя искали, — пожал плечами Джереми. — Зачем же было спешить?
Ирония, прозвучавшая в его словах, разозлила Карла.
— Рисковать тоже нужно с умом, — сказал он сердито. — Осторожность — прежде всего, заруби это себе на носу. Как только поблизости появляются легавые, значит, пора смываться. Как можно быстрее и как можно дальше.
— Но в понедельник ты сам отправился домой к этому писателю, пока там были копы.
— В обычных обстоятельствах, я бы, конечно, и близко туда не подошел, но ты убил не ту женщину… И кстати, какого черта ты мне звонил? Совсем с катушек съехал, парень?
— Но, папа, я же объяснял насчет предоплаченных телефонов…[29] Нас невозможно по ним выследить.
— Не доверяю я этой современной технике, — проворчал Карл. — Постарайся впредь не пользоваться телефоном без крайней нужды, понял? И вообще, я тобою недоволен. Сначала ты звонишь мне и хвастаешься, что избавился от Амелии. А буквально через полчаса в мой дом стучится чертов журналист. Я открываю дверь, и кого же я вижу? Амелию! Сидит в его машине живая и здоровая! Естественно, на следующий день я пошел к нему, чтобы выяснить, что к чему и как это ты так облажался. Нет, ты объясни мне, как ты мог перепутать собственную жену с девчонкой, ее няней?!
— Мертвого человека нельзя заподозрить в убийстве, — заметил Джереми не без самодовольства, хотя обвинения старика были во многом справедливы.
— Парень, который работает на заправочной колонке, сможет тебя описать?
— Нет. — Джереми покачал головой. — Было темно. Дождь лил как из ведра. К тому же он не подходил ко мне близко. Мы обменялись всего двумя-тремя фразами с расстояния не меньше двадцати ярдов[30], а потом он сразу вернулся к себе. Лично я не разглядел, как выглядит этот парень, а уж он-то, я думаю, и подавно. В лучшем случае он мог рассмотреть только мою бороду и капюшон плаща.
— Хорошо, если так, — хмыкнул Карл.
— К тому же я больше не смахиваю на образцового солдата морской пехоты, — добавил Джереми, похлопывая себя по выступающему животу.
— Ну а как насчет катера?
— Я обо всем позаботился. Его не найдут.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Оружие?
— На дне морском.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы позволить себе совершать ошибки, — проговорил Карл несколько более спокойным тоном.
— Не переживай, меня никто не ищет. Кстати, по дороге я купил кое-какие продукты, так что если ты голоден…
— Позже. Сейчас мне нужно подумать.
Отец и сын опустились в дряхлые кресла и довольно долго молчали, потягивая пиво. Джереми первым осушил свою бутылку.
— Как там мои ребята? — спросил он.
— Неплохо, насколько я могу судить. В последний раз я видел Хантера и Гранта в понедельник, когда подвозил их и Амелию до парома. Сегодня вечером она вернулась — одна. Я с ней разговаривал, и она сказала, что дети живут в доме ее музейного начальника.
Джереми задумчиво ковырял ногтем размокшую этикетку на пивной бутылке.
— Они… дети что-нибудь говорили обо мне?
— Нет. Во всяком случае, я ничего такого не слышал, — ответил Карл, но, заметив страдальческий оскал сына, добавил: — Они еще малы, да и ты ушел из семьи слишком давно… по их меркам. Тебе придется начинать все заново.
— Когда, по-твоему, мы сможем их забрать?
— Сперва нужно позаботиться о мамаше.
Джереми грузно пошевелился в кресле.
— Я не понимаю, почему нам просто не похитить детей и не исчезнуть? Почему обязательно нужно убивать Амелию?
— Да потому, дурья твоя башка, что она будет их искать. И не бросит поиски, пока не возьмет след или пока… Ты же был на ней женат. Кому как не тебе знать, насколько она упряма?! Полиция со временем умоет руки и спишет дело в архив. Соседи поболтают и забудут. Но Амелия не успокоится. А хуже всего, что у нее есть средства, чтобы нанять небольшую армию частных детективов, которые рано или поздно выйдут на нас. Нам это надо?.. Лично я вовсе не желаю до конца своих дней поминутно оглядываться через плечо и шарахаться от каждой тени. Уж лучше… — Он сделал резкий рубящий жест ладонью.
— Да, наверное… — согласился Джереми, но довольно вяло. Отцовские слова не вызвали в нем никакого энтузиазма.
— И чем скорее, тем лучше, — добавил Карл.
— Ты прав. — Джереми наконец поднял голову. — Раз уж мы собираемся это сделать, лучше действовать без задержек. Я… Мне нужны мои дети, мои мальчики. Если ждать слишком долго, они окончательно меня забудут.
Карл кивнул в знак согласия, хотя на самом деле уже почти не слушал сына. Он о чем-то глубоко задумался, потом вдруг воскликнул, очевидно отвечая каким-то своим мыслям:
— Нет, что-то тут не так!
— Что именно не так? — поинтересовался Джереми.
— Да вся эта ситуация! В ней есть что-то неправильное. — Карл тоже допил пиво и, отшвырнув бутылку, поднялся и принялся расхаживать по хижине из стороны в сторону. — У меня такое чувство, что я что-то упустил или недооценил. А когда что-то упускаешь из вида, непременно попадаешься.
— Амелия ведь не знает, что я жив, не так ли?
— Даже если она о чем-то догадывается, то старается этого не показывать. Когда я разговаривал с ней в последний раз, она была явно расстроена убийством этой своей… Стеф. Но в общем и целом твоя бывшая держалась как обычно. Очень тепло попрощалась со своим старым другом Берни. «Увидимся в будущем году» — так она мне сказала. Амелии, по-моему, очень нравится жить в коттедже на берегу. И детишкам тоже. Где еще они смогут целыми днями купаться и возиться в песке?.. — Карл резко остановился и даже прищелкнул пальцами. — А куда ты дел фотографии?
— Положил в нижний ящик стола.
— Ты уверен, что меня на них нет?
— Уверен. Я проверил это в первую очередь, ведь я знаю, как ты относишься к нашим фото. Мама говорила мне — как-то раз, когда я был маленьким, она сфотографировала меня на память, а ты увидел и ужасно рассердился. Она говорила — ни до этого случая, ни после она никогда не видела тебя таким… в такой ярости.
Карл кивнул. Сильнее всего он разозлился на Флору вовсе не в тот раз, но Джереми вовсе не обязательно было знать про тот случай. Шагнув к письменному столу, он достал из ящика пачку сделанных Доусоном фотографий и, разложив их на столешнице, стал внимательно рассматривать.
— Какого черта ты их вообще взял? — проворчал он, когда Джереми тоже подошел и встал с ним рядом. — Это было глупо… и небезопасно.
— Я знаю, — кивнул Джереми. — Но мне стало любопытно. Когда вы все уехали, я вдруг увидел, как этот журналист бежит к крыльцу и кладет что-то под коврик. Одет он был не по-пляжному. Было ясно, что он тоже поедет в поселок и вернется не скоро. Вот я и решил посмотреть, что там такое… Да ты не волнуйся, он не мог меня заметить. Я очень быстро обернулся.
Карл покачал головой. Он по-прежнему считал, что Джереми поступил не слишком разумно, когда отправился за фотографиями в крошечной спасательной шлюпке, имевшейся на борту «Карамельки». Эти снимки… нет, они определенно не стоили того, чтобы так ради них рисковать. Ничего особенного на фотографиях не было — только дети, играющие в песке, да Амелия, стоящая в купальнике на фоне неба.
— Я жалею только об одном, — сказал Джереми, взяв в руки особенно удачный снимок, на котором Хантер и Грант, разбрызгивая воду, мчались наперегонки вдоль берега. — О том, что он снимал в основном Амелию, а не детей.
— Зачем ему вообще понадобилось их фотографировать? — задумчиво спросил Карл. — Ты проверил его по своему компьютеру?
— Да. И мне даже не пришлось особенно стараться. Он — тот, за кого себя выдает. Доусон Скотт, известный журналист, обладатель множества престижных профессиональных наград. Его последний крупный репортаж был о войне в Афганистане. Насколько я понял, он провел там несколько месяцев и только недавно вернулся.
— Тогда что он делает на Сент-Нельде? — спросил Карл.
— Помимо того, что подбивает клинья к Амелии?.. — уточнил Джереми, беря в руки другой снимок.
— Она, кстати, отвечает ему взаимностью, — сухо заметил Карл.
— Вот как?!
— Точно не скажу, но там определенно что-то есть. Когда я рассказал ей, что видел журналиста со Стеф, она явно расстроилась.
— Она с ним спит?
— А тебе не все равно?
— Мне наплевать, просто… просто я был бы очень удивлен, если бы узнал, что они трахаются. Последняя беременность убила в Амелии всякое желание.
Карл вовсе не был уверен, что Джереми так уж безразличны отношения Амелии и Доусона, однако он оставил комментарии при себе. Его собственное беспокойство по поводу журналиста было куда сильнее, хотя вызвавшие его причины и были совершенно иными.
— Мне очень не нравится, — проговорил он задумчиво, — что этот писатель вдруг появился на острове, поселился в доме по соседству с твоей бывшей женой и стал заигрывать с ней и с мальчишками. По-моему, это неспроста.
— Ты же сам говорил, что он пишет статью обо мне, Уилларде и Дарлен.
— Так-то оно так, но…
— Что тебя смущает?
— Сам не знаю, — пробормотал Карл. — И это-то беспокоит меня сильнее всего.
— По-моему, вполне логично предположить, что Доусон захотел узнать у Амелии подробности нашей совместной жизни. Как это у них называется — эксклюзивная информация?..
— В общем-то, ты все говоришь верно, но… Сдается мне, этот журналист что-то уж очень старается. Если он действительно пишет о процессе, то… Далеко не каждый репортер отправился бы на наш маленький остров только для того, чтобы получить эксклюзивную информацию. В конце концов, взять у Амелии интервью он мог и в Саванне.
Джереми хохотнул.
— Ради своих статей этот парень поехал даже в Афганистан, а там, знаешь ли, постреливают. В отличие от Сент-Нельды.
Карл резко повернулся к сыну. Должно быть, в его лице было что-то такое, что Джереми сразу перестал улыбаться.
— Ты что же, смеешься надо мной?
— Нет, папа.
— Или ты думаешь, что у меня начинается старческое слабоумие?
— Нет! Конечно нет!
— Может быть, тебе кажется, что ты умнее меня?
— Да нет же! Говорю тебе…
— Я знал много людей, которые считали себя умнее, чем я. Они не слушали, что я им говорил, и знаешь, к чему это их привело? Они либо мертвы, либо каждый день отбиваются от гомиков в федеральных тюрьмах.
— Но, пап, я просто…
— Запомни, Джереми: тот день, когда ты решишь, что ты умнее меня…
— Я никогда!..
— …может стать твоим последним днем на свободе. — Стараясь придать больший вес своим словам, Карл довольно болезненно ткнул Джереми в грудь указательным пальцем правой руки (левая у него была искалечена). Еще несколько мгновений он смотрел сыну прямо в глаза, давая тому возможность как следует запомнить сказанное. Потом убрал палец и отвернулся.
— Ну вот, теперь и поесть можно, — проговорил он.
Они перекусили бутербродами с мясом и сыром и выпили еще по бутылке пива. Старый холодильник работал кое-как, поэтому мороженое немного подтаяло, но на его вкусе это почти не сказалось. После плотного перекуса они налили себе по чашке кофе и, вернувшись в кресла, продолжили разговор.
— Знаешь, сын, я порой раздражаюсь, ворчу. Но это только потому, что забочусь о тебе, о твоей безопасности. Думаешь, не знаю, как тебе хочется поскорее вернуть мальчиков? Да я и сам жду не дождусь, когда же мы наконец сможем быть вместе!
— Надеюсь, Британская Колумбия им понравится. Помнишь, мы ездили туда ненадолго? Теперь мне кажется, что это были лучшие дни в моей жизни! — отозвался Джереми мечтательным тоном.
Когда-то много лет назад, когда Джереми еще учился в школе, Карл действительно согласился немного пожить вместе с Вессонами (теперь даже он называл Рэнди и Тришу именно так, и никак иначе) в сельской местности близ Ванкувера. Они сняли небольшой дом на озере и целыми днями купались, ловили рыбу, нежились на травке и устраивали пикники на берегу. Поначалу Карл и Флора собирались провести там две недели, но уехали уже на шестой день. Флоре очень не хотелось расставаться с Джереми, но Карл был не в силах справиться с разыгравшейся подозрительностью. Его бросало в дрожь даже при виде форменных мундиров лесных объездчиков, патрулировавших окрестности и ничем ему не угрожавших. Впрочем, ничего удивительного в этом, наверное, не было: за свою жизнь Карл никогда не оставался на одном месте слишком долго.
— Это были мои последние школьные каникулы перед выпускным классом, — добавил Джереми задумчиво. — Последнее лето, когда я чувствовал себя ребенком.
— Да, — отозвался отец. — Тебе пришлось взрослеть быстрее, чем другим.
Джереми не ответил. Отпив кофе, он надолго погрузился в мрачную задумчивость, впадая в которую он становился похожим на Флору. У нее тоже бывали такие приступы беспричинной хандры, которые Карла всегда раздражали.
Поднявшись, Карл снова принялся расхаживать из угла в угол. Джереми некоторое время следил за ним исподлобья, потом спросил:
— Как твое бедро? Болит?
— Нет.
— Тогда почему ты все время морщишься?
— Мне по-прежнему кажется, что я упускаю что-то важное, и это меня беспокоит. Очень беспокоит.
— Но что это может быть?
Карл оскалился.
— Будь я проклят, если понимаю. Но дай мне срок, и я узнаю.
Глава 19
Первым, кого Амелия увидела, когда утром спустилась в кухню, был Доусон. Повернувшись к ней спиной, он склонился над кухонным столом, пристально наблюдая за тем, как свежесваренный кофе из кофемашины тонкой струйкой стекает в кофейник.
— Медитируешь?.. — пошутила Амелия, поймав себя на мысли о том, что картина, которую она застала, почему-то не вызывает у нее никакого протеста. — Вообще-то эта штука работает очень медленно.
Услышав ее голос, Доусон обернулся и выпрямился.
— Я знаю. Это уже второй кофейник.
— Второй? — Амелия слегка удивилась. — Когда же ты встал?
— Несколько часов назад.
— Несколько часов? Ты что, совсем не спал?
— Ну, может быть минут двадцать-тридцать.
Она немного подумала.
— Я так и знала, что диван для тебя слишком короток. Напрасно ты не лег в комнате. Там, по крайней мере, есть нормальная кровать. — Вчера Амелия предложила ему занять комнату Стеф, но Доусон наотрез отказался.
— Диван здесь ни при чем, — хмуро признался Доусон.
— Опять кошмары? — догадалась она.
Его взгляд скользнул по ее фигуре, и там, куда он падал, Амелия ощутила что-то вроде легких мурашек.
— Нет. Должно быть, вчера я немного переволновался…
— Я тоже.
Он вопросительно изогнул бровь.
Амелия шагнула к буфету, чтобы достать кофейную чашку, но Доусон одним стремительным движением подошел сзади, зажав ее между собой и буфетной полкой. Отведя в сторону ее волосы, он уткнулся лицом ей в шею чуть ниже уха.
— Чем я заслужил такое? — прошептал он.
Его губы прижались к плечу Амелии, и она машинально наклонила голову, не давая ему развить успех.
— Что именно ты заслужил? — осведомилась она.
— Два утра подряд ты появляешься передо мной только что со сна — свежая и румяная, словно ты только что славно потрахалась или собираешься это сделать. А мне ужасно хочется быть тем мужчиной, благодаря которому на твоем лице появилась эта улыбка.
С этими словами он развернул ее лицом к себе и крепко обнял. Амелия не сопротивлялась. Одного этого движения оказалось достаточно, чтобы ей захотелось самой прильнуть к нему, почувствовать прикосновение его обнаженной груди к своей. В следующее мгновение их губы соединились в поцелуе, и Амелия услышала, как кто-то из них — возможно, она сама — издал хриплый стон, в котором смешались удовлетворение и голод. Несколько раз они ненадолго отрывались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, а потом, лишь слегка изменив положение головы, возобновляли свой поцелуй. Какое-то время спустя Доусон слегка отодвинулся, так что его губы едва касались ее, но и эти легкие и чрезвычайно приятные прикосновения подействовали на Амелию как самое крепкое вино. Даже когда он колол ее своей щетиной, она не отстранялась, а напротив, сильнее наклоняла голову, стараясь дотянуться до него.
Его руки заскользили по ее спине, а с губ сорвался короткий звук, в котором было столько желания, что на мгновение Амелия даже замерла. Она уже забыла, как это бывает, а Доусон уже спустил с ее плеча бретельку топика и целовал в ямку над ключицей. Это было очень приятно, и Амелия едва не задохнулась от удовольствия. Что-то, однако, заставило ее опомниться. Чуть отстранившись, она наполовину произнесла, наполовину простонала:
— Д-доусон…
— Мм-м?..
— Мы не можем…
— Я знаю, — соглсился он, но продолжал целовать ее ключицу, постепенно опускаясь все ниже к заветной выпуклости.
— Мы правда не можем… — повторила она замирающим голосом.
— Я знаю… — Его ладонь слегка прижала грудь Амелии, отчего выпуклость над вырезом топика стала больше, и он потерся о нее своей шершавой щекой, а потом поцеловал широко раскрытым ртом. Она уже давно чувствовала его нарастающее возбуждение, но сейчас Доусон прижался им к ее лону. Амелия невольно ахнула — таким сильным было нахлынувшее на нее желание.
— Доусон, я серьезно! Нет! Нельзя!..
Он замер, потом поднял голову и посмотрел на нее. От возбуждения его глаза слегка остекленели, и все же он сумел совладать с собой и медленно кивнул. Руки его безвольно упали, и он отступил на шаг. Так они и стояли, с трудом переводя дыхание и пристально глядя друг на друга.
— Боишься, что нас увидят… — Доусон жестом показал на большое кухонное окно. — Ну, полицейские, которые нас охраняют?
— Это тоже, но… — Амелия сглотнула. — Даже если бы там никого не было, я бы не стала… Дело не в них, а в детях. Пока они в доме… Я знаю, что это старомодно и ужасно несовременно и ты, наверное, будешь надо мной смеяться, но… Я пообещала себе, что не буду… В прошлый раз тоже ничего не было бы. Я знаю, что сумела бы справиться с собой до того, как дело зашло слишком далеко, так что… В общем, извини.
— Ничего, все нормально.
— Нет, не нормально. Абсолютно не нормально, я знаю, но… Я должна думать о детях, они у меня очень впечатлительные. Правда, ты очень им понравился, но я все равно не могу…
Приложив палец к ее губам, Доусон заставил Амелию замолчать, потом вернул на место бретельку топика и положил ладони ей на плечи.
— Я все понимаю, — сказал он серьезно.
— С твоей стороны это очень… очень…
— Порядочно? — предположил он с кривоватой усмешкой. — Можешь на меня положиться, Амелия. Мое слово — скала. Раз я обещал, то…
Она улыбнулась:
— Даже не представляю, как тебе удалось остановиться!..
Его улыбка поблекла. Доусон коротко вздохнул и убрал руки с ее плеч.
— Уж во всяком случае не из-за мальчиков.
— Нет?
Он покачал головой.
— Тогда почему?..
Доусон несколько мгновений смотрел в сторону, потом его обведенные темными тенями глаза снова впились в ее лицо.
— Потому что мне не хотелось тебя сломать.
Забрав из гостиной свои носки и ботинки, которые сиротливо валялись возле не полюбившегося ему дивана, Доусон отправился наверх с намерением воспользоваться одной из ванных комнат. К тому моменту, когда он принял душ и привел себя в порядок, Хантер и Грант уже встали. Звук их голосов привел Доусона в кухню, где вся семья, к которой присоединился и Хедли, сидела за столом и завтракала.
— Смотри, Доусон, пончики! — приветливо окликнул его Грант, показывая на центр стола, где действительно стояла большая белая коробка, полная румяных, хорошо поджаренных пончиков. — На!.. — добавил он и, выудив из коробки покрытый розовой глазурью и карамельной крошкой пончик, протянул его своему взрослому другу.
— Так не делают, Грант, — одернула сына Амелия. — Ты должен был предложить Доусону всю коробку, чтобы он сам выбрал пончик, который ему нравится.
Но Грант лишь покосился на мать и продолжал протягивать Доусону угощение. Он держал пончик довольно крепко, отчего глазурь и карамельная крошка почти осыпались, но Доусон не отказался бы от него за все сокровища мира.
— Спасибо, Грант. Я как раз такой и хотел, — сказал он и, взяв пончик в руку, откусил огромный кусок. Свободный рукой он взъерошил мальчугану волосы.
— Это он привез, — объяснил Хантер, показывая на старого фэбээровца пальцем. — Его зовут дядя Хедли.
Хедли, откинувшись на спинку стула, небрежно потягивал из большой кружки горячий кофе, но Доусон знал, что это фикция. Крестный только выглядит расслабленным. Его взгляд, зоркий и внимательный, как у орла, не упускал ни малейшей подробности. Возможно, он даже заметил легкое красное пятнышко на горле Амелии — в том самом месте, где Доусон нечаянно уколол ее своей щетиной.
— Мама не разрешает нам есть на завтрак пончики. Только иногда, по субботам, — добавил Хантер. — Но сегодня она разрешила, потому что дядя Хедли их все равно уже привез.
— В таком случае угощайтесь. — Доусон облизал приставшую к пальцам глазурь. — Отличные пончики!
До этого момента он и Амелия избегали смотреть друг на друга, и Хедли, безусловно, это тоже заметил. Сейчас, едва взглянув на Доусона, она предложила ему кофе и попыталась встать, чтобы достать чашку, но он остановил ее решительным взмахом руки:
— Сиди, я сам о себе позабочусь.
Он действительно довольно быстро разыскал в буфете чистую чашку, наполнил ее кофе из кофейника и, прислонившись к буфетной полке, стал пить его маленькими глотками, пока дети жадно поглощали запретные пончики. Когда они насытились, Амелия отправила обоих мыть руки и умываться — мальчишки изрядно перепачкались глазурью. После непродолжительных препирательств («Но мы сегодня уже умывались, мама!») оба ушли наверх, и Амелия сказала, вытирая стол влажной губкой:
— Пончики с утра — это как раз то, что нужно детям, мистер Хедли. Да в каждом из них содержится такая порция сахара, какой достаточно на неделю взрослому мужчине!
— Ничего страшного. Потом мы что-нибудь придумаем, чтобы они потратили лишние калории, — хладнокровно парировал Хедли.
— Спасибо. Это было бы очень неплохо.
— Ну а пока нам троим нужно поговорить.
— Нет уж, — возразила Амелия, — сначала я должна чем-то занять детей, иначе никакого разговора не получится.
Все, что она вчера погрузила в машину, ей пришлось снова выгрузить и разложить по местам. Зато теперь Амелия довольно быстро отыскала DVD-проигрыватель и подключила к телевизору, чтобы поставить малышам диск с какой-нибудь детской киношкой. Пока она этим занималась, Доусон подсел к столу и заглянул в коробку, в которой еще оставалось несколько пончиков.
— А с баварским кремом есть? — спросил он Хедли.
— Извини, нет.
— Ну и ладно. Этот тоже сойдет. — И Доусон взял в руку пончик, посыпанный сахарной пудрой.
— Ну и как прошла ночь? — поинтересовался крестный.
Этот вопрос заставил Доусона немедленно ощетиниться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твою наркотическую ломку.
— Я же сказал тебе — я не чертов наркоман!
— А твои кошмары?
В ответ Доусон неопределенно пожал плечами. В принципе, это движение могло означать что угодно, но Хедли уверенно сказал:
— Ну да… Ты совсем не спал, поэтому и кошмары тебя не беспокоили.