Как пальцы в воде Горлова Виолетта

Глава 9. ЭЛИЗАБЕТ СТАРЛИНГТОН, ПРЕЗИДЕНТ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКОГО ХОЛДИНГА

Раннее сентябрьское солнце бледным золотом коснулось остроконечных башенок, украшавших большой, современный особняк. Солнечные лучи, вдохновленные огромным кремовым холстом, своими легкими мазками создавали на нем яркие, разноцветные картины. Благо, что многочисленные витражные стекла позволяли им это сделать с особой фантазией, не экономя на палитре красок. Золотистые стрелы, резко преломляясь на стеклянной поверхности, повсюду рассеивались искрами многочисленных бликов, похожих на блеск драгоценных камней. Величественное здание не очень-то походило на замок, которым, собственно говоря, оно и являлось еще пару десятилетий назад. В этом роскошном великолепии, казалось бы, не может случиться каких-либо неприятностей, тем более – бед. Во всяком случае, глядя на это сказочное поместье, вольготно раскинувшееся у самой окраины города недалеко от Хрустального озера и соснового бора, складывалось впечатление, что именно такие дома выбирают в качестве своего пристанища гармония и красота, чтобы здесь, в тишине и уюте, отдохнуть от человеческого несовершенства. Удается ли им это?.. Впрочем, все условия для беззаботной жизни совершенных человеческих существ в особняке уже созданы. По крайней мере, окружающая природа для такого райского времяпрепровождения внесла свою весомую лепту. Спокойное, уединенное, бесспорно, великолепное место с атмосферой абсолютной радости бытия и королевского благополучия, в котором вся обстановка сулит освобождение от горестей, несчастий и трагедий, вселяя уверенность в вечности этого рая на земле.

В это ясное сентябрьское утро Элизабет Старлингтон сидела в уютной гостиной, находящейся в левом крыле фамильного поместья, и поглощала свой скудный завтрак. Скудность его определялась количеством, но отнюдь не качеством. Женщина давно уже привыкла к небольшим порциям еды и абсолютно не чувствовала дискомфорта после поглощения ее мизерного количества. А большое количество жидкости, употребляемое ею в течение дня, создавали иллюзию сытости.

Элизабет не любила есть в столовой, как и работать в своем кабинете. В основном все эти процессы происходили в ее собственной гостиной. Можно сказать, что последние десять лет миссис Старлингтон именно здесь проводила большую часть своего досуга. В этом большом и холодном царстве кремовых и серо-голубых тонов она чувствовала себя комфортно, как и ее аквариумные рыбки, медленно снующие в огромном, на всю стену, аквариуме. Элизабет не любила смотреть на огонь, предпочитая в этом отношении воду, хотя в этом зале не обошлось и без богатого камина, изготовленного из гранитного «блу перл» с голубой иризацией, но этот шаг был продиктован в большей степени данью вековым традициям, нежели собственному желанию хозяйки.

Жемчужно-лиловый цвет ее домашнего костюма гармонично вписывался в интерьер гостиной, однако справедливости ради, надо заметить, необычайно ей шел.

считая, что терять время в разговорах «ни о чем» или собирать сплетни – несусветная глупость, потому что такие беседы не приносили обычно никакой нужной информации, да еще и сбивали мыслительный процесс с нужного направления. И тем не менее Элизабет с этим легко мирилась, используя такие тусовки для изучения тех или иных человеческих психотипов. На всяких презентациях, светских раутах и прочих подобных мероприятиях женщина пыталась оставаться в тени, насколько это было возможно, хотя многие догадывались о значимости ее решений в жизни обычных горожан. Являлась ли она «серым» кардиналом в административном управлении города – неизвестно, но даже если этот факт и имел место, то ни у кого он пока не вызывал возражений, по крайней мере случаев каких-либо выступлений, подвергающих миссис Старлингтон публичной критики, пока не наблюдалось.

У этой активной женщины очень редко бывало плохое настроение. Но сегодняшнее утро стало для нее таким вот неприятным исключением. Во-первых, Элизабет чувствовала себя в не лучшей физической форме, обычная легкость телодвижений испарилась, привычное скольжение женщины по внушительной территории особняка трансформировалось в болезненное перетаскивание своего отяжелевшего тела с немалым напряжением воли и усилием в ослабевших мышцах. И самое плохое, что не было никаких конкретных причин для этого: совершенно ничего не болело. Хотя это был уже не первый прецедент за последние полгода, и этот факт настораживал. Она с детства отличалась хорошим здоровьем, да и на протяжении всей своей дальнейшей жизни никакие болезни и не пытались даже поселиться в ее сильном организме.

В июне Элизабет исполнилось пятьдесят три, но разве это возраст для активной и здоровой женщины? А она его и не замечала. Какая разница сколько человеку лет, если он находится в отличной форме! Казалось, само время обходит миссис Старлингтон стороной, боясь не справиться с гиперактивностью этой незаурядной особы. Хотя этот фактор, возможно, объяснялся ее внутренней психологической установкой: не существует невозможных целей, по крайней мере для нее лично. С самых ранних лет у Элизабет было стойкое ощущение, даже убежденность, что она обладает некой уникальностью, наделившей ее неуязвимостью для любого потенциального неприятеля или препятствия, будь-то стихийное бедствие или болезнетворная эшерихия коли, притаившаяся на компьютерной мышке. У нее всегда была Цель, именно с заглавной буквы, достигнув которую, девочка, а затем уже девушка, женщина незамедлительно намечала следующую. Наличие таких масштабных ориентиров всегда было для нее очень сильной мотивацией, дающей миссис Старлингтон огромный энергетический заряд и тонус.

Элизабет всегда жила полнокровной жизнью. Вот почему время от времени повторяющиеся негативные симптомы стали доставлять ей, кроме плохого самочувствия, тревожную обеспокоенность и депрессивное настроение. По-видимому, пришла пора посетить врача. Как не кстати! Но только не сегодня, во второй половине ей предстоят важные встречи, которые она не может перенести! И настроиться на максимальную работоспособность просто необходимо. Как трудно это сделать, если ощущаешь себя расплющенным мотыльком на ветровом стекле несущегося болида. Но нужно брать себя в руки! Проблем и трудностей женщина никогда не боялась, они, наоборот, стимулировали ее на твердое, а нередко даже жесткое их решение и преодоление.

Женщина доела кашу: плохое настроение почти лишило ее аппетита. Кофе с молоком она выпила, а вот банановые хлебцы, обычно завершавшие завтрак, вызвали у нее приступ тошноты. Элизабет не стала вновь утруждать себя анализом причин своего плохого самочувствия, на такой случай у нее всегда имелся единственный выход: не акцентировать свое внимание на болезненных ощущениях и заняться работой. И это правило всегда помогало ей направить разрушительную энергию боли на решение насущных проблем, и сегодняшнее утро не стало в этом отношении исключением. Уже около полугода обычные, казалось бы, задачи уже не решались ею с привычной легкостью: несложный вопрос мгновенно обрастал сложной паутиной каких-то деталей, разобраться в которых ей становилось все труднее. Может быть, начинающийся климакс оказывает такое разрушительное действия на ее умственные способности? Гормоны – удивительно важные регуляторы здоровья, нельзя пренебрегать их балансом. А может, это ее подсознание решило хотя бы таким, жестоким, способом устроить ей дополнительный выходной, чтобы разобраться в создавшейся ситуации? Что ж, первую половину дня она займется этим разбирательством. Поэтому не мешает позвонить Эдварду и предупредить его, что она приедет после полудня.

Быстро просмотрев газету, Элизабет вновь обратилась к странному посланию, ставшему для нее вчера дополнительным неприятным сюрпризом, хотя она не принимала такого рода анонимные письма всерьез. Эта анонимка была не первой и не последней, конечно же. Безусловно, прежде чем взять в свои руки подобный конверт, его всегда тщательно обследовали в отделе ее личной безопасности. Фред Хантер, ее верный телохранитель, друг и коллега, проживал в небольшом коттедже на территории поместья, и, можно сказать, был всегда под рукой.

Раскрыв серый конверт, она достала оттуда такой же серый листок, развернув который, прочитала: «Дорогая миссис Элизабет! Вы, надеюсь, знаете банальную истину, за все надо платить. Когда-то вы проявили некоторое легкомыслие и долгое время пребывали в уверенности, что все сделали – как всегда! – идеально! Не знаю, возможно, за прошедшее время, вы все же потеряли хотя бы часть своей уверенности в собственном совершенстве, и мое письмо не станет для вас неожиданностью. Но, в любом случае, тогда вы допустили серьезную ошибку. Человек даже такой совершенный, как вы, не может учесть все мелочи, потому что не обладает абсолютным знанием.

Последствия вашей ошибки могут стоить вам очень дорого! Конечно, вас интересует сумма… Но речь пока не об этом. Просто хочу, чтобы вы знали: о вашем просчете знает еще кое-кто. А на сегодняшний день я только хочу вам испортить настроение. Что мне захочется позже… пока не знаю».

Элизабет мягко поднялась с кресла и подошла к окну. Отсюда открывался пейзаж до самого леса и верхушек темно-зеленых сосен, растущих почти у самой кромки воды. На милю к западу раскинулось озеро, охраняющее окрестные берега. Печать вечности лежала на этой живописной картине. И вдруг в душе женщины возник беспричинный страх, разом погасивший надежду в благополучном исходе всех ее настоящих проблем. Решительным жестом изящной руки она откинула пепельную прядь волос, вложив, таким образом, в это физическое движение неожиданно возникшую панику. Это всегда помогало Элизабет, выручило и в этот раз.

Круто развернувшись, она направилась в гардеробную: решение принято и нужно его исполнять. Физическая слабость, болезненные ощущение исчезли: бурлящий поток возбуждения подмял, затопил на своем пути все вредоносные для Цели нервные импульсы, его рев заглушил стенания заболевшего тела. Миссис Старлингтон всегда считала, что в такие минуты ее мозг подчиняет себе нервно-гуморальную регуляцию жизненных процессов ослабевшего тела, быстро обеспечивая боеспособность всего организма.

Через двадцать минут Элизабет уже была готова к выходу. Ей очень шло темно-серое шерстяное платье, чуть облегающее фигуру и на пол-ладони прикрывающее колени. Жакет, оттенка синий электрик, подчеркивал глубину ее выразительных серо-голубых глаз, идеальную кожу и здоровый блеск платиновых волос. Минимум макияжа, из украшений – скромный гарнитур из белого золота: тонкий браслет-часы и перстень с крохотным сапфиром.

Она уже позвонила своему водителю. Обычно ее сопровождал Фред, но сейчас у него и его людей много работы, а встретятся они позже, как обычно, на вечернем совещании, ставшим ежедневным ритуалом, редко подвергающемуся какой-либо коррекции.

По дороге на работу, уютно расположившись в комфортабельном салоне «бентли», миссис Старлингтон пыталась вычислить: кто же послал ей анонимное письмо. Хорошо, когда существует хотя бы несколько возможных вариантов: методом исключения можно найти возможную версию исходных событий, послуживших основанием для потенциального вымогательства, ну и вероятного кандидата на роль шантажиста. Хуже, когда нет никаких видимых объяснений. Задача с недостающим количеством условий не решается посредством логических умозаключений. Можно попытаться угадать ответ, призвав на помощь интуицию, но, к сожалению, Элизабет никогда не доверяла своему шестому чувству, и оно в конце концов ответило ей взаимностью, бесследно растворившись в ее подсознании.

Наслаждаясь восхитительными картинами, медленно проплывающими за окнами автомобиля, женщина планировала предстоящую работу, но другая часть сознания время от времени погружалась в события давно минувших лет. С ней ли все происходило? Бесспорно, но только это была одна их ее «версий», обладающая несколько другой сущностью, а следовательно, иными сознанием, энергетическим полем и физическим телом. Настоящая Элизабет – это миллионная доля секунды, микроскопическое мгновение настоящего, все остальное – миллиарды фантомов ее личности, расплывающихся в прошлом со скоростью света. Существуют и ее виртуальные фантомы, которые только готовятся слиться с ней настоящей в очередном миге наступающего бытия. Впрочем, наступает момент, когда виртуальные фантомы заканчиваются, ведь они имеют конечное множество своих физических «живых» проявлений. Когда он настанет для нее?

Было уже семь вечера. Еженедельное совещание директоров филиалов и руководителей отделов холдинга «Старлингтон энд Парк» прошло достаточно плодотворно, как и всегда. День был нелегкий, и Элизабет была рада его окончанию. Почти все насущные задачи успешно разрешились. Другого и не ожидалось: у нее работали профессионалы, хотя одну нерадивую сотрудницу ей да и другим приходилось все же великодушно терпеть. Женщина вновь мысленно вернулась к докладной заведующего биохимической лабораторией Пола Эсселла, аргументированно изложившего причины неверно проведенного анализа и указавшего виновницу произошедшего. Докладная истошно взывала: «До коле мне терпеть это безобразие от рядовой лаборантки?» На такое снисходительное отношение со стороны руководства к этой безобразнице были свои причины: во-первых, она очень старалась и делала успехи, во-вторых, звали ее Эмма Старлингтон, а была она двоюродной кузиной Генри Старлингтона, умершего мужа Элизабет. Эта девушка, будучи одной из наследниц династии, являла собой отличный пример того, что не всегда композиция даже самых «отменных» генов бывает успешной.

Приняв душ, обнаженная женщина прошла в гардеробную комнату и в раздумье застыла перед зеркалом, но не для того, чтобы полюбоваться своей фигурой: ее чрезмерной худобой восхищаться было довольно-таки сложно. Многие считали ее худосочность не совсем приличной, но женщина из-за этого не переживала: лавры секс-бомбы ее не прельщали.

Элизабет внезапно остановилась в попытке вспомнить один эпизод, который ей показался очень важным, хоть и произошел он более двадцати лет назад. «Заякорив» для себя некоторые ассоциативные моменты, она с легкостью отпустила это, не полностью воспроизведенное, воспоминание. Будет время заняться этим позже, все необходимое для реконструкции прошлого было успешно «запущено».

Над вечерним нарядом женщина не стала особо задумываться, остановившись на сине-голубом твин-сете, состоящим из тонкого свитера с коротким рукавом и кардиганом. Черничного цвета юбка-карандаш и туфли в тон сбалансировали наряд: без пафоса и уместно. Рабочий настрой и отличное расположение духа вновь воцарились в ее сознании. «Если бы все так легко решалось», – скептически подумала миссис Старлингтон, вновь возвращаясь в свой кабинет, который можно было вполне охарактеризовать одним словом – статусность. В нем, казалось бы, не было ничего лишнего или экстравагантного, но легкий флер претенциозности все же присутствовал. Мебель не смотрелась массивной, больше – стильной и не лишенной комфорта. Темный гранатовый цвет обстановки и декора казались чуть светлее и ярче, чем требовалось бы для специфического стиля офисного помещения, возможно из-за большого, почти на всю стену, окна. Великолепный вид, открывающийся взору с такой высоты, мог бы с легкостью, очевидно, отвлечь от решения производственных задач любого сотрудника фирмы, но на Элизабет эта фантастическая картина действовала как своего рода символ ее цели, некий маяк или новая вершина, которую нужно покорить. Женщина любила вечера, когда, заработавшись допоздна, она могла устремить свой взгляд вдаль, туда, где виднелся чуть размытый вечерний горизонт… Открывающаяся ее взору картина казалась мерцающим сизовато-голубым перламутром, бескрайним единым океаном, ежесекундно меняющим оттенки цвета, очертаний и настроения; сияла набережная, украшенная ожерельем огней; высились айсберги яхт и кораблей, сверкающих белизной на фоне темнеющего неба; а чуть западнее виднелись современные высотные здания и разноцветные коттеджи, ажурные мосты и ухоженные парки, серебристая гладь озера и золотистый купол церкви. В этом материальной воплощении человеческой мысли и энергии женщина видела определенную реализацию и собственного предназначения. Иногда, думая о том дне, часе, секунде, миге, когда ее сознание окутает последнее и Окончательное ощущение Себя, Элизабет уже сейчас, представив этот момент перед наступлением вечной тьмы, испытывала радость и облегчение от мысли, что его планирование для нее не представляется чем-то невозможным. Нет, такого желания у нее пока не возникало, но чувство обладания такой властью над собственной жизнью и смертью давало ей ощущение абсолютной свободы и могущества.

В ожидании миссис Старлингтон Эдвард Крайтон и Фред Хантер, ее самые верные и профессиональные помощники, находились в кабинете Элизабет, но нельзя сказать, что мужчины проводили это время с какой-то ощутимой пользой.

Эдвард вольготно расположился за кофейным столиком. На нем были серо-голубая рубашка и графитного цвета слаксы. Он сидел в кресле перед открытым ноутбуком, но его взгляд был рассеян, время от времени черные широкие брови Эдварда хмурились, прочерчивая на переносице вертикальные морщинки, но, судя по всему, этот факт сейчас меньше всего тревожил мужчину. Он действительно не мог сосредоточиться ни на чем, вновь и вновь пытаясь понять, когда эта пошлая, даже абсурдная ситуация вышла из под его контроля. Все было так замечательно, и ничего не предвещало серьезных проблем. Если бы ему когда-то сказали, что он будет бояться какой-то женщины, влюбленной в него, Эдвард уничтожил бы такого предсказателя одним своим взглядом. Почему он не понял раньше, что Эмма просто безумна и способна на все! Иногда мужчина хотел себя изуродовать, чтобы спастись от всех кошмаров, которые могут устроить слабые существа, называемые женщинами!

Когда-то жизненные цели Крайтона были вполне банальны: богатство и его производное – роскошь, которой можно было владеть и наслаждаться. У него было не так уж сильно развито чувство собственничества, поэтому молодой человек не жаждал стать коллекционером, однако как в наше время можно восхищаться предметами искусства или просто красивыми вещами, не обладая ими? Да и жить приятнее в окружении стильной и великолепной обстановки. А вот власть его не интересовала, потому что в своей основе она всегда предполагает отсутствие личной свободы, а этого Эдвард хотел избежать также, как и активного общения с другими людьми, что вполне ему удавалось; свои контакты он пытался сократить до необходимого минимума, приемлемого для нормального существования в социуме.

Свои отношения с женщинами Крайтон строил быстро, как песочный замок; возводил легкую и ажурную конструкцию и одним дуновением своего желания так же быстро ее сметал, готовя новую площадку для очередного изящного проекта. А чтобы женщины не доставали его в своих симпатиях, он сразу говорил им, что является убежденным холостяком и асексуальным типом, несмотря на то что в действительности ему было весьма далеко до монаха-бенедиктинца.

То, что Линда и Элизабет рассчитывали на предстоящие более близкие, родственные, отношения с ним, бесспорно, не являлось секретом для Эдварда. Не хотелось пока их разочаровывать, но даже на все мировые запасы золота мужчина не собирался менять свою свободу. Пока его маневры вполне вписывались в приятный для всех рисунок взаимоотношений. Бедная Линда! Как она ошибалась в своей уверенности, что блестяще манипулирует людьми. Хотя, надо признать, девушка действительно обладает соответствующими способностями. Но куда девушке до Эдварда… просто потому, что он намного старше ее, и времени для оттачивания такого рода таланта у него было несравнимо больше, к тому же его школа выживания была суровее и жестче. И, самое главное – он мужчина и априори умнее, а значит, более техничен в жестких, логических схемах. Да, он не умеет испытывать определенные категории эмоций и чувств, но хорошо считывает их в других людях.

Линду нужно было поставить на место, но аккуратно, как бы невзначай. Ему не нравились ее далеко идущие планы в отношении себя. Он сам планирует свое будущее, и она допустила серьезную ошибку, посчитав, что внимание к ней с его стороны и даже имевшая место прелюдия к близости (которая так и не случилась: Эдвард этого не хотел), дает ей основание впредь рассчитывать на исключительность их отношений. Крайтон сознательно пошел на неприкрытую связь с Лорой, чтобы охладить Линду. Но сейчас в его поле зрения попала возвратившаяся Энн, дочь миссис Старлингтон. Он был приятно удивлен той разительной перемене, которая произошла с этой девушкой. Эдварду нравились красивые люди, он любовался ими, получая эстетическое удовольствие от гармонии форм, линий, цвета… И теперь, безусловно, мисс Доэрти очень далеко до того уровня пленительного женского образа, которого достигла Энн Старлингтон!

Тем временем Фред стоял у окна, широко расставив ноги и заложив за спину руки, – любимая его поза в режиме «ожидания». Хантер рассматривал вечернюю панораму города, погрузившись в раздумья. Он уже сменил свой темно-коричневый костюм на бежевый пиджак и оливковые слаксы.

Эти двое мужчин, не испытывавших друг к другу симпатии, смогли найти тот баланс взаимоотношений, который вполне удовлетворял не только их обоих, но и требования миссис Старлингтон к нормальной рабочей атмосфере. Хотя иногда, когда они втроем оставались для совместной производственной пятиминутки (планерки, летучки, совещания… или беседы), сочетаемых с приятным ланчем (обедом, ужином… или выпивкой), искры мужского соперничества окрашивали чуть напряженную атмосферу вспышками взаимной неприязни (только по отношению друг другу), но мужчины не позволяли себе яркого проявления этих эмоций, расслабляясь только во взаимном, вполне допустимом, ерничестве. Но если Эдварда в таком мужском противоборстве волновал только профессиональный успех, то у Фреда доминировало обычное соперничество самца из-за самки. Хотя «самка», то бишь миссис Старлингтон, это качество Фреда для себя вообще не рассматривала, во всяком случае в настоящее время. Хантер хорошо это понимал, но ничего сделать с собой не мог. Конечно, ни коим образом внешне он старался этого не показывать. Все вместе они составляли интересное и яркое трио, и не только из-за киношной внешности Крайтона, «морозной» красоты Элизабет и «джеймсбондовского» образа Хантера, хотя он был несколько тяжелее британского супер агента. Атлетичный, но чуть больше, чем требовалось бы для отставного военного, претендующего на аристократичную утонченность; смуглый с шоколадными глазами и жесткими черными волосами, Фред являл собой контрастное, но весьма уместное дополнение к вызывающей красоте Эдварда и рафинированной холодности миссис Старлингтон. В этом трио сочетались красота, интеллект, воля, власть и, разумеется, деньги.

Когда Элизабет вошла в кабинет, мужчины приветственно улыбнулись. Эдвард Крайтон сидел перед своим ноутбуком, вглядываясь в монитор, на котором были изображена таблица с записями и рядами чисел. Но женщина, всего лишь на мгновение взглянув на Крайтона, сразу же заметила его озабоченность, хотя мужчина старательно «сделал» беззаботное лицо, понимая, что Минерва быстро его вычислит (жаль, безусловно, что актер он весьма посредственный). Эдвард очень хотел отвлечься и уйти с головой в работу, но… не настолько он оказался «железобетонным». «Значит, все намного серьезнее, чем я полагала», – подумала женщина. Что же касается Фреда – тот и не думал скрывать свою обеспокоенность, и это обстоятельство тоже не могло не волновать Элизабет. Однако надо признать, что при посторонних шеф безопасности был невозмутим, как олимпиец. А вот наедине со своим боссом (Эдвард – не в счет) Хантер позволял некоторое послабление мышцам своего лица, тела и эмоциям, чему способствовало и употребление алкоголя. На кофейном столике стояла бутылка «Лагавулина» и пустой бокал. Слегка покрасневшее лицо и маслянистый блеск темных глаз Фреда могли бы послужить рекламой этого виски: «Отлично поработал – отлично отдохни!»

Рядом с ноутбуком Крайтона тоже стоял рокс с порцией виски, судя по всему почти нетронутый.

Миссис Старлингтон подошла к Фреду и несколько секунд молча посмотрела на мужчину, но этого было вполне достаточно, чтобы тот получил от нее телепатический приказ, понятный, по-видимому, только ему одному. Во всяком случае, Эдвард в этой лаконичной сцене не заметил ничего особенного для возможного напряжения своих умственных извилин. Крайтон ничего не увидел, но почувствовал: слишком хорошо они изучили друг друга, чтобы не заметить еще одну дополнительную волну беспокойства в отнюдь не расслабленной атмосфере вечера.

Миссис Старлингтон улыбнулась, повернувшись к Эдварду:

– Может, посидим на террасе? Погода просто сказочная, – предложила она.

– Я на это и надеялся, – ответил Эдвард.

– Было бы неплохо, – равнодушно промолвил Фред.

Элизабет подошла к своему рабочему письменному столу, и, чуть присев на краешек эргономичного офисного кресла, нажала на кнопку селектора:

– Хелен, закажите нам, пожалуйста, легкую закуску. Мы посидим на свежем воздухе. – Взглянув на своих собеседников и, считав с их лиц, похоже, всю необходимую для себя информацию, дополнила: – Все, как обычно.

Фред одним глотком допил виски. И, чуть виновато посмотрев на миссис Старлингтон, спросил:

– Вы будете?

Они проследовали на террасу, захватив с собой бутылки с напитками и бокалы. Молча направились к «своему» столику, в овальную нишу зала, увитую живописным фиолетово-розовым ковром клематиса, и расположились в креслах, каждый на «своем» месте. Фред налил в мадерную шарообразную рюмку немного хереса для Элизабет, себе – на два пальца виски. Эдвард принес с собой свой рокс с алкоголем. Миссис Старлингтон поднесла бокал с темно-янтарным напитком и, чуть вдохнув легкий древесный аромат, сделала небольшой глоток напитка. Затем взяла дистанционный пульт и включила плазменный экран телевизора. Некоторое время все молча слушали новости… или делали вид. Никто не проронил ни слова, пока официант не расставил приборы, дополнительное стекло, минеральную воду с газом и без, блюда с различного видами тартинками, холодной телятиной, пармской ветчиной, сыром и фруктами. После того, как он разлил всем желающим минеральную воду без газа и, пожелав «приятного аппетита», удалился, миссис Старлингтон, сделав глоток воды, твердо сказала:

– Выкладывайте, Эдвард. Я не узнаю вас в последнее время. – Она чуть поджала губы, не заботясь о том, что таким способом лишает их светло-розового блеска; помолчав и пытливо посмотрев на Крайтона, заметила: – Вы ведете себя несколько смешно.

– Да уж, – ухмыльнувшись, поддакнул Фред.

Эдвард не спешил, глотнул виски, окинув мысленным взором все то, что хотелось сказать лаконично и без эмоций. Хорошо бы не сорваться. Все они и так в последнее время находятся в каком-то оцепенении, в состоянии странного тревожного ожидания, как у подножия вулкана, готового вот-вот извергнуть из себя кипящую магму, чтобы утопить их в смертельной плазме. «Как все же неприятно, даже отвратительно – осознавать свою трусость и нерешительность. – Ну и ладно. Что может быть хуже, чем уже есть», – подытожил мужчина, в глубине души прекрасно понимая: судьба может предоставить такие сюрпризы, что его настоящая проблема будет выглядеть действительно смешной вроде сложностей в выборе цвета трусов перед встречей с проституткой.

– Элизабет, я сам не свой, потому что впервые, наверно, не могу решить такую, будто бы ерундовую, проблему… И честное слово, мне стыдно.

– Это не придает вам веса в наших глазах, – желчно заметила миссис Старлингтон, хорошо осознавая, что такими словами больно ранит своего помощника, но, возможно, таким образом сразу сможет вскрыть «гнойную паронихию».

Действительно, Крайтона это разозлило, и в то же время воодушевило на едкую, пусть и мысленную, критику в отношении Минервы. «Ей-то в любом случае хуже, чем мне. Такую родственницу легче удавить, чем перевоспитать», – про себя съязвил Эдвард, мельком вспомнив свои фантазии на тему физической устранения Сущности, такое прозвище он придумал Эмме. Своей насмешкой Элизабет побудила его к откровенности, приоткрывшей шлюзы накопившейся ненависти. И теперь Крайтону уже приходилось себя сдерживать, чтобы не дать своему гневу все испортить. Он перешагнет через это унижение… Не первое и не последнее, вероятно.

Женщина знала о том эффекте, который произвели на Эдварда ее слова, хотя держался он при этом отлично… что ж, ее школа. Цель достигнута, и это – главное. А сопли и слезы он сможет вытереть сам. Все можно вылечить, все! Даже неизлечимую болезнь… смертью.

– В том-то и дело, что с виду – ничего страшного, но… на самом деле – думаю, это важный вопрос, который необходимо решить как можно быстрее… Хотя я даже не представляю каким образом. – Голос Крайтона действительно звучал тревожно и даже растерянно (неплохая игра, похвалил он себя). – Видите ли, Эмма, похоже, окончательно тронулась мозгами, – промолвил Эдвард, выждав минутку для оценки реакции своих собеседников, но те пока никак не спешили выразить свое отношение к сказанному. – Извините за сленг, но у меня нет нормальных слов, чтобы передать все ее закидоны. – Выражение лица Эдварда стало мрачным. – Стоило вам с Фредом уехать на пару дней, как Эмма перешла в агрессивное наступление. – Взглянув на миссис Старлингтон, он твердо произнес: – Она серьезно больна, Элизабет.

Женщина чуть вздохнула, хотя уже давно предполагала что-то подобное, но все равно, несмотря на высокую вероятность плохих новостей, удар, по своей сути, можно отнести к запрещенным, потому что разрешить любую ситуацию, связанную с Эммой, ей пока не представлялась возможным. Дочь непутевого младшего брата сэра Уильяма – палата психиатрической клиники в концентрированном ее варианте. И как можно ее исправить? Можно ли перевоспитать взрослую тридцатидвухлетнюю женщину?.. Абсурд! Мало того, что девушка не отличалась хоть какими-нибудь способностями (это еще можно было бы пережить), но она была безнадежно глупа и одержима мужчинами. И эта ее идефикс не находила ни малейшего отклика в сердцах – и не только – представителей мужского населения Тауэринг-Хилла, да, очевидно и в других уголках планеты, где Эмме приходилось бывать в поисках своего женского счастья. В период ее подросткового становления, эта озабоченность девушки была списана на гормональные бури, вырвавшие, очевидно, с корнем все те небольшие ростки здравого смысла, на которые еще можно было возлагать хоть какие-нибудь надежды. С течением длительного времени должно было наступить относительное «затишье» в ее организме, но к такому самопожертвованию Эмма была не готова, хотя внешне она пыталась сдерживать свои порывы. Окончив фармацевтический колледж, девушка стала работать лаборанткой в Центре биохимических исследований компании «Старлингтон энд Парк». Эту работу мисс Старлингтон выполняла неплохо, но о дальнейшем обучении она и не помышляла. Все ее желания и цели были устремлены на поиски мужа и создание семьи, что для большинства женщин вполне естественно, но у Эммы это полезное и важное устремление содержало половник фекалий, превращающих все ее матримониальные потуги в дурно пахнущее месиво; она выбирала таких мужчин, которые не могли заинтересоваться ею априори, даже в том случае, если бы она была единственной женщиной на Земле. Впрочем, свой первый гражданский брак с красавцем Джеймсом Локхартом девушка все же сумела организовать. Но сказать, что все сложилось благополучно было бы не совсем верно, несмотря на то что некоторое время Эмма была счастлива, возможно и не понимая, что этот яркий и харизматичный мужчина по своей сути типичная шистосома – кровяной сосальщик, живущий с ней из-за ее денег и дальнейших перспектив. Но вскоре Джеймс понял, что ошибся (не в отношении денег, а в отношении перспектив) и переключил все свое внимание на брата Эммы Дэвида. Тот был умен (в свое время он отговаривал Эмму от постыдного сожительства с Локхартом), но это не помешало ему самому вдруг (?) воспылать нежными чувствами к Джеймсу. Дэвид даже смог увлечь своего любовника хоть какой-то работой. Уход Джеймса от Эммы стал серьезным разрушительным фактором для ее психики. К тому же она не могла понять причины: почему Джеймс бросил ее? Разве она недостаточно его любила? Осыпала любимого подарками, делала все то, что он хотел, нередко забывая о своих собственных интересах. В общем-то, девушка повторила вполне распространенную ошибку, когда женщина полностью растворяется в своем партнере. Хотя в ее случае не этот аспект послужил причиной их разрыва. Находясь под удушающим гнетом любви Эммы, Джеймс не считал для себя нужным игнорировать более перспективные варианты. В конечном итоге Джеймс поставил свою герлфренд в известность о своей гомосексуальности. Конечно же, он беззастенчиво врал. На самом деле, ему было все равно с кем заниматься сексом, лишь бы это хорошо оплачивалось, и он был готов рассмотреть любое предложение из всех возможных альтернатив. С Дэвидом Джеймс нашел то, что ему было необходимо на текущий момент. Локхарту исполнилось тридцать и до этого времени он «специализировался» на женщинах, поэтому Дэвид стал первым мужчиной в его «коллекции». Джеймс поражался своей глупости: если бы он не зацикливался исключительно на дамах – был бы уже сейчас достаточно богат; тем не менее обвинял он в большей степени не себя, а женщин, которые гроздьями вешались на него, а у него даже не было возможности рассмотреть другие, более интересные, варианты. Но, впрочем, честно признавался себе, что ему было просто лень предпринимать какие-то действия: что подворачивалось на его пути, то и брал. И сейчас молодой человек был очень рад наступившему прозрению: не такой уж плохой итог его деятельности. Он молод, здоров, умен, красив и обаятелен. Кто же, если не он, заслуживает роскоши и беззаботной неги?

Что же касается Эммы, то после признания бывшего бойфренда в гомосексуализме, она довольно-таки быстро успокоилась и вышла из своего депрессивного состояния, сделав вывод, что теперь-то уж будет более тщательно проверять своего избранника на предмет его сексуальных пристрастий. И с новыми силами, фанатичным огнем в глазах и неутоленной страстью в теле, Эмма принялась за активное и бурное окучивание всех окружающих мужчин, не обращая внимания на их внешность, возраст и другие мелочи. Вскоре ее имя стало нарицательным, о девушке стали слагать небылицы и анекдоты; и у нее, судя по всему, появились все шансы стать в ближайшем будущем сознательной нимфоманкой-общественницей, если бы какой-нибудь мужчина вдруг захотел ее общества, в любом его формате.

Молодая женщина была всегда довольна своей внешностью, чем приводила в легкое замешательство окружающих. У Эммы были роскошные медные волосы и выдающееся тело. Что касается тела, то выдающимся его можно было назвать разве что за внушительные габариты: высокий рост, массивный бюст, впрочем, заметно проигрывающий монументальным бедрам. Полное и чуть вытянутое лицо девушки нередко выражало апатичность, что не придавало привлекательности ее образу. Но Эмме нравилось свое отражение в зеркале, поэтому она не стеснялась отдавать предпочтение ярким, насыщенным краскам как в гардеробе, так и в макияже.

После небольшой депрессии, вызванной разрушенными иллюзиями о счастливом супружестве, Эмма, утерев слезы, стала лихорадочно подыскивать себе новый – достойный! – вариант мужчины для самого главного дела своей жизни – создание семьи; и, конечно же, не могла пройти мимо такого красавца, как мистер Крайтон. Тем более что уж он-то точно предпочитал женщин, причем, тоже ярких и эффектных. А кто бы осмелился назвать ее, Эмму, не эффектной и не яркой? Девушка не раз замечала, как оборачиваются ей вслед мужчины, да и женщины – тоже. На нее нельзя было не обратить внимание, хотя по непонятным причинам (скудоумия, отсутствия вкуса, искаженного эстетического восприятия реалий, отсутствия самокритики…?) Эмма принимала недоумевающие и насмешливые взгляды окружающих за искреннее восхищение своей внешностью.

Их последняя беседа наглядно продемонстрировала Крайтону, что он вскоре может стать крохотной подопытной мышкой в больших и опытных руках Эммы.

…Пару дней назад Эдвард сидел в кафе, погрузившись в тяжелые раздумья. На столе стоял большой бокал, на донышке которого поблескивал коньяк, и чашка кофе. Его голова раскалывалась от неприятных мыслей: каким образом безболезненно вывернуться из той железной сети, которую набросило на него кошмарное чудовище по имени Эмма. Напитки стояли нетронутыми уже минут десять, потому что при одном воспоминании о Сущности, ему становилось дурно. Но мужчина уже привычно преодолевал тошноту, чтобы не умереть от анорексии. И теперь он казался себе ничтожным придурком. На него вновь накатила волна презрения к самому себе; она насмешливо вздымалась черной стеной в попытке обрушить на него всю свою мощь, дабы окончательно раздавить чувство собственного достоинства Крайтона. Да, он идиот. Он хотел когда-то стать актером, и теперь несостоявшаяся мечта толкнула его учинить пошлый спектакль. Зрители довольны! Смех! Аплодисменты! Занавес! И его смех, только уж очень жалкий. Будь у него под рукой кнут, Эдвард бы отхлестал себя, чтобы через ад физической боли выдавить из своей головы ядовитую желчь, разъедающую его сознание.

Заметив Эмму, решительным образом водружавшую свои монументальные телеса на мягкое сиденье кресла, почти поглотив ими хрупкую мебель, он уже не удивился. Сейчас его могло изумить только ее отсутствие в этом кафе и за этим столиком.

– Вот вы где, – широко улыбнувшись, Сущность предъявила окружающим свои крупные и белые, как керамический унитаз, зубы.

– Знаете, мисс Старлингтон, а мне известно всего лишь пару мест, где я мог бы не наслаждаться вашим присутствием.

Девушка весело расхохоталась, предоставив миру лицезреть и другие детали своей ротовой полости.

–

Эта новая кошмарная мысль ужаснула Крайтона. Пребывая в некоторой растерянности, он автоматически взял бокал с напитком в руку, и, игнорируя ритуал смакования золотистого нектара, сделал немалый глоток напитка. Благо, Эмма безостановочно щебетала о погоде, затем перешла к своей затее: взять в ноябре отпуск и отправиться куда-нибудь, где зимой тепло и солнечно. Ее болтовня агрессивно и напористо выдворила тишину, так уютно заполнявшую атмосферу его столика. Тепло ли в Австралии? Или лучше Доминикана? А может, Турция? Там уж точно тепло. Но разумно ли туда ехать одной? К ней будут приставать с непристойными предложениями. Что бы ей поесть? Она не ела с самого утра! И выпить, конечно же, она не откажется составить компанию ее дорогому другу Эдварду. Вскоре перед дамой стоял «кайпиринья» (бразильский выриант «дайкири»), который был выпит между тремя короткими отзывами о «дерьмовом сервисе в этом шапито». Услышав «шапито», Эдвард очнулся от своих мыслей. Видимо, алкоголь обострил восприятие мужчины, а может, «шапито» так ранило его тонкий слух, что он решил вступить в монолог Эммы, стремящийся растянуться на пару часов. К тому же внезапно возникшая мысль о возможном изощренном притворстве мисс Старлингтон направила мышление Крайтона в область критического и отстраненного анализа сидящей напротив молодой женщины.

Если существует идеал уродства, думал Эдвард, глядя на свою собеседницу, то Эмма много сделала для того, чтобы приблизиться к нему. Хотя, очевидно, что и природа «не сидела сложа руки» в процессе создания такого физического несовершенства. В какой-то момент он даже предположил, что девушка больна акромегалией: на крупном, чуть вытянутом лице выделялись надбровные дуги, зрительно уменьшающие светло-зеленые, будто выцветшие глаза; широкий рот, казалось, рассекал своим тонким срезом тяжелую нижнюю челюсть; во всем облике Эммы искреннее восхищение вызывали, пожалуй, только роскошные темно-рыжие пряди густых волос. Эдвард так абстрагировался в своем исследовании возможного эндокринного заболевания Вермины, что не сразу услышал ее вопрос. Тогда Эмма, решив привести его в чувство, перегнулась через стол и положила на его правую руку свои полные пальцы, обросшие кольцами и увенчанные пурпурным маникюром. Ярость и ненависть захлестнула Крайтона. И от разрушительного накала таких чувств Эдвард впал в состояние агрессивного аффекта, больно при этом прикусив язык, но болевой шок помог ему расслабить свою нервную систему: адреналиновая составляющая крови чуть ослабла, постепенно испарилось и желание активных действий. Мужчина беззвучно зашевелил губами и раненым языком, пытаясь смягчить боль и унять кровотечение. Поняв, что быстро ликвидировать последствия неосторожного укуса ему не удастся, он одним глотком опустошил бокал. Солоноватый привкус крови определенно придал пикантность бархатистой терпкости напитка; алкоголь приятно согрел колючую агрессивность Эдварда, и тот вдруг мгновенно успокоился.

Эмма восприняла его молчание и нелепое шевеление губами как легкую растерянность от ее прикосновения. Никогда еще девушка не позволяла себе такой вольности по отношению к Крайтону. Первый шаг был сделан, и все произошло вполне хорошо. Ей, во всяком случае, очень понравилось. Можно теперь переходить к следующему этапу развития их флирта. Эдвард просто не очень опытен с таким незаурядными девушками, как Эмма. Но ничего, она его научит. Эдвард же видел картину, далекую от любовной романтики. Он не мог отвести взгляд от похожих на толстые захваты щупальцев Сущности, которая при помощи своих лопатообразных кистей упорно копает лазейку в его жизнь. Все это легко и красноречиво читалось в выражении припухлых глаз, в жестах и мимике одержимой манией любви женщине. И еще он понял одну важную для себя истину: этого монстра в женском обличье остановит только ее физическое уничтожение. Все увещевания, вплоть до угроз, бесполезны, не стоит тратить на это силы и время. Но ни в коем случае нельзя было ее злить. Кто знает, какие еще демоны притаились в лабиринтах психики этой ненормальной?

Эдвард сослался на плохое самочувствие, что, безусловно, соответствовало действительности, оставил наличные за свой заказ и, попрощавшись, вышел из кафе. Решение было им уже принято и домой в тот вечер он возвратился в более-менее хорошем настроении, наверное, впервые за последний месяц.

…Но сейчас, сидя за столом с Элизабет и Фредом, Крайтон, конечно же, не стал излагать подробности преследования, предпринятого мисс Старлингтон по отношению к нему (хотя он сделал бы это с большим удовольствием, возможно, даже испытывая при этом почти садистское наслаждение). В этом не было необходимости, потому что его собеседники были в состоянии домыслить недостающие детали. Они хорошо знали Эдварда не только как отличного сотрудника, но и как толкового рассказчика; и его четкий, бесстрастный монолог в очередной раз подтвердил этот факт. Кроме того, Крайтон неплохо разбирался в людях, особенно в женщинах; и фактор исключительной красоты отдельных представительниц женского пола совсем не влиял на его объективность в оценке их личностных качеств.

Своим рассказом мужчина в очередной раз подтвердил вывод миссис Старлингтон: почти все умные мужчины, впрочем женщины тоже (Элизабет называла их «программистами»), считают, что все мироздание «работает» по определенным законам, которым подчиняется, в том числе и человеческая психика; при этом они, «программисты» прекрасно осознают распространенность комплексов и иррациональных мотивов, часто доминирующих в поведении многих других людей, (называемых ею «толстолобиками»), следовательно, нередко «программисты» просто не могут понять, куда может завести «толстолобиков» их алогичное поведение и отсутствие каких-либо четких закономерностей в нем. Самое парадоксальное заключается в том, что часто и сами «программисты» ведут себя, как недоумки. Вот почему некоторые задачи не всегда по силам и опытным психологам. И если многих женщин Эдвард более-менее мог просчитать – в случае с Эммой он столкнулся с неразрешимой для себя проблемой. Миссис Старлингтон поняла это сразу.

Разговор Элизабет и Эммы состоялся вечером следующего дня.

Женщина, как обычно сохраняла невозмутимость и холодную отстраненность, ни на йоту не проявив своего негодования и уж тем более гнева, возникшего у нее уже только от одного вида нерадивой родственницы. Та молча выслушала миссис Старлингтон: инстинкт самосохранения у девушки был развит достаточно хорошо. Элизабет говорила убедительно и даже равнодушно, хотя вместо нотаций она с большим удовольствием придушила бы эту тупоголовую сучку, но престиж компании и семьи был превыше эмоций, переполнявших миссис Старлингтон в тот момент.

Речь миссис Старлингтон заняла почти двадцать минут. Эмма в это время думала совершенно о другом, но очень надеялась, что ей удалось скрыть свои чувства: если бы ненависть могла испепелять – от Элизабет давно бы уже не осталось и пепла, как, впрочем, и от других некоторых ее родственничков. Девушка с огромным удовольствием отправила бы в такой, пусть и виртуальный, крематорий не меньше половины города. В Тауэринг-Хилле легче бы дышалось без этих распутных и ехидных шлюх: Лоры, Линды, Джулии, Анны, Кейт и… Энн. Хотя дочь Элизабет ничего плохого ей сделать еще не успела… ну мало ли что, на всякий случай. Слишком много у Эммы стало соперниц. Вот бы взять их всех и отправить куда-нибудь подальше, на какой-нибудь необитаемый остров. Они бы там точно друг друга перегрызли. Но это все несбыточные фантазии… Хотя кто-то сказал, что нет ничего невозможного для одержимых желанием; есть же и магия, привороты, зелье да и другие возможности. Не помогло одно средство – помогут другие! Как же такое очевидное решение раньше не приходило ей в голову! Надо опять сегодня поговорить с Мирелой, единственной красивой девушкой, к которой она относится хорошо. Подруга знает, что делать. Вот уж у кого гениальная голова! Этот вывод изрядно поднял дух Эммы. Повеселев, она пролепетала виноватым голосом слова раскаяния, пообещав больше не навязывать свое обществу бедному мистеру Крайтону.

Элизабет внимательно наблюдала за внешними метаморфозами, происходящие на ее глазах с этой дурочкой. Конечно, та неплохо притворялась виноватой, но ее-то ей обмануть не удалось. Впрочем, миссис Старлингтон и не рассчитывала достучаться до здравого смысла Эммы (если его нет, как до него можно достучаться?). Нагнать страх – это было целью жесткого (пока без произнесенных вслух угроз) монолога женщины. И миссис Старлингтон надеялась, что у нее это получилось, хотя бы на время. А там – посмотрим.

Вежливо попрощавшись и мысленно пожелав «чтоб ты сдохла, старая медуза!», Эмма вышла из офиса после пяти вечера. Рабочий день закончился, и девушка, выбросив из головы все проблемы, а с ними и Горгону с ее внушениями, отправилась в торговый центр за покупками.

Проведя около двух часов в бутиках, Эмма приобрела изящный черно-синий осенний костюм от Валентино. Несмотря на свою любовь к ярким нарядам, она решила, что рыжеволосым девушкам темные цвета очень идут; они создают эффектное контрастное сочетание. Затем были приобретены брендовые сапоги, сумочка и перчатки. Хотя иногда, купив какие-либо обновки, а затем, примеряя их дома, Эмма несколько разочаровывалась: то, что казалось таким удачным в бутике, дома казалось ей совсем не интересным. Но в этот раз она осталась довольна всеми своими покупками.

За приятными примерками девушка напрочь забыла об ужине, что с ней бывало весьма редко; эта Горгона, Элизабет, чуть не отбила мне аппетит. А терять свои формы Эмма не собиралась. Она позвонила в пиццерию и заказала на ужин несколько салатов и немаленького размера пиццу. В ожидании трапезы девушка включила телевизор (через пару минут – очередная серия мелодраматической эпопеи), не забыв налить себе бурбон (легкая ностальгия по бывшему гражданскому мужу). Как-то он заметил, что крепкий алкоголь для ее роскошного тела более предпочтителен, чем, например вино; и вскоре девушка действительно поняла, что кукурузный виски для нее самый оптимальный вариант.

Ужин был доставлен через полчаса. И по истечению такого же времени объемный ужин был поглощен ею с огромным удовольствием. Кинематографическая бесконечная сага многослойных душещипательных, любовных отношений подходила к концу, но Эмма не была огорчена: ей было чем заняться. Девушка вновь решила посмотреть по Интернету услуги магов, колдунов и прочих экстрасенсов, которые смогли бы ей помочь в достижении своих целей. Один раз она это уже делала, но… пока безрезультатно. Есть, конечно, мистер Стюарт и его сестра Кейт… хотя тогда они ей отказали. Ну а вдруг передумали? Надо подумать об этом варианте. Что же все-таки лучше: приворожить к себе любимого мужчину или «отсушить» от него этих вульгарных потаскух? А что, собственно говоря, миндальничать с этими бледными уродками? Для абсолютной гарантии надо сделать и то и другое.

Глава 10. МАРК ЛОУТОН

Биохимические исследования крови Лоры дали отрицательные результаты, то есть ничего подозрительного мы не обнаружили. Но этот факт, к сожалению, не означал, что никаких галлюциногенов не было ранее. Во-первых, некоторые препараты быстро разлагаются на те, которые может синтезировать сам организм, а во-вторых, каждый день изобретаются новые психотропные средства, и об их индикаторах не сообщают по радио. С Шарлоттой и Фрэнком мы распланировали нашу работу по делу мисс Кэмпион, пришлось даже привлечь к работе двух внештатных помощников. И в течение всей следующей недели мы исправно и более чем старательно пытались обнаружить хоть какие-нибудь, даже самые незначительные признаки наблюдения или слежки за журналисткой. Но ничего, абсолютно ничего криминального нам выявить не удалось.

С Лорой мы созванивались ежедневно. И как-то очень быстро нормализовался весь ее жизненный уклад: будто бы по мановению волшебной палочки прекратились кошмары, видения и прочие странности женщины. Я далек от мания величия, чтобы считать такое, полное, восстановление нормальной жизни журналистки своей или коллективной заслугой. Обычное совпадение? Не очень-то верится, но с фактами не поспоришь. Что все же тогда происходило с Лорой? Мы с Фрэнком, Шарлоттой, Норой и Стивом ломали голову над этой загадкой целый вторник, хотя вечером ее ломать было веселее: пиво в этом деле нам всемерно способствовало. В итоге определились три версии, которые нуждались в дополнительной проверке. Одну, касающуюся психического здоровья мисс Кэмпион, по понятным причинам мы проверить не могли. Зато рассмотреть два оставшихся варианта было вполне возможно. Но на следующий день, в среду утром, позвонила Лора и пригласила меня приехать к ней, конечно, когда мне будет удобно. Мне было удобно буквально спустя полчаса.

Оказывается, ничего не случилось. Жизнерадостная женщина попросила меня больше не беспокоиться о ней. Не стоило также продолжать и наше расследование. Прошла неделя, которую мы с ней отводили на проверку вероятных версий. Они не подтвердились, ну и замечательно! Ведь все наконец-то закончилось. Безусловно, я догадывался о подоплеке такого молниеносного решения: у Лоры как-то неожиданно «случился» роман с Эдвардом. А кому в таком случае хочется быть объектом пристального внимания? Лоре не хотелось. Она искренне поблагодарила меня и даже попыталась всучить мне чек. После непродолжительной борьбы мы нашли компромиссное решение. На прощание женщина взяла с меня обещание, что я буду на ее дне рождения в пятницу.

Домой я возвращался в мрачном настроении. Ну вот, одно расследование закончилось, не успев начаться. На душе у меня было муторно и противно, как-будто меня провели, как выжившего из ума старого маразматика. Была бы хоть малейшая зацепка, что за Лорой кто-то действительно следил! Но ничего не было, абсолютно ничего! Не то, чтобы мне хотелось подтверждения слежки, просто где-то в глубине моей души затаилось подозрение, что какой-то неприятный нюанс в этом деле все же присутствует. И это сомнение проникло в мое сознание ядовитым жалом, отравив все мысли и ощущения, подточив обычно присущий мне оптимистический настрой; а в таком состоянии говорить о радости бытия было просто невозможно. Хотя мне и казалось, что я несправедлив к себе: ведь случаются подобные психические отклонения и у вполне нормальных людей. А в жизни Лоры было достаточно моментов, которые могут вызвать замыкание в мозге. У нее случилось – быстрое и короткое. Хотелось бы в это верить! Что ж, получу деньги миссис Старлингтон и опыт (никакая практика не бывает лишней), а Лора – спокойствие и важное предостережение о том, что психика – очень хрупкая и уязвимая субстанция любой человеческой особи и может легко пострадать от многих факторов, начиная от дефицита витаминов и заканчивая лоботомией. А вот точно известно, что злоупотребление алкоголем совсем не способствует оздоровлению психики и просветлению сознания. Хотя при помощи наркотических средств можно активизировать мышление, но такой способ чреват весьма суровыми последствиями, и деменция не самое худшее из них. Сигнализирует ли увлечение Лоры игрушечными крокодилами о легком психическом расст-ройстве? Думаю, все же нет. Но о чем-то же оно говорит? Конечно, но только о том, что все люди отличаются друг от друга. Многие любят собак, а некоторые – змей. Сколько существует фобий, которые происходят из-за различного рода комплексов (или наоборот?), но в основе их лежат психические процессы, протекающие в человеческом мозге. На эту тему можно размышлять достаточно долго, а мне необходимо было прийти к конкретному выводу как можно скорее. Что есть на данный момент: психическое состояние Лоры вполне нормализовалось. Не мешает, конечно, понаблюдать дальнейшее развитие событий… однако осторожно и на отдаленном расстоянии. Никогда ранее у Лоры не наблюдалось проблем с алкоголем. Возможно, это увлечение пройдет в силу того, что исчезли (?) конкретные основания для повторения подобных странностей. К тому же журналистка упоминала о возникших проблемах с сердечно-сосудистой системой. При таком раскладе только самоубийца не задумается о последствиях своей чрезмерной дружбы с Дионисом. Немного поразмышляв на эту тему, я все же решил, что для серьезных волнений у меня нет причин; стоило отбросить все свои опасения и «удалить в корзину» это странное и нелепое расследование. Но, чтобы окончательно развеять неприятный осадок, я решил повидаться с Кристианом Стюартом, нашим местным экстрасенсом и ресторатором. Не так давно он был любовником Лоры, и, вполне возможно, может обладать какой-либо интересной информацией, хотя не факт, конечно, что он захочет мне ее поведать, но попытаться стоит. Кстати, когда я спросил Лору, не обращалась ли она к нему за помощью, женщина ответила, что не верит в его способности. «Все его таланты основываются на умении гениально собирать слухи, сплетни и, бесспорно, достоверную информацию и, что не менее важно, талантливо это использовать», – ответила мне женщина.

прочей мистики, кухня в заведениях Стюарта отменная, и его предприятия общественного питания не менее популярны, чем ресторанная сеть миссис Старлингтон. Паб «Веселый вдовец» мне импонировал в большей степени, чем таверна «Дырявый котел», которую Кристиан назвал так же, как когда-то именовалось знаменитое заведение XVI века небезызвестной Дайзи Додридж. Но прежде чем дойти до паба, я оказался перед тускло освещенной – эффект «аметистовых сумерек» – стеклянной дверью магического салона «Хрустальный георгин», также являющимся детищем неутомимого Кристиана. Вообще-то, мое отношение к Стюарту было сложным и неоднозначным, так что пока я не пришел к какому-то конкретному выводу. Несмотря на его весьма противоречивую сущность и высокий отрицательный потенциал личностных качеств, мне он нравился, как может нравиться умный и беспощадный хищник. Крису было около сорока пяти, внешне – весьма привлекательный, но красавцем его назвать было бы нелепо. У него были большие светло-карие, почти желтые глаза, крупный нос с горбинкой, тяжелый подбородок, впалые щеки, очень высокий лоб с небольшими залысинами, длинные волосы цвета вороного крыла и такие же темные широкие брови. Он мог быть надменным, но чаще казался харизматичным, этаким Мистер Волшебная Улыбка. А Стюарт действительно обладал очень располагающей и обаятельной улыбкой. Кстати, ему прижилось прозвище Волшебник, но отрицательное обаяние в этом, безусловно, интересном мужчине, как мне кажется, превалировало над его добродушием. Этот «волшебник», по-видимому, действительно обладал какой-то магией, потому что не выглядел старше сорока, но, подозреваю, что при желании мог бы выглядеть еще моложе, только по какой-то личной причине решил, очевидно, остановиться на таком возрастном уровне. В принципе, вполне объяснимо: сорок пять – отличный возраст! Уже есть определенные знания, опыт и зрелость, тело и мозг полны желаний – все это обеспечивает отличные возможности для максимальной реализации своих способностей, идей и амбиций. Хотя в наше время не нужно быть магом, чтобы скостить себе лет десять-пятнадцать, достаточно желания и определенной суммы денег. Вполне возможно, что вкупе с магией в процессе омоложения Стюарта поработал хороший пластический хирург, но эти выводы не имеют под собой какой-либо реальной подоплеки, в большей степени досужие домыслы или, быть может, вновь зависть моего «темного» Я.

Просторное двухуровневое помещение салона уходило вглубь, и его довольно-таки сдержанный дизайн не просматривался с улицы. Меня никогда не интересовала магия, хотя любопытства ради я заглядывал сюда пару раз. Но сейчас мне захотелось проверить одну свою мысль, весьма очевидную, на мой взгляд (чтобы спать спокойно – лучше проверить все зацепки).

Задержавшись у входа, казалось бы, всего на несколько секунд, я впал в какое-то состояние безвременья, и очнулся от не менее странного ощущения, что являюсь объектом чьего-то пристального внимания. Я поднял глаза и посмотрел на витражные стекла, но кроме размытых бликов полуденного, на редкость скупого, солнца ничего не смог увидеть. Неожиданно входные стеклянные двери салона бесшумно раздвинулись, и как мне показалось, настойчиво «пригласили» войти вовнутрь темного холла. Не задумываясь, я воспользовался приглашением.

Освещение в большом помещении, которое функционировало как приемная и гостиная, стало чуть ярче. Но меня никто не встретил. Видимо, кроме дверей, никто не спешил одарить меня радушным вниманием. Я расправил плечи и уверенной походкой прошел к центру холла, где можно было присесть в широкое кресло и подождать дальнейшего развития событий. Не мешало бы мне при этом выглядеть убедительным, дабы моя решительность отразилась в скрытых видеокамерах гостиной.

Я присел в кресло и огляделся. Дизайн салона наглядно демонстрировал возможности современных технологий. Напротив меня антрацитовым блеском тускло мерцала плазменная панель медиацентра, вокруг которой располагались: полукруглый диван, несколько широких кресел и низкий пуф-стол цвета кобальта – вполне уютно для шизоида, проявляющего низкий уровень эмоциональной экспрессии, но убийственно для отчаявшегося неврастеника. (Мне было вполне комфортно, поэтому пришлось задуматься: нормальный ли я?) Общий фон интерьера: оттенки фиолетового, лилового и синего цветов; никаких зеленых растений, впрочем, много изделий из стекла, камня, пластика и металла – причудливой и даже вычурной формы – весьма спорные шедевры последователей рокайльного искусства; гравюры с соответствующей тематикой и прочая атрибутика: то ли эзотерическая, то ли оккультная; последний аккорд – напольное покрытие, стилизованное под бессерную кладку. Но мой взгляд притягивала стойка ресепшн, представляющая собой световой короб-лайтбокс, по которому медленно проплывали картинки двойной плотности, имитирующие 3-D формат. Я смотрел на плывущие по фиолетовому полотну светящиеся розовато-лиловые, пурпурные, коралловые, бирюзовые изображения, напоминающие то ли иероглифы, то ли узоры. Загадочная бегущая палитра пульсирующего света притягивала мой взгляд, и спустя пару минут я ощутил, что вновь оказался в поле действия какой-то неизвестной мне силы. Логическая часть моего мозга пыталась вырвать меня из этого транса, убедительно мне поясняя, что он, транс, вызван именно этими картинками; и алгоритм их воздействия на человеческое сознание давно расшифрован, а я, безусловно, знал об этом. Знал и понимал, но тем не менее эти блики стали для меня черной дырой, захватившей мой взгляд и индуцирующей повсюду ментальный туман и волны релаксакции. Приятное тепло растеклось по всему телу. Изо всех сил я пытался сопротивляться, дабы не закрыть глаза. Какой-то аромат, насыщенный и приторный, застыл в атмосфере гостиной. Он мне показался таким плотным и густым, что я захотел было потрогать его рукой, но сладкая дрема слепила мои веки липкой паутиной сна, и я забылся в счастливой безмятежности.

Пробуждение было странным, но вполне приятным. А ведь со мной, вероятно, даже не успели провести соответствующую работу. По-видимому, чтобы выдержать магический сеанс у Кристиана, нужно обладать устойчивой психикой.

Спустя несколько секунд, когда я раскрыл глаза, то увидел Стюарта, который сидел напротив и обворожительно улыбался, хотя у меня не было уверенности, что его улыбка предназначалась детективу Марку Лоутону. Так улыбаются только объекту своего вожделения, коим я уж точно не являлся, во всяком случае для моего визави.

– Как вы себя чувствуете, Марк? – спросил Стюарт своим низким тембром а-ля Леонард Коэн, не скрывая легкую иронию в голосе. Но его выразительные, редкого песочного оттенка глаза, казалось, излучали неподдельную радость. Вопрос был вполне закономерен, если учесть, что всего лишь минуту назад я пребывал на другой планете, в каком-то фантастически красивом мире, где познал удивительную легкость, счастье и всеобъемлющую космическую любовь. Поэтому, очнувшись здесь, отягощенный земными заботами и гравитационным полем Земли, я чувствовал себя не очень уютно, но не признаваться же в этом директору туристического бюро, организовавшего, похоже, мое путешествие?

– Спасибо, неплохо. А вы? – Заданный вопрос, несомненно, не относился к категории умных: Кристиан выглядел абсолютно счастливым человеком, пышущим здоровьем, оптимизмом и могуществом. В светлом кардигане и белоснежной рубашке, он совсем не походил на зловещего мага-чернокнижника, а, скорее, – на успешного и знаменитого шоумена. Скуластое лицо, смеющиеся золотистые глаза, лучезарная широкая улыбка; густые длинные волосы, отсвечивающие в аметистовом освещении лиловым нимбом, затянутые на затылке в «конский» хвост – словом, готовый образ для «слуги дьявола».

– Неужели, глядя на меня, вы можете заподозрить меня в плохом самочувствии? – улыбнулся он. – Просто вы на какое-то мгновение отключились, и я обязан был задать вам подобный вопрос.

– На мгновенье? Вы, очевидно, живете с каким-то иным понятием о времени, нежели мы, смертные.

– Вы будете смеяться, но я тоже, к моему счастью, смертен.

– Нет, не буду.

– Почему? – Он удивленно приподнял брови.

– Считаю, что нормальный человек не может хотеть вечной жизни.

– Вы заблуждаетесь, Марк. Большинство так называемых нормальных людей мечтают об этом. Просто они грезят не о такой жизни, которую ведут многие из нас: скучную, серую и достаточно трудную.

– А бывает ли другая? Без сложностей и проблем, без унылых ритуалов, бесконечных в своем ежедневном повторении?

– Я готов вам ответить, но позже.

Разочарованно пожав плечами, я ответил:

– Что ж, не смею настаивать.

– Тем не менее я вам хочу кое-что пояснить. – Он вальяжно закинул ногу на ногу. – Сейчас вы все будете воспринимать сквозь призму раздражения и некоторого разочарования. Вы очень голодны и озабочены своими переживаниями. – Стюарт чуть нахмурил широкие брови. – Нужно вкусно, но не чрезмерно поесть и посмотреть на свои текущие, похоже весьма сложные задачи под другим углом. Я могу вам в этом помочь. Хотите?

Теперь пришел мой черед удивляться.

– Благодарю вас, но свои проблемы я постараюсь решить самостоятельно.

– А я и не сказал, что это будет делать кто-то другой. И к тому же, подозреваю, вы не о том подумали, – вздохнул он и посмотрел на меня снисходительно. Я не собираюсь оказывать вам помощь посредством магии или других каких-либо услуг. Вы же ведете расследование, а разве у меня не может быть какой-нибудь информации, небезынтересной для вас? Вы же со многими пытались и пытаетесь поговорить на эту тему. Почему же вы априори отказываетесь от разговора со мной?

Вот оказывается, что придумал дяденька-волшебник! Ведь он, похоже, знал, с какой целью я к нему пришел, хотя ничего удивительного в этом нет: не надо обладать какими-то экстрасенсорными способностями, чтобы построить такую очевидную цепочку.

Немного помолчав, обдумывая слова Стюарта, я попытался искренне улыбнуться:

– Вы абсолютно правы, Кристиан. У меня нет контраргументов, сдаюсь.

– Вот и прекрасно, – громко и заразительно, ничуть не смущаясь, расхохотался маг. – Тогда я приглашаю вас на поздний ланч.

Паб «Веселый вдовец» находился в десяти минутах ходьбы от салона. Это заведение мне немного напоминало идеальный городской паб «Луна под водой», воплощенный Джорджем Оруэллом в одном из его эссе.

Здесь было достаточно оживленно, чтобы сюда захотелось еще зайти, но не слишком шумно, чтобы нельзя было спокойно поговорить. Правда, в нашем пабе викторианская обстановка была все же несколько модернизирована, но вот приветливых официанток, обращающихся к каждому посетителю «милый», увы, нет. В оформлении интерьера Кристиан не стал изменять классическим традициям и остановился на строгом и сдержанном стиле: зелень над входом, витражи на окнах, деревянная мебель. (Надо заметить, Стюарт не был единственным в своем подражании писателю; лет десять назад пабов «Луна под водой» в Британии насчитывалось около четырнадцати, и владел ими пивоваренный холдинг. А Манчестерская «Подводная луна» до сих пор считается самым большим пабом в Британии.)

Несмотря на пасмурный день, а может, и на контрасте с хмурой погодой, в пабе было уютно и комфортно. Теплое свечение, исходящее от витражей и ореховой мебели, не мало этому способствовали; ненавязчивая музыка и удобные кожаные кресла приятно расслабляли.

Сегодня зал заведения был заполнен меньше чем наполовину. Было уже два часа пополудни, и основная работающая публика уже успела утолить голод.

Почти не разговаривая, мы неспешно съели по два сэндвича с паштетом и бужениной. Меня это устраивало: я мог бы попытаться разгадать секрет обаяния Стюарта. Иногда некоторые важные мысли приходят в мою голову слишком поздно. Раньше я не особо задумывался, что скрывается под маской этого мужчины, когда-то решив для себя, что он обыкновенный, хотя и очень способный мошенник, делающий деньги на доверчивости обывателей, попавших в беду или желающих получить подарок судьбы, будь-то: любимый (ая), деньги, власть, здоровье (их совокупность в различных вариациях); или желающих отнять у кого-либо: любимого (ую), деньги, власть, здоровье, жизнь (их совокупность…). Для человека с фантазией возможны множество вариантов – выбор, поистине, неограничен. Я редко общался с Кристианом, просто не представлялось удобного случая. При нечастых встречах мы ограничивались вежливым приветствием. Но сегодня, всего лишь немного поговорив с магом, я вдруг почувствовал, что Стюарт каким-то образом смог почти очаровать меня. И теперь мне хотелось понять природу его харизмы. Вскользь поглядывая на него, увлеченного едой, я тоже делал вид, что полностью поглощен сэндвичем с паштетом, что отчасти было правдой, но моя голова, вернее, некий островок ее лобной доли, формировал энграмму деталей лица мужчины. (Не зря же я недавно штудировал практическое пособие по персонологии.)

Не исключено, что где-то в глубине души мне всегда было интересно узнать, является ли Кристиан мошенником высокого класса? Впрочем, он действительно мог обладать экстрасенсорными способностями. Более того, кто может помешать человеку, наделенного природой специфическим талантом, быть шарлатаном? К тому же неплохо было бы прояснить для себя, что от меня нужно Стюарту?

Тем временем Кристиан, промакнув салфеткой губы, принялся за кофе. Сделав глоток, он посмотрел мне в глаза:

– Марк, а вы, по-видимому, считаете меня аферистом?

В общем-то, я действительно считал именно так, но сказать ему об этом прямо мне почему-то не хотелось. Помолчав, я ответил:

– Полагаю, что ваши способности несколько преувеличены. Собственно говоря, а почему бы предприимчивому бизнесмену не извлечь из такого обстоятельства определенную выгоду.

Он как-то улыбнулся, а мне отчего-то вдруг стало нехорошо: тело словно потеряло опору, шум в ушах заглушил блюз Эрни Уоттса, а еще через мгновение я уже плохо видел своего визави. Но длился этот странный приступ несколько секунд, затем все пришло в норму. Заметил ли мое состояние Стюарт или мое затмение – его «невинная» шалость, так сказать, наглядная демонстрация экстраординарных способностей?

– Не стану вас переубеждать, но я, чтобы впоследствии не испытывать угрызений совести, хотел вам кое-что рассказать. Так что, эта… будем считать, наша случайная встреча – результат моего эгоизма, – чуть печальным голосом резюмировал Кристиан. – Конечно, вы можете мне не верить, но меня сей факт, мягко говоря, совершенно не волнует. Но даже у мошенников, коим вы считаете и меня, – он тихо рассмеялся, – есть свой кодекс чести. Во всяком случае, у меня он присутствует.

– Вы объяснили причины нашей… гм, случайной встречи. Что ж, я готов потворствовать вашему эгоизму.

Улыбнувшись без последствий для меня, Стюарт сказал:

– Вам предстоят сложные времена, мистер Лоутон. Одна ваша приятельница попала в серьезный переплет, и мой прогноз для нее крайне неприятный, а если вы попробуете ей помочь… – Он замолчал и пронзительно посмотрел мне в глаза. – А мне уже абсолютно ясно, что вы, по-крайней мере пообещали ей это, – ваше будущее чревато не менее плохими последствиями. – Очевидно, на моем лице что-то отразилось, потому что мужчина чуть громче отрезал: – Марк, вы неправильно интерпретировали мой прогноз: я вам вовсе не угрожаю. Поверьте, мне это без надобности. Все, что я могу, вернее, на что имею право, – это предостережение… не более того.

– А вы не можете рассказать подробнее?