Потерянный мир Вавикин Виталий

– То, что с нами произошло… Это было не просто так, – Джамил встретился с ней взглядом. – Когда я разговаривал с Богом…

– Перестань! – всплеснула руками Джессика.

– Я плохо все помню, но думаю, если мы поделимся своими видениями, то картина станет более ясной…

– И ты туда же? – Джессика впилась в него взглядом, словно уличила в предательстве. – Да вы что, черт возьми, сговорились здесь все что ли?!

– Если ты не хочешь разговаривать об этом, то можешь просто уйти, – предложила ей Эллис.

– Я уже однажды ушла, оставив отца таким, как ты! – прошипела Джессика.

– И, поверь мне, ему от этого стало только лучше.

– Заткнись! – Джессика поджала губы, чтобы не наговорить лишнего. – Завтра, – она ткнула Джамила пальцем в грудь, – завтра ты сам придешь ко мне и попросишь избавить тебя от этих безумцев!

– Может быть, – согласился он, выдерживая ее взгляд.

– Но не сейчас? Ведь так? – Джессика не спрашивала, она знала ответ, и Джамил знал, что она знает. – Барт! – она резко развернулась и пошла к выходу. – Ты так и будешь накачивать себя джином или составишь мне компанию?

– Там дождь.

– И что?! Боишься растаять?

– Нет, но общаться с тобой, когда ты в таком состоянии, нет ни малейшего желания.

– Вот значит как?! – Джессика сделала пару глубоких вдохов, желая успокоиться. – Ладно. Зато честно. Да. Так даже лучше… Завтра… завтра поговорим.

Она вышла, громко хлопнув за собой дверью. Сильный, порывистый ветер разбивал дождь, дробил его на мелкие части. Можно было попробовать добежать до своей машины, практически не намокнув, но Джессика предпочла идти неспешно, подставив лицо крошечным каплям. «Не нужно было отпускать Пилар, – думала она, включая зажигание. – С ней мы бы смогли выставить всех этих умников за дверь и вправить мозги Джамилу».

Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на размеренном рокоте дизельного двигателя. Думать ни о чем не хотелось. Ни о чем и ни о ком. И уж тем более ни о ком не хотелось переживать.

Джессика включила передачу. Вечерние улицы были пустынны. Дождь разогнал всех по домам. Лишь изредка встречались одинокие машины да промокшие, напуганные кошки. Джессика проехала мимо местного стадиона, снизила скорость, недоверчиво вглядываясь в силуэт идущего вдоль обочины человека. Женщина. Стройная, выше среднего роста. Дождь намочил ее платье, длинные волосы. Джессика остановилась, открыла окно.

– Садись! – крикнула она незнакомке. Женщина обернулась. – Да не бойся! Я еду одна, к тому же такая же неместная, как и ты!

Джессика открыла дверку, помогая незнакомке принять решение. Крупные капли дождя полетели в прогретый салон «Тойоты». Женщина помялась несколько секунд, затем все-таки села.

– Поругалась с кем-нибудь или просто неудачный вечер? – спросила Джесс.

– Просто вечер, – тихо сказала женщина, глядя за окно. – Долгий дождливый вечер.

– Вернее и не скажешь, – Джессика улыбнулась, попыталась рассмотреть ее лицо, но не смогла. – У тебя есть имя?

– Эдриан.

– А я Джесс.

– Я знаю.

– Вот как…

– С этого года ты будешь работать в местной школе, и у тебя есть больная дочь.

– Ого! – Джессика растерянно моргнула. – Что ж, наверное, мне нужно давно привыкнуть, что это не Техас.

– Да. Не Техас, – согласилась женщина.

– Ты была в Техасе?

– Недолго.

– Я сразу поняла, что ты неместная. Слишком высокая, слишком белая.

– Как и ты.

– Как и я, – Джессика замолчала, чувствуя неловкость. – Никак не могу вспомнить, где тебя видела, – призналась она.

– Ничего, когда-нибудь вспомнишь. – Женщина продолжала смотреть за окно.

– Да. Вспомню, – Джессика поджала губы. – Так что, Эдриан, куда тебя отвезти?

– Здесь недалеко.

– Здесь все недалеко.

– Да, – женщина улыбнулась. – Высади меня в Чайнатауне. Это, кажется, тебе по дороге.

– По дороге, но ты не похожа на китаянку.

– Ты тоже не похожа на местных жителей, но тем не менее живешь здесь.

– Справедливо, – согласилась Джесс, бросила на Эдриан любопытный взгляд, включила передачу. – Так ты, значит, знакома с доктором Луисом? – спросила она, желая начать разговор.

– С доктором Луисом?

– Иначе откуда ты знаешь, что Делия больна?

– Делия – это твоя дочь? Красивое имя.

– Не уходи от ответа! Кто рассказал тебе обо мне и моей дочери, если не доктор Луис?

– Я не знаю доктора Луиса. Я вообще здесь мало кого знаю, – женщина начала было оборачиваться, чтобы посмотреть на Джессику, но передумала. – Я недавно здесь.

– Но меня-то узнать успела.

– Просто случайность.

– Я не верю в случайность.

– А как же твоя дочь? Разве она появилась не случайно?

– Так ты знаешь Фишборна? Это он рассказал тебе? – Джессика бросила на Эдриан короткий взгляд. – Потому что кроме него здесь мало кто знает, что случилось на самом деле… – она замолчала, поджала губы. – Эллис! – пришла в ее голову новая мысль. – Это она, да? От нее ты узнала обо мне?

– Сомневаюсь, что Эллис есть до тебя дело.

– Ага! Значит, ты не отрицаешь, что знаешь ее!

– И Купера, и Варинга, и Джамила, и Пилар.

– Уже что-то, – Джессика нахмурилась, снова пытаясь вспомнить, где видела эту женщину.

– И ты зря обижаешься на Фишборна.

– Что?!

– Он, может быть, не самый лучший мужчина, но если сравнивать с теми, что у тебя были прежде…

– Да кто ты такая, чтобы судить меня?! – ощетинилась Джессика. Женщина не ответила. Они въехали в Чайнатаун. Джесс вдавила педаль тормоза в пол. – Вылезай! – велела она Эдриан.

– Спасибо, что подвезла, – сказала женщина, выходя из машины.

– Если сравнивать с теми, что у меня были! – гневно повторила Джессика, оставшись одна.

Она обернулась, пытаясь рассмотреть, куда направится Эдриан, но поздний вечер и пелена дождя уже скрыли ее от посторонних глаз.

– Просто вечер. Долгий, дождливый вечер, – тихо сказала Джессика, пытаясь успокоиться, вспомнила, что эти слова принадлежат Эдриан, и грязно выругалась, отчитывая себя за то, что придает этому знакомству слишком большое значение. – Да кто она такая, чтобы давать советы, с кем мне встречаться?!

Джессика нажала на акселератор, лихо сорвавшись с места. Чайнатаун остался позади. Продолжая ругаться сама с собой, она свернула к садам Нара и дальше, к кромке вгрызшегося в остров океана.

Оставив машину на подъездной дорожке, Джессика вошла в окруженный тропической растительностью небольшой дом. Делия спала в своей комнате. Рядом с ней на кровати лежала Фюри Пиаже – девушка, которая присматривала за ней. Ее дыхание было ровным и глубоким. Джессика вышла из комнаты, решив не будить сиделку – на улице шел дождь, а у нее не было ни малейшего желания снова садиться за руль, чтобы отвезти ее домой, да и Делия могла проснуться. Джессика снова вспомнила женщину, которую подвезла до Чайнатауна.

– Вот и делай потом добрые дела! – Она открыла шкаф, достала початую бутылку джина. – Если Фишборн что-то и сделал для меня хорошего, так это приучил пить этот чертов неразбавленный джин! – проворчала Джессика, открывая бутылку. – Хватит с меня уже на сегодня! – она замерла, вспомнив вчерашний день, вернее, старую хижину в лесу с прогнившим полом. И женщину. Высокую, с темными волосами и бледной кожей. – Нет. Не может быть, – Джессика тряхнула головой, заставляя себя не сравнивать женщину из хижины с женщиной, встреченной по дороге домой. – Тогда мне просто показалось. Это все газ. Даже Эллис говорит, что у нее были видения…

Джессика выпила, налила еще.

«Но Эллис говорит, что эти видения у нее продолжаются. Как и у Купера, Варинга, Джамила… У всех, кроме меня. Или же нет? Или же я такая же ненормальная, как и они? Но эта женщина… Эдриан… Разве она могла быть галлюцинацией? Такая реальная? Я чувствовала запах ее духов, слышала ее голос. Нет. Так не бывает». Мысли в голове спутались.

Джессика выпила еще джина, вышла на улицу, решив, что свежий воздух сможет помочь собраться. Шквальный ветер качал окружившие дом деревья. Пара молодых пальм пригибалась к земле, словно они вот-вот должны были сломаться. Капли дождя залетали на крыльцо. Принесенная откуда-то ветром ветвь дерева упала на крышу «Тойоты».

Джессика выругалась, увидев образовавшуюся небольшую вмятину, вернулась в дом за бутылкой джина, снова вышла на крыльцо, замерла, увидев под одной из молодых пальм Эдриан. Сердце екнуло. Страх вспыхнул и погас. На его место пришла злость.

– Кто ты, черт возьми? – прокричала Джессика, перекрывая шум ветра.

Женщина не ответила. Просто стояла и смотрела на Джесс. Ветер нещадно трепал ее мокрые волосы. Подол платья прилипал к худым ногам. «Нет. Это не может быть галлюцинация, – подумала Джесс. – Все это слишком реально». Она спустилась с крыльца, подошла к женщине и ткнула ее в плечо, желая убедиться, что перед ней реальный человек.

– Я задала тебе вопрос! – сказала Джесс, маскируя свой поступок гневом.

Эдриан выдержала ее взгляд. Джессика смутилась. Не знала почему, но почувствовала, что перегнула палку.

– Извини, – выдавила она. – Просто день выдался трудный, да еще ты тут… Может, зайдешь в дом? Согреешься, выпьешь джина, расскажешь, почему ты здесь. Ты ведь не просто так пришла ко мне? – Джессика снова заглянула ей в глаза. – Ведь так? Тебе что-то нужно от меня? Ты хочешь, чтобы я что-то для тебя сделала?

– Не для меня, – Эдриан откашлялась, избавляясь от хрипоты.

– Хорошо. Тогда для кого? – Джессика чувствовала, как усталость последних дней наваливается на плечи. – Для твоих родственников? Друзей?

– Родственников.

– Отлично. Уже что-то, – Джессика попыталась улыбнуться. – Тогда, может быть, пойдем в дом и обсудим все, а то здесь дождь, если ты не заметила.

– Хорошо.

– Хорошо? – Джесс недоверчиво прищурилась, увидела, как Эдриан кивнула, и облегченно выдохнула. – Не знаю, о чем ты хочешь со мной поговорить, но думаю, в доме это будет сделать намного проще, чем под этим чертовым дождем. – Она дождалась, когда новая знакомая снова кивнет, поднялась на крыльцо. – У меня правда там спит ребенок, но мне не кажется, что ты одна из тех, кто любит закатывать слезные истерики. – Джессика обернулась. – Что за… – она огляделась по сторонам, но Эдриан нигде не было. – Эй! – позвала она для верности. Ничего. Никого. Лишь ветер да дождь. Мысли снова вернулись к старой хижине.

«Нет. Это не галлюцинация. Я не схожу с ума». Джессика для верности тряхнула головой, заставляя себя не ставить вопросы, ответов на которые невозможно найти.

– Только вымокла зря, – проворчала она, вошла в дом, увидела Эдриан у окна, выругалась вполголоса. Сердце тревожно затаилось в груди. – Да кто ты такая, черт возьми?! – спросила Джессика, слыша, как предательски дрожит голос.

– Друг, – тихо сказала Эдриан.

– Друг? Я не ищу друзей. У меня уже есть все, кто мне нужен. – Джессика отчаянно боролась с желанием включить свет и как следует разглядеть лицо женщины, но что-то подсказывало ей, что так она может сделать только хуже.

– Просто выслушай меня, и я уйду, – попросила Эдриан.

– Говори.

– И пообещай, что сделаешь то, о чем я тебя попрошу.

– А о чем ты меня попросишь?

– Держись подальше от Эллис и всего, что с ней связано.

– Это еще почему?

– Просто скажи, что ты все поняла.

– Ничего я не поняла! – Джессике снова захотелось подойти к женщине и убедиться, что это не мираж. – Это как-то связано с ее видениями?

– Возможно.

– Ты тоже мое видение? – На мгновение Джесс показалось, что сейчас в дом ворвется бригада санитаров, наденет на нее смирительную рубашку и увезет в комнату с мягкими стенами. – Элис, Варинг и Купер говорят, что видят какие-то странные вещи.

– Ты забыла еще Джамила. Разве он не поднимался на вершину горы, чтобы поговорить с Богом? Разве не рассказывал после странные вещи?

– Хорошо, пусть будет и Джамил, – согласилась Джесс. – Мы все спускались в тот чертов колодец. Эллис считает, что я тоже должна что-то видеть. Она права?

– Возможно.

– И ты… Ты как-то связана с этим… имеешь какое-нибудь отношение к этим видениям?

– Возможно.

– Черт! – вспылила Джесс. – Что ты заладила: возможно да возможно?! Просто скажи, да или нет.

– Да.

– Черт! – Она запустила пальцы в свои мокрые волосы.

Мозг, казалось, вот-вот закипит. Хотелось верить, что происходящее всего лишь сон. Сон, который сейчас закончится. Но это был не сон. В последнем Джессика не сомневалась. Не сомневалась она уже и в том, что женщина в старой хижине день назад и женщина в ее доме сейчас – это одно и то же лицо. Она спятила, сдвинулась, как и Эллис, Купер, Варинг, Джамил…

– И… и что ты хочешь от меня? – спросила Джессика у Эдриан, чувствуя, как ее буквально выворачивает наизнанку от понимания того, что она сейчас разговаривает со своей галлюцинацией. – Не возражаешь, если я выпью? – спросила она, не дожидаясь ответа на свой первый вопрос.

Дрожь подчинила себе руки. Горлышко бутылки зазвенело о край стакана.

– Тебе не нужно меня бояться, – сказала Эдриан.

– Конечно, ты же мой глюк! – Джессика нервно хихикнула, сделала большой глоток.

Джин встал поперек горла. Слезы навернулись на глаза. Она закашлялась, отвернулась, тихо бранясь себе под нос. «Может быть, видение прошло?» – подумала она, бросая короткий взгляд в сторону Эдриан. Нет, женщина по-прежнему стояла у окна, наблюдая за ней.

– Ну хорошо. Если я пообещаю тебе, что буду держаться подальше от Эллис Ливенски, ты уйдешь? – спросила Джессика.

– Дело не только в Эллис. Есть еще Варинг, Купер, Джамил.

– Джамил мой друг!

– Уже нет.

– Может, мне и с острова уехать?

– Было бы неплохо.

– Было бы неплохо?! – Джессика поняла, что начинает кричать, поджала губы, налила себе еще выпить.

– Я просто хочу помочь, уберечь тебя.

– Уберечь от чего? – голос Джессики начал напоминать змеиное шипение. – Думаешь, ты мне нужна? Думаешь, мне нужны твои советы? – внутри что-то щелкнуло. – Знаешь, отец уже пытался это делать. Оглядись и посмотри, к чему это привело!

– Какое мне дело до твоего отца?

– А какое тебе дело до меня?! – Джессика снова поджала губы.

«Что если сейчас проснется сиделка дочери и выглянет из комнаты? – подумала Джесс. – Увидит ли она Эдриан? Или же увидит только, как я разговариваю сама с собой?»

– Я хочу, чтобы ты ушла, – устало попросила она.

– Пообещай, что будешь держаться подальше от Эллис и ее друзей.

– Они и мои друзья.

– И держись подальше от того колодца, что вы нашли вчера.

– Уходи.

– Пообещай мне.

– Я сказала, убирайся! – Джессика указала рукой на дверь, смутилась, тряхнула головой. – Или как там уходят все галлюцинации? Черт! – она отвернулась, буквально чувствуя, как Эдриан сверлит своим взглядом ее затылок. – Ты уйдешь или нет?

– Нет, пока не услышу то, что мне нужно.

– Мне наплевать на Эллис, Варинга и Купера. Но Джамил мой друг.

– Уже нет.

– Ты-то откуда знаешь? – Джессика налила себе еще порцию джина. – Да тебя даже нет здесь на самом деле.

– А что если ты ошибаешься?

– Что?

– Дотронься до меня, – сказала Эдриан, подходя к ней.

– Да не буду я…

– Пожалуйста, – Эдриан взяла руку Джессики. – Если бы я была плодом твоего воображение, разве ты смогла бы меня чувствовать?

– Это ничего не значит. Это…

– Пожалуйста, – ее взгляд стал колким. – Дай мне еще один шанс.

– Еще один шанс? – растерянно переспросила Джесс.

– Я знаю, что при жизни была плохой матерью. Позволь мне исправиться хотя бы после смерти.

– Что? – Джесс резко отдернула руку, попятилась.

– Просто дай мне слово, что будешь держаться подальше от Эллис и колодца.

– Нет. Ты сказала только что… сказала… – Джессика трижды набирала полные легкие воздуха, но так и не смогла произнести: «Что ты моя мать». Лишь во рту появился вкус крови от прокушенных губ.

– Сделай хоть раз что-нибудь не наперекор, – сказала Эдриан перед тем, как уйти.

Джессика смотрела, как за ней закрывается дверь, но в голове была лишь пустота. Она словно онемела, но сейчас это было лучшее, что могло случиться. Где-то глубоко она понимала это. Онеметь и ни о чем не думать. Даже мысли о безумии отошли на второй план. Не было ничего. Все замерло, затаилось. Джесс почувствовала холод стакана в правой руке. Бездумно поднесла стакан ко рту, сделала пару глотков джина. Что-то теплое заполнило желудок. Ощущение этого пришло медленно, нехотя, лениво. Затем Джесс начала слышать, как шумит за окном дождь, свистит ветер. Слышать собственное тяжелое дыхание. Дышала ли она с того момента, как ушла Эдриан? Эдриан. Эдриан… Мысли возвращались так же медленно, как и чувства. Джессика попыталась вспомнить ее лицо. Это требовало усилий и… Волнение. Она не знала, откуда оно приходит, но чувствовала, как начинает сильнее биться сердце. Эдриан. Эдриан. Эдриан.

– У меня нет ни одной ее фотографии, чтобы сравнить, – тихо сказала Джессика, словно убеждая саму себя выбросить все это из головы. – К тому же так не бывает. Никогда. Только не со мной и не здесь, – она снова прокусила губы. – Да эта сука даже никогда не была Хорниш! – струйка крови скатилась по ее подбородку. – Она не хотела моего отца, не хотела меня!

Джессика выпила еще. Алкоголь прибавил обиды и злости, но вместе с этим пришло и что-то еще, что-то, заставившее ее сесть за компьютер и забить в поисковике имя Эдриан Даммерс. Фотография некролога, которую удалось найти, всколыхнула какие-то оставшиеся далеко в прошлом чувства, но Джессика постаралась не придавать этому значения. Она просто сидела и смотрела на фотографию, потягивая из стакана чистый джин. Она не следила за временем, лишь чувствовала, как алкоголь все сильнее и сильнее затуманивает мозг.

Она так и заснула – на стуле, со стаканом джина в правой руке и включенным монитором. Снов не было, скорее, обрывки воспоминаний, рваные лохмотья детства. Джессика не знала, помнит в действительности свою мать или нет, но во сне ей казалось, что помнит. Во сне это был не безликий силуэт, построенный на основании скупых рассказов отца. Во сне это была живая женщина с лицом, которое Джессика видела на фотографии некролога. Сохранилась черно-белая палитра, только это не выглядело странным. Наоборот, в этом был смысл. Весь мир был до безумия цветным, и только мать была лишена этого буйства красок, словно она и была единственно возможной реальностью. Реальностью, к которой тянулась Джесс. Не знала почему, но это было важным. Где-то рядом ходил отец, но он был таким красочным, таким ослепительным, что от этого можно было сойти с ума.

Джесс пыталась понять, как выглядит сама, пыталась разглядеть свои руки, свою одежду, свое лицо, но не могла. Стоило ей подойти к зеркалу – и зрение отказывалось подчиняться. Мир становился мутным, смазанным. Да Джесс и не знала, хочет ли в действительности рассмотреть себя. Не знала, частью какого мира хочет стать: краски радовали глаз, но будоражили мысли, волновали, возбуждали, злили, выводили из себя, а черно-белая реальность утомляла, но приносила какой-то необъяснимый покой. Все словно разделилось на два полюса. На одном был отец, на другом – мать. Отец был ярким и сочным, словно клоун в цирке, который вместо того, чтобы веселить, пугает и вызывает желание уйти. А мать была все той же девушкой с фотографии некролога – черно-белая, зернистая, ненастоящая. Джессика боялась смотреть на нее, словно взгляд мог забрать остатки жизни из этого блеклого образа.

«Почему же они с отцом не могут дополнить друг друга? – думала она. – Мать получила бы немного красок, а отец перестал выглядеть таким неестественно сочным».

Джессика пыталась сказать им об этом, пыталась указать способ, благодаря которому они смогут стать нормальными, смогут перестать находиться на разных полюсах этого странного мира, но они не слышали ее. Ни одного слова. Ее будто и не было. Мир словно разделился на две части, между которыми не существует жизни – только пустота, в которой парила Джесс. Чувство одиночества стало таким сильным, что она заплакала. Никто не слышит ее, никто не помнит о ней. Ее словно и нет. Словно она никогда и не рождалась. И образы тают, удаляются от нее. Противоположные полюса отталкиваются все дальше и дальше друг от друга.

Джессика закрыла лицо руками и закричала, решив, что навсегда останется одна в этой пустоте. Мир вздрогнул. Где-то далеко зазвенели разбившиеся стекла. Джессика увидела кровь. Свою кровь. Красную, густую. Кровь лилась из порезанных ладоней, которые она протягивала к черно-белому образу матери. Но образ удалялся, становился зернистым, терял объем.

– Это всего лишь фотография, – услышала она голос отца. – Всего лишь фотография.

Он держал ее за руки и осматривал порезы, а на столе лежала газета с некрологом, где была изображена мать.

– Всего лишь фотография.

– Она не пришла.

– Фотография.

– Не пришла, когда я звала ее… – Джессике захотелось сорвать повязки, захотелось, чтобы раны снова открылись. – Но ей ведь наплевать? На меня, на тебя, на всех?

Она смотрела на отца, но это не был вопрос. Это был ответ на все ее надежды, на все ее желания. И звон стекла, это вовсе не окна, которые она разбила своими руками. Это мечты и надежды. Но только так можно избавиться от страхов и одиночества. Только так можно выйти из той черной комнаты, из которой, казалось, нет выхода. Выйти и притвориться, что все нормально, что ничего не случилось. Жить в мире неестественных красок, зная, что где-то внутри навсегда остался черно-белый образ. Ее собственный образ. Образ, неприемлемый для окружающего мира. Образ, с которым нужно постоянно бороться, забивая его все глубже и глубже в себя. Быть решительной, быть властной, быть сильной и умной, как отец.

Но иногда черно-белый образ поднимается из глубин, и в те моменты Джессика чувствует себя подавленной и размытой, как в те дни, когда она находилась между отцом и матерью. Чувствует себя черно-белой фотографией, на которой и лицо-то разобрать сложно. Фотографией, до которой никому нет дела. И Джессика ненавидит такие дни, бежит от них, борется с ними, как только может. Год за годом. А потом появляется Делия и все меняется.

Джесс растерянна и сбита с толку. Но страха нет. Даже злость отца не вызывает прежнего трепета. Впервые в жизни она чувствует себя целой, чувствует, что образ внутри и образ снаружи слились воедино. Она больше не яркая до отвращения и не бесцветная. Она та, кто она есть. И слова отца ничего не значат. Это ее решение. Ее отчаяние и ее радость, ее стыд и ее гордость, ее страх и ее смелость.

Она скрывает беременность так долго, как только может. Затем отстаивает свое право стать матерью. С трудом понимает, что это значит, но отстаивает.

– Если хочешь кого-то винить в этом, то вини себя, – говорит она отцу.

Он не понимает, не хочет понимать. Она его Джесс. Маленькая, глупая Джесс, которая должна была навсегда остаться ребенком. Но Джесс предала его, опозорила. Джесс отвернулась от него так же, как отвернулась от него ее мать. Джесс стала такой, как мать. Возможно, даже хуже. Но Джесс плевать.

Она живет, наслаждаясь внезапным единством, внезапной целостностью. Она расцветает, распускается, словно цветок, который впервые узнал, что такое солнце, впервые выбрался на свет из вечного мрака, вечной тени – тени своего отца. И вместе с ней распускается Делия. Сначала внутри ее тела, затем на ее руках. Имя рождается спонтанно. Впрочем, как и все остальные поступки, начиная с момента рождения. Мир сходит с ума, рушится, несется куда-то прочь, но Джесс и не пытается его догнать, не пытается склеить его осколки.

– Хочешь, чтобы я уехала? – спрашивает она отца.

Он молчит, молчит с того самого момента, как она принесла в его дом Делию.

– Хорошо, я уеду, – говорит Джесс. – Но только не потому, что ты этого хочешь. Нет. Я сама больше не хочу здесь оставаться. Здесь душно! В этом доме, рядом с тобой!

Отец по-прежнему молчит. Лишь два дня спустя присылает Фишборна и через него называет на выбор пару городов, куда может отправиться Джессика.

– Европа?! – спрашивает она Фишборна, видит, как он кивает, кривится. – Ненавижу Европу! – Джесс представляет карту, представляет на ней предложенные отцом города. – И почему так близко, черт возьми?! Разве нельзя найти какую-нибудь еще более глубокую дыру?!

– Можешь не кричать на меня, это все равно не моя идея.

– А я буду кричать!

– Зря. Я все равно не стану говорить об этом твоему отцу.

– Вот как? – Джесс еще изображает гнев, но котел злости давно остыл. – Хочешь посмотреть Делию? – предлагает она.

Они стоят у колыбели.

– Знаешь, а отцом мог быть и ты, – говорит Джесс, сама не зная зачем.

– Нет. Не мог, – говорит Фишборн.

– Не мог, – соглашается Джессика. – Тогда не мог.

Она берет Делию на руки. Ребенок не хочет есть, но Джессика чувствует, что просто обязана накормить его на глазах у Фишборна.

– Он вернется к отцу, – думает Джесс. – Отец спросит, что я делала. Барт скажет, что кормила его внука.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит Фишборн.

– А как же моя поездка на край света? – спрашивает Джесс, еще больше оголяя грудь. – Я думала, ты мне поможешь сделать выбор.

– Тебе нужно, чтобы я рассказал твоему отцу, что видел, как ты кормишь ребенка.

– Может быть, но уехать мне ведь все равно придется.

– Я назвал тебе города. Выбирай.

– Мне не нравится ни один из них, – Джессика улыбается. – Помоги мне выбрать что-нибудь другое.

– Ты уезжаешь, не я.

– А ты поставь себя на мое место. Куда бы ты поехал?

– Домой. В Бостон.

– Думаю, на Бостон мой отец не согласится.

– Ты правильно думаешь, – Фишборн улыбается в ответ.

Джессика укладывает Делию спать и просит Фишборна принести карту.

– Ты знаешь, где взять карту.

Он уходит, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Все боятся моего отца, – бормочет Джессика Делии вместо колыбельной. – Все, кроме нас с тобой, верно?

До поздней ночи она сидит за компьютером, пытаясь выбрать для себя новый дом. Страха нет. Нет и обиды. Лишь волнительное чувство свободы.

– Ты уверена, что не хочешь полететь в Европу? – спрашивает уже в самолете Фишборн, которого отец послал проследить, как устроится его нерадивая дочь. – Мы все еще можем обменять билеты и…

– Я же сказала, что не хочу в Европу! – начинает злиться Джессика, привлекая к себе внимание пассажиров.