Ключи от рая Медведев Антон
— Корриган — гасклит? — спросил я, ожидая утвердительного ответа. — Я видел у него оружие — наше оружие, из моей страны.
— Нет, — несколько мрачно отозвался Альварос. — Будь Корриган гасклитом, было бы полбеды. Корриган сварг.
— Сварг? — недоверчиво переспросил я. — А оружие? И мне показалось, что он бывал у нас.
— Корриган — очень сильный человек. И очень сильный колдун. Когда-то, еще в мире сваргов, он совершил убийство. Его ждало изгнание, содержание на пустынном острове — и он предпочел бежать к нам. Его пытались поймать, но безуспешно, он нашел приют у Виго...
— Вы уже упоминали Виго, — я невольно перебил старика. — Кто это?
— Это могущественный колдун, прямой потомок колдунов прошлого. Корриган просил не выливать его, каялся в своих ошибках, клялся, что искупит вину. Виго его принял и укрыл от свар- і'ов, поверив в раскаяние юноши, — я забыл упомянуть, что Корриган тогда был очень молод. Его и звали иначе, это имя он взял себе сам.
— А как его звали?
— Не имеет значения, того сварга больше нет. Корриган учился у Виго девять лет, затем Виго отправил его в твой мир — по его же просьбе. В твоем мире он пробыл пять лет, потом вернулся. И вот уже шестой год живет здесь. Втерся в доверие к королю Любомиру, теперь здесь все пляшут под его дудку.
— Значит, в мой мир все же можно вернуться? Ведь Корриган смог.
— Я не говорил, что нельзя. Просто это очень сложно. При всем коварстве и подлости Корригана нельзя не признать, что он очень талантлив, поэтому у него получилось. На твоем месте я бы думал о том, как попасть в мир сваргов, это гораздо проще. Там живет много гасклитов.
Снова стало тихо. Алина молча сидела на лавке у окна, задумчиво глядя на огонь, дед смотрел в темное окно.
— Скажите, — я облизнул пересохшие губы, — насколько я понял, сварги живут хорошо. Так почему они не пытаются помогать вам?
— Помогать можно по-разному, — ответил дед.— Они не любят вмешиваться, это противоречит их принципам. Нельзя привести людей к счастью силой, люди должны быть к этому готовы. Сварги сделали Двери в свой мир — уже давно, лет сто назад. Сначала местные правители пытались их охранять, боялись, что все убегут. А потом поняли, что в этом нет смысла: мало кто мог пройти через Дверь. Это не так просто, я сам смог пройти далеко не сразу. Глуп был.
Альварос улыбнулся и погладил бороду.
— Сто раз пытался, даже злился на сваргов — думал, что если уж я недостоин, то кто тогда? Потом успокоился, признал, что я недостоин того мира.
— И что?
— Ничего. Все получилось. Меня хорошо приняли, я прожил у них несколько лет. Но потом вернулся.
— Вам не понравилось там?
— Не в этом дело. Просто там совсем другой мир, много техники. Гасклитам там нравится, к тому же им все равно некуда деваться. Ну, а я вернулся. Здесь мне лучше.
— Этих миров только три?
— Сложный вопрос... — Альварос кивком указал Алине на бочонок, она послушно наполнила кружки. — Я ведь тоже обо всем этом знаю не слишком много. Виго говорил, что миров бесконечное множество, они — как гроздья ягод на ветках. Три наших мира очень тесно связаны, то, что происходит в одном из них, отражается на других.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Если у вас война — неприятности и у нас, это тоже могут быть войны, землетрясения, ураганы. И наоборот: происходит что-то у нас — это отражается и на вашем мире.
— Но как это может быть взаимосвязано? — не понял я. — В этом нет смысла.
— Смысл есть. Мы не придаем значения мелочам, мы не видим связи между явлениями. Ты от нечего делать сорвал травинку — там, у себя. А у нас в результате лес сгорел... — Альварос отхлебнул из кружки, вытер пальцем усы. — Все гораздо сложнее, чем мы думаем.
— И что теперь, травинку нельзя сорвать? — я невольно усмехнулся.
— Не в том дело. Почему сварги живут хорошо — потому что глупостей не делают, относят-
ся ко всему бережно. Тому же сваргу в голову не придет просто так сорвать травинку, от нечего делать: она ведь живая. Как ты к миру относишься, так и он к тебе.
— А сварги? Разве на них наши миры не влияют?
— Влияют, конечно. Но они понимают, как все происходит, и научились уничтожать это влияние. Раньше ведь как было: летит, скажем, их машина воздушная, что-то ломается в ней, и она падает. Не должно ломаться, не может — а оно ломается. Почему, спрашивается? Да потому что наши с тобой миры на них влияют. Если у нас плохо, то и у них будет плохо, сломается даже то, что никогда не должно ломаться. Люди называют это случайностью, совпадением, роком, не понимая, что за всем этим стоит царящее в наших мирах разрушение.
— А что сделали сварги?
— Сварги — мудрые люди. Они нашли пустыню, далеко от людей, окружили ее специальными машинами. Не знаю, как они это сделали, но именно туда стекает вся зараза от влияния наших миров, а машины все это уничтожают, сводят на нет. И все равно в эту пустыню лучше не ходить, там можно погибнуть. В этой зоне все всегда разрушается, там на ровном месте можно упасть и сломать ногу. Одежда рвется, ветер так и норовит сбить тебя с ног или швырнуть в глаза горсть песка. Если что-то раньше болело, то там заболит обязательно. Очень скверное место. Зато в других местах очень хорошо.
— Вы были там? В той пустыне?
— Был. Мне показывали.
Альварос замолчал. Я медленно пил эль, думая о том, как мало мы знаем обо всем этом там, на нашей Земле. Выходит, мы действительно не одни, миров много, и они очень тесно связаны друг с другом. Пришла мне в голову и еще одна мысль: я не раз слышал о необъяснимой пропаже людей — так, может, не стоит все списывать на бандитов, на всякие несчастные случаи? Ведь это так просто: шел человек, шел — и вдруг пропал. Исчез, провалился. Вывалился. Его ищут, но кто поверит, что он просто попал в другой мир?
Я снова взглянул на Альвароса.
— Я вот о чем хотел спросить... Когда я ехал с Корриганом, и на нас напали разбойники, Корриган исчез...
— Исчез? — с явным интересом переспросил Альварос. — Я думал, он просто успел убежать.
— Нет, он исчез. Сначала он светился, — точнее, воздух вокруг него светился, даже стрелы отскакивали. А потом он исчез. Я хотел спросить: он ушел к сваргам?
— Нет, — дед покачал головой. — Не к сваргам. У него было что-нибудь с собой?
— Даже не знаю... Пистолет был, кинжал в ножнах, и еще на поясе что-то висело, в мешочке.
— Он ушел в Потерянный Мир. Это очень плохое место.
— Еще один мир? Четвертый?
— Не совсем. Когда-то это действительно был полноценный мир. Но его уничтожили — давно, больше тысячи лет назад.
— Разве можно уничтожить целый мир? — недоверчиво спросил я.
— Можно. Раньше люди были гораздо сильнее, здесь жили великие колдуны — не чета нынешним. Но они все равно оставались людьми и так же, как все люди, не смогли избежать ошибок. Я не знаю, что у них произошло, — война, или еще что, или это была чья-то величайшая глупость. Только они сделали что-то такое, что уничтожило целый мир.
— В каком смысле — уничтожило? Что с ним стало?
— Этот мир теперь вне времени и пространства. Он затянут густым туманом, но это не туман. Попасть туда очень легко, зато выбраться назад очень трудно. А для простого человека почти невозможно.
— Что значит — вне времени и пространства?
— Там нет времени. Точнее, оно не связано с нашим. Ты можешь пробыть там вечность, а у нас не пройдет ни секунды.
— Там можно жить? Если попадешь туда?
— Ты не продержишься там долго, в том мире живут странные существа. Столкнувшись с ними, человек умирает.
— Хищники?
— Нет, это что-то другое. Они просто приходят и вытягивают из тебя все силы.
— Вы их видели?
— Нет. Те, кто их видел, мертвы. Сварги говорят, что эти существа отнимают энергию.
— Корриган сейчас там?
—Нет. Я же говорю, в том мире нет времени. Корриган удрал в тот мир, отыскал Дверь и вернулся назад — в тот же момент, как исчез. Сейчас он уже наверняка у себя в замке. Не забывай, он пытался тебя околдовать. А для этого надо быть в этом мире.
— А как попасть в тот мир?
— Я бы не советовал тебе этого делать, — усмехнулся Альварос. — Ты не сможешь вернуться.
— Но Корриган же смог.
— Корриган — колдун, к тому же у него есть Глаз, он возит его в мешочке на поясе.
Говоря откровенно, моя голова уже начала пухнуть от всех этих новостей. Слишком много всего свалилось на меня за один раз, начиная от горшков с колдовским пламенем и заканчивая мирами вне времени и пространства.
— Что такое Глаз? — решился я задать еще один вопрос.
— Особый шар из горного хрусталя, с его помощью можно найти Дверь в Потерянном Мире.
— Глаз... Кот говорил Корригану о Глазе, — вспомнил я. — Сказал, чтобы берег его, что тот ему пригодится.
— Кот всегда говорит правду... — Альварос допил эль, потом взглянул на меня и устало вздохнул. — Однако хватит болтовни для первого раза. Нам пора спать.
Я не возражал, потому что глаза и в самом деле уже слипались. Завтра утром мы пойдем к тому проклятому карлику — и я не я буду, если не выскажу ему все, что я о нем думаю.
* * *
День клонился к вечеру. Сидя в своем кабинете, Корриган просматривал отчеты графа Безрукова о состоянии дел на границе с Ордеей. Просматривал с нескрываемой усмешкой: судя по всему, в момент составления этой записки в душе графа не то чтобы бесы боролись с ангелами, — скорее, выбор шел между бесами и демонами. Было ясно как день, что граф безбожно воровал казенные деньги — на его месте, впрочем, это делал бы любой. Но за них надо было как-то отчитываться, вот и появлялись в отчетах разграбленные обозы, сгоревшие казармы, пропавшая от чрезмерной жары провизия. У солдат подозрительно быстро изнашивалась одежда, а оружие так просто разваливалось в руках — только мастеру-арбалетчику было заплачено, по утверждению графа, больше двух тысяч монет.
По особой, наиболее прибыльной статье проходили ордейские осведомители. Это вообще был неиссякаемый источник, и граф им беззастенчиво пользовался. Бели судить по называемым графом суммам, то в осведомителях у него ходили все жители Ордеи, включая самого Императора.
Это была одна сторона медали. Другая заключалась в том, чтобы составить о себе выгодное мнение, для этого надо было отрапортовать о своих успехах. В успехах числилось многое, начиная с высокой воинской дисциплины, отменной выучки и пылкого боевого духа и заканчивая шестью повешенными ордейскими шпионами. За три отчетных месяца в королевство перебежало с Ордеи еще около пятисот человек, трое пытавшихся перейти на ту сторону схвачены, допрошены и преданы справедливому суду. Редкие вылазки противника всякий раз заканчивались неудачей и лишний раз демонстрировали высокую выучку вверенных ему, графу Безрукову, воинов. Потери упомянутых воинов за истекший период не превысили сорока человек, да и то в основном от лихорадки и простуды, вызванных нездоровым климатом...
Закончив читать эту чушь, Корриган снова усмехнулся. То, что в одно и то же время люди умирали от простуды, а провизия портилась от жары, показалось ему забавным. Безруков, конечно, хороший малый, но на этот раз он явно хватил лишку. Не иначе, придется и в самом деле укоротить мерзавцу руки... Корриган небрежно бросил отчет графа на стол и устало зевнул.
— Луис! — негромко крикнул он.
В кабинет тут же вошел слуга.
— Я слушаю, Повелитель... — Слуга почтительно поклонился.
— Жену Лядова привезли уже?
— С час как привезли, — ответил слуга. — Как вы и желали, поместили в Розовой комнате.
— Она там?
— Да, только что изволила отужинать.
— Хорошо, ступай... — на лице Корригана появилась ухмылка.
Хороша женушка: муж в подвале у Мастера, ей бы косы рвать на себе, как примерной жене — а она, видите ли, изволила отужинать...
— Все они стервы... — пробормотал Корриган, глядя на закрывающуюся за слугой дверь. — Но некоторые из них удивительно хороши.
Поднявшись с кресла, он спрятал бумаги в стол, несколько минут постоял у окна, задумчиво глядя вдаль. Потом зевнул и вышел из кабинета.
Графиню он, как и ожидал, застал в отведенной ей комнате. Сидя за туалетным столиком, жена — а точнее, вдова — графа Лядова рассматривала себя в маленьком серебряном зеркальце. Рядом сидела совсем еще юная служанка; увидев вошедшего Корригана, она испуганно вскочила.
— Вон отсюда... — лениво бросил ей Корриган.
Девушка с побелевшим от страха лицом прошла вдоль стены, опасливо косясь на Повелителя, и выскочила за дверь. Бе хозяйка тоже слегка побледнела, но сохранила самообладание.
— Господин Корриган... — Графиня поднялась ему навстречу и улыбнулась. — Рада вас видеть.
Она присела в реверансе, Корриган с удовлетворением отметил, что у графини весьма недурная грудь.
— К чему эти условности? — Корриган подошел к графине и посмотрел ей в глаза. — Думаю, мы теперь будем видеться довольно часто.
— Это для меня большая честь, — на лице графини проступил румянец, она снова улыбнулась.
Улыбка была не вымученной, это Корриган отметил особо. Да и глазки сверкают как-то уж чересчур сильно — и не скажешь, что это заплаканные глаза несчастной вдовы.
— Вы очаровательны, графиня.
Корриган обнял ее за талию, слегка прижал к себе. Графиня не отстранилась, лишь с губ ее сорвался тихий, едва заметный вздох.
Корриган припал губами к атласной шее графини, та лишь тихо всхлипнула, ее руки шарили по спине Корригана.
— Восхитительно, — сказал Корриган, отстранившись от графини. — Просто восхитительно...
Он деловито развернул графиню и стал медленно расстегивать ее платье.
Разбираясь с многочисленными крючками и завязками, Корриган думал о том, какой, в сущности, отсталой является местная мода. Лучше всего обстоят дела у гасклитов, там с этим совсем просто. У сваргов хуже: чересчур целомудренны, нет той простоты и свободы отношений, к которым он успел привыкнуть за проведенные в Петербурге и Москве годы. О, что это было за время...
Покончив с завязками, Корриган плавно потянул платье вниз: графиня извивалась всем телом, стараясь быстрее освободиться от одежды. Потом вышагнула из упавшего на пол платья, оставшись в кружевных панталонах и столь же аляповатом бюстгальтере с глупыми рюшечками. Наверное, она казалась себе очень привлекательной в этом наряде, но Корриган лишь устало покачал головой. Не то, совсем не то. Они понятия не имеют, что такое бикини...
Приходилось довольствоваться тем, что есть. С улыбкой взглянув на зардевшуюся от свалившегося на нее счастья графиню, Корриган поднял
ее на руки и понес к кровати.
# * *
Уже совсем рассвело, когда мы вышли из дома. Сначала я думал, что у Альвароса где-то есть лошади, но быстро понял, что идти придется пешком. Я даже обрадовался, потому что не имел ни малейшего желания связываться с этими длинноносыми тварями. Странные, конечно, животные. Интересно, чем они питаются?
Через ручей мы перешли по тому же узкому мостику. Сразу за мостиком я на секунду снова ощутил знакомый уже мне звон, обернулся, чтобы взглянуть на дом, — и не увидел ни дома, ни мостика. Говоря откровенно, я ждал чего-то подобного, поэтому не слишком удивился. Мне хотелось узнать, как это получается, но я все же предпочел пока не докучать Альваросу расспросами.
На этот раз мы шли совсем в другую сторону. Тропинка узкой змейкой вилась среди зарослей, поэтому идти приходилось цепочкой. Впереди шел Альварос, держа в руке посох, за ним — Алина. Я, соответственно, замыкал процессию, перекинув через плечо тощий мешок с одеждой: если нам удастся вытащить сварга, все это ему понадобится.
Пока мы шли, я снова обратил внимание на то, как тихо и бесшумно идет старик. Сначала я думал, что он просто избегает наступать на сухие ветки, но потом понял, что дело в другом. Когда Альварос наступал на ветку, она просто не трещала.
Где-то через час нам снова встретился ручей, мы перешли его по выступавшим из воды камням. Я хотел было напиться, но Альварос запретил мне это.
— Здесь плохая вода, — сказал он. — Заколдованная.
— Козленочком стану? — с невольной усмешкой спросил я.
— Это плохая вода, — с нажимом повторил Альварос, слово «козленочек» ему явно было незнакомо. — Болеть будешь, а много выпьешь — умрешь.
— Много — это сколько?
— Хватит пяти глотков, — уже более мягко объяснил Альварос.
— А расколдовать нельзя? — спросил я.
— Нет.
— А как узнать, что вода заколдована?
— Посмотри на нее. Она не блестит.
Я пригляделся. И в самом деле, вода в этом ручье казалась необычайно тусклой, в ней словно не было жизни. Впрочем, именно так оно и было.
— А трава? — спросил я. — Деревья? Им эта вода не вредит?
— Нет. Ее колдовали для людей.
Альварос пошел дальше, я вынужден был прекратить задавать вопросы, хотя их у меня было множество. Например, такой: если ручей впадает в реку, не отравит ли он и ее?
Всю дорогу я с любопытством смотрел по сторонам. Теперь, когда надо мной не висел страх смерти, я живо интересовался всем встречающимся на пути. Мое внимание привлекало все: птицы, звери, трава и деревья. Глядя на окружающее нас разнообразие, я думал о том, как здорово было бы показать все это Андрею. То-то бы он обрадовался...
А потом мы пришли: я понял это, лишь когда Альварос остановился, повернулся ко мне и взял меня за руку. Потом без лишних слов шагнул вперед, через пару шагов я ощутил знакомый звон. Еще несколько метров, и я увидел чью-то землянку. Или не землянку — не представляю, как правильно назвать это сооружение. Это был невысокий, заросший травой и деревьями холм метров десяти в диаметре, чуть сбоку из него торчала кособокая труба, выложенная из плоских каменных плиток. Над трубой колыхалось едва заметное марево, но дыма как такового не было.
Землянка имела два окна: одно маленькое, второе еще меньше, оба «застекленные» кусками льда. Низкая, почти квадратная дверь была навешена на большие ржавые петли. Она находилась в небольшом углублении холма, защищенном от дождя примитивным соломенным навесом. Ведущие к двери ступеньки были выложены большими плоскими камнями, неподалеку от входа лежало толстое бревно. Наверное, оно служило скамейкой.
— Я туда не пойду, — заявила Алина. — Мы с ним опять поругаемся.
— Не глупи, Аля. Он обидится, — возразил дед.
— Ну и пусть... Ну хорошо, хорошо... — согласилась девушка, наткнувшись на тяжелый взгляд деда.— Но если он опять будет надо мной смеяться...
Первым, оставив посох у бревна, вниз спустился дед, за ним, положив мешок, я, и только потом Алина, делала она это с явной неохотой. Дед открыл дверь и пролез внутрь, следом протиснулся и я. Спустился еще на пять ступенек — сосчитал специально — и только тогда смог во всех деталях рассмотреть открывшуюся мне картину.
Внутренне убранство этого странного жилища было под стать наружному. Простой глиняный пол, с глинистого же свода там и сям свисали корни кустов и деревьев. Три дерева росли снизу, пронзая свод насквозь, между ними были натянуты веревки. Около стен стояли несколько грубых деревянных шкафов, комод и короткая кривобокая кровать. Справа от входа расположилась каменная печь, вверх тянулась уже знакомая мне труба. Печь была проще, чем у Альвароса, здесь огонь горел под большим металлическим листом, порядком помятом и проржавевшем. Похоже, в центре листа прорезали отверстие, сейчас его прикрывал большой металлический чайник. Самым смешным было то, что это оказался мой чайник, — только сейчас я понял, что он уже давненько не попадался мне на глаза. А ведь лежал он в подвале, я положил его туда после того, как купил новый чайник, электрический. Выходит, я и не заметил, как его позаимствовал этот маленький негодяй.
Сам негодяй сидел за столом в центре комнаты и с явным удовольствием ел мою сгущенку, зачерпывая ее из баночки металлической ложкой. Ложка была наша, земная, у меня были все основания полагать, что и эта ложка — моя. А значит, мерзкий карлик уже выбирался из подвала и шнырял по моему дому. Вот уж точно — проклятый фарках!
— Альво! — закричал фарках, увидев Альвароса, его сморщенное лицо расплылось в улыбке.— Уважил Чуй! И не один, эта глупышка тоже с тобой... — При этих его словах глаза Алины гневно блеснули. — А там кто? — Фарках с интересом взглянул на меня, затем бросил ложку и всплеснул руками. — Глазам не верю — гасклит! Гасклит, гляка барабука! Зачем ты его сюда притащил, Альво? Зачем нам здесь гасклит?
— А что, Чуй, ты не узнаешь его? — спросил Альварос, подходя к столу.
Придвинув низенький колченогий табурет, он сел, я заметил, что в комнате остался всего один табурет. Хотел было предложить его Алине, но девушка чуть ли не силой усадила меня на него, затем взглянула на Альвароса.
— Душно здесь, и сесть некуда. Я лучше там подожду...
Она повернулась и быстро поднялась по ступенькам. Хлопнула дверь, мы остались втроем.
— Любит она Чуй — ох, любит! — засмеялся фарках. — А какая она была хорошенькая, пока не выросла.
— С возрастом мы все глупеем, а некоторые — особенно, — согласился Альварос. — Так как, узнаешь гасклита?
— Узнаю? — удивился Чуй. — А почему, гляка, Чуй его узнавать должен? — Фарках снова запустил ложку в банку.—Для Чуй что один гасклит, что другой... Ты лучше вот это попробуй. Очень вкусно.— Фарках указал на банку, потом облизнул ложку и протянул ее Альваросу. — Только ему не давай.
Альварос усмехнулся, однако ложку не взял.
— Это действительно вкусно? — спросил он, повернувшись ко мне.
—Ещебы,—ответили.—Это сгущенное молоко. Из моего подвала. Еще у него здесь должны быть мед и варенье. А может, еще что стащил, я не знаю.
— О чем это он? — озабоченно спросил Чуй, подтягивая к себе банку. — О чем он говорит, Альво?
— Это его еда, Чуй. Ты таскаешь ее из его дома.
Несколько секунд фарках удивленно смотрел
на меня, потом почесал редкий ежик грязных засаленных волос.
— Гляка барабука... — тихо произнес он. — Тот самый гасклит... Тот самый, не видать мне больше эля! — Он радостно засмеялся и хлопнул себя по коленям. — Но где ты его взял, Альво? Откуда он здесь?
— Это надо у тебя спросить, — сухо ответил Альварос. — Ты почему мне ничего не сказал о Двери?
— Дверь? А что Дверь... — Чуй пожал плечами, взял ложку и стал выскребать банку. — Дверь как Дверь. Хочу — хожу. Хочу — не хожу. Никому не мешаю. Мое дело.
— А кто ответит за то, что он оказался здесь? — спросил Альварос. — И кто вернет его назад?
— А при чем здесь Чуй? Чуй правила знает. Один хожу.
— Чуй, ты маленький мерзавец. Этот гасклит видел, как ты прошел через стену. И пошел за тобой.
— Чушь, — убежденно заявил Чуй. — Не сможет Дверь открыть. Знака не знает.
— Знака не знает? Кир, покажи ему знак.
Я послушно нарисовал в воздухе знак, однако это не произвело на фаркаха никакого впечатления.
— Ты ему показал, — убежденно сказал он. — А Чуй не виноват.
— Чуй, не зли меня, — медленно произнес Альварос. — Надо признавать свои ошибки.
— Чуй не ошибается. Чуй как Вещий Кот, всегда говорит правду.
— Мерзкий фарках... — Альварос нахмурился еще больше. — Коморус экто апирус, эт кросус кентро миратус...
— Все, все, Альво, что ты! — В голосе фаркаха послышался испуг. — Не надо, зачем нам ссориться из-за какого-то гасклита?
— Твоя работа? — Альварос указал на меня.
— Раз говоришь, что Чуй виноват, значит, Чуй...— примирительно произнес фарках. — Хотя Чуй никогда...
— Чуй! — грозно произнес Альварос.
Фарках снова сжался.
— Ну ладно, ладно... — плаксиво произнес он.— Недоглядел Чуй, не заметил. Вошел, походил... И вышел...
— Просто так вышел? — спросил Альварос. — И ничего не взял?
— Ну взял, ну и что? Взял-то всего ничего...
— А ты знаешь, что у нас с ворами делают? — В голосе старика вновь послышалась угроза.
— Да какой вор, Альво, — взял-то самую малость... У него там столько всего...
— Чуй!
— Ну взял, взял, Чуй больше не будет. Вот, возьми... — Он сдвинул ко мне пустую банку. — Чуй чужого не надо.
— Мерзавец ты, Чуй, — произнес Альварос. Правда, в его голосе уже не было строгости. — Маленький грязный мерзавец.
— Фарках, — уточнил Чуй. — Мы жили тогда, когда еще ни вас, ни сваргов, ни даже гасклитов не было. Мы самые древние, самые умные...
— И самые хвастливые, — закончил за него Альварос. — У тебя вода закипела.
— Ах, гляка...
Чуй проворно соскочил с табурета, схватил чайник и отставил в сторону, затем вытащил из печи горшок и поставил на пол. Огонь в горшке тут же потух.
— Твоя кастрюля? — спросил Альварос, взглянув на меня.
— Да. Это чайник.
— Чайник? — повторил старик непривычное слово.
— Да. Чай — это напиток такой. Трава такая, ее заливают горячей водой и потом пьют.
— Лекарство?
— Нет, просто напиток. Но можно и лечиться, только тогда надо лесные травы заваривать.
— Я понял, — кивнул Альварос. — Чуй, сделай-ка отвар гостю.
— Гасклиту? — неприязненно произнес фарках.
Альварос взглянул на него и сдвинул брови.
— Да сделаю, сделаю, — быстро сказал Чуй.— Почему не сделать.
Достав из шкафа небольшой мешочек, Чуй зачерпнул горсть сушеной травы и сыпанул в чайник, затем взял со стола ложку и размешал.
— Ждать немножко, — сказал он, взглянув на меня и любезно улыбнувшись. — Вкусно будет.
Только теперь, когда фарках вышел из-за стола, я наконец-то смог разглядеть его как следует. Его нельзя было назвать карликом — скорее, он был просто маленького роста. При этом все в нем выглядело на редкость гротескно, фарках казался пародией на нормального человека. У Чуй были чересчур худые руки и явно великоватые для этих рук ладони, морщинистое и мятое лицо покрывали редкие длинные щетинки. Несколько волосков торчали из ноздрей, сам нос напоминал дряблую картофелину. Чересчур длинные мочки ушей колыхались при каждом движении — казалось, они живут своей, независимой от хозяина жизнью. Желтоватые зубы размещались крайне неравномерно, маленькие круглые глаза жались друг к другу. Щеки, напротив, были пухлыми и выдавались в стороны, придавая Чуй крайне плутовской вид. Дополняли картину густые клочковатые брови, при этом левая была гораздо гуще правой. Да и вообще, складывалось впечатление, что Чуй в основном смотрел одним левым глазом, как бы выставляя его вперед.
Усевшись за стол, фарках с улыбкой глядел то на Альвароса, то на меня. Альварос пытался быть мрачным, но это у него не слишком получалось. Я и сам уже все понял: Чуй был из той редкой породы людей — в данном случае фаркахов, — на которых совершенно невозможно сердиться. В их исполнении даже самая большая гадость казалась невинной шуткой, а главное — эти люди на самом деле не чувствовали за собой вины. Чем больше я смотрел на Чуй, тем лучше понимал всю безнадежность своего положения. Глупо рассчитывать на то, что он поможет мне вернуться домой. Да и вряд ли он сможет помочь: сказал же Альварос, что Дверь меня не пропустит.
— Чуй, — сказал Альварос, внимательно глядя на фаркаха. — Ты когда-то хвастал, что можешь пройти куда угодно. Это так?
— Хе, гляка барабука! — маленькие глазки фаркаха радостно сверкнули. — Куда угодно. Фаркахи все могут.
— И даже к сваргам? — осторожно спросил Альварос.
— К сваргам? Хе, могу и к сваргам. Чуй нет разницы.
— Как же ты попадешь к сваргам? Ты же не пройдешь через их Дверь.
— Пройду, — убежденно заявил Чуй. — Спорим.
— Ты не ответил. Как ты попадешь туда?
Чуй замялся, его маленькие глазки забегали,—
видимо, он сообразил, что попал в ловушку. Не сказать нельзя, а говорить — не хочется.
— Я жду, — напомнил Альварос. — Или мне снова прочитать заклинание?
— Не надо заклинание, — торопливо сказал Чуй.
— Тогда говори...