История призрака Батчер Джим
Её глаза блеснули, одарив меня пронзительным взглядом.
— Дрезден... когда именно мне предстояло сражаться с кем-то моего размера и силы?
— Гм.
— Если ты хочешь бороться с враждебными лосьми...
— Лосями, — поправил Баттерс рассеянно. — Творительный падеж, множественное число.
— Гориллами, — продолжила Мёрфи, почти не сбившись, — то лучший способ подготовиться к этому — сражение с менее враждебными гориллами. Скальди на две сотни фунтов тяжелее меня и у него больше на два тысячелетие...
— Тысячелетия, — сказал Баттерс. — Тысячелетие — единственное число.
Мёрфи резко выдохнула через нос и сказала:
— Тысячелетия опыта надирания задниц надоедливым маленьким докторам с небольшой навязчивой тягой к грамматическим фетишам.
Баттерс усмехнулся.
— Я не собираюсь побить его, Гарри. Когда-либо. Не в этом дело. — Она отвела взгляд, и её голос стал тихим. — Дело в том, что мир не становится добрее. Девушка должна уметь позаботиться о себе.
Выражение её лица? Это больно. А слышать слова, которые сопровождали его, всё равно, что чувствовать, как ножи сдирают тонкие полоски кожи со спины. Я ничего не сказал. Я не подал виду. Мёрфи могла бы обидеться даже на намёк о том, что она нуждается в моей защите. А если бы она подумала, что я испытывал чувство вины из-за того, что не был там, чтобы защитить её, помочь ей, она бы жутко разозлилась.
Не поймите меня неправильно. Я не считал Мёрфи принцессой в башне. Но, в конце концов, она была единственным человеком, стоящим наперекор силам, которые относились к ней с таким же безразличием, как могли бы относиться надвигающееся цунами, извержение вулкана или землетрясение. Жизнь — это огромная ценность, хрупкая и скоротечная, — а жизнь Мёрфи была для меня одной из самых ценных.
— Окей, Гарри, — сказала Мёрфи. — С чего мы начнём?
Я почувствовал себя неловко, стоя там, в то время как она и Баттерс сели за стол, но меня смущало то, что я мог бы провалился сквозь кресло.
— Гм. Может быть, мы начнём с того, что вы знаете о моём... о моём убийстве.
Она кивнула и натянула на своё лицо маску полицейского — профессионально спокойное выражение лица, отрешённое, аналитическое.
— У нас есть не так много, официально говоря, — сказала она. — Я заехала за тобой и обнаружила кровь и единственное пулевое отверстие. Этого было недостаточно, чтобы обозначить это как убийство. Потому что жер... потому что ты был в лодке, и она двигалась, не было возможности однозначно определить, откуда пуля была выпущена. Вероятно, с близлежащей крыши. Потому что пуля, очевидно, начала снижаться при прохождении сквозь твоё тело. Она оставила асимметричное отверстие в стене лодки. Судмедэксперты считают, что это было что-то между круглыми пулями калибра 0,223 штурмовой винтовки М16 и 0,338 винтовки-магнума; последнее более вероятно, чем первая модель.
— Я никогда не сталкивался с винтовками. Что это значит?
— Это означает, снайперская винтовка или винтовка для охоты на оленей, — уточнил Баттерс. — Не обязательно военная. Существует множество гражданского оружия, стреляющего круглыми пулями того же калибра.
— Мы так и не нашли пулю, — сказала Мёрфи. Она сделала глубокий вдох. — Или тело.
Я заметил, что Мёрф и Баттерс, оба, посмотрели на меня очень внимательно.
— Э... — сказал я. — Я... как бы прошёл всю такую штуку, как туннель света, — который, на самом деле, представляет собой кувшин. — Я решил не упоминать об отце Мёрфи.
— Гм, я был послан назад, чтобы раскрыть убийство. Которое... как бы подразумевает под собой смерть. И они сказали, что моё тело не было доступно, так что...
Мёрфи опустила взгляд и кивнула.
— Ха, — сказал Баттерс, нахмурившись. — Почему тебя прислали обратно?
Я пожал плечами.
— Они сказали, что следующий уровень не для нытиков и зевак.
Мёрфи фыркнула.
— Звучит так, как сказал бы мой отец.
— Да, — сказал я. — Хе.
Баттерс изогнул бровь. Взгляд его тёмных глаз метался между мной и Мёрфи, черты глубокой задумчивости проступили на лице.
— В любом случае, — сказал я, — это то, что вам известно официально, правильно? А... что ещё вам известно?
— Я знаю, что это не Марконе, — сказала Мёрфи. — У всех его спецов по улаживанию конфликтов есть алиби, это проверено. И у него самого, и у Гард, и у Хендрикса. Я знаю, из какого примерно здания стреляли, и это было непросто.
— Четыреста пятьдесят ярдов, — сказал Баттерс. — Что означает, это был профессиональный стрелок.
— Есть любители, которые могут стрелять так же хорошо, — сказала Мёрфи.
— Как правило, они не стреляют из зданий в своих собратьев-американцев, — ответил Баттерс. —Слушайте, если мы предположим, что это был любитель — то эт может быть кто угодно. Но если мы предположим, что это был профессионал — что намного более вероятно, в любом случае — то это начало следа, который может привести нас к тому, на кого стрелок работает.
— Даже если мы предположим это, — сказала Мёрфи, — теперь у меня нет доступа к такого рода информации. Нам нужно было бы просмотреть видеозаписи АТБ,[20] камер безопасности — всё то, до чего мне теперь не добраться.
— Твой зять может, — сказал я. — Дик может.
— Ричард, — поправила она меня. — Он ненавидит это прозвище.
— Дик — кто? — переспросил Баттес, глядя на нас.
Я сказал:
— Её зять.
Она в то же время сказала:
— Мой бывший муж.
Бровь Баттерса изогнулась ещё сильнее, и он покачал головой.
— Мужчина. Католик.
Мёрфи пробуравила его взглядом.
— Ричард живет по букве закона. Он не будет помогать гражданским.
— Да брось, Мёрф, — сказал я. — Ты была замужем за этим парнем. У тебя должен быть компромат на него.
Она покачала головой.
— Быть засранцем — не преступление, Гарри. Было бы иначе, я засадила бы его на всю оставшуюся жизнь.
Баттерс откашлялся.
— Мы могли бы попросить...
— Нет, — сказали Мёрфи и я одновременно, и продолжили говорить, перекрикивая друг друга.
— День, когда я попрошу помощи этого ублюдка, будет днём, когда я...
— ... говорил тебе прежде, снова и снова, что только то, что он благоразумен, не означает, что он не...
— ...убийца, наркоделец и сутенёр, и только то, что коррумпированное правительство Чикаго не может засунуть его подальше, не означает...
— ты был умнее, чем теперь, — закончила Мёрфи.
Баттерс медленно поднял руки.
— Ладно, хорошо. Я тоже против. Не стоит обращаться за помощью к Марконе. — Он остановился и оглядел комнату, как будто прежде её не видел. — Потому что это было бы ... беспрецедентно.
— Уолли, — сказала Мёрфи, опасно приподняв бровь.
Он снова обезоруживающе поднял руки.
— Сдаюсь. Мне непонятен ваш ход мысли, но так и быть.
— Гарри, ты думаешь, за этим стоит Марконе? — спросила Мёрфи.
Я пожал плечами.
— Когда мы в последний раз виделись, он сказал, что ему не нужно меня убивать. Я сам с этим справлюсь без какой-либо помощи от него.
Мёрфи нахмурилась. Это причинило боль её губе, и она вздрогнула, расправляя её. Содрогание, видимо, причинило ей ещё худшую боль, потому что на губе проступила свежая кровь.
— Чёрт возьми. Хорошо. Можно рассуждать и по-другому, не так ли?
— Как это?
Мёрфи глянула на меня.
— А так, что возможно, Марконе знал, что уже что-то происходит, и поэтому сказал, что ему нет нужды тебя убивать. Это был не он, но всё равно о чём-то он был в курсе.
Я фыркнул. Марконе управлял Чикаго как собственным клубом. У него были полчища служащих, союзников и лакеев. Его понимание происходящего в принадлежащем ему городе не было сверхъестественным; уж лучше так. Он был разумен, образован и подготовлен к этому кризису лучше любого человека, которого я когда-либо знал. Если бы у Орлов скаутов был какой-либо эквивалент Сидхе, то это был бы Марконе.
Если чей-то мокрушник прибывал в город, то Марконе однозначно предпочитал быть в курсе этого. Очень немногое проходило мимо Марконе и его сети преступного мира.
— Чёрт побери, — сказала Мёрфи, придя к тем же выводам, что и я. — Он меня просто бесит.
Она достала небольшой блокнот и начала делать записи.
— Баттерс, вы сказали, что дом Линдквиста сгорел дотла?
— И зрелище имело большой успех, — сказал Баттерс.
Я кивнул.
— Как говорят призраки, ошивающиеся рядом с домом, объявился Серый Призрак — я, должно быть, ещё не рассказывал вам о нём?
— Мистер Линдквист просветил нас после перестрелки, — ответил Баттерс.
— Ладушки. В любом случае, он объявился с несколькими смертными и схватил его. Мы должны его вернуть.
Мёрфи кивнула, не переставая писать.
— И что случится, если мы не вернём его?
— Куча однотипных призраков-убийц начнет бродить вокруг Чикаго, ожидая подходящего момента. Призраки, подобные им, могут проявляться — становиться почти реальными, Мёрф. Как Кошмар. Люди пострадают. Много людей.
Рот Мёрфи сжался в линию. Она сделала пометку в своём блокноте.
— Мы расставим задачи по приоритету через минуту. Что ещё?
— Я нашёл банду, которая обстреляла твой дом вчера вечером, — сказал я.
Кончик карандаша Мёрфи с треском сломался о блокнот. Она посмотрела на меня. Её глаза были холодными, полными ярости. Она произнесла очень тихим голосом:
— Да?
— Да, — сказал я. Я остановился на минуту, чтобы обдумать то, что я собирался сказать: темперамент Мёрфи не был той силой, с которой можно было бы обращаться беспечно. — Я не думаю, что тебе придётся беспокоиться о них в дальнейшем.
— Почему? — спросила она своим голосом полицейского. — Ты убил их?
В этом вопросе было немного излишнего напряжения. Ничего себе. Мёрфи была слишком явно готова пойти за этими парнями, в ту же минуту, как только узнала, где они были.
Я взглянул на Баттерса, который выглядел так, словно сидел рядом со взрывчаткой.
— Нет, — сказал я, тщательно подбирая слова. Если запальный шнур Мёрфи был действительно так короток, как кажется, я не хотел бы спустить её на Фитца и его бедную команду в истинной традиции викингов. — Но у них нет оружия, которое они имели прежде. Я не думаю, что они собираются ранить кого-нибудь в непосредственном будущем.
— Это твоё профессиональное мнение?
— Да.
Она смотрела на меня с минуту, затем сказала:
— Эбби стояла у меня на террасе прошлой ночью, когда они пришли. Ей в живот попала пуля во время нападения. Она не успела упасть на пол достаточно быстро. Неизвестно, будет она жить или нет.
Я подумал о пухлой, весёлой, маленькой женщине, и сглотнул.
— Я... Я не знал, Мёрф. Я сожалею.
Она продолжила говорить так, как будто я ничего не сказал.
— Ещё был пенсионер, живущий в доме позади моего. Он обычно давал мне томаты, которые выращивал в своём саду каждое лето. Он не был таким везучим, как Эбби. Пуля попала ему в шею, когда он спал в постели. У него времени хватило лишь на то, чтобы проснуться, ужаснуться и от своей постели добраться до телефонной трубки, прежде чем истечь кровью.
Блин-тарарам. Это поворачивало вещи совсем другой стороной. Я имею в виду, что я надеялся, что подойду к Мёрфи с безвредными, чистыми аргументами. Но если кровь была пролита и люди погибли... Ладно. Я знал Мёрфи. Была ли она ещё полицейским, или больше нет, она не собиралась отступать.
— Где они? — спросила она.
— Сейчас не время выбивать двери, — сказал я ей. — Пожалуйста, выслушай меня.
Её рука сжалась в кулак, но она явно взяла свой гнев под контроль, глубоко вздохнула, а затем кивнула.
— Выкладывай.
Я рассказал ей о Фитце и его банде. Я рассказал ей о Аристедесе.
— Я заметила, Гарри, — сказала она, — что ты не сказал мне, где они находятся.
— Ну да, — ответил я. — Я, м-м-м... Типа, сказал парню, что могу помочь ему. Что ты можешь помочь ему.
Мёрфи сузила глаза.
— Что ты сделал?
— Они дети, Мёрф, — ответил я. — В чрезвычайной ситуации. Они нуждаются в помощи.
— Они убили, по крайней мере, одного человека, возможно больше, — сказала Мёрфи. — В этом городе ещё есть законы, Дрезден.
— Отправь копов, и случится безобразие. Я понятия не имею, сколько боеприпасов у их босса, но даже если бы он не смог стрелять, он будет кошмаром для полиции — даже для Отдела Специальных Расследований.
Мёрфи нахмурилась.
— Насколько ты уверен в этом?
— Такие люди, как он, постоянно используют страх и насилие. Он не станет думать дважды перед тем, как ранить копа.
Мёрфи кивнула.
— Тогда я разберусь с ним.
— Мёрф, я знаю, ты сможешь справиться сама, но...
— Дрезден, мне довелось иметь дело с двумя людьми с тех пор, как тебя... после того, как в тебя стреляли, которые были настолько квалифицированы, что Карлос назвал их почти не уступающими лучшим колдунам Совета. Я справлялась также и с обладателями более скромных талантов. Фоморы использовали их в качестве командиров и младших офицеров. Я знаю, что делаю.
— Тебе пришлось убить их, — тихо произнёс я. — Ты же это имеешь в виду, не так ли?
Она отвела взгляд. После небольшой паузы ответила:
— Иметь дело с кем-то настолько могущественным... подразумевает отсутствие выбора. Попытаешься взять их живыми — только дашь им достаточное для твоего убийства время.
Я вздрогнул от сочувствия к ней. Может быть, она и не полицейский больше, но это было тем, к чему всё ещё лежало её сердце — законом. Она поверила в это, верила, что закон подразумевает помощь и защиту для жителей Чикаго. Когда она была копом, она всегда старалась любым путём убедиться, что эти законы служат для достижения этой цели.
Она предпочитала служить своему городу согласно букве закона, а это означало, что судьи и присяжные должны выполнить свою работу, прежде чем палач возьмётся за дело. Если Мёрфи отказалась от этого убеждения, независимо от того, насколько это было практично и необходимо, независимо от того, что это было ради спасения жизни...
Баттерс сказал, что она была в состоянии стресса. Теперь я знал, в чём природа этого стресса: чувство вины. Оно будет неуклонно грызть её изнутри, мучить её совесть, царапая словно когтями.
— Все они были убийцами, — сказала она, хотя я не думаю, что она разговаривала со мной. —Убийцами и похитителями. И закон их не касался. Кто-то должен был что-то сделать.
— Да, — сказал я. — Кто-то должен был.
— Дело в том, — продолжала она, — что метод, каким ты справляешься с таким проблемами, заключается в том, чтобы ударить абсолютно всем, что у тебя есть, и сделать это немедленно. Перед тем заклинанием против йеху было достаточно времени, чтобы поднять оборону, направить разум людей на их защиту, или начать выходить после того, как ты или кто-то вроде тебя об этом позаботится.
Она взглянула на меня.
— Мне нужен адрес.
— Ты не поняла, — сказал я. — Я привезу ребят к тебе. Как только ты заберёшь их от Аристедеса, он лишится поддержки и станет уязвимым. Затем ты сможешь помочь Фитцу и компании.
— Фитц и его компания, — сказала она ровным тоном, — убийцы.
— Но...
— Нет, Гарри. Не надо мне никакой болтовни о том, что они этого не хотели. Они открыли огонь из смертоносного оружия в жилом районе. В глазах закона и кого угодно, даже малейший довод типа это был несчастный случай является неубедительным. Они знали, что может произойти. Их намерения не имеют значения.
— Я знаю, — сказал я. — Но это неплохие ребята. Они просто боятся. Это заставило их сделать неверный выбор.
— Ты только что описал большинство членов банд в этом городе, Гарри. Они вступают в банду не потому, что они плохие дети. Они делают это потому, что они напуганы. Они хотят чувствовать, что они причастны к чему-то. Безопасности. — Она покачала головой. — И не имеет значения, если они начинали, как хорошие дети. Жизнь меняет их. Делает их не такими, как прежде.
— Что ты собираешься сделать?
— Направиться с командой к их убежищу. Разобраться с колдуном. Мы сделаем всё возможное, чтобы избежать причинения вреда остальным.
— Ты собираешься открыть огонь на поражение в их доме. Возможно, ты не хочешь причинять вред детям, но ты знаешь, что это может случиться. Даже если ты уладишь вопрос с телами на полу, твои намерения неадекватны. Это ты предлагаешь?
Её глаза вспыхнули внезапным гневом.
— Ты не был здесь последние шесть месяцев. Ты не знаешь, на что это было похоже. Ты... — она сжала губы. Потом посмотрела на меня, пристально, в явном ожидании.
Я сказал, очень тихо:
— Нет.
Она покачала головой несколько раз. Потом сказала:
— Настоящий Дрезден не колебался бы.
— У настоящего Дрездена никогда не было шанса встретиться с ними. Возможности поговорить с ними. Он бы просто рванул в бой.
Она резким движением закрыла свой блокнот, щёлкнув им по запястью, и подвела итог.
— Что ж, мы рассмотрели всё, что необходимо сделать. Здесь больше нечего обсуждать.
Мёрфи встала и молча покинула комнату, ступая ровным и уверенным шагом.
Баттерс поднялся и собрал Боба и маленькое спиритическое радио.
— Я... э-э... Я обычно следую за ней, когда она планирует что-то. Позаботиться о деталях, так сказать. Извини.
— Конечно, — сказал я спокойно. — Спасибо за помощь, Баттерс.
— В любое время, — сказал он.
— Тебе тоже, Боб, — сказал я.
— De nada, — ответил Череп.
Баттерс поспешно вышел.
Я остался стоять в конференц-зале в одиночестве.
Глава девятнадцатая
Я стоял там несколько минут, ничего не делая. Даже не дыша.
Ничего не делать трудно. Как только вы оказались не заняты, ваша голова принимается пережёвывать всё заново. Вылезают тёмные, мрачные мысли. Вы начинаете думать о смысле вашей жизни. А если вы призрак, вы начинаете думать о смысле вашей смерти.
Мёрфи медленно пожирало изнутри чувство вины. Я знал её давно. Я знал образ её мыслей. Я знал, что ей было дорого. Я знал, на что это было похоже, когда ей было больно. Я не сомневался, что я был прав на этот счёт.
Но я также знал, что она была женщиной, которая не захочет убивать другого человека, если только это не было абсолютно необходимо, даже если бы он был бесповоротно и безнадёжно сумашедший. Любое убийство нелегко для совести каждого — но Мёрфи сталкивалась с этим демоном долгое время. Конечно, она должна была страдать от моей смерти (и позвольте мне сказать вам, как я дико расстроен, что я бессилен что-либо изменить). Но почему бы её совесть начала преследовать её именно сейчас? Зачем внезапно закатывать истерику, когда я спросил её, как бы получить больше информации через её бывшего мужа? Кирпичные стены не остановят эту женщину, когда она захочет пройти куда-то.
Я обратил внимание на ещё кое-что, когда мы говорили о выстреле, убившем меня, и о позиции стрелка, и собирали больше информации о потенциальных убийцах. Мёрфи не сказала многого — но она не сказала о кое-чём чертовски более значительном.
Она совсем, ни разу не упомянула Кинкейда.
Кинкейд отчасти был бесчеловечным наёмником, который работал на самую ужасную маленькую девочку на всей Божией зелёной земле. Он имел столетия за плечами, и был выдающимся явлением в боевых действиях. Он каким-то образом преодолел ограничения человеческой нервной системы, по крайней мере, с точки зрения её приложения для стрельбы в любых ситуациях. Я никогда не видел, чтобы он промахнулся. Ни разу.
И именно он сказал мне, что, если бы он захотел убить меня, он стал бы делать это, по крайней мере, с расстояния в полмили, из винтовки, предназначенной для стрельбы тяжёлым зарядом.
Мёрфи знала не хуже меня, что заключение специалиста об убийце со столетиями опыта будет неоценимым в расследовании. Первоначально я не сделал предположений об этом, поскольку Мёрф вроде бы встречалась с этим парнем некоторое время, и, казалось, интересовалась им. Поэтому казалось предпочтительным позволить ей самой поднять эту тему.
Но она не стала.
Она ни разу не упомянула о нём.
Она сбежала со встречи слишком быстро, и была готова драться со мной из-за чего-нибудь, чего угодно. Весь спор о Фитце и его команде был дымовой завесой.
Единственный вопрос — в чьих интересах это было. В моих, чтобы возможно обезумевший призрак не вздумал пойти из мести штурмом на некоего типа? Или это была вуаль тумана для её собственной пользы, поскольку она не могла примирить своё представление о Кинкейде с тем самым безликим человеком, который убил меня?
Это казалось правильным предположением. Что она знала это в своём сердце, даже не осознавая этого, но своей головой отчаянно пыталась отыскать менее болезненную правду.
Мои рассуждения были основаны на моём знании человеческой природы и личности Мёрфи, и на моей интуиции, но я истратил целую жизнь, доверяя своим инстинктам.
Я думал, что они, вероятно, были правильными.
Я мысленно прошёлся по возможностям. Я представлял себе Мёрфи, обезумевшей и внутренне распадающейся на части, в дни после своего убийства. Нам никогда не познать, каково быть вместе. Мы упустили этот момент. Я полагал, что было достаточно времени, чтобы её ярость начала стихать, а печаль должна была начать накапливаться. Я представил себе её в течение следующего месяца или около того — она больше не полицейский, её мир в руинах.
Известие о моей смерти должно быстро разойтись не только среди чародеев Белого Совета, но и в среде оставшейся Коллегии вампиров, через Паранет, и от них в остальной части сверхъестественного мира.
Кинкейд, вероятно, услышал об этом в течение дня или двух. Как только кто-нибудь подал сообщение обо мне, Архив — сверхъестественный регистратор всех записанных знаний, который обитал в ребенке по имени Ива, должен был узнать. И я был, вероятно, одним из немногих людей в мире, о которых она думала как о друге. Ей как раз сколько? Двенадцать? Тринадцать?
Новость о моей смерти могла раздавить её.
Кинкейд, я полагаю, пришёл к Мёрфи, чтобы предложить то утешение, которое он мог дать. Не утешение типа горячий-шоколад-и-пушистый-халат. Более вероятно — он принёс бутылку виски и диск с сексуальной музыкой.
«Особенно если он уже был прямо здесь, в городе», — шепнула мне в ухо тёмная, противная часть меня.
Я представил Мёрфи, принявшую единственную защиту, которую она могла получить, и предложившую ему убираться, когда он уходил, и затем, в течение следующих нескольких недель, постепенно накапливающую факты и приходящую к соответствующим выводам, всё это время повторяя себе, что она, вероятно, ошибается. Что это не может быть тем, на что это выглядело похожим.
Расстройство. Боль. Отрицание. Да, этого было достаточно, чтобы вызвать ярость у кого угодно. Ярость, которую она должна нести внутри подобно медленно растущей опухоли, становящейся всё большим и большим бременем. Это было такого рода вещью, которая могла подтолкнуть кого-нибудь убить другого человека, даже когда, может быть, это не было необходимо.
Эта смерть должна была вызвать ещё большее чувство вины, ещё больше расстройства, которые должны вызывать ещё большую ярость, которая должна вызывать ещё большее насилие, которое должно добавить ещё чувства вины; буквально порочный круг.
Мёрфи не хотела получить кадры из аэропорта и с камер безопасности железнодорожного вокзала, поскольку она не хотела обнаружить, что человек, с которым она спит, убил одного из её друзей. Когда достоверность этого сделалась явной, она отреагировала гневом, отталкивая прочь источник освещения, собирающийся высветить то, что она не хотела видеть.
Она, вероятно, даже не была осведомлена о столкновении противоположных требований в своей голове. Когда вы убиты горем, все типы иррационального хлама слетаются туда.
Детективная работа не всегда близка к логике — не тогда, когда вы имеете дело с людьми. Люди, вероятно, делают самые до смешного нелогичные вещи по самым непонятным причинам. Не было логики в том, чтобы я нацелился именно на Кинкейда. Но эта теория соединяла вместе множество разрозненных кусочков. Если она правильна, это многое объясняет.
Это было только теорией. Но её было достаточно, чтобы заставить меня начать копать в поисках подтверждений, там, где мой взгляд в противном случае не имел никаких зацепок.
Но как? Как я собрался начинать разбираться с Джаредом Кинкейдом, Адской Гончей, человеком, ближе всего стоящим к тому, чтобы считаться отцом Ивы, какого та когда-либо имела — и делать это без помощи Мёрфи? Что касается этого, я должен найти способ, чтобы делать это без её ведома, а это выглядело более чем небольшая гадость по отношению к другу. Уфф. Лучше, может быть, сначала сконцентрироваться на самых безотлагательных проблемах.
Я должен найти Морти, чьё бедственное положение явно имело низкий уровень в списке приоритетов Мёрфи.
Я должен помочь Фитцу и его невежественным приятелям-подросткам.
И для всего этого мне нужна помощь кого-то, кому я мог доверять.
Я глубоко вздохнул и кивнул.
Поэтому я прошёл через внешнюю стену дома Светлого Будущего и отправился на поиски своей ученицы, пока ночь не стала совсем тёмной.
Глава двадцатая
Я всегда считал себя одиночкой.
Не в смысле байронического, занудного «нужно-было-захватить-спасательный-жилет» сыча. Просто я не чувствую себя потерянным от перспективы уикенда, проведённого в полном одиночестве, за чтением хороших книг на диване. Нет, мизантропом я не был. Я с удовольствием принимал участие в публичных мероприятиях и общался в кругу друзей. Но это было чем-то побочным. Я всегда считал, что вполне могу прожить и без этого