Пророки Брэй Либба
– Ее кожа… – начал Сэм, положив руку Эви на плечо. Она испуганно подскочила.
– Ее нет, – договорил за него Джерихо.
Двери резко распахнулись, раздались крики «Ни с места!» и «Не дергайтесь!», и в зал ворвалась толпа полицейских с оружием в руках. Эви увидела металлический блеск наручников.
– Вы арестованы, – сказал один из офицеров.
Эви безропотно протянула руки и позволила увезти себя в участок без единого звука.
Маллой метал громы и молнии. Сидя втроем перед его кабинетом, Эви, Джерихо и Сэм слышали обрывки фраз, с которыми он бросался на дядю Уилла.
– Вторглись на место преступления и запутали следы… нарушили закон… я же просил вас не лезть в это дело…
Они с Уиллом успели переглянуться только через щелку приоткрывшейся двери, и этого Эви было достаточно, чтобы испуганно зажмуриться и втянуть голову в плечи.
– Давайте я скажу, что это была моя идея, – предложил Сэм.
– Круто. Тогда я тоже скажу им, что это твоя идея, – согласилась Эви.
И тут пара полицейских втащила в комнату упирающегося Вудхауза и с силой усадила его на стул рядом с Эви.
– Эй! Вообще-то у меня есть права! – запальчиво кричал тот.
– Да ну? – огрызнулся офицер. – Это ненадолго. Представляешь, Серж, вот этого взяли в театре, когда он спрятанной в штанине камерой пытался сфотографировать место преступления. Ничего святого!
– Та камера, между прочим, была собственностью «Дэйли Ньюс», приятель! – воскликнул репортер. Увидев Эви, он сменил тон: – Провалиться мне на этом месте, если это не моя любимая Царица Савская. – Он оскалился. – А ты устроила мне охоту на мусор, отправив на ночную прогулку по холоду. «Арс Мистериум», значит?
– Вы получили то, что заслуживаете, мистер Вудхауз.
Он злобно сверкнул на нее глазами.
– Да ну? А что, интересно, скажет твой дядя, когда узнает, что ты подбрасывала мне информацию для репортажей?
– Так это была ты? – Сэм изумленно поднял брови.
– Еще бы, – сказал Вудхауз, продолжая глядеть на Эви.
– Вы что, пытаетесь меня шантажировать, мистер Вудхауз?
Он пожал плечами:
– Я мог бы.
– Прекрасно. Хотите знать, кто является Киллером Книги Откровений? Это Страшный Джон Гоббс собственной персоной, вернулся из мира мертвых, чтобы закончить ритуал, начатый в 1875 году. А когда он закончит, начнется Армагеддон.
– Эви, – одернул ее Джерихо.
Эви пристально смотрела на Вудхауза. Тот презрительно рассмеялся:
– Да ты шутница. Это здорово. Но мне больше не интересны хвалебные статьи про музей, или про тебя, если ты меня понимаешь.
В коридор вышел Уилл.
– Никто не говорит ни слова, пока мы не доедем домой.
– Прощай, Царица Савская. Был рад знакомству, – сказал Вудхауз.
Генри спал, свернувшись клубочком. Тета легла рядом, повторив его позу, и коснулась его рукой. Он пошевелился и переплел ее пальцы своими. Тета заплакала, и Генри тут же к ней повернулся.
– Тета? Что стряслось?
– Я была в театре. Там раздавались какие-то странные звуки… Там кто-то был, Генри.
Генри попытался стряхнуть сон и понять, что она имеет в виду.
– Кто там был? О чем ты вообще говоришь, милая?
– Я вернулась назад и встретила там Валли с отрядом копов. Он выглядел так, будто ему дали под дых. Я сделала вид, что была в центре по своим делам и просто проходила мимо. И спросила его, что произошло.
Тета уткнулась головой ему в грудь, и Генри почувствовал, что она вся дрожит.
– Там была Дэйзи, – с трудом проговорила она. – Манхэттенский маньяк добрался до Дэйзи. Она, наверное, вернулась за сережками и… На ее месте могла быть я, Генри.
Она снова принялась плакать. Генри притянул ее к себе. Мысль о том, что он мог потерять Тету, внушала ему ужас.
– Тебе больно?
– Нет. Ах, Генри, я услышала этот жуткий свист, он будто раздавался со всех сторон. Я побежала, но не смогла открыть двери, и вдруг… – Она заговорила шепотом. – Все повторилось, как в Канзасе, Генри.
Генри помнил, что случилось в Канзасе. И также помнил то, что с тех пор этого не происходило еще ни разу.
– Теперь ты в безопасности, я с тобой.
– Что с нами происходит, Генри?
– Я не знаю, милая.
Он крепко обнял Тету, и она положила голову ему на грудь. Так они просидели до самого рассвета.
Глава 51
Дикарь с Борнео
На следующий день все газеты пестрели заголовками об убийстве Дэйзи Гудвин. «ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН! УБИЙСТВО В «ФОЛЛИЗ»! ШОУ КИЛЛЕРА КНИГИ ОТКРОВЕНИЙ!»
Эви как раз читала статью с первого разворота «Дэйли Ньюс», когда вбежал Сэм, размахивающий бумажкой весьма официального вида.
– У меня новости! – Он быстро взбежал по спиральной лестнице на второй этаж библиотеки, где среди книжных шкафов стояла Эви, и довольно прищурился, как кот на сметану.
– Ладно. Я тебе подыграю. Почему ты такой довольный?
– Я нашел налоговые декларации на дом Ноулсов. – Он свесился с перил второго этажа, забрался на лестницу на колесах и оттолкнулся от бортика, принявшись качаться на ней, как на качелях.
– Когда ты стал разбираться в методах расследования?
– Я просто решил положиться на свое природное обаяние, – кокетливо признался Сэм. – Ты ни за что не догадалась бы, насколько полезной и услужливой может оказаться сотрудница государственного архива.
Эви спустилась вниз, преодолевая по две ступеньки каждым шагом, и подошла к Сэму, который продолжал объезжать непокорную лестницу.
– Ну и? Тебе удалось найти что-нибудь интересное?
Сэм еще раз толкнул лестницу.
– Не то слово! Последние тридцать лет налоги оплачиваются некоей миссис Элеанор Джоан Амброзио. – Он выдержал драматическую паузу.
Эви закатила глаза.
– И что?
– Это имя мне ничего не говорило. Поэтому я решил копать дальше. Амброзио – это фамилия мужа. А Блодгетт – старая фамилия. Ничего не припоминаешь?
– Нет! – Эви попыталась ухватиться за лестницу, но Сэм толкнулся снова, и она поймала воздух. Ему очень нравилось играть с ней в кошки-мышки, это точно.
– Мэри Уайт вышла замуж за парня по фамилии Блодгетт! А Элеанор – это их дочь.
Эви шагала следом за лестницей.
– Получается, ее дочь продолжает платить налоги за дом Ноулсов? Но зачем?
– Я подумал точно так же. Видишь, у нас даже мысли одинаковые.
– Ты не мог бы спуститься вниз наконец? У меня уже от тебя голова кружится.
– Ах, куколка! Какие прекрасные слова.
– Сэм, я тебя последний раз предупреждаю. Ты рискуешь стать новой жертвой.
Сэм плюхнулся в кресло, закинул ноги на письменный столик, а руки – за голову, так что его локти смешно торчали по бокам от головы, как крылья.
– Было просто гениально с моей стороны выследить их по налоговым декларациям. Не устаю себя хвалить.
– Когда тебе надоест восхищаться самим собой, может, сделаешь одолжение – объяснишь, в чем дело?
– Мне это показалось очень подозрительным. Если дочь унаследовала старый дом, почему она оставила его себе? Ведь можно было продать его и выручить немало денег, а она сохранила эту развалину. – Он снова замолчал.
– Ты собираешься всю ночь держать меня в напряжении?
Сэм явно обрадовался.
– Всю ночь?
– Давай выкладывай уже.
Сэм откинулся назад и принялся качаться на стуле.
– Я продолжил копать и нашел интересную запись. Агентство недвижимости «Милтон и сыновья» предлагало купить дом. Они были готовы заплатить немалые деньги, чтобы построить на этом месте дорогие апартаменты. Но предложение было отклонено законной владелицей: миссис Мэри Уайт Блодгетт.
Он забросил в рот виноградинку и с триумфом посмотрел на Эви.
– Нашей Мэри Уайт? Возлюбленной Джона Гоббса?
– Именно.
Сердце Эви забилось сильнее.
– Как давно было отклонено предложение?
– Три месяца назад.
– Мэри Уайт еще жива? – Эви вытаращила глаза от удивления.
– Да, жива. Прозябает в каких-то трущобах на Кони-Айленде и тем не менее не продает старую развалину на холме.
– И зачем только ей это нужно?
– Вот и узнаем.
Мэри Уайт Блодгетт жила на Серф-авеню, в одно-этажной лачуге, продуваемой всеми ветрами и пропахшей морской солью, с видом на американские горки «Молния». Дверь открыла ее дочь, Элеанор, одетая в старое домашнее платье, с волосами, собранными шпильками-невидимками.
– Миссис Амброзио? – спросил Уилл.
– Кому какое дело?
– Как поживаете? Я Уильям Фицджеральд, из музея. Помните, мы говорили по телефону?
В глазах женщины что-то мелькнуло.
– Ах да! Действительно, говорили. Моя матушка очень стара и серьезно больна. Прошу вас, не нервируйте ее.
– Конечно, – согласился Уилл, сняв шляпу.
Миссис Амброзио проводила их через гостиную, захламленную пустыми коробками из-под шоколадного ассорти «Уитмена» и бутылочками из-под «Радитора», не добравшимися до мусорки. В комнате пахло выветрившимся пивом и солью.
– Сегодня у горничной выходной, – сказала хозяйка, и было непонятно – черный юмор ли это или попытка оправдаться, а может быть, и то и другое. – Подождите минутку на кухне.
Эви держала руки при себе. Ей вообще неприятно было там находиться, не то что сидеть. На грязном столе бутылка с наклейкой «МОРФИЙ» стояла в опасной близости с еще одной, надписанной «КРЫСИНЫЙ ЯД». Использованный шприц валялся на окровавленном бинте.
Миссис Амброзио скрылась за занавеской. Через пару минут оттуда раздался ее громкий, пронзительный голос:
– Мам! Тут люди пришли к тебе по поводу мистера Гоббса.
Она вернулась в кухню и поспешно убрала склянки в ящик.
– Иногда у нас появляются крысы, – объяснила она. – Как я уже говорила, мама очень больна. У вас есть пятнадцать минут. Потом ей нужно будет отдохнуть.
Спальня Мэри Уайт за занавесью была похожа на склеп. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Старуха в кружевном чепце и нечистой ночной рубашке персикового цвета сидела в кровати, опираясь на подушки. Синие вены под иссохшей, как пергамент, кожей бугрились, как горные цепи на старинной карте.
– Вы хотели узнать о моем Джоне, – с трудом произнесла она, делая перерывы для сбивчивого дыхания.
– Да, миссис Блодгетт. Большое вам спасибо, – Дядя Уилл сел на единственный стул, вынудив Эви примоститься на край кровати. От старой женщины шел сильный запах мази «Ментолатум» и чего-то еще, до одури сладкого, как от вянущих полевых цветов. Из-за этого запаха Эви хотелось стрелой вылететь из дома и бежать что есть сил к пляжу, на яркий солнечный свет.
– Вы знали моего Джона? – улыбнулась Мэри Уайт, продемонстрировав свои серо-коричневые зубы.
– Нет, к сожалению, нет, – ответил Уилл.
– Такой милый человек. Он каждую неделю дарил мне гвоздики. Иногда белые, иногда красные. А по особым случаям – розовые.
Эви поежилась. Насколько им было известно, Джон Гоббс мог быть кем угодно, но только не милым человеком. Он убил и расчленил множество людей. Терроризировал Иду Ноулс. И если они не ошибались, его дух вернулся с того света, чтобы завершить страшный ритуал и вызвать Армагеддон.
– Да. Ну что ж. Не могли бы вы рассказать нам о том, во что Джон верил? – начал дядя Уилл. – О культе Братии и…
– Это не был культ! – с кашлем воскликнула старуха. Эви помогла ей отпить воды из заляпанного стакана. – Окружающие пытались подать его как сатанинский. Но он таким не являлся. Это было прекрасно. Мы были искателями, строившими царство истинного духа на этой земле. Джефферсон, Вашингтон, Франклин – просвещенные люди, основатели нашей великой нации – они знали секреты древних. Те, о которых даже не подозревали масоны в своих шикарных храмах. Мы хотели освободить умы людей, разбить оковы. Прежний, знакомый нам мир ожидала гибель, и на его месте должен был родиться новый. В этом и было наше предназначение – перерождение. И Джон, как никто, знал об этом.
– А что с жильцом, который пропал без вести? И молоденькой служанкой? – не унимался Уилл.
– Ложь, – ощерилась Мэри. – Жилец сбежал, не уплатив ренты. А девчонка оказалась нахалкой. Она уехала к сестре и даже не потрудилась попрощаться с нами.
– А Ида Ноулс?
– Ида? – Рука старухи испуганно взлетела ко рту, глаза забегали. – Кто вы такие? Что вам нужно? – Она начала повышать голос. – Я не говорила, что готова вас принять!
Эви порывисто схватила старуху за холодные руки, больше похожие на лягушечьи лапки.
– Я понимаю все, что вы сказали о мистере Гоббсе. Все эти синие чулки считают нас, флэпперов, заблудшими овцами. Но мы только пытаемся жить на полную катушку. – Она быстро оглянулась на Уилла в поисках одобрения. Тот едва заметно кивнул. – Будь мистер Гоббс сейчас с нами, его бы считали человеком передовых взглядов.
Миссис Уайт довольно заулыбалась и коснулась своей влажной ладонью щеки Эви. Два передних зуба старухи почти полностью раскрошились.
– Ты бы ему понравилась. Джон вообще любил хорошеньких девочек.
Эви усилием воли заглушила вопль ужаса, грозящий вырваться из ее горла.
– Если вы не против, мы бы очень хотели знать, почему вы не продаете дом Ноулсов? Я уверена, что вы могли бы выручить за него немало денег.
– Я никогда бы так не поступила.
– Конечно же, нет. – Эви с жаром закивала. – Мне просто было интересно почему.
– Чтобы у Джона остался дом, в который можно вернуться. Он сказал мне, что это очень важно. «Не продавай дом, Мэри, иначе я не смогу к тебе вернуться», – говаривал он.
У Эви по спине пробежали мурашки.
– Но как?
Мэри Уайт откинулась на замусоленные сатиновые подушки и посмотрела на окна, где через жалюзи пробивались лучи света.
– Джонни не рассказывал мне всего. Только он мог понять гениальный план Всемогущего. Даже его тело было освящено, знаете ли. Прямо как произведение искусства: Венера Боттичелли, Давид Микеланджело. Знаки повсюду. Он носил их, как свою вторую кожу.
– Зачем?
– Это все было частью плана, видите ли. Он мог вернуться. Мог переродиться. Воскрешение. И как только он переродится, он принесет с собой Армагеддон. Мир будет очищен огнем, он станет править им, как бог, а мы будем подле него. – Она засмеялась наивным смехом школьницы, совершенно не подходившим ее увядшему лицу. – Он звал меня своей Солнечной Девой. А он сам был принцем. Смотрите. – Мэри с трудом открыла ящик прикроватной тумбочки и достала маленькую черную коробочку. – Откройте его.
На черном вельвете лежало толстое золотое кольцо, поблекшее от времени.
– Красивое, – сказала Эви.
– Оно принадлежало ему, – таинственным шепотом сообщила старуха. – Я подарила его. Я звала его «муж мой», хотя мы не были обвенчаны. Он носил его до самого конца, мой Джонни.
У Эви буквально зачесались руки – так хотелось взять кольцо и прочесть его. Ведь оно принадлежало самому Джону Гоббсу.
– Положите его на место, пожалуйста, – попросила Мэри.
Эви неохотно закрыла коробочку.
– Ой, миссис Блодгетт, вам, наверное, очень неудобно! Доктор Фицджеральд? Не могли бы вы усадить ее поудобнее?
Дядя слегка смутился, но принялся неуклюже помогать старухе пересесть, а она упиралась. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Эви сунула кольцо в карман, а коробочку положила в ящик и закрыла его.
– Вот. Так ведь гораздо лучше?
– Да, спасибо, – согласилась Мэри с таким видом, словно ей самой пришла в голову эта идея. Она продолжила свой рассказ. – Но он должен был подготовить мир к Армагеддону. Очистить его от греха. Принять все на себя, как Спаситель. Поглотить весь грех этого мира. – У нее на глазах выступили слезы. – Они убили его. Моего Джонни. Он был такой красивый, но они убили его. Филистимляне! Фарисеи. – Она снова стала задыхаться, и Эви подала ей стакан воды. – Он не причинил вреда ни одной живой душе! Людей к нему так и тянуло, особенно женщин. – Улыбнувшись, она похлопала Эви по плечу. Даже мысль о том, чтобы прикоснуться к Джону Гоббсу, казалась Эви отвратительной до тошноты. – Мне больно. Где Элеанор с моим лекарством? Глупая девчонка, всегда опаздывает.
– Да, конечно, – успокоила ее Эви. – Она сейчас принесет вам лекарство. Но мне всегда было любопытно – не упоминал ли мистер Гоббс о ритуале для привязывания духа или об отправлении его в другой мир после того, как вся работа закончена?
Мэри Уайт нахмурилась:
– Нет. Вы не позовете дочь с моим лекарством?
– Конечно же, позову! А мистер Гоббс носил особый талисман, не так ли?
– Да, – ответила Мэри Уайт, ее голос ослабел от боли. – Всегда.
– И где сейчас этот талисман?
– Талисман? – Она растерянно посмотрела на Эви, и та всерьез испугалась, что они не успеют узнать необходимую информацию.
– Он отдал его вам? – предположила Эви. – Может быть, в качестве подарка любимой?
– Я же сказала, он всегда носил его при себе, – отрезала старуха. – Он был на нем и в момент смерти. С ним его и похоронили. Элеанор! Мое лекарство! – воскликнула миссис Уайт.
– Его похоронили в братской могиле для нищих. Ее давно уж и нет, – тихо шепнул Уилл Эви на ухо.
– Нет, нет! Никаких братских могил для моего Джонни! – вдруг поправила его старуха. Почему-то ее слух оказался гораздо лучше памяти.
– Прошу прощения. Мы думали…
– Мы заплатили охране, чтобы они отдали нам тело. И в соответствии с пожеланиями Джонни мы похоронили его дома.
– В Бруклине или у Ноулсов?
– Нет, – раздраженно ответила старуха. – В его настоящем доме.
– Где он находится? – спросила Эви.
– Как же, в Бретрине, милая. На старом холме, рядом со всеми посвященными.
Кажется, время остановилось. Эви будто издалека услышала собственный голос.
– Мистер Гоббс был из Бретрина?
– Да, конечно.
– Но ведь после пожара в Бретрине не осталось выживших, – изумилась Эви.
– Остался только один. Милая, ты не передашь мне вон ту шляпную коробку?
Эви сняла с комода коробку и передала ее старухе. Оказалось, что в коробке было двойное дно. Мэри достала молитвослов в кожаном переплете, а затем пожелтевшую, сложенную вчетверо бумажку, которую передала Эви.
Это была запись в приходской книге Бретрина, датированная 6 июня 1842 года: Йоханан Хоббесон Олгуди, сын пастора Джона Джозефа Олгуди и Рут Олгуди (умершей от родов).
– Какую жертву они сделали ради него, избранного!
Дочь Мэри Уайт отдернула занавеску и показалась на пороге со шприцом в одной руке и гибкой трубкой в другой.
– Я ждала, – взвилась на нее Мэри Уайт. – Ты хочешь, чтобы я страдала, не так ли? Моя жизнь раньше была такой хорошей…
– Да-да, я помню. Когда ты жила в особняке на холме. Я знаю. Если ты бы не платила огромные налоги за эту развалину, нам бы не пришлось жить в этой вонючей дыре. Ты когда-нибудь об этом думала?
Мэри Уайт слегка застонала, когда дочь вставила иглу в ее покрытый синяками сгиб локтя и расправила трубку. Уже через мгновение глаза старухи заблестели от морфия.
– Он возвращается, вы знаете? – У нее начал заплетаться язык. – Он сказал, что вернется за мной, и я жду. Я сохранила все для него. Он сказал, что вернется, и я это знаю. – У нее закатились глаза. – Такой прекрасный человек.
Когда Мэри Уайт растворилась в наркотическом бреду, Уилл с Эви распрощались с хозяйкой и ушли. Они спешили домой, лавируя среди прогуливающихся на солнышке семейств.
– Ну конечно же! – воскликнул Уилл. Он встал как вкопанный перед красочным плакатом, рекламирующим дикаря с Борнео. Рядом с палаткой мужчина в ярко-красном цирковом смокинге и цилиндре приглашал гостей зайти внутрь. «Войдите и посмотрите на дикаря – полумонстра, получеловека!» Прямо за их спинами вагонетки американских горок медленно поднимались на самый верх с мерным «щелк-щелк-щелк», перед тем как унестись с обрыва вниз и в мертвую петлю. Седоки завопили одновременно от ужаса и от удовольствия. Это был последний день работы горок перед закрытием сезона до следующего лета.
– Ну конечно же, – еще раз сказал он, словно убеждая самого себя. – Все сходится.
– Прекрасно. Теперь ты не мог бы мне объяснить, в чем дело?
– Йоханан – это еврейский вариант имени Джон. Джон Хоббесон Олгуди. Или Джон Гоббс, – сказал Уилл. – Страшный Джон Гоббс был сыном пастора Олгуди – и избранным. Тот самый Зверь из пророчества. Он вернулся, чтобы завершить работу отца и устроить Армагеддон на этой земле.
Они пошли дальше, и Уилл говорил так же быстро, как делал шаги:
– Мэри сказала, что он должен поглотить весь грех этого мира. Забрать себе все грехи. Вот почему он забирает у жертв части тел в соответствии с книгой: он их поедает. Это древняя магия: идея о том, что с поглощенной плотью твоих врагов тебе передается часть их силы. И они уже не смогут тебя победить! Два, пожалуйста – и с соусом! – Он остановился перед ларьком с хот-догами. Выудив из кармана две монеты, он передал их мальчику за прилавком, в обмен получив два хот-дога. Один из них он протянул Эви, и та посмотрела на него в ужасе.
– Ой. – Она скривилась, глядя на еду. – Правда, дядя…
Уилл проглотил свой за два укуса, продолжая говорить.
– В случае Джона они помогают ему переродиться. Дают ему силу.
Эви осторожно откусила от своего хот-дога. Он оказался, как ни странно, вкусным, и она поняла, что даже разговоры о каннибализме теперь не в состоянии перебить ей аппетит.
– Если талисман – это его связь с реальным миром и его защита, тогда мы должны ее уничтожить. Таким образом, мы уничтожим его связь с этим миром. Это верно?
– Звучит вполне обоснованно.
– Но Мэри сказала, что его похоронили с ним.
– Да. – Уилл призадумался. – Работенка предстоит грязная.
Эви перестала жевать.
– Ты же не можешь говорить об этом всерьез. – Она посмотрела на него удивленными глазами. – Помада святого Людовика! Ты серьезно.
Уилл смял обертку своего хот-дога и бросил ее в мусорку.
– Поедем на север, в Бретрин. И нам понадобится лопата.
Джерихо вернулся в Беннингтон из государственного архива, куда он ездил по просьбе Уилла. Он даже не стал снимать свое пальто.
– Нашел! Все документы.
Он вручил их Уиллу и угрюмо кивнул Сэму, который сидел за обеденным столом с Эви.
– Сэм. А ты припозднился.
– Просто не бросаю Эви в одиночестве. – Он триумфально улыбнулся, глядя на Джерихо.
Уилл принялся зачитывать документы вслух:
– Йоханан Хоббесон Олгуди попал в приют Новой Звезды, где его официально зарегистрировали 10 октября 1851 года. Директор оставлял на его счет лишь короткие записи, но они характеризуют Йоханана Олгуди как тихого, но злобного и заносчивого мальчика, склонного к жестокости, к тому же писающего в кровать. Когда его привели к директору для острастки, он сказал только: «Я Змий-искуситель, избранный Господом Богом». Остальные дети остерегались его. Он звал себя Зверем. После двух неудачных попыток Йоханану удалось бежать летом 1857 года. Больше никаких сведений нет.
– Теперь мы знаем, что это он. Но остается непонятным, как его остановить, – сказал Джерихо, наконец сняв пальто и повесив его на крючок. – Ведь последняя страница Книги Братии с заклинанием для уничтожения Зверя была вырвана. Ты сказал, что мы должны обезвредить фанатика его же оружием. Но как мы сможем разыскать нужную информацию? Комета прилетит через два дня.
– Я хочу вам всем кое-что показать. – Эви развернула салфетку, в которой лежало кольцо Джона Гоббса.
– Это то, что я думаю? – спросил Уилл. Когда она кивнула, он нахмурился. – Это уже похоже на вредную привычку, Евангелина.