Пророки Брэй Либба
– Нам не нужна медаль, – коротко ответил Джерихо.
– Знаете ли вы о евгенике? – спросила медсестра, словно не услышав его слов. – Это замечательное научное течение, призванное помочь Америке достичь ее высшего потенциала. Это направление человеческой эволюции. Ведь каждый фермер знает, что основной принцип получения лучшего потомства – это правильное разведение. – Медсестра будто воображала себя на школьном уроке. – Если вы станете скрещивать посредственных животных, то и потомство у них будет посредственным. Вы должны будете поддерживать чистоту наследственности, соблюдать родословные, если хотите получить лучших животных. То же самое и с людьми. Какую цену платит Америка, когда рождаются дефективные люди? Недоразвитые, дегенераты, сумасшедшие, калеки и слабоумные. В низших классах в семьях рождаются преступники. Каждой расе присущи особые дефекты. Многие агитаторы выступают за то, что нестабильность в обществе вызвана влиянием инородного элемента и смешением рас, утерей исконно американской культуры. Евгеника направлена на то, чтобы исправить недочеты нашего общества.
– Пойдем отсюда, – шепнул Джерихо на ухо Эви, но медсестра не унималась.
– Представьте себе новую Америку, у населения которой не существует физических и социальных пороков. Не останется болезней. Не будет войн. Не станет преступлений и бедности. Повсюду воцарится мир, поскольку люди с высшим сознанием смогут продумать и принять свои различия. Истинная демократия! Люди рождаются неравными, но могут стать ими! Человечество должно идти дальше, становиться еще лучше! И все с помощью небольших поправок. – Медсестра улыбнулась им. – Уверены, что не хотите пройти осмотр? Это не займет много времени, и у нас есть вкусное печенье!
– Мы в этом не заинтересованы, – сухо ответил Джерихо и почти бегом бросился наружу.
– Джерихо! Джерихо, не так быстро, пожалуйста, – пропыхтела Эви. Она вышла из палатки, следуя за ним. Он шагал стремительными, отрывистыми шагами, и Эви с трудом за ним поспевала. – Что такое? В чем дело?
– Ни в чем, – ответил он, хотя было очевидно обратное. Она еще никогда не видела его таким злым. Он всегда держался спокойно и рассудительно. – Это не наука, а слепой фанатизм. И я… не люблю эксперименты. – Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. – Нам пора возвращаться, мы уже опаздываем.
Они подошли к окраине ярмарки и направились к маршрутке, доставлявшей людей в город. За оградой на небольшом помосте стояло около дюжины мужчин в рабочих комбинезонах, простых черных куртках и широкополых шляпах. Эви встала как вкопанная.
– Смотри. Там Джейкоб Колл.
Держа над головой свою священную книгу, над толпой гремел брат Джейкоб Колл собственной персоной.
– Пастор Олгуди говорил правду. Неужели вы не видите, что происходит в нашей стране? Грех укоренился в наших домах. Жадность и зависть разъели все до основания. Мы сбились с пути. Трепещите, грешники, ибо конец близок! Слушайте слово Божие, как оно было открыто пророку, преподобному Олгуди! Аминь!
– Братия, – шепнула Эви.
– И говорил с ним Господь на языке тысячи змиев, и повелел: «Освящайте свою плоть и готовьте свои жилища, ибо конец грядет». Господь Бог ниспослал на нас Зверя!
– Зверь восстанет! – откликнулись мужчины. Один из них забился в лихорадке, его глаза закатились, и он стал нести какую-то тарабарщину на непонятном языке.
– Соломонова комета приближается! Змий-искуситель восстанет из небытия, и только верующие спасутся, чтобы выступать на стороне Бога в священной войне, а грешники падут!
Эви с Джерихо должны были пройти мимо бушевавшей толпы, чтобы сесть в маршрутку.
– Не могу, – призналась она.
– Не волнуйся. Я с тобой, – сказал Джерихо и встал между ней и кричавшими мужчинами. Эви почувствовала, что они смотрят на нее, и невольно запахнула пальто поплотнее. Сейчас она пожалела, что надела цветные чулки и накрасила губы помадой, хотя и злилась на себя за то, что осуждение каких-то дремучих фанатиков способно ее смутить. Особенно внимательно на нее смотрел подросток четырнадцати лет. В его глазах сквозила похоть, смешанная с ненавистью.
– Первый грех мира был грехом женщины! – воскликнул он. У него еще даже не сломался голос – на самом деле он был младше, чем выглядел.
– Просто продолжай идти, – шепнул Джерихо и взял ее за руку.
Эви пыталась глядеть прямо перед собой, но услышала, как мальчик сказал что-то, и это что-то неприятно резануло ее по ушам. Это было нехорошее слово. Она посмотрела в сторону мальчишки, и тот скривился от злости.
– Потаскуха, – прошипел он и замахнулся для броска. Эви была поражена, когда в нее попал ком грязи. Ахнув, она поняла, что ее пальто измазано глиной.
– Потаскуха! – закричал он снова.
Люди смотрели на нее так, будто она совершила какое-то преступление. Ей захотелось орать на них. Ей хотелось подраться с этим глупым мальчиком. И заплакать.
– Потаскуха, – поддержал его Джейкоб Колл, и к нему присоединился еще хор голосов. – Потаскуха!
Сжав Эви руку, Джерихо повел ее к маршрутке. Но сзади продолжали раздаваться голоса:
– Потаскуха, потаскуха, потаскуха!
Глава 54
Клянусь своим сердцем
Мемфис опаздывал. Он обещал Исайе забрать его от сестры Уолкер в пять часов, но время приближалось к шести, а его все не было. Исайя успел проголодаться. Тетя Октавия накрывала ужин точно в шесть пятнадцать, и если они к этому времени не сидели за столом умытые и с чистыми руками, то отправлялись спать голодными. Исайя был вне себя от того, что сестра Уолкер не позволила ему угадывать карты. Весь день они занимались только суммами и расчетами, и мальчику это ужасно надоело. Тем более он не планировал ворочаться с урчащим желудком всю ночь из-за безалаберности Мемфиса. Исайя прекрасно знал, что сестра не пустит его с порога одного, поэтому дождался, пока она отойдет в кухню налить чаю, воскликнул: «А вот и он, я его вижу!» – и пулей вылетел в дверь прежде, чем она успела что-то сказать. Он еще ни разу не возвращался домой от сестры Уолкер самостоятельно. Это было здорово: перед ним открылся неизведанный мир. Однако было бы лучше, если бы не темнело так рано. Темнота ему не нравилась. Путь Исайи лежал мимо похоронного бюро, и ему вспомнилась мама, лежащая в гробу в белоснежном платье, и Гэйб тоже. Он сильно расстроился и испугался. Сейчас ему придется идти мимо кладбища «Тринити» в сумерках. Все прекрасно знали, что происходит на кладбищах по ночам, когда мертвые разгуливают по земле. Желудок Исайи недовольно заурчал, и он снова подумал о том, что Октавия может лишить его ужина.
Исайя задержал дыхание – проходя мимо кладбища, нельзя дышать, все это прекрасно знают, – и пустился бегом по усыпанной листвой дороге мимо массивной каменной ограды с коваными украшениями. Он надеялся, что его легкие выдержат. Бежать со всех ног не дыша было очень непросто. К тому моменту, как Исайя добежал до конца улицы, у него уже кружилась голова, и он влетел прямо в слепого Билла Джонсона, взвизгнув от страха.
– Вы меня напугали!
Билл улыбнулся:
– Исайя Кэмпбелл! Ты что, посчитал меня привидением?
– Угу. Мне не нравится ходить мимо кладбища, но если я опоздаю домой, тетя Октавия не накормит меня ужином.
– Тогда, думаю, нам стоит поторопиться. Пойдем со мной, я покажу тебе короткий путь. – Трость Билла звонко стучала по мостовой. Они остановились за углом. – Скажи, тебе нравятся фокусы?
– Думаю, да.
– Думаешь, да? Что это за ответ такой? – спросил Билл, притворяясь расстроенным. – Сейчас ты будешь поражен. Я давно уже тренирую этот фокус. Хочешь посмотреть?
– Конечно! – сказал Исайя. Он стучал резиновым мячиком по земле, ловко хватая его после каждого удара.
– Смотри! В моей руке лежит роза. – Билл раскрыл ладонь и показал ее мальчику, затем снова закрыл. – Алаказам! – Он снова раскрыл ладонь. – Что ты теперь видишь?
Исайя покосился на помятую розу.
– Ничего не изменилось.
– Ничего?
– Не-а.
– Дай-ка я попробую еще раз. О великие духи этой земли, ниспошлите лягушку в мою правую ладонь! – Слепой Билл снова разжал ладонь. Роза по-прежнему была розой.
Исайя засмеялся.
– Лягушки не появилось, – сказал он.
– Черт возьми! – сокрушался слепой Билл. – Я ведь читал книгу по чародейству и колдовству. Наверное, у меня просто нет таланта.
Исайе захотелось рассказать старику, что он способен делать. Мемфис всегда запрещал ему говорить об этом, но сейчас его не было рядом. Он свалил куда-то и совершенно забыл о своем младшем брате. Из-за этого Исайе захотелось плакать, но мальчикам нельзя плакать. Собрался уже целый список того, что Исайе нельзя было делать, и он ужасно устал от этого.
– А я могу творить волшебство, – выпалил он.
– Правда?
– Угу. Сестра сказала мне, что я – особенный. – Если у Мемфиса были секреты от Исайи, то у него, в свою очередь, тоже будут секреты от старшего брата. Так что он расскажет что хочет и кому захочет.
– Неужели? И что же делает тебя таким особенным?
– Сестра сказала мне никому не рассказывать.
– Но ты ведь можешь рассказать все старому Биллу, не так ли? Кому я могу это рассказать?
– Сестра сказала – нет.
– Угу. Понятно. Ты позволяешь женщине командовать собой, да, малыш? – Стремительным, как змеиный бросок, движением он подхватил мяч левой рукой и поднял его высоко над головой, так что мальчик не мог достать.
– Эй!
– Раз ты такой особенный, забери его у меня. Или ты, может быть, вовсе и не такой особенный, как рассказываешь?
– Это правда!
– Ничего страшного, сынок. Не всем суждено быть особенными.
– Но я – особенный! – воскликнул Исайя, чуть не плача от злости.
Слепой Билл вернул ему мяч и похлопал по макушке.
– Я не хотел тебя обидеть, малыш. Конечно, ты особенный. Я могу это точно сказать. Слепой Билл все видит.
– Правда?
– Да, сэр.
Слова старика подействовали на Исайю как бальзам. Хоть кого-то волновали его чувства. Исайя устал от того, что его все считают маленьким и стремятся от него избавиться. Он устал от всех – сестры, Мемфиса, Октавии, учителей, приятелей в школе, – все они только и талдычили о том, что ему можно и нельзя делать. Какой смысл быть особенным, если об этом все равно никто не знает?
– Ладно, я расскажу вам. Но обещайте, что сохраните это в секрете.
Старик перекрестил сердце длинными пальцами.
– Клянусь своим сердцем, провалиться мне на том же месте.
Более страшной клятвы Исайя не знал.
– Я вижу всякие скрытые вещи в своей голове. Когда сестра держит карты рубашкой ко мне, я могу сказать, какие они, ни разу не заглянув.
Рот Билла нервно дернулся.
– Неужели? Так ты можешь стать отличным игроком в покер!
– Сестра мне не позволит.
– Да, думаю, ты прав.
– А иногда… – Исайя замолк.
– Да?
– Иногда я вижу то, чего еще не произошло.
У Билла в животе началось странное покалывание, с кровью передавшееся по всему телу. Оно отдаленно напоминало чувство голода. Трясущейся рукой он снова потрепал мальчика по макушке. Тот взял его большую ладонь и перевернул ее.
– А у вас тут шрам.
– Старый порез остался с тех пор, как я собирал хлопок. У него острые сучки, которые так и тянутся, чтобы тебя ЗАЦЕПИТЬ! – Билл напугал Исайю, тот взвизгнул и затем рассмеялся. Ему нравился Билл и нравилось то, как старик с ним шутит. Он сразу вспоминал об отце – как он раскачивал его, держа за руки, когда они гуляли по улице. Мама обычно сердилась и говорила, что они растянут ему руки и они станут как у гориллы. Из-за мыслей о маме и папе Исайе стало грустно.
Они подошли к небольшому переулку, к которому направлялся Билл.
– Короткий путь, – напомнил ему Исайя.
– Да, точно. – Билл стал идти медленнее. – С тобой все в порядке, малыш? Ты какой-то грустный.
– Я просто думал о своей маме. Она умерла.
– Да. Это действительно грустно. – Билл пошел еще медленнее. Он знал, что переулок заканчивается тупиком – ночевал там несколько раз. – А я могу забрать всю грусть из твоей головы, если ты захочешь.
– Как же ты это сделаешь?
– Подойди сюда, и я тебе покажу.
Исайя заколебался. Дело было не в том, что тетка Октавия велела быть осторожнее с незнакомцами – ведь слепой Билл не был незнакомцем. Последовала небольшая пауза, какое-то чувство в самой глубине души заставило его на мгновение усомниться, но он все равно пошел за Биллом.
– Это не короткий путь, мистер Джонсон. Там в конце кирпичная стена.
– Я ошибся. Думал, что это другая улица. Слепому ориентироваться тяжелее, ты же понимаешь. А теперь подойди ко мне. Иди сюда.
Исайя оглянулся на пустую улицу.
– Ты ведь не боишься? Такой особенный мальчик, как ты, не должен ничего бояться.
– Я не боюсь совсем, – сказал Исайя. А Мемфис бы тут же исправил «совсем не боюсь». Но Мемфиса тут не было, так что Исайя подошел к старику.
– Я просто положу ладонь на твою макушку, вот так. Щекотно?
Так и должно было быть, и Исайя засмеялся, подтверждая его слова.
– Я так понимаю, что это «да». А вот тут? – Билл передвинул ладонь вперед, так что кончики его пальцев опустились на лоб Исайи.
– Так хорошо.
– Замечательно. Сейчас я немного сожму, и потом ты не почувствуешь больше никакой печали.
«Больше не почувствуешь», – захотелось исправить Исайе. Мемфис бы так сказал. Вдруг его пронзило странное предчувствие – что-то не то происходило с его братом, он был в беде.
– Мне пора домой, мистер Джонсон. Октавия ждет меня с ужином.
– Просто постой спокойно минуту, сынок.
– Мне пора идти!
– Не упирайся. Просто не сопротивляйся.
Паника ударила Исайю в грудь тяжелыми кулаками. Чувство беды переросло в ужасающую картину: его брат стоял на перекрестке под стремительно чернеющим небом.
– Отпустите меня! – крикнул Исайя, задергавшись под сильной хваткой слепого Билла. – Отпустите!
Выдохнув, Билл только усилил хватку и был вознагражден электрическим разрядом.
Исайя под его ладонью извивался в судороге, и если все происходило, как и раньше, когда он еще мог видеть, то его глаза должны были закатиться, а изо рта должна была пойти слюна. Билл почувствовал, как его сердцебиение ускорилось, и на секунду он вспомнил, как босым бежал по табачным полям под бескрайними небесами. Перед ним всплыли цифры – единица, четверка и еще одна четверка. Цифры! Наконец-то ему удалось разглядеть этот таинственный номер. Еще один электрический разряд пронзил его тело сильнее прежнего. Билл едва не заглотил язык и почувствовал металлический привкус во рту. Он вдруг увидел перекресток и поднимающееся над дорогой облако пыли, как перед очень сильной грозой, и стоявшего поодаль высокого худого человека в цилиндре. Мальчик затих под его рукой, обмяк и рухнул на землю у его ног. Старик опустился на корточки рядом с ним и прислушался к его дыханию.
– Эй! Эй! – кричал кто-то с соседней улицы.
Билл шепотом выругался и убрал руку с головы мальчика.
– Сюда! Сюда! Помогите!
Голос приближался к ним, и Билл в полумраке увидел очертания человека, больше похожие на тень. Ах, если бы у него было больше времени в запасе! Он уже смог бы видеть! Сколько еще первозданной силы он мог почувствовать в своих руках?
– Что здесь произошло? – с подозрением, жестким тоном спросил мужчина.
– Не знаю. Мальчик заблудился. Я пытался помочь ему найти дорогу домой, а у него вдруг начался какой-то припадок. Я не могу сказать точно из-за своего состояния. – Бил оперся на свою трость. – Я звал на помощь – вы меня не слышали?
– Слышал, – ответил мужчина. – Думаю, именно поэтому я и смог найти вас. Хорошо, что вы оказались с ним рядом.
– Нас всех бережет Господь Бог.
Люди такие наивные и предсказуемые.
Октавия закричала, когда увидела на крыльце незнакомого мужчину с Исайей на руках. За ним следом плелся слепой Билл. Мальчика положили в постель и вызвали доктора.
Октавия предложила гостям сладкого маисового хлеба на блюдцах. Билл поставил свое угощение на колени и моментально его съел. Он уже очень давно не пробовал домашней стряпни, а Октавия отлично готовила.
– Так что же случилось? – спросила Октавия.
– Мэм, мальчик потерялся на улице, и я пытался помочь ему попасть домой… – Билл повторил ту же историю, что рассказал мужчине на улице. Когда он уже заканчивал, в дом ворвался старший Кэмпбелл с такой стремительностью, будто планировал сровнять все с землей.
– Где он? Где Исайя? – Его голос был полон паники.
– Спит, – в ее ответной реплике звенела сталь.
– Простите, я…
– Прибереги слова для молитвы, Мемфис Джон. Я уже слышала от миссис Робинсон, что тебя арестовали и папа Чарльз внес за тебя выкуп, – с горечью произнесла она.
– Могу я видеть Исайю?
Ничего не услышав, Билл предположил, что согласие было выражено жестом – кивком или мановением руки. Сколько таких немых разговоров он пропустил за эти годы? Он слышал, как Мемфис прошел в другую комнату – хотел, конечно, быть рядом с братом. Эти двое были близки – их связь усилило общее горе. Билл на мгновение призадумался, но отмел сомнения прочь – не его миссией было восстанавливать справедливость на земле.
– Не будьте слишком строги с парнем, – мирно сказал он Октавии. Он встал, собираясь уйти, и Октавия подала ему трость и еще одну порцию маисового хлеба, завернутую в промасленную бумагу.
– Спасибо вам, мистер Джонсон.
– Билл.
– Спасибо, Билл. – Она сбилась на секунду. – Боже мой, Господи Иисусе, что, если бы вас не оказалось рядом? Что, если бы он был там один?
– Пути Господни неисповедимы, мисс.
– Заходите в любое время, – сказала Октавия ему в спину. Он уже подходил к калитке.
– Спасибо. Думаю, я воспользуюсь вашим приглашением.
Билл Джонсон ушел в ночь, которая не могла тягаться темнотой с теми местами, где ему приходилось бывать. Достав розу из кармана, он сжал ее в левой руке.
– Прости меня, малыш, прости, – шепнул Билл. Когда он разжал ладонь, посыпался пепел.
Сидя в тихой спальне, Мемфис смотрел, как во сне дышит его брат. Каждый вдох и выдох были немым укором: Где… ты… был… брат?
У него вмиг пересохло горло, и он болезненно сглотнул. Что, если его горе передается Исайе? Вдруг проклятие, предназначенное Мемфису, обернулось против его младшего брата? Ему стало дурно, и на лбу выступил холодный пот.
– Не волнуйся, снеговик, – шепнул Мемфис. – Я все исправлю. Все будет хорошо.
Мемфис положил руки на маленькое тело Исайи, крепко закрыл глаза и принялся ждать, когда его ладони нагреются и странные сны погрузят в транс его разум. Но ничего не происходило. Он так и не почувствовал тепла. Брат продолжал спать, как заколдованный обитатель охваченного заклятьем сказочного замка, а драконоборец Мемфис стоял на другой стороне рва и смотрел на непреодолимую стену.
Он обессиленно сполз на пол и в отчаянии обхватил голову своими бесполезными руками.
Глава 55
Бретрин
Руины старого поселения затерялись в лесу на горе Йотахала, что на языке племени Онайда означает «солнце». Его как раз и не хватало, когда «форд» Уилла полз вверх по узкой расхлябанной дороге через чащу, едва различимую через угрюмые сумерки. Начал идти ранний октябрьский снег. Легкие пушинки танцевали в свете фар. В автомобиле не было нормальной системы подогрева, и Эви, дрожа от холода, скрючилась на заднем сиденье, подскакивая на каждой кочке.
– Уже близко. – Голос Уилла раздался поверх мерного рокота машины. – Ищите раздвоенный дуб, за ним надо повернуть.
– Я ничего не сделала, просто шла мимо, – произнесла Эви, возвращаясь к предыдущей теме. Она не могла прийти в себя после встречи с фанатиками на ярмарке. – Ничего такого.
– Это не твоя вина. Нет ничего страшнее слепоты человека, уверенного в том, что он абсолютно прав, – сказал Уилл. Он сидел за рулем в позе испуганной цапли, крутя головой туда-сюда и стараясь разглядеть дорогу – похоже, не хотел доверять Эви и Джерихо все поиски. – Регистратор в муниципалитете сообщил мне, что культ Братии возродился в последние годы.
– Но кому это нужно?
– Когда некоторым дремучим людям кажется, что мир движется вперед слишком быстро, они стараются оттянуть его назад силой своего животного страха, – объяснил Уилл. – Давайте лучше будем надеяться на то, что они задержались на ярмарке. Страшно подумать, что€ они могут устроить, если обнаружат нас за раскопкой могилы сына их пророка.
Справа от дороги, где стояли узловатые деревья с корой, похожей на облезающую кожу, Эви увидела амулет из телячьей кожи, украшенный знакомой пентаграммой. Он висел на голой ветке, жутковато покачиваясь на ветру, и Эви непроизвольно запахнула пальто поплотнее и прикрыла обнаженную шею.
– Судя по всему, мы уже очень близко.
– А вот и раздвоенный дуб. – Джерихо показал на массивное дерево из двух извилистых стволов, сплетенных в странном танце.
Уилл свернул с дороги и припарковал машину в укрытии пышного кустарника.
– Надеюсь, что этот лес сможет скрывать нас столько, сколько понадобится.
Уилл достал из багажника керосиновую походную лампу, разжег ее и настроил огонь так, чтобы он светил как можно меньше, вручил Эви карманный фонарик, вынул две лопаты и одну из них отдал Джерихо. Пока он всем этим занимался, Эви задумалась о мрачной цели их поездки. Перекинув лопату через плечо, Уилл махнул лампой в сторону впечатляющего горного склона, покрытого лесом.
– Сюда, – сказал он и повел их по едва различимой тропинке. Свет заходящего солнца окрашивал леса в темно-серый цвет. Эви пыталась представить себе, как маленький Джон Гоббс жил и рос в подобной изоляции, вдалеке от цивилизации, обычных людских разговоров и суеты, и эти угрюмые леса были его единственной компанией.
Подъем оказался крутым, и у Эви быстро устали ноги. Она искренне радовалась, что надела удобные туфли с маленьким каблуком. Воздуха не хватало, и каждый новый вдох давался ей с большим трудом. Оглянувшись назад, она уже не могла различить машину, спрятанную за кустами.
– Нам… еще… долго? – запыхавшись, выдохнула она. Ее мускулы ныли от боли.
– Почти, – еле прошептал Уилл. Подъем и ему давался нелегко.
Будто по мановению волшебной палочки подъем выровнялся, тропинка под их ногами разгладилась. Оказывается, она обвивалась вокруг самого крутого склона холма, и теперь перед их глазами сразу открылась панорама. Запыхавшаяся Эви забыла о том, что нужно дышать.
– Леди и джентльмены, Старый Бретрин, – тихо произнес Уилл.
Они стояли перед замшелыми руинами поселка.
На опушке беспорядочно стояли полуразрушенные хижины, будто рассыпанные из перевернутой корзины. Рассохшиеся двери криво повисли на ржавых петлях, выбитые окна глядели угрюмо и жутко, как пустые глазницы черепов. Заброшенный каменный колодец оброс плющом и вьюнами. Мощенная камнем дорожка еще виднелась через слой мха и клевера, она, изгибаясь, уходила куда-то в лес. Слева от них журчание реки смешивалось с чириканьем птиц и стрекотанием сверчков. Когда свет от фонаря Эви отразился в глазах лисицы, она испуганно отпрянула. Животное потрусило дальше от них в лес, и фонарь заходил ходуном в трясущихся руках Эви.
– Старый молельный дом, – сказал Уилл и направился к развалинам в форме квадрата в центре поселка, где тихо, как в мавзолее, лежали полуистлевшие, обгорелые бревна. Эви осторожно переступила через остатки порога, заросшего сорняками, и вошла внутрь. Несмотря на постоянные разглагольствования Уилла о природе зла, она оказалась полностью не готова к тому, что почувствует. Это была почти осязаемая тяжесть голодной жестокости, словно касавшаяся ее кожи. Старый молельный дом Братии хранил в себе очевидную печать зла, присутствовавшего здесь годами. В шуме ветра ей почудился детский смех, хор стонущих голосов и жутковатый шепот. Ей захотелось все бросить и убежать прочь, как можно дальше отсюда. Но где можно было скрыться от вездесущего зла?
Полуразвалившаяся кирпичная кладка окружала один из углов, и Эви узнала тот самый очаг, что видела в воспоминаниях, сжимая в руке кольцо Джона Гоббса. Теперь это была просто почерневшая яма с посеревшими камнями, заросшими мхом. Неподалеку в траве валялся металлический прибор для клеймения. Эви аккуратно взяла его в руки – это оказалась пентаграмма Зверя. Она бросила его на землю, спугнув небольшую змею, притаившуюся в траве. Заглянув в яму, Эви увидела свежий след от костра и огарки свечей. Кто-то приходил сюда совсем недавно. Подумав о том, кто или что может скрываться в этих лесах, Эви разволновалась.
– Они все еще используют пепелище как молельный дом, – заметил Уилл, словно прочитав ее мысли. Он указал на полукруг из плоских камней, окружавших знак из жести, и перевернул его носком ботинка. На знаке была изображена пентаграмма со змеей.
Уилл посмотрел в сторону заката, где постепенно скрывались последние лучи света.
– Давайте найдем эту могилу.
На землю стремительно опускались сумерки. Лес окутали темно-синие тени. Когда они начали спускаться с холма, на небе появился зыбкий полумесяц. Свет керосиновой лампы выхватил из сумерек низкую каменную ограду кладбища. Покосившиеся черные надгробия в ее пределах напоминали кривые гнилые зубы во рту. Эви переводил свет фонарика с одного надгробия на другое, читая имена. Джедида Блэйк, Ричард Джин, Мэри Шульц… И на каждом надгробии неизменно была надпись: ОН ВОССТАНЕТ.
– Ищите что-нибудь необычное: кости животных, пентаграммы, талисманы или какие-нибудь подношения. Они наверняка как-то воздают ему почести на могиле, – сказал Уилл.
Эви старалась держаться поближе к Джерихо. Ее каблуки застревали в серой мягкой земле, и она старалась не думать о том, что захоронено под ее ногами. Эви пожалела, что не стала надевать теплые колготки – здесь было гораздо холоднее, чем в долине. Их дыхание замирало в воздухе белыми облачками, будто они исторгали призраков из своих легких. Последние лучи солнца сползли с небосклона, будто хостесс закрыла двери желанного заведения перед ожидающими посетителями. Кое-где уже поблескивали первые звезды. Одинокий свет фонарика Эви над надгробиями только усиливал чувство жути.
– А что, если нам не удастся его найти? – робко спросила она.
– Придется раскопать все могилы подряд, и так до тех пор, пока мы его не найдем.
Над горами снова засвистел ветер. Его дуновение было похоже на легкое касание пальцев, будто кто-то играет с ней в жмурки и дразнит ее, бродящую с завязанными глазами.
– Сюда! – позвал их Джерихо. Уилл подошел к нему и посветил лампой на могилу, обозначенную простым деревянным крестом с мелкими талисманами. У его основания лежал череп какого-то мелкого животного.
– Вы думаете, это здесь? – спросила Эви.
Уилл стер с креста грязные следы, и на древесине проступили инициалы: ЙХО.
– Йоханан Хоббесон Олгуди, – сказал Уилл. – Давайте копать.
Уилл поставил лампу у креста. Они с Джерихо сняли пиджаки, закатили рукава и начали работать лопатами. Эви светила им фонариком и прислушивалась к подозрительным звукам. Она подскакивала по любому, даже малейшему поводу, и свет фонарика бешено метался в разные стороны.
– Постарайся все-таки светить на яму, пожалуйста, – попросил ее Уилл.
Эви нужно было на что-то отвлечься, и поэтому она стала смотреть на руки Джерихо, сжимающие лопату, обращая внимание на силу мускулов и его уверенную хватку. Она вспомнила то чувство защищенности, которое появилось, когда он накрыл ее руку своей. Джерихо во многом оставался для нее загадкой, и тут Эви осознала, что хочет узнать его секреты – и не украсть их через бумажник или любимую ручку, а получить их добровольно, как подарок. Она хотела доказать, что заслуживает доверия. Что она особенная. Что-то в нем заставляло ее излишне беспокоиться. Он оказался опасным, таким же, как и она. У нее никогда не сложится отношений с мужчиной, который не понимает и не принимает ее темного внутреннего мира, спрятанного за легкомысленным внешним видом, – который станет флиртовать с ней, но испуганно убежит при первых же признаках надвигающегося шторма. Эви смотрела на руки Джерихо, занятого работой, и представляла себе, каково это будет – если эти руки погладят ее кожу, если он прижмется к ней губами, если она ощутит тяжесть его тела на себе.
И тут она спохватилась и выкинула все эти мыслишки из головы. Джерихо был парнем для Мэйбел. Эви вспомнила о многочисленных письмах подруги, посвященных ему. Но все это были романтические бредни школьницы. Очевидно, что они с Мэйбел не подходили друг другу. Если бы было наоборот, все бы уже случилось само собой, разве нет? Эви не могла забрать у Мэйбел того, что ей не принадлежит.
Она одернула сама себя за такие мысли. Джерихо наверняка был нужен кто-нибудь вроде Мэйбел: хорошей, верной, трезвомыслящей. Она не забудет выключить свет и забрать молоко с порога, потому что она – девушка, которая умеет заботиться и отвечать. Эви с горечью поняла, что сама она относится к типу беззаботных пустышек: вещи разбросаны по незастеленной кровати, книги забрызганы пятнами кофе, счета не оплачиваются до самого последнего срока. Даже некогда поцелованные парни забываются через неделю. Она четко осознала все это, но осознание не принесло ей успокоения.
Раздался глухой стук: лопата Джерихо уперлась в дерево. Несмотря на холод, они с Уиллом были мокры от пота. Джерихо спрыгнул в разрытую могилу, просунул лезвие лопаты в зазор между крышкой гроба и сколол защелку. Что-то проворчав, он поднатужился и сорвал крышку, под которой показалось истлевшее тело Джона Гоббса.
Когда погиб Джеймс, у них на руках не осталось тела. Ничем нельзя было отметить точку на его жизненном пути. Была могила, которую они навещали каждый год на его день рождения, но в ней не было ничего, имевшего отношение к ее брату, – ни костей, ни вещей, ни униформы.
Тело Джона Гоббса лежало в деревянном гробу в простом шерстяном костюме, вокруг его шеи поблескивал амулет – пентаграмма Зверя. Его обескровленные губы были сшиты вместе, но в углах нитка разошлась, и были видны длинные пожелтевшие зубы. Его тело было так же безжизненно и пусто, как и руины Бретрина. Он был вещью. Пустой, инертной – как камень. Как воспоминание. Вот как выглядит настоящая смерть. Неопровержимо. Эви почувствовала странное облегчение от того, что она так и не видела тела Джеймса – она словно могла делать вид, что он никогда не умирал.
Джерихо снял амулет и передал его Эви. Она брезгливо взяла его, как дохлую ящерицу за хвост. Он вылез из ямы, отряхнулся и вытер испачканные руки о штаны – это был совершенно бесполезный жест, потому что его штаны были такие же грязные, как руки.
Эви испуганно смотрела на вещь, лежавшую в ее руках. Ей хотелось выбросить ее или сжечь прямо сейчас, на месте.
– Я не уверена, что должна держать его голыми руками, – призналась она. – Можно мне взять твой платок, дядя?
Она осторожно обернула амулет платком и только собиралась вручить его Уиллу, как справа от них в лесу раздался звонкий свист. Эви посветила фонарем в ту сторону: только свет задрожал на покачивающихся ветвях деревьев. Сухие листья кружились между надгробиями. Тут снова раздался свист, уже с левой стороны. В этот раз Эви быстро перевела свет фонарика и успела захватить какое-то движение в чаще. У нее начали трястись руки. Еще одна птичья трель раздалась прямо перед ними и затем – сзади. Опираясь о надгробие, Эви лихорадочно светила фонарем во все стороны.
В полосе света показались мужчины с ярмарки. Эви насчитала пять человек, плюс с ними был мальчик, испортивший ей пальто. У них в руках болтались веревки и тускло поблескивали охотничьи ножи. Мальчик неуверенно держал в руках винтовку – она была слишком большой и тяжелой для него, и это выглядело комично, будто они пришли на маскарад.
– Это частная собственность. Святая земля, – сказал мальчик.
Эви сжала кулак поплотнее, скрывая их драгоценную находку, и спрятала руку за спиной.
– Да-да, конечно, – сказал Уилл. Он был напуган и обескуражен, и это смутило Эви куда сильнее ножей и веревок в руках фанатиков.
– Что вы собирались здесь делать? – спросил один из мужчин.
– Мы слышали, что здесь спрятано золото, – вдруг сказал Джерихо. – Это было нашей большой ошибкой, теперь мы это понимаем. Мы уже уходим. Извините, что побеспокоили всех вас. – Он спокойно наклонился, чтобы поднять лопату. Тишину кладбища разорвал звук выстрела, Джерихо подскочил от неожиданности и выронил лопату.
Из леса вышел Джейкоб Колл с еще дымящейся винтовкой в руках.
– И враги наши обманут нас. Господь сказал, во времена испытаний перед Судным днем враги ваши будут хуже, чем все грехи человеческие. Они обманут вас, – начал он проповедовать. – Это слово посланника Божьего на нашей земле, святого пастора Олгуди. Аминь.
– Аминь, – хором повторили остальные.