Пророки Брэй Либба

Глава 60

Дева, одетая в солнце

Звезды. Сначала Эви увидела звезды. Они весело подмигивали в чернильном небе над ее головой, даря ложную надежду. Голова болела в том месте, которым она стукнулась о землю при падении. Эви почувствовала во рту металлический привкус крови.

– Ага. Ты очнулась, – раздался голос. – Вот и славно.

Ее глаза на мгновение затуманились, а потом она увидела Джона Гоббса. Он оказался огромным мужчиной с густыми усами. На его обнаженном торсе и руках змеились клейма, все тело походило на кошмарный тканый гобелен из шрамов. Освящайте свою плоть…

Его глаза остались такими же, как были когда-то: синими и ледяными.

– Очень мило было с твоей стороны прийти ко мне. Мне не пришлось тратить время и идти к тебе самому. – Он стоял перед ней, мерцая, как свечной огонь, зыбкий, эфемерный, но тем не менее способный гореть.

– Джерихо! – завопила Эви. – Джерихо!

Страшный Джон улыбнулся.

– Твоему приятелю сейчас не очень хорошо. – Эви побоялась спрашивать, что это значит.

Эви попыталась сесть и удивилась, что ее ничего не ограничивает.

– А какой смысл в ограничениях? – ответил он, будто прочитав ее мысли.

Эви застыла от ужаса.

– Почему? – выдавила она, больше не способная говорить, страх парализовал ее волю.

– Почему? – спокойно переспросил Джон Гоббс, словно она была избалованной школьницей, а он – ее терпеливым, мудрым учителем. – А почему я должен позволять этому миру существовать дальше? Он отравлен грехом, тонет в пороке и разложении. Пора новому богу возглавить его, Солнечная Дева.

– Я н-не твоя Солнечная Дева, – заикаясь, прошептала она.

Джон Гоббс вытянул из кармана обрывок ее пальто – с мерцающей вышивкой из золотой парчи.

– Дева, одетая в солнце.

Он улыбнулся так, что у Эви застыла кровь в жилах. Она принялась озираться по комнате, ища пути к отступлению, думая, чем можно воспользоваться для защиты. При виде слегка приоткрытой двери ее сердце бешено забилось. Она бросилась к выходу, но, словно почувствовав ее приближение, дверь закрылась прямо перед ее носом. Она принялась молотить по ней кулаками.

– И Господь сказал – пусть Дева, одетая в солнце, станет парой Зверю. Освятите ее плоть так же, как освятили его плоть.

Джон Гоббс медленно и торжественно подошел к жаровне: там на углях уже докрасна раскалялись клейма.

– Я… я… – Страх душил Эви. Слова застревали у нее в горле.

«Думай, Эви, старушка!» Она хотела сжечь дом дотла вместе с его жутким хозяином, но это уже было невозможно. Нужен был новый план. Уилл сказал, что они должны заключить его дух в священной реликвии, например талисмане, и уничтожить его. Но что она могла использовать теперь? Она снова принялась озираться по комнате, пытаясь найти хоть что-нибудь.

– В этой комнате заключена твоя сила, не так ли? Готовьте свои жилища – вот как было написано? А что произойдет, если эти стены будут разрушены? Как ты тогда возродишься?

– Уже слишком поздно для этого. Комета практически в зените. Осталось всего три минуты. Тебе суждено стать моей невестой, а я стану бессмертным, заполучив твое сердце. И ты будешь жить вечно, как и я, и все посвященные. Время пришло, моя Братия.

За спиной Эви раздался вдох – это были стены дома. Они выгнулись наружу, как натянутая мембрана, и Эви увидела, что за ней скрыты лица и руки. Эви попятилась и чуть не повалилась на алтарь, когда из стены начали выбираться тела, и комната наполнилась мертвыми членами культа Божьей Братии: ходячими трупами без кожи, прогоревшими до кости, с пустыми глазницами и ртами – посвященными. Проклятыми, готовыми к последней жертве. Они не остановятся до тех пор, пока ее трепещущее сердце не будет вырвано из грудной клетки, и Зверь возродится во всей своей силе.

– Они здесь, со мной – избранные Братии, принесшие себя в первую жертву. Да возрадуется Господь!

Над ее головой словно пронесся ветер с Катскильских гор – это посвященные один за одним повторяли: «Аминь, аминь…»

– Они требуют дань за свою жертву, и они ее получат.

Мертвецы шли прямо к ней. Они шли за ней. Эви бросилась вперед, мимо Джона Гоббса, к жаровне, схватила одно из клейм, обожглась и, вскрикнув от боли, выронила его. Обернув подол юбки вокруг металлической руки, она снова подняла клеймо и выставила его перед собой. Ее руки тряслись так, что клеймо ходило ходуном.

– В сосуд заключаю твой дух. Огню… вверяю твой дух…

Она забыла слова.

Гоббс засмеялся с жестокостью ребенка, с удовольствием давившего беззащитных жуков ботинками.

– В сосуд заключаю твой дух. Огню вверяю твой дух. Во тьму отправляю тебя, Зверь, и никогда впредь не возвращайся.

– Это должна быть святая реликвия! Только благословленный объект может содержать в себе дух.

– Джерихо! – завопила Эви вновь, хотя понимала, что это было бесполезно. Она швырнула клеймо в стену, и оно со звоном упало на пол.

– Ничего страшного. Я могу освятить твою плоть, когда ты уже умрешь.

Эви схватилась рукой за грудь, будто это могло помешать Зверю и его посвященным вырвать ее сердце. Почувствовав холодок своей монетки-подвески, она испуганно схватилась за нее, как за последнюю соломинку.

Уже больше не немые, мертвые хозяева Бретрина раскрыли рты в страшном адском припеве, от которого пробегал мороз по коже. Из разинутых челюстей стала сочиться черная маслянистая жидкость, которая сползала на пол, как клубки змей. Она стала подниматься по ногам Джона Гоббса и сливаться со знаками на его коже. Затем странная субстанция расползлась по его телу, как вторая кожа, и впиталась внутрь.

– Узри новую плоть мою и изумись!

Он раскинул руки, запрокинул голову и закричал от боли и экстаза одновременно. Его плоть расходилась, словно что-то распирало ее изнутри. Эви в ужасе смотрела, как лицо Джона Гоббса меняется, вытягивается, рот становится пастью, отрастают бритвенные клыки, а из пальцев вырастают когти. Из его спины вылезли два крыла, белые, как пух ягненка. Комнату залил ослепительный свет. Он перерождался в существо ужасающей красоты прямо на ее глазах. На него было больно смотреть. Чтобы переродиться до конца, ему нужно было только ее сердце.

– Господь не потерпит слабости в своих избранных! – произнес Зверь. Его речь звучала как хор из сотен тысяч демонических голосов, дьявольская симфония.

На мгновение Эви потеряла все желание сопротивляться. Не было ни малейшей надежды победить зло такой силы и масштаба. Все, что оставалось, – только сдаться.

Позволить всему произойти и покончить с этим. Ночное небо над их головами стало светлеть – это спешила к месту свидания предсказанная комета. Ощущение бесполезности всей этой борьбы повисло на Эви, как пудовые гири.

– Комета почти в зените, – объявил Джон Гоббс.

Его руки превратились в когтистые лапы, способные легко разорвать ее. Она повторит судьбу всех остальных – Руты Бадовски в испорченных танцевальных туфлях, Томми Даффи, под ногтями которого еще осталась грязь с последней бейсбольной игры, Гэбриэла Джонсона, не прожившего до конца лучший день своей жизни. И даже Мэри Уайт, ожидавшей будущего, которому не суждено было сбыться. Или как все эти прекрасные молодые юноши, отважно маршировавшие на войну с пистолетами у бедра, клятвенно обещавшие своим девушкам вернуться к Рождеству, улыбаясь и радостно предвкушая забаву, как от новой игры. Думавшие, что они вернутся домой настоящими мужчинами, героями, способными рассказать о захватывающих приключениях: победе над врагом, возвращении мира на правильные рельсы, разделении его на удобные «да» и «нет», черное и белое, правильное и неправильное, здесь и там, мы и они. Но вместо этого они погибли, запутавшись в колючей проволоке под Фландрией, сгорели от инфлюэнцы на Западном фронте, разлетелись пылью в неизвестной земле, истаяли в судорогах, лежа в окопах с улыбками смерти на лице – следами фосгена, хлорина или иприта. Некоторые вернулись домой контуженные, с трясущимися руками, постоянно моргающие и говорящие сами с собой, продолжающие войну в своих собственных головах. Или, как Джеймс, просто сгинули – оставшись только в книгах по военной истории, которые никто не хотел читать, и медалях, которые прятали подальше в шкаф. Просто кучка шахматных фигур, снятых с игровой доски невидимыми руками в процессе давно надоевшей игры.

И теперь она сама стояла, как пешка на шахматной доске. Ей захотелось плакать от страха и усталости. Но главным образом от жестокой бесполезности и слепого произвола всего происходящего.

– И великий знак появился в небесах, небо осветилось огнем, и появилась дева, одетая в солнце и укоронованная звездами. Сердце ее стало даром Зверю, и он поглотил его и обрел целостность, и мог ходить по земле тысячи тысяч лет.

Пятидесятицентовик терся о ладонь Эви, и она вспомнила о Джеймсе. Страшная, отчаянная мысль зародилась в ее голове. Нет. Она не могла. Нужно найти что-нибудь другое.

Мертвые приближались. Они шли за ней.

Трясясь от страха, Эви сняла подвеску с шеи и выставила ее перед собой.

– В этот сосуд заключаю твой дух… – Она так дрожала, что с трудом могла выговаривать слова.

Мертвые продолжали идти. Она видела пустые глазницы в иссохших лицах скелетов. Белые костлявые пальцы тянулись к ней. Черная жижа стекала по подбородкам.

– Огню вверяю твой дух, – громче сказала она.

Они приблизились к ней. Мертвые пальцы коснулись ее ног, и она, завизжав, оттолкнула их, стараясь не оступиться и не упасть в черную бесформенную массу. В комнате заметно посветлело. Сколько минут или секунд осталось до кометы?

Шипение и завывание Братии были просто оглушающими. Они говорили на тысячах языков одновременно. Но за какофонией она могла различить отдельные стоны, за яростью слышала страх. Их настойчивые вопли и жалобы разносились по комнате.

– Убей ее, убей ее, убей ее. Ты Зверь, Зверь, Зверь, Зверь должен восстать…

– Это тоже не святая реликвия, Солнечная Дева, – поддразнил ее Джон Гоббс.

Эви сжала монету в ладони так сильно, что ребро больно вонзилось в ладонь – и успокоение, и наказание. Единственная ее связь с пропавшим братом.

– Но для меня это – реликвия, – промолвила она и выпрямилась, перекрикивая адский хор. – Во тьму отправляю тебя, Зверь, и никогда впредь не возвращайся!

Души членов Братии завопили от боли, как и в пожаре много лет назад. Стены начали лизать языки пламени. Вокруг Эви будто ожила жуткая картина, изображавшая круги ада. Кричащие фигуры мертвецов пожирал огонь. Эви закрыла глаза и почувствовала надежду. Монета с силой вибрировала в ее руке, как наэлектризованная. Вокруг раздавалась душераздирающая какофония воплей, визгов, рычания, лая и страшных звуков, которые она не хотела или не могла идентифицировать. Запахло дымом. Раскрыв глаза, Эви увидела, что тела мертвецов затягивает назад в стены, объятые пламенем.

Страшный Джон никуда не делся. Он был слишком силен после десяти жертвоприношений. Возможно, так силен, что его дух нельзя было заключить в предмет. Эви боялась, что ее средств окажется недостаточно.

– Я разорву тебя на части, – прорычал он и бросился на нее.

Эви выставила ему навстречу свой талисман.

– В этот сосуд… – прокричала она, громче на этот раз.

Его тело задрожало, плоть начала деформироваться, что скорее всего было невообразимо больно. Из углов его пасти закапала черная кровь, клыки начали шататься и торчать в разные стороны. Когти втянулись.

– …заключаю твой дух… – Ее вера пересиливала память.

– Уничтожишь меня – и никогда не узнаешь, что на самом деле случилось. Или что должно будет случиться, – прошипел Джон, прерывисто дыша и выплевывая клыки.

Он хотел отвлечь ее. Подлый обманщик.

– В этот сосуд, заключаю твой дух…

Джон Гоббс оглушительно закричал и рухнул на колени. Под его кожей бугрилось и змеилось что-то, будто туда запустили крыс.

– Ты никогда не узнаешь… о своем брате, – сказал он.

Эви остановилась.

– Что о моем брате?

В глубине его глотки раздался сдавленный смешок, переросший в кашель. Несколько капель попали Эви прямо на лицо, но она подавила в себе желание завизжать от отвращения.

– Так что с моим братом? – крикнула она.

– Ты даже представить себе не можешь… что было… начато…

– Что ты имеешь в виду?

Джон Гоббс торжествующе ухмыльнулся. Кровь покрывала его оставшиеся зубы.

– Спроси у… Джеймса.

Он зверем бросился вперед, чуть не сбив Эви ударом крыльев, и она выронила свой талисман. С отчаянным криком она рыбкой нырнула вперед, пытаясь поймать его, но так же сделал и он, его лапы оказались быстрее. Они сцепились в неравной борьбе, Зверь был сильнее и прижал ее к полу. Комета показалась на небосклоне. Он выпустил коготь из указательного пальца, затем из среднего – достаточно, чтобы разорвать ее грудную клетку и достать сердце.

Эви с силой приложила ладонь к другой стороне монеты, касаясь его пальцев.

– В сосуд заключаю твой дух. Огню вверяю твой дух. Во тьму…

– Ты проиграла! – зарычал он.

– …отправляю тебя, Зверь, и никогда впредь не возвращайся! – закончила Эви.

В глазах Джона Гоббса мелькнул неподдельный ужас. Над их головами показалась Соломонова комета во всем блеске, и Зверя водоворотом всосало в талисман, который завибрировал и раскалился докрасна в ладони Эви, так что она выронила его на пол. Из нее вылетел огненный столб и устремился к комете, осветив все вокруг взрывной вспышкой. Комета скрылась с глаз с такой же быстротой, как и появилась, и от талисмана не осталось ничего, кроме горстки пепла. Ночное небо снова почернело и стало обычным. Из бездонной вышины ей подмигивали далекие звезды.

Эви услышала шипение и с трудом поднялась на ноги. Пожар был настоящим – черные стены теперь лизало всамделишное пламя. У Эви заболели глаза. Она начала кашлять с каждым вдохом. Ее снова охватила паника. Как ей выбраться отсюда? Что ей делать? На мгновение она замерла без единого движения, оглушенная страхом и кошмарностью произошедшего. Подняв глаза к ночному небу, Эви ждала, будто оно было способно принять решение за нее. Клубы черного дыма загородили от нее звезды. Нет. Она принесла в жертву самое дорогое, что у нее было, не ради того, чтобы сейчас лечь и сдаться. Стены треснули, начала крошиться штукатурка. С почти звериным рыком Эви бросилась вперед, готовая превозмочь любое пламя. Пробежав по подвалу, она начала подниматься по лестнице на трясущихся ногах и звать Джерихо.

– Эви? Эви!

Услышав его голос, Эви ощутила прилив надежды.

– Джерихо! Отзовись!

Она побежала на звук его голоса в ту самую комнату, где он провалился в подпол. Взяв валявшийся рядом фонарик, она посветила в люк. Теперь все выглядело не так серьезно и глубоко. Упав, он, наверное, ударился головой. Она протянула ему руку, и этого оказалось достаточно, чтобы Джерихо вылез.

– Нам нужно бежать отсюда, и как можно быстрее, – пыхтя, проговорила она.

– А что случилось с… – Он потер глаза.

– Его нет, – ответила Эви. – Все кончено.

Доски растрескивались, окна раскалывались, осыпая их мельчайшими осколками стекла. Дом ходил ходуном на своем фундаменте, проседая из-за пожара, словно собираясь вобрать в себя все, что было внутри. Эви с Джерихо побежали в кухню.

– Зачем ты зажег спичку? – крикнула Эви.

– Я ничего не делал, клянусь! – ответил Джерихо.

Кухонная дверь не поддавалась. Эви истерически дергала за ручку. Джерихо с разбегу влетел в нее, но безуспешно. Эви закричала, над их головами просела крыша, и дверь вдруг открылась. Она, не выжидая ни мгновения, схватила Джерихо за руку и потащила за собой наружу, и они кубарем вывалились на свежий воздух, на поляну. Дом за их спинами разваливался на куски.

Пожарные направляли брандспойты в сторону дымящихся руин дома Ноулсов, словно присевшего в последнем реверансе. Его уже нельзя было спасти. Керосин одержал победу даже над логовом Страшного Джона.

Эви сидела на бордюре с одеялом, наброшенным на плечи, и смотрела, как догорает дом. Джерихо отказался проходить осмотр у врача, сказав, что всего лишь набил шишку на голове. Он подошел поближе и сел рядом с ней, все еще глядя немного остекленевшими глазами. На улице уже собралась толпа зевак и любопытствующих. Детвора пыталась подойти ближе, привлеченная потрясающим зрелищем, но мамаши тут же водворили их на безопасное расстояние.

Эви больше никогда в жизни не будет верить в такую чушь, как безопасное расстояние.

– Ты плачешь, – заметил Джерихо.

– Правда? – безо всякого выражения спросила она. – Вот дура.

Положив ладонь на пустующее место под своей шеей, она тихо заплакала сладкими, облегчающими душу слезами.

Глава 61

Люди поверят всему

В маленькой душной комнате допросов, обессиленно положив голову на руки, сидел Уилл. Часы показывали пять утра. Дверь открылась, и в стул за другой стороной стола втиснулся Маллой.

– Мы забрали твою племянницу и твоего помощника от дома Ноулсов.

– Она…

– Все в порядке. Дом сгорел дотла, но с ней все в порядке. – Маллой выдержал долгую паузу. – Клянется, что боролась с убийцей – ожившим призраком Страшного Джона Гоббса.

Уилл посмотрел на свои сложенные руки и ничего не сказал.

– Это какая-то проклятая финтифлюшка, талисман, что вы там откопали? Когда ребята пришли забрать ее из сейфа с вещдоками, то нашли там только горку пепла. Ничего удивительнее они в жизни не видели. Но ты, наверное, ничего об этом не скажешь?

Уилл хранил молчание.

– Нам позвонила местная полиция Бретрина. Этой ночью на горе был пожар – начался ровно в то время, когда комета была в зените – одновременно с пожаром в доме Ноулсов. Леса там не были сухими – перед этим весь день шел дождь. И это не поджог. Только старое поселение на горе – и только оно – сгорело подчистую за какие-то минуты. Ничего не осталось. Ни камня, ни палки. – Маллой наклонился к нему. Мешки под глазами у него были больше, чем обычно. – Уилл, что здесь происходит?

Уилл посмотрел на него:

– Что ты хочешь от меня услышать?

Маллой какое-то время обдумывал его вопрос, затем испустил долгий вздох.

– Ничего, – наконец признался он. – Я не знаю и не хочу знать ничего из этого. Я хочу наработать на приличную пенсию в ближайшие десять лет, и поэтому теперь мой черед рассказать тебе, что случилось. Насколько известно городским властям, Манхэттенский маньяк был убит и сгорел в пожаре, никаких свидетельств не осталось. Его пристрелил один из наших ребят. Офицера Лигу должны были повысить – он хороший парень. Теперь он станет еще и героем. Герои – это прекрасно. Благодаря им люди крепче спят по ночам. Вот и вся история. Ты меня понял?

– И ты считаешь, что люди в это поверят?

– Люди поверят всему, если это позволит им без проблем жить дальше и не слишком заморачиваться о произошедшем. – Маллой встал и открыл дверь. – Ты свободен и можешь идти.

Когда Уилл был уже у двери, он коротким жестом положил руку ему на локоть. Его тон был взволнованным и отрывистым.

– Уилл, что происходит?

– Терренс, тебе надо отдохнуть.

– Не делай меня своим врагом, Уилл, – сказал Маллой ему в спину.

Уилл прошел лабиринтами полицейского участка, миновал комнату ожидания с полуопущенными жалюзи, где двое мужчин в строгих темных костюмах ждали встречи с начальником полиции. Они сидели спокойно и тихо, будто у них не было никаких причин торопиться. Будто они привыкли к такому положению вещей и эта встреча не способна ничего изменить.

Уилл побледнел и прибавил шагу, толкнул дверь участка и вышел в сероватое утро. Бросив два цента газетчику, он взял свежий выпуск и раскрыл статью о смерти Манхэттенского маньяка с фотографией офицера Лиги на фоне американского флага и крупной надписью «ГЕРОИЧЕСКИЙ ОФИЦЕР СПАСАЕТ ГОРОД». Быстро они работают. И ни единого упоминания о музее или Уилле. Положив газету на ближайшую скамейку, Уилл спрятал руки в карманы, чтобы не было видно, как они трясутся.

Мемфис подождал, пока Октавия уснет покрепче, закрыл дверь в комнату, где спали они с Исайей, и тихо подошел к постели брата. Затем пристально посмотрел на свои руки. Прошло уже три года с тех пор, как Мемфис попытался вылечить маму, почувствовал присутствие духов и услышал шелест крыльев в последний раз. Возможно, он навсегда лишился своего целительского дара. Но он устал бояться выяснить почему.

Мемфис опустился на колени перед кроватью и подумал, что стоило бы помолиться, но о чем? Просить ли у Бога помощи или вымаливать его прощение? Он сам не знал, верил ли хоть во что-нибудь из этого, поэтому просто молча положил руки на брата и подумал об исцелении. Стоя на коленях рядом с братом, он ничего не чувствовал. Ни теплоты в руках, ни запаха цветов, появлявшегося перед тем, как он погружался в зыбкий мир духов.

– Я не собираюсь сдаваться, черт побери, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Ты слышишь меня? Я не сдамся!

Мемфис сделал глубокий вдох. Внезапно его руки свело судорогой. И вдруг словно открылся невидимый кран: по его венам пробежало знакомое тепло. Еще не успев ничего понять, он провалился в призрачный мир, почувствовал, как его окружают духи, почувствовал их легкие прикосновения к его плечам, рукам – они возрождали великую цепочку исцеления. И тут раздался мамин голос – нежный, низкий:

– Мемфис.

Она была в легком одеянии, сияющем, как озеро под луной. Не изможденная и не худая, как в их последнюю встречу, – здоровая и красивая, хотя и очень печальная. Это была его мама, и он готов был со всех ног бежать к ней.

– У нас мало времени, сынок.

– Мамочка! Это ты?

– Я должна сообщить тебе это, пока есть возможность. Тебе предложат сделать великий выбор и принести великую жертву, – грустно сказала она. – Это необходимо будет сделать, но только ты вправе решать, какой путь выбрать. Шторм надвигается, и ты должен быть к нему готов.

– А что с Исайей?

Мама не отвечала.

– Есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывала. Я должна была сказать тебе это…

Успокаивающее присутствие духов рассеялось. Они стояли на перекрестке из его кошмаров. Вдалеке виднелся амбар и кривое дерево. На небе клубились темные облака и вспыхивали молнии. Мама с ужасом посмотрела наверх. Поднялся сильный ветер, яростно вздымавший тучи песка и пыли.

– Ты не можешь вернуть прошлое, Мемфис. То, что ушло, – ушло. Обещай мне!

Облако пыли приближалось к ней.

– Мама, беги!

– Обещай мне! – крикнула она и скрылась в пыльной туче.

Мемфис бросился бегом по дороге, надеясь обогнать удушливую пыль. Краем глаза он заметил, как по правую руку от него через поле идет человек в цилиндре и странном темном плаще. Посевы, которые он проходил, тут же поникали и чернели. Над дорогой пролетел ворон.

Резко вынырнув из транса, Мемфис повалился на пол с громким стуком. Он весь промок от пота, его било мелкой дрожью. Ему удалось отправиться туда, где он бывал во время целительства. Удалось увидеть маму.

– Мемфис. А что ты делаешь на полу?

Исайя проснулся и смотрел на него заспанными глазами, словно это было обычное утро.

– Исайя? – выдохнул Мемфис. – Исайя?

– Да, меня так зовут. Ты сегодня какой-то смешной. – Исайя потянулся. – Как же пить хочется.

Его брат исцелен. Он исцелен, и сделал это Мемфис. Его ладони еще покалывало от работы. Он не лишился дара – все вернулось. Мемфис крепко обнял брата и заплакал.

– Что случилось?

– Ничего. Ничего, малыш. Теперь все просто замечательно.

– Но я все равно хочу пить.

– Я принесу тебе что-нибудь. Сиди здесь и не уходи куда-нибудь.

– Никуда не уходи, – сонно поправил Исайя.

– Точно.

Мемфис побежал в кухню и подставил стакан под кран, жалея, что он не может наполниться быстрее.

– Спасибо, – сказал он, не зная, кому он это говорил и зачем. Выключив воду, он поспешил назад к Исайе.

За окном кухни в небе сверкнула молния. Ворон молча смотрел на нее.

Глава 62

Надвигающийся шторм

Эви с Тетой и Мэйбел вышли на улицу свежим, ярким днем. Погода стояла замечательная, на небе ни облачка. Воздух был такой чистый, будто только что появился. Эви ужасно хотела купить новую шляпу. Прошло четыре дня с тех пор, как она стояла лицом к лицу с Джоном Гоббсом в той ужасной комнате. С тех пор как она заперла его душу в своей самой ценной реликвии и уничтожила ее ради того, чтобы все спаслись. Даже сейчас ее рука время от времени невольно поднималась к шее, но каждый раз натыкалась на пустоту. С тех пор ей не приснилось ни одного сна, но она старалась об этом не думать. Она вообще старалась не думать ни о чем из этого. Они с дядей Уиллом практически не обсуждали ту ночь. Казалось, он замкнулся даже больше, чем раньше, обложился книгами и газетными вырезками, превращаясь в безмолвного призрака. Когда-нибудь потом она спросит его о Пророках. О том, как ей узнать, есть ли похожие на нее, и как ей стать сильнее и лучше контролировать свои способности. Эви столько всего хотелось узнать. Но это могло подождать. Сейчас они с Тетой и Мэйбел направлялись на трамвае в какой-то шляпный магазин, который порекомендовала Тета, и Эви намеревалась купить шляпку-клош с лентой, завязанной красивым бантом, обозначавшим, что она свободна и доступна, но не слишком. Это был их город и их время. Она пообещала Мэйбел, что восполнит все пропущенные встречи и невыполненные обещания, и решила на этот раз сдержать слово.

Трамвай встал на светофоре, и прямо перед тем, как он снова поехал, из толпы вынырнул Сэм и заскочил на приступку, ухватившись за перила рядом с Эви.

– Привет, дамочки! – сказал он.

– Сэм! Слезь немедленно! – строго сказала Эви.