Адаптация Былинский Валерий
Скоро поймешь.
Ты… усмехаешься?
Нет, я серьезен. Помнишь мои слова?
Какие?
О том, что все очень серьезно.
Да…
Ну так что же?
Я боюсь… того, что там, справа.
Посмотри лучше влево.
Куда?
Налево.
Я смотрю. Слева, пригибая к земле стебли трав и растений, течет узкая, размером с ручей, река. Желтая, прозрачная вода, выходящая ключом из земли прямо у моих ног.
Откуда здесь река? Почему я раньше ее не видел? Похоже на текущее время. Но это не время. Это… что-то, вытекающее из меня.
То, что справа, продолжало приближаться ко мне. Шум нарастал. Это был даже не шум, а гул, скорее, скрежет, рев, словно далекие еще трубы или звери вопили, рычали. Это шло тяжело, ломая деревья. Казалось, будто через лес волокут тело исполинского мертвеца.
Почему – мертвеца? Мне просто так кажется. Слышишь? Не молчи… Оно движется прямо на меня… Мне… страшно!
Страх, до этого лишь испуганно жавшийся ко мне, вдруг вскочил, распрямился, заорал и влетел ко мне внутрь.
Что это! Нет… Что делать, что? Должно же быть спасение…
Гул приближался. И вот – это нечто, огромное, тяжелое, ломая ветки, как спички, вывалилось на поляну…
Нет! Только не смотреть на него, не смотреть…
Но моя голова уже медленно поворачивалась…
Что делать? Заорать «не верю»? Но я же чувствую, знаю, что то, что я сейчас увижу, не подчинится этой хлипкой фразке… Должно же быть что-то, что может спасти…
Что!!! Не молчи!
Обхватившие мою голову клещи страха медленно, но верно поворачивают ее вправо. И тут – я увидел…
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
…резко зажмурился, отвернулся,
…вжал голову в плечи,
…слился с землей,
…схватил свое склизкое сердце и сжал между пальцами его так, точно хотел удавить – так оно сильно стучало.
Что? Ты испугался? Ну, как? Как тебе то, что увидел?
Я не могу… не могу… если бы я смотрел на это дольше секунды, я бы… умер…
Неужели? А разве ты жив?
Что? Нет, мне казалось, что я еще…
Я же говорил, помнишь: все очень серьезно.
Но какой теперь смысл, если я…
Мертв?
Да… я…
Думаешь, то, что ты мертвый, спасет тебя?
В этот миг я почувствовал: то, что вышло на поляну, сотрясая землю своим гулом, идет ко мне.
– Что же делать? Господи, нет, не хочу, – зарыдал я, вцепившись в траву, кусая до крови свои руки, колени, пальцы ног. Я… не хочу туда… Не хочу…
Это уже почти нависло надо мной.
Мне конец… Потому что…
Вы хотите знать почему? Что я увидел, когда повернул всего лишь на мгновенье голову вправо? Хотите? Вам, может быть, тоже хочется сейчас повернуть свою голову туда же? Да? Вам хорошо, потому что вы еще здесь, не там, где я сейчас. Еще… Вы еще можете выключить мой рассказ, как телевизор, закрыть книгу… Но когда-нибудь вы будете на моем месте. Будете… Через год, через сто лет, через тысячу – будете. А может – и через секунду. Скажите… Скажите мне вот что… Вы когда-нибудь испытывали очень сильный страх? Нет, не тот обычный страх, с которым мы все постоянно сталкиваемся – а настоящий, катастрофический, последний ужас? Тот взрыв, который охватывает только при самых крайних, пограничных состояниях жизни? Например… если вы увидите, что ваш ребенок, поскользнувшись, падает из окна… Таких страхов в вашей жизни бывает немного, ведь так? Ну, может быть, два-три наберется за всю жизнь. Конечно, у кого-то, более впечатлительного, их окажется больше… Но сколько, скажите, сколько времени длится этот высший страх в своем крайнем пределе? Секунду, две, три? Не больше. А потом… потом ведь неизменно наступает облегчение, передышка. Если бы не было этих передышек, если бы ваш страх продлился бы секунд двадцать, тридцать, даже пять секунд – ваше сердце не выдержало бы. Те, кто падал с большой высоты, умирали ведь не от удара о землю, а от затянувшегося во времени падения страха. А теперь… представьте, что было бы, если бы состояние этого невыносимого кошмара, которое вы испытали только в две-три секунды своего испуга, длилось бы минуту, две минуты, три, полчаса, час, день? С той же постоянной силой напряженности, что и в первые полсекунды! Ужас не может быть бесконечным, так ведь? Вероятно, поэтому мы и живем. Но если пофантазировать… ну, как художнику! – и нарисовать жизнь одной белой краской, а высшие ее страхи изобразить в виде черных угольных колонн – то таких колонн на белой карте жизни отыщется немного. И торчать они будут на значительном расстоянии друг от друга.
Ну так вот… В том, что вышло из леса и двинулось на меня – было не два, не три и не десять таких колонн высшего страха. Их были миллиарды, а может быть, триллионы. И все они были так тесно сдвинуты вместе, что между ними не оставалось зазора – ни мгновения, ни полмгновенья облегчения. И вот все это войско сомкнутых ужасов, огороженное спереди плетеной клетью, издавая скрежещущий рык, двигалось на меня. Когда я повернул голову вправо, я это увидел. Сквозь пространство между прутьями лезли сотни языков, высунутых из пасти рычащих существ, которые сливались в неразличимой массе.
Вот тогда-то, в одну тысячную секунды я догадался – что же такое настоящий страх. Это – бесконечный, без единого мига передышки ужас. Длящийся не минуту – а годы, столетия. Если бы такое войско сомкнутых ужасов хоть однажды обрушилось на людей, живущих на Земле, – они бы умерли почти мгновенно.
Но в том-то и дело, что живых истязать неинтересно. Каких-то несколько секунд мучения – и все. А вот для тех, кто уже не может умереть от ужаса, потому что сам мертв, а живы только их бессмертные души – для них это действительно… вечная смерть.
Так вот же он какой?
Вот он на самом деле – какой?!
Почему же наши души сделаны вечными, почему?! Ведь если бы они могли умирать с нами, не было бы того, что я видел, не было бы! Зачем эта вечность, а! Скажи, разъясни? Я, не убивший ни одного существа – за что это мне?! Я не был плохим, у меня была совесть, я пытался, я ошибался, страдал… За что же – мне? Я любил, я завидовал, может быть, презирал, гордился…Да, я обманывал… Как все… Если я раскаялся и Антон меня сам простил – за что же это мне? Почему ты жесток так, а? Ведь нельзя же видеть только дерьмо в человеке, ты же сам говорил, что у любого есть шанс, у любого… Почему же ты не показывал, не рассказывал нам всем раньше – что такое на самом деле АД? Почему ты так жестоко с нами поступал, держал в неведении? Ведь тогда, если бы мы знали, что нас действительно ждет, самые кровавые из нас, может быть, не стали бы такими… Точно не стали бы! И я бы не стал… Но я же все-таки не такая же сволочь, как они, да? Ведь бывают же разные там грехи… легкие и тяжелые, да? Скажи – так? Мы же не преступники, мы же… по эту сторону всегда с тобой были, хоть и мучились, ошибались, но были… Нам-то за что? Мне – за что? Объясни… А… может за роман? Слова не понравились, ха-ха-ха… Но так это же не я, это мой персонаж. Но ведь не он, а я сейчас туда попаду! Меня за что? Его, его возьми – и туда! Его… Он заблуждался, прости его, не суди его так… Он не знал, он не думал, он не… Как и я. Не молчи, скажи что-нибудь! Это же… Оно ведь – близко уже. Слышишь – близко? Должно же хоть где-то найтись спасение! Ведь должно же быть так, чтобы каждому человеку было куда спастись… Не молчи!
Расслабься.
Что? Он… близко!
Вот именно – расслабься.
О чем ты? Как же ты не понимаешь, что это все, это конец! Что я не смогу – не смогу даже не выдержать, понимаешь? Потому что не будет шанса на смерть, на избавление от мук…
В этот момент это… вплотную подступило ко мне.
Когда-то нас с Лизой накрывало цунами подлинной жизни. Как же давно это было! А сейчас – надо мной склонилась подлинная смерть. Вечная. Непрекращающаяся. Сейчас она хлынет вниз.
Моя душа задрожала, треснула. Под волной ужаса она распалась на тысячи мелких осколков, тут же пыталась вновь собраться вместе, но новый порыв ужаса вновь разваливал мою душу. И так все быстрее, быстрее… Как я не собирался в комок, как не сжимал все свои силы – все новые и новые удары разламывали меня, не давая собраться. Но это сейчас, когда у меня еще есть микроскопические промежутки облегчения между всплесками ужаса… Это сейчас я еще могу хоть как-то собираться и жить. Я жив еще, чувствую. Но что будет, когда эта решетка, за которой вопят триллионы тесно сомкнутых ужасов без малейшего намека на пространство между ними – что будет – когда все это поглотит меня?
Что же мне делать? Что? Чт…о? Ч…т…о?
Я распадаюсь, разлетаюсь, что же мне делать…
Хочешь спасения?
Хочу! Очень хочу! Да!
Тогда шевельни пальцем.
Что? Что?
Пальцем, просто пальцем, любым…
И что? Что?
Ты не попадешь в него.
А куда…
Ты поплывешь по этой реке, вот сюда. Видишь?
Я видел. Я смотрел. Вода беззвучно журчала слева от меня на траве всего лишь в метре от меня, и оттуда все дышало спокойствием.
Ну, шевельни!
То, что нависало надо мной, склонялось все ниже и уже оглушало уши вопящим рыком.
Шевельни же просто пальцем. Ну?
Что? Я… И все же, каким-то последним хлюпающим вздохом интуиции внутри себя я ощутил мягкую, ласковую ложь в этих входящих в меня словах. Я ясно почувствовал, что если шевельну сейчас пальцем и поплыву вслед за этим по теплой желтой реке – то как раз тогда весь этот ужас и накроет, поглотит меня…
Шевельни пальцем.
Держаться, держаться… только бы держаться… Но как? На чем? Чем? От реки веет покоем, лаской, забвением… Может быть, все-таки… шевельнуть?.. если поплыть… там же так хорошо…
Шевельни – и это исчезнет.
Нет! Где же правда, где? Кто говорит? Найти бы, найти бы, за что зацепиться… Роюсь, копаюсь в себе… Держаться… Держаться… где же, за что?!
Клетка с языками нависает все ниже, уже закрывает, как тяжелая туча, горизонт, уже капают мне на голову капли… что это, кровь? Да, идет дождь из крови, ливень из крови. Сжимаюсь, сворачиваюсь, стискиваю себя сам, как склизкое сердце в руках…
Где же спасение? Где?!
Здесь. Шевельни пальцем – и все! Вот оно. Я говорю, еще не поздно, еще секунда осталась – шевельни. Я тебя не призываю встать и сражаться. Даже напрягаться не надо – только лишь шевельни вот этим мизинцем – и все, уплывешь по реке…
Нееееет!
Полсекунды осталось. Ну?!
…не… Нет выхода, нет… Я ныряю…
Ну!
Должен же где-то быть выход, должен…
Он только один. Шевельни.
Нет!
Дрожащие внутри меня ужасы замерли, сжались, взмолились – потому что их стала накрывать черная тень… Дыхание вечности смерти лизнуло меня. Ад, как змея, растянул свою глотку – и начал меня заглатывать…
Все.
И… вдруг что-то во мне всхлипнуло и наконец завопило что было сил моим голосом:
– ГОСПОДИ, СПАСИ МЕНЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Впервые в жизни, глядя в себя через закрытые глаза, я видел глаза в глаза свою собственную душу. Не помню, как она выглядела, совсем не помню, потому что она кричала…
Мой крик еще не закончился, как все изменилось. Будто по окружающему меня воздуху прошла конвульсия – он вздрогнул, исказился, пошел цветовыми пятнами, сложился надвое, скомкался, а потом раскрылся… И я увидел бутон распускающегося с огромной скоростью цветка. Боже мой, как красиво! Я не думал никогда, что наш мир – это один гигантский цветок! То, что нависало справа, мгновенно уменьшилось до размеров какого-то черного точечного животного и пропало. Повсюду вспыхивал яркий белый свет – словно на вычищенный от старой краски холст выливали новую белую краску. И этот свет совсем не слепил мне глаза – я мог на него смотреть.
Снизу, из-под земли, через траву, за которую я держался, в меня потекли с бешеной скоростью токи какой-то невероятно сильной энергии. Как новая, чистая кровь, эта энергия заполнила меня и… заставила открыть глаза. Может быть, я их еще и не открывал? Но теперь…
Теперь я увидел перед собой сияющее новое солнце. Похожее на диск и на сердце одновременно, с лучами, напоминающими огненные руки, оно пульсировало в белом небе и дрожало, беспрерывно взрываясь изнутри вспышками золотого света.
Кто-то коснулся моего плеча:
Ну вот видишь, ты продержался. Ты молодец.
Так там… у реки… был не…
Да. Но Я был с тобой.
Смотря перед собой прямо в золотое сердце, не ощущая ни проблеска боли ни в теле, ни в душе, я почувствовал, что плачу. Но не слезы вытекали из моих глаз, а что-то другое, чистое, как руки солнечных лучей…
Господи, как же хорошо… Меня будто вынесли из-под вечной бомбежки и принесли наконец туда, где я должен был быть… Всегда должен был быть. Почему же я раньше тут никогда не был? Почему? Где я был? Почему так долго не возвращался? Это ведь мой дом? Да?
Теперь ты понимаешь, что такое вера?
Да, понимаю, – плакал я, закрыв глаза.
Все понимаешь?
Господи… Господи, неужели с Тобой… все встречаются?
При жизни, как ты, не все. А после смерти – все, конечно.
При жизни? Ты сказал – при жизни?
Конечно, ты еще жив. Но твоя жизнь скоро кончится.
Когда?..
Не только твоя. Сейчас.
Задрав душу, я смотрел на огромное ультрамариновое небо над головой и видел, как снизу, с Земли, в него медленно взлетают белые светлячки, оставляющие за собой легкий огненный свет.
Это души.
Умершие?
Живые, конечно. Души умерших людей.
А эти? Эти? – смотрел я на огоньки, что ракетой отрывались от Земли и с огромной скоростью догоняли и опережали другие.
Это души верующих людей.
А с теми что? С теми, кто не верил, что?
Там не все неверующие. Есть маловеры, заблудшие. Многие из них поблуждают по вечному миру и когда-нибудь, может быть, снова родятся и снова ощутят радость жизни.
А Земля? – спрашивал я, видя, как с поверхности планеты начинается массовый взлет светлячков – так, что все небо покрывалось летящими кометами. – Она погибает?
Это не навсегда.
Но почему?
Люди так захотели.
Сами?
Конечно. Каждый из вас с детства знал, что такое добро, а что зло.
И… я?
И ты. Ни один из людей не придумал и не написал сказки или книги, где зло признавалось бы хорошим, а добро плохим. Все знали, что зло – это плохо, а добро – хорошо. Но ни одному человеку, выросшему из ребенка во взрослого, не удавалось прожить свою жизнь без намеренно сделанного зла.
Но ведь… иначе же не бывает…
Почему же не бывает? Совершенство существует, уж поверь мне.
Так что же… то, что случается сейчас с Землей – это наказание за несовершенство?
Нет. Просто пришел свой срок.
Какой срок? Кто его назначает? Ты?
Да. Если бы ты писал книгу и у тебя бы получалось очень плохо – что бы ты сделал?
Сжег бы ее… Или… Нет, постарался бы переписать или написать заново.
Ну вот и Я. Сначала переписывал. Потом писал заново. Потом опять переписывал. Иногда поправлял. А теперь собираюсь писать заново.
Так значит…
Я еще не решил. Может быть.
Скажи… а что нужно, чтобы когда-нибудь… чтобы вернуться?
Конечно. Все как и у вас, писателей. Вы же судите по своей совести, кому из персонажей остаться в живых, кому умереть, кому стать счастливым, кому нет. Так и у Меня.
Суд?
Да.
Страшный?
Серьезный. Все ведь очень серьезно. Помнишь, Я тебе говорил?
Да…
Ну, тогда счастливо…
Скажи… А где будет моя душа, пока я… если я когда-нибудь вернусь?
Здесь. Где же еще?
Я почувствовал, что мои ноги заливает теплая вода. Я увидел, что стою по колени в прозрачном море. Ко мне подплывали рыбы и тыкались своими мордочками в ноги. Сделав шаг к берегу, я услышал рядом с собой фыркающий смех. Обернулся и встретился глазами с Лизой. Она тоже стояла по колени в воде и смеялась, плескалась водой:
– Боже мой, как здесь хорошо! Как хорошо, боже мой!
Подойдя, я обнял ее:
– Хорошо, родная… Ты здесь, здесь…
– Не только я, Сашка!
– Кто еще?
– Как кто? Ты забыл? – она приложила мою руку к своему животу. – Наш ребеночек, наше сердечко. Оно стучит. Слышишь? Слышишь? Оно стучит!
Мы вышли из воды и пошли по берегу, погружая ноги в мягкий белый песок.
Навстречу нам шел, тоже обнаженный, как и мы, парень, в котором я сразу же узнал Сида.
– Богдан, и ты жив?
Мы обнимались, смеялись.
По берегу моря к нам подходили люди. Заметив среди них Тищика, я подбежал к нему, обнял, поцеловал.
– Генка, ты Инну не видел? – спросил я его. – А Анну… – помнишь ее?
– Помню, – улыбался он, – наверное, они еще не пришли.
Лиза вдруг побежала вперед и повисла на шее у высокого седого мужчины, потом стала обниматься с женщиной. Я понял, что это ее родители.
Кто-то погладил меня по голове, как в детстве. Я обернулся:
– Мама?!
– Сыночек… – мама, улыбаясь, стояла передо мной. Она была в том же возрасте, в котором умерла. Без одежды, как и все. Но, Боже, до чего же она была красива! Она прямо светилась от бушующей, переливающейся красоты, которая разливалась по ее телу. И Лиза, вновь подскочившая ко мне, тоже была так красива… И все вокруг… Господи, неужели же это мы? Неужели Ты создавал людей такими прекрасными? Почему же раньше мы не замечали этого?
– А где отец? Брат? – спросил я у матери.
– Они еще не пришли, – ответила она.
НАЧАЛО
Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе.
Читать бесплатно другие книги:
