Черные крылья Бога Лекух Дмитрий

…Вот только возвращались с Диких земель немногие.

А те, кто возвращались, наотрез отказывались идти туда снова. И вовсе не потому, что шахтерские лазутчики были людьми слабыми или чересчур боязливыми.

Нет.

Просто, по их словам, там было не с кем договариваться.

В Диких землях царил полнейший беспредел.

Каждый воевал с каждым.

Грабили, убивали, насиловали, но не с какой-либо определенной целью, а просто потому, что это был образ жизни.

Все, что осталось от прежнего, относительно цивилизованного мира, старательно разрушалось.

Дома, дороги…

Процветали какие-то странные религиозные культы, требующие обязательных человеческих жертвоприношений.

Пленные, приведенные из Диких земель, перегрызали горло надсмотрщикам.

Если не удавалось – перегрызали вены себе.

Или изыскивали еще какой-либо, как правило, довольно экзотический способ последнего успокоения.

Через этот ад нам следовало пройти не менее ста пятидесяти километров.

Потом – форсировать Дон и убедить разрозненные, но достаточно сильные для того, чтобы поддерживать видимость порядка, казачьи общины, что мы не собираемся устраивать резню.

И упросить их проводить нас до Тихорецка, провозглашенного не так давно столицей Вольной казачьей республики.

Н-да-а, папаша…

Ты у меня за это ответишь…

…Сразу за мостом через Северный Донец нас приветствовала длинная, примерно с километр, виселица, на которой не в такт раскачивались разной степени свежести покойники.

У внушительного бетонного блокпоста неторопливо покуривал трубку бородатый жизнерадостный шахтер в темных очках-консервах.

Мы с Никитой спрыгнули с Чарлиного грузовичка и не спеша направились в его сторону.

Разглядев Никиту, караульный аккуратно положил дымящуюся трубку на бетонный надолб и вытянулся по стойке смирно.

Начальство все-таки.

– Ну, как тут у вас?

Караульный пожал плечами:

– Курить можно?

Я б ему, разумеется, всыпал, но Никита только улыбнулся:

– Кури. Что уж с тобой поделаешь…

– Значит так, – шахтер запыхтел трубкой, и в воздухе разлился резкий аромат самосада.

Хреново у них с табачком, однако.

Я еще в шахте заметил.

– Два дня назад они хотели на плотах перебраться. Хуторяне заметили, доложили. Ну, мы их слишком поздно догнали, Еремеев выселок они спалить успели. Хорошо еще, что сам Еремей с семейством в поле были, картошку копали. Девка там только была с маленькими. Ну, их, понятное дело… Там мы этих и повязали. Драться только двое умели, остальные – рвань обычная. Вон, видишь, начальник, – свеженькие висят. Я пятерку наших отправил, чтобы Еремею отстроиться помогли. Зима скоро. Ну, а детишки… – шахтер махнул рукой. – Еще нарожают. А вы к Князю, говорят, собрались?

Я дернулся.

Ни фига у них здесь…

Режим секретности.

Небось, все бандиты в Диких землях уже ножики точат, нас ожидаючи…

Никита глянул на меня, успокоительно положил руку на плечо.

– Это Сергей. Командир блокпоста. Из Матвеевских десантников. Если б он не знал – мы бы тут все легли.

– Эт-точно, – Сергей не торопясь выбил трубку о каблук сапога. – Глянь-ка туда.

И махнул рукой.

Я повернулся в ту сторону, куда он показывал.

С вершины небольшого холма скалились еще двое шахтеров. Из лощинки, урча, выкатился легкий танк.

– Я тебе, капитан, разумеется, не все показываю. Но на вас, поверь, хватило бы…

Ну, это вряд ли.

Отряд есть отряд.

Да и не двигались бы мы без дозоров по чужой-то территории.

Но возражать я не стал.

Пусть себе тешится.

Возразил неожиданно Веточка – в наушнике:

– Командир, сделай громкую, – просит слезно. – Ну, пожалуйста…

– Иветта, не пижонь.

– Ну, командир, им же самим лучше будет…

– Ну ладно, – я повернул рычажок на громкую связь.

В наушнике щелкнуло, и просительный тон сменился на нагло-презрительный:

– Слышь, ты, дитя подземелья…

Дернулись оба.

И командир блокпоста, и член стачкома.

Может, Веточка что-то не то сказал?

Или у них это ругательство?

– Тех придурков, что в лощинке с танком сидели, я легко доставал «Стингером». Ну, не я – Витек, разведчик мой, ты ему, бородатый, в подметки не годишься. А тем дурням, что по кустам сидят, мы бы могли голыми руками шейки посворачивать. Теперь о тех, кто на холме. ДШК – машина хорошая. Согласен. И позиция классная. Только скажи этим барбосам, чтобы, раз уж в полнопрофильном сидят, не поленились – морды надо в оптику тыкать, а не поверх бруствера пялиться. Там кроме тех, что стоят, еще один есть, так я его бородавку сейчас как раз в прицел СВД разглядываю…

Бородатый командир просто обалдел.

Уставился на дужку наушника так, как будто из нее сейчас должна вылететь птичка.

– Эт-то кто?

Ответить я не успел.

Из наушника раздалось радостное кудахтанье.

Н-да…

У Веточки смех и так не особо приятный, а уж в наушнике…

– Конь в пальто. Я тебя тут наблюдаю еще с тех пор, как ты у Еремея своего самосад за бревна выторговывал. Побегалов моя фамилия. Может, слышал?

Судя по реакции шахтерского командира – может, и слышал.

Сто шестая дралась на Кавказе, а там о Веточкиных «девочках» легенды ходили.

Но повел себя Сергей более чем достойно.

Шутливо вскинул руки:

– Сдаюсь. Уел. Забыл, с кем дело имею. Где переплыли-то?

Наушник опять закудахтал.

Отключить его, что ли?

Пижон.

– Да рядышком. Считай под мостом. – Голос Веточки стал неожиданно серьезным: – Ты бы, десантура, еще один блокпост оборудовал. На том берегу. Если всерьез полезут…

– Да знаю я, – шахтер досадливо махнул рукой. – Людей вечно не хватает, а то б давно оборудовал. Ты вылезай, что ли. Все равно вам здесь лучше заночевать. Дальше такое начинается…

Несмотря на то, что до конца светового дня оставалось еще часа три, я с ним согласился.

Пока ребята разбивали лагерь, а довольный Веточка показывал оторопевшим шахтерским дозорным, как его «девочки» перебирались через реку и что бы они могли сделать с блокпостом, дойди дело до серьезной драки.

Мы с Сергеем, Вожаком, Гурамом и Никитой склонились над картой.

– Вот, смотри, – тычет в карту толстым заскорузлым пальцем командир шахтерского дозора. – Вон те развалины – это Калитва. Была Калитва… Хороший городишко был, у меня теща оттуда. До Быстрой речки дойдете спокойно, они туда особо не лезут: наши патрули и все такое. А вот дальше начинается геморрой. Моста через Быструю почитай что нет. Мы сами его рванули: блокпост держать накладно, да и незачем, они в основном на лодках плавают. Поэтому вот тут повернете на Жирнов. Тоже ничего городок был. Там – брод. Быстрая в последнее время обмелела, твои звери, – он кивнул в сторону «Хаммеров», – пройдут. Оттуда пойдешь на Константиновск, там мост не ахти какой, но через Дон ты иначе не переберешься. Это тебе не Быстрая. В Тацинской сидит атаман Голубь. Если его особо не злить, пропустит, трусоват атаман. А вот дальше – добро пожаловать в ад. И самое главное – не останавливайся. Перегон до Константиновска – семьдесят километров. Пройдешь за день, успеешь переправиться, считай – жив. Нет – извини, капитан… Ночью оттуда живой еще никто не выходил. И никакая выучка тебе не поможет…

– Это еще почему?

– Не знаю. Хочешь верь, хочешь не верь. Оборотни там. Гнусь. Пули не берут.

– Как это не берут? – удивляюсь. – Ты, старик, наверное, что-то путаешь. Пуля, она дура. Факт научно и практически доказанный.

Морщится.

Жмет плечами.

Гримаса – будто ребенку что-то объяснить пытается.

Таким эмоциям веришь по-любому.

Ага.

– А вот так и не берут, – вздыхает, пожимая плечищами. – Говорю ж – оборотни. Там лет сорок назад какой-то завод военный чечены долбанули – пол-области, говорят, передохло. Может, мутанты, может, еще хрень какая секретная. Здоровья – что у твоего мамонта. Стреляй, не стреляй. Грязные, падлы, здоровые…

– Ты сам-то по ним стрелял? – смотрю внимательно.

Таких легенд…

– Стрелял, – кивает, как чему-то обыденному. – И не раз. Без толку. Хорошо, что они из Диких земель далеко не выходят. Мы ели ноги унесли. Еще раз говорю: хочешь верь, хочешь не верь. Воля твоя.

Н-да…

Напугали тебя, парень…

И не хочу, и не верю.

Но выступать, тут ты прав, лучше все-таки с утра.

А посему – заночуем.

…Я поднял отряд, как только небо начало сереть. Прогрели машины, плотно позавтракали.

Раздали сухой паек, на обед останавливаться я сегодня не собирался.

И – с Богом тронулись…

Ну, с Богом или без Бога, это еще как посмотреть.

Но тронулись.

До Жирнова, Сергей был прав, добрались без особых приключений.

Брод был узенький, дно скользкое, но с грехом пополам джипаки прошли своим ходом.

А вот с грузовичком пришлось повозиться.

При помощи сложного сооружения из лебедок и намотанных на колеса цепей мы его все-таки перетащили.

Было только три «но», и их хватило, чтобы полностью испортить мне настроение.

Да так, что попавшемуся под горячую руку Веточке я чуть шею не свернул.

Во-первых, мы все стали мокрые, грязные и злые. Особенно досаждало, что мокрые.

Не май месяц.

Во-вторых, переправа заняла в общей сложности часа полтора в ледяной воде.

Я вообще не сторонник закаливания, а наше нынешнее купание называлось совсем нехорошо.

В лучшем случае: «Здравствуй, простатит!», в худшем – «Привет, двусторонняя пневмония!».

Только этого и не хватало.

В-третьих, мы умудрились залить у грузовичка движок, а это задерживало движение еще часа на полтора, что, в связи с полученной накануне информацией, было абсолютно недопустимо.

Если эта информация была верна хотя бы на десять процентов, ночью нас здесь просто изжарят.

Как котят.

Так что грузовичок с тяжелым вооружением и продовольствием пришлось элементарно бросить.

А это не только означало бессмысленность полуторачасовых трудов в ледяной воде, но и могло весьма неприятно сказаться на нашем дальнейшем продвижении.

Потом появилось и «в-четвертых», причем его появление было в чем-то даже приятным.

По крайней мере, мы забыли и «во-первых», и «во-вторых», и «в-третьих».

А заодно и согрелись.

«В-четвертых» на проверку оказалось орлами атамана Голубя. Такой вот любопытный птичий гибрид.

Атаковали они нас жестко и умело.

Ситуация была, надо сказать, пренеприятнейшая.

Дороги не было, было – направление.

Ямы, колдобины…

Словом, мобильности – никакой.

А «орлы» атаковали нас в конном строю.

Не знаю, чем бы это все закончилось, если бы не усовершенствованные шахтерами бронеколпаки на джипах.

Плюющиеся во всех направлениях раскаленным металлом модернизированные ДШК – штука абсолютно негуманная.

Особенно по отношению к людям, оказавшимся на открытой местности.

Словом, в этой олимпиаде победили наши атлеты.

По очкам, но почти что вчистую.

Наши потери свелись к раненому в руку Гурамову силовику и вывихнутой ноге одного из Веточкиных разведчиков.

Последнюю травму, причем, нанес не боец атамана Голубя, а его лошадь в момент поимки.

Веточка трезво рассудил, что по таким дорогам ездить на «Харлеях» бессмысленно, и решил перейти на более соответствующий данной местности вид транспорта.

Лошадки у атамана были низкорослы, мохнаты и злы до неимоверности. Но Веточкиным «девочкам» все-таки уступали.

По крайней мере, в злобности.

Так что животинам пришлось подчиниться.

Правда, нанеся несколько укусов, один удар копытом и один вывих. Парень, оказавшийся не таким опытным наездником, как остальные, вылетел из стремян на первой же свечке.

К счастью, лошадь никогда не наступит на лежащего человека.

Даже такая зверюга – это, видимо, у них заложено на генетическом уровне.

По крайней мере, так говорят.

Может, и врут, конечно…

Изловленные твари злобно храпели, взбрыкивали, косили глазами в сторону, но – подчинялись.

Силу они уважали.

Особенно, если эта сила могла хлопнуть тяжеленным кулачищем между ушами.

Наверное, неприятно.

Но выбор невелик.

Получив по заднице, Голубевы «орлы» моментально успокоились. Тацинскую мы миновали безо всяких приключений. Видимо, атаман проявил разумную гибкость, решив, что если уж дичь не по зубам, то пусть себе едет куда хочет.

Я думаю, что он и из станицы ноги сделал.

По своим срочным атаманским делам.

Так, на всякий случай.

Вдруг мы захотим его навестить?

Здоровьем, к примеру, поинтересоваться…

Судя по всему, Голубь решил, что интересующая нас информация относится к разделу совершенно секретной…

И делиться ею с нами не торопился.

Впрочем, мы и не настаивали.

У него свои дела, у нас – свои…

…Дорога на Константиновск (живучи же прежние названия!) была и вправду похожа на дорогу в ад.

Причем благие намерения, которые, по идее, должны были ее мостить, на проверку почему-то постоянно оборачивались очередной кучкой оборванцев, пытающихся нас разорвать.

Зачем им это было надо – совершенно непонятно.

Мы были явно сильнее, а переводить боезапас на дичь, которой все равно не поживишься, как правило, не в обычаях прагматичных до безобразия аборигенов.

Но эти земли, наверное, неслучайно назывались Дикими.

В течение последних двух часов на нас нападали ни много ни мало – пять раз.

И это несмотря на работу Веточкиных дозоров.

У нас уже было трое убитых и с десяток раненых.

Красотуля перебралась в идущий в глубине джипак – помогать не вполне боеспособному Гураму с перевязками и обезболивающими.

А потом нам попался этот оборванец.

…Он сидел у дороги не скрываясь и кинулся на передний джипак, как только позволило расстояние. Ребята, разумеется, открыли огонь, но это не произвело на него ни малейшего впечатления.

Как он умудрился вырвать голыми руками бронированную дверь боевой машины, остается для меня загадкой до сих пор.

Через пару минут все было кончено.

Из «Хаммера» буквально выпал залитый кровью и бледный как смерть Андрон. Когда мы подошли поближе, стало заметно, что у него трясутся губы.

Я вспомнил, как он, весело и яростно матерясь, шел в полный рост, поливая свинцовым дождем позиции ингушских ваххабитов под Назранью, и мне стало по-настоящему не по себе.

Перед джипаком сидел студень.

Размазня.

Слякоть.

Я влепил ему пощечину.

Потом немного подумал и влепил еще одну.

Трястись он вроде бы перестал.

– Ну?!

Он молча кивнул в направлении джипака.

Я заглянул внутрь.

Лучше бы я этого не делал.

…Бойцы были не просто убиты.

Они были разорваны.

По всему внутреннему пространству боевой машины валялись куски человеческих тел.

На меня глумливо смотрел чей-то карий глаз, и я так и не смог вспомнить, чей.

Он лежал отдельно.

А поверх всего этого фарша животом вверх валялся оборванец. Из его левой глазницы торчала, как антенна, рукоятка наградного кортика, полагающегося в комплекте с орденом Севастопольской русской славы.

Во всем отряде такой был только у Андрона.

Хороший кортик.

С серебряной насечкой.

Меня вырвало.

Потом я достал носовой платок и тщательно вытер губы.

Не глядя протянул руку назад, и кто-то, судя по всему Чарли, вложил в нее флягу.

По-моему, там была пятидесятиградусная шахтерская водка.