Черные крылья Бога Лекух Дмитрий

Вот так и приходит мирская слава.

– Мы ждали груз оружия. А караван был с мукой. Вот, – я протянул ему опять заоравший комок. – Он остался жив. Шли отдавать…

У него был точно такой же «калаш», как и у меня. И пальцы, сжимающие ствол, побелели.

Это было видно даже ночью.

Но ребенка он у меня взял.

Посмотрел ему в лицо.

– Это Аслан, – шевелит бледными, как горный снег, губами. – Сын моей сестры.

Я еще раз кивнул в сторону перевала.

– Она там. Мы уйдем, – я посмотрел на часы, – через два часа. Потом можете идти. Ваша мука и лекарства нам не нужны. А коноплю мы сожжем.

Он сглотнул.

У них явно было недостаточно сил для того, чтобы драться с русским спецназом.

Мы могли запросто сжечь их аул.

Это он понимал.

Но ему все равно очень хотелось меня убить.

Очень.

Даже чуть больше, чем остаться в живых самому.

Его останавливало не это.

Явно не это.

Совсем.

Я с интересом наблюдал борьбу эмоций на его лице.

Просто потому, что знал, какое решение он должен будет принять. Выбора у него не было, и он понял, что я это тоже понимаю.

– Хорошо, – сказал он. – Мы придем через три часа. Не трогайте трупы.

Я коротко крутанулся на каблуке, бросил через плечо:

– Мы – не вы, – беру под козырек. – Мы с мертвыми не воюем.

И пошел к своим.

Представляю, как ему хотелось выстрелить мне в спину.

Но он только крикнул:

– Эй! Гор!

Я повернулся и посмотрел в его сторону.

Он держал младенца на высоко поднятых вверх руках.

– Это Аслан, сын моей сестры! – орет. – Он вырастет и убьет тебя! Ты слышишь?!

Тоже мне, нашел, чем гордится…

Я пожал плечами.

– Что ж, если это будет лет через двадцать, – говорю, – я согласен. Дольше на войне не живут…

Я тогда просто не верил, что мне удастся прожить так долго.

…И вот теперь я сидел у костра, а напротив меня сидел Альвей, положив руку на плечо невысокого худощавого парня.

Он меня явно узнал, иначе бы не пришел.

Я его – тоже.

И мне не надо было объяснять, кто этот парень.

Я потянулся за сигаретами.

Сейчас все равно будет только разговор.

Они, конечно, психи, но не настолько, чтобы нападать на меня среди целого лагеря ветеранов.

Скорее всего, это будет официальное объявление войны.

Или вызов на дуэль.

И в том и в другом случае у них просто нет шансов.

Драться – моя работа.

А отряд – не пансион для благородных девиц.

…Но, к счастью, я ошибался.

Они не хотели драться.

Альвей залез в карман своей короткой кожаной куртки и тоже достал пачку фабричных турецких сигарет.

Даже по южным меркам это было просто нереально круто.

Прикурил.

А он тут, думаю, – далеко не последний человек.

Ну, что ж.

Задача усложняется, но не становится от этого принципиально нерешаемой.

Делов-то…

– Я долго искал тебя, капитан, – выпускает в стылый вечерний воздух плотный клубок ароматного сиреневого дыма. – Сначала, чтобы убить. Потом – чтобы сказать, что не буду тебя убивать.

Я в свою очередь тоже глубоко вдохнул терпкий дым крепкого абхазского табака.

Что ж.

Тем лучше.

Худой мир лучше любой доброй ссоры.

Я только сейчас понял, что мои руки непроизвольно дрожали.

Тело вообще частенько, увы, ведет себя предательски.

Так что самое главное – тупо не давать ему слабины.

Телу, в смысле.

Тогда все будет в порядке.

– Почему? – разгоняю дымок ладошкой.

Он морщится.

– Я долго воевал, – кривится. – Очень долго. Человек не должен столько воевать. И много думал. Сильные не должны убивать друг друга. Потому что рано или поздно убьют. И тогда придет время шакалов. Ты ведь видел шакалов, капитан?

Я кивнул.

Еще бы.

Мне было понятно, о чем он говорит.

Так оно обычно и бывает.

Я тоже долго воевал и много думал.

– А Аслан? – спрашиваю. – Это ведь все-таки была его мать. Я его кровник.

– Аслан согласен со мной, – смотрит на меня пристально. – Я ему вместо отца, как он может думать иначе?

Я ему мысленно поаплодировал.

Ну, силен мужик.

Все просто!

Мне бы так проблемы решать.

Ага.

– Хорошо, – киваю, протягивая ему раскрытую ладонь. – Ты нашел меня и ты сказал. Я тоже думаю так же, как и ты. Что дальше?

Он осторожно касается моей ладони своей.

Всё.

Порядок.

Мы больше не враги.

Просто люди, сидящие у костра.

С общим прошлым, но, к счастью, без общего будущего.

Такие дела…

– Дальше – ничего, – опять жмет плечами. – Ты больше не мой кровник. Ты больше не кровник Аслана. Я сказал.

Я медленно, глубоко и с наслаждением затянулся:

– Это хорошо, Альвей, – киваю. – Я тебе верю. Не потому, что ты прав, а я нет. Просто я больше не хочу быть твоим врагом.

– Ты делаешь мне подарок, Гор, – у него глаза, как у побитой собаки. – Верить тому, кто семнадцать лет был твоим врагом, может только настоящий мужчина. Это хорошо.

Ладно, думаю.

Такие вещи, вообще-то, положено возвращать.

– Только настоящий мужчина, – говорю как можно более медленно, – может прийти к своему врагу и сказать, что он больше не хочет войны. Жаль, что обычай запрещает тебе пить, Альвей.

– Да, – соглашается. – Жаль.

Мы опять помолчали.

– Я не могу пойти с тобой, капитан, – вздыхает неожиданно. – На мне тейп. Но ты должен взять с собой Аслана.

– Почему?

– На тебе долг, – снова короткое пожатие плечами, это, видимо, у них что-то родовое, я почему-то так думаю. – Твои люди убили его мать и отца, значит, если мы прекратили вражду, ты должен стать ему отцом, как стал ему отцом я. Так заканчиваются войны, капитан. Только так.

Я прикурил еще одну сигарету.

Не фига себе!

Вот папочка обрадуется…

Мало ему сына с молодой женой прямо на голову, так еще и внучок катит как паровоз…

Типа того: привет, деда.

Еще один родственничек.

Обхохочешься.

Особенно если учесть, что кавказцев папочка, на моей памяти, мягко говоря, недолюбливал…

– Мой путь труден и не прям, Альвей, – огорченно качаю головой. – А отряд – не университет. Разумно ли мальчишке идти с нами?

Он только презрительно усмехается:

– Аслан – мужчина и воин. Я учил его стрелять и ходить по горам. Ты должен научить остальному. А если он погибнет – что ж, значит, мы потеряем сына…

Мне стало не по себе.

По-моему, он относился к этому делу как-то слишком серьезно.

Н-да…

Не троянский ли это конь, а, Егор Дмитриевич?

Так или иначе, но осторожность не помешает.

Что ж.

Есть вещи, которые ты не можешь не знать, Альвей.

Но которым при этом не в состоянии помешать…

– Аслан! Я недостаточно мудр, чтобы быть твоим отцом. К тому же у тебя уже есть второй отец – твой дядя Альвей. Но я готов стать твоим старшим братом. Ты должен знать, как это бывает.

Мальчишка покраснел и, вскочив на ноги, выхватил кинжал.

Я услышал щелчок предохранителя.

Сидевший неподалеку и все понимающий Гурам не собирался давать парню ни единого шанса.

Но он не стал нападать на меня, а размашисто полоснул себя по предплечью.

Мне, с детства не любившему оперетту, ничего не оставалось, кроме как поступить так же.

Мы смешали кровь…

…Что ж, Альвей говорил правду.

После кровного побратимства ни один горец не станет мстить.

Это уж точно.

Альвей поглядел на нас одобрительно, похлопал по плечам и ушел. А я повел нового бойца знакомиться с отрядом…

Да, наверное, войны действительно, нужно когда-нибудь заканчивать, но делать это куда хлопотней, чем их начинать, я почему-то, именно так думаю.

Такие дела…

…В казачьей ставке продолжали что-то тянуть, и отряд неожиданно получил незапланированный, но вполне себе полноценный отпуск.

Мужики окончательно зализали раны, как следует отмылись, отъелись, попарились в баньке.

Кое-кто даже успел подружек завести: ядреные кубанские девки не просто так постреливали своими круглыми коровьими глазами.

Били – наповал.

Кое у кого, я думаю, даже стали появляться мысли остаться на гостеприимной кубанской земле.

Это следовало немедленно пресекать, и я объявил учения.

Марш-бросок, стрельбы, спарринги, обслуживание техники, окопы и прочие удовольствия с полной выкладкой.

Через три дня они у меня уже мечтали о продолжении похода…

…Все это время чеченский мальчишка не отходил от меня ни на шаг, время от времени хватаясь за кинжал во время слишком жестких, по его мнению, спаррингов.

И еще он с немым восторгом наблюдал за Веточкой.

Гибкий и резкий разведчик, умеющий убивать чем угодно – от «Стингера» до куска ржавой проволоки, явно произвел на диковатого по жизни пацана поистине неизгладимое впечатление.

Иветта же, почувствовав восхищенные взгляды симпатичного мальчика, рисовался изо всех сил: стрелял на звук с завязанными глазами, метал ножи и сюрикены, выходил на спарринг с двумя, а то и с тремя противниками.

Я начал беспокоиться.

Если они чересчур… м-м-м… сойдутся, мой новый кунак Альвей меня точно зарежет.

Вообще без вопросов.

Ага.

И будет, кстати, абсолютно прав: парня поручили мне не для того, чтобы у Веточки новый любовничек появился.

Я уж совсем было собрался поговорить с Асланом, но он меня опередил:

– Послушай, Старший! – мальчишка выглядел здорово озадаченным. – Почему твоего лучшего воина зовут женским именем? Я не очень долго живу среди русских и еще не все понимаю, но ведь это женское имя, правда?!

Я смутился.

Объяснять этому девственному сыну гор тонкости Веточкиной сексуальной ориентации…

– Понимаешь… М-м-м…

– Шайтан!!! – Аслан вскочил на ноги и, схватившись за кинжал, что то заорал на своем родном языке.

Вот черт!

Я так и не научился понимать их ругань.

Грузинскую или там абхазскую – еще туда-сюда, но чеченский язык – это уже, простите, что-то!

Ни черта не поймешь.

Однако суть мне уловить удалось.

Не по словам, по мимике.

– Сядь! Быстро!!!

Парень нехотя подчинился.

– А теперь слушай, – беру паузу, закуриваю.

Руки ощутимо дрожат.

– Когда-то очень давно, – вздыхаю, – в маленьком городе у моря жил мальчик, твой ровесник. Но у него не было дяди Альвея, который мог бы его учить ходить по горам, хорошо стрелять и хорошо ненавидеть…

Он слушал очень внимательно, время от времени поглаживая костяную рукоятку горского кинжала.

Потом спросил:

– Он их правда убил?! Всех?!!

Я медленно, про себя, выдохнул и снова потянулся за сигаретой.

– Да. Ты видел сам, как он научился убивать. А что до его… Короче, не считай Веточку ни женщиной, ни мужчиной. Считай его тем, кто он есть. Солдатом. Воином. Этого достаточно.

Он долго смотрел себе под ноги.

Потом вздохнул:

– Альвей говорил, что у вас, русских, все очень сложно. Я не понимал…

– Что ты не понимал?

– Я не знаю, как сказать. Я не знаю, как к нему относиться. Он – мужчина, и он… не мужчина. Почему?

Я положил ему руку на плечо:

– Просто ты взрослеешь, Аслан. Так бывает…

Он непонимающе посмотрел мне в глаза.

Я вздохнул:

– Так бывает и у русских, и у чеченцев, и у других, – почти по-чеченски жму плечами. – Люди взрослеют, когда начинают понимать, что есть вопросы, на которые нет ответов.

Молчит.

Думает.

Потом спрашивает:

– Это хорошо?

Я глубоко затянулся.

Просто чтобы потянуть время.

Что ни говори, но быть отцом, наверное, весьма тяжелая работенка.

Врагу не пожелаешь.

– Не знаю, Аслан, – вздыхаю. – Это, представь себе, – как раз один из таких вопросов…

…Ближе к вечеру в лагере наконец-то появились Вожак и остальные.

Он был мрачнее тучи.

Дядя Миша, кстати, тоже.

Мы уединились в штабной палатке, и Корн, что на него, в принципе, не похоже, на этот раз не стал тянуть кота за причиндалы.

– Идти все-таки придется через Джубгу, – говорит. – В горах снег. Лавины. Лаба вышла из берегов. Тот путь, через Каладжинскую, закрыт напрочь. Придется идти по побережью. Хорошо еще, что казаки отбили у адыгов Горячий Ключ. Те могут, конечно, пострелять со склонов, но скорее всего, перевал пройдем относительно спокойно. Дальше – хуже. Серпантин. С гололедом и всяческой стреляющей швалью за каждым новым поворотом. Полное дерьмо. Жрать нечего абсолютно. В Туапсе и Новороссийске, в портах, на терминалах нефть разлилась. Уже лет пять как. Море мертвое, почитай, до самой Лазаревки. Даже чайки все передохли. Хорошо еще, что бора эту дрянь на юг гонит, в Турцию. Мимо Сочи и абхазов. Но побережье все одно – сами понимаете. Вонища, говорят, – хоть в противогазах иди. Те, кто там жить остались, – натуральнейшее зверье. С ними даже геленджикские воры не связываются. Пробы ставить негде. Жрут все, начиная с натуральной помойки и заканчивая человечинкой, которой тоже, представьте, не брезгуют. Почти у всех – ВИЧ-17. Это, господа, такая зараза, лечить которую еще пока не научились. И передается она при малейшем прикосновении. Начиная с Магри – блокпосты Князя. Прямо перед первым – жесткая «санитарная зона». Если до них доберемся, считай – живы остались. Договоримся. Но шансов добраться – один к десяти, даже учитывая сверхподготовку твоего отряда…

– И что делать будем?

Вожак преувеличенно внимательно осмотрел ногти.

– Не знаю, – вздыхает. – Других вариантов у нас, Егор, с тобой все равно нет. Что умеем, того и имеем…

Я рывком поднялся на ноги, отдернул брезентовый полог, обернулся: