Последний козырь Президента Овчаренко Александр

Глава 15. Горькая правда или знания умножают скорбь

В госпитальной палате было тихо и одиноко. Я занимал двухместную палату с телевизором и отдельным туалетом. В туалет ходил сам, но с большим трудом – сказывалась черепно-мозговая травма. Пользоваться больничной уткой я отказался наотрез, хотя врач настаивал, чтобы я больше лежал и как можно меньше двигался. Невропатолог от меня не скрывал, что после получения повторной после контузии травмы встал вопрос о моей профессиональной пригодности.

– Вам, Каледин, сейчас надо как можно больше отдыхать и меньше думать! – просветил меня заведующий отделением. – Мозговая активность Вам сейчас противопоказана.

– А когда будет разрешена? – допытывался я.

– Точно сказать не могу. Возможно, Вам придётся поменять сферу деятельности и уйти на лёгкий труд, – уклонился от прямого ответа врач.

– Лёгкий труд? Это как прикажете понимать?

– Имеется в виду трудовая деятельность, которая не предполагает стрессовых ситуаций и получения физических травм.

– Я так понимаю, что служба в ФСБ под эти понятия не попадает?

– Ну, не сошёлся свет клином на государственной службе…

– Не сошёлся! – перебил я эскулапа. – Значит, мне после больнички одна дорога – в частный бизнес! Буду охранником в супермаркете!

– Охранником не рекомендуется: возможны конфликтные ситуации с покупателями и применение физической силы для задержания так называемых «несунов», а это теоретически, но предполагает получение травмы.

– Тогда остаётся идти в швейцары, в какой-нибудь крутой московский ресторан, типа «Метрополя». А что? Работа спокойная: открывай двери, клади в карман чаевые! Даже если в «Метрополь» не возьмут, «новые русские» обязательно пригреют. У них «понты» всегда на первом месте, вот и будет мой работодатель своим «корешкам» кричать по пьяни: «Да у меня двери в кабак целый полковник ФСБ сторожит»!

– Ну-ну, успокойтесь больной, не сгущайте краски. Не всё так плохо, как Вам кажется. За потерю трудоспособности на службе у Вас будет повышенная пенсия, квартира у Вас имеется, дети по лавкам не плачут, и алиментов Вы не платите. Так что будете жить исключительно для себя, так сказать, в своё удовольствие!

– Здесь Вы правы: жены нет, и дети не плачут!

– Да что Вы печалитесь? Жена и дети – дело наживное! Вы вон какой красавец мужчина, будут ещё у Вас и жена, и дети, и любовь до гроба! Возможно, мой диагноз ошибочный, и комиссия признает Вас годным для дальнейшего прохождения службы. Знаете, мозг – вещь мало изученная! Даже для нас, специалистов, он Терра инкогнита – территория непознанного, так что будем надеяться на лучшее.

Когда зав. отделением покинул мою персональную палату, я подумал, что в его утешении есть маленькая толика правды: мой мозг медленно, но восстанавливал свои функции. Так, например память восстановилась полностью. Это очень порадовало следователя, который вёл уголовное дело о разбойном нападении на меня, а ещё больше порадовало меня самого. Я отчётливо вспомнил, что во время беседы с Марией Яковлевной Гуськовой кто-то вежливо постучал в дверь купе.

Я был твёрдо уверен, что так вежливо скребётся только проводница, поэтому дверь распахнул сразу и без лишних вопросов. Дальше память моя ничего не фиксировала, потому, как удар кастетом по голове сработал, как хороший выключатель, и я «выключился» не успев рассмотреть нападавшего.

Грабители припугнули Гуськову, обыскали моё бесчувственное тело, забрали деньги, служебное удостоверение и мой любимый английский саквояж. Больше в купе брать было нечего: Гуськова даже серёжек не наносила.

Моя попутчица, разумеется, воспользовалась случаем и сошла на первой же станции. Установить её местонахождение, как сказано в ответе на «Отдельное поручение» следователя в Управление уголовного розыска, «…в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий не представилось возможным».

Перед самой выпиской следователь вновь навестил меня, и сообщил, что три дня назад в Орехово-Зуево, во время проведения операции по поиску угнанных автомобилей, был задержан гражданин Белевич, ранее неоднократно судимый.

На этот раз Белевича подвела собственная физиономия. И хотя документы на автомобиль были в порядке, у патрульного офицера ГАИ возникло законное подозрение, что водитель с рожей закоренелого уголовника не может являться владельцем дорогого спортивного автомобиля, тем более несерьёзного жёлтого цвета.

Белевича поставили в позу и обыскали. В заднем кармане брюк горе-грабителя было обнаружено удостоверение офицера ФСБ на имя Каледина Кантемира Константиновича, с неумело переклеенной фотографией, а под подкладкой кожаной куртки – немецкий кастет, произведённый на одном из Крупповских заводов ещё в годы Второй мировой войны, о чём свидетельствовало фирменное клеймо на кастете.

Дело раскрыто, осталось установить местонахождение подельника, найти проданный на рынке кожаный саквояж и приобщить в качестве вещественного доказательства к уголовному делу, ну и ещё кое-какие процессуальные мелочи.

– Белевич пока молчит, надеется, что обвинение предъявят по первой части статьи, то есть без участия в разбое группы лиц, – поделился соображениями следователь, – но это пока мы его подельника не зацепили. А как только я сведу их на очной ставке, по опыту знаю, что начнут валить вину друг на друга. Оно и понятно: никому не хочется по делу в качестве «паровоза», то бишь организатора, проходить – срок больше, сидеть дольше!

Из сказанного следователем я понял, что грабителям было всё равно, кого на «гоп-стоп» брать. Братва по неопытности решила, что в купейном вагоне ездят исключительно если не олигархи, то люди по состоянию кошелька близкие к ним. Каково же было их разочарование, когда они обнаружили, что в вагоне занято всего три купе, и едут в них люди среднего достатка. В двух предыдущих купе ехали ветераны труда и женщины с детьми, которым и угрожать не пришлось. Бедняги отдали последнее, что у них было, включая жареную курицу. Братки курицу взяли, а зло за неудавшийся налёт выместили на молодом мужчине из третьего купе, то есть на мне.

На этот раз всё обошлось малой кровью: медицинская комиссия признала меня годным для дальнейшего прохождения службы и рекомендовала двухнедельный восстановительный курс в подведомственном санатории. Выписали меня в середине июля, и я уже предвкушал встречу с ласковой морской волной и не менее ласковыми особями женского пола, кои гнездятся на берегах Чёрного моря в этот период особенно густо.

Вечером перед самым отъездом я включил телевизор, посмотрел последние новости, и понял, что встреча с морской волной откладывается на неопределённое время.

– Владимир Афанасьевич, меня выписали, и я готов приступить к выполнению своих обязанностей, – отрапортовал я в телефонную трубку, как только услышал знакомые обертоны начальственного голоса.

– Жду Вас, полковник, с нетерпением, – проскрипел в ответ Баринов и отключился. Впрочем, что мне делать дальше, я знал и без его благословенья.

Нехорошее предчувствие поселилось в моей душе ещё накануне отъезда в Питер. Помнится, я сказал об этом Баринову.

– Официально проверку Черемизовского рынка я Вам не поручал. Остальное, полковник, пусть Вас не волнует! – услышал я в ответ, после чего послушно взял под козырёк и побежал оформлять командировочные документы. И словно в отместку за невнимание к своей особе, Черемизовский заявил о себе в ультимативной форме: пролилась первая кровь, и, судя по всему не последняя.

Постановление Правительства г. Москвы «О наведении порядка в сфере торговли» вышло в конце мая. По сути дела, это был ультиматум, так как навести хоть какой-то порядок на территории Черемизовского рынка было невозможно: рынок жил своей жизнью и по своим законам. Среди работников рынка упорно циркулировал слух о том, что инициатором злосчастного Постановления явился некий влиятельный чиновник из Аппарата Президента, известный в народе под псевдонимом Таненбаум.

Кто именно скрывается под этим странным именем, так и осталось тайной за семью печатями, но произносили этот псевдоним шёпотом, многозначительно намекая на широкие полномочия таинственного чиновника и его связи с криминальным миром.

Владелец Черемизовского рынка Сталик Джабраилов тоже не был ангелом, и его связи в мире криминала были обширные, но единственное, что он смог узнать по своим каналам, было подтверждение, что инициатором сноса Черемизовского рынка действительно является некий Таненбаум.

К середине июня слух о сносе рынка стал крепнуть и расширяться. Джабраилов понял, что эту партию он проиграл, и, не дожидаясь печального финала, укатил в Арабские Эмираты. Администрация рынка и многочисленные частные предприниматели, кормившиеся своим маленьким, но доходным бизнесом на «Черемизе», оказались предоставленными воле Провидения и Московского Правительства.

Лишившись высокого покровителя, они принялись лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Самые опытные стали сворачивать торговые палатки и спешно перебираться на другие вещевые рынки Москвы и Подмосковья, а самые продвинутые сколотили инициативную группу и начали забрасывать суды и прокуратуру жалобами.

Вершиной их коллективного творчества явилось «Открытое письмо Правительству г. Москвы», которое было напечатано во всех местных газетах и даже появилось в социальных сетях. Однако Правительство Москвы этот коллективный «крик души» проигнорировало, а прокуратура ответила письмом на официальном бланке, что никакого нарушения законности в действиях мэра и правительства г. Москвы не усматривает.

Такое казённое отношение к проблемам частных предпринимателей подтолкнуло наиболее радикально настроенных бизнесменов к ответным действиям.

За три дня до обещанного начала сноса Черемизовского рынка Москву всколыхнуло сообщение о похищении богатого бездельника и прожигателя жизни Аркадия Николаевича Бояринцева.

Короткой летней ночью неизвестные лица тайно проникли на охраняемую территорию особняка, где в неге и безделье коротал юные годы Аркашка Бояринцев, перестреляли охрану, а самого владельца особняка увезли в неизвестном направлении.

В живых остались только начальник охраны и приглашённая из службы эскорта девушка. Эту сладкую парочку, спящую в обнимку на дне огромного сундука вместе с театральным реквизитом, обнаружили прибывшие на место происшествия полицейские.

Ответственность за похищение внебрачного сына крупного чиновника, скрывающегося под именем Таненбаум, взяли на себя неизвестные ранее «Патриоты России». Под угрозой смерти заложника «Патриоты» потребовали, чтобы Московское правительство приостановило процесс сноса рынка и вступило в переговоры с представителями инициативной группы.

О том, что Аркашка Бояринцев внебрачный сын богатого папочки, знали все. Каких-то весомых доказательств, что этим самым богатым папочкой является гений злодейства Таненбаум, разумеется, у «Патриотов» не было, поэтому широко афишируемую похитителями угрозу расправы над чудаковатым, но невинным Аркашей все сочли блефом чистой воды.

Когда через три дня бульдозеры в сопровождении полицейских нарядов въехали на опустевшую территорию рынка, их ждал неприятный сюрприз: посреди рыночной площади, на самой вершине рукотворной пирамиды, сложенной из картонных, испачканных запёкшейся кровью, ящиков, лежала отрезанная мужская голова. Голова закатившимися глазами равнодушно взирала на суетный мир живых, и уголки её губ были скорбно опущены.

Полицейские совместно с судебно-медицинскими экспертами быстро идентифицировали труп, вернее то, что от него осталось. Потерпевшим, как и предполагали, оказался ранее похищенный гражданин Бояринцев, которого не спасло и мифическое родство с таинственным и опасным Таненбаумом.

После того, как следственно-оперативная группа закончила свою работу, и окровавленную голову увезли в морг, бульдозеры с остервенением стали крушить и утюжить территорию рынка.

Московские власти эту битву выиграли малой кровью: Черемизовский пал, а о погибшем заложнике уже никто и не вспоминал.

А что вы хотели – это Москва!

Сразу после звонка Баринову я поехал на службу, но не в свой кабинет с одиноко стоящим на подоконнике кактусом, а в телецентр «Останкино». Моё удостоверение внушало гражданским лицам уважение, и начальник охраны телецентра, узнав, в чём дело, приказал выписать пропуск и лично проводил меня в редакцию новостей.

В огромном, но плотно заставленном аппаратурой помещении, он отыскал ответственного редактора и коротко, но доходчиво разъяснил ему, что проводимое мной расследование является делом государственной важности. Редактор, коим оказался бородатый молодой человек с умным, но усталым взглядом, сразу понял, о каком сюжете идёт речь, и провёл меня в комнату, где монтировали последние новости.

– Я хорошо помню этот репортаж, – заверил меня ответственный редактор. – Его Олежка Моргунов делал, а я его в тот день в эфир выпускал! У нас здесь что-то вроде небольшого архива, сейчас нужную кассету отыщем!

Я дважды просмотрел репортаж об открытии очередной ветки газопровода «Северный путь». Гуськова не солгала: за спинами членов правительственной делегации знакомый мне чиновник высокого ранга пытался укрыться от объективов телекамер. Я смотрел на его поджарую фигуру и никак не мог поверить, что передо мной тот самый господин «Т». В этой роли я мог представить кого угодно, но только не его.

Где-то в глубине сознания ещё теплилась надежда на то, что я ошибаюсь, но она была до того ничтожной, что ею смело можно было пренебречь.

– Сделайте мне распечатку вот этого кадра, – ткнул я пальцем в экран, – потом вот этого… и вот этого, где товарищ смотрит прямо в объектив, – попросил я редактора.

– Да не проблема! – заверил меня бородач. – Сейчас сделаем.

В «розовый» особнячок я приехал прямо из Останкино. Здесь всё было, как всегда: лёгкая расслабляющая музыка, женский игривый смех, много дорогого алкоголя, и приторный, реально осязаемый привкус вседозволенности.

– Мне срочно нужна госпожа Гварнери, Элеонора Гварнери! – категорично заявил я хозяйке «розового» особняка.

– У меня есть её телефон, но я не знаю, под каким предлогом мне её для Вас вызвать, – прикусив нижнюю губу, призналась Эссенция.

– Скажите, что у Вас полнейший форс-мажор! Подробности не для телефонного разговора, пускай немедленно приезжает.

Эссенция кивнула, щёлкнула крышкой сотового телефона последней модели и, отойдя в сторону, что-то стала наговаривать в трубку приятным, но немного встревоженным голосом.

– Она сейчас будет! – заверила меня «розовая» баронесса и спрятала отделанный хромом брусочек телефона в карман лёгкого, ажурной вязки, жакета.

Госпожа Гварнери приехала через четверть часа.

– Что-то я не наблюдаю паники на корабле! – пошутила она, войдя в просторный зал, и встретилась взглядом со мной.

Я ей сразу не понравился. Это было видно по её лицу.

– Видимо, я не ошибусь, предположив, что никакого форс-мажора нет! – заключила она, бросив укоризненный взгляд в сторону хозяйки дома. – Меня просто выманили и, судя по волевому лицу незнакомца, выманили на встречу с представителем властных структур.

Настроение у меня было препоганое, поэтому я не стал кокетничать, а сразу достал удостоверение и поднёс к глазам сорокалетней женщины.

– Знаете, я даже без удостоверения сразу поняла, что Вы из ФСБ, – заявила Элеонора, усаживаясь в мягкое кресло.

– Почему?

– Смешной вопрос. Какой мужчина, находясь в трезвом уме и здравой памяти, решится явиться в обитель лесбиянок? Ответ: только бандит или офицер ФСБ. Бандиты сюда не заглядывают – брезгуют, значит, Вы из ФСБ!

– А может, я из полиции?

– Нет, что Вы! – усмехнулась Гварнери. – Полицейские по одному сюда не заходят. Они прибывают следственно-оперативной группой в полном составе, да ещё усиленной нарядом ОМОНа. Видимо, опасаются проявлений сексуального терроризма! Так о чём пойдёт разговор?

Я молча достал распечатанные час назад в редакции новостей фотографии и разложил их на кофейном столике в ряд.

– У меня к Вам только один вопрос, – заявил я собеседнице, глядя ей прямо глаза. – Вы на него ответите, и я сразу уйду.

– Я так понимаю, что встреча у нас неофициальная, и я на ваши вопросы могу не отвечать, – попыталась «прощупать» мою позицию опытная женщина.

– Можете! – согласился я. – Однако в этом случае мы уйдём из этого дома вместе. Догадываетесь, куда?

– Это называется «оказать на подследственного психологическое давление», – заявила Элеонора.

– Вы, госпожа Гварнери, не подследственная, поэтому я никакого нарушения в своих действиях не усматриваю, но если Вы настаиваете…

– Не настаиваю! Вас не переспоришь! Задавайте свой вопрос.

– В таком случае прошу Вас взглянуть на фотографии и указать на тех лиц, которые Вам знакомы или Вы их когда-то раньше видели.

Фотографии я расположил таким образом, что личность господина «Т» на первой фотографии размещалась с левого края, на второй фотографии – по центру, а на последней – справа, у самого обреза.

Элеонора не стала брать фотографии в руки и тем самым облегчила наблюдение за её глазами. Я видел, как её взгляд пробежал по всем трём фотоснимкам, как на долю секунды распахнулись её ресницы, и как потом она сузила глаза.

Через несколько секунд, справившись с волнением, она ещё раз, более внимательно, рассмотрела все три снимка, неосознанно задерживая взгляд именно на том месте, где на фото изображён её куратор.

– Ничем не могу Вам помочь, полковник, – ледяным тоном произнесла она, откинувшись на спинку кресла. – Я никого не узнаю.

– И не надо! – ответил я в той же тональности. – Вы мне очень помогли!

Одним движением руки я сгрёб фотографии со столешницы и спрятал в нагрудный карман костюма.

– Всё? Я свободна? – не скрывая облегчения, промурлыкала Элеонора.

– До определённых пределов, – бросил я через плечо и направился к выходу.

Глава 16. Момент истины

Ночь просочилась в кабинет через неплотно задёрнутые шторы и чернильным пятном расплылась по давно не циклёванному паркету. Я сидел в полутёмном кабинете за письменным столом, тупо смотрел на белеющий в сумраке телефонный аппарат, и ждал. Я ждал, а телефон упорно хранил молчание. Ровно в 22 часа я понял, что время вышло, и ответный ход за мной.

– Гварнери уже должна предупредить своего босса о нашей встрече с ней и о моём интересе к нему лично, – прикинул я. – Тем лучше! Легче объясняться.

По правилам, я должен был доложить своему непосредственному начальнику о полученной мной в отношении Таненбаума новой информации и дальше действовать по его указке. Должен, но я сознательно этого не сделал.

Я знал, что Баринов не одобрит мой план. Более того, я подозревал, что от дальнейшего ведения расследования он меня отстранит: проскрипит пару поощрительных фраз в мой адрес, и скажет, что дальнейшей работой займутся другие специалисты. Получается: мавр сделал своё дело, мавр может.… Нет! И ещё раз – нет! Я слишком долго шёл к этому финалу: меня били кастетом по голове, взрывали в метро, травили наркотиками, и после всего этого я должен послушно отойти в сторону, и наблюдать, как точку в операции «Таненбаум» ставят сотрудники, которых подключили к операции на её завершающем этапе. Не будет этого!

Три часа назад я вошёл в свой кабинет, сел за стол и написал на имя Директора ФСБ рапорт о своих дальнейших действиях. Рапорт я в секретариат не отнёс, а вместе с фотографиями запечатал в конверт.

«Вскрыть в случае моей смерти», – размашисто начертал я на лицевой части конверта и спрятал в сейф.

– Если со мной что-нибудь случится, то следователь и мои друзья-коллеги начнут проверять содержимое письменного стола, компьютера и обязательно проверят сейф, – решил я, и на нижнюю полку сейфа положил кобуру с пистолетом. О том, что на встречу я пойду без оружия и без диктофона, я решил давно. Таненбаум не настолько наивен, чтобы оставить после нашей с ним беседы какие-либо следы.

Наличие у меня пистолета предполагает вариант моего устранения прямо во время «дружеской» встречи и представление моего неостывшего трупа как вынужденное проявление самозащиты.

– Всё! – сказал я вслух. – Пора звонить! – и, вынув ключ из замочной скважины сейфа, бросил на полированную столешницу письменного стола.

Абонент ответил сразу, как будто ждал звонка.

– Надо встретиться, – лаконично заявил я.

– Вы в этом твёрдо уверены, полковник? – спросил знакомый мужской голос. – Знания умножают скорбь!

– Ничего, как-нибудь переживу.

– Ну, как хотите! Где предпочитаете провести встречу – на вашей или на моей территории?

– На нейтральной. На Новом Арбате есть маленькое кафе «Охотничье». Там тихо, уютно, и нам никто не помешает. Я заказал третий столик от входа.

– Хорошо. Я буду там через полчаса.

Несмотря на поздний час, в кафе было многолюдно.

– Москва никогда не спит, – с улыбкой заметил официант, заметив моё недоумение. – Что будете заказывать?

– Водки!

– Сколько?

– Много, а впрочем, пока откройте и принесите одну бутылку, а дальше как получится.

– Я Вас понял. Из закусок рекомендую карпаччо из…

– Не надо! Ничего заморского не надо! Принесите солёных огурцов, капусты кисленькой, если имеется.

– Квашеная, с клюквой? Имеется!

– Очень хорошо.

– Горячее заказывать будете?

– Будем! Стейк, две порции.

– Хорошо прожаренный, или с кровью?

– Или с кровью! И ещё: принесите чёрного хлеба, лучше «Бородинского», и чтоб был нарезан крупными ломтями, по-русски!

– Сделаем! – заверил официант и скрылся на закрытой от глаз посетителей территории – на кухне.

Через пять минут на столе появились открытая бутылка водки «Ни пуха, ни пера», чёрный, нарезанный крупными ломтями, хлеб, довольно объёмная стеклянная салатница с солёной капустой и нарезанными колечками огурцами.

– Горячее когда подавать? – поинтересовался бойкий официант, наливая в рюмку холодную водку. – Минут через сорок?

– Тебя, юноша, как зовут?

– Извините, я не представился. Меня зовут Андрей, на весь сегодняшний вечер я ваш официант. Кстати, мы работаем до последнего клиента, и если ваша встреча затянется, мы подождём. Так когда подавать горячее?

– Горячее? Вот что, Андрюша, ты как увидишь, что обстановка за столиком начинает накаляться, так сразу горячее и неси.

– Понимаю, а водку?

– Да как бутылка опустеет, так сразу и неси следующую! – раздался знакомый голос за моей спиной. – У нас с коллегой сегодня не простой разговор, так что трезвость нам обоим сегодня противопоказана.

– Здравствуйте, полковник!

– И Вам не хворать Нестор Петрович. И как это я Вас просмотрел?

– Опыт, мой юный друг! Его не пропьёшь! Вы ведь ждали меня со стороны входной двери, поэтому и сели к входу лицом. Я же зашёл через чёрный ход, поэтому незаметно оказался у Вас за спиной.

– Это не столько Ваш опыт, сколько моя ошибка.

– Одно другого не исключает. Полковник, пока мы не приступили к главной теме нашего вечернего рандеву, предлагаю выпить по маленькой.

– Принимается, только не обессудьте: чокаться с Вами я не буду.

– Это как-то не по-русски: не чокаясь, пьют только на поминках. Мы что, сегодня кого-то похоронили?

– Таненбаума! Знакомое имя?

– Знакомое, – вздохнул Нестор Петрович и опрокинул в себя рюмку ледяной водки. Его примеру последовал и я. Рождественский закусил квашеной капустой, прихватив её щепотью прямо из салатницы. – Огурцы зря порезали, – заметил он, аппетитно хрустя капустой. – Самый смак, когда огурчик целый! Я не спросил: а за чей счёт сегодняшний банкет?

– А вот кто в живых после ужина останется, тот за всё и заплатит! – предложил я.

– Значит, счёт пополам, – заключил Рождественский, и налил водки мне и себе. – Чокаться Вы со мной не хотите – ваше дело, но правила приличия соблюсти надо: не будем же мы каждый себе водку наливать, это как-то по-жлобски! Выпьем!

– Выпьем! – и я опрокинул в себя вторую рюмку водки.

– Значит, говорите, что Таненбаум мёртв? – переспросил отставной разведчик, занюхивая водку кусочком «Бородинского».

– Дайте угадаю! Сейчас Вы в ответ процитируете Марка Твена, дескать, слухи о его смерти сильно преувеличены. Так?

– Это штамп, полковник, а я, как Вы успели заметить, по трафарету не работаю. Могу процитировать фразу из фильма «Город мастеров». Помните, там герцогу докладывают, что его злейший враг, Метельщик, убит, и по всему городу разносится гнусавый крик: «Умер проклятый Метельщик! Умер»!

– А он, значит, оказывается живым?

– Судя по вашему вопросу, Вы этот фильм не смотрели. Метельщик оказался жив, так же, как и упомянутый Вами Таненбаум.

– Естественно, Вы же пока не умерли!

– Горячее можно нести? – раздался вдруг голос официанта.

– Немного позже, молодой человек, но раз Вы подошли, принесите нам нарезку из копчёного сала.

– К сожалению, копчёного сала у нас нет, могу предложить нарезку из копчёной грудинки.

– Пусть будет грудинка. Несите!

– Неужели Вы, полковник, до сих пор не поняли, что Таненбаум не может умереть, – назидательным тоном произнёс мой собутыльник, после того как официант отошёл от столика. – Вы напрасно считаете, что я и Таненбаум – один человек.

– А разве нет?

– Таненбаум – не человек, это созданная мной система законспирированных высококлассных исполнителей. Не торопитесь с выводами! – поднял руку Рождественский. – Исполнители – не то, о чём Вы подумали! Хотя, не скрою, среди исполнителей есть и профессиональные ликвидаторы.

– Вы хотели сказать, наёмные убийцы.

– Называйте, как хотите! Сути дела это не меняет. Так вот, исполнителем может быть человек любой профессии: экономист, врач, программист, полицейский, туроператор, начальник железнодорожной станции, водитель такси, официант… Условие одно: исполнитель должен быть в своей профессии лучшим! Если программист, он должен уметь составлять не только программы, но и вскрывать чужие коды, а если потребуется, то и запустить «вирус». Если полицейский, то должен быть опером, как говорится от бога, и если мне потребуется, этот опер должен отыскать хоть чёрта в пекле. Ну и так далее. Исполнители разбросаны по регионам и друг с другом не знакомы. Со всеми заключён бессрочный договор на оказание специфических услуг от имени некой фирмы…

– Дайте угадаю. От имени фирмы «Таненбаум»?

– Вот именно. Все эти люди у меня на окладе, и если потребуется, я за короткий срок могу мобилизовать их всех, и они выполнят любую поставленную задачу. Я не преувеличиваю: любую, начиная от ликвидации неуловимого маньяка, и заканчивая…

– Государственным переворотом! – перебил я его.

– …и заканчивая государственным переворотом, – спокойно повторил Рождественский. – Причём не только в своей стране.

– Например, в Германии. Я угадал?

– Если Вы имеете в виду покушение на канцлера ФРГ, то государственный переворот я не планировал.

– Зачем же тогда Вам была нужна её смерть?

– Смерть нужна для того, чтобы продолжалась жизнь.

– Загадками говорите, Нестор Петрович. На красивые обороты речи потянуло? Чью жизнь Вы имели в виду?

– Прежде всего свою, моих исполнителей, вашу жизнь, и жизнь ещё многих и многих граждан, которые и понятия не имеют о наших с вами проблемах, а жить хотят хорошо.

– Это их право.

– Да-а, так уж в России-матушке испокон веков повелось, что права свои мы хорошо знаем, чего нельзя сказать об обязанностях, – задумчиво произнёс Рождественский и наполнил обе рюмки водкой до краёв. – Вы не задумывались, полковник, что бы было с Россией, если бы Германия отказала Греции в очередном кредите?

– Нет, не задумывался! Вопрос, так сказать, не по окладу. Однако я представляю себе тот хаос в мировой экономике, который наступит в случае развала Евросоюза.

– Ну да, совсем забыл! Вы же вместе со мной были в Петербурге на экономическом форуме и слушали выступление академика Силуянова. Лично я ничего не имею против фрау Анны Вернер, но как политик Неустрашимая Анна перешла мне дорогу. Её присутствие на саммите в Париже меняло расклад сил не в нашу пользу: получив очередной многомиллионный транш Греция, а значит, и вся объединённая Европа, оставались на плаву.

– А Вам, Нестор Петрович, нужен был вселенский хаос!

– Не вселенский, а европейский! Представьте себе: канцлер ФРГ Анна Вернер не прибывает на саммит в Париже по причине собственной смерти, европейские партнёры без её кошелька и её жёсткой руки перессорились бы между собой в первый же день саммита, и ни о каком долларовом транше для Греции не могло быть и речи. После выхода Греции из Евросоюза должен был последовать «эффект домино», и кризис стал бы накрывать европейские страны одну за одной. Крах Евросоюза явился бы предвестником второй, более жёсткой волны мирового кризиса. Дальнейшие события должны были развиваться уже по моему сценарию, основанному на прогнозе академика Силуянова. Разница между прогнозом Силуянова и моим сценарием лишь в том, что рухнула бы только экономика Европы, Россия, учитывая её огромные запасы углеводородного сырья и других полезных ископаемых, оказалась бы в этом море экономического хаоса островом стабильности. У европейцев, чтобы выжить в этой ситуации был бы только один выход: они добровольно присоединиться к России. Возможно, это произошло бы в рамках нового экономического союза, а возможно, бывшие советские республики Литва, Эстония, Украина, вновь вернулись бы под крыло России-матушки, а там, глядишь, их примеру последовали бы и другие наиболее пострадавшие в результате кризиса страны. Вот так бы и началось возрождение великой Российской империи! Однако всё решил один неточный выстрел: Неустрашимая Анна уцелела, более того, отправилась в Париж, где и добилась выдачи для Греции очередного денежного транша. Момент был упущен, и Евросоюз устоял. Дальнейшая разработка этой темы уже не представляла интереса и была нецелесообразна.

– Именно тогда Вы потеряли интерес к господину Китаеву и его фирме «Три слона», за счёт которой намеревались построить в Сибири резиденцию «Полярная звезда», где можно переждать в комфорте и неге мировой катаклизм!

– Не потерял, а временно отложил реализацию проекта. Через полгода я вновь послал ему письмо, но в этом случае я преследовал сразу две цели: начать строительство «Полярной звезды» и расшевелить Вас, полковник. Я знал, что Китаев обратится за помощью именно к Вам, поэтому с его помощью решил дать Вам ложную цель. И как видите – получилось.

– Частично. Я не купился на ваш сибирский проект, а подсунул текст письма нашим аналитикам.

– И что такого интересного выдали ваши яйцеголовые мыслители?

– По построению фраз и речевым оборотам они установили, что данный текст составлен лицом, имеющим опыт работы с шифрограммами.

– Ну и что в этом такого?

– По большому счёту ничего, но я сопоставил несколько предположений, и получилось, что Таненбаум – бывший «силовик», имеющий опыт работы во внешней разведке, и что он периодически появляется в свите Президента. Как видите, я подобрался к Вам близко, даже очень близко! Круг сузился, и теоретически Вас можно было вычислить.

– Именно такого поворота событий я и боялся! – вздохнул Рождественский. – Я знал, что Вы дотошный оперативник, и рано или поздно сможете выйти на след. Поэтому и поручил Вас Кармен.

– Поручили вашему штатному «ликвидатору». Она тоже не должна была меня убить? Вы ей приказали только припугнуть меня?

– Зря иронизируете, полковник! Кармен действительно не должна была Вас убить, хотя этот вариант проще и надёжней. Она должна была скомпрометировать Вас, а заодно и получить от Вас кое-какую информацию. Надо отдать Вам должное полковник: ваш рассказ, который Кармен по моей просьбе записала на диктофон, мне понравился. Вы работали нестандартно, я сказал бы, рисково и с выдумкой!

– Один вопрос!

– Спрашивайте.

– Зачем Вы убрали Воронцова?

– Какого Воронцова?

– Николая Аркадьевича Воронцова, чиновника из Аппарата Президента.

– Да-да, припоминаю этот случай. Поверьте, здесь я абсолютно ни при чём! В президентском «серпентарии» у Воронцова были какие-то свои «заморочки», вот кто-то и нанял Кармен сделать грязную работу, а она не отказалась подзаработать на стороне. Я не сторонник, чтобы исполнители рисковали головами и «светились» без моего приказа, но с Воронцовым получилось именно так.

– А к ликвидации сексуального маньяка тоже не имеете никакого отношения?

– Это один-единственный случай, когда я воспользовался услугами исполнителей в личных целях: изнасиловали мою несовершеннолетнюю родственницу…

– Цаплину Олю?

– Вы и об этом знаете? Можно сказать, я удивлён. Так вот, когда я узнал о произошедшем с ней несчастье, я сгоряча поднял всех исполнителей, даже в соседнем регионе, и, как оказалось, не зря! Исполнитель из Екатеринбурга случайно опознал в фотороботе бывшего сослуживца, ну а установить его местонахождение, было делом времени.

– Ликвидацию Шоколадника Вы поручили боевым пловцам?

– В тот момент это решение мне казалось удачным. Они ребята боевые, этого у них не отнять, но, как выяснилось, на земле их лучше не использовать: наследили, как школьники на перемене!