Незваные гости Марр Мелисса
«Держись подальше от мисс Рид», — рыкнул Аджани; в этот момент он казался истинным чудовищем, не то что обычно. Перед ним стоял на коленях человек, которого держали двое охранников. Она не видела его лица, но смутно подозревала, что знает его.
Аджани повернулся к третьему охраннику.
«Заставьте его помучиться, но я хочу, чтобы он выздоровел, прежде чем мы отправимся в Виселицы».
Она повторяла себе, что это лишь воспоминания, что это происходит не сейчас, но, когда она увидела, как охранники принялись лупить его, ей захотелось закрыть глаза. Она слышала шипение горящей человеческой плоти, крики, звуки ударов, и видела, как он лишился сознания от боли. Когда его выпустили, он повалился навзничь, и она увидела лицо. Оно опухло от побоев, было покрыто синяками и перепачкано кровью, но не узнать его она не смогла.
— Дэниел, — прошептала она вслух.
— Он ослушался своего хозяина, — сказал ей Гаруда.
Китти заставила себя пробежаться по другим нитям в поисках связей между Аджани и монахами, но так ничего и не нашла. Она еще раз, при других обстоятельствах, увидела монахов с правителем, но так и не увидела их с Аджани. Тот появлялся еще несколько раз, но мельком и редко. В конце концов ее связь с кланом Гаруды начала слабеть, а ей стало ясно, что Аджани знал о том, что кровососы следят за ним, и потому показывал им лишь то, что, по его мнению, следовало знать Гаруде.
— Не понимаю, почему он… почему я?
— Потому что Аджани знает, что ты, Кэтрин, такая же, как и он.
— Почему?
— Не знаю, — вслух ответил Гаруда. Теперь прервалась ее связь не только с кланом, но и с ним, а она почувствовала приступ боли — чужой боли.
Китти вдруг осознала, что только что произошло нечто беспрецедентное — такое, что довело до изнеможения самого Гаруду. И что он держится на ногах лишь благодаря силе воли.
Стоя на коленях, она смотрела на него снизу вверх и никак не могла заговорить вслух. Переход к обычной речи вдруг показался ей неприятным и утомительным.
— Я видела, — сказала она, — у меня есть пара вопросов к правителю.
Джек перевел взгляд с нее на Гаруду.
— Тебя не затруднит объяснить, что происходит?
— Кэтрин сама решит, что сообщить тебе. Существует непререкаемый закон, позволяющий мне говорить со своими сородичами, но не с тобой. — Гаруда взглянул на запястье стоявшего радом с ним кровососа, и тот без колебания поднес руку к губам своего господина.
Гаруда пил и поглядывал на Китти, а она впервые увидела в том, как кровосос помогал Гаруде восполнить растраченную энергию, что-то красивое. Его действия казались естественными — и трогательными. Как всегда после применения магии, она чувствовала сильную усталость, но сейчас к ней прибавилось нечто вроде легкого отравления. Восстановив в памяти последний миг своей связи с кланом, она поняла, что Гаруда, прежде чем прервать связь, направил в ее сторону поток энергии. Она улыбнулась старому кровососу; ей становилось все яснее, что все минувшие годы она была несправедлива к нему. Он отдал ей столько сил, что она сможет сама вернуться в Виселицы.
Джек, естественно, не знал о поступке Гаруды и протянул сестре руку, чтобы помочь подняться. Она встала и, опираясь на Джека, сказала:
— Монахи сотрудничают с правителем, и Аджани тоже посещает правителя. — Она сделала паузу, подбирая слова, которые лучше передали бы то, что она еще не сказала. — Он… Аджани знает, что кровососы следят за ним, и все же не препятствует им.
Необходимо было рассказать Джеку и о том, как издевались над Дэниелом, но она не хотела слишком удручать его подробностями сверх необходимого и потому ограничилась двумя короткими фразами:
— Аджани пытал Дэнни. Из-за меня.
— Что-что? — удивился Джек.
— Пытал его. Жег огнем, избивал… — Она попыталась выкинуть из головы то, что недавно увидела. — Джек, не зря Дэнни меня предупреждал. Мы не умираем насовсем, но если Аджани доберется до меня, я придумаю, как это сделать. Я просто… просто не перенесу того, что он делал с Дэнни. И все из-за меня.
Гаруда отлепил губы от запястья второго кровососа.
— Нет. Не из-за тебя. — Он вытер рот платком. — Аджани сделал это для того, чтобы припугнуть свою челядь. Твой Дэниел узнал, чего стоит разговор с тобой.
Китти взглянула на Гаруду и пробормотала:
— Спасибо тебе… за все.
Тот коротко поклонился.
— Я убью его, — прорычал Джек.
— Аджани или правителя?
— Их обоих, их всех… даже не знаю, как сказать. — Джек недовольно фыркнул. — Если монахи работают на правителя и Соанес встречается с Аджани… Да, я терпеть не могу Дэниела, но не стану стоять в стороне, зная, что его пытают. Как-никак, Дэниел был одним из нас. Пусть сейчас он не с нами, но мучить нельзя никого — тем более за то, что он ищет встречи с тобой.
— О, я была бы рада убить Аджани, — ответила Китти. — И если бы знала, как это сделать, то убила бы его давным-давно. А вот правителю Соанесу мы должны все же дать возможность объясниться, прежде чем будем делать выводы.
Растерянное выражение лица Джека чуть не рассмешило ее.
— Ты призываешь к осторожности? — Он взглянул на Гаруду. — Это твои штучки?
— Возможно, Кэтрин ощущает следы того спокойствия, которое я послал ей, когда разорвал контакт, — ответил Гаруда, как показалось Китти, обиженным тоном.
— Я способна читать эмоции кровососов, — мягко сказала она. Осознание своей неправоты изрядно потрясло ее. — Я прежде и не думала, что у вас вообще есть эмоции.
Гаруда рассмеялся; этот звук наяву прозвучал ничуть не менее странно, чем в ее голове.
— Думаешь, почему мы держим наших новорожденных в такой строгости? Для того чтобы научиться владеть столь сильными эмоциями, нужно немало времени.
— Мы с тобой… нам нужно хорошо поговорить. Думаю, что я кое-что узнаю. Много чего. — Китти качнула головой в сторону кровососа. — Готова поручиться.
— Если бы я не добивался этого столько лет, то, наверно, испугался бы, — весело ответил Гаруда.
Он шутит?
— Прошу прощения, — твердо сказала Китти, глядя ему в глаза. — Я столько лет обращалась с тобой как последняя дрянь.
— Страх то и дело заставляет нас делать глупости. — Гаруда выразительно улыбнулся.
Китти снова покачала головой и обратилась к Джеку:
— А теперь, когда этот костлявый тип ответил мне на несколько вопросов и снабдил нас лекарством для Фрэнсиса, нужно заняться делами. — Глядя на удивленное лицо брата, Китти добавила: — Если это спокойствие не выветрится до встречи с правителем, то хамить для разнообразия придется тебе.
Гаруда поклонился Джеку и снова повернулся к Китти.
— На тот случай, если ты захочешь выяснить, почему же Аджани так сходит с ума по тебе, у меня найдется подарок. Уверен, что мы в конце концов сумеем найти яд, который поможет нам избавиться от обеих наших главных трудностей. Мы будем просто разговаривать через Стирра. — Он указал на кровососа, который только что помогал ему восстановить жизненные силы.
Китти тоже взглянула на Стирра, и кровосос вежливо склонил голову.
Гаруда между тем продолжал:
— Теперь, Кэтрин, он отвечает за эту область и будет следовать твоим указаниям. Если тебе понадоблюсь я или клан, скажи ему, и мы придем на помощь. Как только яд будет готов, он сообщит мне, где ты находишься, и я принесу его тебе. — Гаруда поднял руку, в которой оказался флакон. — Это вторая часть того, что будет нужно для раненого члена вашего клана. Стирр знает, как составить лекарство.
— Благодарю тебя, — искренне сказала Китти. — Я очень сожалею, что так долго ничего не понимала.
— Я знаю, — ответил Гаруда и посмотрел по очереди на Стирра и Джека. — Смотрите, чтобы с нею ничего не случилось. — С этими словами он стремительно удалился, оставив посреди пустыни брата и сестру Риды и получившего повышение кровососа, которому было поручено надзирать за этими местами.
И впервые с того дня, когда она очнулась в Пустоземье, Китти почувствовала, что действительно может сродниться с этим невероятным миром. Она ощущала эхо от взаимосвязи с сотнями кровососов, гнев из-за поступков Аджани и была глубоко уверена, что он-то никогда не заслужит возможности вступить в контакт с кланом кровососов.
ГЛАВА 31
Когда Китти, Джек и следом за ними Стирр вошли в комнату Фрэнсиса, Эдгар почти не заметил ни кровососа, ни Джека. Китти знала, что это никоим образом не означало неуважения к Стирру, но, под впечатлением обретенной связи с кровососами, она очень хотела наладить общение между старыми и новыми друзьями. Возможно, со временем это удастся. Но сейчас ей следовало думать лишь о том, как помочь Фрэнсису.
— А вот и мы, — бодро сказала она. — С лекарством и Стирром, одним из соплеменников Гаруды.
Фрэнсис кивнул, но не заговорил и не попытался сесть. Его глаза закрывала пропитанная кровью повязка; Китти чуть не охнула вслух, глядя на друга. За время, прошедшее с того момента, когда его ранили, он должен был полностью выздороветь, тем более что в крови у него имелся веррот. Но его раны продолжали кровоточить, как будто их только что нанесли. От непрерывного кровотечения Фрэнсис побледнел и сделался вялым.
— Сейчас я приготовлю лекарство. — Стирр подошел к столу, налил в кружку немного веррота и накапал туда же немного лекарства из флакона. — Сначала нужно выпить. Станет легче.
Китти налила веррота в другую кружку и поставила рядом с кроватью, на которой лежал Фрэнсис.
— Сейчас я помогу тебе сесть, чтобы ты мог выпить.
За ее спиной звучали негромкие голоса Джека и Эдгара. Джек сообщал Эдгару о том, что произошло в пустыне.
— Сейчас я приведу в порядок Мелоди и Гектора. Через час мы выходим.
Как только он вышел за дверь, в комнате воцарилось напряженное молчание. Стирр и Эдгар смотрели на Фрэнсиса. Тот трясущимися руками ставил на место опустевшую кружку.
— Кто тут остался? — спросил он.
— Эдгар, я и Стирр…
Стирр взял кружку с лекарством, но не отдал ее Китти.
— Позвольте мне.
Китти подвинулась.
— Ляг поудобнее, — обратилась она к Фрэнсису. — Он займется твоими глазами, а я подержу голову.
— Помощь требуется? — спросил Эдгар.
Она покачала головой и крепко обхватила ладонями лицо Фрэнсиса. По одной его щеке все так же текли кровь и слезы, намочившие руку Китти, как только она прикоснулась к коже больного. Она почувствовала, что и к ее глазам подступили слезы.
— Действуйте, — сказала она Стирру.
— Будет больно, — предупредил кровосос.
— Мне и без того больно, — ответил Фрэнсис, но крепко стиснул зубы, прежде чем открыть глаза. Как и все его товарищи, он за годы, проведенные в Пустоземье, не единожды испытывал сильную боль. Смерть далеко не всегда оказывалась безболезненной — как, впрочем, и воскресение после нее.
Стирр уверенной рукой налил в один из глаз Фрэнсиса несколько капель лекарства. От веррота с лекарственной добавкой глаз широко раскрылся, а Фрэнсис, не сдержавшись, вскрикнул от резкой боли. Его тело затряслось в конвульсиях, и Китти подумала, что вряд ли сможет удержать его. Напрягая все силы, чтобы он не мог мотнуть головой, она заметила, что Фрэнсис и сам старается не дергаться. Он прикусил губу, и теперь струйка крови текла и из уголка его рта.
В ту же секунду Эдгар оказался рядом с Китти и помог удерживать Фрэнсиса. Когда тот затих, Эдгар выпустил его и схватил лежавшую на комоде кобуру.
— Открой рот! — приказал он. Фрэнсис повиновался, и Эдгар всунул между его челюстями кожаный ремень.
— Держись! — прошептала Китти и кивнула Стирру, который сразу же запустил несколько капель лекарства в другой глаз. Жидкость сразу же впиталась, будто ее лили не на глазное яблоко, а на сухую тряпку. Оба зрачка расширились почти до границ радужной оболочки. В глазах остались только черный и красный цвета; глядя на это, Китти с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.
— Еще раз, — негромко сказал Стирр.
Процесс закапывания лекарства повторился, а потом глаза Фрэнсиса закрылись и он затих. Китти и Эдгар подумали было, что он умер, но оказалось, что он всего лишь лишился сознания.
— В ближайшие два дня ему нужно будет пить, а закапывание в глаза придется повторить только один раз. — Стирр подошел к стулу, который, когда они пришли, занимал Эдгар, и сел. — Утром мне понадобится ваша помощь. После этого можете идти, а я пригляжу за ним, пока его тело будет исцеляться. Он очнется лишь через несколько дней.
— Но он жив, — быстро добавила Китти, увидев, как на обычно невозмутимом лице Эдгара проступила ярость. — Он без сознания, но не мертв, он поправляется.
Стирр кивнул.
— В таком случае нам придется подождать и отправиться к правителю только утром, — сказала Китти. — Я скажу Джеку.
Эдгар несколько секунд смотрел на нее, а потом коротко сказал:
— Нет.
— Прошу прощения… — нахмурилась Китти. Теперь, позаботившись о Фрэнсисе и оставив его на попечении Стирра, она могла взяться за другие дела. А как же иначе? — Джек сейчас сильно не в своей тарелке. Я не собираюсь отпускать его одного, так что придется ему подождать и…
— Нет, — повторил Эдгар. — Пусть они идут хоть сейчас, а ты останешься со мной и будешь ждать. Твое присутствие нужно Фрэнсису, а Джек прекрасно управится вместе с остальными. Ты же, после того что случилось в пустыне, с трудом держишься на ногах. Куда тебе идти?
— Что за ч…
— Кит, если ты сейчас уйдешь, можешь прощаться со мною. Аджани свихнулся куда сильнее, чем мы думали, и, похоже, стакнулся с Соанесом, ну а Джек говорит, что ты, после того чем вы с Гарудой занимались в пустыне, не слишком ясно воспринимаешь действительность. Ты на ночь останешься здесь, или… если ты выкинешь какую-нибудь глупость, я этого не перенесу. — Эдгар вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Китти так оторопела, что пару минут стояла в полной неподвижности. Она действительно очень устала. Солгать и сказать, что это не так, она не могла, но это же не значило, что ей можно ставить ультиматумы. И все же… если бы можно было поменяться местами, она разозлилась бы ничуть не меньше, чем Эдгар. Если бы Эдгар — или Джек — в таком вот измученном состоянии собрался на встречу, которая почти наверняка закончится сражением, она тоже взбесилась бы. А уж при наличии такого множества опасностей она, пожалуй, с готовностью оглушила бы каждого из них дубиной, чтобы наверняка не смогли уйти. С какой же стати она могла бы ожидать от них иной реакции? Ладно, Джек был настолько выбит из колеи, что даже забыл посоветовать ей отдохнуть, но Эдгар, конечно, не мог не заметить очевидного.
И был совершенно прав.
Убедившись в том, что Стирр не спустит глаз с Фрэнсиса, Китти отправилась к Эдгару. Она вошла в комнату без стука и резко захлопнула за собой дверь. Эдгар как раз снимал с себя рубашку и продолжил это занятие, как будто находился в комнате один. Ни говоря ни слова, ничем не давая понять, что замечает ее присутствие, он опустил рубашку в ведро с мыльной водой. Так же молча он вытащил другую рубашку и расправил ее на лежавшей на столе каменной плите. На ведре с горячими угольями грелись два тяжелых чугунных утюга, а рядом стоял большой таз с холодной водой. Китти никогда не могла понять, каким образом ему удается убеждать содержателей гостиниц разрешать ему такие пожароопасные штучки.
Он стоял, голый до пояса, но, в своей обычной манере, держался так, будто был полностью одет. Потом он занялся рубахой, которую держал в руках. Расстелив ее на камне, он взял один из утюгов, гревшихся на ведре с углями, и лишь потом, не глядя на Китти, спросил:
— Тебе что-то нужно?
За все годы, на протяжении которых они были вместе или порознь, она не слышала от него такого небрежного, чуть ли не презрительного тона, и сейчас испугалась.
— Прощения? — вопросительно произнесла она.
Эдгар оторвал взгляд от рубашки, которую старательно гладил.
— За что? За то, что скрывала что-то от меня? За то, что рвалась на улицу, когда падала с ног от усталости после магии?
Она уставилась на него, скрестив руки на груди.
— Ладно. Пожалуй, я соглашусь, что вела себя немного опрометчиво.
Он расправил рубашку и провел по ней раскаленным утюгом.
— И все? Ты месяцами сторонишься меня и тем не менее считаешь, что я должен удовлетвориться тем, что ты признаешься в опрометчивости?
В первый момент ей захотелось повернуться и уйти, но спокойствие, которое влил в нее Гаруда, все же взяло верх.
— Да. Нет. Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
— Нет, знаешь, — возразил он.
— Я не пойду с Джеком этой ночью, — тихо сказала она.
— Это только начало. — Он несколько раз провел по рубашке утюгом и лишь после этого заговорил вновь: — Хотелось бы узнать, когда ты будешь готова поговорить обо всем остальном. Кит, я устал от всего этого, так что если ты пришла не для того, чтобы внести ясность, то… дверь у тебя за спиной. — Он для убедительности взмахнул утюгом.
Китти отвернулась, чувствуя себя едва ли лучше, чем в тот момент, когда вошла в комнату, но остановилась, еще не успев открыть дверь. Это же абсурд, и она сама погрязла в абсурде. Она резко повернулась на месте и шагнула к Эдгару.
— Возможно, я слишком близко приняла к сердцу твою смерть в прошлом году. Я просто… — Она почувствовала, что к глазам подступили слезы, и поспешно заморгала, чтобы не позволить им пролиться. — Ты был мертв, а я не могла думать ни о чем, кроме того, что мне придется вечно жить без тебя. Эдгар, я знаю, ты не поверишь, но я это знаю: я никогда не умру совсем. Я не могла отделаться от мысли, что мне придется остаться здесь без тебя, придется вечно быть несчастной.
Эдгар поднял утюг и опустил его в таз с холодной водой. Раздалось шипение, взвился пар.
— Значит, ты решила, что лучше будет, если мы оба станем несчастными?
Она промолчала; он взял второй утюг и опустил его рядом с первым. Она смотрела, как он плеснул воду на угли и поставил ведро, откуда повалил густой пар, в камин, где оно не причинило бы никакого вреда, даже опрокинувшись. Он все так же молчал и в своем непреклонном стиле ждал от нее ответа на свой вопрос. За прошедшие годы между ними произошло немало конфликтов, и она знала, что терпения у него значительно больше, чем у нее.
— Похоже, ты не хочешь посмотреть на это просто, — заметила она.
Эдгар покачал головой.
— Если бы меня влекла простота, я не влюбился бы в тебя, согласна? — Он снова указал на дверь. — Ты либо отвечай, либо уходи.
Китти отвернулась от него, шагнула к двери — и заперла ее. Потом снова повернулась к нему. В этот миг она заметила, что его лицо исказилось от боли — он, похоже, решил, что она уходит.
— Я подумала, что, если мы будем жить порознь, я перестану любить тебя и когда ты умрешь в следующий раз, то я не сломаюсь.
— Я тоже ломаюсь каждый раз, когда ты умираешь, — тихо сказал он.
Китти подошла к нему и положила обе ладони на его обнаженную грудь.
— Прости меня. Я решила, что смогу научиться жить отдельно от тебя, а потом перестану любить тебя, а потом… а потом, когда ты покинешь меня, мне будет не так больно.
— Ну и как получается? — Эдгар накрыл ее ладони своей.
— Никак не получается.
— То есть ты говоришь, что до сих пор любишь меня?
— Сам же знаешь, что люблю. И всегда любила. — Она взглянула ему в глаза и спросила: — Мы сможем вернуться к тому, что было раньше?
— Нет.
Вряд ли хоть когда-то за всю свою жизнь она была так сильно обескуражена. Почти все время, которое они прожили порознь, он пытался убедить ее вернуться к нему, а сейчас, когда она пришла к нему и сказала, что он был прав, Эдгар отвергал ее. Китти подалась назад, но он не выпустил ее рук.
Напротив, свободной рукой он обнял ее, а второй прижал чуть ниже талии.
На его лице медленно появилась та уверенная улыбка, с которой он ходил много лет, и он сказал:
— Я не хочу возвращаться к прежнему.
— Но…
— Кит, поклянись мне, — перебил он, — поклянись, что никогда больше меня не бросишь.
— Никогда, — прошептала она.
— И когда я в следующий раз попрошу тебя выйти за меня замуж, ты скажешь «да».
— Эдгар…
Китти осторожно начала высвобождаться из объятий и пятиться назад.
Поначалу Эдгар почти выпустил ее. Но потом снова притиснул к себе и приподнял.
— Говори! — потребовал он. — Я уже одиннадцать лет жду, когда же ты скажешь «да».
— Эдгар, я не гожусь в жены.
— Чушь собачья. — Он аккуратно поставил ее на пол. — Да, Кит, именно так. Я не собираюсь допустить, чтобы кто-нибудь из нас сломался окончательно, когда мы можем и должны быть вместе. Либо женитьба, либо ничего.
Она обхватила его обеими руками за шею.
— Ты не оставляешь мне выбора?
— Когда я попрошу тебя выйти за меня замуж, ты скажешь «да», — повторил Эдгар.
— Сомневаюсь, что здесь найдется подходящая церковь…
— Выходи за меня замуж. — Он почти касался ее губ своими, но, когда она попыталась поцеловать его, чтобы отвлечь его и прервать спор, отвернулся и нежно прошептал: — Кит, просто скажи «да».
— Да, — уступила она.
Эдгар приник к ее губам, легко поднял ее, сделал несколько шагов и, опустив ее на кровать, начал быстро расстегивать ее одежду. Когда он чуть отстранился и подсунул руки ей под спину, она предложила:
— Я могла бы просто задрать…
— Нет. Я очень долго был без тебя. Сейчас я хочу видеть тебя и ощущать. — Он спустил платье с ее плеч до пояса. И тут же, умелыми неторопливыми движениями, от которых она столько раз теряла голову, принялся расшнуровывать ее корсет, одновременно лаская ее и покрывая поцелуями обнажившуюся кожу.
— Я могу помочь тебе, — предложила она.
Он рассмеялся и накрыл ладонями поверх корсета ее груди.
— Мне так больше нравится.
— Ты нарочно меня мучаешь? — Она протянула руку и положила ладонь на бугор, выросший на его брюках. — Знаешь, это чревато последствиями.
Он подался вперед, чтобы лучше чувствовать ее руку.
— К счастью.
К тому времени, когда оба разделись догола, Китти уже не знала, смеяться ей или рыдать. Хотя они и провели порознь, как им обоим казалось, бесконечно много ночей, реальное ощущение близости с Эдгаром оказалось куда лучше воспоминаний. Он целовал, лизал и покусывал ее кожу, а она извивалась и охала от наслаждения. И в конце концов она громко не то вскрикнула, не то застонала, и его плоть вошла туда, где и должна была оказаться.
— Я люблю тебя, — выдохнул он.
— Я тоже люблю тебя. — Она подалась бедрами вверх, побуждая его начать движения.
Он не откликнулся на этот призыв. Вместо этого он взглянул ей в глаза сверху вниз и спросил:
— Кит, ты выйдешь за меня замуж?
— Так нечестно! — возмутилась Китти.
Он медленно отодвинулся, почти выйдя из нее, а потом с мучительной для нее медлительностью снова качнулся вперед.
— Скажи еще раз: ты будешь моей женой?
— Буду. Я стану миссис Эдгар Кордова, — пообещала она.
— Еще раз! — потребовал он.
И еще много раз он совершал движения, лишь услышав от нее это обещание.
Потом они поменялись местами, и она распласталась поверх него, чувствуя себя лучше, чем когда-либо с тех пор… с тех пор, когда она в прошлый раз была обнаженной в его объятиях.
Потом она задремала, а когда открыла глаза, он глядел на нее с таким выражением, будто был полностью доволен жизнью. Она подняла голову и тоже уставилась на него.
— И что, если бы я не пообещала выйти за тебя, ты тут же прекратил бы все это?
Он рассмеялся.
— Нет, но ведь ты редко бываешь такой уступчивой. Вот я и решил выжать из тебя обещание, пока есть возможность. — Он прижался к ней, перевернулся, так что она оказалась сверху, нежно поцеловал и добавил: — Я ведь знаю тебя, куколка. Ты ни за что не нарушишь слова.
Китти обвила Эдгара ногами, села и посмотрела на него сверху вниз.
— Полагаю, ты не думаешь, что я сразу стану покорной домохозяйкой?
— Покорность меня не привлекает. — Эдгар подхватил ее ладонями под ягодицы и приподнял, так что оказалось, что она стоит на коленях. А потом убрал руки и, глядя на нее снизу, сказал: — Я опять хочу тебя.
Китти со счастливым вздохом приняла его в себя. Ее глаза закрылись от наслаждения, она громко выдохнула и произнесла срывающимся голосом:
— Мне это нравится…
ГЛАВА 32
Не увидев Кэтрин в главном зале таверны, Джек обрадовался. Он надеялся, что Эдгар убедит ее остаться в гостинице, но, честно говоря, не был уверен, что это удастся. Если Кэтрин что-то втемяшивалось в голову, то никакая усталость не заставила бы ее отказаться от своих намерений. С навязчивой мыслью о том, что он пытается ускользнуть от неприятного разговора и что она все равно поступит по-своему, он остановился перед дверью комнаты Фрэнсиса.
Там не оказалось ни Эдгара, ни Кэтрин, а Фрэнсис, похоже, крепко спал. Стирр стоял около стены, не опираясь на нее, и следил за Фрэнсисом. Джека кровосос приветствовал почти незаметным кивком.
— Как у него дела? — спросил Джек.
— Лучше. — Стирр улыбнулся. — Он пребывает в целебном сне. Я останусь здесь с ним и буду охранять Кэтрин.
— Где она?
— Ушла со своим мужчиной. Он расстроился из-за того, что она собралась в путешествие. Они долго спорили, но в конце концов она прислушалась к его доводам.
— Они спорили здесь?
— Нет, — ответил Стирр. — В другой комнате. У меня слух острее вашего. Если ей что-то будет грозить, я услышу. Я смогу защитить и ее, и его, — он указал на Фрэнсиса, — даже не находясь с нею в одной комнате.
Джек кивнул, сделав вид, будто мысль о том, что кто-то слышит все, чем занимается Кэтрин в другой комнате, нисколько его не тревожит. Его, правда, подмывало попросить Стирра не говорить ей об «остром слухе», но, подумав, он решил, что кровосос не станет врать напрямую и Кэтрин рано или поздно обо всем узнает.
— Ну хорошо, — сказал он. — Мы выходим прямо сейчас. Если она вернется…
— Я скажу, что вы ушли.
Как только малочисленный отряд Прибывших немного углубился в просторы пустыни, где не могло оказаться посторонних ушей, Джек сообщил Мелоди и Гектору:
— Похоже, что Соанес работает на Аджани, или на братство, или на них обоих.
— Как это? — удивился Гектор.
Мелоди вздохнула и погладила ладонью короткоствольный карабин, который несла в руках, словно младенца.
— А мы его спросим.
Джек чуть не пожалел правителя, но потом вспомнил об умершей Мэри и ослепшем Фрэнсисе. Если правитель действительно пособничал монахам или Аджани, то должен был ответить за это, и если Мелоди забудет о деликатности, чтобы получить ответы на вопросы, он, Джек, определенно не будет слишком сильно винить себя. Он старался жить по справедливости, но и при борьбе за правду подчас требовалось пачкать руки.
Может быть, благодаря стремлению Мелоди поскорее всадить в кого-нибудь пулю, верроту, бурлившему в крови у каждого, или желанию самого Джека понять, что происходит, они добрались до Ковенанта за рекордно короткий срок. Оказавшись около резиденции правителя, Джек обнаружил, что владеет собой вряд ли лучше, чем в те минуты, когда он стоял посреди пустыни в обществе Кэтрин и Гаруды.
Хотя с тех пор, как Джек побывал здесь, прошло всего несколько дней, он все же не узнал мужчину, который встретил их в приемной. Порой Джеку казалось, что ему легче иметь дело с кровососами, чем с людьми, но раздражали его далеко не все люди. Труднее всего ему давалось общение с Аджани и правителем Соанесом; Гаруда же относился к весьма короткому списку персон, которым он доверял.
Мужчина, в котором определенно смешалась кровь людей и шахтеров, метнулся навстречу Джеку, протягивая обе руки.
— Мистер Рид!
Джек несколько секунд растерянно смотрел на него. Он не помнил никакой традиции, требовавшей пожимать обе руки; не было у него ни шляп, ни пальто, которые он мог бы вручить радушному незнакомцу. Так что рук он ему не протянул, и теперь уже растерялся встречавший.