Когда растает снег Березнева Дарья
Ха-ха! Поломойка, поломойка!
Последней из класса вся в слезах появляется Зоська. Бант в левой косичке развязался, волосы растрёпаны.
Катя (завязывая ей бант).
Что случилось, малышка? Опять дёргали за косички?
Зоська.
Да. (Кидается Кате на шею, прижимается к её груди.) Кать, они тебя обижают. Это несправедливо!
Катя (гладит её по голове).
Что несправедливо?
Зоська.
То, что они над тобой смеются, обзывают, дразнят. А мне обидно и я за тебя заступаюсь, потому что ты очень хорошая, Кать… И ты… ты ведь моя мама!
Катя.
Мама? Да, Зоська, да, я твоя мама! (Исступлённо целует её лицо, руки.) Спасибо тебе, спасибо!
Зоська.
За что спасибо, мам?
Катя (плача).
За то, что первый раз мамой назвала, за то, что защищаешь меня. Я тебя обещала в обиду не давать, а получается, что теперь ты моя защитница.
Под Смоленском.
Поля, лес, просёлочная дорога, за ней на холме виднеется деревушка.
На экране появляется и исчезает надпись: «Леса под Смоленском. Июнь 1945 года».
Русских военнопленных отправляют под конвоем пешим порядком в немецкие лагеря. На них порванные гимнастёрки, порты, в траве мелькают худые испачканные землёй ноги. Последним в цепи идёт Герман. Лицо его густо заросло щетиной, волосы на голове отросли по плечи. Конвойные ведут его, приставив к спине между лопаток автомат. Те из пленных, кто уже не в силах идти, отстают и падают. Конвойные считают до трёх. Если человек не поднимается, они расстреливают его. В середине цепи шум, один из русских бежит через поле к деревне. Замыкающие цепочку пленных конвойные с криком бросаются за беглецом.
Возгласы немецких солдат.
Хальт, их верде шиссен! (Стой, стрелять буду!)
Хальт, русиш швайн! (Стой, русская свинья!)
Хенде хох! (Руки вверх!)
Немцы, вскинув автоматы на плечо, по команде стреляют в бегущего русского. Парень на мгновение останавливается и падает как подкошенный, широко раскинув руки. Воспользовавшись суматохой, Герман бежит в сторону леса. Вслед ему крики и затем автоматная очередь.
В лесу.
Герман, спотыкаясь и падая, бежит по лесу. Позади него треск веток, громкие голоса, лай собак. Плечо у Германа прострелено, на груди вымокшая в крови ладанка. На бегу он сжимает её в руке и прикладывает к губам. Шум голосов нарастает, конвойные совсем близко. За его спиной слышен лай и угрожающее рычание. Оглянувшись, Герман видит бегущих к нему овчарок. Он бросается в реку и глубоко подныривает. Из лесу следом за собаками появляются немцы. Псы, ощерившись, мнутся на берегу и зло лают на реку. Остановившись, конвойные переговариваются между собой, кто-то из них указывает на поверхность реки, туда, где пузырится бело-розовая пена. Постояв ещё немного и посовещавшись, конвойные уходят. Герман показывается из воды, хватает ртом воздух. Доплывает до берега, цепляясь руками за траву, вылезает на сушу, пробует встать, но падает без сил.
Девушка из старообрядческого скита в платке и длиннополой одежде идёт по воду с вёдрами.
Девушка (поёт).
- Летел голубь, летел сизой
- Со голубицею,
- Шел удалой молодец
- С красной девицею.
Герман лежит на берегу ручья. Крупный план – его лицо в ссадинах и крови, на лбу испарина, веки смежены и чуть вздрагивают. Перед его глазами тёмный экран. Откуда-то издалека чуть брезжит свет, песня девушки, нарастая, звучит всё громче и свет разливается ярче. Вспышка света становится солнцем, и кадр плавно переходит в следующую сцену:
Москва-река. Мост.
Голос (за кадром).
- Что не сизенькой голубчик —
- Добрый молодец идет,
- Что не сизая голубка —
- Красна девица-душа.
Катя, раскрасневшаяся от бега, стоит перед ним, а Герман улыбается ей в ответ. Потом он провожает её домой.
Комната Кати.
Голос (за кадром).
- Позади идут товарищи,
- Высматривают,
- Чтой высматривают, да,
- Выговаривают:
- – Как бы эта голубица
- У голубя жила,
- Если б эта красна девица
- За мною пожила!
Катя бледная, взволнованная, рассказывает ему историю своей жизни, а он, успокаивая, первый раз целует её.
Квартира Стоцких, комната Софьи Андреевны.
Голос (за кадром).
- Кладу голубя на ручку,
- Не тешится,
- Переложу на другу,
- Не ластится.
Герман и Катя одни в комнате. Он вынимает из нагрудного кармана коробочку с обручальным кольцом, протягивает Кате. Она берёт коробочку, открывает её. Крупный план – на тёмно-вишнёвом бархате золотое кольцо с изумрудом по центру. Катя радостно вскрикивает, обнимает Германа. Она вынимает кольцо, чтобы примерить его, но оно падает на пол и закатывается под хельгу. Катя становится на колени, пытается достать кольцо, Герман помогает ей. Их плечи соприкасаются. Катя и Герман смотрят друг на друга. Он целует её в губы.
Комната Германа.
Голос (за кадром).
- Изошел голубь домой,
- Полетай, голубь, домой,
- Полетай, голубь, домой, да,
- Ко голубушке своей.
Герман несёт Катю на руках, она обхватила его шею руками, заглядывает в глаза. Герман бережно укладывает её в кровать и начинает целовать.
Вокзал. Перрон.
Голос (за кадром).
- Сизый голубь сворковал,
- Голубушку целовал,
- Голубушка сворковала,
- Голубчика целовала.
Его прощание с Катей. Она бежит к нему, обнимает, плачет, не хочет отпускать, он пытается разжать её пальцы. Слышен гудок поезда, ему машут товарищи. Герман уходит в вагон, а Катя остаётся стоять на месте и, плача, смотрит ему вслед.
В лесу.
Девушка спускается к реке, заметив Германа, бросает вёдра, подбегает к нему, слушает сердце, осматривает кровоточащую рану на плече. Герман слабо стонет, приоткрывает глаза. Ему мерещится склонённое над ним лицо Кати.
Герман (шёпотом).
Катюша… (Теряет сознание.)
Девушка (убегая).
Маманя! Сюда! Скорее сюда!
Горница в старообрядческом скиту.
Герман лежит в горнице на кровати. За столом, искоса поглядывая на него, из деревянной миски хлебает похлёбку дед с бородой по пояс и то и дело отирает рукавом холщовой вышитой рубахи жижу с усов и бороды. Старуха-знахарка в длиннополой тёмной одежде, завязанная платком по самые глаза, хлопочет у печи, заваривает в чугунке настой из сушёных трав, которыми как гирляндами увешана вся горница. В углу перед почерневшими от копоти образами, молитвенно сложив на груди руки, стоит на коленях спасшая Германа девушка. Её широко раскрытые глаза устремлены на иконы, губы беззвучно шепчут молитву. Она часто крестится двумя перстами и кладёт земные поклоны. Старуха подходит к Герману, неся в обеих руках чугунок с зельем. Девушка перестаёт молиться, тихо поднимается с колен и заглядывает через плечо бабки на раненого. Та делает ей знак уйти, девушка повинуется. Она выходит, но останавливается за дверью, заглядывая в горницу. Дед хочет шикнуть на неё, но внучка с мольбой прикладывает палец к губам, мол, не выдавай меня. Дед качает головой и продолжает есть. Старуха разрывает на груди Германа пропитанную кровью гимнастёрку и, скрестив пальцы, водит ими вокруг раны, приговаривая:
Знахарка.
- Стань на камень – кровь не капит,
- Стань на чело – не будет ничего. Аминь.
Кровь перестаёт идти. Знахарка приподнимает голову Германа и вливает ему в рот целебное зелье.
Знахарка.
Пей, касатик, пей на здоровьичко! Мы тебя быстро на ноги поставим.
Застонав, Герман открывает глаза. Девушка за дверью радостно вскрикивает, бежит к его постели.
Знахарка.
Куды?! Видишь небось, что мушшына не одет! Постыдилась бы!
Девушка встречается с Германом глазами, он улыбается ей. Смутившаяся от его взгляда она закрывает лицо руками и убегает.
Герман (кивая вслед ей).
Кто?
Знахарка.
Внучка моя Дуся, Авдотья стало быть. (Продолжая поить его из чугунка.) Да ты пей, касатик, пей травку-то, скорее встанешь.
Там же. Месяц спустя.
Герман, вымытый, постриженный, одетый по-дорожному, с котомкой за плечами, прощается с хозяевами. Знахарка с дедом провожают его.
Знахарка.
Ну, с Богом, добрый человек!
Дед.
С внучкой поди простись! По сердцу ты ей пришёлся, прикипела она к тебе за этот месяц всей душой, да видно не судьба.
Двор дома.
Герман выходит на двор. Возле берёзы, прижавшись к стволу лбом, стоит Дуся.
Герман (походя к ней).
Дуся!
Дуся не отзывается, только плечи её вздрагивают от рыданий.
Герман.
Послушай меня, Дуся!
Дуся оборачивается к нему. Платок её съехал на бок, лицо заплакано.
Герман.
Не плачь, Дуся. Вижу я, что понравился тебе, да только там, в Москве, есть у меня невеста, Катенька.
Дуся (кланяется в пояс).
Прощайте! (Метнувшись, убегает.)
Герман идёт по тропинке в сторону железной дороги. Дуся, прячась за деревьями, провожает его взглядом.
Москва. Школьный коридор на втором этаже.
Перемена. Катя подметает пол. К ней подходят второклашки.
Девочка.
Тёть Катя, а когда Зося в школу придёт?
Мальчик.
Да, когда? Нам без неё плохо! Нас сталшеклассники обижают!
Катя.
Зоська сейчас болеет, дети, дома лежит. Она вам привет передаёт.
Девочка.
И ей тоже, тёть Катя, привет передавайте! Обязательно. Пусть скорее поправляется.
Дети убегают, Катя, поправив на голове косынку, метёт пол.
Директриса (проходя мимо, с улыбкой).
Всё работаете, Иванова? А кто зарплату получать будет?
Здание школы № 15. Школьный двор.
Катя выходит из школы, пересчитывая свою первую зарплату.
Дети бегут ей навстречу.
Возгласы.
Здрасьте, тёть Катя!
Как Ваши дела, тётя Катя?
А Вы уже уходите?
До свиданья! До свиданья!
Главная улица. Кондитерская.
На углу кондитерской стоит мальчик с кружкой для пожертвований в руке.
Мальчик (подбегая к Кате).
Подайте, Христа ради! Подайте! Маманька бросила, папка в тюрьме, срок отбывает, нам с братишкой есть нечего…
Катя останавливается, ищет в кошельке мелкие монеты. Мальчик трётся возле, незаметно засовывает руку в карман Катиного пиджака, вынимает деньги.
Катя (отыскивая несколько монет).
Вот, малыш, возьми.
Мальчик берёт монетки и убегает.
Комната Глухарихи.
Катя и Лидия сидят за столом.
Катя.
Не успокаивай меня, не надо, это я во всём виновата. Повелась, дура, мальчика пожалела. Ну, ничего, сама проворонила деньги, сама и заработаю.
Лидия.
Брось, Катька! Как ты заработаешь? На панель пойдёшь?
Катя.
А хоть бы и так! Надо ведь Зоську на ноги поднимать. Не одной тебе надрываться, нас кормить.
Лидия.
Я тебя не пущу!
Катя.
Так я сама уйду! Как я решила, так и будет!
Лидия.
Ты серьёзно что ль, Кать? А как же Герман?
Катя (вскакивая).
Нет, нет, молчи! Не говори мне о нём, прошу тебя! Он поймёт меня и простит, если… если вернётся когда-нибудь!
Лидия.
Так, сядь и успокойся! А насчёт этого даже не думай, никуда ты не пойдёшь!
Глухариха (появляясь из-за ширмы).
Девчата, робёнку совсем худо! Дохтура надоть!
Там же. Вечер.
Зоська, разметавшись на постели, тихо постанывает. Катя сидит рядом на стуле.
Катя (пробуя рукой её лоб).
Горит! Что же нам с тобой делать, что делать?
Встаёт со стула, торопливо начинает одеваться. Достаёт из шкафа чулки Лидии, натягивает их. Перебирает платья, надевает самое «приличное».
Зоська (в бреду).
Мама… Мама, ты где?
Катя.
Мама скоро придёт, маленькая моя, не волнуйся. Придёт, денежки на лекарства принесёт. А ты пока с бабушкой побудешь. Тебе ведь не страшно посидеть с бабушкой, правда?
Уходит, прикрыв за собой дверь.
Кафе на Красной площади.
Катя идёт к освещённому кафе. Размалёванные проститутки, заметив её, перешёптываются, две из них, высокая блондинка и располневшая брюнетка, идут к Кате.
1-я проститутка.
Ты откуда такая взялась здесь? Женихов ловишь? Ищи другое место. Клиентуры везде полно.
2-я проститутка.
Да успокойся, Марта, чё ты начинаешь! Пускай девчонка стоит, опыта набирается.
Марта.
Я ей покажу такой опыт, что больше не захочет! А ну пошла отсюда!
Катя отходит, становится за углом. По щекам её, оставляя чёрные дорожки, бегут слёзы. Она достаёт из сумочки зеркальце, смотрится в него.
Катя.
Тряпка, нюни распустила! Хватит! Надо взять себя в руки, раз уж решилась на это.
Мужской голос.
Девушка!
Катя поднимает голову. Перед ней стоит военный в штатском, похожий на Германа.
Военный.
Скучаете, барышня? Не хотите ли немного поразвлечься?
Катя.
Герман, ты… ты…
Военный (не расслышав).
Да, я калека.
Катя оглядывает его с головы до ног. Парень на костылях, вместо правой ноги у него от колена протез.
Военный (продолжает).
Ну так что же из этого, чёрт возьми! Калека значит, по-твоему, не мужчина уже? Я ещё может ого-го!
Катя.
Да я…
Военный.
Ты не переживай, заплачу я тебе как следует, не обижу. У меня деньги водятся, и не маленькие. У меня их во сколько! (Хлопает себя по карману.) На вашу сестру мне ничего не жалко! Тебя как звать?
Катя.
Катя.
Военный.
А меня Костей.
Катя.
Костей… так брата звали.
Костя.
Какого брата? Твоего, что ль?
Катя.
Нет, его брата, Германа.
Костя.
Хочешь, Германом меня называй, хочешь Костей, мне всё одно. Лишь бы (обнимая Катю за талию) ты со мной была.
Катя и военный медленно удаляются к Кремлёвской набережной, проститутки с завистью смотрят им вслед.
Марта.
И почему это новеньким всегда везёт?
2-я проститутка.
Неопытная потому что. Некоторым это нравится. Она не то, что ты, прожжённая леди!
Марта.
Ха! Кто бы говорил!
Дома у Кости.
Катя и Костя, оба пьяные, вваливаются в прихожую. Не включая свет, он прижимает её к стене, стаскивает платье, целует шею, грудь. Катя смеётся, запрокинув голову. Вместе они, не переставая смеяться, на ощупь добираются до постели и падают друг на друга. Она расстёгивает на нём рубаху, торопливо целует его, обнимает.
Мчащийся по полям поезд. Купе вагона.
Возле окна в холщовой рубахе и штанах сидит Герман. Рядом с ним котомка с вещами. В руках у Германа фотокарточка: они с Катей в парке возле здания ЗАГСа.
Герман (задумчиво).
Катя, Катя, Катерина… где же ты теперь?
Дома у Кости.
Катя лежит на постели, сверху Костя. Она обнимает руками его обнажённую спину, кровать под ними скрипит. Крупный план – лицо Кати, на щеках лихорадочный румянец, глаза широко раскрыты.
Там же. Час спустя.
Костя одевается, поспешно застёгивает ремень на брюках. Катя лежит в постели, схватив зубами край подушки, чтобы не разрыдаться.
Комната Глухарихи. Ночь.