Жемчужный принц Иславская Варвара

Глава 3

Пока принц познавал страшные тайны своего королевства, Кроун, его грозный регент, управляющий, дворецкий, слуга и просто нянька действительно находился в казино на Мерчерие. Кроун не любил азартные игры, ибо сама жизнь без всяких празднеств и карнавалов казалась ему сумасшедшей и захватывающей игрой, где победитель получал самую высокую награду – любовь и деньги. Но сейчас он испугался, ибо заметил ужасные перемены в своем любимом питомце, принце Перле. И всему виной была его наложница, эта стареющая Фаустина, которая допекала Кроуна своей любовью, и этим еще больше раздражала его. Нет, не такой бывший ныряльщик представлял себе свое будущее в жемчужном замке, где он провел лучшие годы своей жизни, развлекаясь со всеми подряд: с богатыми венецианками, плебейками, феями, эльфами и простолюдинками. И никто не мог отказать ловкому, хитроумному Кроуну, который умел найти подход к любому из них, ибо природой ему был дан расчетливый ум и черствое сердце.

Кроун родился на Жемчужном острове в семье бедного рыбака, и его, как положено, крестил католический падре. Но станешь ли ты думать о заповедях Христовых, если тебя с детства окружает беззубая нищета, если твоя мать умирает совсем молодой, оставляя тебя познавать этот жестокий мир? Нет, такой расклад был не для Кроуна. С самого детства его любимой игрушкой была корона, сплетенная из проволоки, которую он любил надевать перед зеркалом, а потом часами восхищаться своим отражением и мечтать о пурпурных одеждах дожа.

В 13 лет Кроун стал ныряльщиком за жемчугом. Для этого ремесла нужно было обладать крепким здоровьем и геркулесовой силой. Он обладал и тем и другим, но занятие свое ненавидел. Будучи по природе ловким и хватким, Кроун умудрялся отдавать хозяину не все отловленные жемчужины и обманывал его так искусно, что этот высокомерный жмот и прохвост ничего не замечал. «Если эти аристократы имеют право носить драгоценности и наслаждаться жизнью, то почему я не могу быть таким же», – часто говорил он Фаустине, с которой делил полуразвалившуюся лачугу. Когда Кроун говорил о богатстве, в его глазах появлялся сатанинский блеск, и Фаустина пугалась за него. И за себя. «Лучше поменять занятие и родить ребенка», – говорила Фаустина. – «Ты хочешь иметь детей?» – спрашивала она Кроуна, с надеждой заглядывая в его темные глаза. Но от всегда отмалчивался, ибо не хотел иметь детей от бедной ныряльщицы.

В начале этой истории я уже говорила, что из-за подвижной мимики лицо Кроуна было трудно описать, ибо за несколько минут оно могло сменить множество масок. Однако при более пристальном рассмотрении можно было увидеть, что черты его лица были просты, волосы темны, а походка до такой степени легка и изящная, что сам корифей танца король Луи XIV, позавидовал бы этому неизвестному ныряльщику за жемчугом.

Истинную личину Кроуна знала только Фаустина, когда в самые интимные моменты их близости он склонялся над ней и смотрел, как на добычу, своими темными бездонными глазами с крошечными зрачками. Испытывал ли Кроун сочувствие хоть к какой-нибудь живой твари? Я не знаю. Любил ли он кого-нибудь из людей? Конечно. Любить может даже самый дурной человек на свете и не побояться отдать жизнь за предмет своей страсти. В молодости это была Фаустина, теперь самым дорогим человеком стал для него принц Перль, ибо после смерти матери, все тяготы воспитания мальчика легли на плечи Кроуна.

Еще в юные годы, Кроун почувствовал в себе склонность к однополой любви, но не придавал этому значения, ибо тогда в Венеции в уранизме не находили ничего особенного, и женоподобные юнцы без всякого стеснения в любом кафе, казино или обыкновенном притоне могли найти себе дополнительный заработок. Кроуна больше мучила иная страсть – разбогатеть, во что бы то ни стало. Используя всю свою хитрость, связи и наворованные жемчужины, он проник в жемчужный дворец, очаровал королеву Маргариту и был принят на работу лакеем, заодно прихватив с собой и Фаустину. «Мужчине, живущему с женщиной, всегда больше доверяют», – решил Кроун и оказался абсолютно прав. Через полгода он был уже дворецким ее величества королевы Маргариты, которая славилась своим добрым сердцем. Всем жилось хорошо при королеве, да только мало кто знал, что в прошлом она была повелительницей фей и после расставания с мужем, грозным Ригондом, с ней остались только несколько верных ей подданных.

Разбогатев, Кроун захотел большего – перейти в высший круг и стать аристократом. С величайшими трудностями он выучился грамоте, вычурным манерам и куртуазности своего галантного века. Иногда он днями просиживал в королевской библиотеке, вчитываясь в сложные для понимания книги.

Науку быть аристократом он прошел, да только себя одолеть не смог, ибо его, словно огонь, начала пожирать безумная страсть, которая волновала, пугала, а иногда доводила до ужаса. То была любовь к принцу. И чем противнее она казалась ему самому, тем меньше оставалось в нем сил противостоять ее постыдному пламени. Кроун страдал. Неистово. Он дошел до того, что стал бояться самого себя. Своих чувств. Заложенные природой склонности до того разрывали его душу, что он уставил свои покои статуями обнаженных греческих богов, созерцание которых успокаивало его. Но Кроуну, как истинному ханже, везде, всегда и при всех хотелось казаться истинным мужчиной.

Вот и сейчас к нему подошли двое раскрашенных мальчишек в масках и с голыми животами.

– Жизнь пахнет розами и ландышами, сеньор? – писклявым голосом сказал один из них.

– Ландыши появляются только весной, а розы имеют шипы, – грозно ответил Кроун. – Идите, мне не до вас, – выдохнул он, избавляясь от тяжкого соблазна погладить нежное тело юноши, запустить руки в его светлые кудри и ощутить блаженство. Возможно, он не пойдет дальше и щедро заплатит мальчишке, но, сколько сладостных минут подарил бы ему этот «грязный» и, в общем, равнодушный Амур.

Конечно же, некоторым читателям будет неприятно читать подобные строчки, но такова была Венеция 1773 года, некогда сильная морская держава, которая предаваясь веселью и наслаждениям, переживала утрату своего могущества. Но догорающая свеча горит особенно ярко. Семь театров давали представления каждый день, по улицам бродили разряженные венецианки с крашенными, осветленными волосами, в казино проигрывали целые состояния, а роскошь и разврат были нормой жизни.

В зале ридотто (казино) стоял приятный сумрак, несмотря на множество свечей, стоящих в роскошных люстрах. Стены были обиты красной материей, мебель сияла малиновым бархатом, а за расположенным у стены столом, сидели венецианские патриции в масках и париках. Их напудренные лица и накрашенные губы были сосредоточены – ведь они играли на деньги! И сами они как будто бы воплощали своим видом карты, в которые играли! Вокруг ходили полуголые девицы в корсетах и высоких париках, наряженные в клоунов голодные мальчишки и непонятные создания в черных плащах.

Только Кроун казался внешне спокойным. Ненавидевший пудру и парики, он надел только черную блестящую маску, закрывающую половину его лица. Ставки он делал небольшие, но природная хватка и обыкновенное жульничество помогали ему почти все время выигрывать. Но не для этого Кроун посещал ридотто. Как ни странно, оно очищало его. Ему казалось, что все эти люди вытаскивали из его души пагубные страсти и пускали их гулять по красному ковру. Кроуну было приятно, и он чувствовал себя добродетельным, ибо все его пороки сидели с ним рядом, гуляли перед его глазами в виде смешных коломбин с красными, как спелые яблоки, щеками; карнавальных персонажей в перьях и масках; наряженных чудищ с рогами и смешных, похожих на обезьян, карликов.

Но сейчас Кроун думал о принце, а, следовательно, о своей судьбе.

Последние события совершенно не вписывались в раз и навсегда заведенный им порядок. Этот ужасный цирк, который устроила Фаустина, оторвав статуе Нарцисса детородное место. Хохот принца. Эта складка под нижней губой, придающая его нежному, почти женскому лицу, суровый вид. А появившиеся высокомерные нотки приводили в ужас Кроуна, который приложил все силы, чтобы оградить принца от общения с внешним миром. Он хотел создать иное королевство, где будут править он и принц Перль. Но кто-то помешал. Видимо, в этом замешана его умершая мать. Ведь, по его мнению, она была колдуньей и, лежа в гробу, своими кружевными перчатками дважды обожгла ему пальцы. После этого Кроун испугался хоронить ее. Да, та империя, которую он хотел построить для себя и принца, дала трещину.

На ковре перед столом стоял карлик, одетый в широкий комбинезон с цветными ромбами. Сделав головокружительное сальто, он сорвал кучу аплодисментов, а Кроун снова выиграл несколько лир.

– Вам постоянно везет, сеньор, – вежливо отметил его сосед, приятный темноглазый молодой человек. Одет он был не так кричаще, как все, однако богатая отделка сюртука и кольца на пальцах выдавали его высокое происхождение. – Не поделитесь секретом?

– Отчего же не поделиться, сеньор, – вальяжно ответил Кроун, принимая позу добропорядочного аристократа из высшего общества. – Не думайте о выигрыше, и удача сама придет к вам.

– Но сидя за игорным столом, трудно думать о чем-нибудь другом, – усмехнулся молодой сосед.

– Тогда думайте о прекрасной сеньорите, с которой вы катаетесь на гондоле.

– Я обязательно последую вашему совету, – рассмеялся юноша.

Неожиданно к столу подошла женщина в простом белом платье и такого же цвета маске, закрывающей все лицо. Сверху на ней был надет черный плащ. В руках женщина держала букет маргариток.

– Не хотите купить маргариток, сеньор? – просто обратилась она к Кроуну. – Посмотрите, какие они свежие и пышные.

При виде маргариток Кроун вспомнил Фаустину и изменился в лице. Несмотря на свое природное позерство, он не смог скрыть гримасы отвращения. Как же неприятно было вспоминать о женщине, которая была ему не нужна! «Эта Фаустина просто неприлично ведет себя, напоминая о своей любви»!

– Я не люблю маргаритки! – воскликнул Кроун.

– Как знаете, сеньор, – равнодушно ответила женщина в белом.

– Эй, постойте сеньора! – окликнул ее темноглазый молодой сосед, но женщина исчезла, словно ее и не было. – Какие-то чудеса! Ведь только что была здесь! Может, пойти окликнуть ее?

– Прошу вас, не надо, – попросил Кроун.

– Как знаете.

При виде этих маргариток что-то перевернулось в душе Кроуна, и он понял, что ему предстоят тяжкие испытания. Ведь он прекрасно осознавал, насколько жесток он был по отношению к Фаустине. Но она для него была уже прочитанной книгой. Кроун даже не вписывал ее в круг своих приближенных, не говоря уже о друзьях, которых у него не было вообще.

Взгляд Кроуна случайно упал на большую настенную фреску, изображающую руины какого-то замка. Между полуразрушенными колоннами протекала река, в которой плыла лодка с влюбленными, одетыми в яркую, но очень простую одежду. На заднем плане оранжевые лучи предрассветного солнца освещали разрушенный замок, от которого остались лишь несколько башен и часть стены. Несмотря на изображенные руины, картина внушала оптимизм сочностью красок и счастливыми улыбками, застывшими на лицах двух влюбленных. Видимо, художник хотел показать, что все на свете возрождается вновь, в том числе и любовь.

Кроун недовольно хмыкнул и сделал неверный ход.

– Вы проиграли, сеньор, – как-то застенчиво сказал его молодой сосед. Ему явно было неловко за свой выигрыш.

– Теперь вы знаете, что все дело в везении, – улыбнулся Кроун. – Вы выиграли, значит, этот кошелек ваш. – И Кроун широким жестом швырнул на стол небольшой кошелек, набитый лирами. – Продолжаем игру? – спросил Кроун, и в его глазах появился хищный блеск.

– Сеньор Кроун, – послышался чей-то знакомый взволнованный голос.

Кроун поднял голову и увидел, что перед ним стоит его шпион, Витторио.

– Сеньор Кроун, у нас такое произошло!

– Говори тише.

– Эти сеньоры так увлечены игрой, что не слышат нас.

– Что же такого могло произойти в замке, чего бы я, всемогущий Кроун, не мог знать?

– Кто-то ночью проник в верхнюю тронную залу, похитил тело королевы Маргариты, незаметно похоронил его и построил роскошное надгробие из перламутра.

– Откуда они взяли ключи? Ключ от верхней тронной залы, где уже 19 лет покоится ее тело, находится у меня! – И Кроун вытащил из кармана блестящий серебряный ключ и помахал им перед носом испуганного Витторио, чьи крысиные глазки стали совершенно круглыми и по цвету напоминали кладбищенские незабудки. Тем не менее, вышколенный лакей выглядел безукоризненно: его черный кафтан украшало пышное кружевное жабо, а парик был тщательно напудрен. – Ты что думаешь по этому поводу?

– Понятия не имею.

– Ты недоглядел! Вот в чем твоя вина! – И Кроун потряс своим огромным кулачищем перед лицом лакея. – В этом замке живут всякие эльфы, феи и всевозможная нечисть, которая и сперла ключ. И я думаю, что Фаустина здесь тоже приложила свою ручку бывшей ныряльщицы! Ей хочется отомстить мне.

– Нет, сеньор Кроун, только не Фаустина. Она очень больна. – И обычно бесстрастное, каменное лицо Витторио омрачилось глубокой печалью.

– Что с ней?

– Во время отдыха к ней в спальню ворвался ворон и укусил ее за шею.

– Ну и что? От укуса птицы не умирают, – раздраженно сказал Кроун.

– Доктор тоже говорит, что рана заживет, но принцесса слабеет с каждым днем.

– Когда я вернусь на остров, я придушу этого Робина вот этими вот руками! – И Кроун показал миру свои толстые, короткие, будто бы обрубленные пальцы с выпуклыми ногтями, которые никак не вязались с его изящной фигурой. – А кто теперь пользуется тронной залой? – ехидно спросил Кроун.

– Никто. Она сгорела в ту же ночь вместе со стенами и теперь напоминает открытую всем ветрам, площадку. Я отдал распоряжение расчистить ее и построить перила.

– Молодец. Хвалю, – буркнул регент.

– И еще принц Перль куда-то исчез.

– Что! – заорал Кроун так, что все размалеванные лица разом повернулись к нему.

– Простите, сеньоры! Это все нервы! – извинился Кроун.

– Здесь все на нервах, сеньор! И не надо щекотать их людям, которые делают ставки, прошамкал беззубым ртом старик в расшитом малиновом камзоле. Видимо, он хотел внешне походить на самого дожа, а возможно действительно имел этот сан.

– Куда он, по-твоему, мог исчезнуть? – шепотом спросил Кроун.

– Принц постоянно находился в своих покоях. Более того, он не покидал стен спальни. Наверное, как всегда, смотрелся в зеркало. Что ему еще делать?

– Или секретничал с Фаустиной. У него теперь прибавилось дел.

– Еще принц был в библиотеке, но он там обычно проводит столько, же время, сколько у зеркала.

– О, этот принц! Все мои старания прошли впустую! Я буквально выходил его в этом вертепе под названием жемчужный замок, а он, чувствуется, пошел по стопам своей матушки.

– Она была фея, – напомнил Витторио.

– Да, но своеобразная и очень легкомысленная.

– Зато добрая.

– Замолчи, Витторио. Принц изменился даже внешне. Раньше это был чудный ребенок с черными кудрями, который слушался меня во всем, а теперь его как будто бы подменили. Он стал высокомерен и подозрителен.

– Но ведь ему исполнился 21 год! Это естественно. На меня он тоже стал смотреть с явной неприязнью.

– Но чья? Скажи мне, чья это работа?

– Я не знаю, сеньор Кроун. Я всего лишь ваш слуга, – вздохнул Витторио.

– Ладно, возвращайся на остров, а я скоро присоединюсь к тебе.

– Вы не поедете со мной? Я заказал прекрасную галеру.

– Нет. Не забывай, что Жемчужный остров – это часть Венецианской республики, и с меня требуют выполнение определенных финансовых обязательств и уплаты налогов. Наше положение не столь блестящее, как кажется праздным обитателям Жемчужного королевства. А принц вернется, я в этом не сомневаюсь. Куда он денется от этой интриганки Фаустины! Все. Иди.

Поклонившись, Витторио покинул стены казино, на ходу чуть не споткнувшись о какое-то существо в зеленом колпаке. «Что за страна? И еще называют себя республикой! Сплошной блуд и карнавал!» – в сердцах выругался Витторио, ибо сам был родом из южных краев Италии.

«Принц, принц, принц…» – и слезы навернулись на холодные глаза Кроуна. «Когда он родился, я не обратил внимания на какого-то тощего лягушонка с синими глазами, которым восхищалась вся местная аристократия. Но когда он, двух лет от роду, забрел в траурную залу и пытался разбудить свою мертвую мать, сердце мое дрогнуло, и я почувствовал нежность к этому ребенку. Отцовскую нежность. Не больше. А потом я сам не заметил, как во мне поселилась пагубная страсть, которая начала сводить меня с ума. Но я боролся с собой и поклялся, что скорее убью себя, чем прикоснусь к принцу! Но за эту жертву он заплатит мне. Я воздвигну стену между ним и миром и буду жить при нем, как немой раб. Он станет, подобно римскому императору, приказывать, повелевать и казнить. Я сделал все. И что же я получил? Эта гадина Фаустина дала ему вкусить запретный плод, и он пустился во все тяжкие! И он позабыл меня. Хотя его можно понять. Сейчас на дворе 1773 год, и люди стали другими. Они все играют какие-то роли. Как, впрочем, и я.»

Да, я жесток, но каким еще может быть бедный ныряльщик за жемчугом, цель которого возвыситься среди тех, кого он ненавидит! И я этого добился. Только вот какой ценой? Коварная страсть живет внутри меня и не дает покоя! Я – содомит!

Казино с его нелепыми фигурами коломбин и желтыми цепкими пальцами игроков поплыло перед глазами Кроуна. Он плакал. Впервые в жизни.

– Вы плохо себя чувствуете? – с тревогой спросил его сосед? Вам помочь дойти до пристани?

– Нет, не надо, – жестко ответил Кроун и тут же пришел в себя. – Мне пора. Я не буду отыгрываться, сеньоры.

Кроун встал и своей раскованной, вихляющей походкой направился к выходу, но наблюдательный человек сразу заметил бы, что внутри он весь был как натянутая струна. Словно во сне он шел по Сан-Марко, где опять какая-то веселая компания разодетых мужчин и полуголых женщин прямо на улице пили шампанское, а акробаты в костюмах змей изгибали свои тела вокруг позолоченного шеста.

Проходя мимо кофейни, Кроун увидел, что за стеклом сидит та цветочница в белом платье, которая приходила в казино. Узнав Кроуна, она помахала ему ярко-оранжевыми маргаритками, как будто хотела о чем-то напомнить ему. Кроун вежливо кивнул ей, хотел подойти, но женщина опять исчезла.

Подойдя к набережной, Кроун подозвал мальчишку-гондольера в надежде, что его юность и наивность позволят ему сэкономить несколько лир.

– Жемчужный остров. Повезешь?

– Это далеко, сеньор, – ответил голубоглазый парень, явно набивая цену.

– Заплачу, сколько попросишь, – смягчился Кроун.

– Тогда садитесь, – сказал парень.

Кроун осторожно забрался в гондолу и сел на мягкое бархатное сиденье.

– Вам удобно сеньор? – вежливо осведомился мальчишка, отталкиваясь веслом.

– Не беспокойся обо мне. Лучше быстрее домчи меня до Жемчужного острова, а то солнце уже садится.

И действительно белые шпили базилики Санта-Мария-делла-Салюте уже погружались в серую дымку наступающего вечера, а розоватые блики заходящего солнца, словно вечерние фонари, освещали Венецию, где буйствовали красота и вульгарность, роскошь и бедность, достоинство и порок.

Даже лишенный всяких эстетических чувств Кроун, и то почувствовал некий трепет в душе, именуемый наслаждением прекрасным.

Уже через полчаса Кроун, щедро расплатившись с мальчишкой, вступил на землю Жемчужного острова. Однако лодку он попросил остановить у одной из разрушенных лестниц, ступеньки которой спускались прямо в воду. Кроуна никто не мог заметить, ибо это была почти разбитая, никому не ведомая лестница, спрятанная за зелеными кустарниками буйно разросшегося боярышника.

Когда гондольер скрылся из вида, Кроун начал странные приготовления. Сдвинув большой камень, он достал оттуда облачение ныряльщика, состоявшее из коротких штанов и простой тельняшки. Потом он разделся, аккуратно сложил свой костюм регента и спрятал его под камень. Облачившись ныряльщиком, Кроун легко спрыгнул в воду, погрузился на дюжину метров и поплыл к самому основанию замка, где бурлили темные клубы водоворотов. «Только бы правильно найти место», – думал про себя Кроун, пытаясь войти в этот темно-зеленый грязевой лабиринт. «Кажется, это здесь!»

И Кроун, зажав одной рукой нос, легко скользнул в грязевую жижу. Руки его тут же нащупали стену замка, и он стал неистово стучаться, потому что больше уже не мог задерживать дыхание.

Неожиданно в стене отворилась невидимая маленькая дверца и, Кроун, словно рыба, нырнул в отверстие. Закрыв за собой дверцу, Кроун сделал судорожный вдох.

– Что-то тебя давно не было, Кроун, – послышался низкий женский голос. Здесь темно. Я сейчас зажгу свечи.

Глава 4

Острый слух не подвел Робина. Не зря у него были большие зеленые уши, которые всем казались смешными, а на деле обладали чудодейственным свойством слышать на больших расстояниях. Принц был жив и здоров. После погребения матери и болезни Фаустины, он переборол страх и, следуя совету Сафо, все-таки прошел сквозь зеркало и оказался на другой стороне острова, где жили рыбаки и ныряльщики за жемчугом. Никогда в своей жизни он не видал такой бедности! Давно некрашеные кирпичные домики были унылого серо-коричневого цвета. Те, которые стояли близко у воды, представляли собой полуразвалившиеся лачуги, ибо частые морские приливы постепенно размывали и разрушали постройки. Позади домишек виднелись горы, густо покрытые зелеными деревьями. Как уже было сказано, несколько женщин стояли в вязком песке и, переговариваясь, полоскали белье. Солнце едва взошло, и за густым маревом розово-серебристого тумана, никто не заметил сидящего на пригорке, хорошо одетого черноволосого молодого человека, который синими удивленными глазами видел то, что, казалось, было сокрыто от него навсегда.

«Кажется, именно про это место говорила мне Фаустина. Да, точно. Она ведь сама была ныряльщицей и работала на матушку, пока ее не вызволил отсюда Кроун. Тоже ныряльщик, но за другими ценностями», – съязвил про себя принц.

Потом он оглянулся и снова поразился убогости этой деревеньки, которую скрашивали только небольшие садики с яркими пятнами красных маков.

«Серость и бедность. Именно об этом писал Жан-Жак-Руссо», – наивно думал принц. «О его идеях социального неравенства и общественного договора говорили буквально все. Прошло столько лет, но ничего не изменилось. Неужели это так сложно сделать в реальности? Я думал, что в моем королевстве все живут богато. Оказывается, нет. Но я обязательно напрошусь к кому-нибудь в гости и разузнаю все, что интересует меня. В конце концов, время регентства Кроуна закончилось, и хозяин теперь я».

Он действительно повзрослел, этот воздушный принц Перль.

Солнце уже взошло, стало совсем светло, и на фоне синего моря, зеленых деревьев и садиков с пунцовыми лунами маков, деревня уже не казалась такой унылой. Принц встал, повесил плащ на одно плечо, поправил шпагу, и пошел вдоль пустынной улицы, по краям которой стояли низкие домики из пожухшего серого кирпича. Принц прекрасно понимал, что ему, как монарху, нужно найти управляющего этой части острова или, по крайней мере, деревенского старосту, но достойный сын королевы Маргариты сначала хотел поговорить с каким-нибудь простым ныряльщиком или рыбаком, прежде чем слушать вдохновенные отчеты прихлебателей Кроуна.

Принц до того погрузился в мысли о несправедливостях этой жизни, что чуть не наткнулся на молоденькую девушку, которая, шла ему навстречу. Ее желтая юбка была, словно сплетена из лучиков солнца, а туго затянутый черный корсет выделял белизну ее нежной кожи. Окинув взглядом изгибистый стан девушки, принц остановился на небрежно завязанной рубашке, зазевался, потом встрепенулся и с некоторым опозданием сказал:

– О, прошу прощения, сеньорита. Я совсем замечтался и не заметил, как толкнул вас.

– А точнее, засмотрелись, – ловко парировала девушка. – Вы, сеньор, видимо, не из наших мест.

– Как раз из ваших! – усмехнулся принц.

– Но здесь не живут такие богатые сеньоры, – улыбнулась девушка.

– Почему вы решили, что я – богатый?

– Ваши ножны украшают настоящие драгоценные камни, а туфли с золотыми пряжками сделаны из бархата.

«Я все-таки идиот», – сделал вывод принц. «Совершенно не подумал об этом».

– Хорошо, сеньорита. Я представлюсь вам. Я – принц Перль. Мне принадлежит Жемчужный остров.

– Какой Жемчужный остров?

– На котором мы сейчас стоим, – напомнил принц.

– Но наша деревня называется «Новая Венеция», а Жемчужный остров где-то далеко.

– Это одна и та же территория, – уточнил принц.

– Простите, ваше высочество, но я не знала. Здесь живут ныряльщики за жемчугом и рыбаки.

– Как вас зовут, сеньорита?

– Тетти.

– Тетти и все?

– Да. Просто Тетти. Вас, ваше высочество, видимо, заинтересовала наша деревня. Я могу вас отвести к нашему управляющему, сеньору Массимо.

– Нет, с ним я еще успею поговорить. Мне бы хотелось увидеть кого-нибудь из ныряльщиков за жемчугом.

– Ваше высочество, мы сейчас стоим прямо у нашего дома, и вы можете зайти и поговорить с моим дедушкой. Он – старый ныряльщик и будет очень рад принять такого высокого гостя.

– Благодарю тебя, Тетти. Вот, держи. Купи себе что-нибудь из одежды – И принц вложил в ручку девушки небольшой кошелек со звонко позвякивающими монетками.

– Спасибо, ваше высочество, – сказала девушка и поклонилась принцу. Она вся сияла от счастья.

– Почему ты так счастлива, Тетти?

– Вам, аристократам, не понять этих вещей. Когда откладываешь каждую лиру, а потом покупаешь себе красивое платье, ты ощущаешь себя… Девушка засмущалась, подбирая слова.

– Ты ощущаешь себя королевой?

– Нет, что вы! – застеснялась Тетти. – Я об этом и не думаю. Я просто счастлива и все. Я чувствую, что парю в воздухе, что краски становятся ярче, и мир начинает разговаривать со мной! Пойдемте, принц, – уже спокойным голосом сказала Тетти и, поднявшись по крыльцу, распахнула скрипучую деревянную дверь. – Прошу вас. Будьте нашим гостем.

Войдя в этот домик с облупившимся кирпичом и покосившимися ставнями, принц думал увидеть то же самое внутри, но он ошибся.

В гостиной, которая также служила кухней, было чисто и уютно. Только что наломанные ветки приятно потрескивали в красном кирпичном камине. На выбеленных стенах висели полочки с разнообразной глиняной и стеклянной посудой. Простой деревянный стол был покрыт белой вышитой скатертью, а в углу сушились две тельняшки и серые порты (штаны).

Садитесь за стол, ваше высочество, – пригласила принца Тетти и отодвинула простой деревянный стул. Принц сел, и на душе его стало как-то теплее от простого и искреннего гостеприимства этой круглолицей девушки. – Дедушка! – вдруг завизжала Тетти так, что у принца заложило уши. – Выходи! К нам принц пожаловали! И не забудь вино!

– Вечно ты со своими фантазиями, Тетти, – раздался откуда-то издалека недовольный мужской голос.

Одна из дверей открылась, и в гостиную вошел дедушка Тетти, которого вряд ли можно было так назвать. Это был высокий мужчина лет пятидесяти пяти с обветренным, изборожденным морщинами лицом и длинными, до плеч черными с проседью волосами.

«Как грубеет кожа у ныряльщиков», – с грустью подумал принц, вспоминая Фаустину.

– Извините, сеньор, но это все фантазии моей Тетти. – Ей всего 16 лет, и она естественно мечтает о принце и о поездке в этот рассадник, Венецию.

– Ну, дедушка! – обиделась Тетти. – Это действительно принц.

– Правда? – удивился ныряльщик.

– Да, позвольте представиться. Я – принц Перль, отныне полновластный правитель Жемчужного острова.

– Понятно. Я давно живу на этой земле, и застал еще королеву Маргариту. Она была необыкновенно добра и щедра, и ее подданные не знали нужды.

– Она была моей матерью.

– Да? Сеньор Кроун ничего об этом не говорил, и мы решили, что он – правитель Жемчужного острова. А молодые люди вообще не знают этого названия. Правда, Тетти?

– Мы называем себя «Новая Венеция», потому что сеньор Кроун ввел здесь…

На этом месте Тетти запнулась, подбирая слова, но дедушка помог ей.

– Новую систему хозяйствования.

– И что же это за система? – ухмыльнулся принц. – Наживаться на чужом труде?

– Нет, что вы! Вовсе нет. Кстати, я не представился, меня зовут Карло. Давайте, выпьем по бокальчику нашего домашнего вина, а ты, Тетти, поставь на стол блюдо с козьим сыром.

– Хорошо, дедушка. – И Тетти, кокетливо шелестя нижними юбками, подошла к полке, достала стеклянную тарелку с крупно порезанными белыми ломтиками сыра и поставила ее на стол. Тем временем Карло разливал по бокалам вино.

Принц взял бокал и сделал большой глоток.

– Ваше вино выше всех похвал. Оно пахнет виноградом и весенними ландышами.

При слове «ландыш» принц с восхищением посмотрел на хорошенькую Тетти.

– Так продолжайте ваш рассказ, Карло.

– У Кроуна очень удобная философия жизни. Он добр и постоянно говорит, что любит всех нас, но, к сожалению, не всем в этой жизни выпадает быть счастливым.

– Это он начитался Сен-Симона в моей библиотеке.

– Кого? – не понял Карло.

– Это не его слова.

– Понятно. Кроун говорит, что жизнь тяжела абсолютно для всех, и мы должны безропотно сносить ее тяготы. Нам, ныряльщикам, приходится очень туго. Это – адский труд, а платят за него мало.

– Почему, если это адский труд? – не понял принц.

– Потому что каждый месяц к нам приезжает поверенный из Совета республики и забирает львиную долю нашей добычи. Потом с каждого дома платиться налог в размере одной жемчужины в месяц. Иногда нам даже выплачивают деньги, чему мы очень рады.

– Потому что можем купить себе ленточки и кружева! – вставила Тетти.