Партиалы Уэллс Дэн
– Не знаю, как ты это делаешь, – проговорил Маркус, – но палец почти не болит, как будто ты проколола его с первой попытки. Преклоняюсь перед твоим мастерством.
– Я прирожденный талант, – ответила Кира. – Убирай ватку, – она туго перебинтовала ему палец. – Теперь ты официально самый старший, у кого я когда-либо брала кровь в родильном отделении. Вот тебе лекарство: сейчас станет легче. Принимать по две штуки за раз, – она наклонилась и два раза чмокнула парня.
– Мммм, – протянул Маркус и обнял ее за талию, – сколько, говоришь, принимать?
– По два, – ответила Кира, – но если больше, тоже ничего страшного, – она потянулась к Маркусу, облизнула губы, но он остановил ее.
– Нет, – отрезал Маркус, – как врач я категорически против того, чтобы менять назначение. С этим шутить нельзя. А если передозировка? – Он легонько оттолкнул Киру. – Если возникнет привыкание?
Кира потянулась к Маркусу:
– Ты такой смешной.
– А если лекарство перестанет действовать? – с деланым ужасом на лице продолжал Маркус. – Два сейчас, два потом, а там и этого окажется мало, нужно будет четыре, восемь, двадцать, просто чтобы снять ломку! Думаешь, я выдержу столько поцелуев?
Кира отстранилась и проговорила томно:
– Думаю, ты справишься.
Маркус замер. Кира потянулась к нему, приблизила лицо к его лицу, но в последнее мгновение Маркус прижал палец к ее губам:
– Между прочим, чтобы избежать передозировки, лучше всего менять действующее вещество. Та медсестричка-блондинка из южной клиники мастерски берет кровь. Так что пусть меня два раза поцелует она и два ты.
Кира притворно заворчала и схватила Маркуса за ворот:
– Обойдешься.
– С медицинской точки зрения это совершенно безопасно, – продолжал Маркус. – Можно даже одновременно: два от нее, два от тебя. Конечно, не исключено, что закружится голова, но… Ай!
– Игла все еще у меня, – предупредила Кира, приставив ее кончик к боку парня. – Имей в виду, Маркус Валенсио, только одна медсестра имеет право брать у тебя кровь. Ты меня понял?
– Понял, – кивнул Маркус. – Кстати, лекарство уже не действует.
– Сегодня больше не получишь, – Кира толкнула Маркуса на стул и взяла трубочки с кровью. – Пора выяснить, что ты за человек. – Она отнесла трубочки к компьютеру в углу, включила его и, пока шла загрузка, начала готовить образец для анализа. Подошел Маркус и стал подавать Кире пластмассовые пипетки, предметные стекла и прочие инструменты – именно тогда, когда нужно. Ей нравилось работать с Маркусом: они понимали друг друга без слов, и дело спорилось, как во время сортировки препаратов на вылазке.
Закончив с образцом, Кира вставила его в компьютер и провела пальцами по экрану: компьютер проанализировал кровь и выдал основную информацию.
– Первая положительная, – прочитал Маркус через плечо Киры, – холестерин в норме, глюкоза тоже. Хмм, сексуальная активность очень высокая. Это уже интересно.
– Ну-ну, – пробормотала Кира, скользя пальцами по экрану, – уровень самомнения тоже зашкаливает.
Маркус запротестовал, Кира засмеялась и запустила программу подробного сканирования. Появилась опция «полный анализ крови», и Кира нажала «да». Раньше ей никогда не требовалось столько информации. Наверняка в меню есть необходимая команда. Кира в который раз подумала: интересно, каково было раньше, когда компьютеры использовались повсеместно, а не только в больницах, где хватало электричества.
Спустя считаные секунды компьютер показал список различных электролитов, молекул глюкозы и прочих частиц крови. Для полного анализа требовалось больше времени – к примеру, для расчета концентрации глюкозы, необходимого при оценке функции печени, – но по мере работы система обновляла сведения. Следующий список составляли генетические модификации: до эпидемии они были так широко распространены, что имелись почти у каждого жителя острова. У Маркуса были генетические маркеры коррекции в лабораторных условиях, а это значило, что еще до появления мальчика на свет родители удалили из его ДНК любые врожденные заболевания. В красных кровяных тельцах тоже обнаружился маркер, связанный с какими-то модификациями костного мозга, но без полноценных образцов костей ни Кира, ни компьютер не могли определить, что именно это значило. Впрочем, сейчас это было неважно: доктор Скоузен и другие ученые уже изучили модификации генов как возможный источник иммунитета к РМ-вирусу, но это оказалось бесполезным: те делали организм уязвимее, а не наоборот. Кира стала изучать 3D-снимки крови, рассматривая отдельные участки в поиске аномалий, как вдруг компьютер просигналил, оповещая о какой-то незначительной угрозе, и в углу экрана появился сверкающий синий ромб. Кира нахмурилась, оглянулась на Маркуса, но тот лишь пожал плечами и покачал головой. Кира повернулась к экрану и нажала на иконку.
На весь экран развернулось новое окно с фотографиями в приложении и одной-единственной фразой: «27 случаев РМ-вируса».
– Что? – прошептала Кира. Цифра, мигнув, изменилась на 28. Кира открыла один из снимков приложения, он открылся в углу экрана; там оказалось 3D-изображение РМ-вируса, шероховатой полной сферы, подсвеченной желтым, чтобы не сливаться с фоном. Сфера выглядела зловеще.
Число продолжало расти: «33 случая. 38. 47. 60».
– Да он повсюду, – заметила Кира, просматривая изображения вируса, появлявшиеся на экране. Она и раньше видела эту картинку, когда только начинала учиться на врача, но чтобы так много и у живого человека – никогда. – Наверно, какая-то ошибка.
– Я совершенно здоров, – подтвердил Маркус.
Кира нахмурилась и всмотрелась в одну из фотографий. Вирус, точно огромный и ненасытный хищник, угрожающе нависал над другими клетками.
– Причем программа не сочла эти случаи патологией, – продолжала Кира. – Она просто их обнаружила. Компьютер научили распознавать вирус, но не оценивать его как опасность. Интересно, это всегда так? – Она покосилась на синий ромб в углу экрана, увидела ссылку на базу данных, нажала, и открылось новое окно – длинный узкий прямоугольник с правой стороны экрана. Кира развернула его: там оказался список похожих случаев. Девушка пролистала его, вызывая страницу за страницей, пестревшие ссылками. Щелкнув по одной из ссылок, Кира открыла карту другого пациента, в крови которого тоже обнаружился РМ-вирус. Девушка открыла следующую карту, потом еще одну: та же картина. Кира не находила слов.
– Мы все носители, – наконец проговорила она. – Все, кто уцелел, носят вирус в крови. Даже если мы невосприимчивы к нему, все равно являемся разносчиками. Вот почему умирают младенцы. Вот почему болезнь так быстро их поражает. Даже в герметичном помещении, – Кира взглянула на Маркуса. – Нам никуда от него не деться, – она перелистала изображения вируса, вспоминая все, что узнала за годы учебы о принципах его распространения и действия. РМ-вирус был особенно опасен еще и потому, что функционировал не как типичные кровяные инфекции: да, он жил в крови, но мог обитать и в любой части тела, передавался не только через кровь, но и через слюну, при половом контакте и даже через воздух. Кира задумалась над фотографиями структуры вируса, стараясь разглядеть хоть какую-то деталь, которая поможет разгадать его секреты. Вирус был большим, достаточно большим, чтобы обладать всеми функциями очень сложной системы, хотя медики так и не определили, что она из себя представляет.
Маркус потер глаза, провел ладонями по лицу:
– Я же тебе говорил: лучшие умы, которые у нас остались, одиннадцать лет занимались РМ-вирусом и уже перебрали все возможные варианты.
– Но должно быть что-то еще, – возразила Кира, стремительно пролистывая список ссылок.
– Прижизненные исследования, посмертные исследования, образцы крови, очищение крови, дыхательные маски. Даже опыты на животных. Кира, они изучили все, что только возможно.
Кира настойчиво просматривала отчет за отчетом, изменение за изменением. Когда же она, наконец, добралась до конца списка, ее осенило.
В базе не было данных об опытах на одном-единственном объекте. Том самом, которого вот уже одиннадцать лет никто не видел.
Кира замерла, уставившись в компьютер. С экрана на нее смотрело изображение вируса, и на душе у девушки стало муторно.
Если ученые хотели понять, как действует вирус, почему не обратились к первоисточнику? Если нужно определить, как функционирует иммунитет, почему бы не найти того, кто действительно невосприимчив к болезни?
Если они действительно хотели найти лекарство от РМ-вируса, почему бы не пойти по самому простому пути: изучить партиала?
Глава одиннадцатая
– Входите, – произнес доктор Скоузен. Кира медленно открыла дверь. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Неделю они с Маркусом просматривали существующие исследования, чтобы убедиться в необходимости идти к Скоузену, и еще несколько дней Кира придумывала, что и как скажет. Получится ли? Согласится ли доктор или посмеется и выставит из кабинета? А то и вовсе разозлится и выгонит из больницы? В кабинете Скоузена было светло благодаря большим окнам и яркой белой лампе на столе. Электрический свет неизменно вызывал у Киры восторг, сколько бы она его ни видела; он был роскошью, которую могли позволить себе немногие. Интересно, знают ли они, что для больницы это обыденное явление?
– Спасибо, что согласились меня принять, – поблагодарила Кира, закрыла за собой дверь и решительно приблизилась к столу доктора. Девушка надела самый строгий из своих костюмов: красная блузка, юбка кофейного цвета, пиджак в тон и туфли на каблуках. Обычно Кира каблуки не носила, – они были неудобны как для работы, так и в целом для жизни после эпидемии, – но Скоузен вырос в старом мире, и девушка решила, что ему они понравятся. Ей хотелось, чтобы он воспринял ее как взрослого, умного, серьезного человека, и приложила для этого все усилия. Кира протянула руку, и Скоузен энергично стиснул ее ладонь; кожа у него была старая, сухая, как пергамент, и морщинистая, но пожатие оставалось крепким.
– Присаживайтесь, – Скоузен указал на стул. – Ваша фамилия Уокер, верно?
Кира кивнула и опустилась на краешек стула:
– Да, сэр.
– Ваша работа произвела на меня большое впечатление.
Кира широко раскрыла глаза от удивления:
– Вы ее читали?
Скоузен кивнул.
– Нечасто интерны публикуют исследования. Разумеется, я заинтересовался. – Он улыбнулся. – И представьте мое удивление, когда исследование оказалось не просто добросовестным, но и совершенно самостоятельным. Выводы о структуре РМ-вируса небесспорны, однако оригинальны. Как исследователь вы подаете большие надежды.
– Спасибо, – Кира почувствовала, как по ней прокатилась теплая волна. Похоже, дело выгорит. – Поэтому я и пришла к вам. Хочу продолжить исследования.
Скоузен откинулся на спинку стула и посмотрел на Киру; особого восторга ее слова не вызвали, но он, по крайней мере, слушал. «Была не была», – подумала Кира.
– Я, собственно, вот о чем. Закон надежды предлагает упрощенную версию того, чем мы занимались эти одиннадцать лет: производить на свет как можно больше младенцев. Но за все годы такая тактика не принесла ощутимого успеха. Мы словно швыряемся грязью в стену и смотрим, что прилипнет, но за одиннадцать лет можно было понять: больше грязи – не выход. Нужно попробовать что-то другое.
Скоузен с каменным лицом смотрел на Киру:
– И что вы предлагаете?
– Я хочу перевода из родильного отделения в исследовательское.
– Хорошо, – согласился доктор. – Тем более, я и сам хотел это предложить. Что еще?
Кира набрала в грудь побольше воздуху:
– Я думаю, нам следует всерьез задуматься о преимуществах программы изучения физиологии партиалов.
– Что вы хотите этим сказать?
– Проще говоря, нужно собрать команду и отправить ее на материк за партиалом для исследований.
Скоузен не проронил ни слова. Кира, затаив дыхание, наблюдала за ним. Она слышала, как гудит лампочка: неотвязный монотонный звук где-то на периферии восприятия.
Наконец Скоузен заговорил, и в голосе его звучал металл:
– Я думал, вы говорите серьезно.
– Я серьезна, как никогда в жизни.
– Не такая уж у вас длинная жизнь.
– Речь идет о вымирании, – не сдавалась Кира. – Вы же сами это сказали. А мы пока не придумали ничего лучшего, чем надевать маски, изолировать беременных и вести записи того, как именно умирают младенцы. Да, нам, несмотря ни на что, удалось раскопать в этих данных крупицу пользы, но я не могу допустить, чтобы будущее человечества зависело от такого малоэффективного и трудозатратного предприятия. У партиалов иммунитет к вирусу: они создали его для уничтожения людей, но сами невосприимчивы к болезни.
– Потому что они – не люди, – перебил Скоузен.
– У них человеческая ДНК, – возразила Кира, – по крайней мере, частично, так что вирус должен действовать на них так же, как и на нас. А поскольку этого не происходит, значит, их иммунитет был создан искусственно, а следовательно, мы можем его расшифровать и воспроизвести.
Скоузен покачал головой:
– Вы с ума сошли.
– Мы пытаемся разгадать, в чем причина невосприимчивости к РМ-вирусу, наблюдая за новорожденными, у которых иммунитета нет, а значит, сколько бы детей мы ни изучили, ответа не получить. Если мы действительно хотим понять, в чем дело, нужно взяться за партиалов. У нас не сохранилось сведений о том, как они устроены, что вошло в их генетический код, и так далее. Но ответ именно в них. Так что, по крайней мере, попробовать стоит.
– Можно подумать, они вот так просто дадутся вам в руки.
– Ничего, поймаем, – ответила Кира.
– Если вы нарушите границу, то спровоцируете новую войну с партиалами.
– Тогда мы умрем завтра, – парировала Кира, – а если не найдем лекарства от РМ-вируса, будем умирать каждый день еще полвека – или меньше, если Голос развяжет гражданскую войну. Если мы в ближайшее время не научимся лечить РМ-вирус, это все равно случится.
– Я не собираюсь обсуждать такие вещи с ребенком эпидемии, – сердито фыркнул Скоузен. – Вы слишком молоды, чтобы помнить, что было, когда на нас напали партиалы. Вы не видели, как горстка этих нелюдей уничтожает целые отряды солдат. Вам не довелось наблюдать, как все, кого вы знали, блюют кровью, горят в лихорадке и медленно умирают.
– Я потеряла отца…
– Мы все потеряли отцов! – крикнул Скоузен. Кира побледнела и отшатнулась под его бешеным взглядом. – Я похоронил отца, мать, жену, детей, друзей, соседей, пациентов, коллег, студентов. Я тогда был в больнице. Я смотрел, как прибывают все новые и новые жертвы вируса, и уже не хватает живых, чтобы выносить трупы. Я наблюдал, как весь мой мир пожирает себя заживо, Уокер, а вы в это время играли в куклы. Так что не надо меня упрекать, будто я не стараюсь спасти человечество, и не смейте говорить, что нужно рискнуть, несмотря на возможную новую войну с партиалами.
Лицо Скоузена побагровело от злости, руки тряслись.
Кира молчала: что ни скажи, будет только хуже. Девушка опустила голову и отвернулась, борясь с искушением встать и уйти. Нет, этого она не сделает ни за что. Пусть Скоузен в ярости и ее, скорее всего, уволят, но Кира знала: она права. И если ему угодно вышвырнуть ее вон, то пусть скажет это в лицо. Она подняла взгляд и посмотрела Скоузену в глаза, готовая услышать свой приговор. Она проиграла, но не сдалась. Кира надеялась, что он не заметил, как она дрожит.
– Завтра утром вас переведут в исследовательский отдел, – наконец проговорил Скоузен, – я сообщу сестре Харди о вашем назначении.
Глава двенадцатая
Кира слушала, как ее друзья шутят и смеются в гостиной Нандиты. Было уже поздно, в комнате тускло горели свечи; все электричество, скопившееся в солнечных батареях Зочи, как всегда, шло на плеер. Сегодня звучала «Кевин, поздравляю!», одна из любимых находок Зочи: энергичные электронные композиции с ревущими басами. Музыка играла негромко, и все равно сердце Киры билось быстрее.
Нандита уже ушла спать, и это было хорошо. Потому что Кира собиралась предложить друзьям пойти на измену, и нечестно было бы втягивать в это Нандиту.
Кира никак не могла забыть рассказ Скоузена о том, каково было в эпидемию. Она не сердилась на него за вспышку гнева: это была больная тема для всех. И все-таки прежде Кира не задумывалась, что пережитое повлияло на всех по-разному. Когда партиалы выпустили вирус, Скоузен работал в больнице: он видел, как привозят все новых и новых пациентов, как в палатах кончаются места, и больных кладут в коридорах, а потом и вовсе на парковке; как эпидемия, точно шторм, уничтожает весь мир. Родные умерли у него на руках. Кира же в те дни была одна: ее няня тихо скончалась в ванной, а отец… просто не вернулся домой. Девочка ждала несколько дней, но потом в доме кончились продукты, и Кира вышла на улицу, чтобы попросить еды. Квартал опустел; казалось, во всем мире не осталось ни единой живой души. И если бы мимо не проезжал армейский фургон, возвращавшийся с фронта, малышка, быть может, умерла бы с голоду.
Скоузен помнил, как мир распался на части. Кира помнила, как люди собрались с силами и объединились, чтобы спастись. В этом вся разница. Вот почему Скоузен и Сенат боялись принимать решительные меры. И если суждено найти лекарство от вируса, то искать его придется именно детям эпидемии.
Хару что-то рассказывал, как всегда, с воодушевлением: иначе он просто не мог. О чем бы ни зашел разговор, он тут же оказывался в центре внимания, причем не благодаря харизме, а исключительно из-за напора.
– Ну как же вы не понимаете, – вещал Хару, – Сенату просто наплевать. Все ваши рассуждения о потерянном детстве и неэффективности таких методов им безразличны, – по городу ходили упорные слухи, что Сенат решил еще больше сократить возраст беременности, и Хару воспринял отказ Изольды прокомментировать их как молчаливое подтверждение. – Раз уж они решили пересилить РМ-вирус с помощью статистики, значит, будут опускать возрастной порог как можно ниже. Снизят его с восемнадцати до шестнадцати и получат примерно пять тысяч новых матерей, то бишь пять тысяч новорожденных раз в десять – двенадцать месяцев. Неважно, с результатом или без: для них это лучший и самый быстрый способ воплощения выбранной стратегии. А значит, так оно и будет.
– Ты не можешь этого знать, – возразила Изольда, но Хару лишь покачал головой.
– Мы все это прекрасно знаем, – возразил он, – наше правительство иначе не может.
– Значит, нужно другое правительство, – заметила Зочи.
– Не начинай опять, – попросил Джейден, но когда Зочи понесло, остановить ее было невозможно.
– Когда мы последний раз кого-то выбирали? – допытывалась она. – Когда мы последний раз голосовали? Шестнадцатилетним и голосовать-то не позволено. Теперь они хотят принять закон, который касается нас напрямую, а у нас даже нет права вмешаться? Разве это справедливо?
– При чем тут справедливость? – удивился Хару. – Открой глаза: мир вообще несправедливое место.
– Мир – да, – согласилась Зочи. – Но это не значит, что мы должны становиться такими же. Я все-таки полагала, что у человека чувство справедливости развито сильнее, чем у случайных сил природы.
Кира всматривалась в лицо подруги, словно что-то пыталась понять – но что именно, девушка не знала. Зочи последнее время изменилась, стала вспыльчивее. Остальные, пожалуй, этого не замечали, у Зочи всегда был горячий нрав, но Кира знала ее лучше других. Что-то все-таки не так. Интересно, согласится ли Зочи ей помочь или же, наоборот, откажет?
– Закон надежды приняли до того, как мы с вами получили право голоса, – вмешалась Мэдисон, – и если бы я не забеременела, мне все равно пришлось бы это сделать, когда исполнится восемнадцать. Просто так надо, – Мэдисон была на раннем сроке, но живот уже начал расти, и она частенько его поглаживала, будто машинально; Кира замечала этот жест у других беременных. Между Мэдисон и ее младенцем существовала реальная связь, хотя эмбрион еще и на человека-то не был похож. При этой мысли у Киры болезненно сжалось сердце.
Разумеется, Мэдисон ее поддержит: в конце концов, речь идет о ребенке, которого она может потерять. Хару, наверно, тоже, по той же причине, но с ним нельзя сказать наверняка. Кира не раз видела, как он действовал вопреки собственным интересам. Убеждения были для Хару важнее желаний. А вот как отреагирует Джейден, неизвестно. Наверняка он не хочет, чтобы его племянник или племянница умерли, но он служит в Сети безопасности, а значит, едва ли решится нарушить присягу. Ему-то уж точно не понравится предложение Киры.
– То, о чем ты говоришь, называется изменой, – Джейден бросил строгий взгляд на Зочи, и Кира улыбнулась. Джейден все-таки славный малый: с ним всегда знаешь, чего ожидать. – Одно дело – заменить сенатора: в конце концов, когда они выходят в отставку, мы выбираем новых, только и всего. Но поменять целое правительство – это революция. И самоубийство. Ты хоть понимаешь, что без приказов Сената Сети безопасности и его усилий по поддержанию мира город окажется совершенно беззащитен? Голос разнесет его в первые же десять минут.
– Если Сенат уйдет, Голосу незачем будет взрывать город, – возразила Зочи. – Они же как раз этого и добиваются.
– Вот только не говори, что ты одна из них, – усмехнулся Джейден.
Зочи подалась вперед:
– Если выбирать между идиотами и военными в правительстве, повстанцы у власти – не худший вариант.
– Никакие они не повстанцы, – проворчал Джейден, – а самые настоящие террористы.
Да, Зочи бы им помогла, Кира это знала, но какой от нее толк? Она не проходила военной подготовки, кроме обычных школьных занятий по стрельбе, а навыки ее были на удивление традиционны: подруга умела готовить, шить, выращивать овощи и фрукты, ухаживать за скотиной и все такое прочее. Изольда и того хуже: она, скорее всего, возражать не станет, потому что привыкла, чтобы другие решали за нее, но с ними тоже не пойдет. Хорошо, если поможет скрыть поход от Сената и Сети безопасности, но и на это особенно рассчитывать не стоит. Чтобы все получилось, нужны преданные люди, которые знают, как себя вести в полевых условиях. Сама Кира тоже не вполне подходила под это требование, но она хотя бы врач и благодаря вылазкам умеет обращаться с оружием.
Кира подумала о Маркусе. Он развалился рядом с ней на диване, смотрел в окно на последние отблески заката и не принимал никакого участия в разговоре. Маркус не солдат, но прекрасно умеет стрелять, талантливый хирург и не теряется в чрезвычайных ситуациях. В больнице его практически сразу назначили в отделение реанимации и интенсивной терапии. Рядом с ним можно ничего не бояться. Кира легонько похлопала друга по колену, собралась с духом, выпрямилась и сказала:
– Ребята, мне надо с вами поговорить.
– Да знаю я, что ты скажешь, – ответил Хару. – У тебя же есть Маркус. Понятно, что Закон надежды тебя не пугает.
Кира смущенно покосилась на Маркуса, перевела взгляд на Хару и покачала головой:
– Признаться, об этом я как-то не думала. И вообще сейчас речь о другом. Я хотела поговорить о вашем будущем ребенке.
Хару нахмурился и взглянул на Мэдисон, рассеянно поглаживающую живот:
– А в чем дело?
– Можно я скажу как есть?
– Все так и делают, – заметила Изольда.
– Ну хорошо, – кивнула Кира. – Ребенок Мэдисон умрет.
Хару и Джейден заворчали. На Мэдисон было больно смотреть. Кира, стараясь не расплакаться, продолжала:
– Прости, я знаю, это звучит грубо, но давайте будем реалистами. Закон надежды – глупость, зло, необходимость, называйте как хотите, все равно ничего не изменится – не спасет малыша Мэдисон. Может, какого-то другого ребенка, через много лет, но не этого. Если, конечно, мы ничего не сделаем.
Хару впился в нее холодным взглядом:
– Что ты предлагаешь?
Кира сглотнула и посмотрела ему прямо в глаза, стараясь казаться такой же уверенной и серьезной, как он:
– Я предлагаю поймать партиала.
Джейден нахмурился:
– Ты имеешь в виду, спланировать атаку на материк?
– Ни в коем случае. Ни Ист-Мидоу, ни Сеть безопасности не должны иметь к этому никакого отношения. Я пыталась поговорить со Скоузеном. Сенат никогда на это не согласится. Только мы с вами, присутствующие в этой комнате. Партиалы могут помочь разгадать секрет РМ-вируса. Я хочу, чтобы мы с вами переплыли пролив и поймали одного из них.
Друзья уставились на Киру, раскрыв рты от изумления. Никто не произнес ни слова; слышно было только, как яростно гремит музыка давно умершего Кевина. В глазах Мэдисон читалось недоверие. Изольда и Джейден нахмурились – наверно, решили, что Кира спятила. Зочи пыталась улыбнуться, видимо, думала, что это шутка.
– Кира… – медленно проговорил Маркус.
– Да, черт возьми! – воскликнул Хару. – Вот об этом я и говорю.
– Ты шутишь, – сказала Мэдисон.
– Не шутит, – возразил Хару. – Так и надо. Ведь вирус создали именно партиалы, а значит, могут нам подсказать, как его вылечить. А если нужно будет, мы хорошенько на них нажмем.
– Я не предлагаю их допрашивать, – пояснила Кира, – их же миллион, и нет никаких гарантий, что мы поймаем того, кто разбирается в вирусологии. Но можно провести на нем опыты. Мы с Маркусом на основе того, что уже известно, пытались изучить, как функционирует иммунная система, но оказалось, что это тупик. И не потому, что ученые даром едят свой хлеб. Как раз наоборот: они слишком хорошо выполнили работу и перебрали все возможные варианты. Единственное, что нам осталось, – исследовать физиологию партиала и постараться найти что-то, что можно использовать для вакцинации или лечения. Другого выхода нет. И сделать это нужно как можно скорее, пока у Мэдисон не родился ребенок.
– Кира… – повторил Маркус, но Джейден его перебил:
– Ты развяжешь очередную войну.
– Нет, если действовать незаметно, – оживился Хару. – Большой отряд они засекут, но маленький сможет пробраться через границу, захватить партиала и быстро вернуться домой. Они даже не узнают, что мы там были.
– Узнают, когда заметят, что человек пропал, – заметила Зочи.
– Они не люди, – отрезал Хару, – а машины, биороботы, механизмы. И заботятся друг о друге не больше, чем одна винтовка заботится о другой. В самом худшем случае, если командир партиалов заметит, что в его арсенале не хватает одного ружья, он прикажет изготовить новое.
– А разве они умеют делать новых партиалов? – удивилась Изольда.
– Кто знает? – ответил Хару. – Нам известно, что они не размножаются, но вдруг они нашли в «ПараДжене» станки по производству партиалов и снова начали их изготавливать? Их нельзя считать людьми: ведь они и сами себя таковыми не считают. Украсть партиала – это даже не похищение… это как захватить трофейное оборудование.
– Нам не очень-то нравится, когда Голос захватывает наше оборудование, – заметила Мэдисон.
– Нет, они правы, – Джейден опустил взгляд, потом снова поднял глаза. – Нам это по силам.
– Ну вот, и ты туда же, – охнула Мэдисон.
Кира молча радовалась. Она не понимала, почему Мэдисон упрямится, но это и неважно: главное, Джейден согласился. Девушка поймала его взгляд, кивнула и спросила напрямик:
– Так что ты думаешь?
– У меня есть знакомые в Сети безопасности, они нам помогут, – ответил Джейден. – В основном разведчики. Мы ведь даже толком не знаем, где сейчас партиалы, не говоря уже о том, как у них все устроено. Так что нужна небольшая команда, которая найдет одинокого партиала или их небольшой патруль, захватит и незаметно вернется с ним на остров, – он перевел взгляд с Мэдисон на Киру. – Не самый простой план, но попробовать можно.
– Я еду с вами, – подала голос Зочи.
– Никуда ты не поедешь, – отрезала Изольда. – И вы все тоже.
Кира и ухом не повела: она смотрела на Джейдена. Ей нужна была его помощь:
– Где лучше переплыть пролив?
– Пролив переплывать нельзя, – покачал головой Хару. – Наши следят за границами зорко, как ястребы, а значит, и партиалы тоже не зевают. Границу надо переходить в пустынном месте, которое никто не охраняет.
Джейден кивнул.
– На Манхэттене.
– Вы точно рехнулись, – Маркус накрыл ладонью руку Киры. – Манхэттен не охраняют, потому что он нашпигован взрывчаткой: заминированы мосты, оба берега, и граница с партиалами на проливе Гарлем с севера тоже заминирована. Один неверный шаг, и весь остров взлетит на воздух.
– Да, вот только нам известно, где наши мины, – ответил Джейден. – Я могу достать старые планы и записи, на которых отмечены безопасные дороги.
– А там такие есть? – удивилась Зочи.
– Было бы глупо минировать все без разбору, – пояснил Джейден. – Безопасных дорог мало, найти такие трудно, но с правильными картами мы их отыщем и проскользнем незамеченными.
– Давайте больше не будем об этом, – попросила Мэдисон. Кира никогда раньше не слышала в ее голосе столько решимости и грусти. – Никто не поедет на Манхэттен, не будет пробираться по минным полям и, уж конечно, не станет нападать на партиалов и брать их в плен. Они же суперсолдаты, их создали для победы в Войне за Изоляцию. И вы думаете, они вот так просто дадутся в руки кучке подростков? Они чудовища, они смертельно опасны, и я не позволю втягивать моего мужа и брата в эти авантюры.
– Мы же для тебя стараемся, – опешил Хару.
– Мне это не нужно, – уперлась Мэдисон. Кира заметила, что на глаза у подруги навернулись слезы, а рукой она инстинктивно прикрыла чуть выпуклый живот. – Если хотите защитить мою дочку, не лишайте ее отца.
– Хорошо, допустим, я никуда не пойду, – негромко проговорил Хару, – тогда у нашего ребенка будет отец. Дня три, в лучшем случае четыре. Кира права. Если мы сейчас не примем меры, малыш неминуемо умрет. Но если рискнем и поймаем партиала, то, быть может, нам удастся ее спасти.
«Ее, – подумала Кира. – Они так говорят, словно уже знают, что будет девочка, хотя еще слишком рано для определения пола ребенка. А для них она уже реальный человек. Неужели Мэдисон не понимает, что это единственный шанс?»
– А если ты погибнешь? – Голос Мэдисон задрожал от волнения.
– Значит, я отдам жизнь за своего ребенка, – ответил Хару. – Любой отец на острове поступил бы так же.
– Уговорили, – Зочи сложила руки на груди. – Я с вами.
– А я нет, – вмешалась Изольда. – Я согласна с Мэдс: это опасно, это государственная измена, и у вас один шанс из миллиона. Оно того не стоит.
– Нет, стоит, – возразила Кира. – Говори что угодно: что это глупо, невозможно и так далее, но не смей утверждать, будто это бесполезно. Мы отлично понимаем, что можем не вернуться живыми. Или же нам не удастся поймать партиала. Я отдаю себе в этом отчет, иначе не стала бы предлагать. Но Хару прав: чтобы на свет появилось новое поколение, стоит пожертвовать жизнью одного, да пусть даже всех нас. Если мы сумеем довести свой замысел до конца и с помощью партиала найти лекарство от РМ-вируса, мы спасем не только ребенка Мэдди, но тысячи, а то и миллионы младенцев – всех, кто когда-либо родится на земле. Мы спасем все человечество.
Изольда молчала. Мэдисон плакала. Она вытерла глаза и прошептала, жалобно глядя на Хару:
– Но почему должен идти именно ты?
– Потому что без доказательства правоты наши действия будут считаться незаконными, – пояснил он. – Чем меньше народа знает о наших планах, тем лучше. Джейден позовет в помощь еще человека-другого, но большинство тех, кто нам нужен, сейчас здесь, в этой комнате, и это единственный шанс на успех.
– Вы все с ума посходили, – сказал Маркус. – Да у вас даже плана никакого нет! Не думаете же вы, что вот так просто поймаете партиала, нажмете на кнопку «вылечить РМ-вирус» – и готово? Даже если вам удастся его захватить, что вы с ним будете делать?
Кира удивленно повернулась к Маркусу: она не ожидала, что он станет спорить.
– Что значит, «вы с ума посходили»? – спросила она. – Я думала, ты с нами.
– Я этого не говорил, – возразил Маркус. – Я считаю, что это опасная, бесполезная и дурацкая затея…
– А как же то, о чем говорила Кира? Как же наше будущее? – поинтересовался Хару. – Как нам спасти человечество? Или тебе на него наплевать?
– Нет, конечно, – возразил Маркус, – но так тоже нельзя. Безусловно, самопожертование штука благородная, и будущее человечества цель более чем достойная, но постарайтесь хотя бы десять секунд трезво поразмыслить, и все ваши доводы рассыплются в прах. За последние одиннадцать лет никто в глаза не видел партиала. Вы не знаете, где они, чем заняты, как их найти, как поймать, на что они способны и так далее. И даже если каким-то чудом вам удастся захватить в плен одного из них и при этом остаться целыми и невредимыми, дальше-то что? Вы приведете его прямо в Ист-Мидоу? Думаете, вас не пристрелит первый же патруль?
– Мы возьмем с собой портативный компьютер, – пояснила Кира, – и генератор, так что все тесты проведем на месте.
– Ничего у вас не выйдет, – заявил Маркус. – Потому что вас всех перебьют. Ты сама хотела начистоту, так слушай: все, кто пустится в эту идиотскую авантюру, погибнут. Иначе быть не может. И я не позволю тебе угробить себя.
– Да кто ты такой, чтобы решать за меня? – вспылила Кира. Девушка почувствовала, как кровь прилила к лицу, а руки закололо от волнения и избытка адреналина. Кем он себя возомнил? В комнате повисло неловкое молчание, все уставились на Киру, а она встала и отошла от дивана, стараясь даже не смотреть на Маркуса, чтобы не сорваться и еще раз не накричать на него.
– На подготовку понадобится месяц, может, чуть больше, – негромко сказал Джейден. – У Хару благодаря коллегам по работе есть доступ к картам, а я переговорю кое с кем, кто поможет выбраться отсюда. Мы скажем, что собираемся на вылазку, людей я выберу сам. Никто ничего не заподозрит до того момента, когда мы не вернемся в срок, а тогда уже будет поздно нас останавливать. Но чтобы оформить все бумаги как полагается, не вызывая подозрений, нужно время.
– Вот и отлично, – согласилась Кира. – Сложа руки сидеть нельзя, но и торопиться тоже ни к чему. Нужно все сделать правильно.
– А меня вы как с собой возьмете? – поинтересовалась Зочи. – Ведь я не имею допуска на вылазки.
– Ты не пойдешь, – ответил Джейден.
– Еще чего! Пойду.
– Ты останешься с Мэдисон, – поддержал его Хару. – Пусть каждый делает, что может и умеет. Тащить тебя к партиалам нет смысла: ты там будешь не помощницей, а обузой.
– Пожалуйста, останься со мной, – Мэдисон умоляюще протянула руку к Зочи. В ее широко раскрытых глазах стояли слезы, на лице было написано отчаяние. – Я не хочу потерять сразу всех.
– Если от Зочи вам мало толку, от меня и того меньше, – заметила Изольда. – Но если Сенат заметит ваше отсутствие, я смогу на какое-то время их отвлечь. А вот за Сеть безопасности не ручаюсь, тут я бессильна.
– Хорошо, – согласился Хару, – но от тебя понадобится еще кое-что. Когда мы вернемся, ты должна будешь добиться, чтобы Сенат нас выслушал.
– Я никуда не пойду, – вмешался Маркус. – И Кира тоже.
– Джейден, Хару, начинайте, а мы с Маркусом сейчас вернемся, – Кира развернулась, подошла к дивану и потянула Маркуса за руку. Она протащила его за собой по коридору к выходу, рывком распахнула дверь, толкнула Маркуса вниз по ступенькам, спустилась следом и подошла к нему вплотную. В глазах у Киры кипели слезы:
– Что ты себе позволяешь?
– Я спасаю тебе жизнь.
– Это моя жизнь, и я сама о себе позабочусь.
– Так позаботься. Неужели ты правда думаешь, что вернешься живой? Ты и правда хочешь все бросить?
– Что все? Ты про наши отношения? Вот из-за чего ты так завелся? Я должна сидеть и смотреть, как весь мир летит в трубу, лишь бы мы с тобой всегда были вместе? Я не твоя собственность, Маркус…
– А я этого и не говорил. Я не об этом. Я просто не понимаю, почему ты готова пожертвовать всем.
– Потому что иначе нельзя, – объяснила Кира. – Тебя вообще это заботит хоть сколько-нибудь? Ты разве не видишь, что происходит? Мы же сами рвем себя на части. Да, если я уйду, то, быть может, погибну, но если я останусь, погибнем мы все, непременно, и вместе с нами все человечество, а я так не хочу.
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже, но…
– Никаких «но», – перебил Маркус. – Ты не обязана спасать мир. Ты врач. Даже еще не врач, а интерн. Ты подаешь надежды как ученый, ты нужна здесь, в больнице. Там, где безопасно. Пусть они идут, а ты останься, – у Маркуса задрожал голос. – Останься со мной.
Кира зажмурилась. Ну как ему объяснить, чтобы он понял?