Отвергнуть короля Чедвик Элизабет

Родословное древо Маршалов

Выборочное родословное древо Биго, включая родственные связи с Солсбери и королевским семейством

Глава 1

Имение Маршалов Кавершем, Беркшир,

январь 1204 года

– Это нечестно! – Десятилетняя Махелт Маршал сердито взглянула на старших братьев, увлеченных игрой в воображаемый набег на вражеский замок. – Почему я не могу быть рыцарем?

– Девочки не участвуют в набегах, – ответил Уилл с чувством превосходства, основанным на том, что он был мужчиной неполных четырнадцати лет, да еще и наследником графства Пембрук.

Махелт попыталась схватить поводья его коня, и Уилл отдернул их, чтобы сестра не смогла дотянуться.

– Девочки сидят дома, вышивают и рожают детей. Только мужчины ходят на войну.

– Женщины должны защищать свой замок, когда их лорды в отъезде, – заметила Махелт. – Мама защищает… И вы должны ей повиноваться.

Вскинув голову, она посмотрела на Ричарда, тому было лишь двенадцать, и порой его можно было перетянуть на свою сторону. Но, несмотря на широкую улыбку на веснушчатом лице, брат не спешил ей на помощь.

– Мама должна покоряться приказам нашего лорда, когда он возвращается, – возразил Уилл. – Разве папа посылает ее в бой с копьем в руке, когда он дома?

– Я могу притвориться. Все равно это просто притворство, – не сдавалась Махелт. – Ты еще не мужчина.

Уилл покраснел, и улыбка Ричарда стала шире.

– Пусть защищает замок, – предложил он. – Возможно, ей это предстоит, когда она выйдет замуж.

Уильям закатил глаза, но уступил:

– Ладно, но она не рыцарь и не скачет на Эквусе.

– Разумеется, нет.

– И пусть она будет француженкой. А мы – англичане.

– Это нечестно! – снова запротестовала Махелт.

– Тогда не играй, – равнодушно ответил Уилл.

Девочка бросила на братьев гневный взгляд. Ей хотелось прокатиться на новом скакуне Уилла – это был самый настоящий, большой конь, а не пони. Хотелось перепрыгивать на нем через изгороди, как Уилл, и проверить, насколько быстро конь может мчаться. Хотелось почувствовать ветер в волосах. Уилл назвал своего скакуна Эквусом и утверждал, что это латинское название, означающее «боевой конь».

Смирный серый Ричарда был не так интересен, а своего маленького коренастого гнедого, который повредил ногу и остался в конюшне, Махелт уже переросла. Она знала, что может ездить верхом не хуже братьев.

Тяжело вздохнув, девочка поплелась оборонять «замок», которым в игре именовалась хижина псаря. Здесь хранились ошейники и поводки для гончих, старые одеяла, охотничьи рожки, различные инструменты, корзины и миски. На полке на уровне глаз Махелт стояли пузатые глиняные горшки с целебной мазью для собак. Девочка взяла один горшок, сняла крышку из плетеной соломки и тут же отпрянула, почувствовав вонь прогорклого гусиного жира.

– Готова? – донесся крик Ричарда.

Обхватив горшок левой рукой, Махелт вышла из сарая и, решительно выпятив подбородок, повернулась к братьям, лошади которых нетерпеливо перебирали ногами. Оба мальчика соорудили себе копья из ясеневых палок и держали наготове учебные щиты. Братья хором завопили и бросились в атаку. Махелт стояла неподвижно, зная, что они думают, будто она испугается и нырнет обратно в сарай. Девочка зачерпнула пригоршню склизкого жира и швырнула его в лошадей. Уилл спрятался за щитом, который принял первый удар, но следующий снаряд Махелт перелетел через обод из сыромятной кожи и забрызгал его плащ и шею. Еще одна порция жира угодила в бок коня Ричарда. Пытаясь успокоить пугливую лошадь, брат открылся, и четвертая пригоршня попала ему прямо в лицо.

– Ха! Вы оба мертвы! – Махелт радостно запрыгала. – Я победила, я победила!

Радость горела на ее лице. Она им показала!

Уилл молниеносно спрыгнул с коня. Махелт завизжала и попыталась укрыться в сарае, но брат был слишком быстр и поймал ее за руку. Девочка развернулась и ударила Уилла в грудь перепачканной в мази рукой, замарав его плащ прогорклым жиром.

– Бить даму бесчестно! – завопила Махелт, когда брат угрожающе поднял кулак.

Уилл посмотрел на свой сжатый кулак, опустил руку и с раздражением толкнул сестру:

– Посмотри, во что ты превратила мой плащ! Мне жаль того, кому ты достанешься в жены. Настоящая сорвиголова!

Махелт вздернула подбородок, не желая выказывать раскаяние или испуг.

– Но я все равно победила, – повторила она. – Вас обоих.

– Уилл, оставь ее, – недовольно произнес Ричард, вытирая лицо. – Поехали. Это не лучшее место для тренировок. В настоящем бою в нас полетит кое-что посерьезнее старого жира.

Сверкнув напоследок глазами, Уилл развернулся и взобрался на Эквуса.

– Похоже, ты все-таки проиграла, – бросил он, собирая поводья.

Сквозь пелену злых слез Махелт наблюдала, как братья скачут прочь. Подняв руку, чтобы вытереть глаза, девочка обнаружила, что вонь от мази стала просто невыносимой. Махелт замерзла, проголодалась и чувствовала обиду. Ее победа оказалась фальшивой, и теперь ей влетит за то, что она истратила мазь псаря и перепачкала одежду братьев. Девочка поставила горшок обратно на полку и закрыла дверь сарая. Обернувшись, Махелт подскочила – за ее спиной стоял Годфри, помощник камергера отца.

– Вас ищут родители, молодая госпожа. – Он поморщился. – Господь всемогущий, чем вы занимались?

– Ничем. – Махелт властно посмотрела на него, чтобы скрыть свою вину. – Защищала замок.

Годфри ничего не сказал, но взгляд его был красноречивым.

– Чего они хотят?

Встреча с двумя родителями сразу обычно приберегалась для серьезных проступков. У матери Махелт глаза были на затылке, но она не могла так скоро узнать о швырянии жиром, и девочка не припоминала, за что еще могла заслужить подобный приказ.

– Я не знаю, молодая госпожа. Ваша леди матушка просто велела привести вас.

Махелт с тревогой проследовала за ним в дом, по пути остановившись, чтобы сполоснуть руки в корыте и вытереть о сетку с сеном, привязанную к стене конюшни.

Мать с отцом сидели у очага в своей комнате, и девочка заметила, как они обменялись быстрыми взглядами при ее появлении. Она чувствовала, что в воздухе таится опасность, но не злость. Гилберт и Уолтер, два ее младших брата, играли на полу в кости, а няня присматривала за маленькими сестрами, четырехлетней Беллой и двухлетней Сибирой.

Мать указала на скамью, и Махелт села между родителями, освободившими для нее место. Огонь окутал ее теплом. Оконные ставни были задернуты занавесями, и мягкое сияние множества свечей из пчелиного воска делало комнату уютной и гостеприимной. От матери чудесно пахло розами, и рука, которой она приобняла Махелт, была ласковой и любящей. Пусть братья занимаются их дурацкой игрой. Родительское внимание намного лучше, особенно если ей ничто не угрожает. Махелт показалось странным, что отец держит в руках ее мягкую тряпичную куклу и задумчиво глядит на нее. Заметив, что дочь наблюдает за ним, отец положил куклу и улыбнулся, но глаза его оставались серьезными.

– Помнишь, как несколько недель назад мы навещали рождественский двор в Кентербери? – спросил он.

– Да, папа, – кивнула Махелт.

Это было чудесно – бесконечные пиры, танцы и веселье. Махелт чувствовала себя совсем большой, ведь ей разрешили общаться со взрослыми. Она сторонилась короля Иоанна, поскольку знала, что мать не любит его, но все же нашла висевшие на нем драгоценности великолепными. Сапфиры и рубины – прямиком из Сарандиба[1], так сказала ее кузина Эла.

– Ты помнишь Гуго Биго?

– Да, папа.

Внезапно лицо девочки раскраснелось. Она взяла куклу и сама принялась теребить ее. Гуго был взрослым, но танцевал с Махелт в хороводе, сжимая ее руку и ведя девочку сквозь цепочку. Позже он устроил игры в жмурки и в камешек для младших детей и сам охотно в них поучаствовал. У него был сильный певческий голос и улыбка, от которой у Махелт сосало под ложечкой, хотя она не знала почему. Однажды он станет графом Норфолком, точно так же как Уилл станет графом Пембруком.

– Родители Гуго ищут для него подходящую жену, – произнес ее отец. – Мы с твоей матерью считаем, что Маршалам и Биго не худо бы породниться через брачный союз.

Махелт заморгала. Она ощущала жар очага, руку матери на талии. Перебирая пальцами кукольное платье, Махелт посмотрела на отца. Если закон это позволяет и Господу это угодно, она выйдет за Гуго.

Девочка знала, что ей предстоит сделать хорошую партию ради блага семьи. Это ее долг, и она с гордостью его исполнит, но никак не думала, что все случится подобным образом – в самый обычный день, после шутливой стычки с братьями. Тут у нее засосало под ложечкой.

– Речь идет только о помолвке, – заверила мать. – Ничего не изменится, пока ты не повзрослеешь, но твой отец должен сделать предложение уже сейчас.

Облегчение, которое Махелт испытала при мысли, что не выйдет замуж незамедлительно, тут же сменилось любопытством.

– Почему вы должны сделать предложение сейчас, папа?

Серьезно посмотрев на дочь, он заговорил как взрослый со взрослым:

– Потому что, Матти, я хочу укрепить наш союз с графом Норфолком. Он могущественный и знатный человек, поместья его процветают. Роджер Биго знает законы нашей земли лучше, чем кто бы то ни было, а его сын – достойный юноша. Он всегда сможет защитить тебя, а для меня это важно. Если мы не сделаем предложение сейчас, граф не станет ждать. Есть другие знатные семейства, с которыми Биго могут породниться. Я считаю, что Гуго – лучший жених для тебя.

Махелт крепче вцепилась в куклу, но не потому, что расстроилась. Девочка размышляла: Уилл был обручен с пятилетней Элис де Бетюн. Кузина Махелт Эла, графиня Солсбери, вышла замуж за Уильяма Длинный Меч, когда ей было всего десять лет. А Махелт уже почти одиннадцать!

– Мне нравится Гуго Биго, – заявила она, болтая ногами.

Графиня Ида ей тоже нравилась – она подарила ей на Рождество эмалевую брошку с красными и синими цветами. А отец Гуго, граф Роджер Норфолк, всегда носил великолепные шляпы.

– В таком случае я рад, – произнес отец, – и очень горжусь тобой. Я сделаю предложение, и поглядим, что из этого выйдет.

Его одобрение воодушевило Махелт. Отец обнял ее, и девочка оставила куклу, чтобы изо всех сил обнять его в ответ. Он притворился, будто кашляет от ее крепкой хватки, но после издал совсем другой звук и, морщась, отстранился:

– Малышка, что ты делала? Что это за запах?

Махелт попыталась изобразить равнодушие:

– Это всего лишь мазь, которой псарь Том врачует гончих, если они поранятся.

Отец поднял брови:

– И как же она оказалась на тебе?

Махелт заерзала:

– Уилл велел мне защищать замок от нападения, но быть рыцарем и скакать на Эквусе не позволил. – Ее глаза вспыхнули. – Он сказал, я должна быть француженкой, а потом рассердился и ускакал, потому что проиграл.

Махелт скрыла мимолетную дрожь при воспоминании, как брат сказал, что на самом деле проиграла она. Это было неправдой.

– А мазь?

– Мне больше нечего было бросать. – Махелт выпятила подбородок. – Иначе они взяли бы меня в плен и потребовали выкуп.

Отец отвернулся и потер лицо рукой. Когда он снова посмотрел на Махелт, лицо его было строгим.

– Ты понимаешь, что Тому теперь придется делать новую мазь, а для этого нужно подождать, пока мы зарежем кабанчика и добудем сало? Травы тоже придется поискать.

Махелт теребила кончик косы.

– Простите, папа… Я готова помочь ему. – Девочка подумала, что это будет забавно – подбирать и смешивать ингредиенты. Лучше, чем шить в беседке.

Отец поморщился:

– Пожалуй, хорошо, что между твоей помолвкой и свадьбой еще достаточно времени.

– Я не стану ничего бросать в своего мужа, – заверила Махелт.

– Рад это слышать, – чуть сдавленным голосом ответил отец. – А теперь иди и как следует вымой руки, а потом мы поджарим немного хлеба на огне.

Махелт вскочила со скамьи и поспешила исполнить приказ, радуясь, что так легко отделалась. К тому же она умирала от голода.

– Она еще совсем ребенок, – позже прошептал Уильям Маршал жене, когда они, собираясь лечь спать, смотрели на спящую дочь.

В тусклом свете свечи ее густые каштановые волосы отливали красным, к груди девочка крепко прижимала куклу.

Но, прежде чем свет успел потревожить сон Махелт, Изабелла увлекла мужа в спальню.

– Вы должны были принять решение, и это верное решение.

Уильям Маршал сел на край кровати и потер лицо.

– Роджер Биго – наш друг, но в первую очередь он будет преследовать собственные интересы… Как поступил бы и я на его месте.

– Ну разумеется, – согласилась Изабелла, ставя в нишу свечу, – но я подозреваю, что наше предложение придется ему по сердцу и он не станет искать иного.

– Да уж, наверное! – вспыхнул Уильям. – Махелт – лучшая невеста в стране.

Изабелла ласково положила руку ему на затылок:

– Ну конечно, и вы не могли найти ей лучшей пары, чем Гуго Биго.

Она наклонилась, чтобы поцеловать мужа, ощутив его тоску об утрате. Другие их дочери были еще крошками. Махелт исполнилось семь, когда родилась ее первая сестра, а значит, она долгое время оставалась единственной дочерью Уильяма. Она так походила на него! Махелт унаследовала могучую жизненную силу и искренность отца и так же высоко ставила честь и долг, хотя, надо признать, не обладала отцовским терпением и тактом. Девочка знала, чего стоит, а стоила любимая старшая дочь графа Пембрука немало. Изабелла любила дочь всем сердцем, но понимала, что Гуго Биго придется с ней непросто.

– К тому же Норфолк и Йоркшир вдалеке от опасности, – добавил Уильям с тревогой во взгляде.

Изабелла закусила губу. Их отношения с королем Иоанном оставались непростыми. Король никогда не любил Уильяма и не доверял ему. Уильям платил королю той же монетой, но клятва верности обязывала, а Иоанн даровал им графство Пембрук в обмен на эту клятву. Несокрушимая преданность всегда была сильной стороной Уильяма Маршала, но он служил человеку, который не верил в честь и сам не обладал подобной добродетелью. В Нормандии начались беспорядки, под внешне спокойной поверхностью закипало недовольство. Восточная Англия, однако, оставалась гаванью, далекой от волнений, а ее граф был осторожен и управлял своими поместьями крепкой рукой.

– Десять лет назад я нес дочь в церковь, чтобы окрестить, – покачал головой Уильям, – и на ее тельце еще виднелись следы родов. Кажется, все случилось только вчера, и вот я уже устраиваю ее брак. Время подобно лошади, которая скачет во весь опор, не повинуясь поводьям.

– Возможно, лошадь и не повинуется поводьям, но если рассчитывать свои действия, больше шансов удержаться в седле.

Уильям весело фыркнул, снял котту и лег на кровать, закинув руки за голову.

– Хорошо, что вы сказали «больше шансов», любовь моя. – Он наблюдал, как Изабелла снимает вуаль и вытягивает шпильки из волос, отпуская на свободу тяжелые золотые косы. – Господу известно, что на дороге довольно препятствий, способных выбить из седла даже самого осторожного всадника. Завтра я велю писцам написать Биго, и тогда поглядим.

Глава 2

Сеттрингтон, Йоркшир,

февраль 1204 года

Гуго Биго спешился, чтобы осмотреть волчицу, которую только что убил, и вытер копье бурой зимней травой. Ветер ерошил серебристо-серый мех. Волчица скалила окровавленные клыки, и даже в смерти янтарные глаза смотрели злобно. Она должна была ощениться в этом году, но ее живот раздулся не от щенков, а от того, что вчера она и ее приятель задрали беременную овцу. Волки были сущей напастью в пору ягнения: они рыскали вокруг овчарен, серые, словно сумерки, выжидая подходящий момент. Пастухи и собаки были настороже, но не могли поспеть повсюду, и даже когда стадо перегоняли ближе к дому, некоторым овцам не везло.

На лицо Гуго упали ледяные капли косого дождя, подул холодный ветер. И хотя руки были в рукавицах, они онемели. Стояло морозное, голодное время года, зима еще держалась, но светало все раньше, а по вечерам небо долго не сдавалось темноте.

– Теперь я могу сделать прикроватный коврик из волчьей шкуры, – произнес с блеском в темно-серых глазах его тринадцатилетний брат Ральф.

Гуго улыбнулся:

– А с другой стороны кровати положи овечью шкуру – для симметрии и чтобы помнить, почему мы вообще охотимся на волков.

– Не понимаю, зачем тебе волчья шкура, она же воняет, – заметил другой брат – Уильям. В свои почти пятнадцать по возрасту он был ближе всех к Гуго.

– Нет, если шкуру как следует выдубить и просушить, – возразил Ральф.

– Волку самое место в помойной яме, – покачал головой Уильям.

Привыкший к их перепалкам, Гуго не обращал на братьев внимания. Слова ничего не значили. Мальчики часто спорили – порой дело доходило до драки, – но долго друг на друга не злились и неизменно выступали вместе против общего врага.

Гуго сел на Стрелку. Кобыла получила имя за способность пускаться с места во весь опор. Она могла перегнать любого волка и была гордостью и радостью Гуго. Собрав поводья, он изучал набрякшие мокрым снегом тучи, которые мчались с восточного побережья, и ждал, пока Ральф перебросит окровавленные туши через седло вьючного пони. Ветер свирепо завывал, словно дикий зверь. В такую погоду все разумные люди сидят у огня и выходят, только чтобы облегчиться… или разобраться с волками.

Гуго стал лордом Сеттрингтона пять лет назад, когда после коронации Иоанна отец подарил ему десять рыцарских наделов.

Тогда ему уже исполнилось шестнадцать, и он был достаточно взрослым, чтобы нести ответственность под присмотром отца. Гуго наточил зубы в этих йоркширских поместьях, готовясь ко дню, когда унаследует обширные плодородные земли и прибрежные деревни в Восточной Англии, в том числе замок Фрамлингем с тринадцатью великими башнями. Отец его еще здоров и крепок, но однажды Гуго станет графом Норфолком, и к нему перейдет больше ста шестидесяти рыцарских наделов.

Гуго задержался у хижины пастухов, чтобы сообщить им хорошую новость о волках, и поскакал в усадьбу. Смеркалось, лошади месили ледяную грязь дороги, морозный воздух клубился паром вокруг их ноздрей, поднимался от шкур. Сквозь щели в ставнях пробивался свет, и конюхи встретили охотников, чтобы забрать скакунов.

– Сир, прибыл ваш лорд отец, – сообщил Гуго старший конюх, когда тот спешился.

Гуго уже заметил в стойлах лишних лошадей и возросшее количество слуг. Он ожидал визита отца, поскольку король Иоанн и двор расположились в Йорке, всего в двадцати милях от Сеттрингтона. Гуго кивнул конюху, сдернул рукавицы и вошел в дом, дыханием согревая озябшие ладони. Камергер поднес ему чашу горячего вина с пряностями, которую Гуго принял с благодарностью. Его отец сидел у огня, скрестив ноги, и тоже потягивал вино из кубка, но при виде Гуго встал.

– Сир… – Гуго опустился на одно колено и склонил голову.

– Сын! – В голосе Роджера Биго прозвучала гордость.

Он поднял Гуго на ноги и расцеловал в обе щеки. Когда они обнялись, Гуго под плащом на меховой подкладке ощутил литые мышцы. Его отец был крепким и кряжистым, как подстриженное дерево.

Прибывшие Уильям и Ральф получили свою долю приветствий, и некоторое время разговор вращался вокруг непогоды и охоты на волков. Принесли еще горячего вина и блюда с горячими жареными пирожками. Был Великий пост, поэтому обошлось без сырной начинки или посыпки из сахара с пряностями, но мужчины, проведшие весь день в тяжелых трудах на морозе, были рады обжигающим язык пирожкам с хрустящей корочкой. Руки и ноги Гуго начали отогреваться и пульсировать. Риск что-нибудь отморозить – еще один повод не отходить от огня в промозглый февральский день. Он отпихнул нос собаки, выпрашивающей подачку.

– Как поживает моя леди мать?

– Неплохо. – Его отец вытер губы салфеткой. – Но с нетерпением ждет весны, как и все мы… И новостей от тебя, разумеется.

– Как только погода улучшится, я съезжу в Фрамлингем и повидаюсь с ней.

– Это может случиться и раньше.

– Да? – вопросительно поднял бровь Гуго.

Граф взглянул на остальных сыновей.

– После ужина я хочу побеседовать с тобой наедине и без помех.

Разговорить отца было невозможно, и Гуго пришлось усмирить свое любопытство.

После скромного постного ужина из рыбного рагу и хлеба Ральф отправился свежевать своих волков. Уильям, слишком брезгливый, чтобы присоединиться к нему, получил приказ удалиться и решил сыграть в кости с рыцарями.

Гуго напряженно ожидал, когда отец заговорит. Назревало что-то важное.

Стоя спиной к огню, граф прокашлялся:

– Уильям Маршал обратился ко мне и предложил тебе в жены свою старшую дочь Махелт.

Новость не стала неожиданностью, но у Гуго все равно засосало под ложечкой. Отец уже некоторое время присматривал ему невесту. Дочь Маршала была одной из нескольких кандидаток.

– Я сказал ему, что мы рассмотрим его предложение и я дам ответ, когда поговорю с тобой.

– Ей нет и одиннадцати, – сорвалось с языка Гуго.

– Она скоро вырастет, а ты еще молод для брака. Мне было больше тридцати, когда я женился на твоей матери, а Маршал был почти вдвое старше тебя, когда взял в жены Изабеллу Лейнстер. Что действительно важно – это престиж союза с Маршалами и родственные связи, которые принесет девочка.

Гуго вспомнил, как танцевал с Махелт Маршал на рождественском пиру в Кентербери. Она была высокой для своих лет и поджарой, точно борзая. Лучше всего ему запомнились ее волосы – блестящие, темно-каштановые, с насыщенным бронзовым отливом. Ему понравилась ее сообразительность и живость, но она была шумным ребенком и не годилась для брачной постели. Более того, при мысли о Маршалах ему представлялись граф и графиня, а не Махелт. При дворе его покой смутила скорее графиня Изабелла, сильная и привлекательная женщина слегка за тридцать.

– Похоже, тебя что-то беспокоит.

Гуго подпер подбородок рукой:

– Возможно, девочку от женщины отделяет всего несколько лет, но что, если она умрет раньше? Мы лишимся ее приданого и упустим другие предложения.

– Придется пойти на риск, – признал его отец, – но Махелт Маршал не из болезненных. Все ее братья и сестры крепки, как боевые кони. – Глаза старшего мужчины блеснули. – Прекрасная порода!

Гуго сардонически фыркнул.

Его отец посерьезнел:

– Предложения лучше не будет.

Гуго знал, что хитроумие и здравый смысл сделали Роджера Биго ценным судьей и советником короля. По-видимому, отец взвесил все преимущества и недостатки предложения и подготовил ответы на любые вопросы Гуго.

– Я покоряюсь вашей воле, сир, – произнес он. – Мне известен мой долг перед семьей, и мои сомнения – не возражения.

Губы отца изогнулись в полуулыбке.

– И все же сомнения делают тебе честь. Я рад, что воспитал сына, который думает своей головой. Лорд Маршал желает заключить только помолвку и повременить со свадьбой, пока девочка не станет достаточно взрослой, чтобы исполнять все обязанности жены.

– Она будет жить с нами? – Тон Гуго был безучастным, но он втайне беспокоился, что придется жить с девочкой-женой, даже если в основном она будет находиться на попечении его матери.

– До свадьбы – нет, а это случится не раньше, чем она достигнет детородного возраста. Граф Пембрук предлагает заключить помолвку в Кавершеме после Великого поста.

– Как пожелаете, сир, – произнес Гуго с облегчением при мысли, что не будет сразу же обременен невестой.

Отец протянул Гуго свой кубок, чтобы тот его наполнил.

– Хорошо, в таком случае дело решено, не считая обсуждения мелких подробностей приданого и выкупа. Разумеется, король должен дать разрешение, но я не предвижу проблем. Он благоволит нам и ценит нашу поддержку. Я принял меры предосторожности и, учитывая любовь Иоанна к побрякушкам и чтению, приготовил для него драгоценности и басни Эзопа. Они должны привести короля в хорошее расположение духа.

– Есть ли новости из Нормандии?

Когда Гуго в последний раз был при дворе, король Франции Филипп совершал набеги вглубь страны, и под угрозой находились не только земли Биго неподалеку от Байё, но и значительно более обширные владения Уильяма Маршала.

– Хороших нет, – покачал головой его отец. – Пока замок в Гайаре держится, Руан французам не взять, но мы ничего не достигли, и когда начнется новый военный сезон… – Он умолк и жестом дал понять, насколько затруднительно положение короля Иоанна. Восточная Нормандия наводнена французами, Анжу потерян. – Королеве Алиеноре восемьдесят лет, и ее здоровье оставляет желать лучшего. Когда она умрет, в Пуату вспыхнет война. – Он помрачнел. – Я привык считать королеву неотъемлемой частью пейзажа, но люди не столь долговечны, как камни.

Гуго промолчал, поскольку полагал своих родителей именно такими – несокрушимыми, будто скалы, – хотя в действительности они были так же уязвимы, как все смертные.

– Король соберет армию, чтобы попытаться отбросить Филиппа, но преуспеет он или нет… – Роджер глядел в огонь с мрачной задумчивостью. – Мелкие нормандские вассалы переметнутся к Филиппу, чтобы защитить свои земли. К чему хранить верность лорду, который сбежал за море и бросил их на произвол судьбы? Иоанн потеряет всех мелких вассалов, а именно на их плечи опираются великие люди.

– А наши поместья? – Гуго пристально посмотрел на отца. – И конный завод?

– Я собирался поговорить с тобой об этом. Полагаю, настала пора перевезти лошадей в Англию. Даже если мне придется потерять Корбон и Монфике, я не собираюсь дарить королю Франции своих лошадей. Я хочу, чтобы ты отправился за ними и перевез обратно в Восточную Англию, когда погода улучшится.

– А наши люди?

– Будем решать проблемы по мере их возникновения. – Отец скрестил руки под меховым плащом. – Твой прадедушка прибыл в Англию и сражался в битве при Гастингсе, потому что нормандских земель ему было мало. Это полезное дополнение, но не более. – Он поджал губы. – Маршалу придется нелегко, если мы лишимся Нормандии, ведь ему приходится думать о своих ценных замках и поместьях. Он потеряет наследство второго сына. Парнишке скоро тринадцать, и Маршалу нужно продержаться, пока он не сможет отправить его в Нормандию полновластным владельцем. – Роджер Биго тяжело вздохнул. – Так или иначе, все мы ходим по лезвию ножа, но лучше ходить по нему в обществе сильного. Меньше шансов, что тебя сожрут волки. – Он поднял кубок в тосте. – За твою помолвку.

– За мою помолвку, – кисло отозвался Гуго.

Глава 3

Йорк, февраль 1204 года

Иоанн, король Англии, со знанием дела потер большим пальцем резные пластины из слоновой кости, защищавшие обложку книги, которую он держал в руках.

– Мои вельможи жалуются на бедность, и все же у них достаточно средств, чтобы подносить мне подобные дары. – Открыв книгу, он указал на украшенную орнаментом буквицу. – Ляпис-лазурь и золото. Во сколько это обошлось графу Норфолку?

– Мне неизвестно содержимое его сундуков, сир. – Уильям Длинный Меч, граф Солсбери, встряхнул кости в кулаке и бросил на игральную доску.

– Разве? – Глаза Иоанна сардонически заблестели. – Вы проводите немало времени в обществе Биго. Я полагал, вы имеете представление.

– Граф не хвастает своими сундуками, а гости не задают подобных вопросов.

– Но вы больше, чем гость, вы родня, – вкрадчиво заметил Иоанн.

Длинный Меч мысленно выругался, поскольку на костях выпали двойка и единица. Удача могла изменять Иоанну в других областях, но в кости он выигрывал весь вечер. Любезные слова короля были пропитаны ядом. Царственный единокровный брат Уильяма прекрасно знал о тех чувствах, которые Длинный Меч питал к своим родственникам Биго, и играл на них без малейшего угрызения совести.

– Вам я тоже родня, но мне неизвестно количество серебра в вашем ларце.

Иоанн недобро засмеялся:

– Вам известно, что в нем прибавится еще одна марка серебра, а то и больше. – Он указал на доску свободной рукой. – Жаль только, что приходится вам одалживать, чтобы потом выигрывать собственные деньги. Граф Норфолк выручает вас, когда вы навещаете мать?

– Мы не играем, – покраснел Длинный Меч.

– Неудивительно. Роджер Биго не стал бы рисковать. – Иоанн бережно переворачивал страницы изысканной маленькой книжки.

Длинный Меч потянулся за вином. Близко общаться с Иоанном, сидеть в личных покоях короля в Йоркском замке, пить рубиновое гасконское вино и терять серебро в азартных играх было его привилегией. Если бы не пятно незаконнорожденности, он и сам был бы принцем. Его матери едва исполнилось пятнадцать, когда отец Иоанна, король Генрих, взял ее в любовницы и обрюхатил. Потом она вышла замуж за Роджера Биго, графа Норфолка, и Уильям Длинный Меч, тогда еще ребенок, вырос при королевском дворе. После мать рассказывала ему, как горевала из-за необходимости расстаться с ним, и уверяла, что его отец-король не оставил ей выбора. Она родила своему мужу целый выводок законных, но отнюдь не таких благородных детей и воспитала их вдали от королевских кругов, в Йоркшире и Восточной Англии. Длинный Меч презирал своих единоутробных братьев и сестер, но в то же время завидовал тому, чего был лишен. Иногда он заезжал в их крепость во Фрамлингеме. Эти визиты приносили ему радость и боль одновременно, уезжал он всегда с облегчением… и неохотой.

– Итак… – Иоанн аккуратно закрыл и застегнул книгу – к литературе и письменному слову он питал больше почтения, чем к людям. – Что вы думаете об этом брачном договоре между старшей дочерью Маршала и вашим единоутробным братом?

– Разумный выбор, на мой взгляд, – осторожно ответил Длинный Меч.

Иоанн провел языком по внутренней стороне щеки. Его голос стал чуть насмешливым.

– Биго никогда не упустит своей выгоды, в рамках закона, разумеется. – Король с любопытством покосился на Уильяма. – Кажется, вашей Эле было девять лет, когда вы поженились?

– Около того, – кивнул Уильям.

– Теперь ей чудные шестнадцать. Как долго вы ждали?

– Достаточно долго. – Лицо Длинного Меча потемнело.

– Но живота она пока не отрастила, – оскалил зубы в волчьей усмешке Иоанн. – При этом жена отнимает у вас немало времени. Вам будет что посоветовать брату, когда придет его черед.

Длинный Меч промолчал с застывшим выражением лица. Он терпеть не мог, когда Иоанн говорил о его личной жизни в подобном тоне. В том-то все и дело: король не считал такие разговоры чем-то предосудительным, в отличие от Длинного Меча. Уильям обожал Элу и стремился ее защитить. Памятуя о хищных наклонностях Иоанна, он редко привозил ее ко двору. Уильям также старался не упоминать лишний раз о жене, поскольку неоднократно замечал, как Иоанн ревнует ко всему, что становится между ним и тем, что он полагает своей территорией.

Длинный Меч знал, что Иоанн считает его своей собственностью, и это не слишком его беспокоило, поскольку обеспечивало престиж и место в самом сердце двора. За это приходилось платить, но платить нужно всегда. Уильям старался вести себя благородно, однако отворачивался, когда происходило то, чего он не мог изменить.

Улыбаясь, Иоанн взял кости, встряхнул в кулаке и выбросил шестерку и пятерку.

– Ну, хватит, – произнес он. – Не делайте такое лицо. Я просто пошутил. Всех благ вашим родственникам Маршалам и Биго. Они стоят друг друга.

Слова короля прозвучали как оскорбление, чем, вероятно, и были.

Утром двор собирался на охоту, и Длинный Меч протиснулся через толчею собак и лошадей на конном дворе, чтобы отыскать и поздравить единоутробного брата с предстоящим бракосочетанием. Он не стремился к общению с Гуго, но вежливость превыше всего.

Сначала Длинный Меч заметил серебристую кобылу, упряжь которой была окрашена в красные и золотые цвета Биго, и его сердце исполнилось зависти. Отчиму принадлежали лучшие конюшни во всей Англии, и его наследнику Гуго, естественно, доставались самые сливки. Последний был занят беседой с конюхом, и Длинный Меч презрительно покачал головой. Для общения со слугами существуют посредники. Он выпрямился, поправил плащ и двинулся вперед.

– Брат, – выдавил он, прежде чем слово застряло в горле. – Рад встрече. Говорят, вас есть с чем поздравить?

Гуго обернулся и улыбнулся, хотя взгляд его голубых, как море, глаз оставался прохладным. Под бледным зимним солнцем волосы Гуго отливали золотом.

– Благодарю, – с сомнением в голосе произнес он. – Я еще не привык к этой мысли. Как Эла?