Отвергнуть короля Чедвик Элизабет

Махелт отложила рулон в сторону и проверила его лично, дабы убедиться, что моль не проела дыр. Неподалеку раздавались голоса ее сыновей, игравших в рыцарей и оруженосцев. Роджер властно отдавал Гуго приказы. Она нашла в себе силы слегка улыбнуться. Муж уехал две ночи назад, настало утро третьего дня. Махелт все еще была на грани срыва, но благодаря кипучей деятельности ей удавалось загонять тревогу поглубже. Она продолжала злиться на Гуго за то, что он не защищает замок, но все время повторяла себе, что муж скоро вернется. Махелт хотелось забрать мальчиков и нескольких лошадей, которые еще оставались в конюшнях, и самостоятельно добраться до отцовского поместья в Кавершеме, но она не могла оставить Иду в ее болезненном состоянии, да и дороги без надлежащего эскорта были слишком опасны. А здесь она все равно что пленница. Но сейчас не стоит об этом думать.

Махелт несла ткань на раскройный стол, когда в комнату вбежал отец Майкл.

– Графиня, миледи, идите скорее, – задыхаясь, произнес он. – К нашим стенам приближается армия!

– Что? – испуганно взглянула на него Ида.

– Мадам, это король и Савари де Молеон!

Кровь застыла в жилах Махелт.

– Это невозможно, – покачала она головой.

Майкл облизнул губы:

– Мне бы хотелось, чтобы это было неправдой, мадам, но часовой отчетливо разглядел щиты и знамена.

Махелт бросила охапку ткани на стол, опрокинув горшочек с булавками, которые раскатились во все стороны, словно маленькие блестящие кинжалы. Она смотрела на них, и к ее горлу подкатывала паника.

– Я знала, что это случится.

– Что мы будем делать? – Ида прижала ладонь к горлу.

– Уж точно не открывать ворота! – отрезала Махелт.

Через мгновение, придя в себя, она выбежала во двор, чтобы подняться на крепостную стену. Пронизывающий мартовский ветер бился об укрепления и резал ее платье и сорочку, словно ледяная сталь. Наблюдать за приближением войск собралась целая толпа. Махелт глядела на знамена, которые развевались на копьях и шестах, – в первую очередь в глаза бросались золотые, с разверстыми пастями леопарды Англии. На щитах наемников красовался тот же герб, они шли ряд за рядом под предводительством капитана наемников Савари де Молеона. Пресвятая Богородица!

Уильям Ленвейз, надев доспехи, поднялся на стену. Он стоял, положив руку на рукоять меча и выпятив подбородок, и грудь его тяжело вздымалась, когда он глядел на приближающиеся размеренной поступью войска. Некоторые пехотинцы стучали копьями по щитам, другие напевали боевой марш. За войском следовали крепкие лошадки, которые тянули повозки, нагруженные осадными машинами, а мазки дыма на горизонте отмечали подожженные стога и усадьбы.

– Можно я посмотрю, можно я посмотрю? – Роджер нетерпеливо подпрыгивал, и один из рыцарей услужливо поднял мальчика, чтобы показать ему вид со стены. Глаза Роджера стали большими и круглыми, как плошки. Ида присоединилась к Махелт, задыхаясь после подъема. Она прикрыла рот руками и заплакала при виде армии, накатывающейся на их замок, словно море. Махелт на мгновение зажмурилась: «Гуго, что ты с нами сделал? Почему не послушал меня?»

Когда армия Иоанна начала растекаться и разбивать лагерь, от толпы отделились двое мужчин и поскакали к сторожке. Один скакал впереди с флагом перемирия, другой держался позади. Махелт узнала в последнем самог Савари де Молеона, и по ее спине пробежал холодок. Герольд выкрикнул от имени наемника требование сдаться, чтобы предотвратить кровопролитие и сохранить жизни.

– Скажите им «нет», – произнесла Махелт сквозь сжатые зубы. – Скажите Иоанну, пусть пойдет и свернет себе шею.

Ленвейз бросил на нее сердитый взгляд:

– Надо хотя бы выслушать, что они скажут, миледи.

– Зачем? – оскалила зубы Махелт. – Они лживы и вероломны. Я не дам им и дюйма земли, разве чтобы вырыть могилы.

– При всем моем уважении, миледи, в отсутствие графа и лорда Гуго я командую этой крепостью, – покачал головой Ленвейз. – Я поступлю так, как считаю нужным, чтобы защитить ее.

Махелт глядела на него, а он глядел сквозь нее, как будто она была бесплотной тенью.

– Миледи, нам следует выслушать их, прежде чем отказывать. – Ленвейз резко взмахнул рукой. – На стене должны остаться только мои люди. Женщинам и детям не место на войне.

Махелт не могла противостоять ему и знала, что Ленвейз в любом случае поступит по-своему. Она молча повернулась и с высоко поднятой головой покинула стену.

Боковые ворота открыли, чтобы впустить де Молеона и отдать двух старших рыцарей гарнизона в качестве гарантов его безопасности. Когда он вошел в главный зал в сопровождении Ленвейза, Махелт обнимала сыновей, а Ида с непреконным видом стояла рядом, хотя и дрожала. Роджер потянул мать за подол.

– Мама, посмотри на его меч! – Мальчик показал на украшенные ножны де Молеона.

Махелт сжала плечо сына.

– Не меч делает человека мужчиной, запомни это, – сказала она достаточно громко, чтобы ее услышали.

Де Молеон бросил в ее сторону удивленный, испытующий и хищный взгляд. Махелт в ответ окатила его холодом. При виде того, как де Молеон оценивающе разглядывает зал, ей захотелось выцарапать ему глаза.

Ленвейз махнул рукой, и оруженосец налил де Молеону вина. Последний помедлил, прежде чем пригубить кубок.

– Не желаю оскорбить вас, милорд, но осторожность не раз спасала мне жизнь.

– Вполне разумно. – Ленвейз налил себе вина из того же графина и сделал большой глоток. – Если вы подниметесь в покои графа, мы сможем обсудить дела в более удобной обстановке. – Он указал путь, и де Молеон направился к двери.

Оставив детей с Идой, Махелт последовала за мужчинами, и когда де Молеон посмотрел на нее, подняв бровь, а Ленвейз нахмурился, даже не подумала отступить.

– Я не позволю меня игнорировать, – ледяным тоном сказала она. – Я дочь графа Пембрука, и мой сын – будущий граф Норфолк. Я говорю от его имени и имени моего мужа.

На шее Ленвейза пульсировала вена.

– Как пожелаете, мадам, – сухо поклонился он.

Де Молеон сощурился, но промолчал.

Когда они достигли покоев графа и закрыли дверь, де Молеон поставил вино на маленький столик. А потом впился взглядом в шляпу на стопке пергаментов, которую украшали фазаньи перья, приколотые янтарной брошью.

– Его величество требует, чтобы вы открыли ворота Фрамлингема и отдали крепость и гарнизон на его милость, – произнес он.

– И все мы не раз наблюдали эту «милость»! – сверкая глазами, выкрикнула Махелт. – Мы никогда не откроем ворота… Никогда!

– Вы отважны, миледи, но не слишком благоразумны, – кисло улыбнулся де Молеон. – Вам следует проявить мудрость и сотрудничать с королем.

– Я не могу сдать Фрамлингем без согласия графа, – сказал Ленвейз. – Мне необходимо испросить его разрешения, а его здесь нет.

– Но вы бы сдали крепость, если бы он приказал?

– Я повинуюсь воле графа, – склонил голову Ленвейз. – Когда мы в последний раз беседовали, он не отдал мне подобного приказания. Замок хорошо укреплен, как вы сами видите и как обнаружат ваши люди, если подойдут на расстояние арбалетного выстрела.

– Возможно, милорд, но любую крепость, как вам хорошо известно, можно взять. Даже великая цитадель Рочестера не устояла перед подрывниками его величества. Все крепости, которые он осадил, пали под его натиском.

– Лондон устоял, – возразил Ленвейз.

– Несомненно, но скоро он будет изолирован…

– Французы…

– …не придут, – отмахнулся де Молеон. – Я уполномочен предоставить вам выбор. Сдайте Фрамлингем и отправляйтесь на все четыре стороны милостью Божьей, сохранив свои жизни и земли, или смотрите, как все рушится и горит. Графство Айл-оф-Или охвачено огнем. Проделать то же с Фрамлингемом не займет много времени.

– Вы полагаете, мой отец останется в стороне и позволит вам сотворить такое с нами?! – спросила с ледяной яростью Махелт.

Де Молеон пожал плечами. Его глаза были похожи на коричневые стеклянные шарики.

– Граф Маршал знает, чт поставлено на карту и кому принадлежит его верность. Как его дочь вы можете полагать себя достойной особого обращения, но как супруга предателя вы разделите судьбу своей новой семьи. Покоритесь, и все будет хорошо. Король даже сейчас готов предложить мир графу Норфолку и его сыну, если только они вспомнят о своей присяге.

– Мы никогда не покоримся, никогда! – прокричала Махелт. – Мы устоим перед любым натиском. Приходите и умрите под нашими стенами.

Она снова была ребенком, который набирал пригоршни мази и швырял ими в братьев. Защищала свой замок подручными средствами и была полна решимости победить.

– Мадам, это не женское дело, – резко произнес Ленвейз. – Граф поручил оборону замка мне. Принимать решения буду я.

Махелт окаменела.

– В доме моего отца это было женское дело, если лорда не было дома. Моя мать сражалась с ирландскими лордами в отсутствие моего отца, а она тогда носила ребенка.

– Но вы не в доме своего отца, миледи. Вы теперь жена Биго и подчиняетесь другим правилам. Я прошу вас удалиться и оставить это дело мужчинам.

Махелт сверкнула глазами, ненавидя Ленвейза всеми фибрами души, поскольку он сделал ее беспомощной, и единственное, чем она могла угрожать, – это власть другого мужчины. Какие бы слова ни швыряла она в него сейчас, она бы уподобилась шипящей кошке в окружении собак.

– Пусть я Биго по браку, – сказала Махелт, подойдя к двери, – но я Маршал по крови, и вы скоро убедитесь в этом на собственной шкуре.

Когда Махелт ушла, де Молеон посмотрел на Ленвейза. По общему соглашению мужчины больше не упоминали ее. Казалось, в комнате закрыли ставни от холодного ветра, и обстановка стала более подходящей для деловой беседы.

– Вам будет намного легче, если вы сдадите крепость, – произнес де Молеон.

– Я не могу этого сделать без разрешения милорда, – покачал головой Ленвейз.

– Если вы не сдадитесь, король будет беспощаден. Вы видели, на что он способен. Он прикажет разорить земли и повесить гарнизон. Если подобные вам выживут, их ждут унизительные оковы и выкуп, уплата которого превратит их родственников в нищих. – Де Молеон наклонился вперед, чтобы подчеркнуть свои слова. – Вы знаете, что король в силах вас захватить. Рочестер считался неуязвимым, но пал. Французы не придут.

Ленвейз жестко посмотрел на него:

– Наши лучники могут удерживать вас вдали от этих стен, пока вам не надоест погибать на войне.

– Мне нравится ваша бравада, – рассудительно кивнул де Молеон. – Я знаю, что вы обязаны так говорить. Но разве вам понравится увидеть свои земли разоренными? Амбары опустошенными? Король может послать своих наемников вволю грабить и убивать, пока вы заперты в крепости. Вас тоже ждет бойня.

– А если я соглашусь покориться, откуда мне знать, что подобного не произойдет?

– Положитесь на слово короля.

Ленвейз поднял брови:

– В таком случае я лучше рискну своей жизнью и жизнями всех, кто находится под моей защитой.

– Вам дадут патентные грамоты, – резко взмахнул рукой де Молеон. – У ваших рыцарей попросят заложников в обеспечение их слова, а в обмен они получат примирение с королем и полную власть над своими землями. Если нет… я сказал вам, чего ожидать.

Ленвейз погрыз ноготь большого пальца.

– А что ждет графиню и леди Биго? – спросил он через мгновение.

– Это можно обсудить. Король не ссорился с графиней, а вторая леди – дочь графа Маршала. Поскольку он один из оплотов короля, уверен, мы можем прийти к взаимному соглашению.

Ленвейз допил вино, разглядывая перья на шляпе своего господина, дрожащие на сквозняке.

– Мне нужен день, чтобы обдумать решение…

Де Молеон допил и встал:

– Я должен передать ваш ответ королю. Не совершите ошибки, он победит в этой битве, и те, кто не подчинится ему, будут уничтожены.

Когда де Молеон ушел, Ленвейз потер лицо руками, расправил плечи и послал своего старшего оруженосца собрать рыцарей в караульной. Он прикусил щеку изнутри, когда увидел, что к нему приближается Махелт твердым, как у мужчины, шагом. Графиня знает свое место, но молодая госпожа властолюбива и противится естественному порядку вещей.

– Миледи… – едва заметно кивнул он.

Ответной любезности Ленвейз не дождался.

– Что вы ему сказали?

– Сказал, что нам нужно время подумать, – чопорно ответил он.

– Здесь не о чем думать! – отрезала она.

– Напротив, мадам, очень даже есть, не в последнюю очередь – о жизнях обитателей замка.

– В таком случае держите ворота запертыми. Вы должны известить лорда Гуго и графа Норфолка.

– У них недостаточно сил, чтобы снять осаду, миледи, – едва сдерживался Ленвейз. – Если они явятся на помощь, то лишь сами попадут в плен.

– Мы можем продержаться. У нас есь люди и запасы. – Глаза Махелт сверкали. – Я не покорюсь этому человеку.

– Миледи, я сделаю все возможное для всех заинтересованных лиц. По-вашему, мне хочется склониться перед тираном? Прошу меня извинить. – Не дожидаясь ответа, Ленвейз еще раз поклонился, чтобы окончить спор, и зашагал прочь.

Махелт сжала кулаки. Дело добром не кончится, поскольку у Ленвейза кишка тонка для драки. Она была права, и цена отказа Гуго прислушаться к ней оказалась непомерно высока.

Утром королевские герольды вернулись, чтобы потребовать сдачи крепости. Махелт молилась вместе с Идой в часовне, когда был предъявлен ультиматум, и ничего не подозревала, пока испуганный слуга не прервал ее молитвы, прошептав, что королевская армия входит во Фрамлингем.

– Нет! – закричала она, поднявшись с колен и подбежав к двери, чтобы увидеть, как наемники и солдаты рекой текут в ворота. Король ехал на белой лошади, которая сворачивала голову набок и высоко поднимала колени, вторгаясь в самое сердце ее дома. Гарнизон опустился на колени перед королем, побросав оружие в кучу посреди двора. – Господи Иисусе, нет!

Ида подошла к Махелт, стоявшей у двери часовни, и перекрестилась.

– Будь что будет, – пробормотала она.

Махелт бросила на нее полный ужаса взгляд:

– Ленвейз не должен был капитулировать!

– Если Ленвейз считает, что так лучше, мы должны довериться ему, – покачала головой Ида. – Успокойся, дочка, если не хочешь усугубить положение.

Махелт поджала губы и попыталась унять ярость и ужас. В голове ее промелькнули образы истощенной Мод де Браоз и зарезанных жены и ребенка Уилла. Неужели дойдет до этого? Им всем суждено погибнуть от голода и жажды в темнице? Или с ножом в груди? Иоанн, должно быть, торжествует.

Ида повернулась к Махелт со спокойствием человека, который устал настолько, что ему уже все равно.

– Я выйду к нему, – сказала она. – Я графиня, и это мой долг. Ты оставайся здесь.

Ида шагнула вперед, крохотная хрупкая фигурка в платье из зеленого шелка.

– Нет, я не стану прятаться! – Махелт вздернула подбородок и собралась с силами, понимая, что не может позволить свекрови одной нести этот груз.

Когда женщины вышли из часовни, кровь Махелт застыла в жилах при виде старшего сына. Роджер убежал от няни и бесстрашно стоял перед Иоанном, размахивая игрушечным мечом. Не думая ни о чем, кроме спасения ребенка, Махелт бросилась вперед, схватила Роджера и спрятала у себя за спиной.

Иоанн неторопливо спешился, сама медлительность его движений казалась угрозой.

– Леди Биго… – с удовольствием произнес он. – Графиня Ида…

– Сир… – Ида преклонила колени.

Иоанн изогнул губы и учтиво произнес:

– Спешу вас обрадовать: я не тронул укрепления замка. Это было бы весьма прискорбно.

Тон короля намекал, что стены Фрамлингема – не более чем роскошная позолота на марципановом торте. Он снял перчатки для верховой езды.

– Ваш комендант благоразумен и более удачлив, чем ему кажется. Его мудрость спасла вас… Как и преданность вашего отца, леди Биго. Я не стану жестоко обращаться с любимой дочерью столь верного слуги, даже если она в родстве с теми, кто чинит нам вред. – Иоанн шагнул вперед, за спину Махелт, и вытащил Роджера. – Я смотрю, ты отважный маленький рыцарь, мой мальчик.

Роджер гордо выпятил подбородок. Махелт вонзила ногти в ладони.

– Оставьте его в покое! – с яростью сказала она.

Положив ладонь на плечо Роджера, Иоанн разглядывал женщин с ликующей насмешкой:

– Графиня, леди Биго, вы можете отправляться на все четыре стороны и искать помощи, где пожелаете. Я разрешаю вам взять двух рыцарей в качестве охраны, а также егерей и конюхов графа. Пусть их кормит он, а не я. Младший сын и младенец могут сопровождать вас, мне все равно, но этого я, пожалуй, оставлю себе в качестве залога.

– Нет! – Махелт показалось, что на нее обрушилась каменная плита. – Ни за что!

– Я могу задержать всех вас, – сощурился Иоанн. – Подумайте об этом. Я рассчитываю, что вы уведомите графа и его сына, что я всем сердцем желаю примирения. Если они покорятся, я обойдусь с ними столь же снисходительно, сколь с вами сейчас. Даю им месяц на размышление, а мальчик пусть тем временем послужит мне… Полагаю, из него выйдет толк.

Махелт не могла думать от нестерпимой боли и ужаса. Она знала лишь, что не позволит Иоанну отобрать у нее сына, как он отобрал ее братьев. Выхватив Роджера у короля, мать заключила ребенка в объятия.

– Нет! – прошипела она, скаля зубы. – Вы не получите его.

Иоанн махнул рукой, и де Молеон попытался разлучить мать и дитя. Махелт еще крепче обняла Роджера, стараясь защитить его.

– Вы не получите его! – вопила она. – Сначала вам придется меня зарубить!

Махелт укусила де Молеона и сумела вывернуться. Ругаясь, он снова схватил ее. Один из его людей схватил ее с другой стороны. Махелт сражалась как львица, но в конце концов ее силы иссякли. Четверо мужчин оторвали ее от Роджера и швырнули к ногам короля, а пятый пригвоздил к земле, пока она извивалась и боролась.

– Это воля короля! – задыхаясь, произнес де Молеон. С его прокушенной руки капала кровь. – И вы покоритесь ей, мадам.

– Убейте меня! – рыдала Махелт, ослепнув от слез. – Если вы заберете его, лучше мне умереть!

Роджер смотрел на мать, бледный от потрясения, все еще сжимая свой деревянный меч. Он повернулся, чтобы атаковать де Молеона, но наемник схватил мальчика за шкирку, выдернул меч из его руки и швырнул через двор.

– Я научу тебя манерам, сопляк! – Он встряхнул Роджера, как терьер – крысу. – И мне плевать, что ты внук Маршала!

Иоанн отошел от дерущихся.

– Мадам, вы настоящая ведьма, – произнес он с презрением, щелкнув пальцами де Молеону. – Посадите ее под замок для ее же блага. Заберите мальчика.

– Сир…

Махелт продолжала бороться и вопить. Ее рывком подняли на ноги, дотащили до гауптвахты в одной из башен и заперли внутри. Она бросилась на стену, отлетела и упала на пол, где осталась лежать, задыхающаяся, покрытая синяками – побежденная, но отказывающаяся признать поражение. Когда Махелт наконец с трудом поднялась, она кинулась на дверь, пиная ее ногами и крича, бросаясь на прочные дубовые доски. В двери была решетка, но, когда Махелт попыталась выглянуть, солдат с другой стороны захлопнул створку и оставил ее в темноте.

В конце концов, выбившись из сил, Махелт упала на пол, рыдая от злости и отчаяния. Гуго оставил их без надлежащей защиты, зная, что все может случиться. Он на свободе, в безопасности со своими сундуками денег, а она и дети заплатили за его беспечность. Ее братьев забрали в заложники, и она не смогла этого предотвратить, а теперь то же случилось с ее сыном, и она снова оказалась беспомощна. Похоже, прошлое ее семьи повторяется снова и снова. Неужели Роджеру суждено вырасти и в свою очередь увидеть, как у него отбирают сыновей? Суждено ли ему вообще вырасти? А другим ее детям? Махелт бы не удивилась, если бы Иоанн бросил детей в колодец замка, приписав их смерть несчастному случаю. Эта мысль заставила ее вскочить и снова биться о дверь и оплакивать своих малышей, но никто не пришел. Наконец, оставшись совсем без сил, Махелт свернулась клубочком в углу и тупо уставилась в стену.

Выпустили ее только утром. День был хмурый, с мокрым снегом и ветром, пронзительно-холодный. Покрытая синяками, растрепанная, заплаканная, Махелт, шатаясь, вышла из заключения и сверкнула глазами на Уильяма Ленвейза, который осмотрительно стоял чуть поодаль.

– Вероломный сукин сын! – прошипела она. – Надеюсь, ты сгоришь в аду! Что ты сделал с моими детьми? Где они? Я хочу их видеть. Если им причинили вред…

Ленвейз отшатнулся.

– Они в безопасности со своей бабушкой, клянусь. – Он взял ее за руку, чтобы поддержать и в то же время предостеречь. – Лучше сперва приведите себя в порядок, миледи. Если вы войдете в таком виде, то перепугаете их.

– И кто в этом будет виноват? – Махелт выдернула руку. – Не прикасайтесь ко мне! Я вас презираю!

Она видела, что во дворе грузят повозки и запрягают лошадей.

– Миледи, я поступил, как счел нужным. – Ленвейз не смотрел ей в глаза.

– Вы никудышный командир.

– Мой сын тоже в заложниках, – устало произнес Ленвейз. – Решение далось мне нелегко.

– Надеюсь, оно будет тяготить вашу совесть до конца ваших дней!

– Несомненно будет. – Он поджал губы. – Вас проводят из замка сегодня утром, как только все будет готово.

Почувствовав взгляды слуг и солдат, Махелт уставилась на них, пока те не опустили глаза от стыда.

– Чтобы я не напоминала вам о вашей измене? – Махелт ударила его по лицу, как воин, бросающий вызов на бой.

Ленвейз отдернул голову, но удар нашел цель. Легче ей, однако, не стало. Повернувшись к Ленвейзу спиной, Махелт зашагала в свою комнату.

Ее служанки уже ждали, щебеча, словно стайка потревоженных воробьев. Но Махелт не была воробьем, она была львицей, пусть даже ей выдрали когти. Комната, лишенная драпировок, поскольку все ценные вещи вывезли, напоминала пустой амбар. Сундуки были сложены, кровать разобрана. Плащи висели наготове. Махелт велела прекратить скорбные завывания и испуганные восклицания и приказала одной из служанок принести гребень и миску ароматной воды. Потом заставила открыть уже собранный сундук и найти ей чистую сорочку и платье. Когда принесли воду, Махелт разделась и растерла себя мочалкой с головы до ног, а затем энергично вытерлась полотенцем, как будто это могло смыть прошедшие день и ночь. Она дала понять, что не желает говорить ни с кем из служанок – ни утешать их, ни выслушивать утешения. Единственный способ вынести происходящее и жить дальше – запереть свои чувства на замок. Это тоже темница, в которую она заключила себя добровольно, но в то же время и крепость, в которую никому нет доступа.

Вымывшись и облачившись в свежую одежду, Махелт смогла наконец выпрямить спину и вздернуть подбородок. Ноющая щека означала, что все увидят ее синяки, но это было неизбежно. Пусть все знают, на что способен Иоанн.

С королевской осанкой Махелт пересекла двор и поднялась в покои Иды. Когда она вошла в комнату, Гуго оставил бабушку и подбежал к ней с криками:

– Мама! Мама!

Махелт схватила сына и крепко прижала к себе.

– Я так люблю тебя! – выдохнула она. – Никогда не покидай меня, никогда!

Ида, баюкавшая малышку, поднялась со стула.

– Девочка моя, что они с тобой сделали? – с несчастным видом спросила она.

– Вырвали половину сердца из груди, – горько ответила Махелт. – Но даже если бы вырвали все и выжали досуха, я бы не покорилась. Где Роджер? Что они с ним сделали?

У Иды задрожал подбородок.

– Ах, милая, он уже уехал. Его забрали вчера, сразу после того, как посадили тебя под замок. Король отправил его в замок Норидж. Мне так жаль, так жаль! – Слезы потекли по лицу Иды, она поцеловала малышку, прижав к себе. – Роджер был очень храбрым. Сказал, чтобы ты не волновалась, он исполнит свой долг.

Махелт громко ахнула, но собралась с силами, потому что знала: если она сломается, собрать обломки уже не получится.

Ида закрыла глаза:

– Мне тоже надо было заслонить его своим телом, но я слишком слаба…

– Нет, вы мудры. – Голос Махелт едва не надломился. – Вы нужны малышам. Кто другой позаботился бы о них, пока я была заперта?

Махелт снова обняла Гуго и поставила на пол, опасаясь, что еще немного – и она не сможет его отпустить.

– Я помогла Роджеру собрать его сундучок. – Ида сглотнула. – Надо было отделить его одежду от одежды брата, и я все время вспоминала, как в юности жила при дворе и мне пришлось по воле короля отдать сына… Я тоже боролась в тот день, но тщетно. Короли всегда побеждают. Они всегда отбирают то, что нам дорого. – Она умолкла, глаза ее блестели от слез.

Рыцарь Анжеран де Лонгвиль прокашлялся, стоя у двери.

– Пора отправляться, миледи, – произнес он.

Махелт кивнула. Чем скорее она покинет это место, тем лучше. Здесь ее больше ничто не держит. Нечего защищать. Все унесено ветром. Она накинула плащ и опустилась на колени, чтобы помочь одеться сыну.

– Завяжи покрепче, – сказала она. – На улице холодно.

Махелт ласково надела Гуго капюшон, погладила по румяной щеке и постаралась не думать о Роджере. Хватит ли кому-нибудь совести или предупредительности так же позаботиться о нем?

– Куда мы едем? – Гуго глядел на мать серьезными ярко-голубыми глазами.

– В Лондон… В дом твоего дедушки.

– А папа-папа там будет?

У Махелт перехватило дыхание.

– Не знаю. – Она хотела добавить, что ей все равно, но ей было не все равно. Далеко не все равно. Она злилась и винила мужа во всем произошедшем.

Ида убрала шитье, над которым в последнее время работала, оно не было уложено вместе с остальными вещами.

– Это я возьму с собой, – сказала она. – Тогда все будет готово к нашему возвращению. Мы должны работать не покладая рук. Вечно нужно что-то чинить. Как только со всем справиться? Как починить то, что порвано? – Она уставилась в пространство и, казалось, потеряла нить рассуждений.

– А если не нужно? – спросила Махелт. – Не все можно починить.

Эскорт ожидал их во дворе. Маленькая повозка предназначалась для Иды, женщин и детей. И Трайпса, который был слишком стар и болен, чтобы бежать за лошадьми. Махелт ждала ее черная кобыла. Во дворе толпились чужие рыцари и наемники, которые не смотрели ей в глаза. Ленвейз предпочел не явиться. Иоанн наблюдал из верхнего окна. Он ничего не говорил, но выпячивал свой триумф, словно золотую цепь.

– Мне нужен Роджер, – сказал Гуго, когда Орлоция усадила его в повозку и укутала пледом. Нижняя губа мальчика была оттопырена и готова задрожать.

– Ты увидишь его через несколько дней, – напряженным голосом ответила Махелт, зная, что, скорее всего, лжет. – Сейчас ему надо быть в Норидже.

– Почему?

– Потому что король так решил.

– Почему?

«Потому что небо падает на нас. А твой отец и дед позволили этому случиться с теми, кого они должны были защищать в первую очередь».

– Потому что за все надо платить, – ответила она.

Ида совладала с собой и отвлекла внимание Гуго, вручив ему шерсть, чтобы смотать в клубок, и рассказав небылицу. Когда они покинули Фрамлингем, Махелт сосредоточилась на езде, не желая ни о чем думать. Как будто вокруг бушует буря и она должна от нее укрыться. Когда-нибудь ей придется разобраться со всем, но не сейчас. А может, и не придется до конца ее дней.