Эндер в изгнании Кард Орсон Скотт
– Это хорошо. Я отвлекся на спор с тобой – и мы вон сколько прошагали, а я ничего нового не заметил.
– Зато собаки что-то нашли.
Оказалось, что собакам попалась маленькая семейка рогатых рептилий, которая, по-видимому, занимала в здешней экосистеме нишу кроликов, – зубастые пожиратели растительности, шустрые, прыгучие, предпочитали убегать и сражались лишь в том случае, если оказывались загнаны в угол. Сэлу показалось, что рога не являются оружием – слишком тупые, – а когда представил брачный ритуал, в котором эти создания пытаются бодаться, решил, что такие удары не вызовут сотрясения мозга: черепа прочные, а трясти там особенно нечего.
– По всей видимости, они показывают состояние здоровья, – сказал Сэл.
– Отростки?
– Рога, – уточнил Сэл.
– Думаю, они их сбрасывают и снова отращивают, – заметил По. – Ведь правда эти животные похожи на тех, кто сбрасывает кожу?
– Нет.
– Я поищу сброшенную кожу.
– Тебе придется долго искать, – сказал Сэл.
– Почему? Потому что они ее съедают?
– Потому что они ее не сбрасывают.
– Но с чего ты так уверен?
– Я не уверен, – сказал Сэл. – Но это существо не прилетело сюда с жукерами. Это местный организм, а за местными организмами мы не замечали склонности к смене кожи.
Шагая дальше, они продолжали беседу в том же духе и внимательно осматривали землю. Они много фотографировали, о да! А время от времени, когда видели что-то действительно неожиданное, останавливались и отбирали образцы. Но они все время шли. Сэл, может, и был стар, но он все еще мог держать темп, пусть и опираясь на посох. По чаще убегал вперед, чем держался рядом, но именно он застонал, когда после небольшого привала Сэл заявил, что пора двигаться дальше.
– Понятия не имею, зачем тебе этот посох, – сказал По.
– Опираться на него, когда я отдыхаю.
– Но когда ты идешь, тебе все время приходится тащить его с собой.
– Он не такой тяжелый.
– Выглядит тяжелым.
– Он из бальзового дерева – ну, то есть я называю это бальзовым деревом как раз за легкость.
По взвесил посох в руке. Примерно с фунт, толстый, сучковатый и утолщался вверху подобно кувшину.
– Я все равно устал бы нести его в руках.
– Это потому, что твой рюкзак тяжелее моего.
По не стал возражать.
– Первым людям, побывавшим на Луне и других планетах, было легко, – заметил По, когда они переваливали через высокую гряду. – Между ними и пунктом назначения лежало пустое пространство. Не было искушения остановиться и исследовать его подробнее.
– Так же как и морские путешественники. Они плавали от берега до берега, игнорируя море: у них не было инструментов, с помощью которых его можно было бы изучить на сколько-нибудь значительную глубину.
– Мы конкистадоры, – сказал По. – Только мы убили всех, прежде чем ступить на их землю.
– Это различие или сходство? – спросил Сэл. – Оспа и другие болезни распространялись быстрее конквистадоров.
– Если бы мы только могли с ними поговорить! Я читал о конкистадорах – у нас, майя, были веские причины попытаться их понять. Колумб писал о туземцах, что «у них нет языка», – просто потому, что ни один из языков не был известен испанцам и их переводчикам.
– Но у жукеров вообще не было языка.
– А может, мы так думаем.
– На их кораблях не было устройств связи. Ничего такого, что могло передавать голос или изображение. Потому что в этом не было нужды. Обмен памятью, прямая передача ощущений. Каков бы ни был механизм, он был лучше, чем любой язык, – но, с другой стороны, и хуже, потому что у них не было способа с нами поговорить.
– Так кто был нем? – спросил По. – Мы или они?
– Мы все были немы. И все были глухи.
– Много бы я дал за то, чтобы заполучить живым хотя бы одного.
– Жукер не может существовать один, – сказал Сэл. – Они жили ульями. Нужны сотни, а то и тысячи, чтобы образовался разум.
– Или нет? – спросил По. – Могло быть так, что только королева была разумной. Ведь иначе – почему они все погибли со смертью королев?
– Королева могла быть ядром, центром нейронной сети, и потому-то они и погибли вместе с ней. Но до тех пор каждый из них был отдельной личностью.
– Как я и сказал, хотелось бы заполучить живым хоть одного – чтобы мы могли узнать что-то наверняка, а не гадать по нескольким препарированным телам.
Сэл молча возрадовался, что новое поколение колонии породило на свет по крайней мере одного человека с научным складом мышления.
– У нас их сохранилось больше, чем в любой другой колонии. Здесь так мало падальщиков, что трупы смогли пролежать достаточно долго, чтобы мы успели высадиться на планету и заморозить некоторых из них. Нам, правда, удалось изучить только структуру тел обычных жукеров.
– Не королев.
– Трагедия моей жизни, – сказал Сэл.
– Правда? Больше всего ты жалеешь об этом?
Сэл не ответил.
– Прости, – промолвил По.
– Нет, все в порядке. Я просто раздумывал над твоим вопросом. О чем я больше всего жалею? Однако вопрос. Разве могу я жалеть об оставленном на Земле, если я покинул ее, чтобы спасти? А то, что я оказался здесь, позволило мне осуществить такое, о чем другие ученые могут только мечтать. Я уже смог дать название более чем пяти тысячам видов и предложить рудиментарную систему классификации всей местной биоты. Больше, чем на любой другой планете жукеров.
– Почему?
– Потому что жукеры обдирали эти планеты, а потом разводили там лишь ограниченный набор своей флоры и фауны. Это единственное место, где жизнь развивалась самостоятельно. Единственное, где царит полный бардак. Жукеры приносили с собой в колонии около тысячи видов. А их родной мир, который мог бы похвастаться большим разнообразием, уничтожен.
– Значит, ты не сожалеешь, что прилетел сюда?
– Ну конечно сожалею, – сказал Сэл. – И я рад здесь оказаться. Мне жаль только, что я старая развалина. Зато пока еще жив. Так что все мои сожаления уравновешиваются какими-то радостями. В среднем получается, что сожалеть мне не о чем. Но также я ни на йоту не счастлив. Идеальный баланс. В среднем я вообще ничего не чувствую. Думаю, я просто не существую.
– Отец говорит, что, если ты получаешь абсурдные результаты, тогда ты не ученый, а философ.
– Но мои результаты не абсурдны.
– Ты действительно существуешь. Я тебя вижу, я тебя слышу.
– С генетической точки зрения, По, меня нет. Я существую отдельно от реки жизни.
– Так ты решил мерить жизнь по единственному критерию, который позволяет тебе объявить считать ее не бессмысленной?
Сэл рассмеялся:
– Да уж, ты определенно сын своей матери.
– Не отца?
– Разумеется, ты сын своих родителей. Но именно твоя мать не терпит пустопорожней болтовни, когда несут пургу.
– Кстати, раз ты об этом заговорил… Я ведь никогда не видел пурги!
Теперь, когда на подлете к Шекспиру корабль стремительно замедлялся, экипаж стал гораздо загруженнее. Первым делом нужно было осуществить стыковку с транспортным кораблем, который доставил сюда боевой флот сорок лет назад. Поскольку на нем не было запасов на обратный перелет, корабль разместили прямо над колонией на геосинхронной орбите в качестве огромного спутника. Солнечной энергии хватало, чтобы питать компьютеры и системы связи в течение последних десятилетий.
Члены первого экипажа транспортника, впоследствии ставшие колонистами, для высадки воспользовались боевыми кораблями – припасы и оборудование для первых лет колонии были укомплектованы так, чтобы все это можно было перевезти на судах, каждое из которых было оборудовано ансиблем. Но корабли могли сделать лишь один рейс – они не были предназначены для старта с поверхности и не могли уже покинуть планету.
Команде адмирала Моргана предстояло провести техническое обслуживание и переоборудование транспортника. «Леденец» нес с собой новые метеорологические спутники и спутники, которые планировалось разместить на геосинхронной орбите планеты. Затем старый транспортник получит капитана и команду и отправится в путь – не к Эросу, к другой колонии.
Несмотря на все эти хлопоты, Эндер не тешил себя иллюзиями, будто адмирал Морган хоть на миг отвлечется от наблюдения за ним. Адмирал планировал все на несколько шагов вперед, плел интриги, и хотя «человека мира» вроде него можно было посчитать тяжелым на подъем, не особо деятельным, он был готов нанести удар в любой момент.
Так что по мере приближения к Шекспиру Эндер не дал Моргану ни малейшего повода заподозрить, будто что-то замышляет. Морган ожидал, что Эндер проявит себя умным и нетерпеливым пятнадцатилетним юнцом, и эти ожидания следовало удовлетворить; но, помимо этого, Морган болезненно относился к бесспорному праву Эндера на пост губернатора. Ему нужно удостовериться, что Эндера устроит закулисная власть в лице адмирала.
Потому-то Эндер и обратился к Моргану за разрешением воспользоваться ансиблем для связи с ксенобиологами Шекспира.
– Вы же знаете, я изучал биологические системы жукеров, и теперь я могу общаться с ксенобами в реальном времени. У меня множество вопросов.
– Я не хочу, чтобы вы отнимали у них время, – ответил Морган. – У них и так полно работы в связи с нашим приземлением.
Эндер знал, что колонисты ничего не могут сделать для приземления, кроме как не стоять на пути. Корабль сядет, и Морган решит, какие припасы взять на обратный путь. «Леденец» должен был вернуться на Землю – с Морганом или без.
– Сэр, ксенобам нужно знать, какие пастбищные животные у нас есть, чтобы они могли адаптировать их к местным белкм. Это важный проект, и, пока мы не получим новое поколение модифицированных животных, мяса у нас не будет. Вы себе не представляете, как им не терпится! А я полностью в теме, потому что работал над декларацией, когда мы покидали Эрос.
– Я уже выслал им декларацию о грузах.
На самом деле Эндер отправил эту декларацию еще до отлета. Но зачем об этом сообщать кому-либо?
– В списке значатся просто «коровы» и «свиньи». А ксенобам нужны подробности. У меня они есть; я могу отправить им эту информацию. И, сэр, в данный момент ансиблем никто не пользуется. Это правда очень важно.
Эндер едва удержался от того, чтобы сказать «правда-правда-правда», но решил, что это будет совсем уж ребячество и Морган что-нибудь заподозрит.
Адмирал вздохнул:
– Вот потому-то детям нельзя поручать взрослые задачи. В отличие от нас, вы понятия не имеете о правильной расстановке приоритетов. Но… если вы по первому же слову оставите ансибль – действуйте. А сейчас, если не возражаете, у меня много серьезных дел.
Эндер знал, что «серьезные» дела Моргана касаются больше свадебных хлопот на борту корабля, нежели подготовки к посадке. Дорабелла Тоскано довела Моргана до того, что он чуть из штанов не выпрыгивал… впрочем, нет: то была любовь, священные узы сердечного союза. Так что адмирал согласился с тем, чтобы Дорабелла ступила на Шекспир в качестве жены адмирала, а не как обычная колонистка.
И Эндер не имел ничего против. И уж точно не собирался этому мешать.
Он направился в рубку связи, чтобы отправить сообщения напрямую. Если бы он отправил их со своего компьютера, их бы наверняка перехватили и сохранили, чтобы поразмыслить над ними в свободное время. Эндер обдумал идею отключить систему наблюдения, чтобы ничего из того, что он скажет Сэлу Менаху, не коснулось других ушей, но решил этого не делать. Система безопасности была стандартной для МФ, что означало: очень многие ребята из Боевой школы могли с нею поиграться – или хакнуть ее. Или же, подобно Эндеру, получить неограниченный доступ. Но Эндер не мог исключить вероятность, что Морган запросит видео из рубки ансибля, и если получит ответ, что на данный отрезок времени видеоматериалы отсутствуют…
Поэтому сначала он направил одно коротенькое письмо Граффу с просьбой оказать помощь в сложившейся ситуации – а потом получил несколько мгновений благословенного уединения, прежде чем взяться за работу, послужившую предлогом для проникновения в рубку связи.
Он сделал то же, что делал всегда, когда ему выпадал шанс побыть в полном одиночестве: опустил голову на руки и закрыл глаза, надеясь на то, что несколько мгновений сна освежат его ум.
Он проснулся оттого, что кто-то нежно гладил его плечи.
– Бедненький, – сказала Алессандра. – Уснул за работой.
Эндер сел, а она продолжила массировать мышцы его плеч, спины и шеи. Те и правда были напряжены, и то, что она делала, доставляло удовольствие. Если бы Алессандра спросила его разрешения, он бы отказал: он был против физического контакта с ней; а если бы она подошла к нему бодрствующему и просто стала его массировать, он бы отпрянул, потому что ненавидел, когда к нему прикасались без его согласия.
Но пробуждение от такого массажа было слишком приятным, чтобы его останавливать.
– Я ничего такого не делал, – сказал он. – Так, по мелочам. Серьезными делами пусть занимаются взрослые. Я просто убивал время.
К этому времени он научился лгать Алессандре практически рефлекторно.
– Ты меня не обманешь. Я не такая тупая, как тебе кажется.
– Я и не считаю тебя тупой, – сказал Эндер.
И он действительно так не считал. Да, курсант Боевой школы из нее бы не вышел, но и дурой она тоже не была.
– Я знаю, тебе не нравится, что мама выходит за адмирала Моргана.
«А с чего это должно меня волновать?»
– Нет, по мне, так все отлично, – ответил Эндер. – Думаю, любовь нужно ловить где только возможно, а твоя мама еще молода. И прекрасна.
– Прекрасна, правда? – сказала Алессандра. – Надеюсь, я телом пошла в нее. Женщины в семье моего отца все были костлявыми. Без округлостей.
Эндер понял, для чего она здесь. Упоминание об «округлостях» во время массажа было слишком явным заигрыванием, чтобы этого не заметить. Но он хотел понять, к чему все идет и по какой причине. И почему сейчас.
– Костлявые, округлые… В правильных обстоятельствах любой становится привлекательным.
– А для тебя, Эндер, – какие они для тебя, эти обстоятельства? Когда для тебя кто-нибудь окажется привлекательным?
Он знал, какого ответа от него ждут.
– Ты привлекательна, Алессандра. Но ты слишком юная.
– Мы ровесники.
– Я тоже слишком молод, – сказал Эндер.
Они и прежде затрагивали эту тему, но только умозрительно. И поздравляли друг друга с тем, что они такие хорошие друзья, без какой-либо сексуальной подоплеки. Очевидно, в программе произошли изменения.
– Я не знаю, – сказала Алессандра. – На Земле люди женятся все позже и позже. А сексом занимаются все раньше и раньше. Знаю, это, наверное, неправильно, но кто может сказать, как должно быть правильно? Может, наша физиология мудрее всех тех резонов, которые заставляют нас откладывать вступление в брак? Может, наши тела хотят детей, пока мы еще достаточно молоды и в силах за ними угнаться?
Эндер задался вопросом, что из сказанного было вписано в сценарий ее матушкой. Возможно, не так уж и много. Алессандра и прежде не раз поднимала этот вопрос – они достаточно часто вели беседы на социально-политические темы, так что сказанное ею сейчас вполне могло быть произнесено без задней мысли.
Проблема заключалась в том, что Эндер совершенно четко понимал, что происходит, но он не хотел, чтобы массаж прекратился. Он получал удовольствие.
И этому нужно было положить конец. Остановиться или заняться чем-то другим. Нельзя массажировать вечно.
И он не мог остановить все разом, у него была своя роль. Морган должен поверить, что Эндер влюблен в Алессандру и что женитьба адмирала на Дорабелле сделает его тестем Виггина. Еще один рычаг контроля. Эндер же планировал обойтись платоническими отношениями – надеялся, что количества времени, которое он проводил с девушкой, и внимания, которое он ей уделял, будет достаточно, чтобы усыпить подозрения.
Планировал. Но теперь на него давят через Алессандру – он не верил, что она устроила это рандеву самостоятельно.
– Что думаешь о матери и адмирале Моргане? – спросил Эндер. – Не ревнуешь?
Это заставило ее убрать от него руки.
– Нет, – ответила она. – Нисколько. А какая связь между массажем твоих плеч и этой женитьбой?
Теперь, когда она к нему больше не прикасалась, Эндер смог развернуть кресло и посмотреть ей в лицо. Алессандра была одета… иначе. Ничего такого, что он видел бы на показах якобы сексуальных модных коллекций на Земле. На Алессандре были вещи, которые он видел и раньше. Но пуговиц было расстегнуто больше. Это единственная разница? Может, это потому, что девушка мгновением раньше к нему прикасалась и он увидел ее по-новому?
– Алессандра, – сказал он. – Давай не будем притворяться, будто не пониаем, что происходит.
– А что происходит, по-твоему? – спросила она.
– Я спал, а ты сделала то, чего раньше не делала.
– Я никогда раньше не чувствовала того, что чувствую теперь, – сказала Алессандра. – Я вижу, какой груз ты на себя взвалил. Не просто губернаторство и все такое… я хочу сказать: все, что было до того… Быть Эндером Виггином. Знаю, тебе не нравится, когда тебя трогают, но это не значит, что другие не могут хотеть к тебе прикоснуться.
Эндер протянул руку и взял ее ладонь, крепко стиснул пальцами. Уже делая это, он знал, что ему не следует так поступать. И все же потребность взять ее за руку была почти неодолимой – и какая-то часть его сказала: «А что здесь такого? Просто подержаться за руку. Люди все время держат друг друга за руки».
«Да они вообще много чего делают. Все время», – сказала другая его часть.
«Заткнись», – сказала первая часть, которой нравились прикосновения Алессандры.
Ну ладно, что, если события действительно развиваются по сценарию Алессандры – или ее матери? Разве это худший вариант? Они вот-вот окажутся в колонии. Главная цель колоний – воспроизводство населения. Ему нравится эта девушка. Вряд ли ему светит большой выбор: в стазисе летели лишь несколько пассажирок его возраста, так что ему придется искать пару среди рожденных на Шекспире, а они не будут уроженками Земли.
Пока он вел с собой этот спор, Алессандра крепче обхватила его руку и придвинулась ближе. Оказалась совсем близко. Сейчас Эндер чувствовал тепло ее тела – или представлял, будто чувствует. Она соприкоснулось с его плечом; вторая ее рука, до сих пор свободная, погладила его по волосам. Вот она подняла его руку повыше, прижала… Нет, не к грудям, это было бы слишком, но между – там, где билось сердце. Или это его пульс отдавался в его же руке?
– В этом рейсе я лучше узнала тебя, – прошептала она. – Не знаменитого мальчика, который спас мир, а подростка, юношу примерно моего возраста – такого внимательного, такого чуткого к другим людям, такого терпеливого с ними. Со мною, с моей матерью. Думаешь, я этого не замечала? Ты всегда стараешься никого не ранить, не задеть, но и никогда не позволяешь кому-либо подойти слишком близко – за исключением сестры. Это и есть твое будущее, Эндер? Ты со своей сестрой, в закрытом кругу, куда другим заказан вход?
«Да, – подумал Эндер. – Именно так я и решил. Когда Валентина оказалась рядом, мне стало понятно: да, ее я могу впустить. Одному этому человеку я могу доверять.
Алессандра, – думал Эндер, – я не могу тебе доверять. Ты здесь для того, чтобы воплотить чьи-то планы. Может, ты действительно думаешь так, как говоришь, может, ты честна. Но тебя используют. Ты – оружие против меня. Кто-то тебя сегодня так одел. Кто-то сказал, что и как делать. А если ты правда все это знала сама, ты для меня слишком трудный орешек. Я слишком завяз во всем этом. Слишком сильно хочу сделать следующий шаг, в котором ты, кажется, уверена.
Я не позволю этому случиться».
Но, даже приняв такое решение, он не мог просто вскочить на ноги и воскликнуть: «Изыди, искусительница!» – как сказал Иосиф жене Потифара[15]. Нет, надо было сделать так, чтобы она захотела остановиться и чтобы адмирал Морган не подумал, что Эндер ей отказал. Определенно, Морган просмотрит этот эпизод. В вечер собственной свадьбы Морган не должен увидеть, как Эндер отказывает Алессандре.
– Алессандра, – сказал Эндер как можно мягче. – Ты правда хочешь жить жизнью своей матери?
В первый раз Алессандра растерялась, не зная, что ответить.
Эндер высвободил руку, оперся о подлокотники кресла и поднялся. А затем потянулся к ней, заключил в объятия и решил: чтобы сработало, нужно ее поцеловать.
И поцеловал. Он не был хорош в таких делах. К его облегчению, она тоже. Поцелуй вышел неловким, они немного промахнулись. А еще никто из них не знал, что, собственно, делать дальше. На удивление поцелуй вызвал перемену настроения, и, когда с ним было покончено, они рассмеялись.
– Ну вот, – сказал Эндер. – Мы это сделали. Наш первый поцелуй. Мой первый поцелуй. Впервые в жизни.
– И мой тоже, – ответила Алессандра. – Первый поцелуй, которого мне хотелось.
– Мы могли бы сделать следующий шаг. У нас обоих все для этого есть – полный набор, я уверен.
Она снова рассмеялась. «Это хорошо, – подумал Эндер. – Смех – это правильно, в отличие от…
– Когда я заговорил о твоей матери, я сказал то, что хотел сказать. Она этот шаг совершила в твоем возрасте. Забеременела тобой в четырнадцать и родила в пятнадцать. Ей было столько же, сколько тебе сейчас. И она вышла замуж за того юношу, да?
– И это было чудесно, – сказала Алессандра. – Мама много рассказывала о том, как счастлива с ним была. Как это было здорово. Как они оба меня любили.
«Кто бы сомневался, – подумал Эндер. – Дорабелла – хороший человек, она бы не стала рассказывать, каким кошмаром обернулась такая ответственность в пятнадцать лет».
«Но может, это правда было здорово», – сказала другая его часть. Та, которая остро ощущала, что их тела по-прежнему прижаты друг к другу, что его пальцы мягко ласкают ее спину.
– Твоя мать находилась под влиянием человека сильного, – сказал Эндер. – Твоей бабушки. Она хотела освободиться.
Это сработало. Алессандра от него отстранилась:
– О чем ты говоришь? Что ты знаешь о моей бабушке?
– Только то, что твоя мать сама же рассказала, – ответил Эндер. – В твоем присутствии.
По ее лицу он понял, что она вспомнила этот момент, и вспышка гнева утихла. Но в его объятия Алессандра вернуться не попыталась, и он не приглашал. Эндер начал мыслить яснее, когда она оказалась на расстоянии полуметра. Метр был бы еще лучше.
– Моя мать совсем не такая, как бабушка, – сказала Алессандра.
– Конечно не такая, – согласился Эндер. – Но вы живете вместе всю жизнь. Вы очень близки.
– Я не пытаюсь от нее отдалиться. Для этого я не стала бы использовать тебя, – сказала она.
Но ее лицо выдало нечто другое. Возможно, понимание того, что она все-таки использовала его. Он еще больше уверился, что идею прийти к нему подсказала ей мать.
– Я просто думаю, что даже в счастливой стране фей, в которой она якобы живет…
– Когда ты успел… – сказала было Алессандра, но осеклась. Разумеется, Дорабелла не раз сыграла свою королеву фей, к вящему восторгу других колонистов.
– Мне приходило в голову, что за столько лет можно и растерять желание до конца своих дней жить в ее стране фей. А если твой собственный мир окажется для тебя лучше, чем ее воображаемый. Вот, собственно, что я хотел сказать. Она сплела для тебя очаровательный кокон, но, может быть, ты все же хочешь сломать его и вылететь наружу?
Алессандра замерла на месте, закрыв рукой рот. На глаза ее навернулись слезы.
– Per tutte sante[16], – взмолилась она. – Я просто… просто сделала то, что она сказала. Думала, это моя идея, но идея была ее. Я не… Я хотела тебе понравиться, правда – я не притворялась! Но прийти сюда… я не уходила от нее, я ей подчинялась.
– Правда? – спросил Эндер, пытаясь сделать вид, будто он об этом и не подозревал.
– Она сказала мне, что делать, как далеко… – Алессандра принялась расстегивать блузку, слезы уже просто катились по щекам. Под блузкой не было ничего. – Сколько тебе показать, сколько дать потрогать – но не больше…
Эндер шагнул к ней и снова обнял, закрывая собой… от себя… Потому что даже в такой трогательный момент определенная его часть была взволнована зрелищем расстегнутой блузки, а не переживаниями девушки.
– Ты правда обо мне заботишься, – сказала она.
– Ну конечно.
– Больше, чем она, – добавила Алессандра.
От ее слез промокла рубашка Эндера.
– Вряд ли, не больше.
– Я иногда спрашиваю себя: а заботится ли она обо мне вообще? – произнесла Алессандра. – Или я для нее такая же марионетка, какой она сама была для бабушки. Может, если бы мама осталась с нею, не вышла замуж и не родила меня, бабушка порхала бы, словно фея, красивая и беззаботная, получив желаемое?
«Идеально, – подумал Эндер. – Несмотря на мои биологические порывы, все прошло как по маслу. Адмирал Морган увидит, что, хотя секс в сценарии не прошел цензуру, Эндер и Алессандра по-прежнему близки и их связь только крепнет. Он увидит все, что хочет увидеть. Игра продолжается, только романтику определенно поставили на паузу».
– Эта дверь не запирается, – сказал Эндер.
– Знаю.
– Кто-нибудь в любой момент может сюда войти.
Он подумал, что лучше не упоминать о камерах наблюдения в каждом помещении, в том числе – и особенно! – здесь, равно как и о том, что за ними могут подсматривать прямо сейчас.
Она поняла намек, отстранилась и застегнула блузку, на сей раз на обычное число пуговиц.
– Ты видишь меня насквозь, – сказала она.
– Нет, – ответил Эндер. – Я всего лишь вижу тебя. Может, именно этого не видит твоя мать.
– Я знаю, что не видит. Просто знаю. Я просто… просто… Адмирал Морган, вот в чем дело. Она сказала, что возьмет меня с собой, чтобы я нашла юношу с перспективами, но сама нашла старика с еще лучшими перспективами, вот что. И я просто вписалась в ее планы, и все. Я…
– Не надо, – сказал Эндер. – Твоя мать любит тебя, так что это не цинизм. Она считала, что помогает тебе получить то, что ты хочешь.
– Может, и так, – согласилась Алессандра и горько рассмеялась. – А может, это твоя версия страны фей? Все хотят, чтобы я была счастлива, и потому возводят вокруг меня фальшивую реальность. Да, мне хочется счастья – но не на лжи!
– Я не лгу тебе, – сказал Эндер.
Она устремила на него яростный взор:
– Ты меня хочешь?
Эндер закрыл глаза и кивнул.
– Посмотри мне в глаза и скажи.
– Я тебя хотел, – произнес Эндер.
– А теперь?
– Мне много чего хочется, чем было бы неправильно обладать.
– Твоя мать научила тебя так отвечать?
– Если бы меня растила мать, может, она и правда научила бы меня так отвечать, – произнес Эндер. – Но так вышло, что я усвоил это в Боевой школе, когда решил жить по ее правилам. Для всего есть свои правила, даже если их никто не составлял. Даже если никто не называет это игрой. И если хочешь, чтобы все шло хорошо, лучше знать правила и нарушать их лишь тогда, когда решишь повести игру и следовать ее правилам.
– Ты считаешь, в этом был хоть какой-то смысл?
– Для меня – был, – сказал Эндер. – Я хотел тебя. Ты хотела меня. Это приятно знать. У меня случился первый поцелуй.
– А вышло нормально, нет? У меня хоть что-то получилось?
– Пожалуй, скажу так: хотелось бы повторить. Когда-нибудь потом.
Алессандра хихикнула. Она больше не плакала.
– У меня правда есть дела, – сказал Эндер. – И поверь, ты меня основательно взбодрила. Вообще спать не хочется. Спасибо.
Она рассмеялась:
– Поняла. Мне пора сваливать.
– Думаю, да. Но увидимся позже – как всегда.
– Ага, – кивнула Алессандра. – Постараюсь вести себя нормально и не слишком явно хихикать.
– Веди себя как обычно, – сказал Эндер. – Ты не сумеешь стать счастливой, если все время будешь притворяться.
– А мама умеет.
– Что умеет? Притворяться? Или быть счастливой?
– Притворяться счастливой.
– Может, твое счастье не будет нуждаться в притворстве?
– Может, – ответила она.