Признания новобрачного Келли Ванесса
Она вздохнула.
— Уверена, что я не должна его хотеть, но, может быть, бренди поможет мне заснуть.
— Вот-вот. Можешь считать его лекарством.
Когда он вручил ей стакан, Джастин сморщила нос, глядя на количество жидкости в нем.
— Мистер Стил, вы оказываете опасное влияние на мою мораль.
Гриффин облокотился о каминную полку и молча смотрел на жену. Он выглядел элегантным и опасным. Одетый, как всегда, в черное, с длинными, завязанными сзади волосами и довольно заметным шрамом на виске, он казался вырванным из другого времени и места. Его можно было легко представить разбойником с большой дороги или пиратом, или даже боссом преступного мира, которым, собственно, его многие и считали. Но одновременно он казался своим в этой обстановке. Можно было предположить, что он только что отослал детей спать, а сам допивает бренди и собирается идти наверх к жене.
А жена — это, понятно, она. Джастин растерянно заморгала, потрясенная силой своего желания.
— Я на это искренне надеюсь, — пробормотал Стил, а от его чувственной улыбки у Джастин перехватило дыхание.
— На что ты надеешься? — переспросила Джастин, потеряв нить беседы.
— Что я разрушаю твою мораль. Скажу честно, я давно стараюсь.
Джастин покраснела и отхлебнула бренди, чтобы скрыть смущение. К счастью, Гриффин не стал развивать тему, которую она по глупости начала. Вместо этого он замолчал и задумчиво уставился в огонь. Постепенно Джастин расслабилась, напряжение стало рассеиваться.
— Я была удивлена, обнаружив тебя здесь в темноте, — наконец сказала она. — Ты обычно зажигаешь все лампы в доме.
Он покосился на жену.
— Я предпочитаю свет, но темнота мне не мешает. Ты могла бы уже это заметить.
— А тебе нравится в деревне? Роуз сказала, что ты никогда не покидаешь город. Ты, наверное, раздосадован тем, что тебя неожиданно отправили в ссылку, да еще в такой компании.
— Роуз слишком много говорит, — сухо сказал Гриффин. — Но обо мне ты не беспокойся. Меня никто не может заставить делать то, чего я не хочу. Это ты тоже могла бы уже заметить, Джастин.
— Да? — переспросила она с откровенным сомнением. — А меня не оставляет чувство, что ты выведен из себя всем произошедшим, — и появлением ребенка, и необходимостью жениться на мне.
Она наконец позволила себе признать вину, которая не давала ей покоя. Ведь женитьба на ней разрушила его жизнь. В ее жизни, конечно, тоже произошли большие перемены, но Гриффину были навязаны жена, которую он никогда не хотел, и ответственность, к которой он не стремился. Да и его давно выношенные планы оказались под угрозой срыва. Джастин знала, каково бывает, когда рушатся твои мечты, и ей была ненавистна мысль, что из-за нее рухнули мечты этого удивительного мужчины.
Гриффин возмущенно фыркнул.
— Не говори чепухи, Джастин. Ты ни в чем не виновата. Нет, броситься на помощь в «Золотой бант» и раскрыть свое инкогнито — это, конечно, твоя вина. Но вряд ли ты могла поступить иначе. В такие моменты мало кто способен рационально мыслить.
— Спасибо тебе. — Она явно была не согласна с такой постановкой вопроса, но решила, что нет смысла переливать из пустого в порожнее. — Так ты ничего не имеешь против жизни в деревне?
Гриффин сел, вытянул ноги к огню и задумался.
— Это не самое удобное время для отъезда из Лондона, — наконец сказал он, — учитывая мои планы. Но в принципе я не имею ничего против жизни в деревне. Я вырос в деревне. Потом я сознательно выбрал жизнь в городе, однако несколько недель в деревенской глуши меня определенно не убьют.
Джастин насторожилась. Ей показалось, что он сам приоткрыл дверь в свое прошлое.
— Ты ведь вырос в Йоркшире?
Последовало молчание, и Джастин стала опасаться, что он так и не ответит.
— Да, — все-таки сказал он, и это прозвучало, словно он сам сомневается в правдивости своих слов. — В маленькой деревушке, недалеко от южного Келвингтона. — Он улыбнулся. — Не думаю, что ты когда-нибудь слышала о южном Келвингтоне.
Джастин отставила стакан, оперлась локтями о колени и опустила голову на ладони.
— Не слышала. Но название какое-то… одинокое. Кто тебя вырастил?
Голос Гриффина звучал совершенно бесстрастно:
— Дядя моей матери. Дедушка умер за несколько месяцев до моего рождения, и мать отослали жить до родов с дядей Бартоломью. Я уже говорил тебе раньше, что мать бросила меня сразу после родов.
— Да, я помню, — перебила Джастин. Интуиция подсказывала ей, что лучший способ разговора с Гриффином о его личной жизни — не создавать ажиотажа и относиться к его словам как можно спокойнее. — Значит, когда твоя мать уехала, ты остался с двоюродным дедушкой?
Он рассеянно взглянул на нее и кивнул.
— Совершенно верно. С ней и его экономкой. Она, как могла, заменила мне мать, пока я рос. Миссис Дрю заботилась обо мне и наказывала, когда я плохо себя вел. Не идеальная ситуация, конечно, но бывает хуже.
— Мне кажется, она была похожа на мою тетю Элизабет, — задумчиво проговорила Джастин. — Та обычно была слишком занята общением со своими друзьями-радикалами, чтобы обращать особое внимание на Мэтью и меня, но, по крайней мере, она заботилась о нас. И никогда не наказывала.
Гриффин, все это время смотревший в огонь, повернул голову к жене и улыбнулся.
— Значит, тебе повезло больше, — сказал он.
Джастин несколько мгновений обдумывала его слова.
— Да, мне действительно повезло, — согласилась она. — По крайней мере, тетя меня любила. — Она почувствовала, что разговор вот-вот прекратится, поскольку обоих его участников все больше охватывает меланхолия, и постаралась этого избежать. — А чем занимался твой дядя? Он был местным сквайром или торговцем? Я ничего не знаю о твоей семье, а для жены это непростительно.
Теперь Джастин заметила в его глазах озорной блеск.
— Он был викарий.
Джастин медленно выпрямилась, не сводя с мужа потрясенных глаз.
— Викарий, — повторила она.
Гриффин кивнул.
— Ты вырос в доме священника, — сказала она, понимая, что твердит одно и то же, но не находя в себе силы поверить в его слова.
— Именно. — Теперь Гриффин явно наслаждался ее изумлением. — Меня вырастил старый священник, обещавший грешникам адские муки. Странно, но дядя Бартоломью был неплохим ученым, хотя предпочитал по воскресеньям проповедовать страх перед богом изучению латинских и греческих текстов. Мой дедушка был в семье признанным интеллектуалом и учителем, и этого дядя Бартоломью не одобрял. По крайней мере, он не допускал, чтобы учение отвлекало от запугивания паствы.
У Джастин защекотало в горле.
— Надо же… как интересно, — проговорила она. — Должна признаться, мне очень трудно поверить, что тебя вырастил деревенский викарий.
— Тогда ты понимаешь, что я чувствую, — с кривой ухмылкой сказал Гриффин. — Ирония судьбы заключается в том, что ребенком я хотел быть священником. Причем, что самое странное, довольно долго.
Ощущение щекотки сместилось из горла в грудь, потом вернулось. Она сглотнула, пытаясь загнать его обратно, но не преуспела и сдавленно хихикнула.
— Понимаешь, все дело было в музыке, — сказал Гриффин, почувствовав, что должен дать какое-то объяснение. — Я думал, что такая красота не может быть совсем уж плохой, хотя проповеди дяди Бартоломью были невыносимо тоскливыми. Зато мне было интересно читать молитвенник.
Джастин как раз успела взять себя в руки, но последнее замечание свело на нет все ее усилия, и она беспомощно расхохоталась.
Гриффин, прищурившись, воззрился на жену, и она не могла не подумать, что он несколько похож на священника, особенно одетый в черное. К сожалению, эта мысль не помогла справиться с неуместной веселостью.
— Знаешь, Джастин, это не смешно. У тебя наверняка тоже были глупые идеи в детстве.
— Ты прав, — с трудом выговорила она, вытирая слезы и изо всех сил пытаясь успокоиться. — Это не смешно. — Но ничего не помогало. Мысль, что Гриффин, самый известный лондонский распутник, рос, мечтая стать священником, казалась слишком абсурдной, чтобы ее можно было воспринять. — Но это очень весело.
Она снова захохотала, а Гриффин неохотно, даже как-то смущенно улыбнулся. Его улыбка была такой очаровательно извиняющейся и неожиданно уязвимой, что Джастин нестерпимо захотелось поцеловать мужа.
Эта тревожная мысль весьма эффективно поубавила веселости. Джастин несколько раз икнула и наконец успокоилась.
— Уверена, ты мог бы стать хорошим викарием, — сказала она. — В конце концов, тебе очень идет черный цвет, и, если хочешь, ты выглядишь суровым и пугающим.
— Спасибо. — Гриффин усмехнулся.
Джастин взяла стакан и сделала глоток бренди. Потом она снова его поставила и разгладила юбки.
— Как же ты оказался в Лондоне, вдали от всех, кого знал?
— Когда мне было четырнадцать, дядя умер. После этого меня больше ничто не удерживало в Йоркшире.
Джастин молчала, понимая, что ему есть что сказать, но Гриффин не проронил ни звука. Его лицо, освещенное пляшущими в камине языками пламени, казалось каменным.
— Тебе, наверное, не хватало его. — Джастин наконец решила нарушить молчание.
В ответ она услышала злой смешок.
— Вряд ли, любовь моя. Мой дядя был бессердечным педантом. Как там в Писании сказано? Розги пожалеешь — ребенка испортишь? Он боялся, что я пойду по кривой дорожке, по стопам родителей, и старался предотвратить столь ужасную судьбу любыми доступными ему средствами.
Гриффин искоса взглянул на жену, и у нее сжалось сердце. В его глазах плескалась боль.
— Так я и жил, — очень тихо проговорил он.
— Прости меня, — шепнула Джастин. — Я не знала, что все так плохо.
Ей хотелось ударить себя за то, что дала волю любопытству и вынудила его говорить на такие неприятные темы. Но чего, собственно говоря, она ожидала? Жизнь Гриффина была сложной. Он сам был сложным человеком, и иметь с ним дело было трудно, а иногда и опасно. Разве мог такой человек иметь спокойное, безмятежное детство? Наслаждаться любовью родителей? Она должна была сразу понять, что такое крайне маловероятно.
Прежде чем заговорить снова, Гриффин осушил свой стакан.
— Не надо меня жалеть. Дядя взял меня, когда я никому больше не был нужен. Никому на свете. Он кормил меня, одевал, обеспечивал безопасность и дал образование. А если он не любил меня… что ж, видит бог, я тоже не испытывал к нему любви.
Джастин не могла без боли в сердце думать о маленьком нелюбимом мальчике, которого бросили все, кто должен был боготворить его. В этот момент она поняла, что ей на самом деле очень повезло. Несмотря на необычную и зачастую наполненную хаосом жизнь, ее любили. Гриффину было отказано в этом даре, причем без каких-либо вопросов и сожалений, и это наложило на него отпечаток, от которого он вряд ли когда-нибудь сможет избавиться.
Стоит ли удивляться, что он так хочет покинуть Англию, а с ней и свое безрадостное прошлое.
Гриффин со стуком поставил пустой стакан.
— Насколько я понимаю, получилась вовсе не волшебная сказка, которой ты ожидала? — спросил он.
Тонкий шрам на его освещенном пламенем камина лице казался очень бледным на фоне бронзовой кожи. Это был молчаливый символ всех бед, которые мужчине пришлось пережить на протяжении многих лет. Джастин хотелось знать, как появилась эта отметина.
Ей хотелось знать еще очень многое о муже, но она слишком устала, чтобы продолжать разговор. Да и он скорее всего больше ничего ей не скажет. Ей и так удалось вытащить из него больше информации, чем она могла надеяться. Так что хватит. Пока.
— Жизнь никогда не бывает волшебной сказкой, — сказала она и встала.
Гриффин не встал вместе с ней. Он продолжал сидеть, уставившись на огонь.
— Спокойной ночи, сэр.
Он не ответил, и Джастин тихо выскользнула из комнаты.
Глава 18
Гриффин хмуро посмотрел на лондонский журнал и отодвинул недоеденный завтрак. Он был настолько недоволен собой, что даже потерял аппетит, а он никогда не терял аппетита — сказались долгие годы полуголодного существования на лондонских улицах.
И он никогда не подвергал сомнению свои решения. Но в последние недели только этим и занимался, причем так усердно, что даже усомнился в правильности своих решений относительно будущего. Это ему не нравилось.
И он знал, кого винить, — Джастин, его милую энергичную маленькую женушку.
Называть ее так было странно. Он искренне изумлялся силе своей эмоциональной реакции на нее — когда он ее видел, даже когда просто думал о ней. Гриффин никогда не стремился иметь жену, не желал взваливать на себя ответственность, не хотел быть привязанным к кому-то. Какая-то часть его души все еще протестовала против вынужденного брака, против оборота событий, которые к нему привели.
Но значительно большая часть его души приняла события одобрительно. Гриффин все чаще обнаруживал, что ему трудно справиться со стремлением проводить с женой как можно больше времени, таскаться за ней, словно щенок, жаждущий внимания. Не дай бог, кто-нибудь догадается об этом — засмеют. Подумать только, Гриффин Стил, один из самых грозных людей в Лондоне, как болонка, ходит по пятам за своей маленькой симпатичной женушкой.
Она, конечно, обвела его вокруг пальца накануне вечером и выпытала секреты, которыми он не делился ни с кем и никогда. Но Джастин умела слушать, как никто другой, проявляя неподдельный и очень благожелательный интерес. И, если он не ошибся, она испытала искреннее волнение и восхищение. Это обстоятельство Гриффин, поразмыслив, нашел скорее приятным, чем нет. Ему нравилось идти навстречу ее желаниям — до определенного момента, конечно, — и когда она искренне смеялась, узнав о его глупой детской мечте стать викарием, он тоже не мог не улыбнуться. Дьявол, благодаря ей он тоже увидел в своем рассказе юмор, хотя раньше его не замечал.
Всякий раз когда Гриффин думал о своем детстве, у него внутри все корчилось. Он был глупым ребенком, который стремился к тому, чего не мог получить, и чересчур чувствительным, чтобы стать не слишком уязвимым. Дядя выбил из него многое, а Лондон завершил процесс. Но накануне вечером он увидел глазами Джастин свое прошлое в ином свете. Это произошло благодаря ей, а не ему. Для женщины, которая думала, что стремится к спокойной скучной жизни, она была до странности благосклонна к чужим ошибкам и грехам. Неудивительно, что ему было так легко ей открыться. Она была самым добрым человеком из всех, с кем ему доводилось встречаться, щедрым и открытым.
Но эта щедрость и доброта толкали его на тропинки, которые он не желал исследовать, взывали к воспоминаниям, которым лучше было остаться похороненными. Он слишком поздно осознал опасность. Почти слишком поздно. Не важно, как сильно она ему нравилась и как отчаянно он хотел быть с ней, нельзя позволить ей проникнуть сквозь его оборону и узнать все его тщательно скрываемые тайны. Когда секреты раскрываются, человек становится уязвимым. А Гриффин категорически не желал, чтобы кто-то сделал его уязвимым, даже Джастин.
Особенно Джастин. Да, она его жена, и Гриффин намеревался воспользоваться всеми преимуществами, которыми сопровождалось это бремя, но он никогда не позволит ей собой манипулировать. Слишком много лет он боролся, чтобы освободиться от цепей, в которые его запутывали другие люди. Он хотел Джастин и собирался заботиться о ней до конца своих дней, но не позволит ей загнать себя в ловушку или сбить с намеченного пути. Он будет хозяином своей судьбы и ее судьбы тоже. Гриффин полагал, что так будет лучше и проще всего.
Джастин, разумеется, станет противиться, но ему поможет ее восхищение им, которое имеет чисто физическую природу, — в этом он не сомневался. Для начала следует уложить ее в постель. Это будет первый шаг к установлению контроля над ней. А дальше будет легче.
Часы в вестибюле пробили десять. С последним ударом дверь в комнату открылась, и вошел Фелпс с большим кофейником в руках. Налив Гриффину очередную чашку кофе, он отошел к буфету, поправил серебряные блюда, смахнул воображаемые крошки из-под подноса с хлебом и раздвинул и без того раздвинутые шторы еще на дюйм. Светлее от этого не стало, поскольку день был облачным, небо затянули низкие темные тучи.
Гриффин знал это настроение. Фелпс пришел к выводу, что Гриффин не в своей тарелке и нуждается в дополнительном внимании.
— Фелпс, не суетись, — прорычал он, — я в полном порядке, уверяю тебя. Почему бы тебе не сосредоточиться на ком-то другом, к примеру, на своей новой подруге?
Фелпс принял вид оскорбленного достоинства — так было всегда, когда Гриффин пытался избавиться от его навязчивой заботы.
— Не надо капризничать, мистер Гриффин. Я знаю, что вы чувствуете, когда все идет не так, как хотелось бы. Но не волнуйтесь. Уверен, сэр Доминик все урегулирует очень быстро.
Гриффин закатил глаза, но сдержался. Бранить Фелпса за то, что он кудахчет над ним, словно старая хлопотливая курица, не было смысла. Он и миссис Фелпс уже много лет носились с ним, как с собственным ребенком.
А сегодня, вспомнив вчерашний разговор с Джастин, он осознал, что они были для него родителями больше, чем кто-либо другой. Если бы не они, он бы умер с голоду на лондонских улицах. С самого начала они относились к нему с искренней добротой, которая впоследствии переросла в страстную преданность. И не только они высоко ценили Гриффина. Их дочь Клара и ее муж Джошуа тоже были ему преданы, также как Дикон и Мэдлин. В какой-то степени все эти люди были его семьей, и если эта идея до сих пор не приходила ему в голову, то лишь потому, что он об этом не думал. Он всегда избегал любой сентиментальности и точно знал, кто в этом виноват.
— Кстати, где миссис Стил? — спросил он. — Она уже должна была встать.
Фелпс на несколько секунд оторвался от важного занятия — укладывания тарелок на буфете в высокую стопку.
— Миссис позавтракала еще до восьми часов, потом пришла договориться с кухаркой относительно припарок для ребенка. — Лоб Фелпса перерезали глубокие складки, сделав его похожим на грустного бассета. — Она думает, что младенец простудился.
— Прискорбно, — отметил Гриффин. — Думаю, я должен найти ее и спросить, не нужно ли ей что-нибудь в деревне.
— Не стоит, — с улыбкой сказала Джастин, входя в комнату. На ней была зеленая амазонка, великолепно оттенявшая рыжие волосы. Девушка натягивала перчатки. На полыхающих кудрях каким-то чудом держалась крошечная шапочка. Она явно выигрывала в сравнении с уродливыми чепцами, которые Джастин упорно носила раньше.
Гриффин скользнул оценивающим взглядом по соблазнительной фигуре.
— Доброе утро, жена. Насколько я понимаю, ты сегодня встала до нелепости рано. В этом нет никакой необходимости для женщины твоего положения.
— Час может показаться ранним только человеку, управляющему игорными клубами и борделями, — возразила она. — Кстати, мы сейчас в деревне, и я не вижу ни одной причины спать все утро.
Гриффин мог немедленно назвать одну очень вескую причину, но решил не смущать ее, тем более в присутствии Фелпса, который все еще маячил в углу.
— Ты оделась для верховой езды, — заметил он. — Надеюсь, собралась не в Лондон?
Джастин покачала головой:
— Нет, но Паркер, слуга Доминика, сказал, что в конюшне есть пара отличных лошадей. И я решила, что могу часок покататься, пока малыш спит.
Гриффин подошел к жене и с удовольствием вдохнул запах ванили и талька, как всегда, исходивший от нее.
— Как себя чувствует малыш? Я слышал, он немного простудился.
Джастин сморщила носик.
— Просто небольшой насморк, но я уверена, что мы задавим болезнь в зародыше. Кухарка приготовит примочки. Роуз считает, что все в порядке, и она побудет с ним, пока я не вернусь.
Гриффин погладил ее по мягкой щечке и улыбнулся, заметив окрасившие ее скулы легкий румянец.
— Дорогая, ты вовсе не должна уделять слишком много времени уходу за ребенком. Здесь много людей, которые могут тебе помочь.
— Знаю, но мне нравится проводить время со Стивеном. — Она грустно улыбнулась. — У меня сердце болит от жалости к бедному сиротке. Кто знает, увидит ли он когда-нибудь родителей, почувствует ли ласку матери.
Гриффин ощутил, как в животе заворочалось что-то холодное.
— Уверяю тебя, — сухо сказал он, — с ним не случилось ничего страшного. Все могло обернуться гораздо хуже. А так у него есть ты и Роуз. Нет нужды волноваться.
Джастин прищурилась, и он мог бы поклясться, что она думает о вчерашнем разговоре.
— Желаю приятной прогулки, — сказал он и отошел. — Только не выезжай за пределы поместья. И возьми с собой грума.
— Грум уехал в город за продуктами, — подал голос Фелпс. Он ненадолго вышел из комнаты и уже вернулся с ворохом корреспонденции. — Вернется только после ленча.
— Черт, — пробормотала Джастин и с надеждой взглянула на Гриффина. — Может быть, ты поедешь со мной? Уверена, тебе надоело сидеть дома.
Гриффин заколебался, но потом с безразличным видом пожал плечами.
— Я не езжу верхом.
Джастин непонимающе уставилась на него.
— Что ты хочешь сказать? Ты же владеешь лучшими в городе лошадьми!
Это правда. Лошади Гриффина были лучшими, и он обладал соответствующими документами, этот факт доказывающими.
— Они для упряжки, а не для верховой езды.
— Но почему ты не ездишь верхом?
Гриффину захотелось переступить с ноги на ногу и опустить голову.
— Потому что не умею. Никогда не учился. Мой дядя считал это занятие пустой тратой времени. Согласно его теории, пони и двуколка — все, что нужно священнослужителю.
Джастин прикусила губу. Старается не засмеяться? Теперь прищурился Гриффин.
— Может быть, ты позволишь мне научить тебя? — вежливо спросила она.
Его не так легко провести.
— Не сегодня. И я не хочу, чтобы ты ездила без грума. — Она сразу начала возражать, но Гриффин знаком остановил ее. — Джастин, это небезопасно. Если хочешь, можешь прогуляться вблизи дома. Я поговорю с грумом, когда он вернется, чтобы отныне и впредь он был для тебя доступен.
Джастин поморщилась.
— Ненавижу, когда ты такой разумный. Хорошо, я погуляю по саду. — Она направилась к выходу, но у двери остановилась. — А ты не хотел бы пойти со мной?
Гриффин несколько мгновений смотрел на нее, испытывая величайшее искушение согласиться. Но он и так слишком много рассказал ей накануне и теперь обоснованно подозревал, что она использует подвернувшуюся возможность, чтобы выпытать у него еще что-нибудь.
— Извини, но мне необходимо заняться письмами. Увидимся за ленчем.
Джастин растерянно моргнула, и ему показалось, что отказ больно задел ее, но уже в следующее мгновение она кивнула и вышла из комнаты.
Гриффин проигнорировал инстинктивное желание последовать за ней.
Спустя два часа Гриффин оторвался от корреспонденции. Насколько ему было известно, Джастин еще не вернулась, а несколько минут назад пошел дождь. Глупая девчонка непременно промокнет до костей. Неужели ей не хватает ума вернуться?
Он отодвинул бумаги и вышел в вестибюль. Не успел он сделать и нескольких шагов по выложенному плиткой полу, как откуда-то материализовался Фелпс.
— Миссис Стил вернулась с прогулки? — спросил он.
— Да. Минут двадцать назад она заходила к Роуз и ребенку, а потом пошла в конюшню.
— Надеюсь, она не собралась на верховую прогулку? — с тревогой спросил Гриффин.
Фелпс одарил его таким жалостливым взглядом, что Гриффину пришлось изо всех сил стиснуть зубы, сдерживая желание откусить этому доброхоту голову.
— Так получилось, что грум еще не вернулся из города, — степенно проговорил Фелпс, — и вряд ли вернется, пока не прекратится дождь. Миссис сказала, что хочет взглянуть на животных сэра Доминика.
— Глупая девчонка насквозь промокнет, — пробормотал Гриффин. — Лучше я схожу за ней.
— У входа для слуг, — с ухмылкой сообщил Фелпс, — висит несколько хороших непромокаемых плащей.
Гриффин понятия не имел, что развеселило его преданного слугу, поэтому молча развернулся на каблуках и зашагал в заднюю часть дома. Там у самой двери была небольшая комната — что-то вроде кабинета управляющего поместьем, в настоящий момент пустовавшая. Слуги Доминика — в основном его бывшие агенты, оставившие службу, — были ненавязчивы. Их никто не видел и не слышал, пока не возникала какая-нибудь проблема. Тогда они появлялись, ее решали и снова растворялись в воздухе. Гриффин это одобрял. Ведь каждое их появление напоминало, что ему приходится полагаться на Доминика в вопросе обеспечения безопасности Джастин и малыша, а он ненавидел зависимость от других, даже от Доминика.
Особенно от Доминика, ублюдка, вечно вмешивающегося в чужие дела.
Он снял с крючка плащ, набросил на плечи, спрятал голову под капюшоном, взял еще один плащ и вышел на улицу.
Дождь лил как из ведра. И Гриффин побежал через мощенный булыжником двор к аккуратному строению из красного кирпича с черепичной крышей. Открыв дверь, расположенную прямо под лазом на сеновал, он поспешно вошел внутрь.
Отряхнувшись, огляделся в поисках Джастин. Она была у последнего стойла и, очевидно, прекрасно себя чувствовала рядом с огромной чалой лошадью, которая казалась ничуть не меньше заинтересованной в общении, чем Джастин. Животное сопело и фыркало, тыкалось носом в волосы Джастин и даже сдвинуло набок ее шляпку. А та гладила шею и голову лошади и что-то ласково шептала ей в ухо.
Гриффин поймал себя на мысли, что хотел бы оказаться на месте лошади. Тогда Джастин гладила бы его голову и плечи, а он играл ее волосами и целовал.
Мысль пришла ему в голову и вцепилась в мозг бульдожьей хваткой. Он оставил Джастин в покое на несколько дней, пытаясь хотя бы раз в жизни быть истинным джентльменом, и напряжение уже начало на нем сказываться. В конце концов, она его жена, и он имеет на нее определенные права. Бог свидетель, они оба не стремились к этому браку. Но сейчас, глядя на ее милое лицо и соблазнительную фигуру, он понял, что был полным идиотом, отказавшись от плана соблазнить ее и заманить в свою постель. Или в ее постель — как получится.
А почему нет? Хотя Джастин может тешить себя надеждой, что аннулирование брака возможно, Гриффин знал, что идея нелепа. Доминик тоже. Нет, они соединены друг с другом на всю оставшуюся жизнь, и его жене следует привыкнуть к этой мысли. Если так, то нет никаких причин отказываться от удовольствий супружеской постели. Это сделает их обоих счастливее. Кроме того, судя по его опыту, частые плотские утехи оказывают благотворное воздействие на темперамент женщины.
Джастин, мягкая, нежная и заботливая, создана, чтобы согревать постель мужчины, быть женой. Пусть она не выбирала Гриффина себе в мужья, но теперь они женаты и у него нет никаких оснований игнорировать такое сокровище.
Он закрыл за собой дверь, и шум дождя сразу стал тише. Оглядевшись, он понял, что в конюшне нет никого, кроме него, Джастин и животных. Гриффин пошел к ней, по пути с удовольствием оглядев великолепную пару гнедых в соседних стойлах.
Джастин оглянулась, услышав шаги, и от удивления ее рот на мгновение открылся, и прежде чем закрыть его, она нервно облизнула розовым язычком сухие губы. Этот невинный жест заставил Гриффина мгновенно напрячься.
— Я не слышала, как ты вошел, — пробормотала она.
Он бросил плащ на ограждение пустого стойла.
— Не хотел мешать. Ты делилась чем-то очень важным с этой симпатягой.
Гриффин потянулся, чтобы погладить лошадь, и вроде бы случайно провел рукой по груди Джастин. Она судорожно вздохнула, и ему пришлось спрятать улыбку.
— Кто бы мог подумать, что я дойду до ревности к лошадям Доминика, — вздохнул он.
Джастин улыбнулась, и на левой щеке появилась очаровательная ямочка. Забавно, но раньше он ее не замечал. Правда, Джастин улыбается нечасто. Возможно, у нее нет причин для веселья, но пора изменить положение дел.
— Ничего глупее я в жизни не слышала, — сказала она. — Как можно ревновать к лошади?
Гриффин взялся обеими руками за ограждение, и Джастин оказалась в кольце.
— Я ревную ко всему, что отвлекает твое внимание от меня, — прошептал он.
Мужчина опустил глаза на ее пухлые губы, не удосужившись скрыть свои намерения. Джастин застыла, как зверек, парализованный видом хищника. К сожалению, тем самым она ненароком пробудила самые низменные инстинкты Гриффина.
Ее взгляд метнулся к плащу, висевшему на ограждении соседнего стойла.
— Это для меня? — задыхаясь, спросила она. — Дождь начался, когда я вошла в конюшню, и я решила переждать здесь.
— Да, это для тебя, но нам некуда спешить.
Джастин упорно смотрела куда-то в сторону, и Гриффин, взяв ее за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза.
— Я рад провести немного времени наедине с моей женой, — сказал он, придав голосу соблазнительную бархатистость. — Здесь нам не помешают ни плачущие младенцы, ни навязчивые слуги.
Теперь ее сапфирово-синие глаза смотрели прямо на мужа, и их выражение Гриффина безмерно удивило. Похоже, в них была грусть или тоска по чему-то недостижимому. Почему-то у него защемило сердце.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты потешался надо мной, — наконец сказала она. — Это не слишком любезно с твоей стороны.
Гриффин нахмурился, сбитый с толку ее словами. Не потому, что в них не было правды. Он не был хорошим и тем более любезным человеком, и она это наверняка уже поняла. Но, встретившись с ней, Гриффин с изумлением понял, что его намерения в высшей степени серьезны. Какие бы беззаботные слова ни срывались с его губ, на деле он нисколько не шутил, говоря, что хочет быть с ней. Точно так же он не стал бы шутить о желании повернуть вспять время, чтобы уничтожить грязь и уродство своего прошлого.
Гриффин всегда взирал на мир сквозь призму насмешливого цинизма, но только не когда речь шла о Джастин. Невероятно, но факт. Ее характер был хорошим и чистым, как тонкое венецианское стекло, только намного прочнее. Присущие ей великодушие и благопристойность были способны тронуть даже самого закоренелого циника.
Чувствуя себя до странности униженным, Гриффин разжал пальцы, которыми придерживал ее подбородок, не позволяя отвести глаза.
— Уверяю тебя, Джастин, я не шучу, — тихо сказал он. — Поверь, я считаю себя счастливейшим из смертных, потому что ты — моя жена. Я хочу тебя больше, чем когда-либо хотел женщину.
Ее глаза широко открылись, щеки порозовели. Небольшое проявление уязвимости произвело на Гриффина обратный эффект. Вся кровь хлынула от головы в пах. Возбуждение, которого он еще секунду назад почти не чувствовал, заявило о себе, если можно так сказать, во весь голос. Гриффин ощутил, что не может больше ждать.
— Но ведь ни один из нас не хотел этого брака, — жалобно сказала Джастин. — Ты не хотел на мне жениться. Просто у тебя не было выбора.
Рука Гриффина медленно скользнула по ее горлу. Он наслаждался мягкостью кожи.
— Возможно, вначале это было правдой. Но это и тогда не значило, что я тебя не хотел. А теперь мои чувства изменились, стали намного сильнее.
Он наклонился и коснулся губами ее губ. Джастин, похоже, затаила дыхание, но ее рука осторожно погладила его грудь и замерла у галстука, словно маленькая птичка, ищущая убежища от надвигающегося шторма.
Завершив нежный дразнящий поцелуй, он чуть отстранился и ощутил острое удовлетворение, увидев затуманенный взгляд Джастин и ошеломленное выражение ее лица.
— Да? — прошептала она. — Ты хочешь сказать, что тогда в экипаже ты не просто хотел воспользоваться удачно сложившимися обстоятельствами? Мне казалось, что тобой владеет только раздражение, и ничего больше.
Гриффин проигнорировал вторую часть ремарки, хотя частично так оно и было. Но его стремление управлять ею являлось только одним элементом их непростых взаимоотношений. Да и признание все равно ничего бы не дало. Джастин не из тех женщин, которые готовы ходить на задних лапках лишь потому, что муж щелкнул пальцами.
— Что именно ты считаешь удачным в этой ситуации, радость моя? — полюбопытствовал он. — В этом браке абсолютно все явилось безумно неудачным стечением обстоятельств. Во всяком случае, я не могу вообразить ничего более неудачного. Полагаю, ты тоже. Но это не мешает мне хотеть тебя, как мужчина хочет женщину, как муж хочет жену. Не вижу в этом ничего плохого.
Он положил руку ей на горло и ощутил бешеное биение пульса.
— А ты хочешь меня, дорогая? — требовательно спросил он.
Ее сердце забилось еще чаще. Губы раздвинулись, но, судя по всему, она на некоторое время лишилась дара речи. Или не могла подобрать слов. Только Джастин определенно не была трусихой. Ее густые рыжевато-коричневые ресницы дрогнули и опустились, скрыв от Гриффина блеск глаз. Тем не менее, она все-таки медленно и нехотя кивнула.
— Да, я хочу тебя, — сообщила она тихим и каким-то странным голосом. Создавалось впечатление, что она прислушивается к собственным словам и не верит тому, что слышит. — Не должна, но хочу. — Она покачала головой, не поднимая глаз на мужа. — Наверное, я просто дура.
Гриффин нежно приподнял ее голову, желая заглянуть в глаза.
— Кажется, мы уже решили, дорогая, делать глупости вместе, помнишь?
Читать бесплатно другие книги:
