Признания новобрачного Келли Ванесса
Джастин растерянно моргнула, но потом ошеломила мужа очаровательной улыбкой, от которой на левой щеке опять появилась ямочка, а глаза заблестели. А Гриффин ощутил удар под дых, словно в него врезалась несущаяся на всем скаку лошадь.
— Что ты задумал? — спросила она смеющимся голосом.
Гриффин обнял ее за талию и прижал к себе, заставив приподняться на цыпочки. Джастин пискнула, но муж закрыл ее рот поцелуем. Лошадь фыркнула, дернула головой и попятилась, вероятно, встревоженная резким движением.
Тихо выругавшись, он потянул жену за собой подальше от стойла.
— Кстати, о лошадях, — пробормотал он, раздосадованный, что не проявил больше осторожности.
Джастин уперлась руками ему в грудь, стараясь обрести равновесие.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. — Он оглянулся. — Здесь кто-нибудь есть? Мне показалось, что здесь, кроме нас, ни одной живой души. Я имею в виду человеческие души.
Кроме чалого в соседнем стойле и пары гнедых в другом конце ряда, конюшня была пустой. А учитывая, что дождь не прекращался, грум, вероятнее всего, еще какое-то время пробудет в деревне… или куда он там ушел за покупками.
Джастин покачала головой.
— Дерек делает покупки для кухарки, а Поттер отправился к мастеру в Хоршем, чтобы починить фаэтон дяди Доминика.
Гриффин повлек ее к комнате, где хранились седла.
— Кто такие Дерек и Поттер?
— Дерек — грум, а Поттер — кучер дяди Доминика, — сообщила она. — Странно, что ты их не знаешь. Они служат у дяди Доминика уже много лет.
Они зашли в комнату, где на стенах висели седла, уздечки и прочие принадлежности для езды верхом и упряжь для экипажей.
— Мне более чем достаточно одного Доминика. Ты действительно считаешь, что я должен помнить всех его коллег и слуг?
Джастин закатила глаза, но улыбнулась, понимая, что он ее дразнит.
Гриффин уже мельком заглядывал в эту комнату и успел заметить в углу аккуратно заправленную койку, на которой лежало несколько сложенных одеял. Обнимая жену за талию, он провел ее мимо рабочего стола, заваленного инструментами, ремнями, кусками кожи и всякой всячиной, и подвел к койке.
— Что ты делаешь? — нервно хихикнула она. Поскольку Джастин никогда не хихикала, звук неожиданно показался Гриффину очаровательным.
— Если конюшня — единственное место в этом чертовом поместье, где я могу остаться наедине с женой, значит, я займусь с ней любовью здесь. — И он начал расстегивать ее амазонку, мимоходом удивляясь, почему его пальцы вдруг стали такими неловкими. Желание было настолько сильным, что мешало думать.
— Ты собираешься заняться со мной любовью в конюшне?
Недоверие в голосе жены остановило его. Руки Гриффина замерли, не дотянувшись до очередной пуговицы. Он огляделся, оценивая обстановку. Уздечки, седла, упряжь, множество разных инструментов. С другой стороны, здесь было чисто и, учитывая пронизывающий холод на улице, даже тепло и уютно. Маленькая печка в углу излучала восхитительное тепло. Да и койка выглядела очень аккуратной.
Но ведь они в конюшне! Боже правый, о чем он думал? Только негодяй может впервые взять свою жену в конюшне, проявив к ней уважения не больше, чем сопливый мальчишка, жаждущий залезть под юбку смазливой служанке.
Как отец взял его мать.
Презрение к себе заставило его отдернуть руки и сжать кулаки.
— Прости меня, Джастин, — пробормотал он. — Я совершенно забыл о манерах. Впрочем, их у меня не так много, как ты, безусловно, заметила.
Джастин взглянула на мужа и нахмурилась. В воздухе повисло напряжение. Гриффин слушал стук дождя по крыше, частое дыхание Джастин и не сразу понял, что сам сдерживает дыхание.
Он заставил себя дышать, наблюдая, как ее дрожащие губы сложились в улыбку, такую невинную и одновременно соблазнительную, что у него даже волосы на затылке зашевелились.
— Думаю, мы могли бы вернуться в дом, — задумчиво проговорила она, приложив пальчик к подбородку. — Но ты прав. Там нас кто-нибудь обязательно прервет, что будет чертовски досадно. К тому же…
Джастин замолчала, и он с трудом сдержал стон. Ему, конечно, очень хотелось повалить ее на койку, задрать юбки и овладеть ею со всей силой первобытной страсти. Но ему нужна была уверенность Джастин. Неожиданно для него стала чрезвычайно важной ее свободная воля. Она должна сама выбрать свою судьбу, понимая, что обратной дороги уже не будет. Гриффин понял, что не станет использовать свой богатый опыт соблазнителя. Это было бы нечестно.
— Что ты хотела сказать? — поторопил он, не в силах больше ждать.
Она пожала плечами и вздохнула, словно в знак капитуляции.
— К тому же дождь льет как из ведра. Мы же не хотим промокнуть, правда?
Только теперь Гриффин почувствовал, что может дышать свободно. Он расслабился и потянулся к жене.
— Конечно, дорогая. Мы определенно не хотим промокнуть.
Глава 19
Гриффин обнял ее, и у Джастин задрожали ноги. Если быть точным, у нее дрожало все тело. Слишком сильным оказалось сочетание желания, волнения и тревоги.
Эта дрожь началась где-то глубоко внутри, как только она услышала шаги мужа по полу конюшни и увидела его, лениво идущего, словно прогуливающегося, по проходу конюшни. И только хищный блеск в его глазах сказал ей, почему он отправился искать ее во время ливня. И это было приятно.
Да поможет ей бог! По всей видимости, здравый смысл, которым она всегда руководствовалась, решил ее покинуть. У тела, как выяснилось, есть собственная логика, спорить с которой оказалось невозможно, ввиду отсутствия здравого смысла.
Что касается сердца, Джастин на всякий случай решила ничего не анализировать, опасаясь, что обнаружит еще больше глупостей.
Голос Гриффина был тихим и нежным. Укладывая ее на койку, он шептал, какая она красивая. Когда он опустился рядом на колени и снова стал расстегивать многочисленные пуговицы на ее платье, Джастин внезапно одолела робость, изрядно ее раздосадовавшая. Она обхватила мужа за шею и привлекла к себе, зажав его руки между их телами. Она уткнулась лицом ему в плечо и вдохнула чистый запах дождя, мысленно обругав себя. В ее возрасте уже неприлично вести себя как безголовая семнадцатилетняя девица.
И все же перспектива заняться любовью с Гриффином не могла не пугать. К обычным опасениям, которые всегда испытывает нормальная новобрачная — хотя, конечно, обстоятельства вряд ли можно было назвать нормальными, — добавлялся страх выказать свое невежество перед мужчиной, безусловно, знающим все об интимных отношениях, включая такие вещи, о которых она предпочла бы не слышать. Да, муж, как правило, имеет больше опыта, чем молодая жена, но в данном случае разница была слишком велика.
Он нежно гладил ее шею и плечи.
— Я, понятное дело, ни на чем не настаиваю, — шепнул он, — но, думаю, дело пойдет проще, если ты позволишь мне снять с тебя одежду. Хотя, может быть, подскажешь какой-нибудь другой способ?
Джастин сдавленно рассмеялась.
— Полагаю, в этом есть смысл, — сказала она ему в плечо, все еще слишком смущенная, чтобы встретиться взглядом с мужем.
— Я так и думал. Разумеется, можно сделать вид, что я — грум, а ты посудомойка, и просто задрать тебе юбки — это было бы забавно, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что не стал бы рекомендовать такой метод для первого раза. — Голос Гриффина был полон нарочитого сожаления.
Джастин наконец отстранилась от плеча мужа и неуверенно улыбнулась. И хотя его глаза горели жаром страсти, губы сложились в ответную улыбку.
— Все это глупости, — заявила она.
— Ты удивишься, дорогая, узнав, какими забавными и приятными могут быть глупости. — Гриффин отстранился, положил ладони на свои узкие мускулистые бедра и с улыбкой взглянул на жену. Джастин сразу почувствовала, как тает напряжение.
Так было до тех пор, пока она не заметила весьма существенную выпуклость, вздувшуюся спереди на бриджах. Вздрогнув, она подняла глаза и убедилась, что муж смотрит на нее с некоторой долей симпатии.
— Ты и должна нервничать, это нормально, — сказал он. — Но обещаю, ты очень скоро забудешь о нервном напряжении. — Он поднял одну бровь и усмехнулся. — Поверь, я знаю, что говорю.
Джастин раздраженно нахмурилась.
— В этом и заключается проблема, — буркнула она. — Ты знаешь, а я нет. — Когда его глаза удивленно расширились, она всплеснула руками. — То есть я, конечно, знаю основные действия. Но ты знаешь больше. Тебе известны все… все…
— Интересные моменты? — услужливо подсказал Гриффин.
Джастин почувствовала волну жара.
Он засмеялся и принялся осторожно расстегивать пуговицы.
— Уверяю тебя, основные действия совершенно не важны. Занятие любовью — это искусство, и ты сейчас получишь первый урок.
Он медленно убрал с ее плеч кружевную косынку, обнажив верхнюю часть грудей, и у Джастин перехватило дыхание. Гриффин впился в нее глазами и долго смотрел, не двигаясь и ничего не говоря, и только одна мышца на его щеке нервно подергивалась. Джастин показалось, что его взгляд прожег ее тело насквозь.
— А в чем заключается урок? — спросила она, наслаждаясь его прикосновениями; выйдя из ступора, он принялся водить кончиками пальцев по нежной коже над корсетом.
— Первым делом ты должна научиться доверять, — сказал Гриффин, не сводя глаз с ее тела. — Ты доверяешь мне, Джастин?
Она на несколько секунд закрыла глаза, после чего сказала:
— Да, я доверяю тебе, хотя сама не понимаю почему.
— Мы подумаем об этом позже, дорогая. А теперь открой, пожалуйста, глаза.
Она послушалась, и его губы раздвинулись в широкой улыбке, буквально ослепившей Джастин.
— Если ты мне доверяешь, тогда все будет хорошо.
На этот раз, когда Гриффин снова принялся раздевать ее, она решила ему помочь. Но хотя ее руки слегка дрожали, тепло его взгляда и голодное выражение красивого лица пробудили в ней желание, которое немного успокоило нервы.
Гриффин быстро и легко избавил ее от одежды. Джастин присела на край койки, одетая только в рубашку и чулки. Ее полуботинки были задвинуты под койку. Гриффин аккуратно сложил ее одежду на соседний стул, словно помогал ей раздеваться каждый день. Но взгляд, который он не сводил с ее тела, и непроизвольно сжатые кулаки были не такими, как всегда. Джастин часто и тяжело дышала. Ничего, подобного этому моменту, ей никогда не приходилось испытывать. Даже мыслей подобных у нее раньше не было.
— Что теперь? — спросила она, когда Гриффин встал.
— Теперь разденусь я.
Он уже сбросил тяжелое пальто и теперь быстро снимал остальную одежду — всю, кроме бриджей. Рубашку, сюртук и шейный платок он сложил поверх ее амазонки. Джастин едва сдержала нервный смешок, пораженная уютным домашним характером сцены. Кто бы мог подумать, что такая известная личность, как Гриффин Стил, будет выполнять работу горничной при своей неопытной новобрачной, а потом складывать их одежду в аккуратную стопку. Он походил на почти обычного человека, ничем не отличающегося от любого другого, и в нем не было ничего экзотического и опасного.
Но когда он повернулся к ней и принялся медленно расстегивать бриджи, Джастин поняла, что ошиблась. Его тело было твердым, худощавым и мускулистым, хотя и не грубым. Он обладал суровой мужской элегантностью, которая была вовсе не такой безопасной, как ей показалось. Когда он избавился от одежды, стало ясно, что сила покрывает его, словно вторая кожа.
А еще стоило упомянуть его татуировку. Превосходно выполненное в сине-черных тонах животное казалось одновременно грациозным и свирепым. Голова с острым клювом располагалась на груди Гриффина, крылья были расправлены, а длинный хвост извивался на плечо. Экзотическая и врезающаяся в память хищная птица удивительно точно подходила мужчине, на теле которого была изображена, подчеркивая баланс кожи, костей и мышц. Джастин всегда считала Гриффина красивым мужчиной, но только теперь она до конца поняла, почему девушки в «Золотом банте» так стремятся заманить его в постель.
Но не только его тело было создано специально для того, чтобы лишить женщину самоконтроля. Темные глаза — грешные и понимающие, надменно-элегантные черты лица, чувственный рот — все это проникало в глубину ее естества и пробуждало непонятные желания. Достаточно было всего лишь взглянуть на него, и самые интимные части ее тела становились мягкими, влажными и очень чувствительными.
Он ее муж, а значит, желать его — вовсе не грех… хотя она, разумеется, слегка нервничала из-за основных действий. Так сказать, механики процесса. Впервые в жизни Джастин собиралась предаться занятию, которое никто не рискнул бы назвать респектабельным. По крайней мере, по ее меркам, оно таковым не считалось.
Гриффин быстро избавился от бриджей и остался в одном только нижнем белье. Джастин предположила, что это было сделано ради нее, чтобы пощадить ее чувствительность. Впрочем, он мог бы не беспокоиться, поскольку его возбуждение нельзя было не заметить, и головка фаллоса выглядывала над завязками, словно искушающий запретный плод.
— Хочешь его потрогать? — спросил Гриффин, и его голос почему-то был хриплым. Вероятно, прогулка под дождем даром не прошла.
— Возможно, позже, — сообщила Джастин. Ей, разумеется, очень хотелось потрогать запретный плод, но уверенности в себе для этого пока не хватало. Стараясь не выглядеть слишком уж возбужденной, она вежливо добавила: — Но спасибо, что спросил.
Когда Гриффин расхохотался, она поняла, что сморозила глупость, закрыла лицо руками и застонала.
Мгновением позже его руки уже ласкали ее тело. Он опустил ее на койку и лег рядом, подвинув ее к краю. Джастин взвизгнула и взмахнула руками, уверенная, что свалится на пол, но Гриффин поднял ее и, повернувшись на спину, усадил на себя верхом.
— Так лучше, — сказал он и самодовольно улыбнулся.
Слишком удивленная, чтобы сопротивляться, Джастин позволила ему руководить собой. Но потом она, мысленно содрогнувшись, осознала, что рубашка задралась и самые интимные места ее тела — обнаженные места — крепко прижаты к его большому и твердому мужскому естеству.
Смутившись, Джастин постаралась высвободиться, но неожиданно ощутила спазм именно в этих местах, и это было так приятно, что она схватила мужа за руки, чтобы не упасть.
— Очень хорошо, — пробормотал он. — Тебе понравилось, Джастин?
Его голос скользнул по ее телу, словно шелковый платок, и она опять смутилась.
— Думаю, так и должно быть, — со слабой улыбкой сообщила она.
Да, иногда у нее возникали приятные ощущения… там, внизу, но не такие сильные. А сейчас ей захотелось повторения, появилось желание потереться о его фаллос, остававшийся таким же твердым. Джастин всегда считала плотские контакты между мужчиной и женщиной весьма неприятным процессом, по крайней мере, дня женщины, и только сейчас увидела в них некие привлекательные черты.
Но только с Гриффином.
— Да, — сказал он и вопросительно улыбнулся. — Разве ты себя никогда там не трогала, Джастин? Не доставляла себе удовольствие?
У Джастин округлились глаза.
— Конечно, нет! Не понимаю, Гриффин, как тебе такое могло прийти в голову?
Когда он открыл рот, чтобы ответить, Джастин замахала руками.
— Не надо! Не говори! Я даже знать не хочу.
— Разве? Но я думаю, ты захочешь знать то, чему я тебя сейчас научу. — Его руки скользнули под подол ее рубашки. Чуть огрубевшие кончики пальцев касались обнаженной кожи, неся с собой восхитительные ощущения. — Сними рубашку, Джастин, — шепнул Гриффин, — и мы начнем первый урок.
Заметив жар желания в его глазах, она на мгновение застыла. У нее голова шла кругом от возбуждения. Джастин даже не представляла, что может быть такой испорченной. Но с Гриффином все это почему-то казалось естественным.
Она решила не акцентировать внимание на этой мысли и, пока не передумала, решительно стянула рубашку через голову. Не глядя на мужа, она несколько секунд комкала ее в руках, а потом отшвырнула, стараясь попасть на стопку одежды.
Ее внимание привлек странный звук, похожий на шипение.
Взглянув на мужа, она увидела, что его глаза превратились в щелочки, а губы — в тонкую линию.
— Что такое? — забеспокоилась она. — Я сделала тебе больно?
— Господи, нет, конечно, — проговорил он. Его голос был низким и хриплым. Создавалось впечатление, что слова застревают в горле. — Джастин, я в жизни не видел женщины прекраснее. Ты — само совершенство.
Покраснев, она наклонила голову и осмотрела себя. Ничего особенного. Груди с затвердевшими розовыми сосками, плоский живот с каштановыми кудряшками внизу. Руки Гриффина играли с подвязками на ее чулках.
— Спасибо, — пробормотала она и опять смутилась. — Я думаю о тебе то же самое.
Его брови взлетели на лоб.
— Ты считаешь меня совершенством? — Удивление Гриффина не было наигранным. — Ну, тогда ты одна такая.
— Вовсе нет, есть еще девушки из «Золотого банта», — сообщила она. Пальцы Джастин коснулись груди мужа. Она неуверенно исследовала ребра, потом провела кончиком пальца по контуру мифического животного.
— Было больно, когда тебе делали эту татуировку? Она большая.
— Очень. Временами я кричал как ребенок.
— Зачем же тогда ты ее сделал?
Теперь его руки исследовали ее тело — гладили внутреннюю поверхность бедер, теребили кудряшки, скрывавшие ее интимную плоть.
— Мне понравилась работа художника, — рассеянно сказал он, — и то, что она рассказала обо мне — кем я стал.
Джастин нахмурилась, не вполне понимая, что он имел в виду. А пальцы Гриффина тем временем пробрались сквозь кудряшки, осторожно раздвинули складки плоти и нащупали спрятанный между ними крошечный бугорок. Джастин с шумом втянула в себя воздух, потрясенная волной изумительных ощущений, и инстинктивно выгнулась ему навстречу, одновременно схватив за руки. Но остановить мужа она не пыталась.
— Ты такая красивая, — шептал он, лаская ее нежную влажную плоть. — Позволь своему телу делать то, что ему хочется, радость моя. Пусть оно двигается без стеснения.
Джастин застонала и откинула голову назад. Спустя мгновение Гриффин высвободился, молча показав ей, что можно держаться за одеяло под ними, а не хватать его за руки, и возобновил ласки.
Он теребил и поглаживал маленький бугорок, в котором, казалось, сосредоточились все мыслимые восхитительные ощущения. И все это время муж шептал ей, какая она красивая и что он не может дождаться момента, когда окажется внутри ее.
Джастин не потребовалось много времени, чтобы лишиться способности соображать. Ощущения сменялись с калейдоскопической быстротой. Ей хотелось то отпрянуть, избавиться от сладкой пытки, то прильнуть к мужу теснее. Но Гриффин контролировал ситуацию. Одна его рука твердо лежала на ее бедре, другая ласкала ставшие влажными складки плоти и бугорок между ними.
— Гриффин, прошу тебя, — наконец взмолилась она, не узнавая собственного голоса. Тело тонуло в океане наслаждения, но все же этого ей было мало.
Он пристально взглянул на жену — глаза потемнели, лицо напряженно застыло.
— Наклонись ко мне, дорогая, — прохрипел он. — Вот так, еще немножко.
Джастин неловко оперлась руками о койку и подалась вперед. Рука, лежавшая на ее бедре, скользнула вверх, обхватила грудь и, легонько сжав ее, принялась теребить сосок. Джастин застонала, оказавшись в плену невероятных ощущений. Волна дрожи пробежала от соска в самый низ живота и разлилась жаром.
Гриффин еще несколько секунд поиграл с соском, после чего взял его в рот и резко втянул. Негромкий крик вырвался из горла Джастин. Она изогнулась, не в силах оставаться спокойной под таким изумительным натиском. Другой рукой муж погладил ее по спине, побуждая наклониться еще ниже, так чтобы ее груди, неожиданно набухшие и тяжелые, нависли прямо над его лицом. Не прекращая сосать одну грудь, Гриффин взял двумя пальцами сосок второй и стал теребить его.
Не в силах справиться с собой, Джастин начала двигаться. Она шире раздвинула ноги и стала тереться о его мужское естество. От места, где соприкасались их тела, ощущения взметнулись вверх, словно по крутой спирали, окончательно выбив из головы все разумные мысли. Тело ныло от желания, которое мог исполнить только один мужчина на свете.
Желание было настолько сильным, что мешало дышать. Но в тот самый момент, когда Джастин решила, что дошла до края — каждый нерв в ее теле воспламенился и сжигал дотла, — рука мужа снова нашла чувствительный бугорок между бедрами, ставший горячим и еще более чувствительным. Его пальцы, мгновение помедлив, скользнули в ее лоно.
Сначала Джастин стало горячо, потом жар перешел в сладкую боль, заставившую инстинктивно сжать мышцы вокруг его пальцев. Гриффин пробормотал что-то одобрительное. Он стал двигать рукой — то проникая внутрь, то выходя наружу и лаская чувствительный бугорок. Прошло несколько секунд, и хватило одного лишь прикосновения, чтобы ее мышцы сильно сжались, чтобы потом расслабиться в непередаваемой жаркой пульсации, потрясшей ее до самых глубин естества. Содрогаясь, она с силой вжалась в его ладонь и издала хриплый крик.
Джастин, одурманенная лавиной новых ощущений, задыхаясь, упала на грудь мужа.
— Боже! — только и сумела выговорить она, не в силах пошевелиться.
Гриффин подвинул ее и повернул ее голову набок.
— Твою ремарку я принимаю как знак одобрения, — сказал он, поглаживая ее повлажневшую спину.
— Никогда не испытывала ничего подобного, — проговорила Джастин, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал легко, словно ничего особенного не произошло и новый опыт вовсе не показался ей поразительным. — Если бы я знала, что все будет так, то, пожалуй, проявила бы больше восприимчивости к твоим заигрываниям в брачную ночь.
Смех Гриффина заставил ее снова задрожать от удовольствия. Она вздохнула и обняла мужа, наслаждаясь ощущением обвивших ее рук и ног, горячей кожи, сильных мускулов. Еще никогда ей не доводилось чувствовать себя такой расслабленной, такой удовлетворенной, такой… уверенной в своей безопасности.
Она даже задремала на несколько минут, пока не ощутила две вещи. Во-первых, ее голая спина и ноги замерзли, а во-вторых, тело Гриффина под ней стало твердым как камень, хотя руки продолжали ласково поглаживать спину.
Джастин подняла голову. Глаза мужа полыхали огнем, черты красивого лица исказились, словно от боли.
— Что случилось? — встревожилась она. — Ты жалеешь, что мы это сделали? Хочешь остановиться?
Гриффин рассмеялся.
— Конечно, нет. Мы ведь только начали, дорогая. Я всего лишь дал тебе перевести дух, прежде чем мы… — И он многозначительно замолчал.
— Прежде чем мы консумируем наш брак?
Гриффин кивнул. Его взгляд был таким напряженным, что у нее пересохло во рту. Выходило, что следующие минуты навсегда изменят ее жизнь.
— Тебе холодно? — спросил он, озабоченно нахмурившись. Ей это нравилось. Гриффин — самый мужественный и гордый человек из всех, с кем ей доводилось встречаться, но он всегда заботился о ее удобствах.
— Немножко, — призналась она. — Наверное, печка остыла.
— Давай позаботимся об этом, хорошо?
Думая, что муж имеет в виду разведение огня, она начала сползать с него и лишь испуганно ойкнула, когда он ловко передвинулся, уложил ее на койку и сам опустился сверху. Койка протестующе заскрипела и зашаталась. Джастин затаила дыхание. Ей показалось, что они вот-вот рухнут на пол.
Гриффин снова подвинулся и оперся локтями по обе стороны от ее плеч, чтобы стабилизировать койку.
— Будет чудо, если мы не окажемся на полу, — прошептала Джастин.
Муж улыбнулся. Его лицо было нежным, но вместе с тем возбужденным.
— Не волнуйся, — шепнул он в ответ. — Я не позволю, чтобы ты пострадала.
Он опустил голову, и их губы встретились в медленном восхитительно глубоком поцелуе, от которого у нее закружилась голова. Их языки играли, скользили друг по другу, словно исполняя некий волшебный танец любви. Джастин прильнула к мужу, тая от наслаждения, упиваясь его медленной, даже чуть ленивой страстью.
Неожиданно он немного отстранился. Губы Джастин уже привыкли к теплому давлению его губ, и ей сразу захотелось почувствовать его снова.
— Ты готова? — Его тихий и спокойный голос совершенно не соответствовал напряженно горящим глазам и румянцу на высоких скулах.
Джастин не знала, как ответить. Она не понимала, действительно ли готова связать себя с Гриффином полностью и окончательно. Но еще она знала, что не сможет сказать «нет». Она хотела этого, хотела его — больше всего на свете.
Почувствовав, как сжалось горло, она кивнула, надеясь, что он видит в ее глазах все то, что она чувствует, — доверие и трепет перед будущим, которое ждет их обоих. А также тягу к мужу и острое желание. Все это отрицать было уже невозможно.
В его глазах что-то блеснуло — какая-то яркая необычная эмоция. Он шире развел ее ноги. Джастин почувствовала, как головка его фаллоса раздвинула влажные складки ее плоти и начала медленно продвигаться внутрь.
Джастин шумно вздохнула и инстинктивно отпрянула, почувствовав острую боль. Она широко открыла глаза и взглянула на мужа, который тут же перестал двигаться. От старания сдержаться его лицо болезненно исказилось.
Гриффин коснулся ее губ легким поцелуем и негромко сказал:
— Подними ноги, Джастин. Да, именно так.
Она подчинилась и почти сразу ощутила, что боль стала меньше. Пока муж медленно и осторожно двигался, она инстинктивно подняла ноги еще и шире раздвинула их, полнее открывшись для него.
Он застонал и опустил голову. Длинные волосы выбились из-под ремешка, грудь часто поднималась и опускалась. Джастин взяла ремешок и отбросила в сторону, после чего запустила пятерню в шелковистые пряди и улыбнулась, чувствуя, как они скользят между пальцами. Она тонула в ощущениях и эмоциях и искренне радовалась этому.
— Боже мой, Джастин, — пробормотал он и крепко поцеловал ее.
После этого его движения стали быстрее, и она почувствовала себя наполненной до краев. Желание свернулось кольцом где-то в нижней части живота. Она обхватила мужчину руками и ногами и прижалась к нему, желая ощутить каждой клеточкой своего тела. Она чувствовала себя охваченной огнем и плавилась, проникая в него, умирала от удовольствия, ощущая его внутри себя, на себе, вокруг себя.
Гриффин снова и снова врывался в нее, наполняя собой. Его движения стали очень быстрыми, дыхание хриплым и прерывистым. Она выгнулась ему навстречу, чувствуя, как сжимаются мышцы вокруг его мужского естества. Мгновением позже он еще раз проник в нее, казалось, пронзив насквозь, издал хриплый стон, и его тело сотрясла дрожь. Потом он медленно и осторожно опустился на Джастин, укрыв своим телом, словно одеялом.
Она неторопливо перебирала пальцами пряди волос мужа, подавляя внезапное желание расплакаться. В этом не было никакого смысла, поскольку ей понравилось абсолютно все, что он с ней сделал. Но для нее каждое мгновение казалось наполненным до самых краев всепоглощающей нежностью. И от этого почему-то хотелось плакать. Хотя интуиция подсказывала, что Гриффин не одобрит таких эмоциональных всплесков, тем более что она не могла толком объяснить их даже себе.
Наконец он зашевелился, приподнялся на локтях и взглянул на жену. Его глаза были сонными, из них исчезло напряжение, и весь его вид, по мнению Джастин, воплощал мужское удовлетворение.
Она неуверенно улыбнулась, не зная, чего он от нее ждет.
— А, моя девственная жена, — чуть насмешливо пробормотал Гриффин.
Джастин сморщила нос.
— Теперь уже нет.
Гриффин улыбнулся, но потом в его глазах что-то мелькнуло. И когда он заговорил снова, его голос был тихим и бархатным:
— Ее прекрасные глаза как сапфиры сияют ярко.
Ее чело — белая слоновая кость.
Ее щеки, как яблоки, которые солнце подрумянило.
Ее губы, как вишни, влекущие мужчин вкусить.
Прочитав эти строки, Гриффин наклонился и легонько прикусил ее нижнюю губу. Джастин почувствовала, как ее кости превращаются в желе, и ей снова пришлось бороться с самыми причудливыми эмоциями. Ну кто бы мог подумать, что такой человек, как Гриффин Стил, будет читать своей жене любовные стихи, тем более в такой момент.
— Это Эдмунд Спенсер? — спросила она и улыбнулась. — Очень романтично.
Гриффин ухмыльнулся и опустился на койку боком, одновременно повернув на бок и Джастин, чтобы они уместились на ней вдвоем.
— Совершенно верно, миссис Стил. Это из «Эпиталамы».
— Очень подходяще, — фыркнула Джастин. — Но трудно поверить, что у тебя хватает времени на поэзию. Не говори, что знаешь всю поэму. Ни за что не поверю.
— Всю не знаю. Только самые непристойные отрывки. В конце концов, это поэма о плотском наслаждении. — Его пальцы заскользили по ее плечу, выписывая какие-то сложные узоры. — Ты удивишься, узнав, чем я занимаюсь в свободное время.
Джастин нахмурилась, ощутив в его голосе отстраненность, даже холод. Быть может, она его чем-то оскорбила?
— Ты читал стихи, когда был ребенком?
— Мильтона и Донна, но дядя избил бы меня тростью, если бы увидел, что я трачу время на Спенсера. Нет, я смог расширить свое образование только по приезде в Лондон. Здесь же я начал делать деньги, — сухо добавил он.
Джастин была слишком удивлена, чтобы ответить. Гриффин заработал неоднозначную репутацию, являлся признанным авторитетом во многих сферах, но среди них не значилась поэзия. Коллекционирование книг тоже. Только теперь она поняла, что многого не знает о муже. Оказывается, он скрывает сведения о себе даже от самых близких людей.
Вздохнув, Гриффин пошевелился.
— Думаю, нам лучше одеться. Дождь, похоже, стихает, и нас могут застать в самый неподходящий момент грум или кучер. А зная наше везение, можно предположить, что это будут оба.
— Ты прав, — сказала Джастин с явным сожалением. Почему-то ей не хотелось уходить из этой комнаты. Возможно, потому, что она не знала, как они теперь будут вести себя друг с другом. Можно ли ее теперь считать настоящей женой, и станет ли Гриффин относиться к ней соответственно? Или все будет как раньше, и они останутся вместе, только пока не развеется тайна, связанная с ребенком.
Они сели, и Джастин невольно поморщилась от болезненных ощущений между ног.
— Извини, дорогая, — улыбнулся Гриффин, глядя на нее с сочувствием. — Тебе надо принять ванну — сразу почувствуешь себя лучше.
Когда он встал, Джастин схватила его за руку.
— Гриффин!
— Что, дорогая?
— Как ты думаешь, что теперь с нами будет?
Несколько мгновений он недоуменно хмурился, потом его лицо прояснилось.
— Мы вернемся в дом, примем ванну и будем обедать.
— Нет, я имею в виду произошедшее между нами, — пояснила она, стараясь, чтобы голос был нейтральным.
Он внимательно всмотрелся в ее лицо, потом взъерошил свои волосы и, тряхнув головой, отбросил их на плечи. Он стоял над ней обнаженный и был похож на первобытного воина или, может быть, жреца друидов. У нее сильно забилось сердце, и на этот раз Джастин почувствовала отчетливую сильную боль.
Это была боль осознания. Джастин поняла, что влюбилась в Гриффина Стила, а он никогда не ответит ей тем же.
— Поживем — увидим. — Гриффин пожал плечами. — Определенно лишь одно.
— Что?
— Больше не может быть никаких разговоров об аннулировании брака, Джастин. Никогда.
Он отвернулся к стулу за одеждой, а Джастин задумалась. Интересно, он доволен этим фактом или всего лишь смирился с ним?
Глава 20
Джастин торопливо шла по коридору, на ходу застегивая рукава. Она сильно опаздывала к обеду, о чем не преминул напомнить ей Фелпс, явившийся к ней в комнату. У нее даже не было никаких оправданий, поскольку Роуз буквально выставила ее из детской, велев идти переодеваться. Но Джастин не хотелось уходить от Стивена, потому что его сопли не прекратились, а, наоборот, переросли в сильную простуду.
— Я не впервые ухаживаю за больным малышом, — заявила Роуз. — Но если вам от этого станет лучше, мисс, можете посидеть с ним первую половину ночи. А я немного посплю.