Время прощать Гришэм Джон

Сильвия и Сара, посмеявшись, собрались ехать в отделение полиции вызволять друзей.

– Не вижу в этом ничего смешного, – укоризненно сказала Кэрол. – Теперь вся компания на учете в полиции.

Сара была раздражена и не захотела объяснять, что смеялись они скорее от удивления и растерянности, чем от избытка веселья.

– Расслабься, мама, – ответила она, помогая Сильвии забраться в машину. – Речь идет не об ограблении винного магазина.

Кэрол кисло на нее посмотрела и вернулась в дом. Сара надеялась, что мать хоть раз сможет забыть свои невероятно высокие стандарты и перестанет думать о приличиях и мнении соседей. Не беда, если треть «Лоскутной мастерской» арестовали. Подруги поступили так, как считали правильным. Сара ими гордилась и жалела, что не оказалась рядом.

– Не могу дождаться, когда нам расскажут всю историю, – сказала она Сильвии, ведя грузовичок по лесной дороге, к шоссе. – Странно, что Крейг тоже арестован. Гвен и Саммер – известные любительницы приключений, да и от Дианы никогда не знаешь чего ждать, но Крейг? – Сара покачала головой: муж Бонни казался ей слишком правильным и консервативным, чтобы ввязываться в истории.

Крейг на скейте – это такое же чудо, как если бы Кэрол сделала ей, Саре, комплимент.

– Может быть, он захотел реабилитироваться после недавнего прокола? – предположила Сильвия. – Думаю, ему это удалось. И Гвен тоже.

– Гвен? – Сара на секунду оторвала взгляд от дороги и посмотрела на подругу. – Ей-то зачем реабилитироваться? Она разве провинилась?

– Ну ты же знаешь, какой вы, дочери, народ, – непринужденно сказала Сильвия. – Матери у вас всегда в чем-нибудь да виноваты.

Эти слова, возможно, были справедливы, но на Сарин вопрос не отвечали. Что Сильвия имела в виду? Не совсем восторженную реакцию Гвен на решение, которое приняла Саммер? Это ни в какое сравнение не шло с проступком Крейга. Нет, видимо, дело было в чем-то другом, однако рассказывать Сильвия, конечно, не собиралась. Хозяйка Элм-Крика не любила сплетничать и всегда сокрушалась, если кто-нибудь разглашал чужую тайну. «Мне слишком хорошо известно, как злые языки рушат человеческие жизни», – сказала она однажды.

Сара знала: больше пятидесяти лет назад, во время войны, какие-то клеветники выжили сестер Бергстром из Уотерфордской гильдии квилтинга, распустив ни на чем не основанную сплетню, будто их семья сочувствует нацистам. Клаудия пожаловалась брату Ричарду, а он воспринял это настолько серьезно, что решил опровергнуть слух, записавшись добровольцем на фронт. Говоря: «Злословие убивает», Сильвия не преувеличивала.

Сара уважала принципы, которых придерживалась подруга, и потому не стала донимать ее расспросами, а только слегка улыбнулась и подумала: «Если она не хочет говорить о Гвен, то, может, расскажет о себе?»

– Что вы с Эндрю делали в саду, когда я вас нашла?

Краем глаза Сара увидела, как Сильвия выпрямилась.

– В каком смысле – «что»?

Сара пожала плечами.

– Когда я увидела вас в беседке, мне показалось, вы сидели очень близко друг к другу. Как будто Эндрю плохо слышит или кому-то из вас попала в глаз соринка.

– Вовсе мы не сидели «близко друг к дружке». Расстояние между нами было не меньше, чем сейчас между тобой и мной.

– Значит, обман зрения. Брызги от фонтана преломили свет, или что-то в этом роде.

– Хватит, юная леди. Я вижу, куда ты клонишь, и твои намеки мне не нравятся.

– А куда я клоню?

– Сама знаешь.

– Не знаю, – упрямо ответила Сара и рассмеялась. – Вы с Эндрю шалили?

– Честное слово, Сара: понятия не имею, откуда у тебя такие мысли.

– А что? Он к вам явно неравнодушен, вы всегда вместе…

– Правда? – Сильвия посмотрела вправо, влево, вверх и вниз. – Почему же я его сейчас не вижу?

– Ну, почти всегда. С тех пор как Эндрю приехал, вы по-другому причесываетесь и носите свои лучшие наряды. Не говорите мне, что дело не в нем.

– Разумеется, не в нем! Я ношу не лучшие наряды, а просто весеннюю одежду. За зиму ты про нее забыла. А прическу, – Сильвия дотронулась до волос, – я сменила по совету Агнесс. Если я и сделала это для кого-то, то для нее.

– Помада тоже для Агнесс?

– Не испытывай мое терпение! Эндрю существенно моложе меня – почти на семь лет. Он ровесник Ричарда.

Сара скептически посмотрела на подругу.

– Вы действительно думаете, что семь лет – непреодолимое препятствие?

– Не думаю, – ответила Сильвия, помолчав. – Точнее, не думала бы, если бы мое отношение к Эндрю действительно было таким, как ты намекаешь – без всяких на то оснований. Теперь я вынуждена настоять на том, чтобы мы раз и навсегда прекратили этот разговор.

– Но…

– Я настаиваю, – повторила Сильвия тоном, не терпящим возражений.

Саре пришлось унять свое любопытство. «Может, – подумала она, – между ними и правда ничего такого нет. А может, Сильвия просто пока не понимает того, что видим мы, ее друзья. В любом случае было бы хорошо, если бы Эндрю погостил в Элм-Крике еще. По-моему, Сильвии его присутствие идет на пользу, и она с радостью разрешила бы ему остаться хоть бы и насовсем. Но мне так везет, что вместо него у нас скорее поселится моя мать».

Сильвия и Сара подъехали к отделению полиции, вошли в здание и, ориентируясь по указателям, отыскали приемную, где увидели знакомые лица: Бонни разговаривала со Стивом, мужем Джуди (вернее, она, возбужденно жестикулируя, говорила, а он кивал и что-то чиркал в блокнотике). Майкл и Тодд, которых не арестовали, стояли поблизости, перешептываясь и глядя по сторонам расширенными глазами. Завидев подруг, Бонни облегченно вздохнула, и Сара пожалела, что не гнала машину быстрее.

– Слава богу! Вы тут! Пойдемте скорей, а то Диана там так развыступалась! Как бы ее не заперли тут пожизненно!

– Они ведь не имеют права? – испугался Майкл.

– Конечно нет, – успокоила его Сара, хотя и сама была уже не совсем спокойна.

– Мы выехали к вам, как только узнали, – сказала Сильвия. – Всегда готовы внести залог за друзей, которые угодили за решетку.

Бонни попыталась улыбнуться.

– Это, собственно говоря, не залог, а просто штраф. Когда он будет оплачен, их отпустят по подписке. Я в таком ужасе! Хотела заплатить за всех сама, но…

– Но вспомнила, что мы с Сарой уже пропустили много интересного, и позвала нас, чтобы мы не остались совсем в стороне. Правильно сделала. Спасибо тебе.

Бонни кивнула. По выражению лица подруги Сара поняла: она сама благодарна Сильвии. Если бы та не прервала ее, ей бы пришлось признаться, что у нее нет денег на оплату всех штрафов. У Маркемов каждая монетка была на счету; женщины из «Лоскутной мастерской» делали вид, будто этого не замечают. А Бонни, в свою очередь, предпочитала не замечать, что они берут у нее по два ярда дорогой ткани, хотя им вполне хватило бы одного, и не спорила, когда ей как опытной преподавательнице платили за мастер-классы больше, чем остальным.

Сильвия выписала чек. Пока арестантов освобождали, Бонни подробно рассказала о случившемся: через полчаса после того, как Майкл произнес свою речь, приехали полицейские. Сначала они попросили скейтбордистов выключить музыку и прекратить кататься, а когда те отказались, стали перечислять: вы, мол, нарушаете тишину – раз, занимаетесь спортом в неположенном месте – два, устроили несанкционированный митинг – три. Гвен процитировала Билль о правах и сказала: «Если власти Уотерфорда хотят помешать нам кататься, пускай сажают нас в тюрьму». Полиция воспользовалась ее советом: взрослых увезли в отделение, а детей, как они ни просились, чтобы их тоже арестовали, отправили по домам. Заботу о сыновьях Дианы взяла на себя Бонни.

– Будет суд? – спросила Сара.

– Будет устное разбирательство, если наши герои заявят протест против того, что их оштрафовали.

– А они, я подозреваю, заявят, – сказала Сильвия.

В этот момент по коридору разнеслось:

– Чего мы хотим? Свободы скейтбординга! Когда? Сейчас!

Голоса звучали все громче. Как только освобожденные узники появились в поле зрения, Стив бурно зааплодировал. Сара к нему присоединилась. Захлопали и другие люди, сидевшие в приемной, хотя многие из них понятия не имели, в чем дело. Мальчики бросились к Диане.

– Я знал, что они тебя здесь долго не продержат, – сказал Майкл.

– Ты сидела вместе со всеми или одна? – спросил Тодд. – Одиночную камеру называют «ямой»?

Диана обняла сыновей.

– Мы были в конференц-зале. Здесь не Аттика[11]. А где ваши скейтборды, ребята?

– В машине Бонни.

– Хорошо, – сказала Гвен. – Они нам понадобятся. Все обратно в парк!

Саммер, Диана и Бонни издали возгласы одобрения, однако Сара не разделила их энтузиазма.

– Ты серьезно?!

– Конечно! Сдаваться нельзя!

Сильвия дотронулась до ее руки.

– Без осторожности нет доблести[12]. Может, не стоит действовать сгоряча?

– Шутите? Мы ведь только начали бороться!

– Выбери хотя бы на время какой-нибудь другой способ борьбы, – сказала Сара.

Гвен пару секунд молча на нее смотрела, а потом благодушно рассмеялась:

– Так и быть, на сегодня с демонстрациями завязываем.

Мальчики разочарованно застонали.

– Не расстраивайтесь, – сказала она им. – Я не предлагаю сдаться. Просто теперь наше оружие – письма.

Диана закатила глаза.

– Удачи вам!

– Письма? – переспросил Майкл с сомнением в голосе.

– Как в школе… – пробормотал Тодд.

– Да нет же, будет интересно! – сказала Гвен и, положив руки мальчикам на плечи, стала объяснять.

Все вместе они вышли из отделения. За ужином Сильвия и Сара рассказали о случившемся остальным обитателям Элм-Крика. Подруги перебивали друг друга и смеялись до слез. Но слушателей эта история не так развеселила: Эндрю только усмехнулся, Мэтт сидел, не отрывая взгляда от тарелки, а Кэрол осуждающе произнесла:

– Не понимаю, чего они хотят добиться, выставляя себя на посмешище!

– Они надеются привлечь всеобщее внимание к своей проблеме, – ответила Сара.

Она терпеть не могла, когда мать вот так вот чопорно поджимала губы. Эта недовольная мина была ей слишком знакома.

– К сожалению, прежде всего они привлекают внимание к самим себе, что вредит репутации «Лоскутной мастерской Элм-Крика».

– Думаю, все не настолько страшно, – сказала Сильвия, заставив себя улыбнуться.

– Я бы тоже хотела так думать. – Кэрол покачала головой и состроила такое лицо, будто учуяла какую-то мерзость. – Вы, конечно, можете оправдывать поведение ваших друзей, но мне за них стыдно. Особенно за Гвен. Ей как профессору колледжа следовало бы быть разумнее. Какой пример она подает студентам?

– Ума у Гвен не меньше, чем кое у кого, – отрезала Сара. Она едва заметила, что после этих ее слов Мэтт резко встал, отнес свою посуду в раковину и молча вышел из комнаты. – А еще у нее есть смелость. Нелегко отстаивать свои убеждения, когда все на тебя смотрят и ты понимаешь, что за свои поступки тебе придется отвечать. Но некоторым людям хватает на это храбрости. А кто-то может только гадкие письма о человеке писать у него за спиной.

Кэрол положила вилку.

– Ты о чем?

– Прекрасно знаешь о чем. Я о письмах, в которых ты уговаривала меня не выходить замуж. – Сара оглядела комнату, проверяя, ушел ли Мэтт, и вдруг поняла, что хотела бы, чтобы он остался: ему не мешало, наконец, узнать, как относится к нему теща.

– Да, я была обеспокоена, – ответила Кэрол твердым ровным голосом. – И сказала об этом своей дочери в частном письме. А должна была объявить на всю страну по телевидению?

– Ты должна была держать свое беспокойство при себе.

– Я твоя мать. Я хотела помочь.

– Может, тебе не стоило так много мне помогать? Ты постоянно пыталась меня усовершенствовать, вечно тыкала меня носом в мои ошибки и недостатки, а я всю жизнь из кожи вон лезла, чтобы соответствовать твоим требованиям. Но знаешь, что я в итоге поняла? Что это невозможно. Стоило мне исправить одно, ты тут же находила другое. – Она шумно отодвинула стул и встала. – О’кей, ты победила! Поздравляю! Я ничтожество, мой брак разваливается, мои друзья – преступники. Ты во всем была права!

Сара стремительно вышла из комнаты и бросилась в библиотеку, надеясь успокоиться за работой, но внутри все кипело, и сосредоточиться было невозможно. Тихо, чтобы никто не заметил, она выскользнула из дома через заднюю дверь. Раньше в подобных случаях ее умиротворяли прогулки в северном саду; теперь там часто бродили Сильвия и Эндрю, поэтому она нашла другое место – тихий уголок леса возле маленького глубокого пруда, образованного изгибом ручья. Большая ива, словно занавесом, закрывала часть заводи и валун на берегу. Сара случайно его обнаружила, когда ветер приподнял ветки. С тех пор она любила сидеть на этом гладком прохладном камне, слушая бормотание ручья: мысли прояснялись, душа успокаивалась.

В последнее время ей приходилось наведываться сюда слишком часто. До недавнего времени за сочувствием и поддержкой она всегда могла обратиться к подругам из «Лоскутной мастерской», но Кэрол, войдя в их круг, все изменила: Сара не могла говорить о том, что ее беспокоит, в присутствии основной причины своего беспокойства. Говорить об отношениях с Мэттом она не могла тоже. Стоило ей коснуться этой темы, мать начинала многозначительно поглядывать на нее, как бы говоря: «Я так и знала! Я же предупреждала тебя!»

Сара отдалилась от подруг, а Кэрол очень хотела занять освобожденное ею место. Это желание было объяснимо. В детстве вокруг Сары, где бы она ни жила, всегда собиралась группка девочек, а ее мать никогда не отличалась умением заводить друзей. Все женщины с кем-то обедали, с кем-то играли по вечерам в бридж, и только Кэрол была одна. Очень долго Сара не могла понять почему.

Однажды, в шестом классе, она вернулась домой после ночевки у подруги. Мать терла раковину на кухне и даже не отвлеклась, чтобы спросить, как прошла вечеринка. В том возрасте Сара еще не утратила доверия к ней и потому, не дожидаясь расспросов, начала выплескивать впечатления. После целых суток болтовни, смеха и почти безостановочного поедания сладкого ей не терпелось как бы заново все проиграть – не столько для мамы, сколько для себя самой.

За все время, пока Сара говорила, Кэрол не сказала ни слова. Внезапно заметив это, девочка подумала: «Может, ей грустно, оттого что она слишком старая, чтобы ночевать у подружек? Но даже если бы она была младше, кто бы ее пригласил? И кто бы пришел к ней?»

– Мама, почему ты никогда не ходишь гулять с друзьями?

– С какими друзьями? – Кэрол включила кран на полную мощность, чтобы ополоснуть раковину. – С чего ты взяла, что у меня есть друзья?

– Ну… – Сара замялась, – а разве нет?

– У меня нет на них времени, – отрезала мать. – У некоторых людей есть друзья. А у меня муж, работа… и ты.

Потрясенная таким ответом, Сара несколько секунд помолчала, потом пробормотала слова извинения и тихонько ушла к себе. До сих пор ей не приходило в голову, что она мешает маме иметь друзей. Может, поэтому та разговаривает так строго и так редко улыбается? Видимо, она, Сара, отнимает у матери столько сил и времени, что у той не осталось в жизни ничего своего.

Но если тогда причина была в этом, то почему их отношения не улучшились в последующие годы? Теперь, когда муж умер, а дочь уехала и завела собственную семью, у Кэрол наверняка достаточно свободного времени. Возможно, она не хотела проводить это время сама с собой, но ведь у нее была работа, были подруги из «Лоскутной мастерской». Правда, с ними она познакомилась только в Элм-Крике, а дома ее, наверное, по-прежнему ждало одиночество. Видимо, потому она и продолжает здесь торчать, хотя им обеим ясно, что примирение не состоялось. Или мать, в отличие от дочери, все еще надеется наладить отношения?

Сара легла на камень и положила руки под голову. Ветки ивы мягко колыхались на ветру. Она лежала и смотрела на них, пока не начались сумерки. Тогда ей пришлось подняться, покинуть свое убежище и идти по темнеющему лесу вдоль берега ручья. Пройдя мимо амбара, Сара остановилась на мостике, с которого был хорошо виден задний фасад дома. В некоторых комнатах горел свет. В том числе на кухне, в гостиной, где Сильвия любила шить, и в их с Мэттом квартире. Значит, муж на месте. Сара попробует с ним поговорить. Она ускорила шаги, молясь, чтобы он ее выслушал, ведь это было ей сейчас так нужно!

Однако, поднявшись по лестнице, она увидела не Мэтта, а свою мать: та вышла из ее комнаты, погасив свет.

– Мама? Что ты здесь делаешь? – спросила Сара, резко остановившись.

Кэрол вздрогнула от неожиданности, но ничего не сказала, а только закрыла дверь и пошла по коридору к себе. Сара задумалась: «Догнать? Нет, пожалуй, не стоит». Войдя к себе, она внимательно огляделась, пытаясь понять, зачем приходила мать. Мэтта не было, зато на покрывале лежал конверт с ее именем. Внутри было письмо:

Дорогая Сара!

Завтра я уезжаю домой. Ты мне явно не рада, а у меня нет больше сил здесь находиться, если мы продолжаем ссориться. Поверь: я искренне сожалею о том, что не стала для тебя такой матерью, какую тебе хотелось бы иметь. У меня были благие намерения, но мы обе знаем, куда они ведут.

Еще я сожалею о тех письмах. Ты права: следовало держать свое мнение при себе. Если бы я так активно не возражала против вашей с Мэттом свадьбы, вы бы, может, и не поженились. Ты ведь всегда поступала мне наперекор. Зря я этого не учла.

У тебя чудесная жизнь и чудесные друзья. Жаль, что ты не захотела поделиться со мной хотя бы крупицей того великодушия, какое они проявляют к тебе. Я бы хотела, чтобы наши с тобой отношения были другими. Но, думаю, мне лучше уехать, пока они не стали еще хуже. По крайней мере, мы сделали попытку.

С любовью,

мама

Сара перечитала письмо, проверяя, правильно ли она его поняла. Да, утром ее мать покидает Элм-Крик. Почему же она не рада? Вместо облегчения она почувствовала обиду и злость. Кэрол была в своем репертуаре: вроде бы извинилась, но при этом запустила в Мэтта еще один камень. Собралась уезжать – и оставила на прощание щедрую порцию критики.

Сара упала в кресло у окна. Как быть? Бежать к матери и умолять ее остаться? Или помочь ей собрать вещи? Саре вдруг стало стыдно за то, что, лежа у ручья, она мечтала поскорее проводить Кэрол. Ей по-прежнему хотелось, чтобы все стало как раньше, но вовсе не хотелось, чтобы мать отправилась домой обиженная. Она понимала: после такого расставания их шансы на примирение станут еще призрачнее, чем до сих пор.

Выглянув в окно, Сара увидела фары машины, которая проехала мимо амбара, пересекла по мостику ручей и теперь приближалась к дому. Это был их грузовичок: она узнала его, когда он обогнул два больших вяза, стоявших посреди парковки, и затормозил. Куда же Мэтт на нем ездил?

Когда Сара сбежала по лестнице и подошла к задней двери, муж поднимался по ступеням крыльца, держа в руках пакет с продуктами.

– Был в магазине? – спросила она. – Я даже не знала, что ты едешь в город.

– Я хотел спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь, но не нашел тебя.

Саре не хотелось показаться обиженной, поэтому она улыбнулась и, заглядывая в мешок, весело спросила:

– Ну и что ты мне купил?

– Мороженого. Настоящего, как говорит Сильвия. Она попробовала твое обезжиренное и сказала, что оно как пластик. Я предложил привезти ей чего-нибудь повкуснее.

В другой день Сара напомнила бы Мэтту: «Вообще-то Сильвии нужно следить за холестерином», но сегодня она решила не раздражать мужа.

– Мэтт, мне надо с тобой поговорить.

– Сначала мороженое в морозилку положу, а то растает.

– Я тебя надолго не отвлеку, – сказала Сара, подумав: «Если он сейчас войдет в дом, то сразу же придумает себе еще десяток неотложных дел – лишь бы со мной не разговаривать». – Завтра мама уезжает.

Мэтт вытаращил глаза:

– Зачем? Почему сейчас? Это ты ее попросила?

– Конечно нет, – сказала Сара, уязвленная таким предположением.

Она быстро зачитала записку, опустив только тот абзац, где говорилось о предсвадебных письмах.

Мэтт поставил пакет на пол.

– С чего это вдруг? Да, вы много ссоритесь, ты ревнуешь к ней своих подруг, но так было и вчера, и позавчера. Она это видела и уезжать не собиралась. Почему сегодня собралась?

Мэтт говорил о том же, на что жаловалась мать, и это кольнуло Сару.

– Если бы ты не убежал с ужина, ты бы знал, в чем дело.

– А мне не хотелось больше выслушивать ваши препирательства. Это преступление?

Сара попыталась успокоиться: нужно было вернуть разговор в нормальное русло.

– Думаю, она расстроилась из-за истории со скейтбордами. Все твердила, что это повредит репутации «Лоскутной мастерской», – никак остановиться не могла. Ты же ее знаешь.

– Она права.

– Что? – Сара в недоумении посмотрела на мужа. – Мэтт, она критиковала наших друзей!

– Друзья они нам или нет, они поступили неправильно. Ты просто недостаточно хорошо обо всем этом подумала. Половина «Лоскутной мастерской» угодила в полицию за нарушение общественного порядка. Что скажут наши будущие гости, когда узнают?

– Мои друзья не преступники, – процедила Сара.

– Преступники. Они нарушили закон. Он остается законом, даже если кто-то с ним не согласен.

– Ушам своим не верю! Ты рассуждаешь, как моя мать!

– Вероятно, она знает, что говорит! – выпалил Мэтт, повысив голос почти до крика.

– Успокойся!

– Да не могу я успокоиться! Неужели ты не понимаешь? Мы полностью зависим от этого бизнеса. С потрохами. Что будет, если эта дерьмовая история с полицией распугает нам клиентов? А если что-нибудь случится с Сильвией? Кому достанется поместье? Точно не нам! Мы здесь живем, но мы ей не родственники. У нее, может, и завещания-то нет. Откуда ни возьмись, повылазят наследники и первым же делом закроют мастерскую, а нас отсюда выпрут.

– Что за бред ты несешь? Наверняка Сильвия обо всем подумала.

– Наверняка? – зло хохотнул Мэтт. – Откуда тебе знать? У нас ведь не как у людей: в любой компании у меня были бы гарантии, была бы страховочная сетка, а здесь? Нет, я не могу больше так рисковать!

– А какая у нас альтернатива?

– Я уже несколько месяцев думаю. Но что я могу придумать, когда не я нас во все это впутал? Если бы не твоя «Лоскутная мастерская», мы были бы обеспечены гораздо лучше. Ума не приложу, зачем я повелся на твои уговоры и ушел с прежней работы! Теперь у нас все яйца в одной корзине и вот-вот разобьются, а ты не желаешь этого видеть!

– Уходить с прежней работы тебя никто не заставлял! – крикнула Сара в ответ. – Сам принимал решение!

– Худшее в жизни! – Он метнул в нее свирепый взгляд. – Правда, скоро я, похоже, буду жалеть о чем-то еще больше!

И Мэтт, оставив жену на крыльце, протопал в дом. Его слова обожгли ее. Она стояла, как оглушенная, и едва могла дышать – так ей было больно. Вдруг за спиной послышался шорох. Подняв глаза, она успела заметить, что кто-то быстро отошел от кухонного окна.

О нет! Кто же подслушал их с Мэттом – Кэрол или Сильвия? У Сары упало сердце. Она вошла в дом, молясь, чтобы это оказался Эндрю.

Посреди кухни стояла Сильвия. Одна.

– Прости, что подслушивала, – тихо сказала она. – Когда я заметила, что вы разговариваете, надо было отойти от окна…

– Он не имел всего этого в виду.

– Имел, я уверена, – вздохнула Сильвия. – Вопрос в том, как нам теперь быть.

– Я не знаю, не знаю!

Сара почувствовала, что вот-вот заплачет. Она даже не помнила, когда ей в последний раз было так плохо и так страшно. Чтобы руки не дрожали, она сжала их в кулаки. Сильвия положила ладони ей на плечи.

– Не теряй ни секунды. Иди к ним, к обоим, и извинись. Прямо сейчас, пока не поздно.

Сара обомлела.

– Извиниться?

– Конечно. Это единственное, что ты можешь сделать.

– Я не понимаю.

Сара стряхнула с плеч руки Сильвии. Извиняться перед Кэрол, которая отказалась от мысли о примирении и убегает? Перед Мэттом, который, выйдя из себя, оскорбил Сильвию и их общих друзей?

– Что тут понимать? Ступай наверх и скажи мужу, что не сдержалась и жалеешь об этом. Потом сядьте и спокойно все обсудите. А после поговори с матерью, – невозмутимо произнесла Сильвия.

Ее слова разожгли в Саре злобу.

– Постойте. Это Мэтт не сдержался. За что же мне просить прощения? Почему вы ему не говорите, чтобы он передо мной извинился?

– Потому что не он попросил у меня совета. Если бы он сейчас стоял здесь, я бы сказала ему то же самое. Кто-то должен проявить гибкость. Упрямством ты ничего не добьешься.

Сара от негодования раскрыла рот.

– Упрямство? Это я упрямая? Вы из-за какой-то ссоры пятьдесят лет игнорируете собственную семью, а меня называете упрямой?

На щеке Сильвии дрогнула мышца, но голос ее оставался спокойным.

– По-моему, ты несколько упрощаешь. И сейчас, насколько я помню, речь идет о твоих ошибках – не о моих.

Сквозь стук в висках Сара слушала наставления своей старшей подруги, которая снова принялась говорить ей о том, как подступиться к Мэтту, что сказать Кэрол… До ее слуха долетали слова «ответственность», «зрелость», «самопожертвование». Они вертелись у Сары в голове, пока ей не стало казаться, будто мозг вот-вот взорвется. В какой-то момент она почувствовала, что больше не может терпеть поучения и упреки.

– Хватит! Какое право вы имеете обо всем этом рассуждать? Ваша мама умерла, когда вам было пять лет, но вы знаете, как мне вести себя с Кэрол! А сколько вы прожили с мужем? Мы с Мэттом женаты в три раза дольше, однако это не мешает вам меня учить! Вы мне не мать! И, судя по тому, как вы иногда себя ведете, даже не друг!

Сильвия побелела. В ту же секунду самой Саре стало нехорошо от собственных жестоких слов. Она попыталась извиниться, но Сильвия ее оборвала:

– Нет-нет, ты совершенно права. Кто я такая, чтобы давать тебе советы? Как ты верно подметила, у меня слишком мало опыта.

Все это хозяйка Элм-Крика произнесла, не поднимая глаз. Сейчас она не хотела или не могла посмотреть на Сару.

– Сильвия, пожалуйста! Я просто очень расстроилась из-за Мэтта и мамы. Я не хотела сказать…

– Ты сказала именно то, что хотела. Как и Мэтт, когда разговаривал с тобой. – Хозяйка поместья вздохнула, и у Сары защемило сердце. – Довольно. Сколько можно мучиться! – произнесла Сильвия тусклым голосом. – Спокойной ночи. Хватит мне уже совать мой старый нос в чужие дела. И спасибо, что показала свои истинные чувства.

– На самом деле я чувствую себя совсем не так… – начала Сара, но было поздно: Сильвия, уронив плечи, медленно пошла прочь из кухни.

Подруга звала ее, но вместо слов получались только всхлипывания. Ощутив тошнотворный прилив стыда и раскаяния, Сара ухватилась за столешницу, чтобы не упасть.

В дверном проеме что-то мелькнуло: на пороге западной гостиной появился Эндрю. Он пошел за Сильвией и, проходя мимо кухни, искоса посмотрел на Сару. Хоть он ни слова не сказал, она почувствовала, как сильно разочаровала его. Никогда в жизни она так остро не чувствовала, что действительно достойна осуждения. Никогда в жизни так отчетливо не видела своего эгоизма, своей способности быть жестокой. Никогда в жизни не была такой одинокой.