Зимний убийца Сэндфорд Джон

Глава 14

В кухне зазвонил телефон.

Лукас игнорировал его и услышал, как включился автоответчик. «Нужно взять трубку», — подумал он, повернулся на бок и посмотрел на зеленые цифры часов на тумбочке. Девять пятнадцать.

Четыре часа он пролежал без сна, забываясь лишь на несколько минут. Воздух в доме был прохладным, скорее даже холодным, пришлось натянуть одеяло почти до ушей. Телефон снова прозвонил два раза, а потом включился автоответчик. Впрочем, на другом конце молчали. Затем трубку повесили.

Через минуту телефон вновь прозвонил дважды. Рассерженный Лукас хотел было встать, но трель смолкла, а через мгновение он вновь услышал два звонка. Потеряв терпение, он встал с постели, накинул на плечи плед, вышел в коридор, решительно направился на кухню и свирепо посмотрел на телефон.

Прошло десять секунд. Аппарат зазвонил снова, и Лукас сорвал трубку.

— Ну? — прорычал он.

— Ага, я так и думала, что ты спишь, — с удовлетворением сказала монахиня. — Кстати, у тебя есть сообщение на автоответчике.

Лукас посмотрел на устройство, мигающее красным огоньком.

— Я сейчас отморожу себе все, — проворчал он. — Не могла бы ты…

— Сообщение не от меня. Я знаю, что ты получил его: твой автоответчик включается после двух гудков, а обычно это происходит только после четвертого или пятого сигнала.

— Откуда ты знаешь этот телефон?

— Секретарь шерифа дала, — ответила Элла. — Она рассказала мне о том, что случилось прошлой ночью и как ты стал телохранителем доктора, очень привлекательной дамы. Кстати, ты в порядке?

— Элла, — нетерпеливо сказал Лукас. — Твой голос полон самодовольства. Сомневаюсь, что ты позвонила для того, чтобы посплетничать.

— Меня сегодня целый день не будет дома, а мне нужно поговорить с тобой, — ответила она. — Я нашла пару друзей Бергена. И мне не хотелось оставлять сообщение на автоответчике.

— Что они говорят?

— Оба утверждают, что в присутствии женщин он смущался и у них нет сомнений, что его не интересуют мужчины.

— Они уверены?

«Вот черт», — подумал Лукас.

— Да. Один даже рассмеялся, когда я задала ему такой вопрос. Бергена нельзя назвать категорическим противником гомосексуализма, но геев он не любит. И это не попытка скрыть истинные интересы, если ты собирался задать такой вопрос.

Лукас пожевал нижнюю губу.

— Хорошо, я тебе очень благодарен.

— Лукас, эти люди знают, о чем говорят, — продолжала монахиня. — Один из них был духовником Бергена в колледже. Он бы не стал со мной говорить, если бы вопрос гомосексуализма возник во время исповедей. Значит, это исключено.

— Ладно, — вздохнул Лукас. — Проклятье, это все усложняет.

— Извини. Ты вернешься на следующей неделе? — спросила Элла.

— Если закончу здесь.

— Тогда мы встретимся и поиграем. Кстати, в офисе шерифа происходит что-то серьезное. Ни у кого не нашлось времени со мной поговорить, и это как-то связано с пропавшим ребенком.

— О господи, — выдохнул Лукас. — Элла, я позвоню тебе позже.

Он повесил трубку, начал набирать номер шерифа, но тут его внимание привлек мигающий глазок автоответчика, и он нажал на кнопку.

— Дэвенпорт, черт побери, где ты? — послышался из динамика голос Карра. — Мы нашли мальчика Мюллеров. Он мертв, и это не несчастный случай. Я посылаю человека, чтобы он разбудил тебя. — Перед тем как повесить трубку, Карр обратился к кому-то из полицейских: — Попроси Джина съездить к дому Уэзер Каркиннен.

Снаружи послышался шум мотора. Лукас двумя пальцами отодвинул штору, свисающую до подоконника, и выглянул в окно. На подъездной дорожке стоял внедорожник шерифа. Лукас поспешил в спальню Уэзер. Дверь была незаперта, и он заглянул внутрь. Доктор спала, свернувшись под пуховым одеялом. Она казалась маленькой и невинной.

— Уэзер, вставай.

— Что? — Она повернулась на бок и сонно посмотрела на него.

— Нашли мальчика Мюллеров, он мертв, — сказал Лукас. — Я уезжаю.

Уэзер моментально проснулась, села и отбросила одеяло в сторону. На ней была фланелевая ночная рубашка с длинными рукавами.

— Я с тобой.

— Но у тебя операция.

— Со мной все будет в порядке, нескольких часов сна мне вполне достаточно.

— Но ты не должна…

— Лукас, я коронер округа, — возразила она. — Мне в любом случае необходимо там быть.

Волосы у нее торчали во все стороны, лицо все еще было сонным. На щеке остался красный след от складки на подушке. Ночная рубашка скрывала всю фигуру, но бедра четко вырисовывались под мягкой тканью. Уэзер шагнула в сторону ванной комнаты и почувствовала его взгляд.

— Что такое?

— Ты потрясающе выглядишь.

— Господи, я настоящая развалина, — проворчала она, шагнула к нему и приподнялась на цыпочки для поцелуя.

В этот момент Климпт начал стучать в дверь.

— Это Джин, — сказал Лукас, выходя в коридор. — Даю тебе пять минут.

— Десять, — возразила Уэзер. — Для Джона Мюллера это уже не имеет значения.

Она произнесла эти слова небрежно, как хирург или коронер, привыкший иметь дело со смертью. Но Дэвенпорта это поразило. Она увидела, как он нахмурился, и сказала:

— О господи, Лукас, я совсем не то имела в виду.

— Тем не менее ты совершенно права, — ответил он, и его голос стал жестким. — Десять минут. Для ребенка это уже не важно.

Он впустил Климпта в дом и, пока следователь разглядывал отметины, оставленные дробью, направился в ванную комнату, чтобы помыться.

Когда он вернулся, Уэзер уже вышла в коридор, одетая в теплые джинсы и шерстяную рубашку. В руке она держала чемоданчик, с которым была у Лакортов.

— Готова?

— Да.

— Вчера вам повезло, — заметил Климпт.

Он стоял в гостиной, курил и смотрел на следы стрельбы.

— Мне так не кажется, — возразила Уэзер. — Погляди, что он натворил.

— Будь я на месте нападавшего, ты была бы мертва. Ему следовало подождать, пока ты не подойдешь к двери.

— Когда я его увижу, непременно это передам, — пообещал Лукас.

Убийца сбросил тело Джона Мюллера в старый песчаный карьер возле государственной автострады, ведущей в лесной заповедник Чекуамегон, в пятнадцати милях от дома жертвы. У поворота стояло полдюжины патрульных машин, снег у входа в карьер был утоптан ногами тех, кто спускался вниз.

— Шелли потерял самообладание, — сказал Климпт, закуривая новую сигарету. — Сегодня во время мессы что-то произошло.

— Бергена удалось найти?

— Видимо, да. Шелли здесь.

Они увидели шерифа, который одиноко стоял в стороне, у самого карьера, словно толстое мрачное пугало.

— Это его самый ужасный кошмар, — сказала доктор.

Следователь кивнул.

— Последние годы перед уходом на пенсию он хотел провести спокойно, заботиться о людях. Это у него получается превосходно.

Они поставили машину и зашагали к группе полицейских у края карьера. Какой-то мужчина в оранжевой парке стоял в стороне, рядом со снегоходом, и говорил с одним из помощников шерифа. Карр увидел прибывших и зашагал к ним по недавно протоптанной тропинке.

— Как ты? — спросил шериф, обращаясь к Уэзер. — Успела поспать?

— Немного, — ответила она. — Где ребенок?

— Он здесь. Мы еще не звонили родителям. — Карр бросил взгляд на Лукаса. — Сколько времени потребуется, чтобы поймать этого негодяя?

— Это некорректный вопрос, — резко бросила Уэзер.

Лукас смотрел на группу полицейских, стоящих вокруг тела.

— Три или четыре дня, — сказал он, помедлив несколько секунд. — Он уже не контролирует ситуацию. Если только мы не упустили каких-то существенных деталей, связывающих преступника с мальчиком, я не понимаю, зачем он убрал его. Слишком большой риск и никаких преимуществ.

— Он будет продолжать убивать? — спросил Карр.

В его голосе звучали гнев, напряжение и скорбь, словно он и сам знал ответ.

— Не исключено, — кивнул Лукас, глядя в усталые глаза шерифа. — Более того, я бы сказал, что это весьма возможно. Необходимо найти Шонекеров. Если они как-то причастны к этому и находятся там, где он может до них добраться…

— Мы разослали ориентировки повсюду — от Флориды до Аризоны. И мы встречаемся с теми, кто знал их.

Доктор направилась к убитому, Лукас последовал за ней. Карр взял его под локоть.

— Лукас, ты должен что-нибудь придумать.

— Я понимаю.

Тело Джона Мюллера нашел владелец снегохода в оранжевой парке. Он заметил двух койотов на этом месте, подумал, что они убили оленя, и остановился проверить, не остались ли от него рога. Он отогнал койотов, увидел куртку мальчика и сразу позвонил в полицию. Первый же появившийся помощник шерифа застрелил койота и накрыл труп подростка брезентом.

— Плохо, — сказала Уэзер, когда они приподняли покрывало. Все разговоры вокруг прекратились, люди смотрели на склонившуюся над телом женщину. — Это он?

Лукас посмотрел на изуродованное зубами койотов лицо и кивнул.

— Да, это он. Я почти уверен. Боже мой!

Он отошел в сторону, не в силах выдержать это зрелище. С ним не случалось ничего подобного уже после третьей недели службы патрульным: полицейские спокойно воспринимают мертвецов.

— Ты в порядке? — спросил Климпт.

— Это слишком даже для меня, — пробормотал Лукас.

Он уже прошел половину пути к машинам, когда заметил Крейна, эксперта из Мэдисона, который шагал по протоптанной в снегу тропинке.

— Тут есть для меня работа? — спросил Крейн.

— Сомневаюсь. Рядом побывало много людей, а до тела добрались койоты. Потребуется патологоанатом, чтобы определить причину смерти.

— Я привез металлодетектор, поищу вокруг пули. Послушайте, сегодня утром у меня появились новости для вас. Я пытался связаться с вами по телефону, но в офисе сказали, что вы поехали сюда. Вы помните частично сгоревшую страницу из порнографического журнала с интересующей вас фотографией, которую мы отвезли в Мэдисон?

— И что?

— Мы отправили ее во все наши отделения в Висконсине, Иллинойсе и Миннесоте, и нам пришел ответ. Парень по имени… — Крейн похлопал себя по карманам, снял перчатку и вытащил тонкий репортерский блокнот. — По имени Курт Домьер из полиции Милуоки говорит, что почти наверняка знает, кто издает этот журнал. Вы можете связаться с ним.

Лукас взял страничку из блокнота. Это уже кое-что. Подойдя к своей машине, он позвонил диспетчеру, и его сразу соединили с Милуоки. Домьер работал в отделе нравов. В офисе полицейского не было, но он взял трубку, после того как его где-то отыскали. Лукас представился и сказал:

— Парень из Мэдисона утверждает, что вы знаете того, кто выпускает журнал.

— Да. Я не видел его лично, но мне знакомы маленькие значки, которые он использует в конце каждой истории. Это символы на игральных картах: червы, бубны, пики и трефы. Я никогда не видел их в других местах, только у него.

Голос у Домьера был хрипловатым и слегка небрежным. Так говорят полицейские, жующие жвачку и пьющие кофе одновременно.

— Мы можем до него добраться? — спросил Лукас.

— Без проблем. Он работает дома, проживает на северной стороне Сорок третьей автострады. Он инвалид, пользуется «макинтошем».

— «Макинтошем»? Вы имеете в виду компьютер?

— Совершенно верно. Это позволяет ему выпускать дешевые журнальчики, — сказал Домьер. — Оформление, макет и все остальное.

— У нас тут четыре трупа, — сообщил Лукас.

— Я читал об этом. Мне казалось, что жертв было три.

— Завтра утром в газетах напишут о четвертой. Молоденький парнишка.

— Вот как?

В вопросе Домьера прозвучал вежливый интерес.

— Мы думаем, что убийца мог напасть на эту семью из-за фотографии в дешевом порнографическом журнале, — сказал Лукас.

— Я должен поговорить с этим парнем прямо сейчас или вы хотите приехать и мы встретимся с ним вместе? — спросил Домьер. — На ваш выбор.

— Давайте я к вам приеду?

— Завтра?

— А вы не против, если это будет сегодня, днем или вечером? — спросил Лукас.

— Мне придется договариваться о сверхурочных, но если ваш шеф нам позвонит… мне бы не помешали лишние деньги.

— Я попрошу его. Где мы встретимся?

— Рядом с автострадой есть кафе.

Карр огорчился из-за того, что Лукасу нужно уехать.

— Здесь много работы. Я могу послать кого-нибудь другого, — предложил он.

— Я хочу сам допросить этого парня, — настойчиво сказал Лукас. — Подумай: возможно, он видел убийцу. Не исключено, что он знает его.

— Ладно, но поторопись, — с тревогой сказал Карр. — Ты слышал про Фила?

— Бергена? А что с ним?

— Он пришел на службу. Мы никак не могли разыскать его, но он приехал за полчаса до мессы и отказался с нами разговаривать. После обычной проповеди он заявил, что готов побеседовать с нами как с друзьями и соседями. И вот что он сказал: ему известно, о чем говорят в городе. Он сказал, что не имеет никакого отношения к Лакортам или Джону Мюллеру, но подозрения просто убивают его. Он сказал, что сильно напился в ту ночь, когда мы нашли его, а вчера вечером поехал в Хейуорд и снова запил. Фил подошел к самому краю, к тому месту, откуда нет возврата, но тут он остановился. Сказал, что беседовал с Иисусом и бросил пить. И просил нас молиться за него.

— И вы ему поверили? — спросил Лукас.

— Целиком и полностью. Но чтобы это понять, следовало оказаться рядом с ним. Человек общался с Иисусом Христом, а пока он разговаривал с нами, Святой Дух находился в церкви. Мы почувствовали его присутствие — это было как… как тепло. Когда Фил отошел от алтаря после мессы, он не выдержал и разрыдался, и я почувствовал, как нисходит Святой Дух.

Когда Карр произносил последние слова, его глаза затуманились. Ошеломленный Лукас отошел на шаг назад.

— Мне позвонила монахиня, с которой я дружу, — начал он, и шериф с трудом вернулся к реальности. — Она воспользовалась своими связями в церкви. Ей сказали, что у Бергена нет гомосексуальных наклонностей. Он никогда не интересовался мужчинами. Но тут не может быть полной гарантии.

— Таким образом, вопрос с Бобби Деллом остается открытым.

— Мы должны еще раз поговорить со священником. Либо ты сделаешь это сегодня, либо дождешься моего возвращения.

— Тогда лучше подождать, — сказал Карр. — После утренней встречи я не смогу сам говорить с Филом.

— Я постараюсь вернуться сегодня вечером, — сказал Лукас. — Но могу и не успеть. Если у меня не получится, ты направишь кого-нибудь к Уэзер?

— Да. Я попрошу Джина побыть с ней, — ответил шериф.

Доктор сообщила, что смерть Джона Мюллера наступила при подозрительных обстоятельствах и его тело следует отправить в лабораторию судебного патологоанатома в Милуоки. Лукас сказал ей, что должен уехать, но постарается вернуться к вечеру.

— Тебе потребуется не менее двенадцати часов. Не волнуйся за меня, — сказала она.

— Джин отвезет меня в город. Ты можешь поехать вместе с Шелли?

— Конечно. — Они стояли возле машины следователя, в нескольких футах от Климпта и Карра. Когда Лукас собрался уходить, Уэзер сжала его руку и поцеловала. — Но постарайся вернуться поскорее.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы завести детей? — спросил следователь, когда они ехали в город.

— У меня есть ребенок. Девочка, — ответил Лукас.

Тут он вспомнил историю, которую поведала ему Уэзер о дочери Климпта.

Следователь кивнул.

— Ты счастливый человек. У меня была дочка, но она погибла в результате несчастного случая.

— Уэзер рассказала мне.

Климпт посмотрел на него и улыбнулся.

«Он мог бы сняться в рекламе „Мальборо“», — подумал Лукас.

— Все меня жалеют, — сказал Климпт. — За тридцать лет это немного поднадоело.

— Понятно.

— В общем, я хотел сказать… Я мог бы убить этого подонка за то, что он сделал с девочкой Лакортов, а теперь еще и с Джоном Мюллером. Если мы доберемся до него в таком месте, где это будет возможно, просто отвернись.

Голос следователя звучал негромко, но он четко выговаривал слова.

— Даже не знаю, — ответил Лукас, глядя в окно.

— Ты не должен делать это сам, просто не мешай мне.

— Но это не вернет твоей дочери, Джин.

— Я знаю, — хрипло сказал Климпт. — Боже мой, Дэвенпорт…

— Извини.

После долгого молчания, во время которого был слышен лишь шорох шипованых протекторов по неровной дороге, следователь произнес:

— Я просто не в силах терпеть мерзавцев, убивающих детей. Не могу читать об этом в газетах, смотреть по телевизору. Убийство ребенка — это худшее преступление. Самое страшное из всего, что может совершить человек.

Поездка в Милуоки получилась долгой и тяжелой: паутина проселочных дорог и двухполосных шоссе до Грин-Бей, а потом совсем немного на юг вдоль озера по автостраде I-43. Домьер подсказал, где нужно свернуть, и Лукас нашел место с первой попытки. Кафе расположилось в обветшалом торговом центре с плоской крышей. Он припарковал машину и вошел внутрь.

Полицейский из Милуоки оказался коренастым краснолицым парнем в длинном шерстяном пальто и вязаной шерстяной шапочке, какие носят докеры. Он сидел за стойкой, обмакивал в кофе пончик и болтал с такой же полной официанткой, которая улыбалась, не вынимая изо рта испачканную помадой сигарету. Как только подошел Лукас, она вытащила сигарету и спрятала ее под стойкой. Домьер оглянулся через плечо и прищурился.

— Вы, должно быть, Дэвенпорт.

— Верно. Вы телепат?

— У вас такой вид, словно вы замерзли, как задница копателя колодца, — сказал Домьер. — А я слышал, что у вас было очень холодно.

— Это правда, — ответил Лукас.

Они пожали друг другу руки, и Лукас пробежал глазами лежащее на стойке меню.

— Дайте мне два пончика с ванилью, один с кокосом, один с арахисом и большую чашку черного кофе.

Лукас сел рядом с Домьером. Оказавшись в кафе, он снова почувствовал себя полицейским из большого города.

Официантка принесла кофе. Сигарета вновь была у нее во рту.

— А у вас не так холодно? — спросил Лукас у Домьера, продолжая начатый разговор.

— Холодно, конечно, около десяти градусов ниже нуля, но ничего похожего на то, что творится у вас.

Они болтали, пытаясь прощупать друг друга. Лукас ел пончики и говорил о Миннеаполисе, пенсии и надбавках.

— Я бы хотел отправиться туда, где теплее, если бы нашел способ перевести пенсию и надбавки, — признался Домьер. — Куда-нибудь на юго-запад, где не слишком жарко и не слишком холодно. И сухо. Туда, где требуется человек в отдел полиции нравов с трехнедельным отпуском в первый же год.

— При переходе всегда делаешь шаг назад, — ответил Лукас. — Ты не знаешь новой обстановки, не знаком с полицейскими и плохими парнями. И если ты не работал в этом городе патрульным, тебе будет трудно выйти на прежний уровень.

— Мне совсем не хочется снова надевать форму, — сказал Домьер и картинно содрогнулся. — Я всегда ненавидел выписывать штрафы и разнимать драки.

— А здесь у тебя отличная работа, — заметила официантка. — Что бы ты делал, если бы не Полароид Питер?

— Полароид кто? — спросил Лукас.

— Питер, — ответил Домьер, закрывая лицо руками. — Парень, который жаждет моей смерти.

Официантка захихикала, и Домьер пояснил:

— Эксгибиционист. У себя дома он спускает трусы и снимает «Полароидом» свой член. Надо сказать, он у него самый обычный — я не понимаю, почему он им так гордится. Потом разбрасывает фотографии возле школ, или в торговом центре, или в таких местах, где бывает много девочек-подростков. Девочка поднимает фотографию — и готово: она краснеет. Мы полагаем, что он прячется где-то рядом, наблюдает за этим и ловит кайф.

Лукас расхохотался и едва не подавился пончиком. Домьер деликатно постучал ему по спине.

— А что происходит, когда фотографию поднимает парень? — спросил Лукас.

— Парни их не поднимают, — мрачно ответил Домьер. — Если же такое и случается, они никому не рассказывают. К нам поступило больше двух десятков заявлений, и всякий раз выяснялось, что фотографию находила девочка. Они видят их на тротуаре, и им становится интересно. А если мы получили двадцать пять звонков, значит, этот тип делал такие вещи не меньше сотни раз.

— Скорее, пять сотен, если у вас двадцать пять звонков, — предположил Лукас.

— Это сводит меня с ума, — сказал Домьер, допивая кофе.

— Большое дело, — улыбнулся Лукас. — Звучит весьма забавно.

— Да? — Домьер хмуро посмотрел на него. — И ты готов повторить эти слова мэру?

— О-хо-хо, — протянул Лукас.

— Он выступил по телевизору и пообещал, что мы скоро поймаем его, — со вздохом сообщил Домьер. — Весь наш отдел стал спорить, что нам делать: пойти повеситься или притвориться, что мы ослепли.

Лукас снова рассмеялся.

— Ну, ты готов? — успокоившись, спросил он.

— Пошли, — ответил Домьер.

Бобби Маклейн жил в двухэтажном многоквартирном комплексе, построенном из бетонных блоков, выкрашенных в бежевый и коричневый цвета. Это был квартал ветхих домов из темного кирпича и новых блочных зданий, которые производили такое же гнетущее впечатление. Улица выглядела уныло: на тротуарах высились горы снега, большие седаны семидесятых годов ржавели среди сугробов. Даже деревья казались мрачными и темными. Домьер, ехавший в машине вместе с Лукасом, вскоре указал на выкрашенный вручную фургон «шевроле», стоящий на западной стороне комплекса.

— Вот машина Бобби. Он выкрасил ее при помощи валика.

— А что это за цвет? — поинтересовался Лукас, когда они остановились рядом.

— Лиловый, — ответил Домьер. — Теперь фургоны такого цвета встречаются редко. Во всяком случае, без наклейки «Dead Head».[15]

Полицейские вышли из машины и огляделись. Кроме них, вокруг никого не было. Подойдя к двери, они услышали шум работающего телевизора. Лукас постучал, и звук тут же умолк.

— Кто там? — послышался визгливый голос.

— Домьер. Полиция Милуоки. — После небольшой паузы он добавил: — Открывай свою чертову дверь, Бобби!

— Что вам нужно?