Полководцы Второй мировой. Красная армия против вермахта Громов Александр

Этот генерал был теоретиком и практиком моторизованных, танковых способов ведения боевых действий. Неслучайно у Гудериана в Третьем рейхе были и соответствующие прозвища — «Быстрый Хайнц» (Schneller Heinz) и «Хайнц-ураган» (Heinz Brausewind).

На свет Хайнц Вильгельм Гудериан появился в воскресенье, 17 июня 1888 года. Местом его рождения стал расположенный на берегу Вислы город Кульм. Отец будущего генерала служил тогда обер-лейтенантом в егерском батальоне и стал первым кадровым военным в роду Гудерианов. Сам Хайнц, согласно воле отца, желавшего видеть своих сыновей офицерами, обучался в кадетском корпусе, а затем — в военной школе в Меце. В 1912–1913 гг. служил в составе телеграфного батальона в городе Кобленц. 1 октября 1913 г. начал учебу в военной академии в Берлине, прерванную Первой мировой войной. С первых дней войны занимал должность начальника радиостанции в 5-й кавалерийской дивизии на Западном фронте, затем в штабе 4-й армии во Фландрии, назначен помощником начальника связи в штабе 4-й армии. Через три месяца был произведен в капитаны. В августе 1917 г. занял должность начальника связи в штабе 4-й армии. По его словам, «служба в различных радиотелеграфных подразделениях в начале Первой мировой войны дала мне возможность приобрести некоторые знания, весьма пригодившиеся в дальнейшем, при создании нового рода войск».

В апреле 1917 г. Гудериан получил назначение на должность офицера Генерального штаба в 4-ю пехотную дивизию, а в следующем месяце был временно командирован в 52-ю резервную дивизию в качестве офицера Генерального штаба на период сражения на реке Эн (именно эта битва обозначила переход к позиционным боевым действиям в ходе Первой мировой войны). В сентябре Гудериан был назначен командиром 2-го батальона 14-го пехотного полка, а затем — назначен на должность офицера Генерального штаба в армию «Ц». В январе — феврале 1918 г. обучался в Седане на курсах офицеров Генерального штаба, после чего получил назначение в Генеральный штаб армии. Через три месяца был переведен в штаб 38-го резервного корпуса на должность квартирмейстера. Последняя занимаемая в период Первой мировой войны должность — начальник оперативного отдела в штабе немецкого представительства в оккупированной Италии. После окончания войны служил в штабах пограничной охраны в Силезии, а затем в Прибалтике. В марте 1920 г. участвовал в ликвидации беспорядков в Рурской области. Гудериан в начале 1922 г. был переведен в отделение автомобильных войск министерства обороны, а 1 февраля произведен в майоры. Через восемь месяцев — переведен в военно-транспортный отдел управления войск министерства рейхсвера. 1 октября 1928 г. стал преподавателем (по совместительству) тактики в учебном отделе автомобильных войск в Берлине. Служил командиром автомобильного батальона, начальником штаба инспекции автомобильных войск. 1 апреля 1933 г. произведен в полковники.

1 июля 1934 г. Гудериан был назначен начальником штаба командования бронетанковых войск. 1 августа 1936 г. — произведен в генерал-майоры. Участвовал в присоединении (аншлюсе) Австрии и Судетской области Третьим рейхом. 20 ноября 1938 г. он был произведен в генералы бронетанковых войск и получил назначение начальником мобильных войск. Гудериан был теоретиком и практиком моторизованных, танковых способов ведения боевых действий. Перед началом Второй мировой войны, в августе 1939 г., Гудериан был назначен командиром 19-го армейского корпуса. Участвовал в Польской кампании, был награжден Железным крестом и Рыцарским крестом.

После захвата Бреста войсками под командованием Гудериана, 22 сентября 1939 г., там состоялся парад с участием немецких и советских войск. В федеральном военном архиве Германии, в документах высшего руководства немецкой 2-й танковой группы сохранился документ «Договоренность с советскими офицерами о передаче Брест-Литовска», датированный 21 сентября 1939 г. В нем, в частности, указывается: «14:00: Начало прохождения торжественным маршем (Vorbeimarsch) русских и немецких войск перед командующими обеих сторон с последующей сменой флагов. Во время смены флагов музыка исполняет национальные гимны». Парадом командовали: командир 19-го корпуса генерал танковых войск Хайнц Гудериан и командир 9-й отдельной танковой бригады Красной армии комбриг Семен Кривошеин.

Воплощение блицкрига

В мае — июне 1940 г. 19-й корпус Гудериана участвовал во Французской кампании. И «Быстрый Хайнц» успешно применял тактику блицкрига, но при этом не всегда согласовывал свои действия с командованием и в самый разгар немецкого наступления, 16 мая, был временно отстранен от командования 19-м корпусом командующим группой Эвальдом фон Клейстом за неисполнение приказов. Но уже 1 июля Гудериан был назначен командующим танковой группой «Гудериан» и за успехи, проявленные при разгроме французских и английских войск, 19 июля 1940 г. был произведен в генерал-полковники. 16 ноября был назначен командующим 2-й танковой группой.

О Французской кампании у него сохранились воспоминания порой даже курьезные: «…я направился в Керье, северо-восточное Амьена, куда был перемещен штаб корпуса. Здесь нас атаковали наши же самолеты. Это был столь недружественный акт, что наша зенитная артиллерия открыла ответный огонь и достала одну такую невнимательную птичку. Оба летчика выпрыгнули с парашютом и вскоре сидели передо мной и с неприятным удивлением глядели друг на друга. Когда закончилась первая, мучительная часть беседы, я подкрепил молодых людей стаканом шампанского. К сожалению, они разбили только что прибывшую новую разведывательную бронемашину».

В начале Великой Отечественной войны Гудериан был командующим 2-й танковой группы, подчиненной группе армий «Центр». По словам самого Гудериана, «задача, стоявшая перед моей танковой группой в первый день наступления, была следующей: форсировать Буг с обеих сторон от Бреста, прорваться сквозь оборонительные линии русских, а затем без промедления продвигаться в сторону Рославля — Ельни — Смоленска. Целью такого стремительного прорыва было не дать противнику перегруппироваться и выстроить новый защитный рубеж, заложив тем самым основу для решающей победы над неприятелем уже в 1941 году».

Перед началом наступления Гудериан лично изучал в бинокль советское приграничье: «Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели». Он даже усомнился, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом, ведь это нарушит полную внезапность вторжения. Но на всякий случай Гудериан решил не рисковать и приказом не пренебрегать, поэтому распорядился провести артподготовку по первоначальному сценарию.

И вот вторжение началось… В 3.15 ночи 22 июня 1941 г. германская артиллерия открыла огонь по советской территории, а через полтора часа на советский берег вышли первые немецкие танки, входившие в состав 18-й бронетанковой дивизии. Это были не обычные танки, а амфибии, специально подготовленные для так и не начавшейся против Британии операции «Морской лев». В результате использования фактора внезапности 24-му бронетанковому корпусу под командованием генерала бронетанковых войск барона фон Фитингхоффа удалось южнее Бреста захватить неповрежденными мосты через Буг. Но вскоре оправившиеся от неожиданного нападения воины Красной армии вступили в яростный бой с врагом, причем особо отличился гарнизон Брестской крепости…

Впечатления Гудериана от первых часов наступления были таковы: «Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело большое значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты».

Однако вскоре Гудериан уже заметил, что Красная армия преодолела первоначальную растерянность и начала оказывать упорное сопротивление. Иногда даже в самых безнадежных ситуациях. Так, в какой-то момент Гудериан, занятый обсуждением дальнейших действий, услышал в тылу интенсивную стрельбу. Шоссе со стороны захваченного немцами Белостока было затянуто дымом от горящих автомобилей, «обстановка была неясной, пока из дыма не показались два русских танка. Ведя интенсивный огонь из пушек и пулеметов, они пытались пробиться на Слоним, преследуемые нашими танками T-IV, которые также интенсивно стреляли. Русские танки обнаружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов: мы лишились возможности видеть и слышать». Далее день за днем Гудериан отмечал, что сопротивление противника растет, «войска действовали умело, особенно следует отметить хорошую маскировку, но управление боем не было еще централизовано».

Впрочем, Гудериан, как и все без исключения мемуаристы с обеих сторон, наблюдал немало проблем с управлением непосредственно на своем опыте. «По прибытии на командный пункт я узнал, что при передаче приказа 17-й танковой дивизии произошло какое-то недоразумение; оказалось, что части дивизии не получили приказа остаться на участке фронта вокруг окруженной группировки противника и продолжали продвижение на Борисов. Я тотчас же приказал доложить об этом факте командованию 4-й армии. Уже нельзя было что-либо изменить. В 8 час. утра на следующий день я был вызван в штаб фельдмаршала фон Клюге в Минск, где мне предложили дать объяснение. Выслушав мои объяснения, фельдмаршал фон Клюге заявил, что он уже намеревался отдать Гота и меня под суд, так как у Гота произошло точно такое же недоразумение, и фельдмаршал думал, что имеет дело с генеральской фрондой».

Случались и более опасные ошибки: «Отправившись в 3-ю танковую дивизию, я попал под бомбежку наших самолетов, сбросивших бомбы на подразделения 23-й пехотной дивизии и причинивших им большой урон. Первая бомба упала в 50 м впереди моей машины».

На седьмой день после начала войны немцами был захвачен Минск. Но в начале июля генерал-фельдмаршал фон Клюге, которого Гитлер назначил командующим 2-й и 3-й танковыми группами, хотел (с одобрения фюрера), чтобы германские войска окончательно разгромили попавшие в «Белостокский котел» части Красной армии. И поэтому, как пишет в своих мемуарах Гудериан, «7 июля я оказался перед необходимостью принять решение. Продолжать ли мне наступление в прежнем режиме, форсировать Днепр силами исключительно танковых соединений и попытаться как можно скорее достичь ранее поставленной цели, как то предписывалось по изначальному плану. Или же, учитывая, что русские строят по линии реки оборонительный рубеж, прервать наступление и дождаться для начала битвы за реку подхода пехотных армий?»

10 и 11 июля с малыми потерями был форсирован Днепр. За этим событием наблюдали находившиеся в штабе Гудериана итальянский военный атташе генерал Маррас и адъютант Гитлера подполковник фон Белов. Еще перед форсированием перед 47-м бронетанковым корпусом Гудериан поставил задачу захватить Смоленск. Вечером 15 июля Гудериан на окраине выслушал доклад старшего штабного офицера 29-й мотопехотной дивизии, который «доложил мне, что его дивизия успешно продвигается по Смоленской области, но несет при этом заметные потери. Начала проявляться потребность в смене как личного состава, так и техники… 16 июля 29-я мотострелковая дивизия заняла Смоленск, став, таким образом, первой из моих дивизий, достигшей оперативной цели… Заняв историческую часть города, расположенную на южном берегу Днепра, дивизия переправилась через реку и 17 июля захватила промышленные районы на северном берегу, чтобы облегчить выход на соединение с Готом».

Но Смоленское сражение еще не кончилось — части Красной армии начали контратаки, чтобы отбить город, началось новое контрнаступление под Ельней. «30 июля под Ельней было отражено 13 атак», — писал в дневнике Гудериан.

В первые месяцы Великой Отечественной войны в боях против советских войск тактика блицкрига имела большой успех — действуя путем прорыва и охвата танковыми клиньями, войска под командованием Гудериана стремительно продвигались вперед, к Москве. Но затем Гитлер, приняв решение поменять план кампании, вместо удара на Москву направил 2-ю танковую группу на Киев. Танкисты Гудериана отличились и здесь, соединившись 15 сентября 1941 г. восточнее Киева с частями 1-й танковой армии, захватив в «Киевский котел» войска Юго-Западного фронта.

«К 26 сентября закончились нашей победой бои в районе „Киевского котла“. Командующий 5-й армией попал к нам в плен. Я беседовал с ним и задал ему несколько вопросов:

1. Когда они заметили у себя в тылу приближение моих танков?

Ответ: Приблизительно 8 сентября.

2. Почему они после этого не оставили Киев?

Ответ: Мы получили приказ фронта оставить Киев и отойти на восток и уже были готовы к отходу, но затем последовал другой приказ, отменивший предыдущий и требовавший оборонять Киев до конца.

Хайнц Гудериан, июль 1941 года

Выполнение этого контрприказа и привело к уничтожению всей киевской группы русских войск[13].

В то время мы были чрезвычайно удивлены такими действиями русского командования. Противник больше не повторял таких ошибок. Мы же, к сожалению, вынуждены были сами пережить печальный опыт такого же вмешательства в ход боевых действий».

Неодолимые преграды

По мнению Гудериана, ценой этой победы было последующее снижение темпов немецкого наступления на Москву, что в итоге и привело к провалу плана «Барбаросса». 3 октября немецкие войска захватили Орел. Там Гудериану довелось пообщаться со старым генералом, еще русской императорской армии, который сказал ему: «Если бы вы пришли 20 лет тому назад, мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать, а вы пришли и отбросили нас на 20 лет назад, так что мы снова должны начать все сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».

5 октября 1941 г. Гудериан был назначен командующим 2-й танковой армией. Но движение немецких танковых колонн к Москве, встречавших все более упорное сопротивление советских войск, замедлялось. К концу ноября — началу декабря немцам удалось выйти к пригородам советской столицы, но ресурсы для дальнейшего наступления были исчерпаны, к тому же германские войска (и боевая техника) оказались, как заявил Гитлеру Гудериан, не подготовленными к зиме.

В своих воспоминаниях Гудериан утверждал, что Гитлер еще до начала войны с Советским Союзом имел всю информацию «о военной мощи огромного государства… о мощи промышленности и прочности государственной системы России», но отказывался верить донесениям разведчиков и докладам дипломатов. Он был уверен в легкой победе и сумел «передать свой необоснованный оптимизм непосредственному военному окружению». В результате Верховное командование вооруженных сил и Главное командование сухопутных сил действительно верили в возможность завершения войны до наступления холодов, так что, по словам Гудериана, «в сухопутных войсках зимнее обмундирование было предусмотрено только для каждого пятого солдата».

Более того, Гудериан, вспоминая о своей первой книге «Внимание! Танки!», утверждает, что у него состоялся разговор с Гитлером, в ходе которого он указал фюреру на то обстоятельство, что «русские имеют большое превосходство в танках, которое будет увеличиваться, если потери в танках у нас будут одинаковые. У Гитлера тогда вырвалась фраза: „Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, которое приводилось в вашей книге, я бы, пожалуй, не начинал эту войну“».

Только 30 августа 1941 г. Главное командование сухопутных сил серьезно занялось вопросом снабжения зимним обмундированием крупных соединений сухопутных сил. В этот день в дневнике Гудериана появилась следующая запись: «Вследствие изменения обстановки возникает необходимость проведения местных операций с ограниченными целями также в условиях зимы. Оперативному управлению разработать план-смету снабжения войск необходимым зимним обмундированием и после утверждения начальником Генерального штаба сухопутных сил возложить на организационное управление проведение необходимых мероприятий».

Не преминул Гудериан и с досадой отметить, что любимое детище Геринга, люфтваффе, равно как и войска СС, было снабжено зимними вещами своевременно и в достаточном количестве. А вот его людям пришлось намного хуже: «…каждый полк уже потерял к этому времени не менее 400 человек обмороженными, автоматическое оружие из-за холода не действовало, а наши 37-миллиметровые противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков Т-34. Дело дошло до паники…»

20 декабря, во время бурного обсуждения этой проблемы с самим фюрером, Гудериан в ответ на свой доклад о замерзающих в чистом поле подразделениях получил рекомендацию «зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории». И, не сдержавшись, закричал, что подмосковная земля уже промерзла на полтора метра в глубину, «мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать». Гитлер, вспомнив свой опыт времен Первой мировой, предложил дробить мерзлую землю выстрелами из гаубиц и окапываться в получившихся воронках. Такая перспектива Гудериана тем более не обрадовала: «Мои дивизии вынуждены каждая оборонять фронт шириной 20–40 км, а на каждую дивизию у меня осталось не более четырех тяжелых гаубиц с боекомплектом в 50 выстрелов на каждое орудие. Если я использую свои гаубицы для того, чтобы сделать воронки, то с помощью каждого орудия я смогу только создать 50 мелких воронок, величиной в таз для умывания… но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции! Кроме того, боеприпасы мне необходимы для того, чтобы отразить атаки русских. Мы не в состоянии вбить в землю шесты, необходимые для прокладки телефонных линий, и для этого вынуждены использовать взрывчатые вещества. Где же нам взять необходимое количество подрывных средств для создания оборонительной полосы такого большого масштаба?»

Войска под командованием Гудериана не смогли противостоять советскому контрнаступлению под Москвой, отбросившему войска группы армий «Центр» от советской столицы.

После конфликта с командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом фон Клюге из-за самовольного увода танков с опасной позиции вопреки приказу Гудериан, отстраненный от командования 2-й танковой армией, был 26 декабря 1941 г. отправлен в резерв Главного командования.

Генерал-инспектор бронетанковых войск

16 января 1942 г. Гудериан получил официальное назначение в отдел пополнения штаба 3-го армейского корпуса, де-факто оставшись не у дел. Только спустя год, после немецкого поражения под Сталинградом, 1 марта 1943 г., он был назначен на должность генерал-инспектора бронетанковых войск. Отвечая за модернизацию бронетанковых частей, Гудериан сумел наладить оперативное деловое взаимодействие с министром вооружений и снабжения Третьего рейха Альбертом Шпеером, что позволило не только увеличить количество выпускаемых Германией танков, но и внести необходимые улучшения в их конструкцию.

В этот период Гудериан часто бывал на стрельбищах и танковых испытательных полигонах, инспектировал заводы и сопутствующие производства. Гудериан также неоднократно встречался с Гитлером и спорил с ним по стратегическим вопросам.

Во время совещания в ставке Гитлера по утверждению плана операции «Цитадель» 3 мая 1943 г. Гудериан снова столкнулся с фельдмаршалом фон Клюге, отстранившим его от командования танковой армией в конце декабря 1941 г. Дело дошло до вызова на дуэль, который прислал ему фон Клюге, призвавший, по словам Гудериана, в посредники самого фюрера. Но Гитлер поединок запретил.

Через несколько часов после неудачного покушения 20 июля 1944 г. и раскрытия заговора против Гитлера среди военных, в котором Гудериан не участвовал, он был назначен начальником Генерального штаба сухопутных войск и по совместительству остался генерал-инспектором бронетанковых войск. При этом Гудериана включили в состав военного трибунала, который рассматривал дела офицеров-заговорщиков и тех, кто был заподозрен в участии в заговоре 20 июля.

Гудериан трезво оценивал достоинства и недостатки Верховного командования вооруженных сил: «Фельдмаршал Кейтель был неплохой человек и добросовестно старался выполнять свои обязанности; но вскоре он подпал под влияние Гитлера и чем дальше, тем больше терял способность сопротивляться его гипнозу. Свою нижнесаксонскую преданность он сохранил до самой смерти. Гитлер знал, что он может полностью положиться на этого человека, поэтому он и держал Кейтеля на такой должности, хотя и знал, что он неблестяще разбирается в вопросах стратегии. Фельдмаршал не оказывал влияния на ход операций; он больше занимался административными вопросами, т. е. выполнял функции бывшего военного министерства. Несчастье Кейтеля было в том, что он не находил в себе сил протестовать против приказов Гитлера, противоречащих международному праву и морали. Только этим можно объяснить, что так называемый „приказ о комиссарах“ и директива „Ночь и туман“ были спущены в войска. За эту слабость он и поплатился в Нюрнберге своей жизнью; его семье не разрешили даже оплакать урну с его прахом.

Генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами, осуществлял с апреля 1940 г., со времени кампании в Норвегии, фактическое руководство операциями вооруженных сил. Так же как и Кейтель, он был порядочным человеком, но поддался влиянию Гитлера. Однако не был так сильно зачарован последним, как Кейтель, и поэтому более критично относился к фюреру. После спора с Гитлером в период Сталинградской битвы Йодль весь погрузился в работу, которую он выполнял в основном самостоятельно, не прибегая к помощи технических сотрудников. Он был замкнут и уступал в вопросе о реформе военного и политического руководства, а также в вопросе реорганизации Генерального штаба. И только в последние дни войны он в корне изменил свои взгляды. Йодль разделил горькую участь Кейтеля. Оба эти генерала смогли бы многое предотвратить в судьбе нашего народа, если бы они по-другому относились к Гитлеру…»

Гудериан неоднократно спорил с Гитлером, выступая против его идеи объявления городов «крепостями» и обороны их до последнего солдата, в результате чего немецкие войска попадали в «котлы». Один из последних конфликтов между Гитлером и Гудерианом произошел, когда тот пытался спасти окруженную группу армий «Курляндия» (ранее называвшуюся группой армий «Север»), державшую оборону в «Курляндском котле». Помимо этого, предвидя крах Третьего рейха, Гудериан настаивал на ведении с неприятелем переговоров и заключении мира, не дожидаясь окончательного военного разгрома Германии.

В декабре 1944 г. Гитлер провел совещание немецкого генералитета, посвященное плану нанесения удара в Арденнах. Гудериан, начальник Генерального штаба, отвечающий за Восточный фронт, выступил против. Гитлер в ответ заявил: «Вам нет нужды пытаться поучать меня. Я командовал германской армией в ходе войны в течение пяти лет и за это время приобрел больше практического опыта, чем любой господин из Генштаба мог надеяться когда-либо получить. Я изучал Клаузевица и Мольтке, прочитал все труды Шлиффена. Я лучше разбираюсь в обстановке, чем вы».

9 января 1945 г. Гудериан, отправившийся на прием к Гитлеру, взял с собой начальника разведки на Востоке генерала Гелена, который, используя принесенные карты и схемы, пытался объяснить Верховному главнокомандующему Германии опасность положения немецких войск накануне ожидаемого наступления русских на севере. По словам Гудериана, «Гитлер окончательно потерял самообладание, заявив, что карты и схемы „абсолютно идиотские“, и приказал, чтобы я посадил в сумасшедший дом человека, подготовившего их. Тогда я вспылил и сказал: „Если вы хотите направить генерала Гелена в сумасшедший дом, тогда уж отправляйте и меня с ним заодно“». По словам Гитлера, на Восточном фронте «еще никогда ранее не было такого сильного резерва, как сейчас», на что Гудериан возразил: «Восточный фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все остальное рухнет».

Спустя три дня его слова сбылись — советская группа армий под командованием И. С. Конева устремилась в Силезию, а армии под командованием Г. К. Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы. Это было одно из крупнейших наступлений Красной армии за всю войну. Остановить победоносные советские войска было некому…

О шансах фольксштурма Гудериан говорил с нескрываемым скепсисом: «…ни командиров, ни оружия, не говоря уже о том, что руководство национал-социалистской партии выдвигало на руководящие посты не опытных командиров, а партийных фанатиков. Мой старый боевой товарищ генерал фон Витерсгейм был рядовым, в то время как его ротой командовал никогда не служивший в армии партийный деятель. В таких условиях бравые солдаты, готовые на самопожертвование, больше занимались совершенно бессмысленным разучиванием германского приветствия вместо изучения и овладения оружием».

28 марта 1945 г. Гудериан вновь ввязался на совещании в спор с Гитлером, и фюрер вознегодовал: «Генерал-полковник Гудериан! Ваше здоровье говорит о том, что вы нуждаетесь в немедленном шестинедельном отдыхе!» Тот немедленно отозвался: «Я ухожу в отпуск» — и пошел к двери. Но фюрер потребовал, чтобы Гудериан остался до конца совещания, и тот молча вернулся на место.

В конце Гитлер вновь повторил: «Пожалуйста, подумайте о восстановлении своего здоровья. За шесть недель обстановка станет критической. Тогда вы мне и будете особенно нужны. Куда вы хотите поехать?» Кейтель посоветовал поехать в Бад-Либенштейн. Гудериан не без ехидства заметил, что там уже американцы. «Вот что? Тогда в Гарц, в Бад-Заксу», — предложил Кейтель.

«Я поблагодарил его за участие, — вспоминал потом Гудериан, — заметив, что сам выберу себе место отдыха, причем такой курорт, который противнику не удастся занять в течение 48 часов». Он навсегда покинул бункер Гитлера, на прощание услышав от Кейтеля, что фюреру возражать не следует…

«Вечером я прибыл в Цоссен. Жена встретила меня словами: „Почему же так поздно?!“ Я ответил: „Зато в последний раз. Я ушел в отпуск“. Мы бросились друг другу в объятия. Для нас это было спасение. 29 марта я распрощался со своими коллегами, передав все дела Кребсу, собрал все свои вещи (их было очень немного) и 30 марта вместе с женой покинул Цоссен».

Гудериан уехал в австрийский Тироль, где 10 мая 1945 г. был арестован американцами как военный преступник, в 1946 г. был помещен в тюрьму в Аллендорфе, а затем в Нойштадте, освобожден в июне 1948 г. Гудериан выступал на Нюрнбергском трибунале в качестве свидетеля. Советский Союз предпринял попытку обвинить Гудериана в совершении военных преступлений на территории СССР, но прямых доказательств не нашлось, и союзники по антигитлеровской коалиции не поддержали это предложение. Отставной немецкий военачальник выступал за восстановление довоенных европейских границ, писал мемуары, в которых рассказывал о былых сражениях, роли танковых войск и многочисленных стратегических ошибках Гитлера.

Умер Хайнц Гудериан 15 мая 1954 г. в баварском городке Швангау.

Фридрих Паулюс появился на свет 23 сентября 1890 г. в приходе Брейтенау-Гершаген, округе Гессе-Нассау. Хотя некоторые историки именуют его «фон Паулюс», его отец был незнатного происхождения и занимался мелкой книготорговлей. В армейском личном деле Фридриха Паулюса нет аристократической приставки «фон». В 1909 г. Фридрих окончил классическую гимназию имени кайзера Вильгельма в Касселеи, после получения аттестата зрелости пытался поступить в морской кадетский корпус, но получил отказ по причине недостатка аристократических кровей. Затем Паулюс поступил на юридический факультет Мюнхенского университета, где прослушал два семестра правоведения. 18 февраля 1910 г. Паулюс в качестве фанен-юнкера[14] вступил в 111-й (3-й Баденский) пехотный полк «Маркграф Людвиг Вильгельм», который был расквартирован в Раштатте. 18 октября 1911 г. он был произведен в первый офицерский чин. Через несколько месяцев лейтенант Паулюс женился на Елене Констанции Розетти-Солеску, румынской аристократке, «привившей» ему благородные манеры и помогающей подниматься вверх по служебной лестнице. В семье родилось трое детей: дочь в 1914 г. и спустя четыре года — сыновья-близнецы, Фридрих и Александр. Позже они служили в вермахте и стали гауптманами[15].

К моменту начала Первой мировой войны Паулюс служил адъютантом 3-го батальона 3-го Баденского пехотного полка. В начале войны полк Паулюса находился во Франции. Он занимал самые разные штабные должности, как на Восточном, так и на Западном фронтах в частях горной пехоты (егерей) во Франции, Сербии и Македонии. В 1916 г. на Восточном (русском) фронте Паулюс в течение семи недель командовал орудийным расчетом. Закончив войну гауптманом в штабе 48-й резервной дивизии, Паулюс принял участие в организации добровольческого корпуса «Grenzschutz Ost», состоящего из волонтеров, усмирявших польские волнения. В 1919 г. был причислен к германскому офицерскому корпусу — был назначен на должность начальника отдела безопасности рейхсвера (1919–1920). Спустя несколько месяцев был назначен адъютантом 14-го пехотного полка, а затем откомандирован на курсы, где прошел секретную[16] подготовку офицеров Генерального штаба. В дальнейшем занимал различные штабные должности в Министерстве рейхсвера (обороны). К моменту прихода нацистов к власти в Германии Паулюс был майором. Офицерская характеристика Паулюса отмечала его как образованного и хорошо подготовленного военного специалиста, лишенного, однако, решительности. В 1934 г. Паулюс был назначен командиром 3-го моторизованного батальона. Это было экспериментальное формирование, выросшее позже в одну из первых в Германии танковых частей. Этой должностью он был обязан не столько своей хорошей профессиональной подготовке, сколько хорошим отношениям с высокопоставленными сотрудниками военного ведомства. Среди них были генерал Освальд Лютц, командующий бронетанковыми войсками, и Вальтер фон Рейхенау, начальник управления вооружений Министерства обороны и к тому же один из наиболее фанатично настроенных нацистов среди генералитета. Именно он составил текст воинской присяги на верность новому рейхсканцлеру Гитлеру.

Образцовый штабист

Придя к власти, Гитлер стал увеличивать германскую армию, для нее потребовались кадровые офицеры, в том числе штабные, и карьера образцового штабиста Паулюса, всегда проявлявшего должную субординацию, пошла в гору. Кроме того, начальство ценило его скрупулезность, добросовестность и честность, а также служебный энтузиазм — Паулюс, по воспоминаниям сослуживцев, много работал даже ночами и подолгу корпел над картами с чашкой кофе и сигаретой в руке.

Было у Паулюса свое необычное хобби — в свободное от службы время он увлекался рисованием подробных масштабных карт нашествия Наполеона на Россию в 1812 году. По словам одного из своих родственников, служившего в 3-й танковой дивизии, «в сравнении с Роммелем или Моделем он был больше похож на ученого, чем на генерала».

Фридрих Паулюс, 1942 год

Паулюс, назначенный командиром 13-го пехотного полка, проявил себя как компетентный командир, но при этом он не мог воодушевить своих солдат, подобно Эрвину Роммелю или Эриху Манштейну. В сентябре 1935 г. Паулюс стал начальником штаба командования танковых соединений. Ему был присвоен чин оберста (аналогично нашему званию полковника). В феврале 1938 г. Паулюс был назначен начальником штаба 16-го моторизованного корпуса под командованием генерал-лейтенанта Гудериана и начальником штаба 4-й группы армий под командованием Рейхенау. Перед вторжением на польскую территорию она была преобразована в 10-ю армию, и Паулюс, которому в мае 1939 г. было присвоено звание генерал-майора, стал начальником штаба 10-й армии. Ее командующим был генерал артиллерии Вальтер фон Рейхенау. Известный американский историк Сэмюэл У. Митчем, специализирующийся на истории германской армии во Второй мировой войне, так описывает их взаимоотношения: «В Вальтере Рейхенау Паулюс видел идеального руководителя. Настолько же ярко одаренный, насколько Паулюс был методичным, Рейхенау ненавидел конторскую работу, в то время как Паулюс вырос на ней. Они представляли собой идеальную команду. Решительный, полный энергии человек действия и его кропотливый, привязанный к столу, безотказный начальник штаба». В сентябре 1939 г. 10-я армия одержала в Польской кампании ряд крупных побед, 10 октября, после смены нумераций, она была переименована в 6-ю армию. Успешно участвовала в боевых действиях на территории Бельгии (приняв капитуляцию у короля Бельгии — Леопольда) и Франции. В октябре 1940 г. ее командующий Рейхенау был произведен в генерал-фельдмаршалы, а в августе начальник штаба Паулюс — в генерал-лейтенанты. Затем Паулюс был назначен заместителем начальника Генерального штаба сухопутных сил (в должности первого оберквартирмейстера). С 21 июля по 18 декабря 1940 г. Паулюс работал над разработкой плана по нападению на Советский Союз, получившего кодовое наименование «Барбаросса». В нем предусматривался молниеносный разгром советских войск западнее рек Днепр и Западная Двина, а также дальнейший захват Москвы, Ленинграда и Донбасса с последующим выходом немецких войск на линию Архангельск — Волга — Астрахань. Длительность кампании — 4–5 месяцев. План был утвержден 18 декабря 1940 г. директивой Верховного главнокомандующего вермахта № 21.

Фюрер и Верховный главнокомандующий вооруженными силами

Верховное главнокомандование вооруженных сил

Штаб оперативного руководства

Отдел обороны страны

№ 33408/40. Сов. секретно

Ставка фюрера 18.12.40 года

9 экземпляров

9-й экземпляр

Директива № 21. План «Барбаросса»

Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. (вариант «Барбаросса»)

Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.

Задача военно-воздушных сил — высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушения восточных областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концентрация усилий ВВС на Востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры боевых действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии, и особенно против ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали.

Основные усилия военно-морского флота должны также и во время восточной кампании, безусловно, сосредоточиваться против Англии.

Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операций.

Приготовления, требующие более продолжительного времени, поскольку они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 года.

Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны.

Подготовительные мероприятия высших командных инстанций должны проводиться исходя из следующих основных положений.

I. Общий замысел

Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.

Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии.

Конечной целью операции является создание заградительного барьера против азиатской России по общей линии Волга — Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации.

В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, не способным продолжать борьбу.

Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции.

II. Предполагаемые союзники и их задачи

1. В войне против Советской России на флангах нашего фронта мы можем рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии.

Верховное главнокомандование вооруженных сил в соответствующее время согласует и установит, в какой форме вооруженные силы обеих стран при их вступлении в войну будут подчинены германскому командованию.

2. Задача Румынии будет заключаться в том, чтобы отборными войсками поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале операции, сковать противника там, где не будут действовать германские силы, и в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах.

3. Финляндия должна прикрывать сосредоточение и развертывание отдельной немецкой северной группы войск (части 21-й группы), следующей из Норвегии. Финская армия будет вести боевые действия совместно с этими войсками.

Кроме того, Финляндия будет ответственна за захват полуострова Ханко.

4. Следует считать возможным, что к началу операции шведские железные и шоссейные дороги будут предоставлены для использования немецкой группе войск, предназначаемой для действий на Севере.

III. Проведение операций

А) Сухопутные силы. (В соответствии с оперативными замыслами, доложенными мне.)

Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий.

Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее и раздробить силы противника в Белоруссии. Таким образом будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с Северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности.

И только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно.

Важнейшей задачей 21-й группы также и в течение восточной кампании остается оборона Норвегии.

Имеющиеся сверх этого силы (горный корпус) следует использовать на Севере прежде всего для обороны области Петсамо и ее рудных шахт, а также трассы Северного Ледовитого океана. Затем эти силы должны совместно с финскими войсками продвинуться к Мурманской железной дороге, чтобы нарушить снабжение Мурманской области по сухопутным коммуникациям.

Будет ли такая операция осуществлена силами немецких войск (2–3 дивизии) из района Рованиеми и южнее его, зависит от готовности Швеции предоставить свои железные дороги в наше распоряжение для переброски войск.

Основным силам финской армии будет поставлена задача в соответствии с продвижением немецкого северного фланга наступлением западнее или по обеим сторонам Ладожского озера сковать как можно большее количество русских войск, а также овладеть полуостровом Ханко.

Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру.

С этой целью главный удар наносится из района Люблин в общем направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют р. Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю румынской армии выпадет задача сковать русские силы, находящиеся внутри образуемых клещей.

По окончании сражений южнее и севернее Припятских болот в ходе преследования следует обеспечить выполнение следующих задач:

На юге — своевременно занять важный в военном и экономическом отношении Донецкий бассейн.

На севере — быстро выйти к Москве. Захват этого города означает, как в политическом, так и в экономическом отношениях, решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла.

Б) Военно-воздушные силы.

Их задача будет заключаться в том, чтобы, насколько это будет возможно, затруднить и снизить эффективность противодействия русских военно-воздушных сил и поддержать сухопутные войска в их операциях на решающих направлениях.

Это будет прежде всего необходимо на фронте центральной группы армий и на главном направлении южной группы армий.

Русские железные дороги и пути сообщения в зависимости от их значения для операции должны перерезаться или выводиться из строя посредством захвата наиболее близко расположенных к району боевых действий важных объектов (речные переправы) смелыми действиями воздушно-десантных войск.

В целях сосредоточения всех сил для борьбы против вражеской авиации и для непосредственной поддержки сухопутных войск не следует во время операции совершать налеты на объекты военной промышленности. Подобные налеты, и прежде всего против Урала, встанут в порядок дня только по окончании маневренных операций.

В) Военно-морской флот.

В войне против Советской России ему предстоит задача, обеспечивая оборону своего побережья, воспрепятствовать прорыву военно-морского флота противника из Балтийского моря. Учитывая, что после выхода к Ленинграду русский Балтийский флот потеряет свой последний опорный пункт и окажется в безнадежном положении, следует избегать до этого момента крупных операций на море.

После нейтрализации русского флота задача будет состоять в том, чтобы обеспечить полную свободу морских сообщений в Балтийском море, в частности снабжение по морю северного фланга сухопутных войск (траление мин).

IV.

Все распоряжения, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свою нынешнюю позицию в отношении нас.

Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно быть максимально ограниченным. Остальные сотрудники, привлечение которых необходимо, должны привлекаться к работе как можно позже и ознакамливаться только с теми частными сторонами подготовки, которые необходимы для исполнения служебных обязанностей каждого из них в отдельности.

Иначе имеется опасность возникновения серьезнейших политических и военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых еще не назначены.

V.

Я ожидаю от господ главнокомандующих устных докладов об их дальнейших намерениях, основанных на настоящей директиве. О намеченных подготовительных мероприятиях всех видов вооруженных сил и о ходе их выполнения докладывать мне через Верховное главнокомандование вооруженных сил.

Подписал: Гитлер

Расчет рассылки: Главнокомандующий сухопутными войсками (оперативный отдел) 1-й экз. Главнокомандующий военно-морским флотом (штаб руководства военно-морскими операциями) 2-й экз. Главнокомандующий военно-воздушными силами (штаб оперативного руководства ВВС) 3-й экз. Верховное главнокомандование вооруженных сил: Штаб оперативного руководства 4-й экз. Отдел обороны страны 5–9-й экз.

Каким образом высокопоставленный штабной работник Паулюс стал командующим армией? Отчасти — благодаря случаю, но в большей степени — покровительству.

Во главе 6-й армии

30 ноября 1941 г., когда стало понятно, что наступление немцев на Москву провалилось, Адольф Гитлер освободил от занимаемой должности главнокомандующего группой армий «Центр» фельдмаршала Герда фон Рундштедта. Он сделал его преемником старшего по рангу в этом секторе командующего армией фельдмаршала фон Рейхенау, не забывшего своего бывшего начальника штаба армии — несмотря на провал разработанного им плана «Барбаросса». 3 декабря 1941 г. Гитлер вылетел на Украину на своем самолете «Кондор». Фюрер пообщался с отправленным в отставку Рундштедтом, который к тому моменту еще не уехал. Вскоре тот убыл в Германию, как было сказано, «для поправки здоровья». Спустя девять дней фон Рундштедт получил от Гитлера чек на 250 тыс. рейхсмарок в качестве подарка ко дню рождения.

В тот же день, 3 декабря, Гитлер, принявший во время обеда Рейхенау, стал настаивать, чтобы тот оставался командующим 6-й армией и одновременно возглавил группу армий «Юг». Но фельдмаршал довольно убедительно доказывал, что не сможет одновременно руководить сразу двумя штабами, и поэтому он предложил назначить на пост командующего 6-й армией своего бывшего начальника штаба, генерала Паулюса. Фюрер поначалу возражал, но без особого энтузиазма, и поскольку он хорошо относился к Паулюсу, то согласился. 1 января 1942 г. Паулюс, который никогда до этого не командовал хотя бы дивизией или корпусом, оказался почти на самом верху табели о рангах вермахта, получив чин генерала танковых войск. Через четыре дня он был назначен командующим 6-й армией. По мнению Сэмюэла У. Митчема, «Рейхенау знал, что у Паулюса совсем не было опыта командования войсками, но счел, что он (Рейхенау) в первый и трудный период сможет руководить и направлять штабного генерала из Гессена, пока тот не научится правильно дергать за веревочки… Несмотря на низкий ранг и совершеннейшее отсутствие необходимой для назначения выслуги, четырьмя днями позже он получил командование 6-й армией…

Пленные немцы в Сталинграде

Паулюс, который, конечно же, обрадовался такому назначению, фактически совершенно не подходил ни по характеру, ни по уровню подготовки для такого дела. Весь его опыт командирской работы сводился к руководству экспериментальным моторизованным батальоном. Он перепрыгнул через жизненно важный опыт командования полком, дивизией и корпусом. Возможно, такой недостаток опыта и не являлся решающим фактором. Истории известны случаи, когда военные продвигались еще более быстро и становились блестящими полководцами (Наполеон и Роберт Э. Ли, например). Но у Паулюса для командования армией не было ни соответствующего характера, ни темперамента. Привыкший к конторской работе служака, он ненавидел грязь и, чтобы не запачкать рук, всегда носил перчатки, принимал ванну и менял одежду дважды в сутки, чтобы всегда оставаться чистым. Его боевые соратники саркастично называли Паулюса „благородным господином“ и „нашим самым элегантным дворянином“. Но более опасным было то, что он относился к числу тех генералов, кто свято верил в гениальность и непогрешимость фюрера. Он был офицером, который слепо, не задавая вопросов, подчинялся приказам вышестоящих начальников, независимо от того, как складывалась тактическая обстановка.

С другой стороны, в отличие от Рейхенау, Паулюс считал необходимым, по мере возможности, гуманно относиться к военнопленным и гражданскому населению противной стороны. Рейхенау же, например, настраивал 6-ю армию на максимально возможное сотрудничество со специальными отрядами СС по уничтожению евреев. При этом он предупреждал солдат СС и СД, чтобы они тратили на одного еврея не больше двух пуль. К началу 1942 г. в полосе действий 6-й армии было уничтожено около миллиона евреев и других мирных граждан. Паулюс, как только стал командующим, тотчас отменил „приказы о расправах“ Рейхенау, прекратил всякое сотрудничество 6-й армии с карательными отрядами и эффективно покончил с геноцидом. В 6-й армии до Паулюса действовал приказ о казни всех советских политических работников. И этот приказ новым командующим тоже был отменен».

Можно только предполагать, каким командующим 6-й армией был бы Паулюс под командованием своего наставника Вальтера фон Рейхенау, но у того 12 января 1942 г. после утренней оздоровительной пробежки произошло кровоизлияние в мозг (военный врач установил паралич с поражением центральной нервной системы). О происшествии немедленно было доложено в Ставку Гитлера — ведь в это время фельдмаршал Рейхенау пока еще совмещал должности командующего группы армий «Юг» и командующего 6-й армии. Через пять дней Рейхенау, так и не пришедшего в себя, отправили на самолете в Лейпциг. По дороге самолет попал в аварию, и в Германию Рейхенау прибыл уже мертвым.

Таким образом, Паулюс оказался без советчика на должности, которая намного превышала его возможности как военачальника. 20 января 1942 г. к своим обязанностям командующего группы армий «Юг» приступил генерал-фельдмаршал фон Бок. В тот же день в Полтаву в штаб 6-й армии прибыл ее новый командующий генерал Паулюс. Адъютант Паулюса, Вильгельм Адам, в своих мемуарах «Катастрофа на Волге» описывал сложившуюся ситуацию так: «Перед обоими командующими стояли трудные задачи. Соединения Красной армии выбили 294-ю пехотную дивизию с ее позиций в районе Волчанска, северо-восточнее Харькова. В результате наступления по обеим сторонам Изюма в стыке 17-й и 6-й армий советские войска глубоко вклинились в наши позиции. Резервами мы не располагали. Под угрозой оказались Харьков, Полтава и Днепропетровск. Из тех дивизий, которые не подверглись удару, были выделены пехотные батальоны, артиллерийские дивизионы и переброшены на юг для усиления правого фланга армии. Из армейского тылового района была спешно выдвинута охранная дивизия, не имевшая тяжелого оружия; ей предстояло задержать восточнее Полтавы острие наступающего советского „клина“. Сводные батальоны, составленные из тыловых подразделений, предполагалось использовать для непосредственной обороны находившихся под угрозой городов.

Положение армии было отнюдь не блестящим, когда я встречал Паулюса на аэродроме… Паулюс сразу же поехал к полковнику Гейму, начальнику штаба 6-й армии. Гейм вместе с остальными офицерами штаба основательно подготовился для доклада приступающему к своим обязанностям новому командующему. На оперативную карту были нанесены новейшие данные, подсчитаны потери, понесенные нами за последние дни. Начальник оперативного отдела и начальник разведывательного отдела доложили о численности, боевом опыте и боеспособности наших частей. Затем они охарактеризовали состав советских войск и сообщили последние данные разведки.

Полковник Гейм предложил объединить под одним командованием те боевые группы, которые пока входили в различные полки и дивизии, но выполняли одну задачу. Выбор пал на генерала артиллерии Гейтца, командовавшего 8-м армейским корпусом. Паулюс знал его как стойкого солдата, на него можно было положиться. Гейтц действительно в короткий срок добился согласованности действий этих боевых групп. Он значительно укрепил их с помощью четкой организации артиллерийского огня и форсированного строительства оборонительных позиций. 113-я пехотная дивизия была передана в 8-й армейский корпус и также введена в бой фронтом на юг в месте прорыва южнее Харькова. Казалось, опасность предотвращена.

В эти дни мне неоднократно приходилось видеть, как добросовестно работает Паулюс. Ему была чужда размашистость, свойственная покойному Рейхенау. Каждая фраза, которую Паулюс произносил или писал, была точно взвешена, ясно выражала его мысль, так что не вызывала никаких сомнений. Если Рейхенау был командующим, который легко, не боясь ответственности, принимал решения и характерными чертами которого являлись твердость, несокрушимая воля и отвага, то Паулюс представлял собой полную противоположность. Еще будучи молодым офицером, он получил в товарищеской среде прозвище „Кунктатор“ — „Медлитель“. Его острый, как клинок, ум, его непобедимая логика снискали ему уважение всех сотрудников. Я не помню такого случая, когда бы он недооценил противника и переоценил собственные силы и возможности. Решение его созревало только после длительного трезвого обсуждения, только после обстоятельного обмена мнениями с офицерами штаба, во время которого тщательно взвешивались все мыслимые случайности…» В августе 1942 г. генерал Паулюс был награжден Рыцарским крестом.

Летом и осенью 1942 г. 6-я армия входила в группу армий «Б», сражавшуюся на южном участке Восточного фронта.

Дорога на Сталинград

На долю Паулюса и его 6-й армии выпало участие в грандиозном сражении, ставшем первым знаком перелома в ходе войны. Днем начала Сталинградской битвы принято считать 17 июля 1942 г., хотя существует мнение, что первые боевые столкновения начались днем раньше. На рубеже рек Чир и Цимла передовые отряды 62-й и 64-й армий Сталинградского фронта столкнулись с авангардами возглавляемой Паулюсом 6-й армии.

«Коммуникации с востоком и с юго-востоком страны уже стали весьма ненадежными. Волжско-Каспийский водный путь, с его судами и танкерным флотом, представлял собой один из главных путей снабжения и стоил десяти железных дорог. Практически вся кавказская нефть шла по Волге», — отмечал британский журналист Александр Верт.

Этим и объяснялось значение, которое немецкое командование придавало захвату Сталинграда. 30 июля по решению командования вермахта сталинградское направление стало приоритетным. Ранее, 23 июля, согласно директиве № 45, подписанной А. Гитлером, группа армий «А» должна была наступать на Кавказ, а вспомогательную задачу — овладеть Сталинградом силами 6-й армии под командованием генерал-полковника Ф. Паулюса — поставили перед группой армий «Б».

«Перед группой армий „Б“, — говорилось в соответствующем разделе директивы, — поставлена задача, как было приказано ранее, наряду с созданием линии обороны по реке Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить формируемую там вражескую группировку, занять сам город и перерезать междуречье Дона и Волги в его наиболее узком месте, а также прервать движение судов на Волге. Вслед за тем направить подвижные соединения вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также перекрыть главное русло Волги».

В Ставке фюрера эти задачи считали вполне выполнимыми. Но в среде армейских офицеров почти сразу возникли сомнения. «В директиве № 45 от 23 июля 1942 г. были заново сформулированы задачи групп армий „А“ и „Б“, — вспоминал адъютант Паулюса Вильгельм Адам. — Из каких предпосылок исходило при этом Верховное главнокомандование вермахта? Первый раздел директивы гласил: „Лишь весьма незначительным силам противника из армии Тимошенко удалось избежать окружения и достичь южного берега Дона“. Это была совершенно ошибочная оценка достигнутых к этому времени результатов летнего наступления 1942 г. Небольшое количество пленных, почти пустые поля сражений, мало убитых — таковы факты, решительно опровергающие утверждения директивы № 45».

К тому времени на помощь немецким войскам дуче Муссолини отправил еще шесть дивизий. Достигшая численности 300 тыс. человек, итальянская экспедиционная армия двигалась к Сталинграду. В ее составе находилась и «Добровольческая милиция». Ее подразделения носили пышные названия, заимствованные из римской истории: «легионы», «крылья», «манипулы», а офицеры — титулы римских военачальников: «консул», «проконсул», «командир манипулы».

На флангах были развернуты также румынские части. Но их боевые качества сами немцы оценивали весьма невысоко. По словам Адама, «плохо вооруженные и недостаточно оснащенные войска союзников были к тому же растянуты, отстояли далеко друг от друга на Дону. Для надежного оборудования позиций у них не хватало сил. Это был не фронт обороны, а тонкая цепочка прикрытия. Этого не мог не заметить очень активный противник».

— Если русские используют слабость нашего глубокого фланга, мы, Адам, окажемся в более чем неприятном положении, — сказал однажды Паулюс своему адъютанту. — Приглядитесь к очертаниям фронта. Он похож на выдвинутый кулак.

Возразить тому было нечего:

— Это действительно чертовски неприятно, господин генерал. Стоит только противнику провести скальпелем по запястью, и кулак будет отрезан.

К 3 августа немецкие части, наступавшие с цимлянского плацдарма, достигли Котельникова и вплоть до 18 августа продолжали продвигаться к Сталинграду. Красной армии удалось при этом довольно прочно закрепиться на позициях к северу от излучины Дона, а также занять ряд предмостных укреплений непосредственно на излучине, например у Клетской. Чуть позже был захвачен плацдарм у Серафимовича.

Информация об укреплении плацдарма к западу от Калача поступила и к руководству 6-й армии. В начале августа 76-я и 295-я пехотные дивизии, которые раньше входили в 17-ю армию, были переброшены для укрепления правого фланга 6-й армии.

К 6 августа немцы завершили подготовку намеченного ими удара по советскому плацдарму. Разведка сообщала, что впереди — 12 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад. Вот им-то и планировалось перекрыть путь к отступлению за Дон, полностью окружить и уничтожить. Оперативный план предусматривал для обоих танковых корпусов задачу создать плацдарм на Дону, 14-й танковый корпус должен был наступать вниз по Дону из района Каменского, а 24-й танковый корпус — вверх по Дону из района Нижнечирской.

Наступление началось ранним утром 7 августа. Танковым клиньям удалось прорвать советскую оборону, но дальше все пошло не так гладко, как ожидалось. «Наши атакующие пехотные дивизии столкнулись с искусно и ожесточенно сражающимся противником, — констатировал Адам. — Он сразу понял, какой опасностью грозили ему немецкие танки, и организовал ожесточенные контратаки против танковых корпусов, которые сражались, имея в тылу Дон… Однако частям Красной армии удалось прорвать окружение и переправиться на восточный берег Дона».

После четырех дней непрерывных сражений в Германии было объявлено о победе вермахта в этих боях. Но по свидетельству все того же Адама, «нам пришлось дорого заплатить за нее как людьми, так и техникой… А главное — Красная армия выиграла драгоценное время для создания фронта обороны между Волгой и Доном, на подступах к Сталинграду». Удалось задержать продвижение 4-й танковой армии, которая 1 августа прорвалась из района Цимлянской через Калмыцкую степь к южным подступам Сталинграда. 12 августа 6-я армия вынуждена была передать на усиление 4-й танковой армии 24-ю танковую и 297-ю пехотную дивизии.

И тут оказалось, что, несмотря на острую необходимость быстро развить достигнутый успех, 6-я армия не способна к немедленному продолжению наступления. Требовалась перегруппировка, восполнение потерь оружия и техники, подвоз боеприпасов.

Чтобы прорвать советскую оборону вдоль Дона, немцам пришлось использовать помимо своей 2-й армии армии итальянских, венгерских и румынских союзников. 6-я армия была всего лишь в нескольких десятках километров от Сталинграда, и 4-я танковая, находясь к югу от него, повернула на север, чтобы содействовать в штурме города.

«При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой, — писал Адам, занимавшийся в те дни решением проблем с подкреплениями и пополнением. — Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжелых боев разыскивали свои части. Особенно запомнились мне двое, участвовавшие в сражении под Калачом. Они служили в той дивизии, куда я направлялся. Я взял их в свою машину.

Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще находясь под свежим впечатлением пережитых боев, рассказывал:

— В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье еще, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских знатная. Отлично работает — что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмемся да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятие — „катюши“. Где они тюкнут, там человек и охнуть не успеет».

Адам тщетно пытался убедить, по поручению Паулюса, и штабных, и высшее армейское руководство в необходимости срочно доставить пополнение в части 6-й армии:

— Как можно взять крупный город, занимающий территорию примерно 300 кв. км, если боевая численность роты 30–40 человек? Исходя из нашего последнего опыта в большой излучине Дона, надо ожидать, что противник будет защищать каждый дом, каждый камень.

— Вы знаете, как обстоят у нас дела, и поверьте, я охотно вам бы помог, — слышал он в ответ. — К сожалению, однако, все действительно так и есть, как сообщили вам начальники тыловых управлений. Новое пополнение призывников пройдет подготовку только к концу года. До января 1943 г. нечего и рассчитывать на пополнение пехотных полков.

Он был в ужасе, признавался Адам: «Ведь наступление на Сталинград должно начаться сейчас, а не в январе 1943 г.! Что же с нами будет, если боевая численность наших частей не достигает даже половины?»