Вниз по великой реке Джонс Диана

– А, это! Конечно, мы в курсе, – вывернулся Хэрн. – Мы… мы просто хотели посмотреть, насколько высоко поднимется вода.

– А, ясно, – кивнула та.

– Мы знаем, что у моря оно все по-другому, – продолжила врать я.

– Ясно, – повторила девушка и скользнула куда-то за трубы.

Наверняка она и дальше смеялась над нами.

Мы чувствовали себя на редкость по-дурацки. И нам было страшно. Когда Робин и Утенок узнали, что у нас обнаружились соседи-варвары, они захотели отплыть, невзирая на ночь. Но эту идею быстро отвергли, потому что в темноте невозможно было разглядеть деревья. Мы долго не спали, но так и не услышали никого из варваров.

Как уходили варвары, тоже никто не услышал. Но наутро, кроме нас, на крышах никого не оказалось. Мы с Хэрном взобрались на башню, высившуюся в центре, и окончательно в этом убедились.

– Пожалуйста, давайте наконец решим, где мы остановимся, – предложила Робин, когда все забрались в лодку. – Где мы хотим жить?

– Сперва мы спустимся к морю, – ответил Утенок.

– Ни за что! – возразила Робин. Она указала на розовую глиняную фигурку нашего брата, стоящую на носу лодки. – Подумай о Гулле!

И тут стало ясно, что Утенок, Хэрн и я – все мы стремимся к морю.

– Я думаю о Гулле, – заявил Хэрн. – И еще хочу взглянуть на этого волшебника – если он, конечно, существует. Я собираюсь его изничтожить при помощи реальных вещей. И не слушать ни одного его слова. Только так и можно иметь дело с магией.

– А мне кажется, что тут пригодилась бы более сильная магия, – заметил Утенок. – Но я тоже хочу добраться туда.

Я же подумала, что мы найдем волшебника у моря и это окажется Танамил. И зарычала, как собака. И злая была, как собака, – на Танамила и на себя за то, что вообще ему поверила.

– И я собираюсь посмотреть на этого волшебника. Я хочу спасти Гулла, – сказала я, хотя понимала, у меня не хватит для этого сил.

Я сжала Единого и встряхнула его – вот до чего я разозлилась. – Он поможет нам! Он лучше!

– Танакви! – возмутилась Робин. – Не смей так обращаться с Бессмертным! Вы все сошли с ума или… или свихнулись!

– Ой, вот только не рассказывай нам тут, что ты старшая и лучше знаешь, как надо! – отрезал Хэрн. – Мы вместе приняли решение!

– Ничего я и не рассказываю! – возмутилась Робин. – Я не знаю, как лучше. И вообще больше ничего не знаю. Хотя нет, в одном точно уверена: все это опасно. И если бы в Шеллинге не было так же опасно, я просила бы вас вернуться домой.

Она опустила голову, и из глаз ее закапали слезы. Хэрн вздохнул.

– Робин, мы найдем себе у моря очень хороший дом, – сказала я.

Чтобы добраться до моря, нам потребовалось четыре дня. А могло бы уйти и больше, если бы ветер не подул с юго-востока; он несся над водными просторами, и вода покрывалась мелкой рябью. Благодаря этому бризу мы сохраняли неплохую скорость даже во время прилива, когда вода валом поднималась по Реке. С каждым днем прилив становился все сильнее, и постепенно мы привыкли к нему и уже ожидали, как ожидают восхода солнца.

Была от ветра и другая польза: он показывал нам, где на самом деле течет Река. После первого дня деревья, отмечающие ее берега, исчезли. Вокруг раскинулись очень странные края.

Здесь, наверное, раньше проживало столько людей, сколько я не видела за всю жизнь. Даже вообразить такую толпу не могла! Повсюду поднимались какие-то холмики и пригорки. Разлившаяся Река образовала озерца, цепочки луж и множество небольших речушек. Когда мы обнаруживали столбы очередного забора, то понимали, что лодка отклонилась от главного русла. Дома торчали почти на каждом пригорке, и еще больше их скрывалось под водой. Здесь далеко не все оказалось сожжено, но жителей все равно не осталось. Однажды мы рискнули заночевать в брошенном доме, но всем было там как-то неуютно. Даже когда мы поставили наших Бессмертных в пустые ниши над очагом, все равно чувствовалось, что это чужой дом.

На многих пригорках спасались от воды животные. У нас теперь было три кота: Рыжик, Трещотка и Лапушка – мы их забрали с того острова с чайками. Мне нравятся кошки. Робин дала им имена. На одном пригорке оказалось полно собак, но они были дикие и голодные и так на нас лаяли и рычали, что мы не рискнули к ним подплыть. Большую часть пригорков заняли овцы с ягнятами. Мы подумали, может, поймать кого-нибудь из них и съесть? Но никто из нас не был настолько уж голоден. У нас оставалось еще много сушеных фруктов и соленой рыбы, а по склонам холмов бродили коровы. Как только мы пообвыклись в этих краях, сразу приладились доить бесхозных коров.

А на четвертый день плавания по этим странным местам, к вечеру, горы, прежде маячившие где-то вдали, вдруг выросли вокруг нас. Только это оказались вовсе не горы, а так, невысокие пустынные холмы. Они были темные, каменистые и бесплодные. Но остров, к которому мы пристали, порос травой и кустарником. И навстречу нам выбежала Лапушка, маленькая и черная, и принялась мяукать и мурлыкать. Я никогда еще не видела, чтобы кошка так радовалась людям.

Наутр я проснулась от печальных криков.

А когда встала, то обнаружила, что на воде покачивается множество птиц. Но еще больше этих птиц носилось по небу – я даже заморгала.

– Что это за птицы, такие большие и печальные?

Хэрн рассмеялся:

– Ты никогда не видела морских чаек?

– Могла и не видеть, – вмешалась Робин. – Они давным-давно перестали долетать до Шеллинга. А раньше, Танакви, они прилетали к нам и сидели на вспаханных полях. Папа говорил, что чайки спасаются у нас от весенних штормов.

– Но я-то их помню! – возразил Хэрн. – А Танкви всего на год младше меня.

– Хэрн, уймись, пожалуйста, – попросила Робин. – Я слишком устала, чтобы ссориться еще и из-за морских чаек.

– Они обычно прилетали после половодья, – сказал Хэрн. – Может, это означает, что Река начинает возвращаться в берега?

И он полез проверять глубину. Брат почти каждый день пытался измерять ее, чтобы понять, заканчивается ли паводок, но чем ближе мы подплывали к морю, тем сильнее становился прилив, и он сводил все расчеты на нет. Вот и в этот день Хэрн привязал к кусту бечевку с завязанными на ней узлами. Но та, вместо того чтобы погрузиться в воду, упорно плавала на поверхности, и Лапушка стала ей играть. Хэрн рявкнул на нее. Вот ведь странно: Хэрн больше всех нас волновался о том, чтобы положить Единого в костер в нужный день.

Утенок подхватил Лапушку на руки.

– И незачем так суетиться, – пробурчал он. – Когда половодье пойдет на спад, сразу будет видно.

– Но у нас нет берега, чтобы это проследить! – огрызнулся Хэрн.

– Значит, поймем как-нибудь иначе, – пожал плечами Утенок.

– Перестань меня злить! – проорал Хэрн. – И отпусти кошку.

Тем утром, когда мы отплыли, Робин как-то особено притихла. Конечно, я должна была заметить, что ей нехорошо, но у меня голова была занята другим. Чайки летели за нами и издавали горестные вопли. Они пугали меня. Птицы смотрели на нас голодными глазами-бусинками. Когда они плыли по Реке, то казались какими-то неестественно легкими. Мне не верилось, что это и вправду просто птицы. В воздухе разливался какой-то свет, мутный, как взгляд разъяренного Хэрна, и чайки кружили в нем. Холмы на обоих берегах были невысокими, каменистыми и голыми; они вырастали перед нами, словно стена тумана. Над ними свистел ветер. Теперь река посерела и покрылась сердитой зыбью. Там, где вода встречалась с землей, бурлили высокие волны с белыми гребнями. Они накатывались на берег, поднимаясь все выше, а потом делались и вовсе огромными, и их пена срывалась и разбивалась о землю. Слышались лишь грохот прибоя да крик чаек.

Я то и дело поглядывала на Гулла, чтобы убедиться, что ему ничего не грозит. Мне было страшно.

Хэрн с Утенком тоже испугались, когда обнаружилось, что мы больше не в состоянии управлять лодкой. Здесь, среди стремящихся к морю вод, было слишком много разных течений. Иногда лодка стрелой мчалась, а порой еле ползла. А около полудня нас подхватил прилив и понес обратно к острову Лапушки. Мы поставили парус и принялись бороться с приливом, но нас все сильнее и сильнее сносило влево. За все утро мы проделали от силы две мили.

– Думаю, лучше взять левее, – в конце концов сдался Хэрн, – и попытаться причалить где-нибудь там.

– Ох, давайте пристанем к берегу! – обрадовалась Робин.

Она это с таким жаром сказала, что мы все посмотрели на нее. Тогда-то мы и увидели, что она больна. Сестру била дрожь, а лицо ее приобрело странный оттенок – совсем как у лилий в саду тети Зары. Наверное, зря мы привезли Робин к морю.

– Я причалю в первом же подходящем месте, – пообещал Хэрн.

Утенок схватил одеяло и закутал ее.

– Робин, может, ты хочешь подержать Леди? – спросил он.

Честно признаюсь: мне стало завидно, что они оба так заботятся о Робин. Я обнаружила, что мне трудно быть ласковой с ней – до сих пор трудно. Сестра выглядела такой некрасивой и дрожала неизвестно из-за чего. Надеюсь, я все-таки не выдала своих чувств. Я дала Робин Леди, но та словно забыла про Бессмертную, и Леди упала на дно лодки.

– Возьми Младшего, – предложил Утенок.

– Нет! – неожиданно резко сказала Робин.

После бесконечного болтания по волнующейся серой воде мы наконец-то приблизились к берегу. Время уже давно перевалило за полдень. И все вокруг было белесым, с оттенками коричневого и светло-желтого, а в воздухе появился новый запах, напоминающий запах свежей рыбы. Это пахло морем. Земля превратилась в цепочку песчаных островков. А настоящая суша – тоже покрытая песком – находилась где-то вдали. Между материком и островками плескалась вода цвета песка, а о берега без устали бились волны. Я до сих пор не понимаю, как Хэрну удалось высадить нас на последний островок. Должно быть, он управляется с лодкой намного лучше меня.

Остров весь состоял из покрытого коркой песка, порос осокой и колючими кустами, скрюченными из-за постоянного ветра. Тот выдувал ложбины в песке. Мы отыскали самую большую, обращенную к тем местам, откуда мы пришли – если смотреть оттуда, горизонт выглядел как синие горы, – и устроили там лагерь. Даже лодку подтащили поближе, чтобы соорудить для Робин хоть какое-то укрытие. Внизу обнаружилось место, куда течением прибивало всякие штуки.

Утенок только охнул, когда все это увидел. Там плавали дохлые курицы, утонувшие крысы, кочаны капусты и прочие кошмарные останки. Но, кроме этого, там нашлись бревна, и ветки, и водоросли. Из них получился неплохой костер. Мы закутали Робин в накидки и одеяла, но она по-прежнему дрожала. И от еды она отказалась:

– Я не могу! Лучше дайте мне воды.

– Вода! – воскликнула я.

Мы с Хэрном переглянулись. В кувшине еще оставалось чуть-чуть воды, но на острове ее не было. Я спустилась к серому потоку и попробовала воду. Здесь Река уже смешивалась с морем, а море, увы, оно соленое. Не знаю, откуда эта соль берется, но морскую воду пить нельзя.

– И что же нам теперь делать? – шепотом спросила я.

– Мы не можем забрать лодку, – так же шепотом ответил Хэрн. – Робин без нее замерзнет. А течение здесь кошмарное. И я не вижу тут ни одного ручья.

Мы беспомощно посмотрели на невысокий песчаный берег. И конечно же, Утенок не нашел ничего лучшего, как именно в этот момент громко заявить:

– Пить хочу – просто помираю!

– Заткнись! – хором рявкнули мы на него.

Но Робин уже приподнялась, опираясь на руку. Одеяла с нее свалились. Сестра стучала зубами, а губы у нее сделались серо-синие.

– А что, вода закончилась? Я сейчас схожу и наберу…

– Ляг немедленно! – потребовала я, сердито зыркнув на Утенка. – Сама наберу.

Я взяла кувшин и заковыляла вверх по склону песчаного холма. Что делать – непонятно.

Я совсем упала духом… Уже потом я поняла, что большие открытые пространства всегда нагоняют на меня тоску. Вот и на озере было примерно то же самое. Я ведь выросла среди холмов, где полно уютных закутков. Здесь же земля казалась какой-то неправильной. Плоская равнина, серый песок, серая Река и какая-то странная фиолетово-серая дымка. Эта дымка ограничивала обзор. Впрочем, тут все равно не на что было смотреть. Взгляд мог зацепиться лишь за широкую полосу стремительно несущейся серой воды между мной и берегом. Не верилось, что я смогу через нее перебраться.

И все же я двинулась вниз, к этому проливу. Я лелеяла робкую надежду – вдруг там вода окажется не соленой? И тут услышала со стороны пролива крики Утенка. Он вопил так, будто не на шутку испугался.

– Помогите! – орал он.

Помню, я бросила кувшин и помчалась к проливу, вспахивая серый песок и оставляя за собой борозду. Но это оказался не мой брат. Этот мальчишка был намного младше Утенка. Его несло течением, а он молотил руками по серой воде и орал без умолку. На какой-то кошмарный миг я застыла как вкопанная, глядя на него. Хотя, видимо, я не то чтобы просто стояла и смотрела – когда-то же успела сбросить башмаки и накидку!

– Плыви! – крикнула я. – Плыви, если хочешь жить!

Он меня услышал. И с новой силой замолотил руками и ногами, поднимая фонтаны брызг, – мальчишка явно совершенно не умел плавать. Я с разбегу влетела в воду. Помню, что завизжала. Здешняя вода была куда холоднее, чем в Реке у Шеллинга, а вместо дна – какая-то топкая дрянь. Тут можно было либо плыть – либо тонуть в грязи. И я поплыла изо всех сил. Прежде мне не доводилось плавать во время половодья – папа это запрещал. Но думаю, что возле нас течение никогда не бывало таким сильным, как здесь, – даже в первую ночь половодья. Ноги стало сносить в сторону, едва они потеряли опору. Неудивительно, что мальчишка так вопил. Я старалась что было сил и все никак не могла переплыть этот узкий пролив.

Наверное, меня вынесло на этого тонущего мальчишку просто потому, что я была тяжелее. Я пыталась плыть вперед, а меня сносило в сторону, получалось, что плыву наискосок.

В общем, я старалась выгребать туда, где видела его в последний раз. А он опять ушел под воду. Мелькнула мысль, что он утонул и пора думать о собственном спасении, но тут светловолосая голова вынырнула из воды – просто-таки мне в руку. Я вцепилась ему в волосы и потащила за собой.

Тут начался сущий кошмар. Паника мальчишки передалась и мне.

Мы оба молотили по воде, орали и то и дело погружались с головой. Я рявкнула на него, чтобы он заткнулся, а он завизжал, пожелав мне проваливать, да еще и обзываться принялся. Я обозвала его крабомордым недоумком и стукнула. А вода вокруг нас так и кипела. Пока мы дрались, течение стало сносить нас мимо островка, прямо в море. Я попыталась ухватиться за прибрежную землю – а рука погрузилась в нее по самый локоть. До сих пор иногда вижу это во сне. Берег был мягким, словно творог. Но все-таки мне как-то удалось выбраться на него, вырваться из хватки воды, прямо в объятия топкой грязи. Я барахталась в ней и волокла беднягу за волосы. В общем, как-то выползла на твердый песок и разревелась от облегчения.

Мальчишка тоже разревелся. Он стоял на четвереньках, и вода текла у него с волос и изо рта. Его лицо покрывали синие и красные пятна, а голые ноги вообще сделались фиолетовыми. Он был одет в какую-то дурацкую рубаху и штаны – в них небось было холодно, даже пока они не промокли. Мы оба дрожали.

– Заткнись, – велела я ему. – Все уже в порядке.

Мальчишка посмотрел на меня так, словно это я была во всем виновата.

– Все, ты спасен. Мной. Перед тобой человек, который вытащил тебя оттуда. Кстати, а как ты туда свалился?

Кажется, мальчишка сам этого толком не понимал. Во всяком случае, пробормотал он нечто невнятное.

– Ага, ясно, – фыркнула я. – Ты валял дурака и поскользнулся. Где живешь?

Мальчишка посмотрел на меня искоса. Кажется, он пробормотал: «Не скажу», – но я не уверена. Он все еще не мог говорить нормально.

– А что ты скажешь?

– Меня туда столкнули какие-то местные.

Он произнес это очень громко и отчетливо и вызывающе посмотрел на меня. Обычно так смотрят, когда нагло врут.

– Врешь, – брякнула я, не подумав.

Этот вредный мальчишка был варвар. Наши мокрые волосы были одного цвета. Мелькнула мысль, что если бы я дала ему утонуть, то отомстила бы хотя бы за папу. Но как бы поступил с ним папа? И вообще, не могла я просто стоять и смотреть, как он тонет.

– Шел бы ты домой и переоделся в сухое. Где тут можно взять воды?

Мальчишка снова посмотрел на меня искоса и указал на пролив у меня за спиной.

– Очень смешно! – возмутилась я. – Ты чего, издеваешься?

Тот замотал головой.

– Мне нужна питьевая вода. Меня, вообще-то, за водой послали, а тут слышу – ты орешь.

Он осторожно посмотрел на меня краем глаза. Возможно, понял, что я не из варваров. Как бы там ни было, он почему-то стал держаться почтительно и боязливо.

– Вода там. – Он кивком указал на песчаный холм над нами.

– Покажи, – потребовала я.

И мы, дрожа, побрели прочь от берега. Поднялись на один холм и обогнули другой. Ветер буквально пронизывал. Меж двух холмов обнаружился странный ручеек, очень спокойный и мелкий. Он вытекал из песчаного склона на высоте моего роста и, вместо того чтобы течь к реке, уходил в песок у моих посиневших ног и исчезал в нем. Я попробовала воду. Вода оказалась хорошей.

– Спасибо, – поблагодарила я. – А теперь иди домой. Но советую сказать дома правду. Если ты примешься плести небылицы насчет местных, которые столкнули тебя в воду, я об этом как-нибудь узнаю, приду и надаю тебе.

Не хватало еще, чтобы он стал сваливать собственные дурацкие выходки на наших людей!

– Угу, ладно, – пробормотал мальчишка, ковыряя песок босой ногой.

Заметно было, что я произвела на него сильное впечатление.

– Вот и хорошо. Давай беги.

И тот исчез, подняв фонтан песка, – я даже договорить не успела. Он так и не потрудился сказать «спасибо». Неблагодарное варварское отродье!

Я присела рядом с ручейком, с интересом разглядывая его. Сейчас-то мне уже известно, что в Устье такие ручейки – штука обычная. Но тогда мне еще не приходилось видеть ничего подобного. Поэтому я немного покопалась в песке, но так и не поняла, откуда же он вытекает. Потом заметила, что продрогла до костей, и сообразила, что нести воду мне не в чем. Я встала и поковыляла к берегу – окоченевшие ноги плохо меня слушались. В конце концов я увидела наш островок.

Берег, на котором я стояла, был немного повыше, и мне было хорошо видно, как Утенок с Хэрном в тревоге склонились над вспаханным песком – в том самом месте, где я влетела в пролив.

– Эй! – крикнула я. – Где там кувшин?

Братья так и подскочили. Я расхохоталась. Они сперва уставились на море, почему-то решив, что я должна быть там. Это было очень глупо с их стороны, потому что за то время, пока я копалась в песке у ручья, начался отлив, и вода в проливе теперь текла в обратном направлении. Пролив сделался уже, мельче и куда спокойнее.

Утенок сбегал и подобрал кувшин. Хэрн принялся орать и спрашивать, как я перебралась через пролив, а я попыталась рассказать про это варварское отродье, но из-за ветра ни ему, ни мне ничего не было слышно толком. Тут к берегу галопом примчался Утенок с кувшином в руках и ринулся прямиком к воде. Тут до меня дошло, что он собирается переправиться через пролив.

– Стой! – заорала я на него, вспомнив про топкое дно. – Я все равно уже мокрая!

Если бы я сказала ему про грязь и течение, это бы его не остановило. Так что я сама поспешила к берегу. Ноги вязли в иле, но по сравнению с тем, что тут творилось прежде, это были пустяки. Вода дошла до колен – я настолько продрогла, что она показалась мне теплой, – а потом до пояса, но не больше. Да и течение сделалось очень слабым. Если б я сама не испытала, каково тут было совсем недавно, то, наверное, и не поверила бы.

– И чего орала? – поинтересовался Утенок, когда я выбралась на их берег. – Я прекрасно тут перешел бы.

– Я все равно уже мокрая, – повторила я, забрала у него кувшин и побрела назад.

На этот раз вода была мне чуть выше колен. Никогда мне не понять этот пролив, признала я.

Когда я вернулась обратно с полным кувшином, пролив сделался еще уже. Теперь это был бодрый соленый ручей, глубиной всего-то мне по колено. По обе стороны от него раскинулись широкие полосы коричневого песка, но ноги погрузились в него не глубже чем по щиколотку. Песок чавкал, вода утекала, и какие-то червяки кишели у меня под ногами.

Хэрн забрал кувшин с водой.

– Хорошо, что прилив закончился.

– Вовсе и не закончился, – возразила я. – Он идет вверх по Реке.

– А почему здесь тогда так мелко? – удивился Утенок.

– Паводок пошел на спад! – хором воскликнули мы.

У нас сразу полегчало на душе. Все-таки мы не пропустили из-за Танамила тот день, когда пора разводить костер для Единого.

– Ну надо ж было Робин заболеть именно сейчас! – простонал Утенок.

– Тут неподалеку варвары, – сообщила я. – Можно ли при них разводить костер? Я вытащила из воды какого-то пацаненка.

– Ничего не поделаешь, – буркнул Хэрн и вздернул голову – он всегда так делает, когда принимает решение. – Я не позволю никаким варварам, волшебники они или нет, вмешиваться в дела Единого. Давайте собирать дрова.

Для Единого разводят особенный костер. Его следут разжигать от огня, взятого из нашего очага. Обычно мы делали это за домом, на берегу Реки. И теперь я, дрожа и шлепая к нашему лагерю, от души надеялась, что Бессмертному не покажется слишком странным, что сейчас мы запалим для него костер на этом несчастном островке. Мы всегда устраивали праздник, но я понимала, что нынче нам не до веселья.

А потом увидела Робин.

Сестре стало хуже. Она дрожала – совсем как я, – но при этом сбросила с себя одеяла и большую часть одежды. Робин сказала, что ей очень жарко.

– Страшно пить хочется! – пожаловалась она.

Я дала ей напиться и снова укрыла одеялами. Одежду Робин надевать не стала. Она отбросила ее в сторону, и на ней уже умостились кошки.

– Ну, раз ты не хочешь одеваться, я сама ее надену, а то моя вся мокрая.

Я настолько продрогла, что у меня просто не было сил лезть в лодку, копаться в тюках и выискивать там свою запасную одежду. Так что я быстро натянула нижнюю рубашку Робин и ту кошмарную синюю юбку. Моя накидка, ясное дело, осталась сухой, как и башмаки, и я их надела. Кошки подошли и снова расселись на юбке, прямо у меня на коленях, помогли мне согреться. Но Робин продолжала дрожать и выглядела еще ужаснее, чем раньше.

– Что-то я совсем разболелась.

– У тебя опять речная лихорадка. Это скоро пройдет.

– А где мальчишки? – заволновалась Робин.

– Гулл в лодке. Хэрн и Утенок собирают дрова для Единого. Половодье спадает.

Сестра снова подхватилась:

– Ох, я должна за этим присмотреть! Они же вечно что-нибудь напутают!

– Ляг обратно. Они прекрасно могут развести костер здесь, чтобы тебе все было видно, и ты прямо отсюда скажешь им, что и как делать. Но если ты будешь вскакивать, придется велеть им, чтобы они тебя не слушались.

Я обращалась с Робин так же, как всегда, – то есть без особой доброты. Мне хотелось быть более терпеливой, но больная Робин докучала мне еще больше, чем здоровая.

Братья приволокли кучу дров. Эти колючие кусты они притащили чуть ли не со всего острова. Мальчишки были полны решимости устроить хороший костер вопреки всем сложностям.

Они расчистили в песке немного повыше нашей стоянки ровную площадку и сложили на ней дрова для костра так, как сказала Робин. Времени на это ушло много, зато получилось хорошо.

Когда все было готово, Хэрн, как глава нашей семьи, забрал Единого из лодки и поместил в нишу, которую мы соорудили в центре кострища. Бессмертный выглядел так же, как и всегда: темный, суровый, усеянный небольшими блестками. Трудно было поверить, будто он знает, что происходит. Робин сидела между мной и Утенком, а Хэрн тем временем поджег дрова угольком, взятым из нашего горшка.

– Да очистишься ты от праха! – провозгласили мы хором. – Возвращайся к нам в своей истинной силе!

Мы всегда так говорили. Потом мы сидели и смотрели на бушующее на ветру пламя. Костер наш все-таки казался меньше, чем на самом деле. При этом освещении языки пламени выглядели бледными и иззубренными. Но вскорости они поглотили Единого. Горящие веточки вылетали из костра, поднимались над гребнем холма, кружили на ветру и падали в воду.

А мы смотрели на огонь и думали, что никогда еще не разводили такого хорошего костра.

И тут услышали крики.

– Что это? – спросила Робин.

– Эй, там, на острове!

– Я схожу, – сказал Хэрн.

Естественно, мы с Утенком отправились вместе с ним.

На другом берегу, за ручьем – все, что осталось от бурного пролива, – стояла шеренга варваров.

– Эй, вы! – вопили они. – Идите сюда!

Сперва мне показалось, будто эти варвары чудовищно длинные и головы у них чудной формы. Но потом поняла, что на них железные шапки с высокой макушкой. Странными они казались из-за украшений из перьев, пучков меха и разноцветных кисточек. Одеты варвары были в рубахи вроде той, что была на мальчишке, но еще на них были высокие сапоги, перчатки с крагами и бьющиеся на ветру тяжелые плащи. Все как на подбор были сильные, рослые мужчины. Трое опирались на копья. Еще двое держали какие-то штуковины вроде короткой дощечки с лучком на конце. Мы поняли, что это и есть те самые арбалеты, про которые нам рассказывал дядя Кестрел, – те, что могут прострелить двух человек зараз.

– Нас выдал огонь, – негромко проворчал Хэрн. – Давайте притворяться, будто мы тоже варвары.

– А как мы это сделаем? – спросила я. – У нас же Единый в костре!

– Тихо! – шикнул на меня Хэрн.

А те снова принялись кричать и требовать, чтобы мы подошли к ним.

– А зачем? – проорал в ответ Хэрн. – Чего вам надо?

Варвары продолжали подзывать нас. Мы не могли толком расслышать их слов.

– Они что, талдычат что-то про короля? – удивился Утенок.

Непонятные вопли и кивки продолжались, но никто из варваров даже не попытался перейти через пролив. Они, как и я до того, боялись, что могут утонуть в этой грязи. Но поскольку мы не трогались с места, те двое, у кого были арбалеты, прицелились в нас.

– Пожалуй, лучше будет подчиниться, – сказал Хэрн. – Танакви, пойди предупреди Робин, чтобы она лежала тихо и присматривала за Единым. Только не беспокой ее.

Они с Утенком решили пойти к варварам, а меня отослали успокаивать Робин. Никогда им этого не прощу! Но когда я вернулась на стоянку, Робин спала, кошки свернулись вокруг нее клубочками, а костер Единого полыхал вовсю. Я подбросила в него еще дров и со всех ног помчалась обратно. И подоспела как раз вовремя: Хэрн с Утенком вошли в воду. Я подобрала подол юбки и зашлепала следом за ними.

Варвары оказались выше, чем мне представлялось. На них были железные безрукавки, и выглядели эти штуки еще более странно, чем шапки. У всех чужаков оказалась смуглая кожа и длинные носы, как у Хэрна, а из-под железных шапок спускались волосы, такие же светлые, как наши, или немного потемнее, цвета песка. Мы смотрели на чужаков, а те, с неменьшим интересом, на нас.

– Да, все именно так, как рассказал Кед! – заметил один из них. – Кто бы мог подумать! Скажите, уважаемые, кто из вас недавно вытащил мальчика из воды?

Варвары говорят с каким-то странным акцентом, и из-за него их трудно понять. Они повышают голос не там, где надо. Потому-то я еще тогда плохо понимала этого сопляка-варваренка. Когда общаешься с ними, приходится вслушиваться изо всех сил, как будто ты вдруг сделался глуховат.

– Э-э… ну, я.

Один из мужчин удивленно приподнял бровь. В волосах у него виднелась седина, а сам он выглядел как важная особа.

– Малый сказал, что это был парень.

– На мне была одежда моего брата, – объяснила я.

– Она промокла, и ей пришлось переодеться, – добавил Утенок.

– Если это, по вашему мнению, важно, – добавил Хэрн.

Варвары выслушали нас очень внимательно, сосредоточенно хмурясь. Наверное, им тоже трудно было разбирать нашу речь.

– Это важно, уважаемые, – пояснил тот седой варвар. – Я должен знать, кого мне отвести к королю. – Он несколько виновато кашлянул. – А не затруднит ли вас всех троих пройти со мной?

Чего это он вел себя так вежливо? Наверное, чтобы мы меньше боялись. Люди с арбалетами по-прежнему держались настороженно – не убирали стрелы с тетивы и постоянно озирались по сторонам. Я тоже огляделась и подумала, что они, наверное, собираются стрелять не в нас.

Хэрн держался очень хорошо. Брат толком не понял, о чем его спрашивает этот человек, но повел себя так, как будто что-то обдумывает.

– Мы с радостью встретимся с вашим королем. – Он изящно склонил голову.

– Сюда, пожалуйста, – молвил варвар.

Он развернулся и двинулся прочь. Другой копьеносец выпростал копье из складок плаща, обогнал седого и пошел впереди. На копье оказался флаг, украшенный какими-то разноцветными гербами. Мы шагали следом за ним по песчаным холмам, и нам чудилось, будто мы снова в Шеллинге и идем в Речной процессии. До сих пор я видела флаги только во время священных праздников, но на стяге, что вился у нас над головой, не было никаких изображений, связанных с богами.

Идти пришлось недалеко. Мы взобрались на высокий берег – тут пеок был посуше и покрыт коркой. Берег порос деревьями, и все они чуть наклонились, будто повернулись спиной к морю.

И там, еще за одной песчаной рекой, обнаружилось скопление домов, не больше Шеллинга. Как позднее сказал Утенок, мы бы перепугались до смерти, если бы знали, что разбили лагерь в двух шагах от короля варваров. Наверное, мы должны были узнать королевский лагерь с первого взгляда. Но это была просто куча потрепанных шатров и хижин, выстроенных из плавника. Она казалась беднее самого бедного селения, какое мне только доводилось видеть. И однако же, над хлипкими крышами горделиво реяли стяги.

– Что ж это за король, к которому мы идем? – одними губами произнес Хэрн.

Но мы с Утенком не были настроены столь презрительно.

Арбалетчики могли перестрелять нас здесь с таким же успехом, как и во дворце.

Седой варвар вошел в один из потрепанных шатров. Мы остались ждать снаружи, в компании флага и арбалетов. Поскольку это был шатер, мы слышали сквозь хлопанье полога на ветру, о чем говорят внутри. Слышать-то слышали, а вот понимали с трудом.

– Повелитель, я привел сюда троих юных волшебников, – донеслось до меня, – и не знаю, что делать дальше.

Следующие слова заглушило хлопанье полога. Потом послышалось:

– Я думаю, повелитель, что на этот раз Кед сказал правду. Их трудно понять, а по одежде они похожи на местных.

После они заговорили так быстро, что я вообще перестала что-либо разбирать. Потом посланец молвил:

– Да, повелитель, я согласен. Возможно, это именно то, что вы искали.

Мы все это время стояли у шатра, и нам было не по себе: кто знает, что придет королю в голову. И мы думали про Гулла и про Танамила.

И нам чудилось что-то зловещее в том, что, хотя в лагере было полно варваров, они не сбежались поглазеть на нас, как это непременно сделали бы жители Шеллинга. Я только заметила, что девушки и женщины с металлическими кувшинами идут к речке за водой и стараются пройти мимо нас. Возможно, им вовсе и не нужна была вода. Это был просто предлог, чтобы взглянуть на нас поближе. Среди них не было ни одной, которая могла бы сравниться красотой с Робин, но зато мне понравились их облегающие одежды. Мужчины и мальчишки тоже подыскивали повод, чтобы пройти мимо. Один принялся убирать мусор. Другой провел куда-то рослого коня. Какой-то мальчишка бродил с мешком от хижины к хижине. В общем, за нами постоянно исподтишка наблюдали, и от этого становилось еще неуютнее.

Наконец посланец вышел и приподнял полог шатра, пропуская нас внутрь:

– Прошу, заходите. Мой король ждет вас.

К этому моменту мы уже немного привыкли к их манере речи. Но и в шатре мы все помнили о Гулле и держались настороженно. Король встал, приветствуя нас. Вежливость короля никого не успокоила, а Утенка вообще настолько одолели мысли о Гулле, что он выпалил:

– Здесь никто не заберет мою душу!

– Думаю, вы в этом разбираетесь куда лучше меня, – спокойно промолвил король. – Но все-таки позвольте вас заверить, что об этом не может быть и речи.

Он казался не старше Гулла и не выше Хэрна. Мы стояли, глазели друг на друга и чувствовали себя крайне неловко. Король и вправду был очень похож на Хэрна – только потоньше и какой-то нездоровый на вид. И вроде он прихрамывал, но утверждать не стану, потому что при разговоре с нами он почти все время сидел. Рядом с королем Хэрн выглядел на удивление рослым и крепким. Я уверена, что с тех пор, как мы уплыли из Шеллинга, брат здорово подрос. Но у обоих была одинаковая посадка головы и одинаковые длинные носы. Они и сами это поняли, потому изучали друг друга со жгучим интересом. Такой интерес перерастает либо в дружбу, либо в ненависть.

– Я – Карс Адон, – представился король, – сын Кинирона. Теперь, когда мой отец умер, кланы принесли клятву верности мне.