Вниз по великой реке Джонс Диана
И Джей их отнес. А все остальное время охранял меня. Он больше не пытался ухаживать за Робин. Джей видел их с Танамилом вместе и теперь лишь печально поглядывал на нее. Но разговаривал довольно бодро.
– От человека с одной рукой большого толку в бою не будет. – (Тут, думаю, он ошибался.) – Я уж лучше останусь здесь. Буду твоим последним защитником, ведьмочка моя.
– Никакая я не ведьма! – возмутилась я.
– Почему нет? Ведьмы тоже творят заклинания.
Он на миг остановился на краю обрыва, внимательно всматриваясь в битву, идущую внизу. Так что новости о ней я знаю в основном со слов Джея. Все остальные слишком заняты. Но мне необходимы новости. Это все должно быть запечатлено на моей накидке.
Прежде чем ткать дальше, я позвала маму – спросить у нее, как мне использовать эту блестящую пряжу. У Утенка была Леди. А мне приходилось звать самой. Я позвала, и мать пришла – перебралась через край водопада и упала в теплое озерцо, образовавшееся рядом с могилой Карса Адона. Она выглядела такой больной, что я сразу поняла: Гулл был прав, когда сказал, что мама и есть Река. Канкредин убивал ее. Она выглядела так же скверно, как Робин перед самым приходом Танамила. И ее к тому же невозможно было толком разглядеть. Она опустилась в озерцо, и я увидела сквозь нее траву.
– Мама! – Я напрочь позабыла про бобину с нитками.
– Не переживай, Танакви. – Ее голос был еле слышен. – Я давно уже хочу уйти в море и воссоединиться с твоим отцом. Открой для меня путь, чтобы я могла это сделать.
Она истаивала прямо на глазах и, договорив, окончательно исчезла. Я не знаю, умерла мама или нет. Если бы мне не было позарез нужно ткать, сидела бы сейчас и ревела. Точно так же я себя чувствовала, когда еще совсем маленькой упала во время весеннего половодья в Реку. Прежде чем папе удалось меня вытащить, я раз десять ударилась о шеллингскую пристань.
Джей посмотрел на меня с любопытством, когда я позвала маму, но промолчал.
У меня не хватило духу признаться Утенку, что Леди, которую он носит за пазухой, теперь всего лишь резная деревяшка. И Хэрну я ничего не сказала. И вообще никому. Если Канкредин захватил маму, всякая надежда для нас потеряна. Но я думаю, что ему это все-таки не удалось, – иначе мы не смогли бы сражаться.
За это время Утенок с Танамилом собрали людей и отправили их к озеру рвать тростник. А сами пока набрали груду мелкой гальки и на каждом камешке изобразили примерно вот такой значок: #. Утенок заявил, что это сеть, которая будет удерживать душу. Теперь все носят такие камешки в карманах. Камни различаются по цветам кланов. Поскольку у нашего народа кланов нет, наши выбирали клан по своему усмотрению. Джей взял красно-синий камешек – цвета Сыновей Крепости, клана Карса Адона. Я хотела взять такой же, но Утенок сказал, что нам с ним, как и Хэрну с Робин, полагается золотой, потому что мы теперь особы королевской крови. Меня это раздражает, но все остальные говорят, что Утенок прав. Вы просто не поверите, насколько народ повеселел, когда получил от Танамила эти камешки!
По некотором размышлении я решила, что Хэрн относится к моей работе как к утешению или успокоению – вроде этих самых камешков. На него это похоже. Иногда я думаю, что только порадовалась бы, если б он оказался прав.
Когда с талисманами покончили, Утенок с Танамилом принялись плести сеть из тростника и провозились с ней далеко за полночь. Я это узнала лишь тогда, когда ушла ткать к самой Реке. Танамил, как перед этим мама, с трудом перебрался через край водопада и упал в теплое озерцо, подняв фонтан брызг. Мой станок так и окатило. Следом за Танамилом появился Утенок, серый от усталости. Он чуть не рухнул обратно – и рухнул бы и расшибся, если бы Джей не ухватил его за накидку. Тогда-то я и допустила ошибку в работе. Утенок и Танамил вымокли до нитки. Я никогда прежде не видела Танамила мокрым. Джей вытащил их обоих на берег. Утенок так и застыл, что-то шепча себе под нос, а Бессмертный перевернулся на спину. Грудь его тяжело вздымалась, и он был еле жив.
– Что с ним такое? – встревожилась я.
– Это все те сети, которые они мастерили, – отозвался Джей. – Похоже, они вложили в работу все, что у них было.
Я кое-как совладала со своим страхом высоты и посмотрела на сети. Они были хрупкие и узкие – все, кроме одной, большой, раскинувшейся у самого дна; но ее мне было плохо видно из-за висящей в воздухе водяной пыли.
Я слышала, что еще одна сеть натянута дальше, в узкой расщелине, при выходе из цепочки синих заводей. Те сети, которые я могла рассмотреть, протянулись через весь водопад, от края до края, везде, где только можно было найти выступ или ровную площадку. Хэрн расставил воинов на этих выступах по обе стороны водопада, по две группы на каждую сеть. Те, кого назначили в резерв, собрались на широкой травянистой поляне за той площадкой, на которой я ткала. Мы как-то очень быстро протоптали тропинку от этого места и до лагеря Карса Адона в долине.
К этой площадке кто-то постоянно прибегал и убегал, но мне некогда было особо присматриваться к этим перемещениям. Кто-то увидел лежащего Танамила и сбегал за Робин. Сестра тут же примчалась.
– Что ты натворил?! – воскликнула она, опустившись на колени прямо в теплую воду.
– Израсходовал все силы, сколько их у меня было, – тяжело дыша, отозвался Танамил. – Попытался заставить Канкредина принять такой облик, с которым мы сможем сражаться.
С водой-то не подерешься.
– Нельзя было использовать еще и все силы Утенка!
Я разозлилась из-за Утенка и из-за того, что мне пришлось распускать кусок работы. У меня и так было очень скверно на душе – из-за матери.
– Ничего другого не оставалось! – выдохнул Бессмертный. – Моих не хватало.
Я фыркнула:
– И ты еще именуешь себя богом!
Танамил приподнялся на локте и сказал весьма странную вещь – причем очень серьезно и пылко:
– Я никогда не именовал себя так! Ни я и никто из Бессмертных. Так нас нарекли люди, и так мы оказались связаны!
Я извинилась перед Танамилом. Думается, что его слова станут одной из самых сильных частей моего рассказа.
Робин отправила их обоих отдыхать ко мне в шатер. Когда она оттуда вышла, я сообразила спросить у нее про эту бобину с нитками. Конечно, надо было мне раньше обратиться к Робин.
Сестра отмотала хвост нитки, потерла ее, потом понюхала.
– Кажется, это тот же самый материал, из которого раньше был сделан Единый, – сказала она. – Ну, до того, как он вошел в огонь и превратился в золото. Как его спряли – я понятия не имею. Но ведь делают же как-то золотые нитки. Знаешь, Танакви, я думаю, Единый сам подскажет тебе, что из них соткать. Не используй их, пока не будешь твердо уверена.
И потому я жду. Я до сих пор не уверена.
Канкредин появился вечером. Когда Джей сказал мне об этом, я выскочила из-за станка и вместе с ним кинулась к краю – чтобы увидеть, что происходит внизу, и соткать это.
Зрелище предстало кошмарное – хотя я, в каком-то смысле, уже успела к нему привыкнуть. Канкредин явился в облике водяной горы, высотой футов в сто, если не больше. Эта гора с ревом обрушилась на долину и разлилась поверх озера, от берега до берега. Я видела, как она сминает деревья и каменные амбары, словно бумажные, едва их зацепив. Эта волна не была прозрачной и однородной. Черно-зеленая, она воняла протухшей водой и несла с собой деревья, балки, обломки моста и много всего другого. Время от времени все это проглядывало сквозь толщу воды. Но внутри водного массива виднелись чудовищные силуэты, глядящие на нас глаза и оскаленные зубы. Когда эти чудовища растеклись по озеру, я закричала. Они при продвижении втягивали в себя все окрест, а за ними оставалась лишь грязь, растекающаяся тонкими струйками. И у многих людей у меня за спиной тоже вырвался вопль.
Хэрн разослал ко всем гонцов, со словами о том, что это просто вода.
Вода. О Хэрн! Это же целая Река, обращенная ко злу! Вспомнить хотя бы, что творит Река во время половодья. Но люди уже начали верить брату.
– Это просто вода, – повторяли все, дрожа.
А вода прибывала. Вершина волны изогнулась, и на ее гребне заплясали деревья и камни. Казалось, что гребень вот-вот наклонится и обрушится. Но он не рушился. Я прямо-таки чувствовала силу, которая удерживает его. Неудивительно, что Танамилу пришлось спасаться бегством. Эта сила была уверена в себе – это я тоже ощущала. Маги Канкредина почти достигли конца своего пути, и Единый еще до вечера должен был оказаться у них в руках. Они помчались к расщелине с голубыми заводями.
Там-то Утенок с Танамилом и натянули свою первую сеть. Волна накатила, влилась в расщелину и прошла через сеть, словно и не заметив ее. Но тут я услышала грохот обрушившейся воды. У всех заложило уши и поджилки ослабли.
Гребень изогнулся, прежде чем маги успели его удержать, и вся масса воды рухнула в расщелину. Я вся вымокла, хотя и стояла высоко наверху. Бревна, камни и деревья рухнули вместе с водой. Некоторые люди, стоявшие пониже, пострадали, но серьезных травм не было.
Оставшаяся водяная стена замерла, зависла и в конце концов с ворчанием и скрежетом отступила обратно в озеро. Там и остановилась, и поверхность ее забурлила от ярости. Оказалось, что вход в расщелину разбит и Танамилова сеть вместе с ним. Но Танамил знал, что эта сеть будет разрушена.
Джей сказал, что это походило на проволоку, которую натягивают в ловушках. Но пришло известие, что нижние сети, включая ту, большую на дне, тоже порваны. Танамил, невзирая на усталость, кое-как выбрался из шатра и отправился вниз чинить сети. Проходя мимо нас с Джеем, он сказал, что запретил Утенку идти с ним, и я была ему за это благодарна.
Огромная волна стояла, бурля, посреди озера и по мере того, как в нее вливалась вода из водопада, становилась все выше и выше. За ней была лишь грязь и мелкие лужицы. Но еще до наступления темноты нам сообщили, что среди лужиц обнаружены тела двух магов.
– Так что они всего лишь смертные, как и мы, – сказал Хэрн.
А потом повсюду учинилась суматоха, поскольку брат желал выяснить: правильно ли ему запомнилось, что у Канкредина было всего не то сорок, не то пятьдесят магов? К этому времени даже самые колеблющиеся из варваров поняли, что они значат для Канкредина ничуть не больше, чем наши люди. Вожди варваров прислали гонца, который смиренно сообщил, что магов всегда было пятьдесят. Думаю, Хэрн и сам это знал, просто хотел людей приободрить.
Но мне это не помогло. Я смотрела на водяную гору и думала: как же можно в ней жить? А потом до меня дошло. Люди, которые имеют дело с душами, опасны и когда они живые, и когда мертвые. Я вспомнила, как Канкредин вдруг появился перед нами в том кресле – вот его не было, и вот он возник, – и заподозрила, что колдун вовсе не живой. Когда изнуренный Танамил, покончив с сетями, поднимался обратно, я шепотом спросила у него об этом.
– Да, он мертвый, – подтвердил Танамил. – Никто из живых не может работать с душами. Все маги проходят через смерть. А потом они облачаются в свои волшебные одежды, и эти одежды являются одновременно и заклинаниями, и их новыми телами.
Интересно, а почему тогда Незримая Смерть носил свое одеяние под той ужасной накидкой? Я сидела у станка и дрожала – сумерки выдались холодные. Но через ужас ко мне пробились две здравые мысли. Первая заключалась в том, что я тоже прошла через смерть и в этом им равна, а может, даже и превосхожу их. Когда же меня посетила вторая мысль, я отправила одну из девушек Робин к Хэрну передать ему, что мага можно вывести из строя, если разрезать его одеяние. Хэрн в ответ передал мне свою благодарность. И прозвучало это весьма почтительно.
Если бы Канкредин сразу же послал на нас еще одну волну, он бы победил. Танамил, отправившийся чинить сети, находился внизу, а я дошла только до моего разговора с Карсом Адоном у него в лагере. На этом месте мне пришлось остановиться, потому что совсем стемнело. Но я чувствовала, что Канкредин – ну не то чтобы усомнился, – он до сих пор был уверен, что победит, – но заосторожничал. Он встретил препятствие там, где совсем не ожидал. Мне кажется, сети помешали ему различить, кто же выступил против него. Утенок сказал, что они и были на это рассчитаны. Потому Канкредин решил подождать, чтобы при свете дня вся глупость этих ничтожных живых существ – то есть нас – оказалась на виду. Он мог действовать и в темноте, но ведь и мы в ночи кажемся таинственными и огромными.
Вот видите: я сама уже начинаю думать как ведьма! Потому-то волна осталась стоять в озере до рассвета, а наши воины дремали на посту посменно.
Робин, кажется, вообще не спала. Она пристраивала к делу женщин, девушек и маленьких детей. Одни бегали с сообщениями, другие переносили раненых, а третьи за ними ухаживали. Некоторые примкнули к нашему последнему рубежу обороны.
«Нет, – поправляет меня Джей. – Не к последнему. К предпоследнему. Твой последний рубеж обороны – это я».
Меня, пожалуй, порадовало, что девушки-варварки не воинственны. С них бы сталось. Мужчины-варвары выказали немалую стойкость и мужество, и Джей не раз ими восхищался. Но девушки у них не сильные, и они боятся показаться мужеподобными. А вот наши крепкие деревенские бабы оказались настоящими солдатами. Сегодня Робин отослала на ближайший выступ тетю Зару, вооруженную веретеном и мясницким ножом. Тетя Зара любого мага сожрет. Она сама наполовину ведьма. Потому-то меня так и ненавидит.
Ну вот, наконец-то я дошла до самой битвы, которая кипит внизу вот уже два дня, – а я все тку, и тку, и тку. Даже когда сплю, мне снится, будто я тку. Но с того самого утра, как колдун двинул против нас волну, выспаться не удается никому.
Джей говорит, что волна продвигалась вперед медленно и осмотрительно. Канкредин, наверное, не увидел большую сеть, висящую у подножия водопада, среди бурлящей пены и брызг. А может, он просто решил, что она не заслуживает внимания, – он же не знал, что это работа Бессмертного. Я слышала, как снизу доносились глухие, повторяющиеся раз за разом удары; это волна отступала, накатывала, разбивалась и снова отступала. Наверх прибежал задыхающийся Утенок и крикнул мне, что колдун догадался о предназначении сети, но было поздно. Сеть порвалась под ударом волны, но и волна разлетелась вдребезги. Я услышала ликующие вопли: это наши увидели, как барахтающихся магов вынесло обратно в озеро. Говорят, что добрая половина захваченной ими воды сбежала и теперь Река течет снова, хотя и тоненькой струйкой. Маги не могут больше выступить против нас под видом волны. Но они собрали остаток воды и теперь используют ее в качестве лестницы, для нападения на водопад.
За время, прошедшее со вчерашнего полудня, они уже принимали облик огня, волков, каких-то чешуйчатых тварей с зубастыми пастями и прочих ужасных существ. Каждый маг принимал по нескольку обликов одновременно, и часто получалось, что люди били по призраку, а сам маг оставался невредим. Но хуже всего, что они могли подниматься по самой середине водопада, где их было очень трудно достать. Хэрну пришлось натянуть кучу веревок, чтобы помочь нашим воинам добраться до врага. И каждый раз, когда вспыхивала новая схватка с этими кошмарными тварями, люди кричали: «Это всего лишь смертные!» – и кидались в бой, не опасаясь за свои души. Но многие утонули.
Когда кто-нибудь из магов попадал в сеть, ему приходилось принимать свой истинный облик. Они очень этого боялись и норовили изрезать сети. Утенок с Танамилом сидели и неотрывно думали про каждый узелок, соединяющий стебли тростника, – чтобы сети продержались как можно дольше. А пока маги атаковали сети, армия Хэрна атаковала их самих с кличем: «Режьте им одежду!»
В первый день мы потеряли помимо большой сети еще четыре маленькие. Хэрну с его людьми пришлось отступить на пятый выступ. Сегодня дела обстоят еще хуже. Они всего на один выступ ниже меня. В битву пошли даже женщины. Вой стоит жуткий.
Дядя Кестрел торчит над краем обрыва и пытается следить за ходом битвы. Он, старый дурень, любит тетю Зару. Бедного дядю Кестрела принесли сюда вчера вечером. Его трясло.
– Этих магов чересчур много, – пожаловался он. – С меня их хватило еще прошлой зимой. Я останусь здесь, Тростиночка, и буду вместе с Джеем защищать тебя.
Я поставила дядю Кестрела перед собой так, чтобы солнце светило ему в спину. Я не хочу снова принять его тень за тень дедушки.
Только что в битву ушла и Робин, забрав с собой всех девушек, которые до этого ухаживали за ранеными. Танамил ждет у курящегося источника, чтобы сыграть мне про Единого. Мы все согласились, что я должна ткать эту накидку у самой Реки. Бессмертный считает, что время скоро придет. Хотя часы здесь тянутся очень медленно. Я прихватила иголки и нитки и вот продолжаю ткать – работа не закончена. Своей очереди еще дожидается бобина с теми странными нитками. Когда я отрываю взгляд от полотна, то вижу лишь синеватую землю где-то внизу, так далеко, что у меня начинает кружиться голова. Но шум битвы раздается совсем рядом, и он ужасен.
Тетю Зару принесли обратно. Она хохотала словно безумная. Тетя разрезала накидку на каком-то маге. Я знала, что она им под стать! Тетя Зара была настолько возбуждена, перепугана и довольна, что даже заговорила со мной – впервые за последние шесть месяцев.
– Я ткнула его прямо в пузо ножом! Я выждала, хорошенько прицелилась и добралась до него! В самое пузо! Срезала с него накидку, как кожуру с яблока! И ты представляешь, Танакви, – он оказался гнилой изнутри! Черный и гнилой! Подумать только!
– Тетя Зара, ты просто чудо! – В этот момент я бы даже могла ее поцеловать – хотя прекрасно знаю, что завтра опять буду ненавидеть.
Пока я ткала это, на мой станок упала тень Единого. Точнее, это не столько тень, сколько зеленоватый светящийся силуэт со склоненной головой и хорошо знакомым носом. Краем глаза я заметила, что Танамил преклонил колени. Уже одного этого хватило бы, чтобы я поняла, кто сюда явился. Даже если бы Утенок не взобрался на обрыв ровно в этот самый момент. Не знаю, что же увидел Утенок, но он прикрыл глаза рукой, как будто защищал их от сильного света, и вид у него сделался такой, словно он сам прошел через смерть.
Утенок замер, а дедушка вложил мне в голову видение. Он как будто сказал: «Сотки это, внучка. И используй ту нить, которую я тебе дал. Она принадлежала Кенблит».
И я увидела, как тень Единого, Адона Амила, Орета Свободного, восстала в заполненной паром пещере и начала подниматься сквозь землю, сквозь скалы и облака водяной пыли – и в конце концов встала над нами, словно гора. Бессмертный взялся за край обрыва и встряхнул его, как я встряхиваю накидку, и надел на себя эту землю. И как крошки скатываются с накидки, так и водопад, и озеро, и зеленая долина покатились вниз, куда-то к морю. И вместе с этой вертящейся, разрушенной землей покатился Канкредин и его маги. Они ничего не могли поделать, и земля истерла их в порошок, раскидала в разные стороны и погребла под своей толщей. Река тоже встряхнулась и завращалась, как нитка под веретеном, – только эта нитка состояла из тысячи потоков; их было столько же, сколько ниток в моем полотнище. И земля приобрела новые очертания. Лишь после этого мой дедушка остался доволен.
Я тку это видение из нитей Кенблит и знаю, что так оно и будет. Я думала, оно длилось много месяцев. Но когда видение завершилось, Утенок стоял все в той же позе, и люди вокруг только завершали те движения, которые начали при появлении моего дедушки. Они в беспорядке отступали к нам – Робин, Хэрн и вся армия. Джей достал свой меч. Маги уже прямо под нами. Пора заканчивать полотнище и отнести мою вторую накидку в Реку Душ, чтобы там надеть ее на Единого. А потом вернусь взглянуть, сбудется ли мое видение. Если же я потерпела неудачу – то присоединюсь к Реке Душ в третий, и последний, раз.
Примечания
Волшебные одежды во множестве упоминаются в легендах и фольклоре, но до сих пор обнаружено всего два экземпляра. Их нашли в болоте за Ханнартом при строительстве новой крепости у горы, которую местные жители именуют Стариком. Сохранность двух этих накидок поразительна. Цвета остались яркими и насыщенными, и нитки нисколько не пострадали. Бесчестный рабочий попытался вытянуть нитки из золотой тесьмы, которая украшает подол второй накидки, и подпортил ее, – но теперь ее уже привели в порядок.
Сразу было ясно, что эти накидки сотканы в незапамятные времена, но мы лишь гораздо позже осознали, что они собой представляют. Граф Керил, перед которым мы в большом долгу, первым указал, что рисунки на этих накидках очень похожи на древние письмена.
С тех пор эти накидки подверглись тщательному изучению и был выполнен приведенный выше перевод.
Эта история по большей части понятна и без дополнительных пояснений, но все же в тексте сохранились неясные места, которые могут сбить читателя с толку. Нижеследующие примечания станут полезны для студентов.
Хэрн Клостиссон – это, без сомнения, тот самый легендарный Керн Адон, который до сих пор считался первым королем Дейлмарка. О короле Речного края, равно как и о Карсе Адоне, никаких сведений не сохранилось.
Утенка-Малларда предположительно можно отождествить с Танаморилом (это имя означает «младший брат»), свирельщиком и волшебником, героем множества фольклорных историй. Определить, где в этих историях речь идет действительно о нем, а где – о Танамиле, не представляется возможным.
Что касается Робин, можно вспомнить доныне существующее поверье о том, что малиновка может ответить на вопросы тем, кто попал в беду.
Гулл – это предположительно тот герой-южанин Ганн, на поиски которого отправилась ведьма Кеннорет.
Саму Ткачиху можно отождествить с Владычицей Озера, норнами и с южным культом Либби Бражки – но все эти параллели неполны. Вероятнее всего, тут все-таки идет речь о ведьме Кеннорет. Ее часто именуют Ткущей Заклинания. Окончательно остановиться на этом мнении мешает то, что она, как и Ганн, фигурирует только в историях, бытующих на юге. Однако же имя Кеннорет – южное по форме (северная форма звучала бы как Канарти, но она нигде не зафиксирована в письменном виде) – может быть переведено как «Дочь Реки» (Кенн-Орет), но также и как «Женщина с Севера» (Кен-Норет).
Идентифицировать места, где разворачивается действие, куда труднее. Из нескольких рек, текущих на север, самой подходящей кажется Аден, поскольку в ней можно наблюдать приливную волну, именуемую таже бором или Кредином. Аден вытекает из Долгого озера и впадает в море в заливе Рат, у Аберата. Но даже Аден мало соответствует описаниям, изображенным Ткачихой, – разве что предположить, что с тех пор очертания земель сильно изменились. Согласно описанию Ткачихи получается, что исток реки находился где-то неподалеку от Ханнарта и того места, где были найдены накидки, но в наше время ни одна река не течет оттуда на север.