Вниз по великой реке Джонс Диана
Я стала читать дальше. «Сперва я тщательно все изучил, дабы выяснить, в чем заключена душа и сущность этой земли, ибо только так можно на самом деле завоевать землю. И вскоре я пришел к выводу, что душа этой земли заключена в некой могучей реке, которая, вместе со своими притоками, поит всю эту землю. Эта река, – (да-да, он так и писал «река» с маленькой буквы и использовал вовсе не тот узор, который показал мне Танамил!) – лежит в своем источнике, свернувшись, будто змея или дракон. Но я поймал душу в эту сеть слов, между сном и бодрствованием, и быстро связал. Но реки сила еще не…»
Тут Канкредин сел, и следующие строчки исчезли в складках, угодивших между животом и ногами. Так что я перешла к надписи на левом бедре.
А тем временем, как утверждает Утенок, Канкредин осыпал Хэрна оскорблениями за вопрос о том, что волшебник делает с Рекой.
– Я тружусь над этой рекой днем и ночью, я гоню ее воды, чтобы утопить местных и расчистить эту землю для нас, а у тебя хватает наглости заявляться сюда и спрашивать, что я себе позволяю!
Утенок, увидев, как тяжело дышит Хэрн, сказал, что все думают, будто Река сердится.
– Сердится? Еще бы! – прогрохотал Канкредин. – Сражается со мной, дерется зубами и когтями. Но я побеждаю. Я держу душу реки мертвой хваткой, и ей не уйти!
Утенок говорит, что Канкредин то и дело взревывал. Но Утенок вовсе и не боялся, а скорее презирал колдуна, ведь тот явно ничего не знал про Реку. И я была с ним полностью согласна, потому как читала это на его одеянии. Впрочем, Утенку-то Канкредин кричал совсем не то, что было написано на его одежде.
«…На моих условиях, – было выткано там, откуда я продолжила чтение. – Так я укротил душу и вытянул жизненную силу этой земли. Но река схитрила и спрятала свою силу в душах некоторых близких людей. Когда я узнал об этом, то послал своих волшебников в сражение, дабы разыскать эти души».
Плетение было крупное и неаккуратное. Следующая часть обнаружилась на правом плече Канкредина. «Тогда я отдал первое повеление – чтобы он передал мне эти души. А он не желал этого делать. Мы боролись, и река загнила от чрезмерных усилий и стала разносить болезнь…» На этом месте Канкредин поддернул одеяние, и оно улеглось складками поверх правого бедра. Я всматривалась долго и старательно, но смогла разобрать лишь разрозненные отрывки на верхних складках: «…отказал земле в водах…», «…спрятал свои души от меня…», «…обратился к большей силе…», «…и тогда я воззвал к абсолютной силе…».
– Как по-вашему, зачем я установил эту сеть? – проревел Канкредин, по словам Утенка.
– Наверное, чтобы ловить души местных, – сказал Утенок. – Кстати, а вам известно, что довольно много душ проходят сквозь нее?
Тут Канкредин и вправду разозлился, хотя и постарался этого не показать.
– А, так, значит, вы это заметили, – презрительно бросил он. – Но видеть души – еще не значит быть волшебниками. Так вы советуете мне использовать сеть с более мелкими ячейками? А?
– Так вы будете ловить больше. А что вы с ними делаете?
– Не ваше дело! – отрезал Канкредин. – Эта сеть – чары, наложенные на реку, а не ловушка для душ в прямом смысле слова.
– Понятно, – вымолвил Утенок.
Хотя на самом деле ничего он не понимал – сам потом признался.
Но я совершенно уверена, что при этом он был очень доволен собою. Помню, когда я рассматривала одеяние Канкредина, у меня мелькнула мысль: не часто же нам доводилось видеть столь уверенного в себе Утенка.
Потом я добралась до бедра Канкредина и прочитала: «…и благодаря этому мы взяли одного человека с такой душой. Я уверен, что мы случайно перехитрили реку, поскольку те, кто схватил его, были убеждены – он из кланов, как и они сами». Я поняла, что тут говорится о Гулле, и жутко разозлилась. «Он не отдал мне душу этого парня, хотя мы боролись за нее три дня. Но я хитер. Я изучил юнца и мысленно развернул его душу. Я обнаружил, что она – нечто большее, чем река. Это часть древней жизни, существовавшей до реки».
Дальше ничего не было, только подол, толстая нога Канкредина и его грязная сандалия. Остальная часть истории находилась на спине. Я чуть не закричала от отчаяния.
Нужно было как-то заставить Канкредина встать и повернуться спиной. Никогда еще меня не переполняла такая решимость. Я посмотрела на Утенка и осторожно повертела рукой внутри рукава, надеясь, что Канкредин этого не заметит. Утенок все понял. Он тоже пытался прочитать, что написано на одеянии колдуна, но только брат читает медленно. Потому Утенок бросил на меня совершенно бешеный взгляд – на его языке это означало: «Ладно, но это будет нелегко», – и повернулся к магам Канкредина.
– А вы умеете творить иллюзии? Вы можете принять вид кого-нибудь другого?
Он явно пытался выяснить, нет ли среди этих двоих замаскированного Танамила. Мне захотелось покачать головой, но я не решилась.
Я была уверена, что спина злобного колдуна расскажет мне обо всем.
Канкредин и два его мага негодующе закричали. Впрочем, они и так орали все время.
– Так как? – не отставал Утенок. – Может, встанете и покажете мне что-нибудь?
Канкредин заподозрил подвох. Колдун оказался до ужаса умен. На мгновение его толстое лицо приблизилось, и его стало видно очень четко. Пухлые веки наползали на глаза. Канкредин смотрел на Утенка. Его сила обеспокоила брата – впервые за все это время. Утенок крепко сжал Леди под накидкой и судорожно вздохнул.
– Это отучит тебя докучать мне дурацкими вопросами, – прошипел Канкредин. – Ведь верно? А?
И тут меня внезапно посетила мысль: а почему, собственно, он вообще утруждает себя беседой с нами? Он же считает, что мы всего лишь глупые дети. Я глянула на Хэрна. Странным образом тот здорово походил на Гулла!
– Прекратите! – крикнула я. – Оставьте в покое душу моего брата!
– Я тут ни при чем, – возразил Канкредин. – В его душе какая-то странность.
Он внимательно посмотрел на Хэрна. Брат спрятал лицо в ладонях – как будто у него вдруг закружилась голова.
Тут мы с Утенком здорово испугались. Утенок схватил Хэрна за руку и потащил его к выходу. Канкредин вскочил с кресла – по комнате прокатилась волна холодного воздуха, – и заревел, чтобы Утенок не вмешивался.
Потом начался сущий кошмар. Благодаря Хэрну мне представилась превосходная возможность прочитать то, что выткано на спине у Канкредина. Внезапно до меня кое-что дошло. Если на одеянии колдуна написана правда – а я полагаю, что это так, – то есть та часть правды, которая известна Канкредину, – значит наши души – моя, Хэрна и Утенка – подобны душе Гулла и их можно использовать таким же образом. Канкредин смотрел на Хэрна из-под своих пухлых век, а тот дрожал, опираясь на Утенка. Последний стоял, обхватив брата и прижимая к нему Леди – так сильно, что потом у них обоих долго не сходили синяки. И при этом, по его словам, он изо всех сил желал, чтобы душа Хэрна на вид казалась самой обычной – как душа Кориба, сына мельника, или тети Зары, или того же Звитта. А я лихорадочно читала написанное на широкой спине Канкредина.
«Так я, Канкредин, величайший из волшебников, узнал, как управлять самой душой души этой земли. Тот, кто создал реки, пытался спрятать от меня душу этого парня, но я наложил на юнца узы, которые должны заставить его прийти ко мне. Я чувствую, как он приближается. Он уже близко. Силой этих слов и рук верных магов я ныне перегородил устье реки сетью; в нее угодят души всех, кто умер в этой земле. Мои маги каждый день собирают их. Души эти станут моими пленниками и научатся выполнять мои повеления, и я не допущу, чтобы они ушли за море, в их последнюю обитель. Но парень, который идет ко мне, попадет в сеть, пребывая в своем теле. Потому через него я смогу дотянуться до души, стоящей за душой реки. Когда я заполучу его, то сравняюсь силой с рекой. Я пройду по ней, как волна по морю, и эта земля покорно ляжет к моим ногам. Я, Канкредин, сказал».
А что написано на рукавах, я читать не стала. Кажется, там были какие-то более давние письмена.
– Утенок! Уходим! – завизжала я.
Канкредин повернулся и взглянул на меня из-под тяжелых век. Я испугалась, что уйти нам не дадут.
– В нас нет никакой тайны. Мы… нам надо догнать Карса Адона.
– Да, правда! – тут же подхватил Утенок. – Ну посмотрите на наши души! Вы же видите, что они открытые и честные!
– Я смотрел на ваши души, – отозвался Канкредин. – Они пустые. Подозрительно пустые. А его душа не такая. – И он указал на Хэрна.
– Он старше нас, – вмешалась я. – И признаю, вы поступили очень правильно, что начали борьбу с Рекой. Мне кажется, вы невероятно умный. Думаю…
В этот момент я могла бы сказать все, что угодно. Вообще все.
Мои слова рассмешили Канкредина. Смех его был все таким же жестоким. Колдун глянул на своих помощников.
– Что станем делать?
– Это полные идиоты, – сказал Незримая Смерть, но в словах его было какое-то злобное лукавство, как будто на самом деле он имел в виду что-то совсем другое.
– Вот именно, – согласился Канкредин. – Ну ладно, – обратился он к нам. – Если вы сумеете второй раз пробраться сквозь сеть – можете уходить. Идите и пробуйте. А я на вас полюбуюсь.
Не помню, чтобы мы шли через комнату с гамаками. Вроде бы Канкредин просто вышвырнул нас на палубу. Хэрн зашатался.
– Тебе придется отвязывать лодку, – велела я Утенку. – А я поведу Хэрна.
Я думала, что тот станет совсем как Гулл.
Но Хэрн оказался покрепче старшего брата. Когда Утенок опрометью помчался по черной палубе, Хэрн оттолкнул меня и кинулся к корзинам, выстроенным вдоль борта.
– Займись другой стороной! – крикнул он мне.
И двинулся, пошатываясь, вдоль ряда, откидывая крышки с корзин. Я до сих пор поражаюсь Хэрну: как бы ни было тяжело ему самому, он первым делом думал про пленные души. Хотя он, наверное, хорошо представлял, каково им. Я принялась срывать черные плетеные крышки другого ряда. Бешеное биение крыльев ускользающих душ смешалось с разъяренными воплями магов.
Сквозь этот гам прорвался рокочущий голос Канкредина:
– Пускай! Они за все поплатятся!
Маги оставили нас в покое и не стали мешать нам спускаться в лодку. Я села на руль. Лодка отчалила от глазеющего корабля, а все колдуны выстроились вдоль борта и с насмешкой смотрели на нас. Мы просто обязаны были проплыть через сеть, ведь ничего другого не оставалось.
Из-за потрясения я не очень хорошо управлялась с лодкой, а отлив был против нас. Утенок взялся за весло и принялся помогать мне, но нас все равно сносило вбок. Мы видели, как мимо один за другим проплывают рукава Реки, отделенные от нас огромной черной сетью. Но вот корабль остался далеко позади, и нас наконец-то прибило к сети. В ней, высоко у нас над головой, билась пара душ – и мы тоже бились, только с другой стороны.
Над водой разнесся рокочущий голос Канкредина:
– Давайте! Проходите через сеть!
Мы поняли, что он играет с нами, как кошка с мышкой.
– Он сейчас потащит нас обратно, – предположил Хэрн. – Нам не пробраться на ту сторону.
– Ну, можно попробовать еще так. – Утенок отложил весло и осторожно извлек из-за пазухи свирель, которую сделал для него Танамил. Он заметил, как я на него посмотрела, и стал оправдываться: – Я почти уверен, что Танамил не из их числа. А попробовать все равно стоит – в худшем случае мы используем против них их же заклинание. Правь на сеть.
Утенок поднес свирель к губам и заиграл. Его музыка совершенно не походила на мелодии Танамила. Она была дерзкой, отрывистой и полной благоухания. Утенок сыграл лишь половину мелодии, но я, подняв голову, обнаружила, что чернота сети развеивается вместе с туманом.
Тут опять раздался крик Канкредина:
– Утенок! Оставь эту дурацкую свистульку! Прекрати играть!
Брат сбился. Сеть снова повисла перед нами, черная и прочная.
– Продолжай! – крикнула я. – Оно действует!
– Я не могу, – отозвался Утенок, – не могу играть, когда он так сердится на меня.
Хэрн поднял взгляд:
– Он сердится не на тебя. Твое имя – Маллард. Продолжай играть и не будь дураком. Колдун забеспокоился, потому что мы уходим.
Хэрн был прав. Двое магов в лодке изо всех сил гребли в нашу сторону.
Утенок снова заиграл, яростно и пронзительно – из-за спешки. Лицо его покраснело. Сеть из черной сделалась серой, а потом и вовсе исчезла. Мы двигались навстречу белой пелене. Мгновение спустя нас, как и прежде, окружили незримые птицы. И на этот раз мы обрадовались им от всего сердца. Утенок играл и играл, пока мы плыли через эту пелену. Наконец он опустил свирель и, тяжело дыша, привалился к борту. И оказалось, что сеть осталась позади, а впереди раскинулось песчаное устье Реки.
– Получилось! – воскликнула я. – У тебя получилось! Откуда ты узнал, что нужно делать?
Утенок вытер свирель и осторожно спрятал.
– Когда я играю, часто получается, что все вокруг исчезает, – признался он. – В первый раз я вообще думал, что сейчас задохнусь. Знаешь, вот вырасту и стану волшебником! И я буду лучше Канкредина.
– Эй, Танакви! Смотри, куда правишь! – заорал на меня Хэрн.
Вообще-то, он немного запоздал с этим окриком. Я засмотрелась на Утенка, и мы с разгона врезались в тростниковую отмель, где и застряли. Там нас и захватили в плен наши же соплеменники. Возможно, это были происки Канкредина. Но я уверена, что это все из-за меня – из-за того, что я оставила Единого в костре.
А вот уже и край накидки. Места осталось совсем мало: смогу только кратко сказать, как обстоят дела сейчас. Гулл по-прежнему в глиняной фигурке. Робин больна. И я боюсь, что она умрет. Я сижу с ней на старой мельнице неподалеку от Шеллинга, только на другом берегу. Мои братья впали в уныние и ничем не помогают. Даже если бы Робин чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы бежать, Звитт нас убьет, если обнаружит в своих владениях. Плохо, конечно, мечтать о побеге от своего короля, но мне все равно хочется удрать. Увы, остается лишь ткать эту накидку и надеяться, что нас поймут. В этом одеянии – все наше путешествие. Я, Танакви, закончила работу.
Часть вторая
Я – Танакви. Мне пришлось начать вторую накидку, потому что на меня наконец-то снизошло озарение, и, возможно, мне больше нет нужды винить себя.
После того как я закончила первую накидку, ночью мне снова приснился тот сон про маму. Я забеспокоилась. О чем мама велела подумать? О чем я должна думать, кроме того что уже дважды неправильно поступила с Единым? Я затеяла первую накидку из-за сна, но когда он повторился, то заподозрила, что этого недостаточно. Хорошо, что дядя Кестрел привез всю мою пряжу, даже ту, которую нашел под обрушившейся частью крыши. Мне все еще немного горько думать об этом. Звитту совершенно незачем было ломать наш дом. Но шерсть уже высохла, и мне кажется, что тут ее достаточно, чтобы сделать еще одну накидку.
Сперва я расскажу, как я еще раз неправильно поступила с Единым. Нас поймали, когда мы застряли на отмели. Хэрн выскочил из лодки, чтобы столкнуть ее на воду, и увяз по колено. Он был так слаб после встречи с Канкредином, что еле-еле сумел влезть обратно. И он очень рассердился на меня. Я сказала ему, что все из-за того, что я убедила их оставить Единого в костре.
– Не мели чушь! – рявкнул Хэрн. – Ничего бы не случилось, если бы ты не направила лодку прямиком на отмель!
Мы принялись раскачивать лодку в надежде сдвинуть ее с места.
Сквозь грязь постоянно сочилась вода, и киль увяз. Когда мы это заметили, надо было нам сообразить, что грязь становится тверже. Но мы не сообразили – слишком уж часто в тревоге оглядывались на туман, в котором скрывалась сеть. Думали, что Канкредин погонится за нами. Однако колдуны так и не появились. Должно быть, решили, что мы не стоим, чтобы с нами столько возиться. Но тут нас застали врасплох наши же соотечественники. Они подобрались к нам по грязи и выволокли из лодки, потому что приняли за варваров.
Мы кричали, что никакие мы не варвары, но они нам не поверили и протащили целую милю по грязи и песку. И все это время приговаривали что-то вроде: «Я с удовольствием послушаю, как они будут визжать!» или «Я их прикончу в отместку за Литу, медленно и со вкусом». Кажется, к тому времени, как нас пинками загнали на песчаную дюну, а оттуда – в лагерь, мы все уже плакали. Нас охватило отчаяние, мы не знали, как доказать, что мы не варвары.
Кто-то увидел, как нас волокут, и порадовался:
– Что, никак удача привалила? Вам всем причитается вознаграждение. Тащите их дальше, и посмотрим, что с ними можно сделать.
Они вытолкнули нас на площадку, на которой лежало большое дерево, мертвое и серебристое. Человек, произнесший те слова, уселся на дерево, а из шатров набежало множество других людей пялиться на нас. Я услышала чей-то возглас:
– Джей, поторопись! Тут варвары на обед!
Человек, который держал меня, – го зовут Сард, и я до сих пор его не люблю, – встряхнул меня и велел:
– Стой тихо. Это король Речного края. Король. Поняла? Он вас, варваров, ест на завтрак. Вот он какой.
Хоть мне и не верилось, но это и вправду оказался наш король. Я была так потрясена, что не решалась на него посмотреть. Это был настоящий король, не то что Карс Адон, который был совсем мальчишкой, да и варваром к тому же.
Я метнула на него взгляд из-под спутанных волос. И увидела невысокого полного человека средних лет. Наверное, когда-то он был толстяком, но за время войны похудел. Однако же лицо у него по-прежнему оставалось круглым, а пухлые губы слегка изогнуты, словно от привычки усмехаться. Под глазами у него набухли мешки, а сами глаза были темные, яркие и блестящие.
– Откуда вы их притащили? – спросил повелитель у Сарда.
– Так они болтались вокруг мели Карне, ваше величество, – ответил тот, ухмыляясь. – Я думал, даже у варваров все-таки должно быть побольше мозгов.
Король посмотрел на нас:
– Откуда вы? Где находится ваш клан и сколько в нем людей?
Хэрн стоял, опустив голову, и сердито смотрел на короля.
– Мы не варвары, – произнес он.
Тут мы с Утенком начали шумно, наперебой объяснять нашему королю, что мы вовсе не варвары, ни в каком смысле.
Король подался вперед, сложил руки на груди и вздохнул.
Пока мы галдели, он весело обратился к человеку, стоявшему у него за плечом:
– Джей, из-за чего они устроили такой гам?
Я поняла, что он совершенно нас не слушает, и в отчаянии умолкла. Хэрн с Утенком заткнулись еще раньше.
– Это все? – спросил король. Глаза его поблескивали. – Вот и хорошо. Мне не нравится применять всякие неприятные методы к детям, но я вас уверяю: если вы будете нести чушь, я на это пойду. Я хочу знать, где расположен ваш лагерь. Кто ваш вождь, или граф, или как там вы его называете? Сколько у вас воинов? Не то чтобы нам было с этого много пользы – вы все равно роитесь, как паразиты, – но должны же мы делать хоть что-то, пока это в наших силах. Выкладывайте, и, может быть, я вас пощажу.
– Ваше величество, мы родились в Шеллинге – это селение на Реке, – сказала я.
Король усмехнулся. Я огляделась: неужели никто нам не верит? Но все лишь ухмылялись. И шире прочих улыбался этот Джей, который стоял за плечом у короля. Я его знала. У него теперь была только одна рука, а красная накидка сделалась серой и потрепанной, но улыбка осталась прежней.
Точно так же он улыбался Робин, когда она стояла у калитки и руки у нее были в муке.
– Вы приезжали в Шеллинг! – воскликнула я. – Вы увели с собой на войну нашего папу и нашего брата, Гулла. Неужели не помните?
– Вы и на меня тогда смотрели, – добавил Хэрн. – Но сказали, что я слишком молодой.
– Я много где побывал, – ответил этот человек, Джей, продолжая улыбаться.
– И вы улыбались моей сестре, – заявил Утенок.
Джей посмотрел на меня и фыркнул:
– Она для меня маловата.
– Да не этой, идиот! Старшей! – разозлился Хэрн.
– Я часто улыбаюсь девушкам, – фыркнул Джей, улыбаясь еще шире. – Я даже варваркам подмигивал. Ваше величество, – обратился он к королю, – они наверняка узнали это от какого-нибудь несчастного, которого замучали.
– Вероятно, так оно и есть, – согласился наш король.
Тут я настолько потеряла голову, что решила испробовать последний способ убедить короля в том, что я не варварка.
– Послушайте, – взмолилась я, – я докажу, что мы не варвары! Вот один из наших Бессмертных!
Я вытащила Младшего из-за пазухи и протянула его королю.
Тот подмигнул мне:
– Так ты еще и воровка?
– Вовсе нет! – возмутилась я. – У варваров нет Бессмертных! А у нас, кроме Младшего, есть еще Леди.
Утенок сердито взглянул на меня и замотал головой, но я продолжала:
– Величайший из наших Бессмертных – Единый. Я не могу показать вам его, потому что он сейчас в костре – он всегда отправляется в костер, когда половодье спадает, – но я говорю правду, честное слово!
– Неплохо придумано, – восхитился этот Джей.
Но наш король подался вперед, и в глазах его вспыхнул интерес.
Он даже почти перестал улыбаться – полностью он, наверное, не переставал никогда.
– Этот ваш Единый – какого он цвета? – поинтересовался король.
Хэрн с Утенком смерили меня сердитыми взглядами, но я продолжала говорить. Словно вовсе не могла остановиться.
– Он темный, с блестящими крапинками, но…
– Танакви, заткнись! – крикнул Утенок.
– …но он всякий раз изменяется, когда входит в огонь.
Король жестом велел Утенку попридержать язык и снова подался ко мне:
– Назови его тайные имена.
– Они же тайные! – Меня охватил ужас, но это было похоже на те пороги в конце озера.
Я зашла слишком далеко, чтобы останавливаться.
– Иди сюда и скажи мне на ухо.
Мне стыдно даже сейчас, когда я это тку, – но тем не менее я подчинилась. Подошла к нашему королю – от него пахло потом и лошадью, и еще немного чесноком, – и прошептала:
– Его называют Адон, и Амил, и Орет.
Вот так я подвела Единого. Но мало того – я подвела его еще больше. Я выболтала королю, хоть он меня об этом и не спрашивал, про костер на нашем островке и про Робин – что она осталась там и что она больна. И выложила, где находится остров, не обращая внимания на взгляды Хэрна и Утенка.
Король уселся прямо и, сморщившись, посмотрел на Джея и на прочих, кто стоял ближе всего к нему.
– Ну, что вы на это скажете?
– Где-то там поблизости гнездо варваров, – заметил кто-то из этих людей. – По-моему, это ловушка.
– Знаю, – согласился король. – Но предположим, что любопытство короля сгубило. Или что прошлой осенью в Шеллинге кто-то здорово ошибся. Джей… Ох, я забыл. Ты управишься с этим делом одной рукой?
– Даже если оставшуюся мне привяжут к боку, – отозвался Джей.
– Вот и отлично, – обрадовался король. – Привязывай руку, бери десять человек, и лучшую лодку, и старшего мальчишку, пожалуй, – пусть он вам покажет это место. Заберите все, что найдете там, и привезите сюда.
– Я рад, что вы назвали меня. – Хэрн говорил очень грубо – из-за того, что разозлился на меня. – Если бы вы меня не послали, я сам бы вас об этом попросил. Я – глава нашей семьи, и именно мне следует вынуть Единого из костра.
– Как ни странно, но я об этом подумал, – согласился с ним король. – И подумал, что эти двое ребятишек могут остаться здесь заложниками, чтобы ты вел себя хорошо. Пошевеливайся, Джей!
Наказанием для меня стало то, что я не увидела, как Единый покинул костер. Лагерь короля и нашу стоянку разделяло все устье Реки. Нам с Утенком пришлось ждать целых два часа, пока Джей не вернулся. Мы сидели на берегу и смотрели, как люди короля снуют по лагерю. Шатры у них были хорошие, разноцветные, но народу оказалось не много – всего человек пятьдесят. Вроде бы этот лагерь должен был выглядеть более по-военному, чем жалкие хижины Карса Адона, потому что здесь не было ни всяких куч хлама, ни женщин, ни детей – кроме нас с Утенком. Однако же он таковым не выглядел. Скорее, можно было подумать, будто наш король выехал на прогулку.
Пока мы ждали, Утенок так злился, что лишь раз обратился ко мне.
– А на одежде Канкредина было написано, как нам вернуть Гулла? – спросил он.
– Нет. Там сказано, что Гулл идет к нему. Сеть поставлена специально, чтобы поймать Гулла. И тогда Канкредин завоюет всю страну. И нет ничего плохого в том, чтобы сказать нашему королю про Единого.
– Если колдун по-прежнему думает, что Гулл в пути, – размышлял Утенок, – значит я прав и Танамил не из числа его магов.
А ты и сама знаешь, что нам не полагается ни с кем говорить про Единого.
Наконец послышались крики; это возвращалась лодка. Все, включая короля, помчались через песчаный холм к берегу. И мы тоже побежали. Мы смешались с толпой и помогли вытащить лодку из воды – а то волны были высокие. Над бортом показалась голова Джея.
– И? – нетерпеливо окликнул его король.
– Все как они сказали, – отозвался Джей. – Пошли по списку. Три кошки.
На гальку перед королем по очереди шлепнулись Лапушка, Рыжик и Трещотка. Кошки выглядели недовольными. Они топорщили шерсть на загривке и фыркали. Король удивленно уставился на них.
– Десять одеял, – продолжал Джей.
Одеяла тоже полетели на берег.
– Два мешка, в основном с сыром, сушеной рыбой и луком.
Мешки последовали за одеялами.
– И, – закончил Джей, – одна юная дама, которой нездоровится.
Я уж было подумала, что они и Робин скинут через борт, но ее спустили очень осторожно. А Хэрн спрыгнул вниз, чтобы убедиться, что с сестрой все в порядке. Они завернули ее в накидку Джея. Робин снова стало хуже. Сестра говорит, что она очень переживала за нас, но доконало ее появление Джея. Я закутала сестру в одеяло, пока она сидела, дрожа, на гальке, а Робин увидела, что мы с Утенком живы, и заплакала.
– И? – спросил король, протянув руку к Джею. – Это все?
– У нее, – отозвался Джей, кивком указав на Робин.
Кажется, Хэрн, едва лишь достав Единого из костра, тут же отдал его Робин. А та никого уже к нему не подпустила. Я не могла сообразить, зачем же Хэрн это сделал, пока тот не сказал: «Иди глянь» – и не подозвал кивком еще и Утенка.
Робин высунула руку из-под накидки и показала Единого. Тот был золотым. Он весь лучился мягким оранжевым блеском и был как будто из металла. Хэрн с Робин не больше нашего понимали, что же это значит. Брат сказал, что среди углей Единый сверкал еще ярче. Сейчас, на воздухе, он немного потускнел.
А на лицах у Джея и остальных была написана неприкрытая алчность, и Хэрн не задумываясь отдал Единого Робин, чтобы защитить его. Почему он решил, что несчастная Робин сумеет удержать Единого, если кто-нибудь попытается его забрать, понятия не имею. Сестра держала еще и Гулла, завернутого в ее собственную накидку, и никто, кроме нас четверых, о нем не знал.
Тут Робин доблестно оправдала возложенные на нее Хэрном надежды. Король подошел к нам, а она спрятала Единого и не соглашалась его показывать. На ее бледном лице проступил румянец – ей было неловко так обходиться с королем, – но Робин была непреклонна.
– Это не принято – передавать его из рук в руки и чтобы на него глазели все кому не лень, – сказала Робин.
– А если вы все пройдете ко мне в шатер и после ужина мы глянем на него? – предложил король. – Я могу приказать развести огонь в очаге, чтобы Единый чувствовал себя как дома.
Король Речного края теперь сделался очень вежливым, но Робин посмотрела на него строго. Она не привыкла, чтобы люди непрерывно подшучивали, как это делал он. Однако все-таки согласилась.
По настоянию короля подали обильный ужин. Этот ужин превратился в настоящее испытание для меня и Утенка. А вот для Хэрна – нисколечко. Он любит покушать, а манеры его не волнуют. Для Робин этот ужин тоже превратился в пытку, потому что она и вправду чувствовала себя неважно. Но я рада, что сестра там присутствовала. Ей верят все. Когда она сказала, что мы вовсе не варвары, король тут же успокоил ее, что это была всего лишь прискорбная ошибка.
– А теперь можно мне взглянуть на Единого? – спросил король, когда мы съели рыбу и мясо.
Обед как раз прервался ненадолго, потому что цыплят, яйца и засахаренные фрукты еще не успели принести. Неудивительно, что наш король такой полный.
Робин неохотно извлекла Бессмертного и поставила его на стол среди красивых королевских тарелок. Но он был красивее всего. Король протянул руку к Единому, лукаво взглянул на Робин, потом все-таки взял его. Видно было, что бог тяжелый. Сестра говорит, что он сделался вдвое тяжелее.
– Чистое золото! – воскликнул наш король. – Клянусь! Это его последнее превращение, верно?
Мы кивнули. Король осторожно повернул Единого, так, чтобы свет лампы падал ему на лицо. У золотого изваяния рассмотреть черты оказалось куда легче. У него был крупный нос, примерно такого типа, как у Хэрна или Гулла. Король увидел это. Я заметила, как он взглянул на Хэрна.
– И давно Единый хранится у вас в семье? – поинтересовался он у Робин.
– Отец говорил, что никто уже не помнит тех времен, когда его у нас не было, ваше величество, – ответила Робин.
Король хмыкнул:
– Должно быть, когда-то ваша семья занимала очень видное положение, юная леди. Вам об этом известно? И вы действительно каждый год после половодья кладете его в костер?
– Да, каждый год, – подтвердила Робин. – Отец говорил, что мы не пропустили ни одного раза.
– Это и есть знак, по которому я узнал его, – сказал наш король, вертя Единого в руках. – Вы были верны соглашению, что заключили с ним ваши предки. Вам известно, кто он, этот золотой господин?
Он довольно-таки непочтительно помахал божеством у нас перед носом.
– Да, – фыркнула я. – Это Единый.
– Экое дурацкое имя, – молвил наш король. – Вот раньше вы назвали мне его настоящие имена. Моя пушистоволосая дева, он – это Река. Сама великая Река! Ну, что вы об этом думаете?
– Думаю, это неправда, – выдала я.
– О нет, это чистая правда, – настаивал король, продолжая помахивать Единым. – У нас, у королей, жизнь тяжелая, и нам приходится постоянно улаживать всяческие дела с нашими подданными – например, спорить с маленькими девочками, – но зато нам, в качестве вознаграждения, рассказывают куда больше, чем прочим. Я знаю про вашего Единого. По правде говоря, именно его я и искал, когда пришли варвары. Если бы только Джей нашел его, когда наведывался в Шеллинг, я не оказался бы теперь в столь неприятном положении. Ваш Единый мог бы нас спасти. Подумать только, во что он превратился! Этак хочешь не хочешь, а решишь, что он сделал это нарочно! Ну что за игру ты затеял, золотой плут? – поинтересовался король, обращаясь к Единому. – Это было нехорошо с твоей стороны – так запрятаться!
И он вовсе не шутил – ну разве что в том смысле, что в устах короля все звучало как своего рода шутка. Я видела, что Робин потрясена.
– Откуда вы знаете, что он – Река? – напрямик и не слишком вежливо влез Хэрн.
Я могла бы сказать, что из-за обрушившихся на нас за тот день неприятностей Хэрн устал, и это было бы правдой. Но если подумать, я так никогда и не слыхала, чтобы он говорил с нашим королем почтительно.
– Это знание передавалось от короля к королю. Когда наш народ пришел в эту землю, здесь правила королева по имени Кенблит. Возможно, она приходится вам прапрапра– и так далее бабушкой. А возможно, и мне. Она изыскала способ заставить Единого послужить людям. Говорят, будто она была ведьмой. Думаю, вполне возможно, что она просто была очень красивой и он влюбился в нее без памяти. Вот и согласился, чтобы на него наложили узы.
А еще – поддерживать наш народ в битвах, всей своей мощью. Эту мощь он любезно позволил вложить в свое небольшое изваяние – что Кенблит и сделала. Но он поставил одно условие: раз в год его нужно помещать в костер. Когда вся окалина выйдет из этого изваяния и он превратится в золото, это будет означать, что он достиг наивысшего своего могущества. И вот он здесь, золотой, как и обещал. Но уже поздно!
Глаза короля подозрительно заблестели – можно было даже подумать, будто они увлажнились, – и он посмотрел на Единого, которого так и не выпустил из рук.
Я помню, как смотрела на Бессмертного и думала про великое половодье и про то, как Канкредин боролся с Рекой. Мне до сих пор не верится, будто Единый и Река – одно и то же. Ну или почти одно и то же.
– Он здорово сглупил, что позволил себя связать, – заметил Утенок.
Читать бесплатно другие книги:
