Приданое для Анжелики Деко Франсуа

— Не в этом случае, Адриан. Нас тащат на гильотину. Хотите в нашу компанию?

— Нет. — Адриан улыбнулся. — Я надеюсь поучаствовать в ощупывании карманов казнимых граждан. Это нынешней властью не возбраняется.

Теперь уже рассмеялся Антуан.

— Спасибо за честность. Вам продадут все, что вы ни пожелаете, и недорого. Все бывшие откупщики слишком сильно испуганы, чтобы торговаться. Но вы рискуете.

— Я знаю, — кивнул Адриан. — Это и есть моя манера вести дела.

Антуан присел напротив Марии-Анны, схватил перо и начал быстро набрасывать имена и адреса тех бывших откупщиков, что могли что-то продать.

Мария-Анна повернулась к Адриану и спросила:

— Анжелика с вами хоть попрощалась?

— Куда там! — отмахнулся он. — Когда я прибыл в Нант, она уже отплыла на Мартинику.

Мария-Анна опешила.

— На какую Мартинику?

— Домой, — с неудовольствием проронил несостоявшийся жених. — Видимо, ей там лучше.

Женщина непонимающе тряхнула головой и заявила:

— Она же заезжала ко мне на днях и ни слова не сказала о Мартинике.

Теперь уже опешил Адриан.

— Она заезжала к вам? Но я же лично видел запись о выкупленной каюте!

Пожалуй, только теперь Мария-Анна поняла, что совершила глупость. Если бы Анжелика Беро хотела увидеться с бывшим женихом, она сделала бы это.

— Когда она к вам заезжала? — вскинулся Адриан.

Мария-Анна принялась вспоминать, и на душе молодого человека полегчало. Было похоже на то, что жених и невеста просто разминулись в пути. Значит, Анжелика Беро не обязательно так уж не хотела этой встречи. Просто не вышло.

— Готово. — Антуан протянул визитеру густо исписанный листок. — Это все, кого я берусь рекомендовать.

Адриан принял листок, но мыслями был уже не здесь.

— Так, значит, она во Франции.

— Видимо, да.

Молодой человек уставился в пространство, и Мария-Анна отметила, что впервые не видит в нем этого апломба превосходства, готовности все решить за другого человека, даже не спросив его.

«Похоже, в чем-то эта девица его все-таки обставила», — подумала мадам Лавуазье.

Наутро после ночи, проведенной в гостинице, набитой клопами, Анжелика Беро перестала спешить. Она останавливала карету там, где ей вздумается, и с удовольствием разминала затекшие ноги. Когда облака разошлись и ласковое мартовское солнце Шампани осветило холмы, она увидела этот дом.

— Туда! — приказала девушка кучеру и уже через полчаса осматривала миленький дом, видимо выстроенный совсем недавно и определенно брошенный.

— Чья это усадьба? — спросила она у мальчишки-пастуха.

— Нашей коммуны, — важно ответил тот.

Анжелика рассмеялась и спросила:

— Коммуна его выстроила сама?

Мальчишка растерялся и ничего не сказал.

Вскоре Анжелика уже знакомилась с Мари, женой председателя здешней коммуны. Эта женщина держала мелкий рынок у дороги.

— Хотите купить?! — обрадовалась Мари. — Может, вам и прислуга понадобится?

Буквально за пару часов документы были оформлены. Вся местная коммуна, от мала до велика, аж человек сорок, обступила парадное крыльцо усадьбы. До того как прежние владельцы бежали, они все служили здесь или поставляли свежее мясо и овощи. Теперь эти люди рвались исполнять прежние обязанности всего за 20 су в день. При цене хлеба в Париже 3 су за фунт, это был весьма высокооплачиваемый персонал.

Анжелика с наймом не спешила, требовала демонстрации навыков. Если честно, она только так и разобралась, как работает новомодная, сделанная по лучшим парижским образцам ванная из розового мрамора. Здесь не нужен был кувшин! Вода текла, а если надо, то и уходила сама!

— Хотите освежиться? — Две бывшие горничные мигом встали в стойку охотничьей собаки. — Воду нагреть? Жак, где тебя черти носят?! Быстро горячую воду для мадемуазель!

— Вы обе приняты. — Анжелика рассмеялась.

Ей это нравилось.

Ей здесь вообще нравилось все: садовник, не переставший ухаживать за садом в смутной надежде, что хозяева когда-нибудь вернутся, молочница — крупная, розовощекая и очень чистоплотная тетка, даже председатель коммуны — формально якобинец, а на самом деле умный и доброжелательный человек.

— Спрячьте ваше золото, — первым делом предупредил он, едва увидел луидор, сверкнувший в ее пальцах. — Не надо так рисковать. Люди слишком обнищали. Если надо обменять на ассигнации, я это сделаю.

Анжелика спохватилась, тут же приказала перенести тяжеленные ящики для «фарфора» в кладовую рядом со своей спальной и уже на следующее утро ощутила, что беззаботная юность вернулась к ней.

Она могла спать до полудня или проснуться на заре, чтобы принять участие в рыбалке. Маленькая речка была полна форели. Если Анжелика заказывала творог, то он всегда был свеж и вкусен, а уж булочки!.. Таких на Мартинике она даже не пробовала.

Потом зацвели сады. Она гуляла по узенькой дорожке, любовно выложенной плоскими камнями. Белые, розовые, нежно-фиолетовые лепестки падали и падали.

Но главное в том, что ее во всей округе звали графиней!

— А кто ж вы еще? — удивилась гувернантка, услышав ее вопрос. — Наше графство хоть и маленькое, но все-таки самое настоящее, а вы его владелица. Значит, вы графиня д’Ами.

Ей нравилась Франция. Ей нравилось все!

Напряжение росло буквально по часам. Аббат находился в самой гуще событий, был их центром и творцом. Он чувствовал это напряжение кожей, всем своим существом. Жители провинций, не желающие отправлять сыновей на войну, бунтовали. Общий расклад был не в пользу Аббата.

Разумеется, эти мятежи были запланированы. Они являлись важной, неотъемлемой частью его схемы, но начались раньше времени.

Едва дочь Амбруаза Беро предъявила в Нанте вексель, встревоженные буржуа сразу постарались обезопасить себя. Поэтому Аббату пришлось готовить досрочную атаку, направленную на жирондистов, представлявших истинный центр сопротивления, самую состоятельную часть конвента.

Для начала монтаньяры настояли на посылке в мятежные департаменты депутатов для ускорения призыва. Схема была иезуитски утонченной. Ехать пришлось как раз тем депутатам, чьи департаменты бунтовали. Они просто не могли отказаться от командировки, навязанной им. В конвенте возник пусть кратковременный, но весьма ощутимый численный перевес в пользу «бешеных».

Но едва Аббат начал аккуратно готовить следующий этап, в дело вмешался Жан Варле и все испортил. Этот «бешеный» был из числа тех самых полезных дураков, которых Аббату даже не требовалось вербовать. Все его инициативы были заведомо известны и вполне полезны.

Но на этот раз Варле возомнил о себе слишком уж много. В считаные часы Жан Варле добился от клуба кордельеров решения о свержении антинародной клики жирондистов. Затем, уже опираясь на волю народа, он глубокой ночью провел то же решение в Марсельской секции и в секции Четырех наций. Утром 10 марта 1793 года к призыву присоединилась секция Пуассоньер, затем Бон-Консей и Ломбар, а после них затем и секция Хлебного рынка.

Когда Аббат об этом узнал, он пришел в бешенство. Секции, не получившие точных инструкций, еще не были готовы к перевороту. Жирондисты мгновенно насторожились и немедля подключили национальную гвардию. Парижские улицы были блокированы. А утром умеренные депутаты потребовали расследования. Они прямо указывали на организаторов мятежа — кордельеров и якобинцев.

Переворот был запланирован Аббатом давно, однако попытка произошла преждевременно. Девчонка раскупорила «шкатулку Пандоры» на 2 месяца и 6 дней раньше расчетного срока и не тем векселем. Реальность расслоилась.

Аббат скрипел зубами, когда ставил кресты в те клетки своей схемы, где событие уже произошло, и не мог ничего отменить. Настоящее шло бок о бок с тем, что он запланировал на потом. Вместо мускулистого силача из Франции на его глазах вырастал какой-то уродец. Некоторые члены его тела были не по возрасту развиты, другие — почти атрофированы.

Да, Бельгия и швейцарский Базель были аннексированы, армия отнимала у врага город за городом. Но командующий Дюмурье, прознавший о попытке переворота, уже готов был повернуть войска на Париж, быстро и навсегда положить конец «бешеным». Армия ему уже подчинялась. Когда министр юстиции Гара доложил конвенту, что вышел на центр организации недавнего мятежа, Аббат решился на крайнюю меру.

Тот факт, что в войске Дюмурье служил герцог Шартрский, самый очевидный претендент на престол, был всем известен. Новостью стало, что сын давно уже сломленного Людовика Филиппа Орлеанского, гражданина Эгалите, согласился стать королем. Аббат и принудил его к этому. Конвент заволновался.

Никто из них не хотел нового короля, но угроза Дюмурье покончить с якобинцами одним ударом оказалась огромным соблазном. Депутаты мечтали убрать политических противников, каждый своих. 1 апреля они приняли декрет о возможности нарушения парламентской неприкосновенности. Любого депутата можно было арестовать и гильотинировать.

Теперь вопрос стоял просто: кто кого.

Адриан ходил сам не свой. Он, человек весьма прагматичный, часто думал о том, что если бы его брак с Анжеликой состоялся, то она уже была бы на сносях. Тогда ему не грозил бы призыв в революционную армию.

«Неужели девять месяцев прошло?»

Адриан прикинул на пальцах. Да, если бы не задержка судна, то к 20 июля 1792 года она уже была бы во Франции, а сейчас, в пределах трех недель — родила бы. Время летело — он и оглянуться не успел!

Вторым, на что сразу указал ему его расчетливый ум, было золото. Он видел в Нанте этот вексель, а потому знал, сколько она вывезла. Адриан выручил от продажи акций почти столько же. Случись им объединить капиталы, он оказался бы в первой полусотне богачей Франции. На таком уровне уже нет нужды ни рисковать, ни даже договариваться. Там деньги все делают сами.

Его мучило и то, что он так и не понял о ней чего-то главного. Простая девчонка, выросшая где-то на далекой Мартинике, благополучно вышла из инквизиции, без единого су в кармане добралась до Парижа, не пропала на улице. Вексель — так вообще отдельный разговор.

Но больше всего молодого человека терзало другое. Анжелика его бросила! Презреть ясную перспективу свободы и достатка, перешагнуть через мнение света, покинуть квартиру, снятую специально для нее, и уйти? Такого он еще не видел и не думал, что когда-нибудь столкнется с чем-то подобным.

С такими вот мыслями Адриан и обходил бывших генеральных откупщиков. Понятно, что дела его не слишком клеились. Во-первых, ему сразу же отказали в продажах все, кто был связан с порохом.

— То, что у вас есть деньги, ничего не значит, мсье Матье, — прямо сказал ему первый же бывший откупщик. — Порох это война, а она — сердцевина всей революции. Я и так под следствием. Стоит мне сделать шаг в сторону, и коммуна тут же занесет меня в списки подозрительных. Значит, через неделю жди ареста, а потом поздоровайся с мадемуазель Гильотиной.

То же самое сказали ему и те персоны, которые были связаны с водкой и главным сырьем для производства крепких напитков — сахаром. То и другое входило в число стратегически важных продуктов. Британские корабли, участвующие в войне с Францией, уже перекрыли перевозки сахара из Вест-Индии.

— Вам никогда не купить ни сахарных заводов, ни водочных, — прямо сказали ему. — Вы же видите, в Париже сахара просто нет. Его перегоняют на водку и отправляют на фронт. Водка — главное топливо войны.

Разумеется, всей правды ему не говорили. Бывшие откупщики давно уже не были монополистами. Их фабрики нет-нет да и покупали некие лица, приближенные к отдельным депутатам конвента. Но Адриан не был таким лицом.

Он снова приехал к Лавуазье, но тот лишь развел руками и заявил:

— Значит, я ошибся, и события развиваются быстрее, чем мне хочется. Я имею в виду следствие и свою близость к гильотине.

— Тогда, может быть, вы продадите мне свое табачное дело? — предложил Адриан.

Лавуазье улыбнулся и ответил:

— Запросто, но оно вам не слишком нужно. Ассигнаты стоят все меньше. Табак дорожает. Если он хороший, то давно не по карману французам.

— Значит, я буду делать табак попроще, — ничуть не смутился Адриан.

— Да куда уж проще! — Антуан хмыкнул. — Я еще держу качество, но уже в убыток, а у остальных табак на три четверти состоит из обычной французской соломы.

— Значит, и я буду делать из соломы, — пообещал Адриан.

Он уже знал, что правил рынка не обманешь. Если хороший табак французам не по карману, то следует делать тот, который они могут купить.

— Хотите попасть под обвинение во вредительстве? — осведомился Антуан. — И потом, что вы будете делать, если британцы станут топить наши табачные суда? У нас ведь война.

Адриан задумался и удовлетворенно хмыкнул. Он уже знал, во что вложит свои немалые деньги.

— Спасибо вам, Антуан! — Он крепко обнял великого ученого. — Мне пора ехать!

Всего через неделю Анжелика почувствовала себя совершенно отдохнувшей. Главное, она была счастлива. Жизнь удовлетворяла ее желания точно так же, как хорошая партнерша вторит каждому движению изобретательного танцора. Едва ее посещало желание принять ванную, как та оказывалась полной горячей воды. Стоило ей на мгновение взгрустнуть, как перед ней словно из-под земли вырастали два десятка симпатичных ребят и девчонок, умеющих и спеть, и станцевать, всего-то за двадцать су в день! У нее даже форель клевала впятеро чаще, чем у любого рыбака из ее коммуны.

Но время шло. Песни и танцы начали повторяться. На исходе третьей недели Анжелика вдруг подумала, что если бы шхуна пришла в порт Бордо в срок, то она как раз к этому времени стала бы матерью. Ее настроение испортилось.

Нет, она вовсе не сохла по Адриану! Анжелика толком и не запомнила его. Она тем более не жаждала родовых мук — видела на плантации, как это происходит. Но девушке уже было практически восемнадцать, а у нее ни мужа, ни поклонника, ни даже приятельницы!.. Единственная подруга во всей Франции — Терезия Кабаррюс, ныне маркиза де Фонтене, жила в Бордо. Так сказала Анжелике мадам Лавуазье.

«И что мне мешает съездить в Бордо?» — подумала Анжелика, хмыкнула, огляделась по сторонам и не обнаружила никаких помех.

— Франсуа! — крикнула она, и от конюшни к ней тут же подбежал все тот же кучер, всегда готовый к любым услугам и оставленный при доме.

— Все, что вам угодно, графиня!

— А не прокатиться ли нам в Бордо?

Разбойничьи усы кучера взлетели.

Он низко поклонился и заявил:

— Безмерно счастлив угодить вам, госпожа.

За полдня она собралась. В карету с усиленными осями мужчины загрузили несколько ящиков для «фарфора». Потом Анжелика подумала и приказала снарядить еще пару карет для вещей и прислуги. Обходиться малым девушка уже отвыкла.

К вечеру она снова оказалась во Франции, удивительной, разнообразной, а иногда и немного пугающей. Здесь шли по дорогам длинные колонны новобранцев, большую часть которых составляла безусая молодежь, били барабаны и скулили флейты. Каждый город был полон попрошаек. На любом перекрестке стояли официальные лица, имеющие право проверять документы и досматривать багаж.

Анжелика, которой председатель ее персональной коммуны готов был выправить любую бумагу, представлялась графиней д’Ами.

На каждом посту она слышала одно и то же:

— Гражданка д’Ами, титулы во Франции отменены. Вам нет нужды сообщать о вашем аристократическом происхождении.

Анжелика только смеялась. Ей нравилось их дразнить.

Но в какой-то момент все изменилось. Не стало ни постов, ни официальных лиц. На горизонте постоянно виднелся какой-то дым, иногда там полыхало самое настоящее зарево пожара. Исчезли и колонны новобранцев.

Потом кареты остановили какие-то оборванные крестьяне. Тут Анжелика впервые поняла, во что влипла с этой поездкой.

— Кто такие?

Кучер, мигом стащенный с козел, вздохнул и ответил:

— Меня звать Франсуа.

— А ты? — Оборванцы уставились на девушку.

Внутри у Анжелики все оборвалось. Глаза у них были нехорошие.

— Графиня д’Ами, — едва сохраняя независимый вид, представилась она.

Оборванцы переглянулись.

— Эмигрантка?

Анжелика задумалась. Она не вполне понимала, что они имели в виду.

— Я с Мартиники.

Крестьяне снова переглянулись. Они не знали никакой Мартиники.

— Это во Франции?

— Не совсем…

— Ну, значит, эмигрантка, — мгновенно решили они. — Осторожней, ваше сиятельство. Впереди дорогу перекрыли республиканцы. Если они узнают, что вы эмигрантка, то даже на гильотину тащить не станут, на месте застрелят.

Конечно, Анжелика испугалась, но дорога оказалась чистой, без всяких республиканцев. В первом же городе она расспросила, что происходит, и охнула. Оказывается, в стране разворачивалась гражданская война! Девушка еще несколько раз поговорила с людьми и успокоилась. Путь отсюда до Бордо держали в основном мятежные крестьяне, а они относились к аристократам без особой неприязни.

— Эти новые — еще хуже, чем были вы, — так жители города указали графине д’Ами на ее место в новой иерархии нравственности.

Это утешало.

А потом пошли эти самые мятежные земли, и Анжелика остро пожалела о том, что вообще куда-то поехала. Здесь царил голод. Такие желтые лица, обтянутые кожей, и впавшие глаза уже были ей знакомы. Хлеб оставался только в городах и по совершенно умопомрачительной цене.

Девушка подумала и уже во втором городе поехала на зерновые склады. Видеть эти глаза, провожающие твою карету, было невыносимо.

— Сколько возьмете? — поинтересовался хлеботорговец.

— Все, — заявила Анжелика и махнула рукой.

Она могла себе это позволить.

С каждым днем то, что держала в руках Анжелика Беро, возрастало для Аббата в цене. Но шел уже апрель, а никаких сведений о том, чтобы кто-нибудь сорил деньгами, так и не поступало.

Тем временем в конвенте было неспокойно. Умеренные депутаты кидались из крайности в крайность: то поддерживали якобинцев, то переходили на сторону буржуа. Все и у всех выходило глупо. Даже две главные силы не понимали, что им делать. Так, 3 апреля депутаты почти единогласно постановили брать под арест всякого, кто выйдет на улицу без трехцветной республиканской кокарды.

Аббат долго смеялся. Ему все это напомнило те далекие времена, когда евреи обязаны были носить желтую матерчатую звезду. Теперь в том же положении оказалась вся Франции.

4 апреля вышел следующий забавный декрет. От имени народа, якобы ненавидящего звонкую монету, обесценивавшую полновесный бумажный ассигнат, конвент принял решение запретить ее вообще. Теперь за попытку обмена металлических денег на бумажные не по номиналу гражданам грозило шесть лет каторги. Решение совершенно пустое, ибо звонкой монеты не было в широком обороте уже года два.

Параллельно власти арестовали всех друзей Филиппа Эгалите, сын которого согласился примерить корону Франции. Но и это было копошение червей в навозе.

Несколько серьезней выглядело противостояние «бешеных» и буржуа. Буржуа все время поминали неудавшийся мятеж, «бешеные» отвечали им той же монетой. Предательство главнокомандующего Дюмурье давало повод подозревать в попытке переворота и жирондистов.

Да, бежавшего Марата, к которому вело несколько ниточек, после суток сыска нашли и арестовали. Но что это им даст? Аббат уже знал: ничего. Он об этом давно позаботился.

По-настоящему серьезные события сейчас происходили за пределами Франции. Испания вступила в войну, англичане заняли французский остров Тобаго. Америка как раз теперь должна была принять решение, с кем она — с Францией или со своим давним недругом Британией.

Аббат всего этого ждал, а потому был готов. Через два дня после заявления Америки он получил главную новость.

— В провинции Ньевр за зерно заплатили луидорами старой чеканки, — доложил секретарь. — Сумма огромная.

Аббат схватил донесение. В качестве плательщицы выступала некая графиня д’Ами.

— Ай, красавица моя! — Аббат рассмеялся.

Ни титул, ни имя не значили ничего. Девушка, владеющая золотом, да еще в таких количествах, могла быть только дочерью покойного Амбруаза.

Аббат подошел к карте. Земли вокруг провинции Ньевр были беспокойные. Мятежи перерезали массу дорог, не контролируемых никем, даже людьми Аббата, но и деться мадемуазель Беро было особо некуда. Провинция располагалась на перепутье. Оттуда можно было двинуться в Бордо или в Испанию.

— Надо ее встретить, — заявил Аббат. — Вызови ко мне Охотника.

Мысль о том, что англичане рано или поздно перекроют все поставки табака из колоний во Францию, была очевидной. Адриан уже знал, что надо делать: заранее скупить все партии американского табака.

— Ты свихнулся! — Отец покачал головой, впрочем, не отрываясь от игры в кости с камердинером. — Виргинский табак покупают жирондисты. Думаешь им дорогу перейти? Тебя зарежут в собственной постели, и вся жандармерия Франции будет лишь разводить руками.

Адриан отмахнулся и уже через полчаса разговаривал с виргинским представителем.

— С удовольствием! — Тот расплылся в счастливой улыбке. — У нас как раз должна прибыть в Коронью крупная партия. Берете? Мы немедленно вышлем приказ переправить товар в любой удобный вам порт.

Честно говоря, Адриана несколько насторожила улыбка американца, но брать табак было надо. Случись конвенту вбросить еще одну партию ассигнатов, и все, что он заработал, обесценится в точном процентном соотношении.

— Беру.

Но уже вечером в клубе Адриан понял, что поторопился.

— Юноша, если Америка примет сторону Британии, а на днях это случится, то наш клуб потеряет своего самого молодого члена, — снисходительно объяснили ему.

— Почему? — не понял Адриан.

— А вас гильотинируют за торговлю с врагом.

Адриана как ударили.

— А если они примут нашу сторону?

На него посмотрели как на умалишенного.

— Тогда Америка потеряет всю свою торговлю с Европой. Что больше весит: мы или вся Европа?

Адриан пригорюнился. Он уже подписал купчую. Приказ о поставке табака в Бордо был отправлен первым почтовым фрегатом. Так уж выходило, что его теперь ждала гильотина.

При выходе из клуба неприятности усугубились. На ступеньках его ждал старик камердинер.

— Ваш отец просил вас не появляться дома, — пришепетывая от ужаса, выдавил он.

«Уже!» — понял Адриан.

Он и не думал, что прокуратора работает так быстро.

На гильотину ему не хотелось. Он видел, как это делается. Человека привязывают к доске лицом вниз, стягивают руки за спиной и суют в таком положении под грязный огромный косой нож, к которому прилипли чужие волосы.

А потом — вжик! Ужас.

— За вами из армии приходили, — заявил камердинер. — Призывают на защиту республики.

Адриан истерично хихикнул. Армия это, конечно, не гильотина, но республика обложила его со всех сторон.

— Передай отцу, что я все понял. — Он обнял старика. — Я буду беречься.

В конце апреля сын все-таки навестил Марию-Анну.

— Где ты пропадал, Элевтер? — Она кинулась к нему.

— Работы много! — выпалил сын и заключил ее в объятия, хотя и немного смущался от этих эмоций, несколько не мужских. — Отцу помогаю.

Она удивилась и спросила:

— Пьер Самюэль затеял какое-то дело?

— У нас с отцом теперь своя газета, — торжественно произнес Элевтер.

Сердце Марии-Анны ухнуло вниз.

— И на чьей стороне эта ваша газета? — спросила она.

— Как на чьей? — удивился Элевтер. — Мы за республику! За правду! Пишем, как трибунал оправдал Марата. О том, что приказано выгнать из армии всех женщин! Понимаешь? Этих мародерок больше там не будет! В армии останутся только патриоты!

«Бог мой! — подумала Мария-Анна. — Какой же он еще ребенок!»

Она не верила в идеалы, в республику и в политическое чутье Пьера Самюэля. Откуда ему знать, кто выиграет в конвенте? А судьба сына теперь зависела именно от этого.

— Не бойся, мама! — Элевтер увидел, что она недовольна. — Отец нанял самых грамотных юристов.

Он говорил, объяснял, а Мария-Анна вдруг с горечью осознала, что даже тот, кто принял не ту сторону в борьбе партий, имеет больше шансов выжить, чем она. Элевтер, его отец и Антуан ждать пощады не могли. Потому что их вина не в политических взглядах, а в деньгах, которые можно отнять.

— Береги себя, сынок. — Женщина вздохнула. — Не суйся ни во что. Прошу тебя. Не то сейчас время, да и страна.

Адриан выехал в Бордо немедленно. Какое бы решение ни приняли дипломаты, а груз высокосортного виргинского табака уже принадлежал ему. Это было единственное, чем он обладал.

Понятно, что по прибытии в Бордо молодой человек первым делом кинулся в порт и сразу увидел, что половина дела сделана! Примерно сотня судов под американскими флагами уже стояла на рейде. Но заявлять свои права на груз было рановато.

— А что это американцы так обнаглели? — со смешком обратился он к таможеннику, скучающему у причала. — Самый разгар войны, а они в Бордо приперлись!

— Так американцы нейтралитет объявили. — Чиновник явно обрадовался возможности поболтать. — Хитрые бестии! Ни нашим, ни вашим!

Сердце Адриана сладко екнуло.

— Да ну? — как бы не поверил он.

— Точно говорю, — заявил таможенник. — Теперь никто не понимает, что делать. И нам их трогать нельзя, и у Британии повода нет.

Адриан раскланялся, потом кинулся скупать и читать местные газеты. Все они писали то же, что он услышал на причале. Североамериканские Штаты заявили о своем нейтралитете.

— Господи! — Он поднял лицо к небу. — Спасибо!

В считаные минуты Адриан разыскал в конторе порта человека, сопровождающего груз, предъявил бумаги, переговорил с портовым начальством и распорядился ставить суда на разгрузку. Он кинулся договариваться об аренде складов, и вот здесь его ждал первый сюрприз.

— Свободных складов нет, — сразу и довольно категорично заявил ему какой-то чиновник.

— Бросьте! — заявил Адриан. — А это что?

Прямо у него на глазах грузчики закрывали ворота совершенно пустого склада.

— А все уже арендовано, — объяснил ему чиновник. — Обращайтесь к гражданину Моро. Может, он вам что-то и уступит.

Адриан кинулся по складам, и везде слышал одно и то же. Едва американские суда начали вставать на разгрузку, некий гражданин Моро арендовал все свободные склады порта. Все на строго законных основаниях. Он заплатил вперед.

— Не успели вы, — посочувствовали ему. — Всего на какой-то час опоздали. Теперь только субаренда.

Адриан криво улыбнулся. Он уже понимал, во что ему обойдется эта самая субаренда. Но делать было нечего. Молодой человек разыскал гражданина Моро, узнал, сколько тот хочет за субаренду, и понял, что влип. Гражданин Моро оказался обычным складским рабочим, всего лишь поставившим подпись. Адриан пошел по цепочке вверх и оказался лицом к лицу с добрым десятком местных скупщиков, крепко спаянных общими интересами.

— Нам нужны не ваши деньги, а этот табак, — прямо сказали ему они.

Адриан рассмеялся. Он крепко рисковал, когда заключал эту сделку, а эти хитрецы выжидали, что там решат дипломаты, и теперь хотели снять сливки. Он назвал цену, услышал встречное предложение и снова рассмеялся. Его откровенно пытались ограбить.

— А если я откажусь? — спросил молодой человек.

Коммерсанты переглянулись.

— Для начала наша таможня найдет на этих судах контрабанду.

Адриан мысленно чертыхнулся. Это вот «наша таможня» было сказано с таким апломбом, что сомневаться не приходилось. Она, таможня, контрабанду непременно найдет.

— Затем будет назначено исследование табака с целью убедиться, что в нем нет ядов. Вы же понимаете, у республики масса врагов.