Любимые дети, или Моя чужая семья Чемберлен Диана

– Ну… – Она рассмеялась. – Что-то в этом роде.

– Я увижусь с ним сегодня днем, – сказала я. – Спрошу у него разрешения и перезвоню вам.

Доктор Джейкс показал мне большие пальцы, когда я сказала ему, что пытаюсь устроиться волонтером в больницу.

– Молодец, девочка! Взяла быка за рога!

Мне не нравилось, что он так доволен. Хотя я не могла понять, почему с таким трудом учусь доверять ему? Он определенно на моей стороне. Может, виновата тюрьма? Это она заставила меня не доверять людям, которые хорошо ко мне относятся. Джен была исключением. Она так спокойно принимала все, что я рассказала ей о себе, что с ней я чувствовала себя в полной безопасности. Правда, у нее были какие-то дурацкие представления о жизни за решеткой. Я попыталась объяснить, что по телевизору показывают всякую чушь, и она извинилась за то, что раньше ей казалось, будто жизнь в тюрьме – это почти как пребывание на курорте.

– Тут вот какое дело, – сказала я доктору Джейксу. – Я объяснила насчет… вы знаете. Моего срока. И женщина, которая у волонтеров главная, спросила, может ли она поговорить с вами.

– А ты как считаешь?

– Все нормально. Вряд ли вы знаете обо мне что-то такое, чего не знает весь мир.

– Неправда, – покачал он головой.

– О чем вы?

– Судя по тому, что ты мне сказала, основная часть остального мира считает, что ты заслуживаешь большего наказания, чем уже получила.

– А вы? Не считаете?

Он снова покачал головой:

– Не считаю. Ты уже приговорила себя к пожизненному.

Я взглянула на свои руки. Этот приговор необходимо отбыть.

– Но, так или иначе, я буду рад поговорить с ней.

Он подался вперед. Несчастное старое кресло заскрипело.

– Это первый шаг к тому, чтобы спасти себя, – сказал он.

– О чем вы?

– На этот раз ты взяла инициативу в свои руки. Твоя мать не может сделать это за тебя.

– Но я просто услышала объявление по телевизору и…

– Рассуждай как хочешь, Мэгги. Но ты сделала огромный шаг вперед.

После первого дня в больнице я позвонила Джен и подробно рассказала о мисс Хелен и детях, которых встретила, и о том, что я там делала. Я сидела на кровати рядом с мишкой и восхищалась фиолетовым лаком на ногтях ног.

– Ты просто на седьмом небе, – сказала Джен, когда я, наконец, замолчала. – Странно, что тебе позволили работать там. Я имею в виду с детьми.

– Ты права, но я так рада!

Библиотека неожиданно показалась мне абсурдно спокойной.

– По-моему, мне там понравится.

– Здорово.

Джен казалась… я не знаю, какой именно… отчужденной, может быть? Или просто усталой? Это я надоела ей своими откровениями?

Я неожиданно поняла, что постоянно говорю о себе. Я хоть раз расспрашивала ее о чем-то? У меня так давно не было настоящей подруги, и, наверное, я разучилась дружить. Она так прекрасно умела слушать, а я была полностью поглощена собой.

– Прости, я тебе все уши прожужжала об этой больнице, – пробормотала я.

– Нет, все нормально.

Она зевает? Может быть, я ее разбудила?

– Хочешь, встретимся?

Я уже формулировала вопросы, которые задам ей, если она скажет «да».

– Конечно.

Она немного оживилась:

– В эти выходные?

– Да, супер.

Услышав энтузиазм в ее голосе, я облегченно вздохнула.

– На этот раз я хочу услышать о тебе.

На следующий день мисс Хелен предоставила мне свободу действий. Я возила тележку с книгами по палатам пациентов. Развлекала парочку детишек в приемном отделении, пока их младшему брату накладывали швы. Сидела с напуганным четырехлетним мальчиком в его палате, дав матери возможность поесть. Помогала рисовать и лепить из глины в игровой комнате. И пыталась удержать двух мальчишек от драки из-за очереди кататься с горки. И это было только утро.

Днем я привела в игровую нового пациента, пятилетнего Джейкоба. Он попал в больницу из-за астмы. Как когда-то Энди в его возрасте. Джейкоб оглядывал комнату, крепко сжимая мою руку. Здесь столько можно было делать! Просто ошеломляюще! Но его, должно быть, ошеломил сам приезд в больницу.

Кроме него, здесь была только бледная маленькая лысая девочка, которую я вчера видела с мистером Джимом. Она выглядела такой усталой и очень-очень больной. Сидела одна в большой качалке и смотрела телевизор. Я знала, что ее зовут Мэдисон, мисс Хелен сказала мне, что у нее редкий вид рака крови и что она больше лежит в больнице, чем живет дома.

Рассказывая мне все это, мисс Хелен прикрывала рукой рот, словно пересказывала грязную сплетню.

– Неблагополучная семья, – прошептала она.

– Привет, Мэдисон, – сказала я, выдвигая стул для Джейкоба. Она не ответила. На лице не было ни тени улыбки. Ее глаза напоминали мои собственные, огромные и темные. Только у нее не было ни бровей, ни ресниц. Кожа была такая бледная, что я видела серо-голубые вены, обвивающие голый череп. К левой руке широкими полосами пластыря в зелено-голубой горошек была приторочена закрытая трубка, и Мэдисон осторожно держала руку на коленях, словно ей было больно.

– Хочешь порисовать с Джейкобом и со мной? – спросила я.

Девочка покачала головой.

– Нет, спасибо, – прошептала она и закрыла глаза.

В пять вечера я пошла на пост медсестры, чтобы сказать, что ухожу. За стойкой сидели двое мужчин и две женщины, деловито писали что-то или щелкали клавиатурой. Я уже узнала, что некоторые мужчины были медбратьями, а женщины – докторами. Но понятия не имела, кто есть кто. Все казались очень занятыми, но я знала, что не усну сегодня ночью, пока не поговорю с кем-нибудь о Мэдисон.

– Простите, – начала я.

Молодая женщина с короткими светлыми волосами и слишком сильно подведенными глазами подняла голову от клавиатуры и улыбнулась мне:

– Как прошел второй день, Мэгги?

– Хорошо.

Я удивилась, что она знает мое имя, но потом вспомнила о бейджике, прикрепленном к голубому жилету, форме волонтеров.

– Но у меня вопрос насчет Мэдисон…

Я поняла, что не знаю фамилии девочки. Но женщина, которую, судя по бейджу, звали Тэффи Круиз, поняла, о ком я.

– Здесь ее доктор, – сказала она, показав на широкоплечего темноволосого мужчину, сидевшего перед компьютером. – Доктор Бриттен! У вас найдется минута для волонтера?

Он поднял голову, потер подбородок. Мне он показался почти таким же усталым, как Мэдисон. В нем было что-то знакомое, но что именно? Может, я видела его вчера и просто не помню?

– Что случилось? – спросил он.

– Я…

Я неожиданно смутилась. Кто я такая? Девятнадцатилетняя бывшая заключенная, новоиспеченный волонтер. Что я знала?

– Я заметила, что Мэдисон держит руку так, словно ей больно. Та рука, что с… – Я потерла внутреннюю сторону руки: – С трубкой.

– Возможно, ей действительно больно, – сказал он так, словно ничего особенного в этом не было. – Но она твердый орешек. – Он повернулся ко второму мужчине. – Не проверите капельницу Мэдисон, когда будет возможность?

Тот кивнул, продолжая барабанить по клавиатуре.

– Хорошо, – сказала я. – Спасибо.

– Без проблем.

Доктор Бриттен поднял картонный стаканчик с кофе и снова уставился на экран монитора. На безымянном пальце было золотое обручальное кольцо, в уголке губ виднелась ямочка. На меня вдруг нахлынуло дежа-вю. Я знаю, почему он показался мне знакомым. Похож на Бена. Темные волосы, как у Бена. Лет тридцать, совсем как Бену сейчас. Большой, сложен, как медведь. Может, не такой огромный, как Бен, но все же…

Доктор поставил стаканчик и снова застучал по клавиатуре. Я уставилась на его руки. Я знала его руки, и хуже того, гораздо хуже, я вдруг ощутила тоску по ним. Тоску по Бену, по тому Бену, которого, как мне казалось, я знала. По тому, кто касался меня этими руками и выглядел почти как доктор Бриттен.

Как я посмела даже думать так? После всего, что было!

– Увидимся завтра, Мэгги, – сказала Тэффи, и я поняла, что стою тут, как идиотка, и пялюсь на доктора Бриттена.

– Точно.

Я повесила ремешок сумки на плечо.

– Увидимся завтра.

Я пошла к выходу. Добрела до парковки, села в машину и прислонилась лбом к рулевому колесу. Несколько раз глубоко вдохнула. Он действительно похож на Бена? Немного старше, да? И глаза не такие темные.

– Прекрати!

Я стукнула кулаком по рулю.

– Немедленно прекрати!

Я со вздохом откинула голову на спинку сиденья.

За воротами больницы не было протестующих родителей. Никто не плевал на меня в коридорах. Но на пути к моим общественным работам стояло одно большое препятствие, и это был отнюдь не доктор Бриттен. И вообще не мужчина. Это я сама – слабовольная, легко поддающаяся соблазну, не уверенная в себе девушка, которой стала. Я – это препятствие. И таковым останусь до конца жизни.

Шитье и покраска

1991

Джейми разрывался между нами. По крайней мере, именно так я видела ситуацию. Будь я сильнее, жестче или подлее, потребовала бы большего. Но вместо этого я наблюдала за борьбой Джейми между мной и нашим прекрасным сыном и Лорел и Мэгги. И я не могла заставить себя еще усложнить ему жизнь. А скоро должен был родиться ребенок. Двое против одного. Я не хотела думать об этом именно в таких терминах, но иногда думала.

Много времени я проводила в спокойной атмосфере церкви. По воскресеньям я часто стояла у входа с Кит и Мэгги, чтобы не дать им помешать службе. Я бывала здесь и на неделе. Стены нуждались в покраске, и я говорила с Джейми о том, чтобы самой их покрасить. Огромная работа.

Я спросила его, нельзя ли привнести краски в место, которое любила. Сначала он встревожился. Его видением всегда были чисто белые стены, но, когда я заговорила о виде, открывавшемся из окон после дождя, и о песке глубокого цвета хаки, он понял, о чем я толкую. Вот я и выкрасила внутренние стороны стен в цвет мокрого песка, выкрасила сама, между кормлениями и сменой памперсов Киту. Джейми нашел няню для Мэгги, и, хотя я скучала по малышке, все же должна признать, что заботиться об одном ребенке стало куда легче. Я любила Мэгги. Но не хотела бы присматривать еще и за ребенком Лорел теперь, когда Джейми, казалось, сделал выбор между детьми. Конечно, это низко с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.

Закончив красить церковь, я спросила Джейми, можно ли сшить подушки для сидений. Сделать длинные, набитые поролоном подушки будет нелегко, но я умоляла, и Джейми, наконец, согласился. Я расстелила ткань на полу церковного офиса и разрезала на длинные прямоугольники. Принесла швейную машинку и шила допоздна.

Вся эта работа предназначалась не для того, чтобы сделать церковь красивее и теплее. Просто она мешала мне думать о Си-Тендер. Джейми сказал, что Лорел бросила пить. Ее состояние улучшилось. Он добавил, что принял правильное решение, когда вернулся домой. Но все это время я красила и шила, поскольку знала, какой из домов – величайшая любовь Джейми. И это был не Си-Тендер.

Я была в церкви, когда Джейми позвонил мне.

– Ребенок родился, – сообщил он, и, судя по его усталому, хриплому голосу, что-то было неладно. У меня упало сердце. Как бы я ни завидовала Лорел, я никогда не желала, чтобы что-то случилось с ее малышом.

– Что стряслось? – спросила я. Сначала я подумала, что у ребенка тоже дырка в сердце, но проблема была не в этом.

– Его сразу забрали. Лорел постоянно пила и ухитрялась скрывать это от меня. Она была невменяема, когда вчера начались схватки. Маркус повез ее сюда, чтобы я ничего не узнал. А ребенок…

Его голос сорвался.

– О, Джейми… милый…

Я отложила недошитую подушку.

– Что с ним?

– Они считают, что у него… такое состояние. Называемое врожденным алкогольным синдромом. Он выглядит нормальным, только слишком маленький. Но это что-то связанное с развитием или… я еще не все понял. Я только…

– То есть как это – унесли ребенка?

– Служба социальной защиты. Они взяли над ним опеку, хотя он по-прежнему в больнице. Социальный работник утверждает, что у Лорел, возможно, была послеродовая депрессия, когда родилась Мэгги, и что она пила… это называется самолечением. Попыткой выйти из депрессии собственными силами. Я не должен был оставлять ее. Следовало настоять, чтобы она получала помощь.

– Ты делал все, что мог, – утешала я. – Ее нельзя было заставить. Даже психиатр, к которому ты ее отвез, сказал это, помнишь?

– Бедный маленький парень, – сказал он. – Весь привязан к аппаратам. Я не могу это вынести. Сара, Лорел расстроена. Я знаю, она ужасно себя чувствует. Но не совсем понимает, что происходит. Социальный работник сказал, что есть хороший шанс забрать ребенка, если она ляжет на лечение. Но Лорел этого не сделает.

Я выключила швейную машинку.

– Я еду в больницу.

По пути в больницу я чувствовала, как растет мой гнев на Лорел. У нее было все. Джейми. Деньги. Двое детей. И она делала все возможное, чтобы пустить это на ветер и причинить боль тем, кому была небезразлична. И все обращались с ней. как с хрупкой вазочкой, а это не работало.

Когда я пришла в палату Лорел, у ее постели сидел Джейми. Лорел была пепельно-серой и уставшей. Глаза полузакрыты.

– Пойди выпей кофе, Джейми, – велела я.

– Мне не нужен кофе, – отрезал он.

Я схватила его за руку, стащила со стула и потянула к двери. Он остановился на пороге, пытаясь что-то прочесть по моему лицу, очевидно, боялся того, что я могу наговорить Лорел в его отсутствие. Здорово…

– Иди, – велела я.

Едва дверь за ним закрылась, я села на его стул и без обиняков начала:

– Тебе нужно лечиться. Хотя бы ради блага твоей семьи. Если уж не ради твоего собственного.

– Хоть бы все вы оставили меня в покое, – заныла Лорел. Мне хотелось дать ей по физиономии. Может, тогда я вобью в нее немного здравого смысла.

Но я каким-то образом смогла взять себя в руки. Рассказала Лорел о том, какой увидела ее впервые. Это было в церкви, и она казалась такой хорошенькой и любящей мужа. Рассказала, как сильно Джейми любит ее. Как ее дети нуждаются в том, чтобы она была живой и здоровой.

На какой-то момент мне показалось, что я достучалась до нее.

Но она покачала головой:

– Сейчас я хочу одного – выпить.

Разозлившись, я подалась к ней и схватила за руку:

– Ты становишься эгоистичной сукой, Лорел, знаешь это? – Я пристально смотрела в ее глаза. – Я знаю, что дело в гормонах. Но только ты можешь все исправить, Лорел. И никто, кроме тебя.

Встав, я почти отшвырнула стул и вышла из палаты. Только в коридоре меня затрясло. Я изо всех сил сдерживала слезы. Вышла из больницы и направилась к парковочному гаражу, зная, что сделала то, что не посмел сделать ни один человек. Сказала Лорел правду.

Мне пока что не удавалось остаться наедине с дядей Маркусом. Рядом вечно толклись ма и Мэгги. Но за завтраком в субботу нас было только двое. Я вдруг смутился. Но знал, что должен это сделать.

Я возил ложкой по миске с овсяными хлопьями.

– Мой презерватив слишком старый, – выпалил я.

И тут кофе брызнул изо рта дяди Маркуса, а сам он стал задыхаться. Вскочил. Нагнулся над раковиной и закашлялся. Может, у него приступ астмы?

– Нужен ингалятор? – спросил я. Я никогда не видел ингалятора дяди Маркуса, поэтому и не знал, где его раздобыть.

Он покачал головой.

– У меня нет астмы, – прохрипел он. Наконец, взял бумажное полотенц, вытер рот и глаза. И снова сел. Я посмотрел ему в лицо. Немного похоже на то, что он плакал, но на самом деле он улыбался. – Ты просто застал меня врасплох, приятель. Прости.

– Ты пролил кофе на стол.

Я показал на маленькую лужицу, там, где кофе вылился у него изо рта.

– Спасибо.

Он прижал полотенце к лужице и поднял голову. Взглянул на меня.

– О чем ты, Энди? О презервативе, который я тебе когда-то дал?

Я кивнул:

– У него вышел срок годности.

– Тогда ты прав. Он очень старый, – выдохнул дядя Маркус, словно очень устал. Но на самом деле он не казался усталым. – Хочешь сказать, что вы с Кимми собираетесь заняться сексом?

– Да.

– Ну… – Он встал и налил себе еще кофе. – Я горжусь тем, что ты пришел ко мне и хочешь быть осторожным. Но давай сначала поговорим об этом.

– Мы с Кимми уже сделали это.

Глаза у него стали круглыми.

– Что сделали?

– Поговорили.

– Вот как… – Он снова сел. – Хорошо. И что вы друг другу сказали?

– Что мы оба хотим это сделать, но нам нужен новый презерватив. Я видел их в «Фуд Лайон», но не знал, какой выбрать.

– Не расстраивайся, я тебе дам. Но, пожалуйста, не нужно спешить. Тебе только…

Я знал, что он хочет сказать «тебе только шестнадцать», но вместо этого он выглянул в окно.

– Но занятия сексом требуют некоторых правил, – сказал он.

– Никогда не делать это без презерватива. – На этот раз я вспомнил, что он мне говорил.

– Верно. Это правило номер один. Правило номер два – всегда относиться к девушке с уважением. Это означает, что ты не проговоришься посторонним людям, что вы с ней занимались сексом.

– Это личное?

– Очень личное.

– Но тебе же я сказал, и ты ответил, что гордишься мной из-за этого.

– Я имел в виду – не проговориться своим друзьям.

– Вроде Макса?

– Особенно Максу.

– Но он рассказывает о том, что делает со своими подружками.

– И ты считаешь, что он их уважает?

– Не знаю. Когда он с ними, меня там не бывает.

– Нет, я имею в виду, когда рассказывает тебе о том, что происходит между ним и подружками. Это неуважение.

– О!

Наконец-то я понял.

– Верно. Поэтому я не скажу Максу.

– И другим друзьям. Это между тобой и Кимми.

– Угу. Можно мне теперь получить презерватив?

Дядя Маркус покачал головой.

– Я еще не закончил, – отрезал он.

– Ладно.

У него куча правил.

– Ты любишь Кимми? – спросил он, такой серьезный.

– Больше всего на свете.

Он кивнул:

– Тогда есть еще одно правило. Если она скажет «нет» и не захочет сделать это, не дави на нее.

– Я никогда не буду давить на нее.

Я даже удивился, что он посчитал меня способным на это.

– Я имел в виду, не пытайся ее уговорить. Когда девушка говорит «нет», значит, нет. Ты останавливаешься. Даже если не хочешь. Даже если придется встать, пойти в ванную и….

– И подрочить, – докончил я.

Он рассмеялся и забавно скривил рот:

– Ты знаешь об этом больше, чем я предполагал.

– И Кимми тоже. Мы оба знаем, как это делать.

После кино мы с Кимми много говорили об этом. Я не мог дождаться, когда увижу ее снова, и не на какой-то дурацкой тренировке по плаванию, когда вокруг столько людей.

– Мы ни разу этого не делали. Ни она, ни я.

Дядя Маркус потер лицо ладонью.

– Это сильное желание, верно? – спросил он, словно ничего об этом не знал.

Я кивнул.

– Помнишь, в прошлом году мы говорили о еще одном сильном желании? Которое часто возникало у тебя?

Я покачал головой.

– Ударить человека.

– О да. Когда меня обзывают.

– Верно. И какое есть для этого правило?

– Остановиться, подумать и действовать. Только теперь это стало атомным.

Он свел брови:

– Что ты имеешь в виду?

Значит, «атомный» – неправильное слово.

– Ты знаешь. Когда не нужно повторять, какие шаги сделать.

– Автоматическим?

– Да, – улыбнулся я.

– Молодец, Энди. Но, раз дело доходит до секса, я хочу, чтобы ты снова вернулся к правилам. Когда захочешь… приблизиться к Кимми, сначала остановись и подумай.

– О чем?

– Прежде всего, о безопасности. О том, что иногда лучше подождать.

– Чего? – Я окончательно смешался.

Он долго-долго выдыхал воздух.

– Слишком много правил, верно?