Любимые дети, или Моя чужая семья Чемберлен Диана

– С презервативом не могут.

– Даже с презервативом, хотя это не так легко.

Этого я не знал. Попытался представить Кимми с большим животом, в котором растет ребенок. Ни за какие коврижки!

– И в первый раз может быть больно, – добавила Мэгги.

– Поэтому она боялась?

– Спроси ее, Энди. Только она может ответить на этот вопрос. И просто… ты должен быть терпелив.

– У моих презервативов может выйти срок годности, пока она согласится.

Мэгги рассмеялась:

– Ты всегда можешь раздобыть новые. А вот другую подружку, такую же крутую и хорошенькую, как Кимми, найти будет трудно.

– Вот оно что…

До меня наконец дошло. Мне действительно придется подождать, потому что Мэгги, наконец, сказала очень умную вещь.

Джен привыкла ездить «окольными дорогами», поэтому сейчас мы находились в полной тьме на ничейной земле и возвращались из Уилмингтона, где были в кино. Она любила водить в любое время дня и ночи, на что я был вполне согласен. Поскольку экономил деньги на бензин. Не знаю, как у Джен с деньгами. Она привыкла есть в ресторанчиках и закусочных, платила за кино и даже наполнила бензином мой бак, когда мы в последний раз ездили куда-то на моей машине. Но не похоже, чтобы она купалась в деньгах. И мне было плевать, откуда она и какова ее семья. Главное, что мне нравилось быть с ней больше, чем с кем бы то ни было в моей жизни. Она была единственная, кроме матери, Дон и теперь Маркуса, в чьем присутствии мне не хотелось прятать лицо. Она начала помогать мне с упражнениями по физиотерапии и даже пару раз ходила на сеансы. Гуннар из кожи вон лез, чтобы научить ее, что делать.

Меня потрясало, что Джен никогда не стыдилась показываться со мной. На физиотерапии это было не таким уж большим подвигом. Потому что там вечно торчали всякие уроды. Но в кино и ресторане, где люди глазели на меня, она обращалась со мной так, словно я был нормальным. Держала меня за руку. Даже целовала. Ее девизом было: «Плевать на то, что думают другие люди».

Именно так же я относился к ее возрасту. Плевать, сколько ей лет. Когда тоненькая седая полоска была закрашена, Джен снова выглядела девятнадцатилетней. Бесспорно. Дело в том, что Джен была настоящей. И лучше всего мне было, когда я заставлял ее улыбаться.

– Умираю, хочу есть, – сказала она сейчас. – Когда мы вернемся ко мне домой, давай сделаем яйца и гритс[3]. – Обожаю завтракать поздно ночью.

Как ей угодно. Эта девушка могла есть яйца в любое время дня и ночи.

– Звучит неплохо, – согласился я, хотя предпочел бы пропустить обед и потащить ее в огромную кровать, но, если она сначала хочет поесть, значит, так тому и быть.

Сегодняшнее кино было одним из тех серьезных фильмов, когда заранее знаешь, что случится что-то очень плохое. Вроде как в жизни. И я сразу подумал о матери. Она была лучшим на свете человеком, и с ней произошло что-то скверное. Теперь у меня не было сомнений в этом.

Пока я смотрел фильм, пришлось выбросить эту мысль из головы. Иначе я снова расклеился бы.

Джен плакала во время фильма. Правда, очень тихо, но я держал ее руку, чтобы утешить, думая, что плач – это чрезмерная реакция на происходящее на экране. То есть все было печально, но не трагично. Никакого сравнения с моей жизнью.

Теперь, по пути домой, я снова подумал о тех шрамах, которые, как она сказала, остались в душе. Может, во время фильма она снова думала о них? Я решил, наконец, спросить ее.

Мы проезжали по подвесному мосту, когда я все-таки придумал, что спросить.

– Помнишь, ты сказала о шрамах в твоей душе?

– Ммммм.

Она остановилась на единственном светофоре в Серф-Сити. Он мигал красным светом. И ни одной машины в поле зрения.

– Что ты хотела этим сказать? – уточнил я.

Джен, не отвечая, поехала дальше.

– Я бы нагрузила тебя своими проблемами, если бы все объяснила. А я этого не хочу, – пробормотала она.

Я повернулся к ней, насколько позволял ремень безопасности.

– Ты приняла на себя бремя моих. Позволь мне помочь с твоими.

– Это абсолютно другое.

– Почему?

– Так уж получилось. Ты действительно хочешь помочь мне?

Она смотрела на меня.

– Да.

– Продолжай любить меня до умопомрачения.

Она впервые упомянула о любви.

– Договорились, – кивнул я.

– Знаешь… может, тебе следует позволить Энди и его подружке воспользоваться комнатой в башне?

Ничего себе смена темы! Первая мне нравилась больше.

– Зачем?

– Помнишь, как это было, пока ты не получил водительские права? Когда хочешь заняться сексом, но нет подходящего места?

– И что?

Мне как-то совершенно все равно, где Энди займется сексом. Я не хотел, чтобы эта картинка – Энди занимается сексом – застряла в мозгу.

Джен свернула на Саут-Топсейл-драйв, и дальше мы молчали. Было так темно. Если бы за рулем сидел я, то включил бы фары дальнего освещения. Но она ехала очень медленно, так что ничего страшного не происходило. Как раз когда мы добрались до того места, где Саут-Топсейл переходит в Саут-Шор, из леса выметнулось маленькое темное пятно, выскочило на дорогу перед нами, и я почувствовал удар.

– О, дьявол! – выдохнула Джен, вцепившись в руль. – Как я это ненавижу!

Но она продолжала ехать.

– Не хочешь остановиться?

Перед глазами все еще стояло пятно. Енот? Кошка? Маленькая собака?

– Ни за что, – бросила Джен. – Не хочу посреди ночи рассматривать чей-то труп.

– Может, он еще не мертв?

Однажды днем я переехал кролика. Увидел в зеркале заднего вида. После того как сбил его. Он все еще был жив, но извивался в пыли. Вроде как ерзал по всей дороге. Я был потрясен. Проехал около мили. Но этот дурацкий кролик не выходил из головы. Поэтому я повернул обратно. Жаль, что у меня не было оружия, чтобы покончить с его страданиями. Но, конечно, я не придумал ничего лучше, как снова переехать его. Никогда не забуду того ощущения, когда шина сплющилась о тельце бедняги. Я проехал куда дальше, чем мне требовалось, чтобы стереть все следы кролика с моей шины и из головы.

– Я действительно считаю, что нам нужно вернуться.

У нее есть пистолет. Мы сможем им воспользоваться, если необходимо.

– Я голодна, Кит. Мы практически добрались. Я ни за что не поверну.

– Что, если это была собака или кошка? – не отступал я. – Может, у них есть адресники, и мы сумеем…

– Это всего лишь опоссум или что-то в этом роде.

– А если нет?

Мне это пятно уже казалось черной кошкой. Чьей-то любимицей.

– Неужели тебя это не волнует? Ты не хотела бы узнать, что твоего кота сбили?

– Почему ты делаешь из мухи слона?

Я показал на перекресток:

– Развернись здесь. Тебе даже не нужно будет выходить из машины. Я сам посмотрю. У тебя есть фонарик?

– Я не стану разворачиваться, Кит. Не глупи.

Я уставился на нее:

– Да… не знал, что ты такая жестокая.

За пятнадцать секунд она полностью развеяла дурацкий романтический имидж, который я себе навоображал.

– Это был опоссум, Кит. Я не человека сбила. Это не твоя мать. И не моя. И не любое другое человеческое существо.

Я обозлился, что она упомянула о матери таким образом, в одной фразе с раздавленным опоссумом.

– Мы возвращаемся, – настаивал я.

Она остановила машину посреди пустой улицы.

– Не верю своим ушам.

– Брось. Просто развернись на следующей подъездной дорожке.

Она раздраженно фыркнула, но доехала до подъездной дорожки старого коттеджа и развернулась. Мы поехали к тому месту, где она сбила животное. Вышли из машины и обыскали дорогу и кусты при свете фар. Ничего. Ни клочка меха. Ни капельки крови.

– Видишь? – процедила она. – Возможно, ничего не случилось, я просто ушибла его. И я умираю от голода.

Я не был готов сдаться. И пошел обратно по дороге, проверяя канаву по одной обочине и кусты по другой.

– Кит! – окликнула она. – Ты доводишь меня до безумия!

Я едва слышал ее. Поднял палку и стал колотить по высокой траве, чтобы проверить, не скрывается ли кто в ней. Потом стал бить по кустам. По мостовой. И понимал, что теряю рассудок, потому что искал не собаку и не опоссума. Я искал мать.

Исцеление сердец

1998

Кит был светом моей жизни. Вряд ли какая-то мать любила свое дитя больше, чем я. Он был красивым и умным, любящим и любимым. С каждым днем я все больше видела в нем Джейми, То, что и печалило, и утешало меня. Когда Кит родился, я, как было предписано, потребовала проверить его сердце. И делала это ежегодно в университете Северной Каролины в Чейпл-Хилл. Очень долго я надеялась, что мы сумели избежать смертельного выстрела. Кит казался таким здоровым. Таким подвижным и активным. Доктор считал, что все обойдется и операция не понадобится. Вскоре после того, как Киту исполнилось семь, я начала видеть перемены. Он не мог, как раньше, держаться вровень с другими детьми на футбольном поле, и иногда я видела, насколько тяжело он дышит после того, как просто побегает вокруг трейлера. Я пыталась убедить себя, что с ним все в порядке. Но однажды, стоя на краю футбольного поля в Хэмпстеде, я поняла, что доктор ошибался.

Там была и Лорел. Я сидела на нижней скамье, следя за последними пятнадцатью минутами игры Кита, когда рядом сели она и Энди.

– Следующей играет команда Мэгги, – пояснила Лорел, и я увидела сбоку от поля Мэгги среди членов ее команды. Все были в бело-голубой униформе. – Какой счет? – поинтересовалась Лорел.

Скоро год, как не стало Джейми. Столько всего изменилось! Мы довольно часто виделись с Лорел, но всегда на детских мероприятиях. Мы с Китом нередко обедали в ее новом доме на заливе, так что дети могли поиграть вместе. Но без Джейми все было другим. Маркус, который обычно бывал на этих семейных собраниях, сейчас не показывался. Я знала, что Лорел позволяет ему видеться с Энди, но сама не хочет иметь с ним ничего общего. Время от времени она приглашала меня на ланч, когда дети были в школе. Но я всегда находила предлоги, чтобы отказаться. Не могла пересилить себя. Не могла находиться наедине с ней. Не хотела слышать, как она говорит, что сильно тоскует по Джейми. Не хотела слушать разговоры о дизайнере, которого она наняла, чтобы положить завершающие штрихи на интерьер дома с четырьмя спальнями. Повесить в гостиной шторы в полоску или с цветочным рисунком? Заменить краны в новенькой ванной, потому что их цвет не подходил к цвету дверных ручек?

Ее равнодушие к моим финансовым проблемам раздражало. Иногда я ненавидела Лорел.

– Кит в порядке? – неожиданно спросила она.

Я глянула на сына. Он бежал к воротам, но, похоже, едва тащил ноги, словно пытался пробраться сквозь грязь. Я прикусила губу, задаваясь вопросом, не стоит ли увести его с поля. Но, прежде чем успела что-то решить, он остановился и согнулся, хватая губами воздух.

Я тут же вскочила и метнулась к нему:

– Кит!

Когда я появилась на поле, прозвучал свисток. Я потянулась к Киту и только тогда увидела, что рядом стоит Лорел. Кит уставился на меня огромными глазами Джейми Локвуда. Открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, но не хватало дыхания. Прежде чем я поняла, что происходит, Лорел подхватила его на руки и понесла с поля. Я побрела следом.

Она уложила его на траву рядом со скамьями. Какие-то люди принесли нам воду и дольки апельсина, но я знала, что он нуждается в большем. Нуждается в операции. Врачи должны залатать дыру в его сердце. Я изо всех сил боролась со слезами, гладя его по голове, пока Лорел щупала пульс и считала, сколько раз в минуту поднимется и опустится его грудь. Иногда я забывала, что она медсестра.

– Привет, Кит!

К нам подошел Энди и сел на траву рядом с Китом.

– Привет, – выдавил Кит. Мне это кажется или его губы немного посинели?

Лорел отпустила его запястье.

– Думаю, что все в порядке. Но нам нужно на всякий случай отвезти его в больницу.

Я была благодарна ей. За то, что сказала «нам», а не «тебе». Мне было нужно, чтобы кто-то был рядом.

Она поручила Энди кому-то из родителей. И договорилась, что кто-то подвезет Мэгги домой, а потом повезла меня и Кита в больницу. Я была вне себя. Постоянно оборачивалась, чтобы коснуться ноги Кита. Он смотрел в окно, и я была в ужасе от его пустого взгляда.

– Такое случалось раньше? – спросила Лорел, глядя на меня в зеркало заднего вида. Она говорила тихо, чтобы Кит не слышал.

Я ответила не сразу. Потому что чувствовала себя скверной матерью, прозевавшей симптомы, которые нельзя было игнорировать.

– Не в такой степени, – ответила я, наконец. – Но я замечала, что последнее время он быстро устает.

– Когда его сердце проверяли в последний раз?

– В октябре. Доктор посчитал, что все в порядке.

– Они делали эхокардиограмму или что-то в этом роде?

– Только ЭКГ.

Она глянула на меня:

– Может, пора сделать более сложные анализы?

Я сжала губы, чтобы не заплакать. Лорел стиснула мою руку.

– Все будет хорошо. Я тебе помогу.

И Лорел помогла. Она поехала вместе с нами в Чейпл-Хилл и держала мою руку, пока кардиолог объяснял, что Киту действительно нужна операция. Он толковал о необходимости разрезать его грудь, об аппарате искусственного дыхания, который поможет Киту остаться в живых во время многочасовой операции.

Он добавил, что для восстановления потребуются недели.

У меня голова шла кругом, и именно Лорел задавала ему вопросы, которые я не сумела сформулировать. Каковы риски при операции? (Смерть, конечно.) Каковы риски ничегонеделания? (Десятилетия, вычеркнутые из жизни.)

Когда доктор вышел, Лорел обняла меня, и я припала к ней. Оперлась на нее. Что мне предстояло в последующие месяцы?

Операция была назначена на второй вторник июля. Лорел наняла няню для Энди и Мэгги. Потому что собиралась остаться со мной в Чейпл-Хилле. Лорел сняла номер в отеле рядом с больницей и решительно отмела все мои слабые протесты и попытки самой оплатить счет. За пять дней до операции Лорел пригласила меня на ланч. И сказала, что должна со мной поговорить.

– Хочу показать тебе кое-что, – сказала она, когда я приехала. И потащила меня через гостиную, где на диване были разбросаны клочки тканей разного цвета, в верхнюю спальню, которую использовала как домашний офис. – Садись.

Лорел вытащила второй стул из-за письменного стола, на котором стоял компьютер с выходом в Интернет. Я с трудом понимала, что такое Интернет. Но она вечно о нем толковала.

– Я провела небольшое исследование после того, как мы поговорили с хирургом. Но не хотела тебе говорить об этом, на случай если зайду в тупик.

Она нажала несколько клавиш, и на экране появился документ.

– Это е-мейл от доктора из Бостона, – пояснила она. – Они делают менее травматичные операции, чтобы исправить дефект в перегородке. Я переписывалась с ним. И он считает, что Кит может быть хорошим кандидатом.

Она отклонилась в сторону, чтобы я смогла прочитать е-мейл. Для того чтобы определить, подходит ли Киту такая методика, нужно было провести исследование в Бостоне. Но, судя по тому, что Лорел ему сказала, специалист считал, что Кита можно оперировать. Лорел вошла на сайт, где описывалась сама операция. Они входят в артерию в паху и подводят к сердцу крохотное устройство в виде зонтика, где зонтик открывается, становится на место и запечатывает дыру. Когда я прочла все это, сердце заколотилось.

– И это все? Им не придется его разрезать?!

– Верно, – улыбнулась Лорел. – Правда, всегда есть опасность, что процедура не сработает, и тогда придется делать традиционную операцию. Но пока что они добились прекрасных результатов. Если хочешь попробовать, нам нужно ехать.

Опять «нам». Я знала, как трудно Лорел оставить с кем-то детей, особенно Энди, и уехать. Когда Джейми был жив и мог присмотреть за детьми, она путешествовала по стране, выступая перед группами людей, у которых родились дети с врожденным алкогольным синдромом. Но теперь Лорел оставалась дома. Сейчас она была готова отказаться от собственной жизни, чтобы спасти моего сына.

Я спустилась вниз и с легким сердцем стала рассматривать клочки ткани для обивки нового дивана. Ни капли горечи или неприязни с моей стороны.

– Желтый мне нравится больше, чем зеленый, – сказала я и ничуть не покривила душой.

Оказалось, что щадящая операция идеально подходила Киту. Нам даже не пришлось ехать в Бостон второй раз.

Лорел ждала со мной, пока они подводили крошечный зонтик к его сердцу и открывали его. Она все время твердила мне, что это сработает. Что она так чувствует.

Нам пришлось остаться здесь на четыре дня, чтобы убедиться, что зонтик не сдвинулся, и к тому времени Кит уже дышал, как нормальный мальчик, которому до смерти надоело его заточение. Который просится домой. Мы с Лорел играли с ним и, когда он спал, рассказывали друг другу о своем детстве, о наших мечтах о будущем детей. Постепенно я полюбила ее. Мы были почти сестрами и делились всем в нашей жизни.

Всем, если не считать глубочайшей боли, которую каждая несла в сердце.

В понедельник утром я загружала в DVD-плеер диск для маленького мальчика, сидевшего за столом, когда в игровую вошел мистер Джим.

– Можешь на секунду выйти со мной в холл, Мэгги? – спросил он.

Я включила фильм и вышла вслед за мистером Джимом.

– Мэдисон вернулась, – сообщил он, когда мы немного отошли от игровой.

– О нет, – охнула я. Она пробыла дома больше недели, и я надеялась, что произошло чудо.

– Они считают, что это все.

– Хотите сказать… она умирает?

Он кивнул.

– Мать говорила, что, когда они ехали сюда, Мэдисон спросила, на месте ли ты.

– Правда?

Я была тронута.

– Не знаю, захочешь ли ты ее видеть, – продолжал он. – Решай сама. Я знаю, что ты чувствуешь особую связь с ней.

Да. Я хотела видеть ее. Конечно, хотела.

– Хорошо, – кивнула я.

Он коснулся моей руки.

– Тебе необязательно делать это, милая. Она может не знать, здесь ли ты, так что, если не хочешь…

– Хочу, – перебила я. – Можете побыть в игровой?

– Конечно. Сегодня дежурит Тэффи.

Я нашла Тэффи, и мы вместе пошли в палату малышки. У меня было много вопросов, на которые я хотела получить ответы, прежде чем увижу Мэдисон.

– Что там с ее отцом?

Я не хотела снова столкнуться с ним.

– По-моему, его арестовали. По крайней мере, забрали в полицию. Пьянство, хулиганство в общественном месте и еще кое-что.

– Она в сознании?

Тэффи покачала головой:

– Она получает много морфия, чтобы не терпеть боль. Мать все время с ней, и я знаю, что она уже на ногах не держится. Посидишь с Мэдисон пятнадцать минут, чтобы дать матери отдохнуть?

Я кивнула. Но в груди ворохнулось беспокойство:

– Что, если она умрет, пока я сижу рядом?

– Вряд ли, – возразила Тэффи. – Но, по правде говоря, иногда дети и взрослые словно ждут, пока родные выйдут из комнаты. Не хотят расстраивать их еще больше.

Ничего себе!

– А вы в это верите?

Она улыбнулась:

– Я видела здесь и более странные вещи, Мэгги.

Джоанна, мать Мэдисон, серая от усталости, с покрасневшими глазами, сидела в шезлонге с девочкой на коленях. Она протянула ее мне, как нежный цветок. Мы молча разобрались в проводах и прозрачных пластиковых трубках, идущих к разным мешкам. Потом Джоанна пригладила волосы на головке Мэдисон и молча вышла из комнаты.

Шезлонг раскачивался, чего я не заметила в тот день, когда читала ей книгу. Я стала осторожно укачивать Мэдисон, скорее чтобы успокоиться самой, чем убаюкать ее.

Девочка была так напичкана лекарствами, что вряд ли она как-то ощущала происходящее вокруг нее.

Я закрыла глаза и раскачивалась, раскачивалась и даже не открыла глаз, когда ощутила присутствие папы.

– Я хотела чуда для нее, – прошептала я.

«Знаю».

– Она слишком молода.

«С ней все будет хорошо».

Я прижалась щекой к теплому виску Мэдисон. Она спала на моей груди, едва слышно дыша. Но и не вырывалась. И совсем не страдала. Я обманывала себя тем, что имею какое-то отношение к тому, что она так спокойна. Всякий мог держать ее в этот момент, и она была бы так же безмятежна. Но это был не всякий. Это была я. И я чувствовала себя странно счастливой, потому что держала маленькую жизнь в своих объятиях.

Когда я держала Мэдисон в последний раз, она была очень легкой. Теперь она становилась легче с каждой секундой. И я не сразу поняла причину. Лежа в моих руках, она уже превращалась в прах.

За полторы недели, которые я провел в башне Маркуса, мне дважды довелось побывать в трейлере. В первый раз, чтобы поискать имя доктора, прописавшего перкосет. Второй – чтобы найти учебники, которые так и не вернул в школу. Библиотекарь требовал принести книги. Но не только это. Маркус вбил себе в голову, что хочет нанять мне учителя, чтобы я сумел экстерном сдать экзамены за среднюю школу и получить аттестат, поскольку сидеть в классе я отказался. Я сказал, что мне все равно, заканчивать школу или нет, на что он ответил: «Посмотрим».

Он так всегда отвечал, когда считал, что добьется своего. Джен была на его стороне. Хотя они не были знакомы, все же наступали на меня с разных концов, требуя, чтобы я сдал экзамены. Придется сдаться, иначе Департамент социальной службы снова поднимет шум насчет приемных родителей, а мне только этого и не хватало.

Я остановил машину перед трейлером и поднялся на крыльцо. Прошел месяц с исчезновения матери, и она быстро снижала процент успеха Мистера Джонсона с восьмидесяти до семидесяти девяти. Было как-то странно входить в трейлер, зная, что ее там не будет.

Я понимал это и все же не мог не окликнуть ее, входя в дверь. Конечно, ответа я не получил, хотя мне показалось, что в спальне раздался какой-то шум. Я вытащил нож из стойки для ножей и вошел в комнату. Никого. Никого во всем трейлере, не считая меня. И где-то здесь лежат чертовы учебники.

Я занялся поисками и нашел два. Химию и сборник коротких рассказов, высовывавшийся из-под дивана. Я рылся в куче всякого хлама на столе, когда увидел на автоответчике мигающий огонек. Я уронил книги и дрожащей рукой включил кнопку. Механический женский голос произнес:

– Одно сообщение.

Мама, мама, мама…..

Я даже не понимал, как сильно хотел услышать ее голос, но услышал чей-то незнакомый. Разочарование ударило с такой силой, что я боялся отключиться.

– Это Барбара Макарти, – сказала женщина. – Я пытаюсь найти Сару Ларкин.

Ларкин? Девичье имя моей матери. Я понятия не имел, кто такая Барбара Макарти, и подумал, что больше она ничего не скажет. Но она продолжала:

– Мисс Ларкин, у нас есть квартира с тремя спальнями, на случай если вы все еще заинтересованы. Мне нужно проверить наличие вашей работы в «Вестерн Каролина банк», так что будет здорово, если вы сумеете срочно связаться со мной.

Голова отказывалась работать, но я слушал, как женщина дважды повторяет свой номер. Я стал набирать его по стационарному телефону, но рука дрожала как бешеная. Что происходит?

Я отсоединил автоответчик и отнес его в машину. Учебники подождут.

Я отвез автоответчик в пожарную часть.

– Где Маркус? – спросил я первого, кто попался на глаза. Новенького волонтера, которого я не знал.

– В гараже.

Я поставил автоответчик на письменный стол в офисе Маркуса и пошел к гигантскому гаражу, где стояли три пожарные машины Серф-Сити.

– Маркус!

– Что?

Его голос донесся откуда-то с середины гаража. Я обошел первую машину и увидел его на второй, где он что-то делал с частью оборудования.

– Я должен поговорить с тобой.

Он встал и вытер руки ветошью:

– Это не может подождать?

Я покачал головой, и слова почему-то застряли в горле.

– Хорошо, – кивнул он. – Иди в мой офис. Я сейчас буду.

Я сел на стул в его офисе и стал смотреть на автоответчик так, словно он мог вскочить и выйти. Маркус явился минуты через две. С двумя бутылками колы. Вытащил из ящика стола пару пакетиков арахиса и протянул один мне:

– Хочешь?

– Нет.

Я включил автоответчик в розетку на стене: