Мое простое счастье Дейв Лаура
– Не расстраивайся, – сказал Гриффин. – Сходи лучше в винный сарай за бутылочкой просекко. Поищи «Адами» – хорошее вино.
– «Адами»… – повторила я, и тут меня осенило: – И налить по бокалу каждому, кто согласится ждать до победного конца?
– Вообще-то я собирался сказать: «И налей бокал себе», но можно и так.
Я поцеловала его в щеку и с трудом открыла заднюю дверь, которую так и норовил захлопнуть ветер.
– Ты гений! – сказала я. – И настоящий профи!
– Только осторожнее! – крикнул мне вслед Гриффин. – Мы еще не провели в сарай освещение.
– Все под контролем. Скоро вернусь!
– Буду ждать, – отозвался он.
Я напрямик пошла к маленькому деревянному сараю. Стоял мороз, и я поплотнее обхватила себя руками. Но даже холод не помешал мне заметить великолепное ночное небо, на котором сияла зимняя луна и какие-то необычайные звезды. Еще никогда я не видела таких немыслимо ярких звезд, и мне невольно подумалось, что это добрый знак.
Я сняла висячий замок и вошла в сарай, освещенный только проникающим с улицы лунным светом. «Адами», – произнесла я вслух, напоминая себе, что ищу среди многочисленных темных бутылок. Часть из них все еще была упакована в ящики, большинство же расставлено по полкам и готово к употреблению.
Краем глаза я заметила на нижней полке шеренгу ярко-зеленых бутылок с оранжевыми этикетками – целый ряд «Адами».
Я наклонилась и достала две бутылки, изучив для верности надпись на этикетке. И тут прямо у меня за спиной раздался его голос:
– Привет, Адамс!..
Голос Ника. Говорит мне «привет». Без малейшего предупреждения. Я знала, что не ошиблась, и знала, что этого не может быть.
Я резко развернулась – так резко, что выронила обе бутылки. Во все стороны полетело зеленое стекло, и холодная пенистая жидкость залила несуразно массивные ботинки Ника и мои несуразно легкие туфли с открытым носком.
Я тут же присела и принялась собирать острые зеленые осколки и вытирать пузырящееся вино – вместо «Привет!», вместо «Что ты тут делаешь?».
Ник тоже опустился на пол, прямо напротив меня, так что наши колени почти соприкасались.
– Не порежься, – сказал он.
Пропустив его слова мимо ушей, я продолжала собирать осколки. А что? Вполне логичное поведение: если я порежу палец, он сразу поймет, кто у нас главный.
– Может, сходить за перчатками? – спросил Ник. – Стекло все-таки…
– Не надо. И так справлюсь.
Первые слова, которые я ему сказала… Как будто с нашего последнего разговора не прошло – а сколько же действительно прошло?.. Первые слова по другую сторону нашего разрыва. По другую сторону моего замужества.
Ник только кивнул:
– Как скажешь. – И тоже принялся собирать осколки покрупнее. Потом он нашел горлышко одной из бутылок с приклеенной к нему оранжевой этикеткой и протянул мне, словно подарок.
Только тут я посмотрела на него – сначала на горлышко бутылки, потом на него. На Нике была дурацкая футболка с Бэтменом, а поверх нее – голубая рубашка с воротником на пуговицах. И еще он снова носил очки в проволочной оправе, как будто никогда с ними не расставался. Небритый, сосредоточенный, Ник опять стал самим собой, то есть, с моей точки зрения, выглядел идеально.
– Я думала, ты в Лондоне.
– Я там и был… – Ник поправил на носу очки. – В смысле, я там и есть.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Случайно оказался неподалеку.
Тон у Ника был шутливый, но глаза за стеклами очков глядели устало и печально.
И мы по-прежнему сидели на полу. Мы сидели на полу и смотрели прямо друг на друга.
Я отодвинулась от него.
– Послушай, мне жаль, что ты ехал так далеко. Мне правда жаль. Но я должна вернуться в ресторан. А ты должен уйти. Немедленно.
Я хотела подняться на ноги, но Ник взял меня за руку – осторожно, словно имел на это право, – и я осталась стоять на коленях.
– Подожди, – попросил он. – Я же приехал издалека.
Я покачала головой:
– Никто тебя не просил.
– Хорошо. Но ты можешь подождать еще секунду?
– Зачем?
Я знала зачем. Даже спустя столько времени я знала. Мы словно вернулись в прошлое и могли начать с того же места, на котором остановились. На то и рассчитывал Ник. Любовь, надеялся он, выполнит свою всегдашнюю угрозу и напомнит, что время над ней не властно. Как будто в этом вся ее суть!..
Потом Ник сможет задать мне любые вопросы. Потом мы будем ссориться, говорить и, наверное, так ни до чего и не договоримся. Потом мы разберемся, были ли подробности всего того, что произошло после нашего разрыва, лишь незначительными подробностями. Но если сейчас Ник удержит меня рядом с собой, дотрагиваясь до моей руки, почти касаясь губами моих губ, если он меня поцелует, может оказаться, что это по-прежнему что-то значит – возможно, даже все.
Я была готова встать, готова отстраниться, но еще не совершила первого движения. Я по-прежнему стояла на коленях. Потому что всегда есть момент между секундой, когда ты только собираешься что-то сделать, и секундой, когда ты уже передумал.
И в этот самый момент вошел мой муж.
27
Гриффин стоял на пороге с фонарем в руке и не отрываясь смотрел на Ника. Мы оба вскочили на ноги, почти одновременно – худшее, что можно было сделать.
– Гриффин… – пробормотала я.
– Добрый вечер! – сказал он.
Но смотрел Гриффин по-прежнему не на меня, а на человека, которому явно не место в его сарае для вина, тем более без приглашения.
Я почувствовала, что надо срочно спасать положение. «Все не так, как ты думаешь», – хотелось мне сказать. Но все было именно так и никак иначе: я сижу на полу винного сарая с человеком, с которым не должна сидеть нигде, не только на полу винного сарая, между нами валяются две разбитые бутылки, а его губы вот-вот коснутся моих губ…
И потом, подобные слова слишком часто произносят в плохих телешоу и второсортных фильмах. Не так давно я слышала их от самого Гриффина, когда они с Джиа беседовали за чашкой кофе, разделенные широкой громоздкой стойкой. Мне хотелось напомнить ему об этом, словно тогда мы бы оказались квиты. Но время было совершенно неподходящее, поэтому я призвала на помощь всю свою находчивость, чтобы придумать достойную реплику.
– Что ты тут делаешь? Лаврак же остынет!
Находчивость явно меня подвела.
Гриффин протянул мне фонарь.
– Я подумал, тебе здесь темно, – сказал он и впервые встретился со мной взглядом. О, лучше бы он этого не делал…
– Спасибо, здесь и правда темно. Я уронила бутылку «Адами». – Как бы в доказательство я включила фонарь и посветила на усыпанный осколками пол. – Вернее, целых две. Ну, хотя бы не три…
И почему никто не зажал мне рот?!
– А вы, видимо, Ник? – спокойно – пожалуй, даже слишком спокойно – спросил Гриффин и протянул ему руку.
– Приятно познакомиться, – ответил Ник.
И они обменялись рукопожатием. На секунду мне почудилось, что сейчас кто-нибудь кого-нибудь ударит. Но Гриффин и Ник разжали руки, и никто никого не ударил. Естественно, никто никого не ударил – в конце концов, мы же взрослые люди!
– Извините, что явился без приглашения, еще и в такой ответственный день, – сказал Ник. – Я не знал, что сегодня открывается ресторан. Вернее, не знал, пока самолет не приземлился и таксист не высадил меня у вашего дома.
– А вы к нам откуда?
«Из Лондона» прозвучало бы ужасно – просто хуже некуда! Наверное, поэтому Ник ответил уклончиво:
– Мне нужно в Нью-Йорк. По работе.
Я почувствовала на себе взгляд Ника, но не обернулась: я была слишком поглощена тем, что смотрела то в пол, то на Гриффина – то на Гриффина, то в пол. А сам Гриффин смотрел на Ника – только на Ника. Все это напоминало детскую игру «Бег вокруг стульев».
– Нет, вы только представьте!
Мы все как один обернулись: на пороге сарая, где уже становилось довольно тесно, стоял Джесси с огромным пакетом кукурузных чипсов «Фритос» в руках. Почему он жевал кукурузные чипсы на банкете в ресторане собственного брата, было выше моего понимания.
– Шерил беременна, – объявил Джесси.
– Что?! – воскликнула я и направила фонарь на Джесси – прямо ему в лицо.
– Выключи эту штуку! – взмолился он, прикрывая глаза рукой. – У меня и без того проблем хоть отбавляй!
«У нас у всех проблем хоть отбавляй», – подумала я, заметив краем глаза ошарашенное лицо Ника.
Я погасила бесполезный фонарь и положила на полку от греха подальше – вдруг мне опять захочется его включить.
А Джесси тем временем продолжал:
– До сих пор поверить не могу! Нет, серьезно, представляете себе такое? Звонит она сегодня вечером… Заметьте, это наш первый разговор за несколько недель. Обычно-то Шерил сразу требует к телефону детей. Ну, я говорю: «Привет, женушка!» А она: «Я не поболтать звоню, придурок! Я беременна!» Как будто это я виноват… хотя в каком-то смысле, наверное, виноват… – Он замолчал, только тут заметив Ника. – А это еще кто?
– Джесси, – сказал Гриффин и потрепал его по спине, – пойдем в ресторан и там поговорим.
– Не хочу я никуда идти! – заартачился Джесси. – Давай поговорим здесь, поближе к выпивке!
– Ну, ты как хочешь, а у меня полный ресторан голодных людей. Так что извините, вынужден вас покинуть…
И с этими словами он развернулся и ушел.
– Гриффин!.. – окликнула я.
Наверное, надо было его догнать. Но я не могла пошевелиться – просто стояла и смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце обрывается и катится куда-то в желудок.
– Что с ним такое? – спросил Джесси. – Это же у меня будет ребенок… вернее, целых два.
Даже в темноте было заметно, что вид у Джесси несколько ошалелый.
– Энни, мне очень жаль, что все так вышло, – сказал Ник. – Я сейчас уйду. Но можно сначала поговорить с тобой наедине?
– Нет, – твердо ответила я.
Ник посмотрел на меня и кивнул – понял, что я не передумаю.
– Хорошо. Тогда я пойду.
На том бы все и кончилось – по крайней мере, на этот раз, – если бы не Джесси.
– Погодите… а вы, собственно, кто? – спросил он.
Ник как раз проходил мимо Джесси. Еще чуть-чуть, и он бы ушел совсем…
– Он уже уходит, – вмешалась я.
Но Ник обернулся и представился:
– Ник Кэмпбелл, старый приятель Энни.
Джесси кивнул и уже хотел повернуться ко мне, как вдруг застыл, вытаращив глаза.
– Подождите… Ник? В смысле, ее бывший?
Но прежде чем Ник успел ответить, прежде чем я смогла вмешаться, Джесси бросил упаковку чипсов на пол и наотмашь заехал ему в челюсть. Что-то хрустнуло, Ник отлетел назад и грохнулся на пол.
Я инстинктивно наклонилась и взяла его за плечи:
– С тобой все в порядке?
Он кивнул, пытаясь пошевелить окровавленной челюстью:
– Да, все хорошо… наверное, я это заслужил.
Я воззрилась на Джесси:
– Ты что, рехнулся? Ну и чего ты хотел этим добиться? Мы же взрослые люди, в конце-то концов!
– Он ведь сам сказал, что заслужил, – заметил Джесси.
– Какая, на фиг, разница! Мы же взрослые люди! – повторила я, повышая голос и теряя самообладание.
В ответ Джесси только пожал плечами, поднял свои чипсы и ушел. А я осталась практически в том же положении, с которого все началось, – наедине с Ником и снова на коленях.
28
– Интересно, о чем ты думал, когда приехал сюда?
Мы находились в вестибюле отеля «Нортгемптон» – это было ближайшее место, где я могла оставить Ника в таком состоянии. Он сидел передо мной на столе, одной рукой держась за шею, чтобы не потерять равновесие, в другой сжимая стакан шотландского виски – тоже, в каком-то смысле, чтобы не потерять равновесие, а я вытирала кровь с его распухшей губы старинным, украшенным вензелем полотенцем.
– Я же сказал, что мне очень жаль. И мне правда жаль.
– Прекрасно. – Я сделала шаг назад и внимательно изучила результат своих трудов. – Только это не ответ на мой вопрос.
Ник растерянно посмотрел на меня:
– А что ты спросила?
– Хватит, Ник.
Я выбросила полотенце в плетеную корзину и опустилась в потертое кресло, скрестив на груди руки. Не хотелось даже думать о том, что открытие ресторана для Гриффина испорчено. Подобное простить невозможно. Но такова была неопровержимая истина, а я сидела в одной комнате с тем самым человеком, который это сделал.
– Теперь уже ничего не исправить, – сказала я. – Ты сделал свой выбор, я – свой.
– Знаю, – ответил Ник.
– Судя по всему, не знаешь. Иначе мы бы здесь не сидели.
Если честно, главный вопрос заключался не в том, что тут делает Ник. Сама-то я что тут делала? В вестибюле отеля, в нескольких милях от мужа? Почему я не пошла обратно в ресторан?
Вообще-то я так и сделала, вернее, попыталась. Но Гриффин быстро передвигался по кухне, явно стараясь выкинуть из головы то, что сейчас произошло. Он не остановился, даже когда увидел меня, – только бросил на ходу: «Поговорим потом». Казалось, гуманнее всего уйти и вернуть ему этот вечер или, по крайней мере, оставшуюся его часть.
И поэтому я пришла сюда, уверенная, что Нику нужна сейчас дружеская рука. И еще я надеялась получить ответы на свои вопросы – окончательные ответы, после которых смогу закрыть за ним дверь. Как будто они существуют – окончательные ответы и закрытые двери.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – попросил он. – Хотя бы несколько минут.
Кровь закапала всю футболку и джинсы Ника. Вид у него был такой жалкий, что дольше сердиться я не могла.
– О чем, например? – спросила я уже мягче.
– О чем угодно.
Ник поднял стакан с виски и прижал его к распухшему подбородку.
Внезапно я почувствовала, что больше не могу с ним воевать. Тем более он все равно уже проиграл, пусть и по собственной вине.
Я сделала глубокий вдох:
– Как поживает моя собака?
– Хорошо. Очень хорошо.
– Правда?
Ник достал из кармана мобильник.
– Я привез с собой ее фотографии. Хочешь посмотреть?
Я кивнула. Я правда хотела посмотреть. В ту минуту это было единственное желание, в котором я не сомневалась.
Ник бросил мне телефон, я поймала его и начала листать фотографии. Сердце сразу забилось быстрее, когда я увидела, как Мила спит на подоконнике в квартире у Ника, гуляет в парке – в Баттерси, скорее всего, – заигрывает с кошкой у щита с надписью «Вокзал Виктория» – да-да, именно с кошкой. Похоже, моя девочка тоже не знала, как можно себя вести, а как нет.
– Мисс Мила… – произнесла я, качая головой. – Кто бы мог подумать, что она такая европейка?
– Удивительно, правда? – отозвался Ник. – Зато совсем не удивительно, что она ужасно по тебе скучает.
– Я по ней тоже. И показывать мне ее фотографии – удар ниже пояса.
– Ты же сама попросила!
Он был прав. Я сама попросила. Мне хотелось узнать обо всем, что происходит с Милой. Если честно, мне хотелось узнать побольше и о самом Нике. Он тем временем прихлебывал виски и, судя по взгляду, пытался решить, достаточно ли знает о моей жизни, чтобы сказать то, ради чего приехал.
– Я, кстати, живу не в Баттерси, а в Пимлико.
Я подняла на него взгляд:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Как-то странно было бы жить в доме, который ты для нас выбрала, без тебя…
Я кивнула и снова посмотрела на фотографию Милы, чтобы не встречаться с Ником глазами. Затем, по-прежнему не глядя на него, я бросила ему телефон. Хочется верить, что именно поэтому он не долетел, а шлепнулся Нику под ноги. Мы оба уставились на валяющийся на полу мобильник, но никто из нас не пошевелился, чтобы его поднять.
Ник сделал еще один глоток.
– Я тут подумал… Пока я жил один в этом доме… чужом доме… меня постоянно мучила одна мысль: сколько же времени мы проводим, пытаясь слушать друг друга. Мы страшно гордимся, что так старательно слушаем, и можем упустить самое главное – то, о чем любимый человек боится нам сказать.
Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.
– Ну и? – спросила я. – О чем же я боялась тебе сказать?
Вместо ответа Ник опустил руку в карман – медленно, неуверенно, – достал оттуда какой-то предмет, посмотрел на него и бросил мне.
Маленькая красная коробочка. Не бархатная, но все же коробочка для кольца. Я открыла ее и увидела кольцо с бриллиантом. Оно было очаровательно и словно принадлежало той же эпохе, что и обветшалый вестибюль.
Я достала его большим и указательным пальцем и подняла глаза на Ника:
– Я не понимаю…
Я по-прежнему держала кольцо двумя пальцами и по-прежнему не была уверена, что происходит.
– Я приехал, чтобы сделать предложение.
– Кому?
– Тебе.
Я смотрела на кольцо, очаровательное старомодное кольцо, онемев от удивления.
– Но… я же замужем.
– Знаю.
Я опять подняла глаза на Ника:
– Ты дождался, пока я выйду замуж, чтобы сделать мне предложение?
Он хотел что-то ответить, но я его перебила:
– Ты вообще в своем уме?
– Просто посмотри…
Ник указал на кольцо: на внутренней стороне была та же надпись, что и на медальоне, который он подарил мне в той, другой жизни – нашей жизни: «Тебе, навсегда».
– Это бред, – сказала я и встала, собираясь уйти. И почему на то, чтобы выбраться из этого ужасного вестибюля, требовалось так много времени?
– Послушай, Энни, я знаю, что между нами все страшно запутано. И знаю, что это во многом моя вина.
Ник тоже поднялся с места и теперь стоял, преграждая мне путь.
– Но я хочу, чтобы ты знала: у нас с Перл ничего не было. Она тут вообще ни при чем. Я влюбился не в нее, а в свое представление о ней, в свое представление о другой жизни… более простой, более стабильной… в свое представление о том, чего я должен хотеть. Но на самом-то деле я хочу чего-то другого, если ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.
– Не особо.
Ник посмотрел на меня. С одной стороны, я ждала пояснений, а с другой – прекрасно знала, что он имеет в виду. А он знал, что я знаю. Ник пытался сказать мне, что ничего не изменилось. Но есть черта, после которой вернуться уже невозможно. Разве он не оставался за этой чертой слишком долго?
– Мы с тобой хотим одного и того же, Адамс. Вся наша жизнь и карьера построена на этом. И мы еще можем вернуть то, что у нас было. У меня запланировано два проекта в Европе, а в конце года, похоже, я буду снимать в Бразилии новый фильм. Мы сможем вместе путешествовать по миру. – Ник улыбнулся. – Зря я осуждал тебя за то, что ты хочешь свободы. Потому что сам я хочу того же – свободы вместе с тобой.
Я не знала, смогу ли объяснить ему, что больше не хочу свободы, а хочу чего-то более надежного, не урывками. Чего-то более непрерывного, прочного, способного расти. Но почему тогда что-то во мне рвалось прочь из Уильямсберга с тех пор, как я сюда приехала?
– Мне пора, – проговорила я.
– Я знаю, о чем ты боялась мне сказать, – не слушая, продолжал Ник. – Возможно, сама ты не помнишь, но в тот день, когда я ушел, ты не особенно удивилась. Ты в какой-то степени этого ожидала.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что успех фильма и три с половиной минуты славы просто ненадолго вскружили мне голову. Я начал сомневаться, такой ли жизни я хочу. Мне ужасно жаль, что в итоге пострадала именно ты. Думаю, ты это знаешь. Теперь я и сам это знаю и могу исправить то, что пугает тебя больше всего.
– А именно?
– Ты можешь на меня рассчитывать. Я всегда буду рядом.
Я потрясенно взглянула на него.
– Возможно, иногда я буду ошибаться и делать глупости, но если ты дашь мне шанс, я обязательно все исправлю…
Что-то внутри у меня лопнуло, и я почувствовала: надо срочно отсюда уходить. И не потому, что меня захлестнула волна ярости, боли и возмущения, а потому, что в глубине души я испытывала нечто совершенно иное.
– Мне нужно идти, – проговорила я и протиснулась мимо Ника.
Как только я осталась одна и нас разделила тяжелая старая дверь, мне сразу полегчало. Я вдохнула, выдохнула и пошла прочь.
Но, сделав несколько шагов, я почувствовала, что в руке у меня что-то есть – кольцо, я по-прежнему сжимала в кулаке кольцо.
И я снова болезненно вдохнула, потому что мне пришлось вернуться в вестибюль, где, неподвижный и потерянный, стоял окровавленный Бэтмен – на том самом месте, на котором я его оставила.
Я не сказала: «Возьми. Это твое». Я вообще ничего не сказала – просто положила кольцо на пол, рядом с телефоном, не осмелившись еще раз дотронуться до руки Ника.
И на этот раз, выйдя из вестибюля, я побежала.
29
Домой я вернулась около трех ночи, неся в руках два мокрых коричневых пакета. Гриффин все еще не спал. Он сидел на кухне, приходя в себя после тяжелого вечера, а на столе перед ним лежала раскрытая книга и стояла большая кружка кофе. Вторая порция кофе варилась на плите.
– Привет, – сказала я.
– Привет, – ответил Гриффин.
Он посмотрел на пакеты, потом снова на меня. Вид у него был скорее усталый, чем сердитый – очень усталый и зловеще спокойный, – и от этого вопрос, с чего же начать, сразу сделался еще труднее.
Я прошла в кухню, поставила пакеты на стол и нерешительно присела напротив.
– Когда ты вернулся домой? – спросила я.
Гриффин взял одной рукой кружку и поднес ее ко рту.
– Недавно. Мы решили устроить полуночный ужин для тех, кто мужественно продержался до конца.
– И что вы приготовили?
По взгляду Гриффина я видела, что ему не хочется отвечать. Что из всех возможных вопросов этот, пожалуй, самый неуместный. Но у меня был план – по крайней мере, так мне казалось.
– Мини-бургеры с шампиньонами и луковый суп со специями, – ответил Гриффин.
– Сам-то ты успел перекусить?
Он покачал головой, плотно обхватив рукой кружку: