Мое простое счастье Дейв Лаура
– Да нет, все в порядке. Я и сам понятия не имею как. – Он вздохнул и снова уставился на дорогу. – Затишью вслед всегда приходит буря.
– Ты это к чему?
– Отсюда произошло выражение «затишье перед бурей». Источник неизвестен, но датируется XVI веком. Первоначальная версия нравится мне больше. Затишье не может длиться вечно, если ты живешь по-настоящему. Если живешь в полную силу, буря рано или поздно тебя настигнет.
– Хватит выпендриваться, профессор!
– Кому же, если не мне?
Я рассмеялась.
– Нелегко было убедить ее начать все сначала, – сказал Джесси.
– Шерил? – уточнила я. – И как же тебе это удалось?
Джесси смущенно улыбнулся:
– Когда выяснилось, что Шерил беременна, мы наконец-то смогли сесть и как следует поговорить, и я сказал, что в ее отсутствие раскрыл секрет.
– Секрет чего?
Джесси пожал плечами:
– Чего-чего? Любви!
– Ах, этого…
– Этого самого.
Но прежде чем я успела спросить, в чем же его секрет, Джесси остановил машину у обочины дороги позади небольшого здания, которое было мне прекрасно известно – ресторан Гриффина.
– Нам сюда? – спросила я.
– Угу, – ответил Джесси, выключая зажигание.
– Зачем?
Но вопрос мой был обращен в пустоту, потому что Джесси уже обходил машину, чтобы открыть мне дверцу.
– Иди за мной, – велел он, когда я шагнула на тротуар.
Так я и сделала.
Вслед за Джесси я подошла к парадному входу в ресторан и увидела над ним вывеску – ту самую красную вывеску, которая раньше лежала на земле. Теперь она висела на месте, и на ней появилось название, выведенное большими печатными буквами – красивыми черными буквами. Оно состояло всего из одного слова:
ДОМ
Я долго смотрела на вывеску, а потом сказала:
– Дом… Мне нравится.
Джесси только кивнул и как-то странно улыбнулся. Затем он открыл дверь и пропустил меня вперед.
Я вошла внутрь и обомлела. Как это объяснить? Как вообще такое можно объяснить – момент, когда все встает на свои места, а мир вокруг начинает двигаться одновременно медленнее и быстрее и ты полностью присутствуешь здесь и сейчас.
Стены ресторана больше не выглядели голыми: их покрывали удивительной красоты рамки: черные, металлические, деревянные, зеркальные…
А в рамках – мои фотографии.
Все мои фотографии, как будто с ними ничего не случилось. Как будто они не погибли среди кетчупа и черники от рук двух маленьких мальчиков. Как будто они всегда были здесь, всегда принадлежали этому месту.
Не веря своим глазам, я прикоснулась к стене. Величественный дом во фламандском стиле рядом с еще более величественным домом в стиле «искусства и ремесла» на острове Нантакет, современная квартира в Кейптауне рядом с бывшей церковью в Пренцлауэр-Берг…
– Как он это сделал?
Джесси стоял прямо у меня за спиной, скрестив руки на груди.
– Если готов приложить усилия, многое, оказывается, можно спасти.
Я была поражена, хотя «поражена» – слишком слабое слово, неспособное передать то, что я чувствовала.
Я повернулась к Джесси. По щекам у меня текли слезы.
– Так это и есть твой секрет?
– Что? – переспросил Джесси, склонив голову набок.
– Это и есть секрет любви?
– А! – кивнул он. – Нет, хотя звучит тоже неплохо.
Я засмеялась и обняла его, вытирая глаза рукавом. Через плечо я смотрела на стены – мои стены, – стараясь охватить взглядом все, что могла увидеть.
– Мой секрет проще, – сказал Джесси.
– И в чем же он?
– Иногда мы не ошибаемся с выбором.
38
Когда мы подходили к больнице, сквозь вращающиеся двери навстречу нам вышла Джиа. Вернее, так: навстречу нам вышли Джиа и Эмили – вместе.
Джесси резко сменил направление и заспешил к боковой двери.
– Ты куда? Они же нас видят!
– По барабану. Я сматываюсь.
Я схватила его за руку и сердито зашипела:
– Джесси! Даже не думай меня бросить! По-моему, мы это уже проходили!
Он высвободил руку и стиснул мое плечо:
– Точно. Где-то это уже было.
Джесси едва заметно махнул рукой и зашагал к боковой двери, но прежде наклонился ко мне и прошептал:
– Да, кстати, чтобы тебя не застали врасплох… Гриффина нашла Джиа.
– Что ты сказал?
Но Джесси уже исчез, а передо мной стояли Джиа и Эмили – бок о бок, словно единое целое, в одинаковых черных пальто и кашемировых двойках. Обе они выглядели как моя полная противоположность, и рука у меня невольно потянулась поправить растрепанные волосы и одернуть порванную водолазку.
Я улыбнулась:
– Здравствуйте…
Они улыбнулись в ответ.
– Гриффин сказал, что ты приехала, – заговорила Джиа. – С возвращением.
– Спасибо. – Я пыталась сообразить, как упомянуть о том, что она его нашла, не зная совершенно никаких подробностей. – И… спасибо.
– За что?
– За то, что нашла его.
Она опять улыбнулась, на этот раз более искренне:
– Тебе спасибо – за то, что вернулась. Ему уже лучше. Он стал опять сам на себя похож.
– Рада, что ты так думаешь, – сказала я, чувствуя, как внутри что-то расслабилось и отпустило.
Затем я повернулась к Эмили:
– Я только что видела ресторан – только что видела «Дом»…
Я хотела добавить, что ресторан смотрится потрясающе, но слово это казалось слишком блеклым по сравнению с моими чувствами, и я не договорила, надеясь, что Эмили все поймет по моему молчанию.
Как ни странно, она, похоже, поняла.
– Он отлично потрудился, правда?
– Правда, – ответила я.
Эмили кивнула, как бы соглашаясь с собственными словами. Это, конечно, не то же самое, что похвалить мои фотографии или хотя бы о них упомянуть, но и не то же самое, что совсем ничего не сказать. И я решила сосредоточиться на последнем.
– Пожалуй, мне пора домой, – сказала Джиа. – Брайан ждет.
Эмили заправила ей волосы за уши:
– Хорошо, милая. Еще раз спасибо, что зашла.
– Передайте Джи, что если ему что-нибудь понадобится, я всегда рядом.
– Обязательно, – ответила Эмили.
Джи? Она называет его Джи… Но это ничего. Просто еще одна мелочь, о которой я не подозревала. Она называет его Джи и знает – возможно, даже лучше меня, – когда он похож на самого себя, а когда нет. У них была своя история – долгая, глубокая история, – и она никогда не исчезнет.
Но теперь у нас тоже есть своя история, и она для нас гораздо важнее. Наш первый брак. Время, когда мы учимся делать все правильно.
«Жизнь – сложная штука», – сказал Эли в Лондоне. «Затишью вслед всегда приходит буря», – заметил Джесси всего несколько часов назад.
Глядя на мою свекровь и девушку, которую она хотела бы видеть своей невесткой, отрицать это было невозможно.
Но ведь мы можем все изменить, правда? Хотя бы иногда? Особенно теперь, когда мы едва не потеряли самое важное?
Разве не могу я – прямо сейчас – сделать свою жизнь немыслимо, немыслимо… чистой?
И, повинуясь этому порыву, я одарила их еще одной улыбкой – на сей раз бесстрашной.
– Я очень рада видеть вас обеих.
С этими словами я заключила их в объятия, словно ничего естественнее и быть не могло. Треугольные объятия. Причем две стороны треугольника стояли по стойке «смирно» и ждали, когда же это кончится.
Наконец Джиа неловко отстранилась.
Затем ее примеру последовала Эмили, поправляя юбку и безуспешно пытаясь скрыть изумление.
– Ну, – сказала она, – мы пойдем.
А все же хорошо, что я это сделала!
Я сидела на подоконнике и смотрела на спящего Гриффина. Маску с него уже сняли, трубок тоже стало меньше.
Гриффин спал уже несколько часов, а я смотрела на него и думала, как же сказать ему спасибо за ресторан. Как вообще можно отблагодарить за такую непоколебимую веру в меня, в мое будущее? Самое меньшее, что я могу сделать, это быть с ним честной.
И тут же Гриффин проснулся.
Он повернулся ко мне, загораживаясь ладонью от солнца, затем, когда глаза привыкли к свету, закинул руку за голову и улыбнулся.
– Привет, – сказал он.
– Привет. Как ты себя чувствуешь?
Гриффин немного помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Немного лучше, пожалуй… – решил он. – Нечто среднее между «немного лучше» и «гораздо лучше».
И выглядел он тоже лучше – Джиа была права. Настоящий Гриффин вернулся еще не полностью, но я видела, что семена уже дают ростки и пробиваются наружу…
– Это хорошо, – сказала я. – А у меня есть новость, от которой станет еще лучше: врачи говорят, что тебе можно вернуться домой.
– Сегодня?
– Не сегодня, но скоро. Может быть, завтра.
– Согласен на «скоро»… И на «может быть, завтра» тоже.
Я соскочила с подоконника, подтащила к кровати единственный в комнате стул и поставила его так, что спинка оказалась между нами.
Гриффин просунул руку между прутьями и взял меня за руку, обхватив мои пальцы.
– Расскажи мне кое о чем…
– О чем?
– О Лондоне.
Я посмотрела вниз, на наши руки, как будто они знали ответ.
– Не уверена, с чего начать…
– Начинать обычно лучше с начала.
– Ну… когда твой брат позвонил и сообщил, что с тобой случилось… что ты в больнице… я как раз уволилась с работы…
– И это у тебя называется начало? – поинтересовался Гриффин.
Я улыбнулась:
– Я бы вернулась в любом случае. Уехать я решила еще до того, как Джесси позвонил.
– Почему?
Я слегка пожала плечами:
– Это была работа мечты, но ты оказался прав – не моей мечты.
Гриффин кивнул, но не нарушил молчания. Он смотрел на меня и ждал, когда я расскажу ему, что собираюсь делать дальше.
– Когда позвонил твой брат, я как раз набирала номер Ника. – Я сделала глубокий вдох и продолжила: – Я поняла, чего хочу, и набирала номер Ника, чтобы сказать ему об этом.
– Сказать ему? – переспросил Гриффин.
– Наверное, стоит все-таки начать с начала…
Гриффин рассмеялся и сжал мою руку:
– И вот теперь… именно теперь она хочет начать с начала!
– Я должна была поехать в Лондон, Гриффин, потому что раньше я не знала всей истории.
– И чего же ты не знала?
– Почему я выбрала тебя.
Я встретилась с ним взглядом, чтобы он почувствовал: я говорю от всего сердца.
– Я выбрала тебя не по минутному капризу. Всю свою жизнь я соглашалась только на самое лучшее, самое достойное – мчалась на другой конец света, лишь бы найти то, что сделает меня счастливой. А потом я нашла тебя, и ты хотел одного: чтобы я считала достойной себя… – Я замолчала, еле сдерживая слезы. – И ради этого ты даже построил мне ресторан…
Гриффин улыбнулся и безуспешно попытался притянуть меня к себе прямо сквозь спинку стула.
– Иди-ка сюда, – сказал он.
Я кивнула и забралась к нему в постель. Мы оба лежали на боку, лицом друг к другу.
Гриффин поцеловал меня сначала в лоб, потом в обе щеки.
– Так что там насчет Ника? – спросил он.
Я попыталась объяснить Гриффину то, что узнала о Нике, хотя на это у меня ушло пять лет совместной жизни, болезненный разрыв и запоздалое предложение руки и сердца: мы любили друг друга (я – тормоз, знаю…). Но любовь наша была трудной и бесполезной, потому что мы любили друг друга по очереди, а не одновременно. Невозможно все время любить друг друга одновременно, но надо, чтобы получалось хотя бы иногда. В конце концов, разве умение любить, любить вместе – не самое главное?
Было и еще кое-что: после разрыва с Ником я стала другой. Гриффин сделал меня другой. Вот на что способна любовь! И я не хотела стать прежней и соглашаться на меньшее, чем могла получить здесь, с Гриффином: научиться поддерживать любимого человека и позволить ему поддерживать себя.
– Одного не понимаю, – сказал Гриффин, – если ты осознала все это еще в Лондоне, почему ты звонила Нику?
– Ах, да… – произнесла я, энергично кивая головой. – Потому что я поняла еще кое-что.
– И что же?
– Я хочу, чтобы он вернул мне собаку.
Грудью я почувствовала, что Гриффин улыбается. Не переставая улыбаться, он коснулся губами моих губ, и с минуту мы целовались. А потом он расхохотался.
– Что тут смешного? – спросила я и тоже развеселилась – от одного звука его смеха. Мы оба смеялись так громко, что я даже испугалась, как бы ему не стало хуже.
– Я надеялась забрать ее до того, как прилечу к тебе, но вышло по-другому.
– Я смеялся не над этим.
– А над чем?
– Мы с Джесси смотрели в окно, когда ты разговаривала с мамой и Джиа.
Я вытаращила на него глаза:
– Ты видел, как мы обнимались?
– Не только видел, но и сфотографировал!
Я зажмурилась:
– Я сейчас сгорю со стыда!
– Не надо. От такого зрелища я сразу выздоровел.
– Это жестоко, – сказала я, краснея, но все же расслабилась и прижалась к нему.
Впервые с тех пор, как мы расстались, я почувствовала, что могу по-настоящему расслабиться.
– Гриффин, – сказала я уже мягче, интимнее. – Я подумала еще кое о чем.
– Как, еще о чем-то?
– Еще об одном, – кивнула я.
Он посмотрел прямо на меня и отвел с моего лица прядь волос:
– Выкладывай.
Я прижалась к его руке, в которой он по-прежнему сжимал прядь моих волос:
– Знаю, это глупо, но я хочу устроить свадьбу. Хочу купить за сумасшедшие деньги пышное белое платье, надеть туфли для танго и станцевать на заднем дворе первый танец. Хочу сделать дурацкий снимок с нашими матерями и мучиться на следующий день похмельем. Хочу сказать, что между нами все всерьез.
С минуту Гриффин молча глядел на меня, потом кивнул:
– Я «за».
– Отлично. И я не говорю, что это надо сделать завтра, просто когда-нибудь…
– Да уж, завтра, пожалуй, не выйдет.
Я рассмеялась. Гриффин наклонился ко мне и прошептал:
– Но если ты скажешь это прямо сейчас, так и будет.
Прошла целая минута, прежде чем я поняла, что он имеет в виду, и еще одна минута, прежде чем я все-таки произнесла:
– Между нами все всерьез.
И тут же, словно по сигналу, вошла медсестра и сообщила, что мы можем ехать домой.
39
Наверное, самый важный урок, который я вынесла из работы над колонкой «Сто открытий», таков: идеальных путешествий не бывает. До какой-то степени я понимала это и раньше, но укреплялась в своем мнении каждый раз, когда очередной читатель задавал мне сакраментальный вопрос: «Если бы вы могли совершить только одно путешествие, куда бы вы отправились?»
Я бы могла не задумываясь выбрать Сицилию, чтобы еще раз посетить самый красивый водопад, какой мне когда-либо доводилось видеть; или столицу Венесуэлы Каракас, где есть маленькая лестница, ведущая в огромный зал для танго – вряд ли мне посчастливится танцевать в более великолепном зале; или крошечный бар в Брэтлборо, штат Вермонт, в котором я с радостью провела бы полжизни, и не только потому, что там подают самые вкусные в мире макароны с сыром; или лесную гостиницу в Биг-Сюре, где душа дышит свободно, ни у кого не спрашивая на то позволения.
Пусть никто не желает признавать, что все настолько сложно (или настолько просто), но в конечном счете в каждом месте можно найти свои особые сокровища и нигде не получить всех удовольствий сразу. Однако никто не хочет этого слышать, потому что тогда ответственность ложится на нас: мы сами должны решить, что выбрать, а от чего отказаться.
За день до моего тридцать третьего дня рождения, через несколько недель после того, как я переехала в Уильямсберг насовсем, я сидела на диване в гостиной и делала вид, что работаю.
Я делала вид, что работаю, а сама наблюдала в окно за игрой в детский бейсбол, которая, правда, давно разладилась: близнецы бегали друг за дружкой по заднему двору, а счастливая Мила прыгала вокруг с мячом в зубах.
Я засмеялась, глядя на них, и заставила себя повернуться к экрану компьютера. Я же сама решила, что не выйду во двор, пока не допишу введение к своей книге. Моя книга… Приятно произносить эти слова вслух. Приятно и немножко страшно, хотя на последнее я старалась внимания не обращать. Книга представляла собой альбом с фотографиями – фотографиями красивых домов. Она рассказывала о том, как одна журналистка нашла собственный дом и ее путешествие наконец-то закончилось. Или началось – как посмотреть.
– Тук-тук…
Я обернулась: на пороге гостиной стоял Гриффин, держа в руках огромную миску попкорна в сливочном масле.
– Как продвигается работа? – спросил он.
– Если бы ты принес попкорн сюда, я бы, пожалуй, ответила.
Гриффин подал мне миску, а сам примостился на краю дивана.
– Итак?
– Итак… – Я бросила взгляд на экран. – Пока я набрала пятнадцать.
Глаза у него расширились от удивления:
– Страниц?
– Слов.
Гриффин замолчал, что-то прикидывая.
– Хороших? – спросил он наконец.
– Неплохих.
– По-моему, ты заслужила небольшой отдых.
– Слава богу!
Я закрыла ноутбук и потянулась к Гриффину для долгого поцелуя. Он привлек меня к себе, и я прижалась ухом к его груди. Я по-прежнему постоянно слушала, как бьется его сердце. Наверное, со временем я перестану и стук его сердца больше не будет меня пугать. Но пока он меня пугал.
Гриффин поцеловал меня в макушку:
– Я тут подумал: раз у меня выходной, может, посмотрим кино?
– Звучит заманчиво.
– Правда?
Я зачерпнула большую пригоршню попкорна: